Но окончания пришлось ждать ещё долго – до 2 апреля 1962 года, когда Большое жюри графства Кингс вынесло вердикт о начале судебного процесса против Пэтси и Джо Фуке, Франсуа Скалия и Жака Анжельвена.
Неделей раньше, 26 марта, адвокат Роберт Казаноф, назначенный защитником Анжельвена благодаря совместным усилиям французского консульства и друга Анжельвена Жака Салибера из французской радиотелевизионной компании РТФ, попытался добиться распоряжения об его освобождении. Он потребовал освобождения телеведущего на основании того, что против него не удалось выдвинуть обвинения, и, таким образом, продолжение содержания Анжельвена под стражей было грубейшим нарушением законодательства.
Заместитель окружного прокурора Бруклина Фрэнк Дилайла убедил суд, что пока Анжельвен остается важным свидетелем, но в предстоящем вердикте Большое жюри назовет его среди обвиняемых. Француз остался под стражей. Большое жюри в ходе слушаний изменило статус Анжельвена: он больше не был ключевым свидетелем, а обвинялся в преступном сговоре.
Четверо обвиняемых предстали перед уголовным судом графства Кингс и все дружно отказались признать себя виновными в хранении или сговоре с целью распространения одиннадцати килограммов контрабандных наркотиков. Кроме того, упоминались два отсутствующих обвиняемых, официально названные, как "неустановленные": исчезнувшие французы Жан Жеан и Жан Морен.
Тони Фуке, естественно, содержался в тюрьме Бронкса и должен был предстать перед местным судом по обвинению в хранении других сорока килограммах героина.
Ники Травато тем временем уже обвинили в хранении небольшого количества наркотиков и должны были судить отдельно от других в Бруклине. Относительно беременной Барбары Фуке, которую освободили под залог ещё в январе, вердикт гласил "отсрочить рассмотрение обвинения" – признак того, что государство вообще могло отказаться от наказания.
В течение недели после вынесения вердикта Большого жюри поручитель добился освобождения Пэтси Фуке под залог в 100 000 долларов. Пэтси пробыл на свободе меньше месяца. Очевидно, он имел несколько серьезных и неприятных бесед со своим дядей Анджело Туминаро и другими членами "семьи", поэтому в начале мая Пэтси связался с поручителем и, попросив аннулировать залог, вернулся в относительно безопасное место – городскую тюрьму дожидаться суда.
Примерно в то же время, сам Малыш Энджи, на ком лежала основная ответственность за неудачу племянника, неожиданно объявился во Флориде. Там он сдался новичку-полицейскому, всего несколько недель работавшему в полиции, и заявил, что больше двух лет назад скрылся из Нью-Йорка, будучи выпущен из тюрьмы под залог. Арестованного выдали властям Нью-Йорка. Очевидно, Малыш Энджи из двух зол выбрал меньшее и предпочел провести в безопасности пару лет в тюрьме, ожидая лучшего будущего.
Подготовка к судебному процессу заняла все лето и осень 1962 года, однако дата начала суда так и не была названа. Тем временем три адвоката, осуществлявших защиту подсудимых: Роберт Казаноф – защитник Анжельвена, Морис Эделбаум – отца и сына Фуке, и Генри Лоуэнберг – Скалия, предприняли серию юридических маневров, пытаясь опротестовать вердикт Большого жюри по формальным признакам.
Сначала Казаноф подал протест, ссылаясь, что вердикт ошибочен, так как не привел конкретных доказательств связи машины Анжельвена с героином, найденным в подвале Джо Фуке. Ели бы этот протест был принят, пришлось бы снять все обвинения с Анжельвена, а заодно освободить и Скалию, так как состав обвинения корсиканца был тесно связан с Анжельвеном и его "бьюиком".
Заместитель окружного прокурора Майкл Гальяно внимательно изучил вердикт и пришел к выводу, что между автомобилем Анжельвена и преступлением связь, в самом деле, не указана достаточно четко – это было ошибкой вердикта. Для того, чтобы спасти дело, нужно было срочно добиться нового вердикта. Имея в запасе меньше двух недель, Гальяно связался со старшиной Большого жюри Джэком Шампанем, который отдыхал в Аризоне. Джэк Шампань сразу прервал свой отпуск и прилетел в Нью-Йорк собирать Большое жюри, которое принимало первоначальный вердикт.
14 ноября в 10. 00 Анжельвен и его адвокат, полные надежд, прибыли в Верховный суд в Бруклине. Анжельвен, вдохновленный энтузиазмом Казанофа в связи с обнаруженной им лазейкой, прибыл даже с вещами, полный радужных надежд тем же вечером вылететь в Париж.
Как и ожидалось, судья бруклинского верховного суда Майлз Ф. Макдоналд поддержал протест защиты по поводу ошибки вердикта, добавив, что у него нет иного выхода, как снять часть обвинения, относящуюся к обвиняемому Анжельвену.
Пока радостный Анжельвен уже рисовал себе картину перелета в Париж, заместитель окружного прокурора Фрэнк Дилайла передал судье новый вердикт, который содержал дополнительные свидетельства участия "бьюика" француза в преступлении.
Судья три часа изучал новый документ в своем кабинете. В 14. 00 к горькому разочарованию не только Казанофа и Анжельвена, но и остальных обвиняемых и их адвокатов, судья Макдоналд отклонил протест защиты и оставил в силе вердикт о передаче дела в суд. Жак вместе с саквояжем вновь отправился в "Могилу".
Через два месяца, в январе 1963 года – почти через год со времени арестов в Бруклине, Казаноф предпринял новую попытку спасти своего подзащитного Анжельвена. Он ходатайствовал о так называемом "конфискационном" слушании, где защита попытается доказать суду, что некоторые доказательства, притом весьма важные, не должны учитываться, так как были получены полицейскими, участвовавшими в аресте, незаконно. В этом иске Казаноф пытался доказать, что автомобиль Анжельвена вообще должен быть исключен из числа доказательств, исходя из того что: во первых, 18 января 1962 года полиция, которая в тот момент не имела ордера на обыск "Бьюика", остановила Анжельвена и Скалия на Ист Энд Авеню под предлогом проезда на красный свет. И во вторых, не была установлена надежность неназванного информатора, через неделю после ареста (как свидетельствовала сама полиция) передавшего информацию, на основание который в результате и был выдан ордер на обыск.
Дело заключалось в том, что "информатором" был сам детектив Сонни Гроссо, чьи дедуктивные соображения и привели полицию к мысли обратить внимание на "бьюик" Анжельвена сразу же после проведенных арестов. В результате интенсивных допросов было установлено, что информатором являлся Гроссо, который, в свою очередь передал эту информацию детективу Джиму Харли для получения ордера. Защита попыталась доказать, что Харли действовал на основание вторичной информации, в то время как обвинение настаивало, что информация, переданная одному полицейскому, традиционно считалась информацией из первых рук всем его коллегам.
"Конфискационные слушания", проведенные судьей Альбертом Конвеем, продолжались с 14 по 16 января 1963 года, и, когда они закончились, ни одна сторона не знала, кого поддержит суд. Полиция и окружная прокуратура, несмотря на уверенность в своей правоте, понимали, что любая процессуальная мелочь может заставить судью исключить "бьюик" из рассмотрения на суде.
Однако 15 апреля судья Конвей отклонил требование об исключении. И процесс в конце концов был назначен на 14 мая, через 16 месяцев после ареста представителей семейства Фуке и французов.
Тем временем в окружной прокураторе полным ходом шла подготовка к началу процесса. По специальной просьбе прокуратуры детективов Игэна и Гроссо освободили от всех служебных обязанностей и прикомандировали к прокуратуре для помощи в подготовке процесса. Заместитель окружного прокурора, назначенный обвинителем, вместе с Игэном и Гроссо занял маленький офис в бруклинском муниципалитете на Бороу Холл, где занялся уточнением каждой детали, начиная с того момента, как они зашли в "Копакабану" в судьбоносный вечер в октябре 1961 года. Они увешали стены картами, приготовленными специалистами полицейского управления. Все места, где видели Пэтси Фуке и его сообщников вплоть до 18 января 1962 года, были отмечены с датами и временем. В офисе поставили магнитофон, и каждую ленту с разговорами, записанными во время слежки за обвиняемыми, прослушивали снова и снова.
Сразу после решения судьи Конвея заместитель окружного прокурора Фрэнк Бауман уехал во Францию проверять некоторые детали.
Вскоре после его отъезда в конце апреля от весьма надежного полицейского осведомителя поступила тревожная, а для Игэна и Гроссо жизненно важная информация: мафия подписала контракт на уничтожение обоих детективов до начала суда. Сообщалась даже стоимость контракта: 50 000 долларов – половина до, половина после исполнения работы.
Кроме того информатор сообщил, что за "специалиста" выбрали для устранения Игэна и Гроссо: знаменитый гангстер из Цинцинатти по кличке "Тони Бешеный". Известно было, что тот медленно умирает от рака. Это был стандартный подход мафии при выборе профессионального убийцы полицейских. Такому человеку нечего было терять, а если он успешно выполнял работу, то мог быть уверен, что о семье позаботятся.
К Эдди и Сонни приставили круглосуточную охрану. Им не разрешалось вместе покидать муниципалитет, ездить на одном автомобиле и навещать друг друга без охраны.
Информация о Тони Бешеном оказалась очень своевременной, она позволила наладить связь между полицейскими управлениями Огайо и Нью-Йорка. Из Огайо пришло сообщение, что Тони выехал из Цинцинатти, и его маршрут тщательно отслеживается. Игэн с товарищами приготовились к его предстоящему прибытию в Нью-Йорк.
Но как-то ночью в самом начале мая западнее Ньюарка он попал в автокатастрофу. Его автомобиль слетел с насыпи, перевернулся и загорелся. В результате наемный убийца сгорел дотла.
Игэн и Гроссо вздохнули с облегчением. Вряд ли их враги попытаются ещё раз.
Судебный процесс проходил в одном из залов Верховного суда в Бруклине. Председательствовал Сэмюэл Лейбовиц. Это не вызвало восторга у защиты. В судах Нью-Йорка Лейбовиц был известен, как "вешатель". Его ненависть к закоренелым преступникам была легендарной. Немногие адвокаты знали уголовный мир лучше Лейбовица: многие годы он был адвокатом известных уголовных авторитетов, в том числе знаменитого Аль Капоне. Но подобно "завязавшему" алкоголику или раскаявшемуся грешнику оставшиеся годы Лейбовиц посвятил самому жесткому преследованию тех же преступников, которых когда-то защищал.
Процесс открылся во вторник, 14 мая 1963 года.
Первый ход сделал Морис Эдельбаум, защитник Пэтси Фуке. Эдельбаум попросил суд приобщить к делу заявление Пэтси Фуке о признании вины по трем пунктам обвинения: хранение наркотиков, участие в заговоре с целью обладания наркотиками и участие в заговоре с целью продажи наркотиков. Пэтси пробыл в суде не больше получаса. Заявление о признании было принято и его отправили в тюрьму ждать приговора.
Следующим был отец Пэтси Джо Фуке, ему позволили признать вину в мелком уголовном преступлении и отправили на свободу под его собственное поручительство.
С этого момента отец и сын Фуке были выделены из дела, и начался процесс над двумя французами: Франсуа Скалия и Жаком Анжельвеном.
Борьбы практически не было. Защита не нашла свидетелей, в то время, как обвинение вызывало их одного за другим: полицейских экспертов, персонал отелей, детективов, принимавших участие в длительной слежке – сплетая паутину вокруг обвиняемых.
В среду 22 мая Жак Анжельвен и его защитник Роберт Казаноф встретились с судьей Лейбовицем и обвинителем Бауманом в судейской раздевалке. Анжельвен хотел внести изменение в заявлении о своей виновности.
Почти все утро Лейбовиц допрашивал Анжельвена, пытаясь получить информацию о главарях наркосиндиката и месте, которое отведено в нем Скалия. Анжельвен был попросту напуган. Он заявил, что его убьют, если он хоть слово скажет о Скалия и других участниках контрабанды героина, в которой признал себя виновным.
В конце концов судья принял от Анжельвена заявление о признании вины, что предполагало смягчение приговора, и назначил его вынесение на 13 сентября.
Вернувшись в зал суда, Лейбовиц старательно убеждал присяжных, что отсутствие в зале обвиняемого Анжельвена ни в коей степени не сказывается на виновности или невиновности Скалия. Он обращался к одному присяжному за другим, повторяя:
– Отсутствие обвиняемого Анжельвена не имеет никакого значения для дела мистера Скалия.
Между тем Лоуэнберг заявил протест по поводу нарушения процессуальных норм на том основании, что разделение дел Анжельвена и Скалия нарушает права его подопечного. Протест был отклонен.
На следующий день Бауман зачитал обвинительное заключение. Обвинение неопровержимо установило наличие сговора, в котором Скалия был связан с Пэтси Фуке, технической экспертизой было доказано, что в машине Анжельвена транспортировался героин, обнаруженный в подвале Фуке. Теперь слово предоставили защите. Выступление Лоуэнберга свелось, по существу, к просьбе о милосердии. Был объявлен перерыв до вторника, 28 мая.
В этот день судья Лейбовиц обратился с заключительным словом к присяжным, затем они удалились на совещание и через полтора часа вынесли вердикт: делу Скалия: "Виновен по всем трем пунктам обвинения".
Окружная прокуратура немедленно потребовала заключить его в тюрьму без права освобождения под залог.
Судья Лейбовиц согласился:
– Такие негодяи, которые ввозят груз страданий в эту страну, не заслуживают никакого снисхождения. Благодаря этим крысам наша страна настолько наводнена коварными наркотиками, что несчастные люди превращаются в наркоманов. Это не мелкий "толкач" или наркоман, продающий несколько доз, чтобы купить дозу для себя. Это – крупный хищник. И он может быть уверен, что испытает на себе тяжелую десницу закона. Она обрушится на него в день вынесения приговора.
Вынесение приговора было назначено на 13 сентября.
Эдди Игэн и Сонни Гроссо вышли из зала суда на солнце, все ещё гревшее в этот весенний вечер. Сонни только что стал детективом первого класса, снова приближался бейсбольный сезон – мир казался прекрасным.
– Ну и куда мы теперь? – спросил Сонни.
– Может быть, отметим? Прошвырнемся куда-нибудь. Как насчет "Копакабаны"?
Сонни недоверчиво покосился на партнера.
– "Копакабана"? Ты что, шутишь?