Потягиваюсь во сне, переворачиваюсь на бок, и нет той прохлады, что должна согреть сердце. Мягкая постель и ничего другого. Распахиваю глаза, и мои сонные догадки становятся явью. Я одна в кровати, а вокруг меня тишина.

Он же обещал быть рядом, а сам ушёл. Что-то случилось… не нарушил бы обещания. Подскакиваю с постели, и голова немного кружится, а между бёдер появляется неудобство. Подхватываю халат и торопливо застёгиваю его, осматриваясь, ищу подтверждение тому, что было вчера. Одежды нет, постель чиста. Картин тоже нет, как и трещина на камне осталась. Вздыхаю, улыбаясь себе, что была эта ночь. Были его слова. Всё было правдой, как и смерти. Смотрю в окно, за которым темно. Мой сон уже стал схожим с жизнью книжных вампиров. Бодрствую ночью, а сплю днём.

Мотаю головой от своих глупостей и вхожу в ванну, но понимаю, что моя кожа чиста, как и волосы пахнут ароматом мыла, лежащим тут. Но как? Вэлериу или ещё кто-то? И надеюсь, что это был он, пока я спала. Так бережно и нежно позаботился обо мне. Подхожу к раковине и, рассматривая себя, вижу только слабые пятна на шее и ничего более. Воспоминания маминых слов и действий меняют моё радостное и романтичное состояние на иное. Тяжёлое и мрачное. Ведь война, а я мечтаю о мире, которому не суждено быть. Необходимо остановить это, сама видела своими глазами, с какой лёгкостью мама убила Анну. Уверена, что она мертва. И пусть была предателем, пусть плела свою паутину из ненависти, но, неужели, заслужила такую смерть? И не её вина, что Василика сильна над разумами женщин и заставляет их идти против воли. Вот чем она разительно отличается от Вэлериу. Он никого не принуждает. Так отчего же не прощён?

Умываюсь прохладной водой и возвращаюсь обратно, наскоро переодеваясь в темно-бордовое платье, натягиваю трусики и сапоги. Быстро расчёсываю волосы и выхожу из спальни. Не знаю, насколько это безопасно. Но что-то подсказывает мне – меня никто не тронет. Спокойствие в груди. Спускаюсь по лестнице, проходя коридор, и оказываюсь у другой, удивлённо замирая.

Звук ударов металла, яркие искры, мужчины тут и там прыгают по потолку, стенам и всему пространству, смеются и кричат что-то, нападая друг на друга. И их много, слишком много даже для большой площади, что передо мной.

– Доброго пробуждения, госпожа, – рядом со мной прыгает с потолка один из мужчин с рыжими волосами, собранными в хвост, и кланяется.

– Доброго пробуждения. Получай, – кричит другой, прыгая к нему, и они продолжают битву, продвигаясь по коридору.

Вот такого я точно не ожидала. Стою в шоке, смотря то на одну пару мужчин, то на другую и поражаюсь искусству боя, которого никогда не видела вот так вживую. Настоящие воины и это возвращает меня в средневековье, о котором только читала. Улыбаюсь, восхищаясь точными ударами, медленно спускаюсь. Мужчины на секунду замирают при виде меня, кланяются и желают того же, что и первые. Никакой злости в их лицах, они улыбаются мне. И ведь должно быть иначе, ненавидеть должны. Но нет, я свободно прохожу к распахнутым дверям зала, где это всё продолжается, как и пир идёт во всю катушку. Голые девушки лежат на столах, а я глазами ищу Вэлериу. Нахожу тут же, как и Луку, как и Петру. Они на своих местах и о чем-то разговаривают, указывая на стол.

Вспоминая своё первое в этом месте появление, я не могу скрыть улыбки, когда прохожу и смотрю, как мужчины разрезают кожу и поглощают кровь. Первый раз, да и второй это казалось ужасным. А сейчас, когда сама познала это, больше не пугает, даже не вызывает отвращения. Анна была права, сказав о ранних выводах. Почему же она так поступила?

– Аурелия, прекрасно выглядишь, – из раздумий выводит голос Луки. Моргаю, возвращаясь в зал, и улыбаюсь ему, но смотрю в глаза Вэлериу, наблюдая, как его зрачки на долю секунды расширились, а затем приобрели обычный размер.

– Спасибо, чувствую себя так же, – отвечаю я, бросая взгляд на стол, где расположена карта. Вот, куда они смотрели.

– Брат прав, ты прекрасна, – произносит Вэлериу и встает, протягивая руку. Кладу в неё свою и он указывает головой на стул, на который я опускаюсь, смотря искоса на Петру, не проронившему ни слова, словно меня тут нет. И хочется поддержать его, ведь Анна мертва. А он был с ней. Но понимаю, что сейчас не время. Перевожу взгляд на карту и распознаю Эллиаде.

– Вы… уже? – шепчу, поворачиваясь к Вэлериу.

– Пора, моя радость. Более мы не можем ждать. Пришло время нападать, – подтверждает мои догадки. Закусываю губу, чтобы не сказать – не ходи, останься со мной. Не могу. Это его право, и он должен это делать, а я буду рядом и помогать всем, чем смогу.

– Когда? – спрашиваю его.

– Завтра ночью мы выйдем, – отвечает он.

– Понятно. И что теперь? Какие планы? – интересуюсь, шумно вздыхая, но сердце неспокойно. Да и разве может оно биться иначе, если нет уверенности, что будет жив тот, в ком не бьётся сердце, а только твоё живёт для него.

– Вот тут ты нам поможешь, – подаёт голос Лука, указывая на карту.

– Как? – удивляюсь я.

– Мы знаем, что есть один проход под землёй в город, который остался со времён Сакре и выводит он к кафе Андрея. Как ещё можно попасть в город? Констанца говорила ли что-то или, возможно, ты слышала? – обращается ко мне Лука.

– Нет, не могу припомнить ничего из этого. Я даже об этом проходе не знала, – качаю отрицательно головой.

– Тогда ты бесполезна, – фыркает Лука.

– Она и не должна быть полезна в бою, брат мой. Это не её ремесло, – мягко произносит Вэлериу.

– Но моя кровь, – неожиданно даже для себя поизношу я. – Ты упомянул, моя кровь имеет силу. Я могу поделиться ей.

– Это опасно, – говорит Петру, бросая на меня взгляд исподлобья.

– Он прав, тебе порезы будут причинять боль, и ты станешь слаба. Ты выбрала одного истинного, остальные не смогут не причинить тебе муки. Тем более, если один из нас попробует твою кровь, то сможет проникать в твой разум. Крови для пищи достаточно, – произносит безапелляционно Вэлериу.

– А если это будет не с моей кожи, а из трубки? – выдаю идею, которая приходит моментально.

– Нет, – резко говорит Вэлериу.

– Брат, можно попробовать. Так не будет доступа к телесной оболочке и мужчины получат силу, которая есть у женщин. Они питались её кровью всю её жизнь, так отчего бы и нам это не сделать? Она ведь сама предложила, будет глупо отказываться, – Лука довольно улыбается мне.

– И подвергнем её опасности. В момент слабости её разум…

– Петру, она будет тут. В замке, за водой, куда не добраться Василике. И я уверен, сейчас она слаба и питается, вчера она показала максимум. А мы не пользуемся тем, что так легко идёт в руки, – перебивает его Лука.

– Это будет неприятно, но кровь восстановится. Я вытерплю, – говорю я, поворачиваясь к Вэлериу. – Дай мне помочь, хоть как-то.

– Эгоизм бушует во мне, радость моя. Делить не хочу, – кривится он. Улыбаюсь этим словам и кладу руку на его, немного сжимая.

– Ты сказал, что придётся делать выбор, так я сделала его уже давно. Приняла его сердцем и больше не противлюсь этим мыслям. Я готова помочь вам, чтобы принести спокойствие, которого сама не помню. Позволь мне это сделать, – тихо произношу я, встречаясь с его глазами.

– Хорошо, раз ты так решила, то могу только поблагодарить тебя за эту возможность. Петру, распорядись обо всём. Начнём после того, как Аурелия примет пищу, – кивает Вэлериу и обращается к брату.

– Конечно, господин, – фыркает Петру, вставая, и быстрым шагом выходит из зала.

– До сих пор недовольный. Раздражает так, – передёргивает плечами Лука.

– Сейчас ты меня раздражаешь, как и этот звук. Пусть спустятся вниз, – говорит Вэлериу.

– Какие мы нежные стали, – смеётся Лука и свистит, оповещая мужчин закончить это шоу, и они, словно мальчишки, а большинство из них такие и есть, с криками прыгают на стены и скрываются. Остаётся только тишина и тихие разговоры за столом.

Понимаю, что до сих пор держу руку Вэлериу и когда убираю её, накрывает своей. Поднимаю на него голову, а он улыбается мне.

Только бы уберечь тебя от смерти. Только бы ты поверил в мою силу любви.

– Прости, что нарушил обещание, но моё присутствие требовалось. Люди собирались весь день, чтобы спуститься в убежище. Я должен был проследить за их безопасностью. Неизвестно, что на уме у Василики, – произносит он.

– Понимаю, ничего, – отвечаю я. – Вэлериу, а как…

– Я объяснил всё её семье. Не могу скрыть от тебя, что винят тебя. Людские умы в такие моменты более всего подвержены своей злости и печали, и не могут мыслить разумно. Но ты не тревожься, утром её предали воздуху. В этом нет вины Анны, только моя. Я отпустил её разум, когда она увлеклась Петру. А сам полностью погрузился в твои мысли. В бою будет много павших, много смертей, но это их выбор, – перебивает меня, с лёгкостью отвечая на мой вопрос в голове. Это печалит, но, наверное, так и должно быть. Война – это боль, которую унять только победой.

– Ты действительно готова к этому? К передаче своей крови? – спрашивает он.

– Да, готова. Я видела, сама видела это и больше ничто не держит меня. Мои родственные узы разорваны, как и часть сердца мертва, оплакивая это. Иначе я не могу, понимаю, что другого выхода нет. И не знаю, что ещё сделать, – отвечаю я, отводя взгляд от его глаз, проникающих в душу. Но не готова я сейчас раскрывать её, слишком слаба она внутри, слишком падка под властью любви к нему. Не хочу слышать отказа, пусть будет тихая и безмолвная. Когда-нибудь скажу, докажу, что любовь к нему возможна без ненависти и злости. Любовь подарит ему свободу, как и мне. Я верю в это, а пока буду молчать, делая всё, что в моих силах.

– Ты и не должна, рубин моей жизни, не должна вступать в бой, который не принадлежит тебе, – отпускает мою руку.

Вздыхаю и хочу только сказать, что и я причастна теперь к этому, потому что неразрывная с ним, но моё желание обрывается едой, что ставят передо мной.

В молчании поглощаю пищу, заставляю себя есть, понадобятся силы для процедуры, которую проходила всю свою жизнь. Крали они у меня это, а сейчас же добровольно. Да, я предатель, но мне больше некого предавать, кроме себя. А себя я не собираюсь предавать, не пойду больше против воли, что льётся из груди. Не хочу быть более испуганной, пришло время становиться взрослее, принять свою участь, чтобы она не несла за собой. И не страшно. Первый раз за все время тут мне не страшно думать о будущем, которого не угадать.

Петру возвращается, когда я заканчиваю ужин и расслабляюсь, смотря на мужчин, сидящих за столом. Рядом с ним, Вэлериу, как его госпожа. А он мой господин навечно. Мой спутник жизни, которого и не думала найти.

– Всё готово, – говорит Петру, подойдя к нам.

– Хорошо, приготовь мою спальню для этого, – кивает Вэлериу, поднимаясь с места, предлагает мне руку.

Встаю, вкладывая в его свою. Сжимает её и ведёт за собой. Нет мыслей, что ошибаюсь. Всё верно. Я делаю так, как считаю нужным и правильным. Мы поднимаемся в его покои, где стоят две женщины с капельницами и предлагают мне лечь. Ткани все подняты и теперь я могу разглядеть, как выглядит его спальня с большой кроватью, шкафом и письменным столом, дверью, как предполагаю, в ванную. Идентична моей, только тёмная, наполненная тускло горящими свечами.

– Подожди, – шепчет Вэлериу, притягивая меня спиной к себе. – Не нужно, Аурелия. Мы справимся без этого.

– Со мной всё будет хорошо, – заверяю его тихо.

– Нет, не будет, моя милая. Ты раздаришь свою кровь и силу, а возобновляться она будет долго. Тебе не хватит её, – убеждает меня и это заставляет повернуться к нему и взглянуть в глаза, полные тревоги.

– Добровольность, Вэлериу. Я этого желаю и даже если не смогу более помочь, то хотя бы буду уверена, что отдала тебе всё. Дай мне помочь, сам позволь это и не волнуйся за меня. Если такова моя судьба, пусть так и будет. Я не боюсь больше, только за тебя. И если это даст тебе возможность выиграть, то буду счастлива, – шепчу и кладу руку на его щеку, смотрю с улыбкой на него.

– Хорошо, – кивая, он отходит от меня.

Разворачиваюсь и подхожу к женщинам, опускаясь на постель. Одна из них берет нож и разрезает рукав, обнажая вены. Глубоко вздыхаю, ожидая продолжения.

– По одному, Лука, ты первый, – слышу голос Вэлериу, и закрываю глаза, чтобы придать себе сил. Только бы помогло. Кривлюсь от иглы, пронзившей вену. Открыв глаза, вижу, как по трубочке течёт кровь, и её передают Луке. Он подносит её ко рту и пробует. Смотрит на Вэлериу, стоящего рядом, глотает и ждёт. Секунды проходят в полном молчании, а трубку подняли, чтобы сохранить кровь.

– Отторжения нет, – говорит Лука. Улыбаясь ему, киваю, чтобы продолжал. Подносит к губам и втягивает.

– Хватит. По одному глотку, иначе она умрёт, – буквально вырывает Вэлериу трубку у брата.

– Петру, – зовёт второго брата, но его нет.

– Он отказался, – за него отвечает Лука. Печально, что он отказался принять от меня небольшую силу. Значит, осознанно идёт на смерть.

– И ещё несколько мужчин тоже, – продолжает Лука. Поднимаю взгляд на Вэлериу, поджимающего губы.

– Что ж, это их решение, зови по одному и следи. Я отойду, – говорит Вэлериу, не глядя на меня. Смотрю на его удаляющуюся спину, и его путь закрывают ткани, опускаясь с потолка. Поворачиваюсь к Луке, ободряюще улыбнувшемуся мне.

Зовёт следующего, а я нервно улыбаюсь им. После каждого глотка они кланяются мне, и слезы скапливаются в глазах. Неизвестно, что будет с ними. Не могу сдержать эмоций, отворачиваюсь, не имея больше силы смотреть на то, как готовятся, как их много. И у каждого сломленная жизнь. Понемногу ощущаю, как начинает кружиться голова, как немеет рука, как начинает тошнить, как медленно закрываются глаза, громкий голос Луки сквозь вату в ушах. Боль в руке и вода, льющаяся в мой рот. Туман такой в разуме, перед глазами появляется лицо мамы, с печалью смотрящей на меня. И не могу убрать это видение. Она что-то говорит, губы двигаются, а я не слышу.

– Лия! Открой глаза! – громкий крик и пощёчина вырывают меня из забытья. Распахиваю глаза и стону от ломки всего тела.

– Ты как? – обеспокоено, спрашивает Лука, а я моргаю, привыкая к свету, кажущемуся слишком ярким.

– Нормально, – шепчу, замечая, что никого нет в спальне, кроме нас.

– Что произошло? – спрашиваю я, привставая с постели.

– Ты отключилась на два часа. Мы пытались привести тебя в чувство, но, видимо, крови было взято много. Отдохни, – говорит он, вставая с постели.

– Два часа? – удивляюсь я, ведь казалось, что только на секунду глаза прикрыла.

– Да, – и вижу, что что-то хочет сказать, делает шаг, но потом снова к постели. Быстро наклоняется и обнимает меня, опешившую от этого.

– Спасибо за возможность. Прости меня за то, что такой. Прости и пойми нас, мы это делаем для спасения жизней людей и своих. Прости и подари себе эту ночь с ним. Потом не будет возможности. Отпусти все страхи и люби его, словно в последний раз. Спасибо тебе за эту веру, – шепчет он и так же быстро отпускает, скрываясь в тканях.

А я моргаю, смотря на покачивающиеся материи, и глубоко вздыхаю, восстанавливая силы, и пытаюсь понять, к чему он это сказал. Но не могу найти ни одного объяснения, кроме как прощания.