— Эрлик и Зандру, взгляни вон туда! — воскликнул Конан, перемещаясь в седле и указывая к восточному горизонту пустыни. Там, выше скалистого плато, стервятники колебались, сначала кружась над утесами прежде, чем нырнуть позади них. Ни один не улетал от плато, скорее казалось, что их больше собирается там. Их унылые черные формы заполнили небо выше того скошенного холма. Киммериец понял сразу, что, должно быть, находится там, привлекая очень много отвратительных птиц. Это не было ни мертвым животным, ни торговцами каравана, убитыми бандитами. Скопление такого количества означало недавнее сражение, в котором, возможно, погибли даже тысячи, сотни.

— Что во имя Митры… — начала Сивитри, уставившись на массу падальщиков.

— Никакой руки Митры в этом нет. Это работа воинов… многих мужчин, судя по очертаниям так многих отвратительных грязных падальщиков. Но из-за чего, что вызвало очень много глупой борьбы? Я немного знаю эти бесплодные области западной части Шема, но здесь ничего, кроме песка и скал. Хотя…, когда я был среди козаков, некоторые из них говорили о залежах полезных ископаемых и рудниках в восточном Шеме. И эта дорога, на которую мы случайно наткнулись, кажется, ведет к этой области.

Сивитри кивнула.

— Именно так. Одна из гильдий воров в Хорайе, к северу и к востоку отсюда упоминала о драгоценностях, украденных у торговцев, проходящих здесь.

— И их торговая дорога ведёт в гущу тех пирующих стервятников. Кром! — Конан остановил свою лошадь и потянул карту из своего жилета. Разглаживая запятнанный его потом пергамент, он изучил их местность. — Если я прочитал это правильно, Медный Город лежит здесь неподалёку. Не более дня верхом, самое большее.

— Разве мы не можем повернут с дороги и избежать этого места смерти? Конан, который полагал только, что выбрать, поправил свой пропитанный потом головной убор и вонзил свои пятки в бока лошади, пока животное не возобновило легкий галоп.

— Нет, — сказал он, наконец. — Я не задержал бы надолго наш поиск бога, но если армия, ответственная за это, находится все еще здесь, лучше узнать это скорее, чем позже. Позволь мне осмотреться, чтобы выяснить прежде, с чем мы столкнёмся.

— Что ты скажешь, если мы сделаем привал за несколькими поворотами? — предложила Сивитри. — Я не знаю, что сделало мое тело так воспаленным — вчерашняя моя поездка с ассири, прошлая ночь… ванна, или это проклятое дешевое седло.

Конан усмехался. Со своей стороны, он нашел ванну бодрящей, хотя она оставила им меньшее количество времени для сна. Когда он пробудился на восходе солнца с Сивитри, свернувшейся около него, много болей, которые он чувствовал так остро весь день, сбежали из его членов за ночь. Звериная живучесть варвара была такова, что он выздоравливал от ран или усталости за небольшой отдых, особенно, если его вела цель. Сегодня он стремился захватить статуэтку бога, собрать за него награду, и возвратиться к Мессантии полным галопом.

Запутанность в сетях воров и убийц до края напрягала нервы человека. Конан предпочитал компанию более простых жуликов, таковых как на его «Ястребе». И Рулвио, хоть и достаточно честный для морского жулика, не ждал бы вечно его возвращения.

— Хорошо, Конан? — спросила Сивитри.

Погружённый в свои мысли, Конан забыл рассмотреть предложение Сивитри.

— Лагерь? Нет, только в сиянии звезд. Луна будет достаточно яркой, чтобы осветить наш путь, и наилучшее время, чтобы поехать через эту пустыню будет под вечерним небом.

— Наши лошади не могут пойти весь день и всю ночь, — спорила она. — Знаешь ты какой-нибудь источник или оазис, который располагается впереди? Хотя мы принесли воду, будет лучше сохранить её, пока мы можем.

— Никакой человек не знает принадлежности пустыни восточного Шема или западного Турана, как некоторые утверждают это, в зависимости от монарха, которому они клянутся верностью вассала феодалу. Когда я возглавлял своих козаков, претензии шемитов казались более обоснованными. Большинство кочевников и подобно номадов-налетчиков избегают такого протяжения пустыни.

И если ты захочешь слушать, то будут болтать легенды о преследующих проклятиях, которые заставят твои зубы стучать по краю. Такие рассказы распространены как зерна песка поблизости и некоторые могли бы даже быть верными. Только иностранцы и несколько выносливых торговцев часто посещают этот край. Кром, я никогда не планировал, не думал тащиться сюда, пока я не получил карту Медного Города.

Сивитри наблюдала за кружащимися стервятниками и обдумывала слова Конана.

— Бесспорно, эта лента дороги ведет куда-нибудь. Может быть, мы найдем воду вне скал вон на том плато.

— Воду да, возможно. Но я сомневаюсь не намного больше, что вода ждет нас там. Оберните ткань вокруг своего лица и не вдыхайте открыто на площадке, когда мы достигнем того ужасного банкета… один только запах могли связать твой живот в узлах. Советую отвести взгляд, когда мы приблизимся, если ты не видела поля резни. Стервятники — отвратительные едоки.

Он агрессивно усмехался.

— Как и у тебя, у меня есть опыт созерцания остатков пищи за столом смерти больше, чем одном случае. Воин не придаёт значения зловонию или аспекту падали.

Их беседа истощалась, поскольку их лошади неслись вдоль дороги, которая постепенно поднималась вверх. Дневное солнце продолжало иссушать дюны и высасывать каждый кусочек влажности из воздуха. Скоро, запах спекшихся конских волос, и сухая пыль уступила острому усилившемуся аромату. Они приблизились к расщелине в скалах, через которую вела дорога. Здесь колебание и шелест крыльев, и карканье ссорящихся стервятников стали громкими.

Когда копыта их лошадей принесли их в расщелину, отвратительное зловоние текло в их ноздри как сильно пахнущая волна. Сивитри кашляла и подняла руку ко рту, ее лицо исказилось, несмотря на ее, более ранние смелые слова о смерти.

Дорога сузилась к пути, обрамляемому с обеих сторон крутыми каменными утесами. Киммериец восхищался эффективностью этого естественного укрепления; любой приближающийся к плато был вынужден следовать по этому проходу, который могла легко защитить маленькая группа мужчин.

Конан продолжил пристально осматриваться вокруг изгиба пути. «Кости Зандру», — бормотал он. Несколько шагами вперед, где дорога закончилась и открылось плато, он потерял счет убитым. Стервятники пронзительно кричали в раздражении при прерывании их банкета, взмахивая вдаль от кучи разлагающихся трупов. Груда достигала половины высоты роста человека, путаница изжеванных членов и распотрошённых тел. Пустые глазные гнезда зияли в безжизненных окровавленных лицах, и глаза, вырванные клювами. Большая часть плоти была снята, обнажая участки костей тут и там среди павших. Мухи, не столь застенчивые как отвратительные птицы, роились вокруг насыпи мертвецов.

Под горячим дневным небом сильный запах подавляющей гнили был сильнее, чем даже Конан мог перенести. Он взял тряпку из своей седельной сумки и связал ее узлом вместе, покрывая его рот и нос. Сивитри торопливо сделала аналогично.

Они замедлили своих лошадей и с болезненным любопытством смотрели на тела.

— Кем они были и как они умирали? — спросила Сивитри, голосом несколько приглушенным тканью.

— Они были шемитами, хотя и более смуглые. Мертвые в течение не больше чем дня, еще среди них почему-то причудливо искажённые. Некоторые с оружием и носили кожаные безрукавки, — заметил Конан, разглядывая вблизи ужасные останки. — Странно, — пробормотал он. Он выдвинул свой меч и использовал его, чтобы перевернуть труп на спину.

— Что? — требовательно спросила Сивитри, оставшись на лошади. Она протирала свою шею и уже зевала, как будто устала от костей.

Конану она казалась бледной, возможно, получила умеренный солнечный удар.

Но поездка не была невыносимо горячей, конечно, более прохладной, чем некоторые, вынесенные Конаном. Конечно, она не была приучена к этому виду путешествия. Он осмотрел её, ища признаки любого тяжелого заболевания, потом вернулся к осмотру груды мертвецов.

— Символы три треугольника в пределах круга выгравированы на этих безрукавках, — отметил он рассеянно, когда отделил больше мертвецов и изучил их.

— Большинство воинов, если они наемники, не украшает себя знаками одного вида или разными. Что из этого? — Я видел похожие на них на юге столицы Немедии, — ответил Конан. — Если я вспомнил точно, эти люди были прихожанами Ибиса.

— Это так, молодой человек! — спокойные слова, казалось, прибыли из ниоткуда.

— Кром! — Конан отскочил назад, поднимая меч.

Сивитри шипела от удивления, выхватив свой меч из ножен и держа наготове, поглядывая на проход позади них.

Конан тогда заметил, что он стоял в удлиненной тени человека, того, кто стоял выше и позади него. Он разворачивался и искал на вершине скал. Утесы не были настолько круты здесь, где проход закончился.

Там находился худой старик, одетый в тунику с длинными рукавами и бриджи великолепного белого шелка. Его тонкая, серебристая борода выросла от его морщинистого лица и неслась вниз к бледным кожаным ремням его сандалий, завиваясь немного вверх. В узловатом кулаке он сжимал конический жезл из дерева алебастрового цвета. Его пояс был бесцветен из плетеных веревок, с плоской серебряной пряжкой, исполненной в виде символа подобного украшавшего безрукавки убитых. Пряжка была единственной частью украшения среди его простых предметов одежды.

— Кром? — Старик повторил эпитет Конана, качая головой. Он стукнул своим жезлом о землю и исчез.

Конан кружился и просматривал вершины скал, скошенный утес, и изгиб пути позади него, ничего не находя.

— Исчез! — констатировала Сивитри, проявив замешательство, пожал своими плечами. — Как? Это не может быть! — Это снова так, — прибыл голос.

На сей раз, высохший незнакомец стоял в конце тропы, где она выводила к плато.

— Не тяжело верить увиденному вашими глазами, но также легко они могут обмануть.

Он приблизился к ним и остановился на расстоянии длины меча от края отвратительной груды. Конан держал свой меч в руке, но не поднимал его.

Внезапно тишина воцарилась в проходе, и киммерийцу только тогда стало понятно, что мухи прекратили гудеть. Он мельком взглянул на ужасную кучу, его волосы встали дыбом. Мухи лежали неподвижно на земле.

— Кром! Откуда… Множество новых морщин появилось на бородатом лице, когда старик улыбнулся. Но его брови оставались нахмуренными, как будто в печали, или недоумении.

— Не Кром, молодой человек, нет действительно, я! В туманных залах тумана ниже его горы из серого камня пребывает он в размышлениях, никогда не интересуясь делами этой местности. Но, как и он, ты — воин Киммерии, он укрепил твои мускулы, той ум и твою душу, — вздохнул он.

Сивитри дернула ногами в седле. Она немного насупила брови и двинулась в сторону Конана.

— У тебя лицо как у этого Каран-о, это должно быть от сильной жары, поскольку это не может быть он. Твои движения достаточно быстры, старик! Сообщи имя и твою цель, или, если ты — дух, исчезни и не беспокой нас больше. У нас есть срочное дело, которое не причинит тебе никакого беспокойства.

— Никакой я не дух… ничего, кроме усталой плоти и старой крови, которые, в целом, формируют человека, известного как Карантес, жрец Ибиса.

Конан не мог скрыть сомнение.

— Карантес? Прибыл тогда, следовательно, из вашего храма в далеком Ханумаре? Или ты обманываешь нас некоторыми жреческими фокусами? — Вы могли бы сказать и то и это. Поскольку, когда я стою здесь в воротах Kaетта, я стою одновременно в пределах Седьмого Кольца Молитвы на крыше храма в Ханумаре, купаясь там в ярком солнечном свете. Это злое колдовство вовлекло меня и других в этот вопрос, но времени мало, и никакое предзнаменование не предупреждало нас относительно судьбы, которая может скоро охватить нас всех. Святой Ибис, пробужденный от долгой и глубокой дремы умирающими криками его приверженцев, пробудил меня. Он не мог остановить эту резню, поскольку его храм здесь был полностью осквернен. Он прибыл ко мне в мысли и перенёс мой дух сюда, где страшные и богохульные деяния были совершены в пределах сферы нашего родственного храма.

Конан не мог отрицать доброжелательное сияние, которое он чувствовал в пределах присутствия этого человека, хотя он не знал, был человек святым жрецом или грязным волшебником.

— Дух? — он спросил с сомнением. — Мужчины говорят, что призраки не бросают тени, и я узрел твою недавно.

— Как я сказал прежде, глаза могут ввести в заблуждение. Ты видел тень, потому что ты полагал, что я стоял на скале. Но убеждая тебя, я трачу немного мгновения дневного света, которые остаются нам на праздные дебаты. Затем до заката мне необходимо возвратиться к Ханумар, чтобы остаться там до восхода солнца.

Боль, навлеченная появлением этого странного священника, начала развиваться в пределах черепа Конана. Он протер свое лицо и затем встретил пристальный проникновенный взгляд Карантеса, после чего был сразу поражен контрасту между глазами священника. Правый пылал как янтарь в ярком свете факела, левый мерцал синим столь же интенсивным как холодные воды северного моря Вилайет. Это напомнило Конану давние слухи, что Карантес родился с одним синим и одним оранжевым глазом, явление, по которым избирали жрецов Ибиса, как воины могли вспомнить.

— Хотя и не знаю, почему я полагаю, что ты действительно Карантес. Ты должен знать, что у нас нет ничего общего со сделанной резней, — сказал Конан, указывая на мертвецов его меча.

— Мы хотим узнать, что здесь случилось, — добавила Сивитри. — Белл! Вы действительно похожи на Карантеса.

— Уверяю вас, что это я. И…, — сказал Карантес с поклоном, — Именно поэтому ваше «срочное поручение» касается меня, несмотря на ваше требование об обратном. Я хотел бы сказать, что Святой Ибис вел вас в это место, но никакой жрец Ибиса никогда не изрекает ложь. И при этом это не желание ваших богов — проблемы Ибиса серьёзно отличны от таковых у затворнического Крома. — Он вытягивал шею к Сивитри. — И побуждения причудливого Белла редко подобны таковым у Одного Истинного Бога Солнца.

Он поглядел вверх, приостановившись.

— Нет. Именно по своей собственной доброй воле вы приехали, и если никакое пророчество Ибиса не говорит о вас… тогда ни одно из проклятых Определенных имен также. В этом состоит наше преимущество, поскольку мы можем удивить тех кто… — Мгновение, Карантес, — возразил Конан. — Наше преимущество? Кого мы должны удивить, и почему? Ты прибыл для мести против убийц, которые сотворили это здесь? Карантес отступил назад.

— Месть ни повод, ни цель для последователя Святого Ибиса. Никогда не ищите в нас это, — его слова медленно прибывали, полные горя. — Я оплакиваю тех, кто погиб здесь, но в смерти они, возможно, выполнили свою цель, и они теперь живут в мире и свете. Если бы злодей не показал себя Святому Ибису, давая выход этой резне, мы, возможно, было бы слишком поздно, чтобы помешать пальцам зла сжать бога и использовать его для грязных дел. Нет, киммериец. Я прибыл, чтобы остановить то, что должно быть остановлено, оградить свечу совершенства от темного порыва, который погасил бы её пламя навсегда. В то время как я мечтал, Святой Ибис показал мне изображение из прошлого, места которое, мы думали, потеряно навсегда нами… мерцающие медные шпили, гладкие мраморные стены.

Несколько столетий назад, перед возвышением Ахерона, мои предки поклонялись Святому Ибису в пределах храма такого блеска, которого ни один сегодня не может достичь. Две цели исполнял он, служа местом молитвы, и как хранилище, в котором был скрыт объект древней силы.

— Зловещий древний Бог, — сказал Конан с угрюмым видом.

Сивитри впилась взглядом в него.

— Разве ты не позволишь ему закончить, варвар? Белл! Карантес проигнорировал ее вспышку.

— В Нифии, что означает Медный Город, где Семь Фонтанов Ибиса однажды текли, король-жрец Солнарус стал последним из знающих и сохранявших знание и то имя. Когда он погиб там со всем нифийцами, спасся один — его собственный сын, которого он тайно отослал, зная, что гибель Нифии была почти предначертана. Его сын основал меньший храм в Ханумаре, где я стою сегодня. Никогда сын Солнаруса не передавал местонахождение Нифии свитку или дощечке, и при этом он не говорил о Медном Городе его наследникам. Мертвое не терпит вмешательства, когда их не забывают живые, в этом наша вера. Но другие силы, столь же древние как Ибис непосредственно, тайно замышляли снова раскрыть место погребения моих предков. Святой Ибис, раскрыл мне местоположение Нифии. Я был предупрежден, что участок известен другому, самому злому ученику Сета, мерзкому Тот-Амону.

— Toт-Амон! — Конан ворчал, сильно сжав рукоятки его меча. — Есть имена, которые я надеялся никогда не услышать снова. Что это не знающая матери порождение змеи хочет, чтобы сделать с этим? — Ничего, если вы достигаете Медного Города вовремя, — ответил Карантес, мерцая своим оранжевым глазом. — Хотя Ибис не говорил того, как пала Kaетта, подозреваю, что мы рассматриваем отвратительное дело рук того волшебника. След и зараза его Черного Кольца сохранился здесь.

— Достаточно верно, — согласился Конан. Он положил руку на руку Сивитри. — Вот подтверждение. Некоторые из тел не носят ни оружия, ни брони, и смотрите на это. — Он подталкивал это носком ноги его сандалии.

Сивитри наклонилась, чтобы рассмотреть останки, бывшие совершенно свободны от плоти.

— Стервятники, возможно, выбрали это чисто, — сказала она, как будто убеждая себя. — Но это лежит ниже других.

— Да, то, что это сделало. Плоть давно ушла с этих костей, она сгнила, ее не съели стервятники, — наконечником меча Конан указал на костистые пальцы трупа, суставы которого сжимали вокруг рукоятку окровавленного ятагана. — Это похоже на деяния Toт-Амона. Эти люди не погибли в сражении с номадами пустыни.

Карантеса приглаживал бороду.

— В Kaетту прибудут те, которые ищут Нифию, сказал мне Святой Ибис. Те, кто знает путь. И если их ноги будут шагать через пески нифийской пустыни до заката, то они должны вызвать смерть совратителя Kaетта, и их заботе будет поручена судьба Зловещего древнего Бога.

— Закат? — Конан указал на заходящее солнце. — Да ведь твой рассказ уже занял полуповорот песочных часов. Если твоё предсказание верно, мы должны скакать отсюда без задержки. Кром и Бадб! Если Toт-Амон желает разбить нас, то мы подвергнемся сильному сопротивлению, останавливая его. Со сталью мы можем повергнуть наземь любого противника из плоти и крови, но оказаться перед порождением того дьявола, вооруженным только мечами и пророчеством из твоего озарения… не предложишь ли ты что-то еще? — Toт-Амон — из плоти и крови, сомнений относительно этого нет.

— Подождите… Карантес, — прервала Сивитри. — Мы должны знать больше о Зловещем древнем Боге. Почему стигийский колдун ищет его? Из того, что из деловых отношений я слышала о его потребностях и пристрастиях, сокровища не привлекают его. Он считает ценностями в то, что другие могли бы считать ничего не стоящим.

— У реликта есть силы, в сравнении с которыми его Черное Кольцо — игрушка ребенка. Весьма удачно для нас, что полное имя бога жемчуга было похоронено с падением Ахерона. Я знаю три из его названий, достаточных пробудить это, но это может быть разрушено только, произнесением всех шести из его названий наоборот. Другие три названия были надписаны в исчезнувших фолиантах, когда Ахерон пал. Известно по слухам, что они существуют, хотя я не видел их. Но Toт- Амон слишком опасен, слишком хитер. Если статуя попадает в его руки, он может однажды предугадать ее истинное имя, пробудить силы Хаоса, и начать снова войну бога, которая погрузила Атлантиду и почти разрушила этим остальную часть мира.

— Таким образом, это не простой гигантский жемчуг, в конце концов, — бормотала Сивитри.

— Похоже на то, — сказал Карантес. Он переместил свой жезл в его левую руку и согнул скрюченные пальцы, державшие его. — Я рискну сказать, что вы знали или предполагали, что это больше чем сокровище. Но я не могу принудить вас, чтобы достать это. Вы должны хотеть сделать это по своей собственной воле, из любых побуждений, которые имеются, неважно меркантильные они или благородные.

Если вы не осмеливаетесь оказаться перед темным учеником проклятого Сета, убирайтесь прочь от этого места смерти и возвращаться туда, откуда приехали.

Пульсирование головной боли Конана утроилось. Противостоять Тот-Амону конечно означало избрать короткую дорогу к черту, но если был шанс…, если бог Ибис действительно предсказал смерть того злодея… Хорошо, для киммерийца месть была и поводом и целью. Если он мог бы устранить этого омерзительного стигийца и получить доход от такого выполнения, то почему нет? — Так, если мы поспешим, тогда реликт будет поручен нашей заботе. Ожидай, что мы доставим его тебе позже.

Карантес, медленно покачал головой.

— Это не ясно мне. Если бог не был безопасен в Нифии, то ему не было бы безопасно в Ханумаре. Над этим вопросом должен я размышлять, и на закате буду я ожидать озарения таковым познанием. Очень может это зависеть от событий, которые должны все же выясниться.

Сивитри вложила в ножны меч.

— Завтра, Вы будете снова… гуляющим духом и появитесь перед нами? — Если Святой Ибис уполномочит меня, чтобы появиться еще раз, то я возвращусь.

— Скорее, пожалуйста, не затягивай слишком до завтра, — сказал Конан. — Убийство колдуна и поиск потерянного города для реликта, полагаю, займёт полную ночь. В седло тогда, и к Нифии.

Он вытер свой меч о подошвы сандалии, чтобы избавиться от грязи, поместил его на пояс, и вскочил на лошадь. Карантес поднял свою руку.

— Заключительный вопрос прежде, чем вы пойдете: каковы ваши имена? — Конан киммериец.

— Кайла… — начала Сивитри, затем сделал паузу на мгновение. — Сивитри, заморийка.

Хмурый взгляд мерцал на разочарованном лице Карантеса. Но это было мгновенно заменено теплой улыбкой.

— До скорой встречи, Конан и Сивитри. Может Святой Ибис следит за вами обоими, моими молодыми друзьями. Вы должны возвратиться и объехать вокруг плато, поскольку никакая дорога не выводит из Kaетта, сберегите копыта ваших лошадей.

Конан и Сивитри обменялись взглядами и подняли их узды, управляя лошадьми, разворачивая их кругом. Карантес махал им, с серьезным выражением на его старческом лице. Ни киммериец, ни заморийка не говорили, пока они не миновали полпути через проход.

— Полагаешь, что Карантес фактически появлялся перед нами тогда? — начала Сивитри.

— Имеет ли значение это? Было то иллюзией или нет, мой план не изменился, — Конан был обеспокоен странным ощущением, что за ним наблюдали. Импульсивно он просмотрел вершины утесов, которые обрамляли дорогу, затем поглядел назад.

Он недоумённо пожал плечами, считая это последствием произошедшей странной встречи.

— Что, если это была уловка, рассчитанная для нас другим, взывающая задержку? Он говорил в течение некоторого времени, требуя безотлагательности, затем предложил нам в дальнейшем пойти вокруг плато, замедляя наш отъезд.

— Возможно, — ответил Конан дружелюбно.

— И этот разговор о Toт-Амоне. Он не незнакомец для наших гильдий, много раз использовала моя подруга каждый шанс, обеспечивая заказ для него, поскольку он достаточно свободен с золотом, когда ищет кое-что и нет времени достать это непосредственно. По нашим сведениям он размещается в оазисе Каджар, из которого не удалялся некоторое время. Конечно, если верны наблюдения отдаленных агентов нашей стигийской гильдии, и последнее, что я услышала, он был занят сплетением некоторого непостижимого заклинания, которое, как ожидают, займет его в течение многих лет.

Конан потянулся к бурдюку с водой.

— Если ты знала о нем, удовлетворенная этими рассказами, знай, что у его колдовские руки простираются достаточно далеко. Расстояние ничего не означает для того стигийского дьявола. Те, кто шепчет это, говорят, что он творит свой колдовской вред, не покидая своё логовище.

— Ты действуешь, как будто сталкивался с ним прежде. Скажите мне, Toт-Амон, который колеблет судьбу наций, какое имеет отношение к варварскому флибустьеру? — Никакое! И я сделал бы всё, чтобы это осталось таким. Только слабоумный впутывается в дела стигийских волшебников. Но в юности, я пребывал какое-то время в Немедии. Был случай, когда пижонский болван Нумалиан нанял меня, чтобы заимствовать определенный объект у дворянина, не говоря тому дворянину, заметьте. Когда встревоженный сторож поймал меня за этим, моя шея почти начала свой путь в немедийскую петлю. Спасаясь, я испортил заговор Toт-Амона и убил фаворита, порожденного в самой черной яме Сета.

Он вздрогнул, вспоминая об ужасе, который увидел, перед тем как пуститься наутек. Он надеялся никогда снова столкнуться с животным подобным той твари с человеческой головой безупречной красоты, увенчивающую мерцающие кольца змеи.

— Таким образом ты ничего не находите подозрительным в том, что сам Карантес заметил бы нас и так ловко вовлёк в ткань искушения? — Сивитри отодвинула локон волос и подняла бровь. — Разве это не происходило с тобой, что мы, возможно, видели иллюзию, заклинаемую некоторым волшебником, возможно даже Toт-Амоном непосредственно, тем, кто стремился дезинформировать нас? Большинство сбежало бы просто от упоминания имени Toт-Амона.

Конан массажировал свои виски свободной рукой в бесполезной попытке предотвратить растущую боль в пределах его черепа.

— Кром, женщина! Ты видишь скрытые цели и обманчивые заговоры всюду.

— Поскольку они всюду. Если бы ты знал одну десятую плана, которые мне известны! — Я не привык к туманным образам, мои мысли всегда напротив ясны — ворчал Конан. — Поверь, и каждому убогому башкой лживому жрецу Сета, и Toт-Амон ждёт нас в Нифии! Мы накормим их банкетом стали и пошлем их к черту, прежде чем они сокрушают нас. Что касается Карантеса, возможно мы можем вычистить его казну, предлагая статую ему. Поскольку я вижу это, мы ничего не проигрываем, направившись в Медный Город полным галопом. Держи одну свою руку на узде, другой придерживайся за седло, и следуйте за мной.

Конан вонзил свои пятки в бока его лошади, поощряя от бега к галопу.

Облако пыли вздымалось позади пары, когда они мчались к неуверенному будущему, ожидающего их в дюнах Нифии.