Джаред
Я не из тех людей, кто признаёт свои ошибки. Мне это делать крайне сложно. Я не умею. А если и совершаю подобную глупость, то забываю о ней. Но бывают моменты, которые просто невозможно выкинуть из памяти. Ничего не поможет, потому что темнота рассеивается, предавая меня. Она показывает, открыто демонстрирует на прокрутке нежный овал лица, глубокие и полные боли глаза цвета каштана, но я запретил себе чувствовать.
Открываю дверцу машины и опускаюсь в салон.
– Какого чёрта здесь забыл?
Удивлён? Да и я тоже. Я не понимаю, что делаю здесь. Мне одиноко. Мне больно. И я трус.
– Откуда ты узнал это? Откуда взял эту бумагу? – Сухо спрашиваю Джо.
– Не твоего ума дело. Пошёл вон, ты больше не имеешь отношения к этому процессу, – толкает меня в плечо.
– Что мне сказать, чтобы ты ответил на мой вопрос? – Откидываю капюшон и поворачиваюсь к брату.
– Ничего. Мне твои слова не нужны. Всё, поздно. Я…
– Джо, голова болит. Мэтью врезал, ты сообщил мне, что готов умереть. А ещё эта бумага. Я не хочу терять время. Отвечай, – перебивая его, массирую висок.
– Голова болит? А жопа у тебя не болит? Лучше бы задница болела. Нет, Джаред, я не буду тебе ничего рассказывать. Ты хотел её смерти, и ты скоро за ней будешь наблюдать. Ты…
– Хватит, – рявкаю я. – Я сказал это сгоряча. Доволен? Я бы ни за что не пожелал ей смерти, я пытался уберечь её от этого. Хоть я и последний подонок на земле, враг человечества, и какими там вы ещё наградили меня эпитетами, но я не хотел чувствовать. Я зол на неё. Обижен. Она отвергла меня, как и многие. А я верил ей. Я думал, что наши мысли схожи. Мне казалось, что всё получится. Я дам ей возможность остаться со мной и решу проблему с её любовью. Ведь как только я начинал к кому-то испытывать сумасшедшее влечение, то это было знаком – пора собирать звенья. И сейчас я не понимаю, что пошло не так.
– Подожди. Ты серьёзно сейчас? Или таким образом пытаешься увести меня от темы? – Джо поворачивается ко мне корпусом.
– Полностью серьёзен. Мне не до смеха. Она сказала, что любит меня. Родители тоже меня любили и принимали таким, какой я был. Они смирились с моими прогулами, отсутствием до утра и иногда алкоголем. И Мёрл меня любит, поэтому спокойно смотрит на мои развлечения. И я не понимаю, почему она так повела себя? Ведь, выходит, если меня любят, то и правила моего мира должны принимать, – уверенно объясняю ему.
– Хм, ты ошибаешься, Джаред. Любовь заключается в другом. В самосовершенствовании, в изменениях, в меняющихся решениях. Но даже любящим людям не обязательно должно нравиться то, что и тебе. И, к слову, Мёрл ненавидит твой образ жизни, она ни разу тебе об этом не говорила, но Мэтью отчитывала каждый день. Она едва могла терпеть девушек у себя и требовала у сына избавиться от них. Но женская любовь отличается, сильно отличается от родственной, Ред. Не понимаю, почему ты этого не знаешь? У тебя же была уйма женщин, неужели, не хотелось остановиться и прекратить коллекционировать их?
Да, он крайне удивлён моими выводами, и они его заставляют задуматься. Я никогда не размышлял на тему любви и долгих отношений. Для меня это запрещено. Да кто захочет провести жизнь с таким как я? В постоянной ночи и в заточении? А самое главное – я не хотел. Это же утомительно видеть одно и то же лицо на протяжении всей жизни, да и мыслить даже об этом странно.
– Нет, не хотелось. Мне было мало. Мало страсти. Мало новых людей. Мало общения. Хотя признаю, что с женщинами диалоги вести довольно глупо.
– И с Сантой тоже? То есть тебя интересовало в ней лишь тело?
– Нет, ещё и развод. Дело, которым мы были объединены все. Я должен был решить это, как решал задачи и подбирал компьютерные исчисления, формулы и функции, чтобы достичь финиша. Так и здесь. Мы склеивали части и могли собрать новую вычислительную машину.
Замолкаю, замечая, как лицо Джо ещё больше вытягивается. Разве я не прав? Разве не так всё представлялось для других? Да, конечно, мне было хорошо, я ревновал и испытывал различные эмоции. Горел. Сгорал. Порой хотелось смеяться. Любовался. Наслаждался присутствием женщины.
– Так, к этому вопросу мы вернёмся. Чёрт, да это же уму непостижимо. В твоей постели было столько женщин, а ты их так и не понял. Они не компьютеры и не программы, Ред. Они живые, они тоже умеют чувствовать. И порой их чувства опасны, как и необходимы нам. Ладно, сейчас не время обсуждать это, потому что, как бы ты не воспринимал ситуацию, ты виновен. На твоих плечах лежит серьёзная ошибка, которую ты должен понять сам, – брат возвращает своё внимание на молчаливый дом.
– Я приехал сюда только за тем, чтобы ты мне сказал – откуда у тебя тот документ? Он есть в оригинале? Или это поддельное? – Хмуро спрашиваю его.
– Нет, неподдельное. Оригинала у меня тоже не имеется. Копию нашли в сейфе Филиппа только сегодня и прислали мне. Её не поймали, и она продолжает работать секретарём этого ублюдка.
– Но откуда у него это?
– Хорошо, начну с самого начала, – тяжело вздыхая, Джо поворачивается ко мне.
– В ту ночь, когда ты обманул меня и выставил из дома, я прихватил документы с собой. Оставалось очень мало времени, а Санта готова была сдаться. Я начал снова просматривать все выписки, счета, заключения и тому подобное. Я чувствовал, что мы что-то упустили. Не будет гей со вкусами Филиппа держать рядом человека, который может легко предать ради денег. А Милтон именно таков. Ему нельзя доверять, но при этом он живёт на средства своего друга. По твоим паролям я влез в его почтовый ящик, там была куча мусора: порнография, переписка со шлюхами. И там я нашёл странное письмо, пришедшее семь месяцев назад из Новой Зеландии. От какой-то женщины. Там было написано, что всё получилось.
– В Веллингтон переехали родители Филиппа через несколько месяцев после свадьбы, – вспоминаю я.
– Верно. Насколько я понял из переписки с сыном, отец его знал о нетрадиционной ориентации Филиппа. И он постоянно спрашивал: всё ли у него хорошо с Сантой. Обычно такие письма он игнорировал, но они продолжали поступать и резко оборвались. Это случилось как раз семь месяцев назад. Нашёл телефон Ричардсона старшего и позвонил. Никто не ответил, на следующее утро тоже, как и днём. Как раз перед приездом обратно домой. Затем случилось то, где ты был главным придурком, и я уехал. Мне не давало покоя, что его отец и мать пропали. Я вытащил из системы все передвижения и покупки, совершённые Милтоном. Он летал в Веллингтон семь месяцев назад, и с этого момента окрепла его дружба с Филиппом. Он переехал в дорогую квартиру, начал проигрывать суммы больше чем обычно, и они всегда погашались мужем Санты. Сначала я решил, что Милтон шантажирует Филиппа, и тот готов на всё, только бы не открылась его связь со Стюартом. Это было очень похоже на правду, но тогда что он делал в Веллингтоне? Он явно ездил к родителям Филиппа. Я связался с Джайлсом и попросил его через свои каналы проверить имена четы Ричардсон. Но он ничего не нашёл, кроме двух неопознанных тел – мужчины и женщины, которые попали в аварию и не выжили из-за взрыва. При них не было документов, и это дело каким-то образом замялось. К тому же никто из них не пользовался кредитной картой с того момента. Вряд ли у них были крупные суммы, чтобы позволить себе шиковать, как раньше.
– Они мертвы. Милтон здесь играет роль исполнителя заказа. И Филиппу надоели постоянные вопросы отца, требования оборвать встречи с любовником. А зная его характер, можно предположить, что он находился в ярости. Пожаловался Милтону, и тот предложил избавиться от людей, докучающих этому ублюдку. Что впоследствии и сделал Милтон. И с этого момента они начали готовить план по уничтожению Санты, чтобы выставить всё, как безумие спившейся сумасшедшей. Для этого были сделаны видео, и фотографии. Он не отпускал её, не позволял даже упоминать о разводе. Могу предположить, что и знакомство с женщиной было задумано Филиппом, как начало конца для Санты. Сукин сын! – Ударяю кулаком по бардачку машины, отчего она качается.
– Здесь с тобой согласен и я должен поехать в Лондон, каким-то образом достучаться до Санты, и добиться судебного заседания. Найти ещё улики, хотя бы дело завести и поднять факты. Я обязан это сделать.
Повисает молчание, пока пазл складывается в голове, выдавая совершенно гнилую программу. И пока осознание всего встаёт на свои места, моё сердце… что-то с ним происходит, оно так быстро бьётся и причиняет боль, что закрываю глаза. Не понимаю, в чём причина. Но это точно связано с Сантой.
Санта.
Неприятное чувство охватывает сознание и давит на меня. Это раскаяние? Не знаю. Сожаление? Не понимаю. Я не чувствовал так себя ни разу и мне страшно распознавать мрачные мысли. Да, я трус, когда дело касается моего восприятия. Я не желаю его менять, не желаю возвращаться в прошлое. Не хочу этого. Но, кажется, уже слишком поздно, чтобы забыть. Нет, не могу. Тот вечер прокручивается в голове. Ужас от её слов. Я ни разу их не слышал от женщин. Восхищение – да. Мольбы повторить – очень часто. Но, ни одна из них не говорила о любви.
– Я насильно заставил её. Она не хотела этого. Я обманул, – признание само слетает с губ.
– Понравилось? Только честно. Хватит лжи, Ред. Хватит.
– Мне сложно говорить честно. Только сейчас понимаю, что мне сложно. Как будто ломаю себя изнутри, перечёркиваю все правила и рамки, которые создал сам. Мне тяжело это сделать, как и открывать тайны. Но мне хотелось ей рассказать о нас. О нашей истории, хотелось, чтобы она разобралась в ней, усомнилась и потребовала объяснить причины. Но она этого не сделала, а позволила мне использовать её дальше.
– Это и есть любовь, Джаред. Это она и есть, когда женщина не давит на тебя, не требует, а дарит.
– Когда она лежала там, а девочки работали с ней, то долю секунды я колебался. Но отбросил эти мысли, услышав, как она зовёт меня. Я слышал страх в её голосе и хотел успокоить. Мне не понравилось. Нет, моё тело было насыщено происходящим, а вот разум не оценил. Он требовал оборвать это, но я был поглощён её страстью, разрешая ласкать её до бессилия.
– Зачем? Зачем ты пошёл против своего сердца? Это не только разум, Ред, но и ты сам, тот, кого боишься показать другим. Я же знаю тебя, брат, – его ладонь ложится на моё плечо, и я поворачиваюсь к Джо.
– Чтобы доказать себе, что могу. Она такая же, как и другие. Ничего не изменилось во мне, когда я встретил её. Ничего не разрушилось, и мои желания не отличаются от прошлых. Но я слышал, как она просила остановиться. Я слышал, Джо, слышал. И я отошёл от неё, наблюдал, как корчится в муках оргазма, не желая его принимать. Такого ещё не было, ведь каждая женщина хочет быть безумной в страсти. Любая из них молила о повторении, о большем, кроме неё.
– А затем я разозлился. На неё. Она должна была стать той, кого я выдумал себе. Должна была, и вернулся, чтобы выплеснуть на неё всё, что накопилось внутри за столько лет. Я сорвался, обезумел и превратился, действительно, в чудовище. Да, она была права. Я урод, ублюдок, недостойный ничего. Но я не буду признаваться в этом. Не буду, – сбрасываю его руку с себя.
– Слишком долго ты жил идеей, Ред. Ты уже признался, внутри себя признался, что был не прав. Ты поступил бесчестно по отношению к ней, и эти слова ты должен сказать ей. Ты обязан это сделать. Ты не трус, брат. Ты же не трус. Если бы был труслив, то я сейчас бы не дышал. Но ты так боишься чувств, что сам себя обрекаешь на муки и тех, кто любит тебя.
– Я не верю, что меня можно любить. Да и, вообще, это слово такое гадкое для меня. Наши родители были бы живы, если бы я их любил так, как они меня. Я…
– Прекрати, Джаред. Не ты виноват в том, что они мертвы. Не ты. Но я могу тебе доказать, что есть человек, которому ты дорог вот таким. Хочешь узнать, кто это? – Перебивая меня, достаёт телефон.
– Ты? Мёрл или Мэтью, разрушивший мои компьютеры и укравший жёсткие диски? – Усмехаюсь я.
– Вообще-то, это не Мэтью, а Мёрл. Она так разозлилась на всех нас, что пока ты спал, сотворила это. Ей нравится Санта, как и всем нам.
– У нас в крови сумасшествие и разрушение, – потираю переносицу, узнавая такие факты.
– Так ты хочешь узнать, кому ты нужен? Ты готов услышать это, больше не страшась увидеть собственные эмоции и чувства?
– Любишь ты вводные речи.
– Я же адвокат, это моя работа, – Джо копается в телефоне и затем передаёт мне.
– Нажимай.
А то я не знаю, как обращаться с диктофоном. Включаю его и слышу сначала неприятное шуршание, а затем голос брата. Как только появляется полный нежности и ласки мягкий тембр, из-за которого потерял рассудок, нечто странное происходит снова внутри. В груди. Глубоко. Минутная радость, затем всё сменяется болью. Да такой, что в горле образуется ком.
– Не могу, – выключаю и бросаю в руки брата телефон. – Не могу. Я не заслужил. Она не должна была это говорить. Она не должна.
– Но сделала это. Санта твоя женщина, Ред. Да, ты ненавидишь её за то, что превращает тебя в раба. А ты подумай, что её больше нет. Филиппу удалось убить её и…
– Я разорву его. Отомщу и буду наблюдать за этим. Она его марионетка, он никогда не думал о ней, как о человеке. Да и я не лучше теперь. Выходит, действительно, я уродливее и чудовищнее, чем он? Она улетела по этой причине? Решив, что унижение, которому я подверг её, хуже, чем насилие? Как она могла? Как могла так легко отдать себя в его руки? – Рыча, хватаю Джо за пальто и встряхиваю.
– Так, а теперь успокойся. У нас есть ещё шанс всё изменить, – снимает с себя мои руки и пододвигается ближе к дверце машины.
– Я считаю, что она больше не хотела испытывать боль, которую ты ей причинил. Но именно ты и можешь всё исправить, – замечает он.
– Как? Воскреснуть? Просто так взять и появиться на пороге их дома? Ты рехнулся?
– А это тебе решать, Ред. Но я… вот чёрт, пригнись, – толкает меня в плечо и прячется.
Недоумённо перевожу взгляд вбок и замечаю движение. В доме недалеко от нас зажигается свет.
– Зачем тебе Рейчел? – Спрашиваю его, наблюдая, как он вылезает и выпрямляется.
– Она подарит возможность приблизиться к Санте на то расстояние, которое мне нужно. Поэтому мне придётся убедить её поехать со мной. Будь здесь, – Джо поправляет пальто и открывает дверцу машины.
– Ты понимаешь, что за её домом могут следить? – Успеваю схватить его за рукав.
– Конечно, но меня больше это не волнует. Я решил спасти Санту. Она не справится там одна. Не позволю ей отдать жизнь за того, кто недостоин быть даже слизняком. Я скоро вернусь.
Выскакивает из машины, оставляя меня в шоке. Именно в том состоянии, где адреналин повышается в крови. Я уже переживал его, когда заметил дым. И теперь предстоит решить: готов ли я снова вступить в схватку с огнём и вытащить оттуда её? Готов ли я, первый раз за всю жизнь, признаться себе в том, что Санта не просто очередная игрушка? Ведь она с самого начала должна была занять центральное место в моей цепочке.
Бросаю взгляд на дом, в котором скрылся Джо. Затем на свою руку, покрытую ожогами. Затем снова на дом, и делаю самое импульсивное решение, которое мне стало привычным с Сантой. Да, контролю больше ничего не поддаётся. Я давно его потерял.
Прислушиваюсь к происходящему за дверью, очень сложно различить голоса. Тихо. Опасно тихо. Нажимаю на звонок и поправляю капюшон. Дверь распахивается через несколько секунд.
– Если кто и будет защищать мою женщину, то только я. Понятно? – Смотрю в глаза Джо и замечаю радость.
– Тогда добро пожаловать в ад, Ред, – отходит от двери и пропускает меня внутрь.
Теперь вряд ли есть путь назад. Я не двигался столько времени, что забыл, каков настоящий мир на вкус. Я прятался от всех, считая, что внешность – это главный показатель. Да, мне страшно, потому что я не делал такого ни разу. Я не предполагал, что мне предстоит встретиться с кошмаром лицом к лицу. И я не желаю, чтобы во мне разочаровывались. Я лишь хочу быть для кого-то красивым. Быть кому-то нужным. Испытывать острую нехватку прикосновений. Желаю забыться и научиться мечтать. Хочу быть человеком, а не призраком. Хочу воскреснуть и восстать из могилы. Слишком долго я пробыл там, но так и не узнал, что такое чувствовать, до той секунды, когда предал самого себя. И я верну обратно те спокойствие и нежность, которые вкусил с ней. Пришло время признаваться во всех грехах. Они не будут прекрасны, ведь сказок не существует.