– Вэлериу, я не стану убивать тебя. Ты же понимаешь, что я это сказала… сказала под… – вскакиваю с места, запуская руку в волосы от бури чувств и понимания, что снова совершаю глупость. Да даже закончить предложение не могу, потому что трясёт всю от осознания.

– Сказала под воздействием греха. Понимаю, но и ты должна понимать, что угрозы так просто не бросают на ветер, – равнодушно пожимает плечами, поворачиваясь ко мне, и берет в руку бокал.

– Но я! Да прекрати это! – кричу я так громко, что даже голова кружится от переизбытка эмоций.

– Прекратить что? Показывать тебе, что такое сила или что такое бесполезные угрозы? – и раздражает он своим спокойствием. Ведь мне страшно от всего. Страшно, что даже подумала об этом, что согласилась. Может быть, проще сдаться, ведь выбора и так нет?

– Ладно, признаю, что я это заявила сгоряча и не подумала об этом. Но и ты ведь неглуп, чтобы предлагать мне оружие, которое сможет убить тебя. Верно, Вэлериу? Выходит, я изначально проиграла. Так к чему сейчас этот фарс? – злюсь, сжимая руки в кулаки.

– Ты начала понимать суть. Это стоит того, чтобы умереть ещё раз, – делает глоток из кубка и откидывается на стул, наблюдая за мной.

– Я хочу к себе, – отворачиваюсь, желая поскорее спрятаться и пережить в себе случившееся.

– Нет. Ужинай, – стул придвигается позади меня и ударяет по внутренней стороне коленей, с писком падаю на него.

– Прекрати. Что ты хочешь? От меня что хочешь? Я призналась, ты прав, что дальше? – ударяю ладонью по столу, не сумев проконтролировать разрывающие меня эмоции.

В этот момент двери распахиваются, и входит мужчина. Несет в руках тот самый крест, который был в церкви. Я его помню. Эти рубины такие тусклые там, сейчас же сверкают яркими кровавыми камнями. И нож. Длинный с усыпанной теми же камнями рукояткой. Мужчина кладёт это всё перед Вэлериу, и он рукой отсылает его. В зале повисает давящая тишина.

– Это мне подарил отец, когда я решил в тринадцать уйти в монахи. Он не возражал против моего решения, хотя с детства я изучал, как убивать людей. Не мог. Рука не поднималась. А сейчас же у меня длинный список тех, кого убил и не ножом, – берет в руки крест и кладёт его передо мной, как и нож.

– Жизнь играет по своим правилам, а точнее, Он. Наказание всегда найдёт тебя, где бы ты ни был. Так что, драгоценность моя, возьми. Это твое, и, как понимаешь, меня этим не убить. Остается нож, – встаёт и указывает на вещи. – А я готов.

Поднимаю на него взгляд и содрогаюсь от его слов. Глаза туманят слезы, когда рука сама тянется к кинжалу. Это не я! Она сама хватается за рукоятку.

– Вэлериу… не надо, – шепчу я, держа крепко в руках оружие.

– Необходимо. Для многих доверие проверяется только после смерти. Так пробуй, я не против. Ведь я знаю ход твоих странных мыслей и твои настоящие желания. Ты хочешь быть свободной и любимой. Этого все хотят, но любовью мы привязываем людей и ни о какой свободе не идёт речи. Мы заставляем себя быть с ними, так разорви эту цепь. Потому что тебя я не отпущу. Ты моя тайна, и я собираюсь разгадать её. Оставить себе.

Моё тело поднимается само, и я знаю, что это делает он, так пристально смотря в мои глаза. Повелевает мной и ведь мог сделать со мной и раньше, что угодно. А я… я не могу сопротивляться. Предательство. Отчаяние. Жалость. Желание жить и хоть во что-то верить.

Рука поднимается с кинжалом. Сцепляю зубы, пытаясь побороть эту силу во мне. Его силу. Должна же быть и моя где-то! Ведь я одна из них! Я тоже могу иметь мощь. Картинки… незнакомые картинки огня бегают перед глазами, мольбы о помощи и глаза. Глаза ребёнка, так доверчиво протягивающего ко мне руки.

– Нет! – кричу я. И этот крик вырывается из груди сильнейшим всплеском волн, нож вылетает из моей руки. Меня саму словно подбрасывает в воздухе. Делаю глубокий вдох, и ноги подкашиваются.

Вэлериу подхватывает меня за секунду до падения одной рукой. Такая слабая, не могу пошевелить ни пальцем. Безвольная, а внутри опустошённость.

– В этом твоя прелесть, Аурелия, моя радость, – наклоняет лицо ко мне, проводя ногтями по щеке, а я вишу, как кукла в его руках. Глаза прикрыты, и только слабо могу различить его улыбку и блеск светлых глаз.

– Ты не она. Не Василика. Ты последняя и самая опасная на этой земле, – поднимает меня выше, ноги отрываются от пола, и я парю в воздухе.

– Вернёт тебя искреннее желание. Чистое и безгрешное существо. И оно же погубит тебя. В её руках твоё спасение и смерть. В твоих руках, Аурелия. Ты знаешь, как истребить мой род. Ты знаешь, но пока просто не понимаешь. А когда поймёшь? Когда почувствуешь в себе силу, убьёшь ли ты меня? Или лучше мне тебя первым убить, во имя собственного спасения? – его шёпот проникает в создание тонкими нитями, вышивает эти слова на подкорке головного мозга. Слабо дышу прямо в его губы. Так близко, так прохладно и так горячо.

– Иссушена ты своей же силой, милая моя. Так дай помочь тебе, дай мне вернуть твоё дыхание, – прикасается губами к моим. Такие мягкие, такие странные, глаза закрываются сами. Его рука поддерживает мою голову, а губы… как сладко целует. Как медленно и как это необычно. Греховно и притягательно. А я не могу двинуться, словно не владею телом более. Приоткрывает мой рот своими губами и делает глубокий вдох. Холодный поток воздуха врывается в тело, моментально впитываясь в кровь, и она начинает бежать так громко по моим венам. Настолько прислушиваюсь к этой метаморфозе в моём теле, что не замечаю, как мои руки поднимаются и касаются плеч под тонкой материей шелка.

Что-то происходит со мной и это настолько прекрасно. Так легко и свободно. Желание отбросить все свои предрассудки, слишком долго вбиваемые в голову церковными грехами, и я уже сама целую эти губы, изогнувшиеся в улыбке. Не знаю и не умею, но сейчас мной ведёт та самая врождённая чувственность, что присуща любому человеку. Это безумно. Это так будоражит кровь, что мурашками покрывается тело, когда отвечает на мой призыв. Припадает к моим губам, подминая под свои. Танец агонии и страсти бушует в теле.

Мои руки в его волосах, и они такие шелковые, такие с ума сводящие своей длиной и упругими локонами. А его губы, манящие и словно играючи двигаются на моих. И я чувствую, первый раз чувствую, насколько грех может быть правильным.

Мир перестаёт существовать вокруг, только моё дыхание, а у него его нет. Моё горячее эхо страсти, так ворвавшееся в тело с его холодом и превратившее меня в безумную. Как наркотик, как тот самый опиум, туманящий сознание, оставил только животное желание дотрагиваться до его губ и исследовать их полноту, их мягкость и их силу.

Я не помню, когда поцелуй из нежного и такого певучего, превратился в пылающий цветок на моих губах. Его прохлада настолько сжигает, что издаю тихий стон, когда он отрывается от моих губ. Его рука скользит по щеке, и я жажду больше получить этих прикосновений. Его ногти на моей груди, которая так выпирает из-за тугого платья. Вздрагиваю и таю в этих руках. А он продолжает искушать и ласкает тело, поднимаясь рукой к шее. Приоткрываю глаза, смотря туманным взором на него, полностью поглощённого изучением меня. Вэлериу встречается со мной глазами и в них такой невероятный огонь, в который падаю и я вместе с ним.

Резко отпуская меня, отходит на шаг, а я чуть ли не лечу на стул. Удивлена, обескуражена снова и снова этим поведением. Своим поведением. По щелчку все мысли возвращаются в голову, как и весь стыд.

– Прошу прощения, Аурелия. Оставляю тебя одну, – быстро произносит он, не смотря на меня. Разворачивается и широким шагом буквально вылетает из зала, оставляя меня сгорать от стыда.

Дотрагиваюсь до своих губ, и они горят. Так сильно горят, а я жмурюсь. Тело до сих пор под властью того, что произошло со мной. Давление внизу живота и вся поясница словно обхвачена тугим обручем.

О, Господи, как я могла? Он целовал меня. А я… я отвечала, и это было прекрасно. Лучшего первого поцелуя я бы и не пожелала. И ведь это плохо, это невозможно и вновь слова пастора о губительных демонах, затопляющих чресла юных созданий, врываются в голову.

Открываю глаза и пытаюсь не задохнуться от этих мыслей. Плохо. Плохо. Плохо. Нельзя. Он ведь мёртвый. Он пьёт кровь. Он убивает людей. А кто их не убивает? Все вокруг меня такие, а я не одна из них. Или же такая же? Не знаю! Не знаю я больше ничего! Запуталась и этот поцелуй был явно лишним для моего маленького тела.

Но первый раз за свою жизнь именно этот грех заставляет задуматься. А что есть на самом деле зло в этом мире? Почему так осуждают зарождение симпатии, вложенного в каждого человека природой, а значит и Богом? И почему же симпатию и желание большего нельзя контролировать? Выходит, что все мы подвластны греху, и никто в этом мире не избежит кары небесной. Вэлериу был прав. Только вот я теперь не знаю, как спрятаться от собственного осуждения. Больше такое не должно повториться. Не должно, ведь это будет означать, что я блудница. А я верю в одного и единственного.

Мотаю головой, быстро накладывая себе остывшую еду, и насыщаю тело, дабы сбежать к себе и лучше там. Там безопасно. И он… он ведь тоже убежал от меня и за что попросил прощения? За то, что влил в меня собственного греха? И я ведь чувствую его, ощущаю до сих пор каждой клеточкой тела, оно покалывает и рождает новые и новые мысли. Слишком греховные, слишком опасные и слишком желанные.