Бегу по лесу, оборачиваясь, боюсь того, что обнаружат меня. Подхватываю платье и снова бегу, останавливаясь у руин замка, печально смотрю на него. Но не время сейчас предаваться воспоминаниям, что вложены в мою голову. Даже вспоминать не хочу. Отбрасываю назад светлые волосы и забираюсь на камни, осторожно ступая по ним. Ищу в темноте свой тайник и достаю оттуда верёвку, обмотанную вокруг высокой разрушенной колонны. Пальцы подхватывают деревянную дощечку, и отодвигаю её, бросая туда верёвку. Лишь бы не упасть и не поскользнуться на мокрых камнях. Осторожно ступая вниз, нахожу опору и крепко держусь за верёвку, спускаясь по скрипящей под моими ногами лестнице. Луна надо мной уже скрывается за досками, а я все спускаюсь. Времени мало, очень мало, а я должна успеть. Прыгаю в воду и бегу по тёмному тоннелю, расплёскивая вокруг себя грязные брызги. Бегу долго, снова спускаясь по лестнице, оборачиваюсь, опасаясь преследования. Голова кружится. Останавливаясь, перевожу дыхание и сглатываю тошноту в теле. Продолжаю свой путь, пока он не приводит меня к двери, открыв которую оказываюсь перед другой лестницей, поднимаясь по ней. Голова упирается в потолок, на ощупь пытаюсь отыскать защёлку и отодвигаю её, распахивая над собой проход, покрытый мхом. Осматриваюсь и прислушиваюсь. Тихо, позади осталась стена и город. Могу увидеть огни с этого холма. Выбираюсь и отряхиваю платье, покрытое уже грязью. Неважно, сейчас ничего не важно. Я должна успеть.
Иду по воспоминаниям, необходимо найти опушку и там старый домик, где меня уже ожидают. Знаю это, чувствую, как сердце начинает быстро биться в груди. Наконец-то, мой путь окончен, и я открываю дверь, тяжело поддающуюся мне. Вхожу в тёмное и пропахшее гнилью пространство, кривясь от этого. Как только закрывается дверь, тут же оказываюсь в прохладных объятиях. И на губах остаётся холодный поцелуй.
– Георг, – шепчу я, обнимая мужчину за шею, и смотрю в блестящие синие глаза. Нет, в темноте я их не вижу, но знаю, потому что стали единственными во всём свете.
– Любовь моя, ты пришла, – шепчет он, покрывая моё лицо поцелуями.
– Мне так страшно, любимый, забери меня, прошу. Она что-то сделала со мной. Весь день я спала и сейчас мне так плохо внутри, – всхлипывая, обнимаю своего возлюбленного.
– Она обратила тебя, родная моя, против твоей воли. Тело твоё противится, как и душа. Сладкая моя, у меня все готово. Мы можем идти в Еркас, но ты должна обратиться окончательно именно там, где все началось. Иначе будет хуже.
– Я не хочу быть такой, как она, Георг. Я хочу быть такой, как ты. Не хочу быть там, – с ужасом шепчу, умоляя его не оставлять меня.
– Я знаю, знаю, моя любимая. Обещаю, что приду за тобой, когда почувствую, что ты готова. Но первое время ты должна быть там, рядом с той, кто обратил тебя. А пока нам надо таиться ото всех. Я буду приходить к тебе сюда. Мужчины ненавидят вас, а я полюбил одну из вражеского народа. Вэлериу, он только сможет помочь нам. Надо найти его, Констанца, мы должны вытащить его оттуда, – берет мои руки, поднося к губам.
– Иона в последнее полнолуние обратилась, и я слышала, как Василика говорила о смерти Вэлериу.
– Он не мёртв, я точно знаю. Она прячет его, использует, чтобы насытить себя.
– Не только себя, Георг. Иона упоминала, что брала у него кровь для обращения. Василика смешивает кровь: свою и его. Она убивает его, а ещё… не уверена…
– Говори.
– Мне кажется, что она была беременна, Георг. Ещё тогда, когда Вэлериу остался там. Но что-то пошло не так, и она потеряла ребёнка, сейчас же она пытается снова это сделать. Не получается у неё, и вот тогда она сказала, что он уже мёртв и никакой от него нет пользы. Она ищет варианты, две женщины погибли, пытаясь выносить плод.
– Я чувствую его, слышу очень отдалённо. Где она его прячет?
– Не знаю, любимый, не знаю. Когда она ходит к нему, то всех закрывают в большом доме, что рядом с площадью. И только такие как она уходят, открывая нас утром. И ещё кое-что…
– Что? Констанца, ты вся горишь.
– Ничего. Я должна проститься с тобой, любимый. Если не смогу уйти сегодня, то больше не приду.
– Почему? Ты разлюбила меня?
– Нет, нет, Георг, нет, – шепчу, обливаясь слезами, и впитываю в себя образ моего мужчины.
– Тогда какова причина?
– Сегодня утром, перед тем как я отправилась к Василике, привезли несколько мужчин. Одни были людьми, а другие только обратившимися. Когда она передала мне свою кровь, то я увидела, какие мысли бродят в её голове. Она отлавливает вас для продолжения нашего рода. И ищет вас, поэтому не приходи больше, не подвергай себя опасности. Я…
Громкие крики прерывают мою речь, и дверь распахивается. Меня отшвыривает от мужчины, ударяя спиной о стену. Кровь появляется во рту, а тело наливается свинцом, и сквозь мутное зрение вижу, как женщины во главе с Василикой нападают на Георга, царапая его, а я не могу ничего сделать. Мне так больно.
– Нет… прошу… не трогай его… умоляю тебя… – шепчу я. Оборачивается она и с рыком прыгает на меня, ударяет по щеке, сжимая шею до моих хрипов.
– Ты предала меня и теперь же ты умрёшь, чтобы больше никогда не быть той, кем была. Твой разум, твоё сердце принадлежат мне. Я одариваю тебя своей ненавистью, своей частью души, Констанца. Ты вечная моя сестра, твоя кровь отныне станет моей. Ты будешь первая, кто подарит нам дитя ночи, – шипит в моё лицо и хруст раздаётся по всему пространству.
– Я буду ненавидеть этот плод… обещаю…
Последнее, что я слышу перед тем, как остановилось сердце, это крик возлюбленного, которого уже не помню…
– Нет! – кричу я, подскакивая на постели. Дышу быстро и вся покрыта потом ото сна. Оглядываюсь и понимаю, что привиделось. Мама и Георг. Вот как она погибла. Любовь в её сердце была идентичной моей. Я была зачата от тех, кого разлучила Василика и убила. Громкий плач вырывается из моей груди, как же больно, что так все вышло. Не дала она им жить так, как они должны были. Не разрешила. Убила. И теперь слова матери так понятны, её жажда моей смерти. Она была проклята своим же обещанием.
Вытираю глаза рукой и поднимаю голову.
– Вэлериу, – шепчу я, смотрю, как покачиваются спокойно ткани от ветра, дующего с балкона.
– Вэлериу, я знаю, где проход! Я видела его! – уже кричу, подскакивая с постели, и ищу хоть какую-то одежду. Мой взгляд привлекает платье белого цвета, сложенное на низком стульчике рядом, белоснежные сапоги и нижнее белье. А поверх этого лежит листок, а под ним бархатная коробочка.
Сердце тревожно бьётся, когда опускаюсь на постель и беру в руки лист, раскрываю его и вижу размашистей почерк и слова, написанные на латыни.
«Радость моей жизни, моя Аурелия. Прошу тебя простить меня за то, что обманул тебя. Меня не окажется рядом, когда ты очнёшься. Мне пришлось прибегнуть к этому, чтобы уберечь тебя от войны, в которой ты не должна быть
Я должен покаяться перед тобой. Мои помыслы были жестокими и тёмными по отношению к тебе. Когда я лежал там, то чётко знал, что буду делать, когда заберу тебя с собой. Твоя участь была предрешена. Мной. Но я ошибся, приняв тебя за более ухищрённую копию Василики. За это я тоже приношу свои извинения.
По моему плану ты должна была пасть в свой грех с одним из нас. И твой выбор пал на меня, а я… даже самому себе в этом признаваться тяжело, не то, что тебе. Да, я вёл все к твоему бесчинству. Я горел в желании увидеть тебя, павшей передо мной на колени и умоляющей о моих поцелуях. Я применял свою силу, чтобы склонить тебя в свою сторону и принять мой грех, не волнуясь за твою душу. План был очень прост, показать ей, что её самое опасное оружие станет моим. Заботился ли я о тебе? Нет. И мне стыдно за это. Мне было необходимо твоё падение, твоя девственная кровь, которая пролилась и обожгла мои руки.
И с этого момента все изменилось. Я увидел себя со стороны, как и услышал твои слова, каждый раз подтвержденные действиями. Я узнал, что такое сила доброты и невинности. Настоящая. Подлинная. Неповторимая. Искал варианты, чтобы исправить все. Но вернуть время назад нельзя, и я оставил все, как есть, приняв решение теперь думать о тебе.
Прими мои извинения и прости меня за мой обман. Я играл роль, которую создавал несколько столетий. Моя месть затмила мой разум, как и бесчеловечность моего существования, перекрыла все желания, что были со мной ранее. Но последние ночи, проведённые с тобой, моя маска пала. Я пал перед тобой. И склоняю голову перед тобой. Признаться тебе в лицо, я не смог. Не позволил себе стереть свет звёзд в твоих глазах. Я оказался слаб перед тобой в своём эгоистичном желании оставить и присвоить тебя себе, хотя бы на эти часы, что стали для меня толчком для действий.
Когда ты будешь читать моё послание, мы уже будем в Сакре. Я обманул тебя и в этом, не желая более подвергать опасности. Ты должна была пойти со мной, как моя пленница, как та, что я обменяю на свою победу. И уже сейчас ты бы была мертва, потому что живой я не планировал тебя отдавать. Твои слова, сказанные мне, тронули мою спящую душу. Давно уже тронули её твои глаза, наполненные заботой и нежностью. Рубин мой, ты самая что ни на есть драгоценность этого мира, а я испортил её. Я каюсь, тысячу раз каюсь перед тобой и молю о прощении.
Пока ты спала, я нашёл единственное верное решение, которое освободит тебя. Ты мечтала быть свободной, и это лишь малое, что могу подарить тебе за твоё искреннее желание помочь нам. Тем, кто так был жесток к тебе, развернул в твоей душе борьбу. Я больше не удерживаю тебя, Лука собрал тебе вещи, они ожидают в твоей спальне. Там есть всё, что необходимо тебе для того, чтобы исчезнуть с румынской земли, забыть обо всём и прожить оставшееся время в своём человеческом обличии, как ты хочешь. Ты не будешь ни в чём нуждаться, там достаточно золота и камней, чтобы ты могла безбедно существовать.
Оставляю тебе то, что так и не посмел забрать. Прощай, рубин моего сердца, будь счастлива и озари свои дни улыбкой, которую я буду хранить в памяти во время боя. Она будет давать мне силы, как и воспоминания о твоей доброте ко мне, хотя я этого не заслуживаю. Я наказан, верно. Я ощутил твоё сердце и никогда не забуду того, что ты сделала для меня и моего народа. Прощаюсь с тобой и преклоняю голову только перед одной женщиной, ценной для меня. Тобой
Вэлериу Сакре, жестоко воспользовавшийся тобой и кающийся в последнем письме, которое будет написано моей рукой».
Слезы размывают строчки в этом письме, из груди вырывается крик боли. Душа разрывается на несколько частиц. Скулю, перечитывая это письмо, и кричу, не могу остановиться. Это невозможно побороть в себе сначала понимание предательства, а затем прощание. Он пошёл туда один! Один! Без меня. И оставил похоронное платье мне, предполагая то, что умрёт там. А я, любящая его всем сердцем, оскорбленная его действиями плачу лишь потому, что оставил.
Дрожащая рука тянется к бархатной коробочке и открывает её. На чёрном шёлке лежит цепочка из серебра и кулон в форме кристалла с бордовым камнем внутри. Плача, поднимаю её и замечаю, как что-то в этом камне движется. Это не рубин, что я предположила поначалу, это жидкость. Алая. Густая. Кровь. Но зачем он оставил мне это? Его кровь для меня?
Бегаю глазами по письму, затем смотрю на кулон и одежду. Снова перечитываю, вытираю нос рукой, успокаиваюсь.
Любил ли он меня? Ни разу не сказал об этом, только полон благодарности, которая мне не нужна. Неужто, не увидел этого? Неужто, так и не передала ему свои чувства? Или же не захотел, и я была просто действительно способом мщения. Ведь я даже сейчас, узнав всё, продолжаю бояться за него и желать победы ему. Желать спасения и продолжения жизни, как и он мне. Не это ли любовь?
– Ты думаешь, я приму это, не ответив тебе, Вэлериу? – спрашиваю я тишину, сжимая в руках кулон. – О, нет, так просто ты не простишься со мной. Я предупреждала однажды, что найду выход отсюда и буду делать то, что сама решу. И я найду тебя, чего бы мне это ни стоило. Я найду и помогу тебе, а потом… потом ударю. Ударю так сильно, чтобы ты помнил всю свою жизнь, как мне больно сейчас. Больно не от обмана, не от сладких речей, что были пылью. А от того, что ты так и не увидел, насколько моя любовь к тебе сильна, как и моя воля. Жди меня, потому что это теперь наша война.