Бегу по лестнице, крепко сжимая в руках кулон. Никого нет в замке. Вымерло всё, и даже темнота не приносит мне страха. Тут должен кто-то остаться. Он не мог забрать всех. Пролетаю по коридору и поднимаюсь, чтобы через несколько секунд оказаться в своей спальне, где замечаю саквояж, небольшой сундучок и всё, как он и написал. Но мне необходимо не это. Подхожу к вещам и раскрываю сундучок, выбрасывая все украшения на постель. Руками разбираю драгоценности, которые будут стоить очень много в современном мире. Ищу то, что поможет мне понять его. Пальцы замирают, когда вижу подтверждение своим мыслям. Поднимаю крестик и улыбаюсь, он отдал это мне, а не кому-то иному. Крестик его матери. Быстро надеваю его на шею и продолжаю разбирать камни, пока не нахожу небольшой кинжал, усыпанный драгоценностями. Вот это мне и понадобится. Теперь осталось понять, как добраться до земли, а оттуда, как попасть в Эллиаде. Вздыхаю и складываю всё обратно.
Выбегаю из спальни, теперь сжимая в руках нож и его кровь. Как он мог так поступить? Как мог оставить меня?
Прохожу по коридорам и спускаюсь по лестнице к обеденному залу, который больше не охраняют. Двери распахнуты и оттуда исходит тусклый свет. Радость надежды, что там, что не ушёл, пока я не проснусь, поменял решение, вспыхивают в груди, и уже влетаю в зал, осматривая его. Но сердце опускается в пятки, когда нахожу только одного вампира. И не того, кого так жажду видеть.
– Петру. Где все? Это правда? Они ушли? Когда? – громко спрашивая, подхожу я к мужчине, поднимающему голову на меня.
– Аурелия. Ещё на рассвете все покинули это место. А сейчас умирают, полагаю, – усмехается он.
– Как вы можете так спокойно об этом говорить? Почему вы тут? Почему предали его? – с болью произношу я, больше не вижу и не узнаю того, кого представляла себе в этом мужчине.
– А что мне остаётся? Меня заставили быть здесь, помочь вам уехать и скрыться. И я вновь вдали от семьи, которая так и не приняла меня. Отчего мне не быть спокойным, когда это уже привычно? – хмыкает он, поднимаясь со стула, на котором раньше сидел Вэлериу. И так неприятно внутри, так горько от его слов, что отвожу взгляд, не принимая такого объяснения.
– Я не собираюсь прятаться. Я собираюсь пойти туда и помочь ему, – тихо говорю я и кладу на стол свои вещи. Петру только хочет мне ответить, и уверена, это были бы жестокие слова, но закрывает рот, переводя взгляд на кулон с его кровью и кинжал.
– Это… это… – указывает пальцем на кулон.
– Это его кровь, он оставил её мне. Видимо, решил, что в свободе, о которой он говорил, я решусь принять…
– Нет! Вы ошиблись! – перебивает меня громко и подходит, протягивая руку к кулону, но тут же одёргивает. Вижу, как от его ладони идёт пар. Удивлённо смотрю то на стол с предметами, то на Петру.
– Он не забрал? Не молил вас о подарке? Это осталось у вас? – чуть ли не кричит Петру.
– Что не забрал? О каком подарке вы говорите? И да, он оставил мне эти вещи. Они мои, и я не отдам их, – подхватываю кулон и кинжал, пряча их за спиной, и делаю шаг назад, зло поджимая губы.
– О, брат! Брат, что же ты наделал?! – Петру, издавая стон, хватается за волосы и мотает головой. С ужасом наблюдаю, как мужчина кричит, закрывая лицо руками, а потом начинает носиться по пространству, изрыгая проклятья. Продолжая орать так, что это леденит мою душу и пугает меня. Ни разу не видела такого. Облизываю губы от волнения и медленно отступаю к выходу, пока вампир, коим он и является, рвёт ткани, переворачивает и бросает стулья, ломает стол и рычит.
И это действительно страшно быть сейчас тут, поэтому разворачиваюсь и только пытаюсь бежать, как прыгает передо мной, хватая меня за плечи.
– Он обрёк себя на верную гибель из-за вас! – кричит Петру в моё лицо.
– Отпустите… мне больно, – шепчу я, опасливо смотря на это искорёженное мукой лицо. Стонет, освобождая меня, и ударяет себя по лицу, запуская руку в волосы.
– Он должен был этой ночью заставить вас передать ему это. Для этого была эта ночь и слова Луки. Всё было спланировано, – берет мою руку с кулоном.
– Зачем ему его же кровь? – удивляюсь я, вырывая руку.
– Это не его, Аурелия! Это ваша! Ваша проклятая и священная девственная кровь, что была собрана в ту ночь!
– Что? – недоуменно переспрашиваю его.
– Да, – уже тише говорит он. – Да. Вы здесь были для того, чтобы лишиться девственности, и эта ваша кровь имеет силу, которая будет победной в войне. И одному из нас вы должны были отдать её, передать искренне и добровольно, только тогда мы смогли бы дотронуться до неё. А так она обжигает. Та боль, что вы испытывали, когда лишись этого, защищает вашу кровь от употребления. Только добровольное желание одарить ею одного может быть равна тому, что вы испытали. Это принадлежит вам, но должно было помочь нам.
Строчки из письма вспоминаются, и я захожу обратно в зал, бросая вещи на стол. Из выреза платья достаю лист и вновь перечитываю его слова. «Оставляю тебе то, что так и не посмел забрать».
Перевожу взгляд на кулон, а затем на письмо, слова расплываются от слезы, капнувшей из глаз.
– Моя злость обусловлена была тем, что Вэлериу заставляет вас испытывать к нему симпатию. Забирается в вашу голову и ведёт вашей кровью. Сам противоречит своим словам. Добровольность он вам не подарил, как я думал. Я ошибся. Я так глубоко ошибся и последние слова, что были сказаны ему: «Горите в огне»! Почему не рассказал? Почему же ты такой, брат? – полный горечи и раскаяния голос Петру отрывает меня от печали. Поднимаю голову и оборачиваюсь к нему.
– И теперь… теперь он может умереть. Это он решил. Он отправился туда без моей помощи, чтобы избавить меня от самого же себя. Позволить Василике выиграть и получить власть, а меня спрятать, оттянув время для моего побега, – шепчу я, сжимая лист в руке, и со слезами смотрю в глаза Петру.
– Да. Вашей крови в нём и мужчинах и его силы хватит на два – три дня, возможно, больше, чтобы бороться. А потом он будет иссушен и без доступа к вам. Это ослабит его и тогда Василика вновь убьёт его. Теперь навсегда, – слова Петру ещё больше раздирают внутри сердце.
– Нет. Не будет такого, – смахиваю слезы, сворачивая бумагу, и прячу обратно рядом с сердцем.
– Уже ничего не изменить, Аурелия. Это не в нашей власти. Бой начался этой ночью, люди спрятаны, и здесь остались только вы и я. А без этого ни о какой победе не может быть и речи, – качает головой Петру.
– Если бы он попросил, объяснил всё, то я бы отдала ему это. Я всё бы ему отдала, а он… он отказался. От меня отказался, – понимая теперь его слова прошлой ночью, как прощание, поддаюсь эмоциям, что рвут меня, не переставая.
– И вы ошиблись сейчас, Аурелия. План состоял в том, чтобы забрать у вас эту кровь и воспользоваться ей, а вас убить, ведь ваша сила будет меркнуть с каждым днём. Разум станет слабым и им сможет воспользоваться любой из нас, будь то мужчина или женщина. Вы стали бы опасной для нас. Невинность была вашей мощью, которую мы должны были использовать против Василики, и она желала этого же. А Вэлериу отказался от этого, повел своих братьев на смерть, только бы спасти вас. Я тоже ошибся, думая, что не терзает его внутри ничего, что может касаться вас. Вы его, Аурелия. Вы та, что вернула ему чувства, которые были отняты в момент принятия проклятья. Вы однажды говорили, что любящий человек всеми возможными способами будет защищать свою избранницу. И это тому подтверждение. Он не заставил вас, не просил, не молил о помощи, не выпил эту кровь, пользуясь вашей слабостью, как женщины. Если бы он это сделал, то вы бы тут же утратили часть генов Георга, а он оставил это вам, чтобы продлить вашу жизнь. Он любил вас, Аурелия. И сейчас любит, хоть это противоречит нашей сущности. Кроме собственных пороков, мы не испытываем ничего. А он… он первый. Истинный. Смог, – дотрагивается до моей щеки, а я плачу от этих слов и были эти мысли внутри, только не позволяла им выплеснуться наружу. Не разгадала. Не уберегла.
– О, Вэлериу, что же ты наделал? – сквозь рыдания произношу я, кажется, что ноги не держат, подкашиваются, Петру успевает подхватить меня, обняв за талию, и прижать к себе. А я цепляюсь за его рубашку, намокающую под градом моих слез.
– Аурелия, не плачьте. Это его выбор и надо принять его, – шепчет Петру.
– Нет, – хрипло отвечаю я, поднимая голову. – Нет. Меня его выбор не устраивает.
– Но выхода нет, поймите, нет больше вариантов, чтобы спасти их. Они там погибнут. Все. До единого, – отвечает он.
– Выход всегда есть, Петру! – возмущаясь, я выпутываюсь из его рук и поворачиваюсь к столу. Смотрю на кулон и нож, пытаясь найти вариант.
– Аурелия, возможно, вы думаете, что влюблены в него, но это не так. Это мысли, которые были вложены вам в самом начале. Это…
– Закройте рот, Петру! Просто заткнитесь! – кричу я, зло обрушивая на него эмоции, что более не подвластны мне, перехожу на румынский.
– Вам это выгодно, не так ли? Выгодно, что он умрёт? Вы будете счастливы…
– Да! – рычит он, перебивая меня. – Я умру в тот момент, когда погибнет Лука. Он заберёт меня за собой, как мой создатель, и я буду счастлив, что обрету спокойствие. Я не хочу этого, но давно принял свою судьбу, и вам следует сделать то же самое. Вам ничем не помочь ему!
– Обретёте ли, Петру? – тихо спрашиваю я его. – Вы уверены в этом? Уверены, что со смертью Луки и Вэлериу все закончится? А как же те, что живы? Как же эти люди, сейчас прячущиеся в убежище? Она оставит их в живых? Что будет после того, как вы успокоитесь? Смерть и мрак. Разве от этого можно быть счастливым? Вы эгоист, думающий только о себе. Неужели, вам никого, кроме себя, не жаль? Неужели, вы позволите своим грехам пустить в мир зло, что сидит в Василике?
Жмурится от моих слов, я вижу эту борьбу на его лице. Наблюдаю за ней, пока внутри взываю к его человечности, к его настоящему облику, что он представляет. Он другой, я знаю это. Петру иной, и сейчас из-за своей обиды на то, что не взяли с собой его братья, больше не противостоит своим грехам, позволяя им видеть все в мрачном цвете.
– Нет. Я уже не знаю, как облегчить это. Невыносимо больно, – выдыхает он слова.
– И мы не облегчим этого, Петру, пока не будем уверены, что Василика мертва. А умрёт она, если вот это, – подхватывая пальцами подвеску, поднимаю, – я доставлю Вэлериу и отдам ему. Добровольно, как тому, кого люблю. И вы не правы, считая, что мои чувства это выдуманная иллюзия. Они реальны. Реальны настолько, что имеют силу. И я подарю ему её, а если ему, то и другие получат силу от меня. Я могу помочь. Меня не волнует, что будет со мной. Я готова пойти туда и обречь себя на смерть, спасти его и навсегда похоронить правление Василики в прошлом. Только я не смогу это сделать одна. Я не успею. Мне необходима помощь. Ваша помощь, Петру. Вы сказали, что далеко от семьи, и они не приняли вас. Но думали ли вы о том, что так они защищают самого младшего брата? Ведь Вэлериу знал вас ещё младенцем и даже если ваша внешность старше, но душа моложе. И я уверена в том, что не пустили туда, а оставили со мной, чтобы спасти и вас. Но без вашей и моей помощи они погибнут. Помогите мне, Петру. Прошу вас, помогите мне спасти не только моего возлюбленного и вашего брата, но и людей. Эти души, что сейчас ожидают и дрожат от страха. Помогите мне, покажите дорогу.
– Я не могу, Аурелия. Вы… вы ведь умрёте… я не могу позволить себе решиться на это. Вы погибнете, а вы так прекрасны и молоды, так добры и наполнены светом. Я тоже желаю, чтобы вы были живы и увидели свободу, – шепчет он, отворачиваясь от меня.
– Да, но сколько жизней мы спасём. Моя судьба была с самого рождения предрешена, и прятаться от неё, я не хочу. Вэлериу отказался от того, что могло помочь ему, он отказался от мести. Он пошёл туда, чтобы не разочаровать своих братьев, пошёл туда, чтобы показать Василике, что даже без моей помощи его сила мощна. И это достойно того, чтобы любить его, как своего господина. И я уверена, что там… сейчас он будет защищать каждого, принимая на себя все удары. Я нужна ему, как и он мне. Он должен знать, что я люблю его, и это принадлежит ему. Молю вас, Петру, помогите мне добраться до Сакре. Я пойду туда с вами или без вас. Но я боюсь, что могу не успеть и обнаружу вместо живых глаз мёртвое тело и мрак. Я боюсь не успеть сказать ему это. Я должна это сделать. Петру, прошу. Если надо, то встану на колени, но подарите мне свою силу, от которой отказалась я, – произношу, с надеждой смотря на бурю из сопротивления на его лице.
– Хорошо. Но нам надо собрать провизию для вас и переодеть вас. И мне нужна кровь, – кивает Петру.
– Возьмите мою, – протягиваю ему руку, но он отступает.
– Я не имею на неё право. Мы отправимся в деревню, пока вы будете собираться, я напитаюсь. Но, Аурелия, вы уверены?
– Нет, я не уверена, что успею. Но уверена, что сделаю всё для этого. Благодарю вас, Петру. Я готова, – произношу я, улыбаясь ему.
Хотя сердце страшится этого, не унять все же чувства опасности, что свойственны моему человеческому существу внутри. Но любовь намного сильнее, чем страх. Бояться больше нечего, ведь будущего для меня не может быть. Оно невозможно и фантазии ушли в небытие. А прошлое больше не имеет значения. Только в настоящем я могу поменять ход событий и спасти того, кто стал для меня ценнее, чем моя жизнь. И меня не волнует, что за мысли были в его голове. Больше не волнует. Кровь, что я держу в руке, так и не была использована по назначению. И это показывает мне истинные его чувства, чем любые слова, сказанные им.