1226 год

Ворвикшир, День всех святых

Высокая чаша с неимоверным грохотом упала на столешницу. Дамы, рыцари и всадники, собравшиеся в огромном красивом зале, мгновенно прервали трапезу и обратили вопрошающие взоры к стоявшему на возвышении столу.

– Что ты сказала? Повтори-ка, я, видимо, ослышался, – не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил сэр Уилфрид Уотертон и повернулся к племяннице, сидящей подле него.

Видя, что раздражение сеньора направлено на Жизель, воины спокойно вернулись к прерванным беседам; у многих на губах заиграли понимающие улыбки: в замке ни для кого не было тайной, что, когда речь заходит о племяннице сэра Уилфрида, которая находится под его полной опекой, гнев владыки носит, скорее, показной характер.

Однако сама Жизель не смогла сохранить спокойствие, учитывая суть того, о чем она только что попросила дядю. Но девушка твердо решила стоять на своем. Когда еще представится такой удобный случай поговорить с опекуном? Ведь сэр Уилфрид редко сидел дома: едва наступал день, пригодный, по его мнению, для охоты, он с утра до ночи проводил в лесу. Да и в остальное время ей практически никогда не удавалось остаться с ним наедине – и в огромном замке, и на обширных просторах владений сэра Уилфрида они крайне редко встречались один на один. Добросердечного и чрезвычайно богатого властителя постоянно окружали подчиненные и друзья.

Именно рассчитывая на великодушие сэра Уилфрида, Жизель и завела сегодня разговор о предстоящем обручении. Старательно игнорируя присутствующих в зале, девушка обворожительно улыбнулась.

– Дядюшка! – сладким голосом проворковала она. – Я не жду, что вы разрешите мне самой выбирать себе мужа. Так далеко моя просьба не заходит. Но позвольте мне иметь собственное мнение и постарайтесь учесть его, если ваш выбор не придется мне по сердцу.

Сдвинув седые мохнатые брови, сэр Уилфрид склонился к племяннице.

– Уж не от леди ли Катарины набралась ты своеволия? – прорычал он.

– Нет, дядюшка, вовсе нет! – поспешила заверить его Жизель.

И действительно, леди Катарина неустанно вдалбливала в головы всех девушек-дворянок, которые попадали к ней на воспитание, что их участь – беспрекословно подчиняться любому волеизъявлению главы семьи, будь то отец, дядя, брат или кузен. Однако с течением лет Жизель все чаще и чаще убеждалась, что подобное подчинение на деле означает полное разлучение с семьей после свадьбы. Вот и Сесилия Дебарри фактически оказалась пленницей мужа, как только вышла замуж. После свадебного обряда от нее не было никаких вестей: значит, Бернард Ловен, супруг Сесилии, оказался даже более строгим, чем леди Катарина. А ведь как вежливо, учтиво и предупредительно вел он себя в тот единственный раз, когда приехал к ним накануне свадьбы! Только теперь Жизель поняла, что он просто хотел пустить пыль в глаза. Если бы не эгоистичные приказы мужа сидеть дома, Сесилия уже давно нанесла бы ей визит.

– Прежде я никогда не давала вам повода усомниться в моем послушании, дядюшка! – умоляющим голосом продолжала она. – Без всяких пререканий я поехала к леди Катарине и оставалась у нее до тех пор, пока вам было угодно. Вы не слышали от меня никаких жалоб. Я всегда делала то, что вы требовали. И ни разу еще ни о чем вас не просила. Сейчас обращаюсь к вам впервые. Если вы считаете, что для меня настало время выходить замуж, то моя просьба, по-моему, вполне естественна. Так почему же вы сердитесь?

Сэр Уилфрид растерянно замигал, и сердце девушки забилось с надеждой, но старик быстро взял себя в руки.

– Я уже нашел для тебя мужа! – заявил он.

С трудом сглотнув, Жизель во все глаза уставилась на дядю; улыбка сошла с ее прелестного лица.

– Вы… вы нашли?..

– Вот именно, нашел. Мы с ним сговорились в прошлом месяце, когда ты жила у леди Катарины.

Жизель медленно втянула в легкие воздух.

– Почему же вы ничего не сказали мне?

Вместо ответа дядюшка поднес к губам тяжелую чашу и сделал большой глоток вина.

– Так почему вы ничего не сказали? – упрямо повторила Жизель. – Может, потому, что помолвка еще не окончательна? Может, у жениха имеются какие-то пожелания?

– Господи! Какие там пожелания! – засмеялся сэр Уилфрид. – С твоим-то приданым? Этот малыш еще не выжил из ума.

Ах да, ее приданое. Наследство, которое она должна получить только после свадьбы. Жизель знала, что ей завещана очень крупная сумма, если не целое состояние!

– Спасибо хоть, что не считаете его идиотом, – отозвалась девушка, стараясь говорить спокойно, хотя от мысли, что ее будущее уже предрешено – и в ее отсутствие! – в душе у нее все клокотало. – Могу я узнать, как зовут моего жениха?

– Сэр Майлс Бакстон.

Бакстон. Имя ничего не говорило Жизель, но чему тут удивляться? Она могла бы перечесть по пальцам одной руки известных ей молодых людей.

Леди Катарина держала своих воспитанниц чуть ли не в полной изоляции, тщательно ограждая их от любых встреч, которые могли быть дурно истолкованы светом и вызвать вокруг девушек всякого рода кривотолки и сплетни.

Внезапно у Жизель возник еще один важный вопрос:

– А он… очень старый?

– Сэр Майлс на пять лет старше тебя.

Слава Богу, молодой, с облегчением подумала девушка.

– Значит, ему нужны деньги?

Сэр Уилфрид едва не поперхнулся вином.

– Что за вздор, дитя мое! Конечно, нет! – рявкнул он. – Ты что, держишь меня за полного дурака? Или сомневаешься, что любой мужчина в Англии счастлив породниться с нашим древним родом?

– Простите меня, дядюшка! – с раскаянием воскликнула Жизель. – Я не так выразилась. Просто любопытно, почему вы до сих пор не объявили мне об обручении.

– Причина тому одна: он должен подписать брачный контракт.

Жизель ухватилась за его слова, как слабая веточка омелы цепляется за крепкий ствол яблони. С трогательной мольбой она взглянула на своего могущественного дядю:

– Я более чем уверена, что вы сделали для меня чудесный выбор, но, раз он еще не подписал контракт, значит, обручение пока что не признано официальным и вы можете позволить мне отказаться от брака. В конце концов, по условиям завещания я имею на это право.

От неожиданности сэр Уилфрид отпрянул назад, расплескав вино, и уставился на племянницу, не обращая внимания на расползающееся по столу кроваво-красное пятно.

– Святая Агата! Как ты узнала… – Запнувшись, он помотал головой. – Нет, дитя, ты не можешь ему отказать!

– А вот духовник леди Катарины говорит совсем иначе, – настаивала на своем Жизель, мысленно вспоминая, как вынудила несчастного молодого священника, не смеющего поднять на нее глаза, объяснить ей все тонкости закона о браке. – Он сказал, что девушка, которую принуждают выйти замуж, смеет противостоять семье.

– Всемогущий Господь! – в сердцах воскликнул сэр Уилфрид. За его спиной возник прислужник и принялся старательно вытирать со стола пролитое вино. Сэр Уилфрид слегка отодвинулся в своем массивном дубовом кресле, чтобы дать слуге место, и, когда тот завершил уборку, снова вперил взгляд в племянницу. – Так ты желаешь отказать сэру Майлсу Бакстону? Но ведь ты его даже не видела!

Жизель на мгновение задумалась, уловив в его голосе некоторую неуверенность. У нее появился шанс – хоть и небольшой, – и не стоит его упускать.

– Когда я могу встретиться с сэром Майлсом? – поинтересовалась она.

– Он намерен приехать к нам на Рождество. Для того, чтобы подписать контракт.

– В таком случае, – рассудительно произнесла девушка, – я предлагаю поступить так: вы позволите мне взять на себя проведение рождественских празднеств… – Заметив протестующий жест дяди, она быстро добавила: – Я хочу убедить вас, что уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. Если в течение двенадцати рождественских дней я докажу вам это и если успею решить, что сэр Майлс меня не устраивает, вы согласитесь расторгнуть помолвку.

Сэр Уилфрид задумчиво провел ладонью по окладистой бороде.

– Хм… Думаешь, тебе удастся устроить прием гостей и разместить их по покоям? Ты уверена, что сможешь справиться со всеми праздничными хлопотами? Ведь предстоит проследить за слугами и поварами, за украшением бального зала, за составлением меню…

На минуту Жизель задумалась – но лишь на краткую минуту. Она не сомневалась, что отлично справится со всеми приготовлениями к светлому празднику Рождества. Когда речь шла о ее свободе, она была готова принять любой вызов судьбы.

– Да, дядюшка, уверена.

Выдержав паузу, сэр Уилфрид произнес:

– Хорошо, Жизель, я согласен.

С победной улыбкой Жизель поднялась и присела перед дядей в грациозном реверансе.

– Все пройдет без сучка, без задоринки, вот увидите! – горячо заверила она его. – А теперь извините меня, я должна как можно скорее переговорить с сенешалем.

С этими словами она повернулась и заскользила по мраморному полу к выходу. Со снисходительной улыбкой наблюдал сэр Уилфрид за очаровательной девушкой, любуясь ее царственной осанкой и гордо поднятой головой, однако в душе его мучили сомнения, правильно ли он поступил, потворствуя ее прихотям. То, что он пошел у нее на поводу, казалось ему опасным прецедентом.

Впрочем, нет, успокоил он себя, его согласие могло бы означать некую опасность, окажись на месте жениха любой другой человек. Но отказать сэру Майлсу Бакстону? Бред. Ни одна женщина, если она, конечно, в здравом уме, не способна на такое!

Даже маленькая упрямица Жизель!

Несколько недель спустя Жизель стояла на пороге кухни, пытаясь сосредоточиться на том, что говорил ей повар Жюстин. От его монотонных жалоб на нерадивых слуг и поварят девушку отвлекали мысли о том, что за последние дни погода изменилась – ударили холода, слякотная сырость уступила место морозам, сковавшим реки тонким льдом. Значит, гости могут опоздать, думала Жизель.

Приняв молчание молодой хозяйки за внимание к его проблемам, Жюстин пустился в подробное перечисление продуктов, которыми следовало пополнить погреба, и Жизель наконец включилась в его тягучий монолог.

Действительно, повар прав: следует позаботиться о провизии. От мороза, который грянул вчера, булыжники мостовой в их огромном внутреннем дворе покрылись коркой льда, а перед тем несколько дней беспрестанно лил дождь, дороги размыло, и подводы с продуктами застревали в склизкой глине. Однако некоторые гости уже приехали, поломав тем самым тщательные расчеты Жизель, так как к прибытию остальных господ запасов теперь явно не хватит. Впрочем, их и без того осталось мало…

Просторная кухня походила на ад, каким неоднократно описывал его досточтимый отец Павел. Хотя вытяжные башенки, расположенные на крыше, были открыты дни напролет, пекло стояло, как в знойный летний полдень.

Что-то демоническое было и в суматохе, царившей на кухне. Сновали мальчишки с мисками, полными муки, и с блюдами вяленой рыбы, навстречу, толкаясь локтями, мчались другие – с бутылями вина и корзинками, наполненными фруктами. Два мальца крутили вертела, на которые были насажены куски баранины и телятины; лица их выражали крайнюю степень сосредоточенности – ведь для того, чтобы мясо не пережарилось, а получилось мягким и нежным, чтобы из него не вытек сок, крутить нужно медленно и равномерно и постараться не опрокинуть при этом сковороды, в которые стекал горячий жир. Рядом еще двое поварят, тихо переговариваясь между собой, усердно толкли в ступах специи.

Три пышнотелые поварихи в аккуратных белых передниках, выданных им по случаю Рождества, деловито месили тесто для хлеба, пирогов с начинкой или булочек – в зависимости от того, как прикажет Жюстин. Огромный рыжий кот забился от греха подальше в угол и оттуда громко шипел на борзую, которая вертелась возле длинных столов в надежде, что и ей перепадет что-нибудь вкусненькое.

Одним словом, кругом кипела работа, радостная предпраздничная толкотня и сутолока. Сегодня канун Рождества, и люди знали, что, закончив работу, получат более сытную пищу, чем обычно, и, уж конечно, вдоволь хорошего вина. Прямо здесь, в кухне, у них будет свой собственный праздник, с музыкой, танцами и веселыми забавами, на что хозяева закроют глаза и никому не устроят взбучки, если только кто действительно не напьется.

Жизель согласилась с Жюстином, что тому приходится нелегко, но все же напомнила ему о прибытии через пару часов нескольких подвод с провизией. Что до развеселившихся не в меру слуг, то они непременно придут в норму через двенадцать дней, когда завершатся рождественские гуляния. А до той поры пускай повар наберется терпения.

Речь Жизель вполне удовлетворила Жюстина.

Он согласно кивнул и тыльной стороной ладони отер со лба пот.

– Хвала Господу, миледи, что у нас появится свежая рыба! – произнес Жюстин, чье валлийское произношение свидетельствовало о том, что детство он провел в Уэльсе. – Ведь подводы не задержатся, не так ли, миледи? А пока подадим к столу пироги с ежевикой.

– Они не задержатся, – с улыбкой заверила его Жизель. – Подавайте пироги. Нельзя допустить, чтобы хоть один из гостей мог подумать, что мой дядюшка в чем-то нуждается.

В ответ прозвучал зычный хохот Жюстина; его пухлый живот плавно заколыхался. Слава Богу! – с облегчением подумала Жизель, видя, что к повару вернулось обычное благодушие.

– Нуждается! – с трудом переводя дыхание, воскликнул тот. – Сэр Уилфрид – и нуждается! Ха-ха-ха! Ну вы и шутница, миледи. Ой, сейчас умру!

– Миледи! – раздался голос со двора. Обернувшись, Жизель увидела одну из своих служанок, спешащую, насколько это было возможно, по обледенелой брусчатке. – Миледи, скорее идите к воротам!

Кивнув на прощание все еще смеющемуся повару, Жизель вышла на холодный воздух. Лишь на миг он принес облегчение после адского пекла кухни, но уже через секунду заставил Жизель обхватить себя руками, чтобы унять дрожь.

– В чем дело? – спросила она Мэри, которая, едва госпожа поравнялась с ней, тут же увлекла ее в сторону ворот.

– Святочное полено застряло! – воскликнула служанка.

Однако ее объяснение оказалось излишним: Жизель увидела огромное, диаметром не менее ярда, бревно, которое одним концом сползло с подводы и застряло между тяжелой опускаемой решеткой и внутренними крепостными воротами, почти полностью загородив собой въезд.

Издав стон отчаянья, Жизель подобрала свои юбки и бросилась вперед, совершенно забыв о скользкой брусчатке. Почувствовав, что падает, она замахала руками, стараясь сохранить равновесие, однако все же не удержалась и приземлилась на заднюю точку.

Боли Жизель не ощутила, лишь мгновенное чувство неловкости. Проворно вскочив на ноги, она осмотрела юбки и обнаружила отвратительное влажное пятно. Судя по виду возницы и других рабочих во дворе, которые наблюдали за ней с открытым ртом, ее падение сильно всех позабавило.

Жизель сосчитала до десяти и мысленно велела себе сохранять спокойствие и достоинство. В конце концов, ничего страшного не произошло. Ну упала, с кем не бывает! Да и с застрявшим поленом особых хлопот не предвидится. Все это не стоит того, чтобы дядюшка усомнился в ее деловых качествах.

Внезапно из-за подводы раздался глубокий мужской голос:

– Ну и что за идиот здесь всем распоряжается?

Челюсти Жизель непроизвольно сжались. Она снова припустила к воротам, хотя теперь и с большей осторожностью.

– Я спрашиваю, кто здесь распоряжается? – снова прозвучал раздраженный вопрос. Теперь за неподвижной подводой Жизель увидела дворянина с надменным лицом: он вскарабкался на колоду и, подбоченясь, озирал внутренний двор замка, словно капитан – дальние берега. – Неужто этот олух не видит, что тут происходит!

Лицо Жизель смягчилось: ясно, что этот мужчина, одетый в великолепный расшитый камзол, отороченный мехом плащ и высокие кожаные сапоги, несомненно, один из гостей ее высокородного дяди, а следовательно, ей нужно быть с ним вежливой.

Дворянин ловко прошел по огромному бревну к задней части подводы и легко спрыгнул во двор, даже не поскользнувшись. Не то что я, отметила про себя Жизель.

От ее взгляда не укрылось, что незнакомец красив, что у него волнистые каштановые волосы, квадратный подбородок и очень прямой нос. Даже сейчас, лишившись своего импровизированного капитанского мостика, он не утратил внушительного вида.

– Простите, сэр, – произнесла Жизель, не обращая внимания на старика Джона, кучера застрявшей подводы, – полагаю, вы желаете говорить со мной?

Незнакомец на мгновение опешил, причиной чему, как предположила Жизель, явилась его невоздержанная речь, отнюдь не подобающая манерам воспитанного человека. Однако он очень быстро овладел собой. Не легко подобного гордеца обескуражить, отметила Жизель.

– Так это вы отвечаете за порядок во дворце? – спросил он. – Надеюсь, сэр Уилфрид в добром здравии?

– Мой дядюшка сейчас в солярии. Если хотите присоединиться к нему, слуги вас проводят. А пока что я распоряжусь, чтобы люди вытащили бревно и колоду, и…

– Так вы – племянница сэра Уилфрида? – перебил ее незнакомец, и губы его расплылись в широкой улыбке.

Странное чувство пронзило Жизель. Будто гордый капитан внезапно сошел на берег и уставился на нее оценивающим взглядом.

Господи! Какая-то неведомая тревога охватила Жизель. Что ты задумал, дядюшка, что ты задумал? – вертелось в голове. Неужели мог выбрать ей в мужья такого спесивца, хоть и не лишенного красоты и обаяния… ну и, конечно, молодости?..

– Если сэр Уилфрид – мой дядя, то любому не составит труда догадаться, что я – его племянница, сэр, – произнесла девушка, тщательно стараясь скрыть дрожащие нотки в голосе.

– Так, значит, вы – Жизель? – Он явно смутился, но тут же взял себя в руки. Снял шляпу и отвесил низкий поклон. – Позвольте представиться, миледи, меня зовут Майлс Бакстон. Необычайно рад познакомиться с вами. Признаюсь, слава о вашей красоте велика, но в действительности вы намного прекраснее. – Он снова поклонился и подошел ближе, голос его стал мягче, но все равно перекрывал шум, который издавала недовольная толпа, скопившаяся за перегородившим дорогу злосчастным бревном.

Жизель с трудом подавила скептический смешок: она прекрасно знала, что в данную минуту выглядит не лучшим образом – шаль сбилась на плечо, пышные юбки измазаны в грязи, а лицо все еще потное от кухонной жары. И он называет ее прекрасной? Только не сейчас! Этот человек еще более лицемерен, чем Бернард Ловен!

Однако, напомнила себе Жизель, кем бы сэр Майлс ни был, он приглашен ее дядюшкой. Девушка присела в реверансе.

– Я тоже рада знакомству, – браво солгала она. – Добро пожаловать в замок Уотертон. А теперь, если позволите, мне нужно заняться…

Не дав ей договорить, сэр Майлс коротко кивнул, развернулся на каблуках и приказал троим слугам, которые, раскрыв рты; наблюдали за всеобщей суматохой, подставить плечи под бревно. Жизель хотела было сообщить ему, что распоряжается здесь она, однако сэр Майлс уже скинул плащ и камзол, оставшись в колете и белоснежной рубашке, бросил одежду на подводу и присоединился к слугам.

На мгновение она залюбовалась великолепным телосложением гостя, но тут он повернулся к ней и широко ухмыльнулся, словно желая сказать: «Ну что, я ведь славный малый, не правда ли?»

При других обстоятельствах Жизель охотно согласилась бы и улыбнулась в ответ, но, раз именно он навязан ей в женихи, тщеславие и самолюбование рыцаря вызвали лишь глухое раздражение.

– Я вижу, что могу положиться на вас в сложившейся ситуации, сэр Майлс. Пожалуй, пойду распоряжусь относительно ваших покоев. Как мне известно, вас сопровождает свита из десяти всадников…

– Двадцати, – поправил гость и знаком велел слугам закинуть полено на подводу.

Двадцать всадников! – ужаснулась Жизель. Ее предупредили, что их ожидается только десять, и она сделала соответствующие распоряжения. Где же разместить еще десять человек?

Пользуясь тем, что сэр Майлс полностью поглощен работой, девушка бросила на него мимолетный взгляд, полный укоризны, и обратилась к вознице Джону, пытавшемуся удержать на месте прядавшую ушами ломовую лошадь:

– Когда дело будет сделано, доставьте полено в зал.

Сэр Майлс выпрямился.

– С радостью исполню любое ваше пожелание, миледи.

Она любезно улыбнулась ему и сказала:

– Сэр, вам нет более нужды заниматься черной работой – на то у нас имеются слуги. Старый Джон отлично справится сам.

Полено тем временем опять начало сползать с подводы. Предостерегающий вскрик одного из слуг заставил Майлса вновь ухватиться за злосчастное бревно. Занятие, конечно, не вполне достойное такого высокого гостя, зато способное расположить к нему юную Жизель.

Она вежливо попрощалась, но Майлс не слышал ее. Когда полено оказалось наконец на подводе, двое слуг принялись шустро обвязывать его канатом для прочности. Майлс распрямился и увидел, что Жизель уже направляется к парадным дверям.

Хотя походка ее была плавна и грациозна, Майлс отметил, что девушке не терпится покинуть его общество. А когда он увидел грязное пятно на ее юбках, то понял, почему она так сухо разговаривала с будущим мужем.

Ее смущало то, что он застал ее в неприятной ситуации и в довольно непрезентабельном виде.

Ох уж это женское тщеславие! – с недовольством подумал Майлс. Радуясь тому, что хоть в зале не придется возиться с поленом, он снял с подводы одежду и накинул на плечи плащ, не сводя глаз с удаляющейся изящной фигурки.

Как ни странно, во время обсуждения брачного контракта сэр Уилфрид нисколько не преувеличивал достоинств невесты, как можно было бы ожидать от близкого ее родственника. Напротив, сеньор выказал достаточную сдержанность, отзываясь о ней. Даже в сбившейся шали и испачканном грязью наряде девушка была совершенно очаровательна – красивое личико в форме сердечка, живые ярко-зеленые глаза, изысканно очерченные подбородок и рот… неулыбчивый рот, если уж быть до конца честным.

А еще, надо заметить, для юной девицы Жизель достаточно саркастична. Раздумывая над их первой встречей, Майлс неожиданно для себя подвел неутешительный итог: невеста явно не почувствовала к нему расположения.

Впрочем, он наверняка ошибается, просто обстоятельства знакомства сложились не самым благоприятным образом, а уйти она поторопилась лишь потому, что продрогла на морозном воздухе.

Возница стегнул хлыстом лошадь, заскрипели колеса, и подвода наконец тронулась с места.

Какое значение имеет первоначальная реакция девушки? – думал Майлс, ожидая появления во дворе своих воинов. Брачный контракт уже составлен, и его осталось только подписать, девушка оказалась красавицей, а ее приданое легко заставит закрыть глаза на любые недостатки невесты, если таковые и имеются. Все, вместе взятое, делает будущий брак самым желанным, какого только может ожидать мужчина.

Да и женщина – тоже. Сэр Майлс Бакстон являлся женихом номер один в Англии – и прекрасно знал об этом.