Должен признаться: именно я повинен в «президентстве» Джорджа У. Буша. Я, Майкл Мур. Я мог все предотвратить.

А сейчас я разозлил уйму людей, и Америка по уши в дерьме.

Вот почему я скрываюсь.

Этот эпилог я пишу в своем убежище, расположенном в лесах северного Мичигана, где-то на сорок пятой параллели. Если верить аборигенам, я сижу точно между экватором и Северным полюсом, короче, в глухой дыре.

Я больше не придумываю, как бы нам спасти Америку или планету, — теперь меня больше занимает спасение собственной, пардон, задницы.

Все началось в Таллахасси — столице Флориды. Да-да, именно в том Таллахасси.

Мое присутствие в столице штата Флорида не имело ничего общего с тридцатишестидневными выкрутасами СМИ на «Выборах-2000». Тот кусочек «жареных» материалов организовали для тех, у кого нет собственных приключений в стиле Моника/О. Джей [75]Имеются в виду громкие судебные процессы Моники Левински и О. Джей Симпсона — звезды американского футбола, которого обвиняли в убийстве жены и ее любовника. — Примеч. пер.
и кто тем не менее жаждет просмотра очередного уродливого национального разоблачения, наподобие свадьбы конгрессмена Ньюта Джингрича. Не это привело меня в Таллахасси, и не ради тех тридцати семи дней прикатил я в столицу Флориды.

Я приземлился в Таллахасси за пятнадцать дней до выборов. Чего я не предусмотрел, так это утренней встречи с губернатором Флориды Джсбом Бушем. Только он и я находились на улочке в нижней части Таллахасси, а вокруг бродили его телохранители, в любой момент готовые сожрать меня на завтрак.

Я прибыл во Флориду попробовать отговорить его брата от победы на выборах, дабы предотвратить несчастье, маячившее на горизонте, и устранить врага. И всего за двадцать секунд!

Миссия была обречена на провал.

Теперь я не знаю, кого мне больше бояться — нефтяного магната, который сегодня управляет компанией под названием «Соединенные Штаты Америки», сидя в Овальном кабинете, или спятивших либералов, которые жаждут моей крови, поскольку решили, что я — тайный руководитель предвыборной кампании Ральфа Нейдера и что я… я… я…

ЛАДНО! ХОРОШО! ЭТО ПРАВДА!!! ЭТО БЫЛ Я — ИМЕННО Я! Я! Я! ВО ВСЕМ ВИНОВАТ ЛИШЬ Я!!! О ЧЕМ Я ТОЛЬКО ДУМАЛ??? НЕУЖЕЛИ Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК ХОТЕЛ ВСТРЕТИТЬСЯ СО СЬЮЗЕН САРАНДОН? Господи, прости меня, я погубил страну — этот прекрасный шизанутый народ идеалистов и бухгалтеров. Все, чего они хотят, — это права разъезжать в своих «шевроле-блейзерах» по плодоносящим прериям; их единственное желание — чтобы им когда-нибудь объяснили разницу между «частичной солнечностью» и «частичной облачностью», и нуждаются только в тарифном плане с достаточным количеством бесплатных минут, дабы они всегда могли ответить, если их ребенок позвонит из школы, где идет перестрелка, чтобы попросить мамочку или папочку скорее связаться с Си-эн-эн и повыгоднее продать телевизионщикам пленку с кровавой бойней в кафетерии, которую дети только что отсняли.

И все же думаю, что смогу перехитрить головорезов из «Халлибертон» и «Энрона» (сегодня выступающих в качестве «специальных помощников вице-президента»). Очень скоро они будут арестованы, изолированы и освобождены от всех несчастий.

Однако ни капли раскаяния не утешит сторонников Гора, которые справедливо расстроились, что их кандидата не пустили в кабинет, который принадлежит ему по праву. Они кипят от злости. Должен вам сказать, я не видел либералов такими злыми с… с… ну, вообще-то я ни разу не видел, чтобы либералы из-за чего-нибудь негодовали! В конце концов, они не Христианское правое движение, которое умудряется — с помощью Бога и умопомешательства — всегда добиваться своего.

И вот сегодня все эти либералы наконец сошлись на одном: виноват Ральф Нейдер… и я! Почему я? Они просто не в курсе всей истории! В 1988 году Ральф Нейдер выгнал меня с работы — вышвырнул на улицу без единого цента в кармане!

Теперь, чтобы выжить и защитить дорогих мне людей, а заодно опубликовать эту книгу, которую я написал для тех из вас, кто сможет углядеть ее на книжном прилавке, я уединился в глухом лесу, захватив только ноутбук и компас. Здесь я питаюсь дарами природы и дописываю последние страницы в надежде, что некоторые уроки будут усвоены.

На прошлой неделе в аэропорту Детройта ко мне подошел парень. С широкой улыбкой он похлопал меня по плечу и воскликнул:

— Тебя считают придурком, и мне захотелось на тебя посмотреть!

После чего развернулся и убежал, не услышав мой ответ:

— И правильно считают!

В Мичигане полно таких людей. Честных и вежливых. Как и письма, которые я получаю в последнее время; сегодня, например, пришло такое…

«Дорогой мудак, — начиналось оно. — Надеюсь, ты доволен тем, что натворил. Вместе с этим эгоистом Нейдером вы отравите нашу воду мышьяком, а мы и понять ничего не успеем. Сделай нам одолжение — катись к черту. И подохни».

Я бы мог ответить, что Ральфа Нейдера можно обвинить лишь в привлечении к голосованию еще одного миллиона избирателей, поскольку он — единственный кандидат, который рассказывает о реальном положении дел в нашей стране. Толстосумы вели себя как бандиты на протяжении всего демократического периода девяностых. Не было сделано ничего для облегчения страданий сорока четырех миллионов американцев, лишенных медицинской страховки. Минимальная зарплата оставалась на рабском уровне — 5,15 доллара в час.

Я мог объяснить ему, что благодаря присутствию на бюллетене имени Ральфа Нейдера в Вашингтоне большинство из тех 101 906 граждан, проголосовавших за него, попутно голосовали за сенаторов-демократов. Благодаря этим избирателям Мария Кэнтвелл стала новым сенатором от Вашингтона, набрав всего 2229 голосов. Если ты обвиняешь Нейдера в переманивании избирателей Гора во Флориде, ты должен также признать, что Нейдер привел тысячи новых избирателей, которые обеспечили отрыв Кэнтвелл, таким образом позволив демократам сравняться в сенате с республиканцами — 50 на 50. А в результате равенства голосов один сенатор из Вермонта вдруг осознал, какой силой обладает, и покинул ряды республиканцев, переметнувшись к демократам, которые теперь составляют в сенате большинство. Ничего этого бы не было без Нейдера.

Я мог бы напомнить автору письма, что единственные обидчики Гора, отобравшие у него законную победу, — пятеро судей Верховного суда, которые не разрешили подсчитать все голоса. Между прочим, Гор никогда бы не оказался в подобном переплете, победи он в своем собственном штате или в родном штате Клинтона, ну или уверенно выступи хотя бы в ходе одного из трех дебатов. Ничего такого у Гора не получилось, и вот почему он оказался в подобном переплете. К чести Гора, он не винит в случившемся Ральфа Нейдера. Он обвиняет «молнию» на брюках Клинтона!

Я мог бы написать все это своему доброжелателю, но не буду. Лучше я расскажу ему (и вам) историю, которой до сих пор делился лишь с близкими друзьями, — историю о четырнадцати часах, которые я провел в аду под названием «Таллахасси».

Я избегаю Флориды. Там противно и неудобно повсюду таскать с собой рулон бумажных полотенец, просто чтобы не промокнуть. Там полно клопов и москитов. Местные жители похищают кубинских мальчиков. Каждый день идет охота на немецких туристов, разъезжающих во взятых напрокат машинах. А еще там «Мир Уолта Диснея». И Глория Эстефан. По западной части Палм-Бич бродят Кеннеди в свеженьком белье. Я уж молчу про ураганы, Теда Банди, [76]Тед Банди — маньяк-убийца, казненный во Флориде в 1989 г. — Примеч. пер.
Аниту Брайант, [77]Анита Брайант — поп-певица, участница конкурса красоты «Мисс Америка» в начале 60-х. В 1977 г. стала резко выступать против гомосексуалистов и развернула кампанию под лозунгом «Спасем наших детей!». — Примеч. пер.
Бебе Ребозо, [78]Бизнесмен с сомнительной репутацией, какое-то время пользовался доверием президента Никсона. — Примеч. пер.
болота, дешевое оружие и «Нэшнл инкуайрер». Ненавижу Флориду.

И все-таки с приближением ноябрьских выборов меня неодолимо потянуло во Флориду. Может, я съел что-нибудь не то или еще почему.

Меня попросили выступить перед студентами местного университета. Я было согласился, однако впоследствии был вынужден отказаться из-за плотного графика съемок моего фильма.

Потом Эл Гор проиграл заключительные (третьи) дебаты Джорджу У. Бушу. Там, откуда я родом, дебаты обычно выигрывает умный, а проигрывает дурак. Казалось бы, все просто. Только не в этот раз. Я глазам не мог поверить. Эл Гор делал все возможное, чтобы проиграть выборы.

Я перезвонил флоридским ребятам и спросил, не могу ли я приехать, — они были на седьмом небе от счастья. Через несколько дней я должен был выступить перед студенчеством — всего за пару недель до выборов. Кроме того, я бы провел пресс-конференцию на уровне штата и сделал бы заявление.

Я хотел рассказать кое-что о Ральфе Нейдере.

У меня непростые отношения с Ральфом. В конце восьмидесятых я работал в его конторе. Он дал мне работу, когда я уже совсем отчаялся. Я решил никогда не забывать этого благородного поступка.

В своей комнатке — по соседству с кабинетом Ральфа — на третьем этаже выстроенного Эндрю Карнсги дома я выпускал краткий тележурнал со скромным названием «Еженедельник Мура». Попутно я начал снимать то, что впоследствии стало фильмом «Роджер и я».

Все было прекрасно, пока я не подписал с издателем контракт на создание книги о «Дженерал моторс». Когда Ральф узнал, как мне повезло, он не закурил дорогую сигару.

— Почему ты решил, что готов написать книгу о «Дженерал моторс»? — спросил он. Еще он хотел знать, по какому праву я снимаю свой фильм, почему я провожу во Флинте больше времени, чем в округе Колумбия, и почему тот еженедельник выходит так редко.

Наконец он посмотрел на меня и только покачал головой.

— Да, можно вытащить Майка из Флинта, — усмехнулся он, — но нельзя вытащить Флинт из Майка.

И попросил меня собрать свои вещи и уйти.

Я был раздавлен. Я нашел место, где мог отредактировать фильм, и устроился туда. Когда фильм вышел, я, дабы продемонстрировать поддержку и забыть старые обиды, позвонил Ральфу и предложил ему выручку от моей вашингтонской премьеры. Он отказался. Более того, вместе со своими коллегами полил меня грязью в «Нью-Йорк таймс». Я снова был раздавлен.

После двух пинков я усвоил урок. И не разговаривал с ним восемь лет.

В конце девяностых я решил, что пора ему позвонить. (Видимо, мне не хватало тычков, получаемых в жизни.) Я пригласил Ральфа и его сотрудников на премьеру моего последнего фильма — «Большой». Они пришли. Я стоял в сторонке и наблюдал, как Ральф от души хохотал. Потом я попросил его встать и отвесить поклон, что было встречено бурными аплодисментами. На выходе из кинотеатра я крепко его обнял. Ральф, как и я, не любитель объятий. Просто я увидел такой ритуал в каком-то фильме — смотрелось круто.

Два года спустя, когда я сидел на крылечке в Мичигане, обдумывая собственные дела, позвонил Ральф с просьбой поддержать его кандидатуру на президентских выборах. Я стараюсь не связываться с политиками, потому что… Ну, по тем же причинам, что и вы, — они все такие скользкие, лысеющие и не способны произнести и двух предложений, не соврав. Ральф был совсем другой — эксцентричный и талантливый. Короче, не из президентского теста. В 1996 году он выставил свою кандидатуру и не стал организовывать предвыборную кампанию. Его сторонники были разочарованы. Не пошутил ли он и на этот раз? Нет, он сказал мне, что теперь все «по-настоящему». Он собрался потратить нехилую сумму денег и объехать пятьдесят штатов. И набрать постоянных сотрудников. Счастливчики!

Я хотел повесить трубку и вернуться к безделью. Я не хотел вмешиваться в эту затею. Но какова была альтернатива? Притвориться, что в стране все тип-топ? Поверить в одного из кандидатов от партии, финансируемой теми же боссами, против которых я борюсь и снимаю фильмы?

Я не мог подвести Ральфа. Он не бросил меня несколько лет назад, и он никогда не причинит зла Америке. Если его голос не будет услышан, то ни одно из уважаемых нами СМИ даже не упомянет Ральфа, не говоря уже об обсуждении его позиций.

Перед тем как согласиться, я решил отправить личное письмо Элу Гору, предоставив тому шанс объясниться и рассказать, почему мне вообще стоит всерьез воспринимать его кандидатуру, учитывая действия администрации Клинтона — Гора.

Он прислал в ответ одно из тех писем, в которых персонально составляются лишь первый да последний параграфы, а все остальное берется из компьютера. Он поблагодарил меня за «провокационное письмо» и целых четыре листа повторял уже знакомую мне программу. И хотя я старался быть объективным, слова Гора не убедили меня в том, что мы увидим хоть какую-нибудь разницу, если Овальный кабинет достанется ему. Я позвонил Ральфу и сказал, что я — в его команде, если только меня не заставят носить серый костюм, есть навоз или потрошить китов.

Кампания Ральфа освещалась в колонке Молли Айвинс, где публиковались советы тем, кто собирается голосовать за Нейдера и не хочет видеть в Белом доме Джорджа У. Буша. Если вы живете в штате, где ожидается однозначная победа Буша или Гора, предложила она, тогда вам надо подать пример избирателям и голосовать за Ральфа Нейдера. Но если вы живете в штате, где проводится закрытое голосование, выбирайте Гора, чтобы не дать выиграть Бушу. Что касается меня, я обычно голосую за кандидата, которого считаю лучшим, как нас учили на политологии в седьмом классе… но как знать?

Честно говоря, я думаю, что многие ребята из лагеря Нейдера были со мной согласны: раз у Гора была возможность размазать Буша по стенке во время дебатов — итог выборов предрешен. Вот мы и решили набрать Нейдеру несколько миллионов голосов, дабы показать будущему президенту Элу Гору, что далеко не все американцы жаждут смещения демократической партии «вправо». Сильная позиция Нейдера могла помешать Гору и его обещаниям вроде усиления финансирования военных и сокращения расходов на рабочих.

Гениальная идея, ничего не скажешь.

А потом наступили дебаты. Ральфа туда не допустили, и Америке оставалось созерцать три полуторачасовых представления, где Гор с Бушем чаще соглашались, чем спорили. На вторых дебатах оба заявили, что согласны друг с другом по тридцати семи пунктам. Офигеть можно.

Гор упустил свой шанс. Ему не удалось продемонстрировать публике невежество и глупость Буша. Он не смог выделиться и убедить народ, что между именами на избирательном бюллетене есть разница. У него было три шанса приложить этого ухмыляющегося Бушева сына, и Гор не смог! Американцы поняли: если он так нянчится с Джорджиком, что же будет, если Гор встретится с русскими? Или с канадцами?

Я обалдел. Казалось, Гор уже проиграл. Он был готов отдать свой родной штат. За пять дней до выборов он не смог убедить главу демократов в сенате, Роберта Бёрда из Западной Виргинии, выступить в его поддержку (фактически подарив Западную Виргинию — традиционный оплот демократов — Бушу). Любой из этих штатов дал бы Гору все необходимые для победы голоса.

Гор опростоволосился… А избиратели Нейдера, словно крысы, побежали с тонущего корабля (хотя и симпатичные крысы — очаровательной пушистой породы). Число сторонников Ральфа сократилось вдвое. Выяснилось, что ему не набрать пяти процентов голосов, необходимых для получения федерального финансирования на следующих выборах.

В штабе Нейдера царило смятение. Было решено отказаться от плана Айвинс и выйти на вторую процентную отметку — в штатах, где победа или проигрыш Гора зависели от Ральфа. (В некоторых таких штатах у Нейдера было аж двенадцать процентов.) Наша наглая шокирующая стратегия давала демократам понять — «Вы изменили своим принципам. Вы больше не демократы. Настала пора получить по заслугам». И речь идет не о шлепке по заднице от воспитателя Нейдера!

Мы знаем, что единственное, чего боятся политики, — это изгнания из милого уютного кабинета со встроенной техникой и оплаченными государством расходами. (Второе место в хит-параде страхов занимает перспектива получить настоящую работу.) Если не угрожать подобной расправой, они никогда не будут осуществлять своих обязанностей, не прислушаются к нам и никогда не выберутся из теплой кроватки, чтобы пораньше прийти на работу. Ральф Нейдер — воплощение последнего шанса американцев заставить Гора правильно себя вести.

Все понимали, что выступления Ральфа в штатах, где держится неустойчивое равновесие, может стоить Гору выборов и распахнуть перед Бушем двери Белого дома. Но когда на ваших глазах правительство, за которое вы голосовали, начинает походить на республиканцев, а не на традиционных демократов; когда все эти демократы усложняют жизнь и без того не самым обеспеченным гражданам, помогая толстосумам устроить крупнейшую оргию в истории; когда мой родной Флинт за годы правления Клинтона — Гора потерял больше рабочих мест на заводах «Дженерал моторс», чем за все двенадцать лет Рейгана — Буша… что ж, выбирайте: вы хотите, чтобы вас трахнули те, кто честно заявляют о своих намерениях, или те, кто сначала наврут с три короба, а потом все равно трахнут?

Простите за грубость, но лишь так можно описать, как я и миллионы американцев восприняли эти выборы. Вам не нужно соглашаться, вам не нужно восторгаться этим, вам просто нужно прочесть тот абзац еще раз, если хотите понять, в какой мы ярости.

Я знаю, что уйма хороших людей не видят иного выхода, кроме голосования за демократов. Они предпочтут пробормотать «Я люблю тебя», пока их трахают, нежели взглянуть в лицо чудовищу, которое придавит их на предстоящие четыре года. Мне знакомо это чувство. Ласково проворкуйте, что любите меня, и можете делать со мной что хотите… даже поливать грязью в «Нью-Йорк таймс»!

Однако эти упирающиеся демократы Гора были действительно на нашей стороне. У нас много общих желаний, просто они выбрали не тот путь. В случае победы республиканцев мне казалось разумным объединиться с этими душками-либералами, дабы спасти мир от малютки Бушика. Посылать их к черту было бы неправильно.

Я поделился размышлениями с Нейдером. Мол, незачем обижать наших друзей… хоть и потенциальных. Мы боремся с теми, кто лишь прикрывается словом «демократ», — продажными бюрократами, лоббистами, пустомелями, которые не попали в республиканскую партию из-за нехватки навыков по уничтожению национальных лесов, закрытию тысяч библиотек и отбиранию бесплатных завтраков у голодающих детей из бедных кварталов. Для таких дел нужен сильный характер. Те, кто им не обладает, идут в демократы.

Мы боремся не с избирателями, которые до сих пор отчаянно привязаны к сборищу под названием «демократическая партия». Уверенность миллионов американцев в том, что демократы представляют их интересы в большей степени, чем республиканцы, скорее предрекает провал нашей миссии — показать людям, насколько эти партии похожи и как демократы снова и снова предают свой народ.

В последние недели перед выборами коллеги по штабу Нейдера попросили меня отправиться с ними в поездку по «неустойчивым штатам». Я отказался, объяснив им, что я лучше поработаю в штатах, где Ральф может получить большой процент голосов, но не будет в ответе за победу Буша. Почему бы не попытать счастья в Техасе или Нью-Йорке, где исход выборов давно известен?.. Посоветуем людям не тратить голоса на Гора, поскольку тогда они получат дырку от бублика, а заявить о себе, обеспечив Нейдеру 10 процентов.

Это противоречило нашей стратегии. Однако ребята Нейдера уважали мое мнение и хорошо ко мне относились.

В полдень 23 октября 2000 года я приземлился в Таллахасси. В аэропорту меня встретили местный студент и его брат с женой. Пока мы шли к автомобилю, они наперебой спрашивали о «приглашении», которое, по слухам, я сделал Джебу Бушу.

— Да ладно, уже все знают! — верещали они.

— О каком таком «приглашении» вы говорите? — изумился я.

— О том, которое вы опубликовали во вчерашней газете.

Ребята вручили мне воскресный выпуск «Таллахасси демократ» — местной ежедневной газеты. На первой же странице оказалось интервью, которое я дал по телефону неделю назад. А еще моя большая фотография и цитата, призывающая губернатора выползти из норы и встретиться со мной лицом к лицу первым же вечером. Ой, блин! Как просто бросаться оскорблениями, когда сам находишься в тысячах миль от оппонента. И совсем по-другому себя чувствуешь, когда оказываешься один-одинешенек среди толпы, которая, мягко говоря, недолюбливает хитрожопых северян. Но об этом я как-то не подумал…

Я прибыл в университет и начал пресс-конференцию. Я нервничал. И очень хотел, чтобы меня поняли правильно.

Я сказал журналистам, что Буша надо остановить. Я призвал жителей Флориды голосовать за Гора, если они уверены в нем на все сто. И если они решили голосовать за Нейдера, то пусть сначала крепко подумают над своим выбором. Я чувствовал: во Флориде иные приоритеты. Тем, для кого важнее остановить Буша, я советовал голосовать за Гора. И добавил, что пойму и буду уважать их выбор.

Журналисты удивились. Отдам ли я свой голос Гору? «Нет», — ответил я. Я голосую за Ральфа. Да, мне легко говорить, ведь я живу в штате, где победа Гора предрешена. Во Флориде все по-другому.

Весть о том, что «знаменитый сторонник» Нейдера призвал жителей Флориды голосовать за Гора, если они сочтут это правильным, облетела весь штат.

Когда пресс-конференция закончилась, я побежал в туалет. Меня стошнило. Настало время выступить перед двухтысячной аудиторией. В дверь постучал организатор.

— Пора начинать! — прокричала она.

— Дайте мне еще пять минут, — прохрипел я. — Меня тошнит.

В дверь снова постучали.

— Покажите им отрывок из моего телешоу. Я буду через минуту.

Уж не знаю, почему меня тошнило — может, из-за страшной ответственности, а может, из-за уот-э-бургера (самого популярного в Таллахасси), который я съел по дороге. Или я просто знал, что весь электорат — вся страна, как и я, оказалась в сортире, откуда нет выхода.

Через двадцать минут я поднялся на кафедру. Прямо передо мной сидели «зеленые» с плакатами в поддержку Нейдера. Я рассказал им и всей аудитории о горькой пилюле, которую придется проглотить. Я сказал толпе: прислушайтесь к лучшему судье — вашей совести. Поймите, я не перестану вас уважать, если вы проголосуете за Гора. Лично я отдам свой голос за Нейдера, добавил я и пустился перечислять, почему для меня это было делом чести: я не могу голосовать за того, кто поддерживает смертную казнь, кто собирается продолжить бомбежку мирного населения других стран, кто считает приемлемой минимальную зарплату, составляющую один доллар в час, кто хочет подписать еще одно торговое соглашение о свободной торговле, [79]М. Мур имеет в виду Североамериканское соглашение о свободной торговле, заключенное в январе 1994 г. между Канадой, США и Мексикой. — Примеч. пер.
в результате чего еще больше американцев потеряют работу.

Я сказал, что не нажму кнопочку (и не проколю дырочку) за человека, который собирается потратить на военных больше, чем Буш; который не бросится обеспечивать наших граждан медицинской страховкой; который считает, что Джанет Рино была не права, вернув малыша Элайю Гонсалеса на Кубу. То есть — за Гора.

— И все же, — заключил я, — я понимаю ваше непростое положение во Флориде. А потому не слушайте меня и делайте, как считаете нужным, а там посмотрим.

И да благословит Господь сидящих передо мной ребят за мужество и верность себе, которых давно лишились многие их родители-шестидесятники.

Последовавшие за выступлением вопросы и ответы вместе с дополнительным обсуждением в студенческом союзе, где присутствовали двести студентов и активистов (причем некоторые из них добирались туда по три часа), касались выработки плана того, как избежать предстоящей беды. Закончилось все в полвторого ночи — через пять с половиной часов после того, как я выяснил отношения с уот-э-бургером. Я ушел оттуда с чувством, что во Флориде бушует ураган и разумнее поискать укрытие.

Вскоре я уже добрался до отеля — старомодного местечка на аллее, ведущей прямо к зданию законодательного собрания штата. Я включил телевизор и посмотрел повтор одиннадцатичасовых новостей.

— Руководитель предвыборной кампании Нейдера заявил, что Буша надо остановить любой ценой, — сообщил диктор.

Я погасил свет и заснул.

В полседьмого утра надо было вставать, иначе я рисковал не успеть на самолет. Студент ждал меня внизу, чтобы отвезти в аэропорт. Пока я отмечался у администратора, парень крикнул:

— Там Буш проходит!

— Останови его! — не подумав, завопил я. (Наверное, это рефлекс — что в Техасе, что во Флориде при слове «Буш» я машинально кричу: «ОСТАНОВИТЕ ЕГО!») Послушное дитя открыло дверь и заорало:

— Губернатор Буш, тут с вами поговорить хотят!

К тому моменту я уже подбежал к выходу из гостиницы. Там, на пустынной аллее, в предрассветной тьме, Джеб Буш в компании своих телохранителей шел на работу. В сорока футах за губернатором по дороге полз единственный автомобиль — черный джип, набитый дополнительными охранниками.

Буш обернулся посмотреть, кто его окликнул, и увидел меня. Ухмыльнувшись — это у них семейное, — он направился в мою сторону. Я пошел ему навстречу, а телохранители переключились в режим «сделаем-отбивную-из-любого-урода».

— Мистер Мур, — начал Буш, качая головой, словно его третий день пытаются накормить булочками с мясом.

Я протянул руку, и Буш пожал ее.

— Просто хотел пожать вам руку и сказать «привет, губернатор», — вежливо произнес я.

Он сдавил мою руку, не желая отпускать, пока не выскажет все, что собирался. Джеб смотрел мне прямо в глаза. Телохранитель подошел поближе.

— Вам достаточно заплатили за эту поездку? — многозначительно прокаркал он. Подтекст был ясен: «Ты — подлиза, Мур». У меня пересохло во рту, а сердце билось так громко, что казалось, Джеб тоже слышит.

— Денег никогда не бывает достаточно, кому как не вам это знать, губернатор, — брякнул я первое, что пришло в голову. Какое ему дело, кто и сколько мне платит? И тут до меня дошло — поездку оплатил ОН! Университет штата Флорида! Теперь стало ясно, почему Буш так со мной разговаривал: он оплатил мою поездку, дабы флоридцам, а особенно сторонникам Нейдера, объяснили, что главное — победить Буша. Однако вовсе НЕ это хотели донести до нейдеристов люди Джорджика.

Смотрел ли он вчерашние новости? Буш пристально взглянул мне в глаза и отпустил мою руку.

— Кевин тут? — вдруг спросил он.

Чего-чего? Какой Кевин? Это секретный знак охране, что пора оттяпать мне голову? И тут я догадался — он говорил о своем кузене, Кевине Рафферти, режиссере, который помог мне с «Роджером и я». Я не встречался с Кевином уже лет двенадцать, так почему он спрашивает? Я не знал, что сказать.

— Ну… его здесь нет, — наконец пробормотал я.

— Что ж, передайте ему привет от меня, — сказал он.

— Непременно, — заверил я.

— Собираетесь уезжать? — поинтересовался он.

— Да, — буркнул я. — Прямо сейчас.

— Понятно.

Он еще раз улыбнулся мне в стиле Бушей, кивнул — мол, скатертью дорога, — и отправился на работу. Пока он шел по пустынной аллее, я пытался придумать какой-нибудь остроумный ответ, но Буш успел уйти шагов на двадцать. Тонированное стекло джипа скользнуло вниз — охранники окинули меня оценивающим взглядом, и машина медленно проплыла мимо. Первый луч солнца осветил купол Капитолия. В следующий раз я увидел это здание только через две недели — по телевизору.

Каждая встреча с кем-нибудь из деток-Бушей оборачивается для меня поражением и чувством крайнего истощения. Каким-то образом им всегда удастся взять надо мной верх. Когда в Айове я подошел к Джорджику и попросил ответить на вопрос для моего телешоу, он послал меня «искать настоящую работу». Окружающие чуть не лопнули от смеха. А я не знал, что сказать, ведь он был прав — это не настоящая работа! Мне нечего было возразить.

Когда я столкнулся с Нилом Бушем, несудимым соучастником скандала с «Сильверадо сэйвингс энд лоан», я готовил радиоинтервью в холле детройтского офиса «Дженерал моторс». Нил проходил мимо в компании четырех азиатов — «банкиров из Тайваня», как он сказал мне позже. Увидев меня, Буш чуть не подпрыгнул. Я был последним, кого он ожидал встретить в офисе «Дженерал моторс».

— А где твоя камера? — спросил Нил, озираясь по сторонам.

— О, хм… я не взял ее сегодня, — застенчиво промямлил я в свое оправдание.

Он широко улыбнулся:

— Как же так, Майки забыл свою камеру? — Нил протянул руку и потрепал меня по щеке. — Плооооохой мааааальчик!

И ушел, со смехом рассказывая китайцам, кто я такой и как он только что меня приложил.

Единственный член семейства Бушей, которого я смог одолеть, к моему стыду, — их единственная сестра Дороти. Она — лапочка и тихоня. И она совсем растерялась, когда я спросил ее, который из ее братьев, на ее взгляд, победил бы в соревновании «Кто-казнит-больше-заключенных» — Джордж или Джеб?

Она явно обиделась; по правде сказать, Дороти выглядела искренне возмущенной намеком, что ее братья — хладнокровные убийцы. Казалось, она сейчас заплачет. Я чувствовал себя последним ублюдком. Вперед, Майк, вот ты наконец и опустил человека по фамилии Буш!

Конечно, есть еще один братец Буш — Марвин, хотя вы и не слышали о нем. Я никогда не встречал Марвина. Вы никогда не встречали Марвина. Его никто никогда не встречал. Одному Богу известно, где он и что задумал… помимо того, как бы меня унизить.

После жуткого свидания с Джебом я поднялся на борт самолета до Лос-Анджелеса, все еще прокручивая в голове утренние события. Пока я пытался открыть коробочку со сладким жареным арахисом, меня как громом ударило — и это было не откидывающееся сиденье парня, сидевшего в трех дюймах передо мной. Я схватил один из тех дорогих радиотелефонов и позвонил Ральфу. Я переговорил с тремя руководителями его предвыборной кампании, прекрасно понимая, что интересующий меня человек, вероятно, тоже слушает разговор.

— Ребята, — начал я, — а вам не приходило в голову, что самый влиятельный человек в Америке сегодня… Ральф Нейдер?

На другом конце провода повисло молчание.

— Я серьезно. Его пять процентов все меняют. На этой неделе Бушу для победы как воздух необходимо процветание Ральфа. А Гору для победы необходимо убрать Ральфа с дороги. Если бы Ральф не участвовал в выборах, президентом бы стал Гор. Только один человек может оказаться в выигрыше, только один кандидат сегодня имеет значение. И это — Ральф Нейдер.

Правда, к 7 ноября это преимущество пропадет, — продолжал заливаться я. — Преимущество продержится еще неделю или около того, пока Гор с Бушем не поймут, что все их планы зависят от действий одного человека — Ральфа Нейдера. Почему бы не использовать наше временное преимущество?

— Ты что задумал? — спросил один из моих коллег.

— В руках Ральфа будущее Гора. Почему бы ему не позвонить Элу и не сказать: «Эй, если хочешь стать президентом, то сделай до завтрашнего полудня…» — и вручить Гору длиннющий список требований: прекратить фальшивую «Войну с наркотиками», не сокращать налоги толстосумам и все такое. Ральф ничего не просит для себя — ни места в кабинете, ни финансирования его проектов. Он просто хочет заставить Гора поступить по совести, и если Гор публично пообещает все выполнить, то Ральф придет на телевидение и скажет: «Мы своего добились. Мы помогли Элу Гору увидеть необходимость в том-то, том-то и том-то. Он обещал народу выполнить каждый пункт. А потому в следующий вторник, если вы живете в штате с неустойчивыми позициями лидеров, я прошу вас голосовать за Гора. Остальные жители сорока штатов, голосуйте по-прежнему, дабы мы смогли создать жизнеспособную третью партию и держать Гора в узде».

Другими словами, провозгласить победу! Хотя бы осуществим то, ради чего Ральф выставил свою кандидатуру, — подкорректируем политическую программу так, как считаем нужным.

— Ну как тебе? — поинтересовался я.

— Мы не можем рассчитывать на наши пять процентов, пока не соберем все возможные голоса во всех штатах, — ответил руководитель кампании. — Мы не можем отдать ни одного голоса.

— Так после того, как вы наберете заветные пять процентов, — заметил я, — вы получите только эти проценты и никакого влияния! А сейчас все нити в ваших — наших — руках! Одному кандидату нужен Нейдер-герой, другому — Нейдер-аутсайдер. Итог этих выборов зависит от одного или двух процентов. Ральф однозначно наберет от двух до пяти. Сегодня, прямо сейчас, именно вы с Ральфом решаете, кто станет президентом! Такого шанса вам больше не представится никогда, ни разу в жизни.

Наконец медлительный коллега Нейдера, который подошел к телефону, меня понял.

— Тебе не удастся заставить Ральфа отступить, — сказал он. — Со стороны будет похоже, что он уступил, когда запахло жареным. К тому же демократы проявляют к нему такое неуважение, что Ральф никогда не согласится помочь им. И потом, с чего ты взял, что Гор сдержит слово? У этих людей не принято выполнять обещания. А как насчет тех тысяч студентов, которые потратили столько сил? — заливался руководитель кампании. — Как насчет десятков тысяч участников слетов, которые вы с Ральфом устраивали? Ты о них подумал? Это их первая встреча с предвыборной политикой, а кандидат, кому они отдали все силы, в итоге просто поднял белый флаг. Ты не можешь с ними так поступить. Иначе из них вырастут циники, которые больше никогда не придут на выборы.

Его слова были не лишены смысла. Последнее, чего я хотел, так это лишних толп циников, нисколько не интересующихся выборами.

— Но, — возразил я, — разве нет способа провернуть все так, чтобы наш поступок восприняли как победу «зеленых», Ральфа, всех, кто помогал ему? Ведь мы заставим Гора настолько сменить позиции, насколько не смели и мечтать. Ну, как та ультраконсервативная партия в Израиле, у которой всего пять мест в кнессете, но их пять голосов необходимы правительству для создания большинства. Какая бы партия ни дала им того, чего они хотят, та и получает их голоса. Если они присоединяются к либералам, их ультраконсервативные сторонники не набрасываются на них с обвинениями в продажности. Напротив, их приветствуют как героев, поскольку, хоть их всего пятеро, они всякий раз добиваются своего.

«Ух ты, вот круто! — подумал я. — Даю уроки политики на высоте 30 000 футов!»

— Майк, — позвали на том конце провода, — ты в порядке? Здесь тебе не израильский кнессет. Ты в Америке. В США такое не пройдет. Ральфа линчуют за перебежку к Гору, а Гора — за столь крутую смену позиций в столь краткий срок. Этого нельзя допустить.

Я сказал, что все понимаю. Напомнил, что Ральфу не нужно выходить из предвыборной гонки, достаточно сдать Гору десяток нерешительных штатов — и все. А у Гора будет ПРЕДОСТАТОЧНО ВРЕМЕНИ, когда он попадет в Овальный кабинет. Да и нам достанется кусочек пирога. Однако, похоже, пироги никого не интересовали. Я поблагодарил их за то, что выслушали меня, и завершил свой звонок стоимостью в 140 долларов. После чего поудобнее устроился в кресле и первый раз в жизни заказал на самолете выпивку. Где-то над Техасом я заснул.

События 7 ноября навсегда войдут в учебники по истории. До моего приезда во Флориду Нейдер имел там шесть процентов голосов. Когда я уехал оттуда, их стало четыре. Ко дню выборов его показатель опустился до 1,6 процента. А это все равно целых 97 488 избирателей Флориды. Изменили бы хоть 538 этих избирателей свое мнение, кабы знали, что только их голоса решат исход выборов? Еще бы.

И все же интересно, почему те, кто сегодня нападает на Ральфа, нисколько не злятся на других кандидатов левой ориентации, чьи имена также красовались на президентских избирательных бюллетенях Флориды, — Дэвида Макрейнольдса от социалистической партии, получившего 622 голоса; Джеймса Харриса от социалистической рабочей партии, получившего 562 голоса; Монику Мурхэд от всемирной партии рабочих, получившей 1804 голоса. Тут набралось бы 538 избирателей, которые бы проголосовали за Гора, знай они раньше, что Буш со товарищи долбанет выборы.

Лично я виню Монику Мурхэд. Это единственное, что мы усвоили из девяностых. Моники приносят лишь головную боль, уж простите.

Вот и обвиняйте Монику! Не вините Ральфа! И НЕ ВИНИТЕ МЕНЯ!

Хотя ладно — вините. И правда, раз демократы упорно приписывают нейдеристам такое влияние, пожалуй, нам следует этим воспользоваться. Да, признаемся! У нас получилось! Каждый из нас — Тор, всеведущий и всемогущий. Мы уничтожим все на своем пути! Прочь с дороги, или мы обратим тебя в пыль! Не мы бросили демократическую партию на произвол судьбы, а ВЫ! Вы предали нас и всех тех, кто некогда верил — демократы борются за что-то, например, отстаивают права рабочих. А вы запрыгнули в постель с республиканцами, оставив нам единственный путь — прислушаться к совести и проголосовать за Ральфа Нейдера. ТАКОВ ПУТЬ ТОРА!

Все верно, МЫ не пустили вас в Белый дом. МЫ выставили вашу задницу из Вашингтона. И МЫ сделаем это снова. Нас поддерживают более девятисот «зеленых» студенческих организаций. Список наших ярых активистов превышает 200 000 человек. На американских выборах в 2000 году победили двадцать два наших человека, они присоединились к еще пятидесяти трем избранным «зеленым», занимающим разнообразные ответственные посты по всей стране. С ноября «зеленые» получили еще шестнадцать мест, теперь в Америке партия «зеленых» контролирует уже девяносто одну выборную должность. В пяти городах Калифорнии — мэры от партии «зеленых». И самое главное — число американцев, голосовавших за Нейдера в 2000 году, аж на 500 процентов превышает показатели 1996 года.

Наше движение растет. И это касается не только партии «зеленых». Блин, да я в ней даже не состою! Миллионы американцев, задолбавшись с демократами и республиканцами, хотят настоящего выбора. Вот почему губернатором Миннесоты стал профессиональный борец. Вот почему единственный конгрессмен от Вермонта — «независимый» (а теперь и один из сенаторов). Скоро «независимых» станет еще больше; однако это не выход. На самом деле все не так. Во многом этому поспособствовала деятельная бездеятельность демократически-республиканской партии.

Так что спасайся кто может, — я выхожу из укрытия! Мне надоело просто «выживать», подбирая дерьмо за нытиками, которые никогда не будут сражаться за бедных, рискуя попасть в тюрьму или получить полицейской дубинкой по голове, не будут по нескольку часов в неделю жить как обычные граждане — самое великое достоинство демократии.

Я хочу, чтобы все мы осознали наши страхи и прекратили вести себя так, будто цель всей нашей жизни — просто выжить. Оставим «выживание» занудам и участникам шоу типа «Последний герой». Вы не высажены на необитаемый остров. У вас есть ресурсы. Плохие парни — всего лишь кучка слабеньких Глупых Белых Людей. И нас куда больше, чем их. Используйте свою силу.

Вы заслуживаете лучшего.