Поднимаюсь с колен и осматриваю свою одежду, снова полностью испорченную от слюней этих тварей и от когтей Вэлериу. Хочется смыть с себя эту вонь, которую до сих пор хранит моё тело. Ищу глазами полотенца, которые бросила на кровать. Но их нет. Прекрасно. А вытираться чем?

Раздражённо вздыхаю и вхожу в ванную комнату, в которой так и горят два непотушенных факела на стенах. Усмехаюсь самой себе, обнаружив полотенца, чистые и аккуратно сложенные на стульчике рядом с ванной. А на них ещё что-то. Подхожу и подхватываю руками чёрную прозрачную ткань. Поднимаю что-то похожее на ночную сорочку, но слишком вульгарную для меня. Боже, я таких вещей отродясь не имела и не должна была иметь. Все это ведёт к греху, как и мысли даже о красивом и чувственном нижнем белье. Подобные сайты закрыты, где можно было бы лицезреть такие наряды. Но нам с Римой удалось раз увидеть показ мод, но он оборвался, и больше не было доступа к этому сайту. Наше же белье было из хлопка, простейшие бюстгальтер и трусики. А тут такие изыски и не для юности, а для зрелых дам. Но выбор разве есть? Ведь спать в чем-то надо.

Ловлю себя на мысли, что пальцы теребят ткань и наслаждаются её лёгкостью, мягкостью и приятной лаской. Оборвать себя на этом. Недопустимо. Откладываю вульгарную одежду и беру утеплённый халат из парчи, темно-бордового цвета и расшитого той же серебристой нитью, что и платье, которое сейчас на мне. Изумительный халат, настолько прекрасный, улыбаясь, кладу его уже бережнее.

Включаю кран и сбрасываю с себя одежду, забираясь в тёплую воду, и смываю с себя гадкий запах, как и волосы, тру с особой тщательностью. Переодеваюсь в предложенный наряд и наглухо застёгиваю халат, обувая тапочки, выхожу из ванной комнаты. Но сна нет, ни в одном глазу, как бы я ни старалась хотеть этого. Мысли. Они не дают спать. Крутятся и крутятся в голове. Быстро настолько, что не могу ухватить ни одной. Сажусь на постели и смотрю перед собой. А что сейчас делают они? Невозможно угадать, потому что я их не знаю. Господи, я даже не уверена, кто я.

Расправляю полы халата, вставая с кровати, подхожу к шторам и раскрываю их. Щёлкаю на ручку, и в лицо ударяет ледяной воздух. Но надеюсь, что это поможет мне уснуть и, по крайней мере, забыть этих тварей внизу.

Обнимаю себя руками, выхожу на балкон. Никогда в жизни не видела чёрное море, да и любое море. Только озеро. Это, я уверена, оно. И я не знаю, насколько мы далеко от берега и где он, ведь передо мной бескрайняя вода и горизонт, мерцающий огнями звёзд. Но делаю шаг ближе к высоким каменным перилам, вглядываясь в волны, бушующие внизу. Я на самом верху замка, в одной из башен, есть ещё одна слева от меня, симметрична моей. Поворачиваюсь к морю, закрываю глаза и вдыхаю незнакомый запах. Невозможно понять, чем оно пахнет. Свободой. Непредсказуемостью. Изменчивостью. Звук волн так прекрасен, так необычен и ласкает слух. Душа словно тянется к этому великолепию, вдыхая в себя этот невероятно прекрасный аромат кристальной чистоты природы.

– Наслаждаешься? – неожиданно вторгается насмешливый голос и прекращает всю красочность момента, да и пугает меня. Распахиваю глаза, поворачиваю голову к сидящему на перилах Луке.

– Что тут забыл? – зло спрашиваю я, отходя от него на шаг.

– Гулял, а ты нарушила мою романтичную прогулку под луной и звёздами, – недовольно произносит он, бросая на меня взгляд.

– Я?! Это ты сидишь на моём балконе! И как ты, вообще, сюда забрался? – возмущаюсь я.

– Просто. Смотри, – подскакивает на ноги и прыгает на кладку, цепляясь ногтями, и как зверь ползёт по камням. Мои глаза распахиваются шире от этого, и я подбегаю к перилам, чтобы лучше рассмотреть это. А он смеётся, ползая по стене, и делает кувырок в воздухе, приземляется прямо за моей спиной.

– Понравилось? Хочешь так же? – спрашивает он, когда я резко оборачиваюсь к нему.

– Не особо, – качаю головой, снова обнимаю себя руками и скрываю тело от порывов ветра вокруг меня.

– Ну и дура, – смеётся он, облокачиваясь о перила.

– Скажи, почему ты так меня ненавидишь? Что я сделала тебе? – хмурюсь, смотря на парня, спокойно стоящего напротив меня. Даже его светло-зелёные глаза сейчас блестят в свете луны странным свечением.

– У меня много причин. Убийство моей семьи, моей возлюбленной, предательство…

– Но меня тогда ещё не было! – возмущаюсь я, перебивая его.

– Ну и что? Самого факта того, что ты состоишь в родстве с Василикой, для меня уже достаточно, как и каждому из нас, – пожимает плечами.

– Почему с ней? Моя мама её дочь или кто? – спрашиваю я.

– В твоей матери, как и в тебе, течёт её кровь, благодаря которой вы вот такие суки. Каждый, кто обращён от первого, является кровным его родственником. И неважно рождён ли он в одном роду с ним или же был просто несчастный, попавший под эту раздачу счастья. Кровь роднит больше, чем ты можешь себе представить. И твоя кровь ещё даст о себе знать, – объясняет он.

– Но я человек, – настаиваю на своём.

– Пока, да. Твоё время пришло. Восемнадцать – возраст, который свидетельствует о готовности организма перестроиться. Если этого не сделать по окончании этого года, то больше никогда не будет возможности стать такой, какой ты должна быть. Ты заболеешь, а впоследствии умрёшь молодой.

Передёргивает от холода, но мне хочется узнать ещё и, несмотря на дрожание всего тела, стою и пытаюсь выстроить вопросы в голове.

– А почему…

– Зайди в комнату, раньше времени болеть тебе не стоит. Брат будет зол ещё хлеще, – указывает рукой на дверь. И даже не хочу отрицать этого, а только юркаю в спальню. Лука входит за мной и закрывает плотно двери, задёргивая шторы.

Осматривается и со всего разбегу плюхается ко мне на постель, словно у нас ночные посиделки.

– Это, вообще-то, моя спальня. Но мне пришлось пожертвовать ей для тебя. Жалко так, – тянет он.

– Переживёшь, – хмыкаю я. Подхожу к камину и вытягиваю руки, чтобы согреть озябшие пальцы.

– Чувствую твой интерес. Спрашивай, пока брат не узнал, что я тут по доброте душевной решил поболтать с тобой, – говорит Лука. Оборачиваюсь к нему, довольно улыбается, настолько себялюбивый, что вызывает только желание ударить его, да побольнее.

– Почему он не хочет, чтобы вы говорили со мной? – выпрямляясь, подхожу к пуфику рядом с зеркальным столиком и сажусь на него.

– Он у нас единоличник, жаждет сам тебя ввести в курс дела. Но во время искушения ничего не слышит, кроме стонов и собственного наслаждения. Для него это сейчас на первом месте, а не ты.

– Во время искушения? – переспрашиваю я.

– Секса, детка, трахается он со своими девочками. Ну не только трахается ещё и питается, как и многие сейчас, – усмехается, когда я закрываю глаза, чтобы перебороть смущение от его слов. Да-да, знаю, что есть такое слово, но оно не произносится. Не разрешается, как и порнография, даже лёгкая эротика запрещена. Строгость и следования правилам. Поэтому для меня все, что касается этого запретного слова, неприятно и… интересно?

– А ты почему тут? – открываю глаза, с прищуром смотрю на Луку.

– Я уже закончил и меня это мало интересует, только питание, поэтому мне скучно стало, решил пройтись, а тут ты такая вся одинокая. Вот я и решил разбавить твою мрачную печаль, повесели меня своей глупостью, – издаёт неприятный смешок.

– Слушай, свали отсюда, а? Достал уже. Ты хоть кого-то, кроме себя видишь? Да и уверена, ни с кем ты не был. Кто ж достоин такого напыщенного осла? Только правая рука! – выпаливаю я от возмущения и тут же густо покрываюсь краской. Это я сказала? Правда?!

На секунду замирает, а затем откидывает голову и громко смеётся, стуча ногами по мехам на кровати.

– Закрой рот уже, – шиплю я, ещё больше собирая в себе ярость на него.

– Ты так скоро сама будешь не против полежать на столе, – продолжает хрюкать от смеха. Подрываюсь с места, хватая подушку на постели, и запускаю в него. Он отбивает её рукой, разрезая наволочку, как и саму ткань, что по всей комнате разлетаются перья.

– Ну, держись, Лия, – садится на кровати и берет в руки другую подушку, швыряя её в меня. Я успеваю отскочить и поймать её. Прищуривается, ожидая от меня ответного хода. И я в долгу не остаюсь, сильнее хватаю её, и забираюсь на кровать, ударяю ею его по голове. Хватается за неё и тянет на себя, а я на себя. Раздаётся сильнейший треск, и я падаю спиной назад, громко кричу. Не успеваю я долететь до пола, как оказываюсь в руках смеющегося Луки.

– Ты идиот, – не могу не улыбаться, продолжая держать часть подушки в своих руках. А вокруг нас полно перьев. Лука бросает меня прямо на кровать под свой задорный смех. Волна перьев поднимается надо мной и зависает в воздухе, настолько красиво кружась, что я задерживаю дыхание и наблюдаю за этим фокусом.

– Смотри ещё, – шепчет он, ложась рядом со мной, и рукой водит по воздуху, заставляя перья кружиться над нами. Это невероятно красиво, невообразимо и сказочно. С таким восхищением я смотрю, как появляются в воздухе разные фигуры. То птица, то змея, то облако, то молния.

– Здорово, – поворачиваю голову к парню, улыбается и играет бровями.

– Так скучал по этому, ты не представляешь. Столько столетий прятать в себе это и довольствоваться тайно кровью животных и редко друг друга. Петру позволял пить его кровь, поэтому так сильно вырос в человеческом теле. Хотя он младше меня на пятнадцать лет. Это невыносимо больно питаться братом, чтобы найти другого, – печаль в его голосе вызывает жалость к нему, которая противоречива, вообще, к такому существу, как Лука. Но мне жаль его, очень жаль.

– Спасибо тебе, Лия, что всё же вернула брата. Он единственный, ради кого я продолжаю жить. Да, я слышу то, о чём ты думаешь сейчас. Твои мысли, как эти перья, летают в воздухе и задерживаются. Имеют разный запах и их можно отличить. Ты противоречива, но ты одна из нас. Тебе проще будет принять то, что, когда окончится война, тебе придётся обратиться. Ты хоть и враг, но весёлый враг и необходимый союзник в бою. С твоей помощью мы отомстим, – поворачивает голову ко мне. А я вздыхаю, отворачиваясь от него. Опускает руку, и перья падают прямо на нас.

– Я просто не могу поверить. Так много информации, так много страха и ужаса, что познала, не дают мне даже думать. Я многого не понимаю. Я не понимаю, зачем убивать друг друга, если можно все решить миром? – сажусь на кровати, смахивая с халата перья.

– Нельзя, Лия. Не мы первые её начали, а Василика. И не будет мира, пока не произойдёт война. Василика не оставит тебя ему, как и не желает того, чтобы мы существовали. Ей было мало того, что брат ей подарил. Она хотела быть единственной в своей власти. Но с уходом брата и у неё ушла часть сил, и осталась возможность только копить их. Брат обратил её, – садится рядом.

– Но… они говорили… Петру говорил…

– Врал, чтобы не забивать ещё больше твою пустую головку. Когда брат очнулся и вышел из озера, первую, кого он встретил, была Василика. Он пытался объяснить ей, что с ним что-то не так. Но учуял кровь, её кровь. Не смог противостоять, и чуть было не убил её, пока пил. Разум сам ему подсказал обменять её жизнь на его часть крови. Он это сделал, и девушка очнулась, уже такой же, как он. Я не знаю точно, что было дальше, но Вэлериу пришлось бежать. Он нашёл нас в горах и обратил меня, Георга, оставшихся мужчин и женщин. Женщин к себе призвала Василика. Она… имеет власть над женским родом. И когда ты станешь такой же истинной веры, как и мы, то сразу пойдёшь по её зову. Нам пришлось скрыться, и мы нашли эту землю, на которой начали выстраивать замок. Один из наших мужчин услышал голос своей жены и пошёл на него, там его схватили и передали Вэлериу послание, что если он не придёт к честному бою, то весь его народ будет сожжён. Ему ничего не осталось. Он запретил нам идти с ним и исчез навсегда. Мы ждали его год, два, три, а потом узнали, что больше никогда он не вернётся к нам. Георг, твой отец, он передал нам мысленно послание, что Вэлериу жив и находится в Эллиаде. После этого и он пропал.

– То есть Василика зла на Вэлериу, потому что тот убил её? – спрашиваю я, медленно осознавая масштаб этой давней вражды.

– Василика зла на брата, потому что он был первым, потому что сильнее, потому что выжил и потому что отрёкся от неё. Женщины, вы такие же влюблённые в себя, как жабы, – кривится Лука.

– И Василика просила его сделать её такой же, когда увидела его. Молила и просила прощения, признавалась в любви. У моего брата было доброе сердце, слишком доброе, которое поглотила женская жестокость и эгоизм. Там что-то случилось ещё, но об этом не говорится больше. С этого момента брат настроен убить Василику, как и других, кто был в то время там.

– Мама… она тоже была? – тихо произношу я, смотря в спокойное лицо Луки.

– Не знаю. Вэлериу не говорит, кто там был. Но, уверен, скажет, ведь нам предстоит с ними встретиться вскоре, и ты сама всё увидишь.

– И моя роль в этом быть наживкой? – уточняю я.

– Возможно, – пожимает плечами, – а, возможно, ты тут только для развлечения.

– Лука! – возмущаюсь я, когда вижу, что вся серьёзность разговора улетучилась словно пыль. И этот черт вновь вернулся к своему неприятному характеру.

– Да, Лия? Хочешь, предложить мне что-то? – оглядывает меня голодным взглядом и ухмыляется.

– Только посмей, – предостерегающе выставляю руку вперёд.

– А я могу показать тебе многое, – его рука поднимается и ногтем он дотрагивается до моего плеча, вычерчивая на нём какой-то узор.

– Я воздержусь. А сейчас уходи, – отодвигаюсь от него, вставая на ноги.

– Да больно и хотелось. Ты скучная, Лия, ничего не умеешь, а если хочешь соблазнить брата, и чтобы он хоть на долю секунды захотел тебя, то… а, да ничего тебе не поможет, – нагло заявляет он. Смеётся и вскакивает с постели.

– Я даже не думала об этом! – уверенно говорю я, повышая голос.

Лука подходит к моей двери и оборачивается, медленно осматривая меня с ног до головы. Встречается со мной взглядом, приподнимая уголок губ.

– Уверена, Лия? Или только хочешь казаться той, в кого тебя пытались превратить? – выходит за дверь, и слышу, как смеётся за ней, спускаясь вниз.

Но я уверена, что ни разу даже не подумала о Вэлериу, как о… о мужчине. Он же мёртвый и сейчас развлекается. Развлекается с какими-то проститутками. А я слушаю его братца и сотрясаюсь внутри от разрывающих меня чувств непонимания того, что мне делать. Покорно принять свою участь или бороться? Есть ли за что? Ничего нет больше. Ни грамма любви к матери, готовой убить меня. И становится себя так жаль, опускаюсь на пол и кусаю руку, чтобы не разрезать воздух вокруг себя криком отчаяния. Мне больно. Внутри так больно от того, что невольно стала вещью. Принять себя новую сложно, ведь столько лет живёшь иначе. А тут все валится на меня снежным комом и подминает под себя. Я одна. Совершенно одна и страшусь будущего.