21

Там была бегунья, женщина в шортах и футболке, наматывающая круги по гаревой дорожке. Там был вирус, рой микроскопических клеток. Там была бегунья, вспотевшая и запыхавшаяся, обхватившая лицо руками и с криком упавшая, когда плоть на ее лице начала таять.

Там было множество людей, которых держали за горло. Были слышны сдавленные стоны и мольбы, видны выпученные, остекленевшие глаза. Там был слышен хруст. Там не было людей.

Там был самолет – серый, без опознавательных знаков. Была сброшенная с самолета бомба, капсула с плавниками. Там был город. Там был слышен рев. Была видна вспышка и столб дыма. Там не было города.

Там был человек с дырой в груди. Там было бьющееся на пределе возможностей сердце, были натянутые и разорванные вены и артерии. Там была рука, держащая сердце, были лопнувшие кровеносные сосуды. Там был падающий навзничь человек. Человек без сердца.

Там были корабли, огромные разрушительные орудия с ядерными и антиматериальными двигателями. Там были оставленные кораблями прорехи в космосе и гиперпространстве. За каждой прорехой были планеты – голубые, окутанные облаками шары. На планетах были люди. С кораблей были сброшены бомбы. Там были вирусы. Были столбы дыма. Были люди, которых держали за горло. Люди с дырами в груди, животе, голове и шее. Там были дымящиеся, выжженные планеты. Там были сердца в руках. Там были люди. Там не было людей.

– Дяденька, вы дрожите.

Танос открыл глаза и увидел худенькую девочку в лохмотьях – землянку на вид, не старше десяти лет, с голубыми глазами и веснушками. Она улыбнулась ему, продемонстрировав все немногочисленные зубы.

– Папа! – позвала девочка. – Он очнулся!

Гоня прочь образы гибнущих людей и планет, Танос попытался подняться. Он лежал на узкой кровати – простом металлическом каркасе с матрасом и без подголовника. Стены в комнате тоже были из металла, потолок был низким. Под голову Таноса была подсунута крошечная подушка.

Девочка повернулась к нему и с серьезным видом произнесла:

– Долгих вам лет и чистой воды, дяденька.

– Где я? – спросил он.

Девочка нахмурилась.

– Вы должны были сказать «и тебе».

Он уставился на нее. Девочке была присуща типично детская серьезность и стремление следовать установленным правилам.

– И тебе, – сказал Танос.

– Папа! – вновь позвала девочка.

Танос присел, и кровать заскрипела под его весом. Он осмотрел свои смуглые руки, поджарые ноги. На нем был некогда белый халат.

– Кто ты? – спросил он.

– Я Лорак, – улыбнулась девочка.

– Я имел в виду… – Танос бросил взгляд на дверь, но отец девочки так и не появлялся. – Кто вы все такие?

– Народ.

– Что за народ?

– Просто Народ, – девочка посмотрела на него как на дурака.

– А что это за место?

– Вельт, разумеется.

Девочка отвернулась и снова крикнула:

– ПАПА!

Танос встал и размял руки. Мышцы затекли – похоже, он уже довольно давно был прикован к постели. Его новое тело было более легким и не таким мускулистым, как у кри, но функционировало оно нормально. Девочка с интересом, но без малейшего намека на боязнь, наблюдала за ним.

– Пойдем поищем его? – она указала на дверь.

Танос кивнул. Следом за девочкой он вышел в узкий коридор с такими же, как в комнате, металлическими стенами. На одной из стен виднелась то ли тройка, то ли восьмерка – судя по всему, какая-то эмблема. Краска почти стерлась, поэтому Танос даже на ощупь не смог понять, как выглядела эта эмблема прежде.

– Идем, – позвала его Лорак.

Они миновали груду сложенных у стены орудий труда – лопат, затупившихся садовых ножниц, ржавых мотыг. В конце коридора была дверь на улицу. Шагнув наружу, Танос зажмурился от ослепительного солнца.

Впрочем, глаза быстро привыкли. Перед ним простиралось небольшое поселение из тканых палаток и соломенных шалашей. Некоторые могли вместить только одного человека, другие были размером с небольшой дом. Там и тут на густой желтой траве виднелись кострища.

Кое-кто из местных обернулся, чтобы посмотреть на пришельца. Все они были худыми; одеты они были в халаты и робы. Некоторые улыбались.

– Это Вельт? – уточнил Танос.

– Его часть, – улыбнулась Лорак. – Лучшая часть!

Танос взглянул на небо. Местное солнце было непривычно ярким, и занимало настолько большой участок небосвода, что казалось, будто оно висит ниже и ближе, чем положено.

Солнечный диск окружали облака и непонятные угловатые черные фигуры.

– Мы не знали, что с вами делать, – добавила Лорак, – и решили уложить в Машинном Сарае.

Танос обернулся. Низкое металлическое здание со сводчатой крышей напоминало ангар. Во всем поселении это была единственная постоянная постройка.

Он обвел взглядом лагерь. Неподалеку группа мужчин и женщин косила траву и собирала скошенное в плетеные корзины. Перед большой палаткой две женщины жарили траву на костре. Пахло чем-то похожим на кедровые орешки.

В воздухе чувствовался привкус железа, но Танос не мог учуять ни малейшего намека на мясо. Эти люди были вегетарианцами.

– ПАПА!

Из одной из палаток появился худощавый светловолосый мужчина и, завидев девочку и Таноса, тут же улыбнулся.

– Незнакомец! Я Морак, – он приветственно протянул руку. – Долгих лет и чистой воды.

Еще не успев ответить на приветствие и пожать руку Мораку, Танос понял, что если ему придется жить среди Народа, то он рано или поздно перебьет их всех и пустит на мясо.

Народ действительно питался исключительно растительной пищей. Хуже того – они были пацифистами. На неровном клочке земли рядом с поселением они выращивали кукурузу, пшеницу и просо. Увидев их грядки, Танос был в шоке.

Пшеница была посеяна диагональными рядами, пересекающими посадки кукурузы. Даже школьник сделал бы лучше.

Чуть поодаль жило другое племя – Апага. Таносу удалось выяснить, что в их распоряжении были чуть более продвинутые технологии. Одежда Народа была также выторгована ими у Апага.

– Вы не думали напасть на них? – как-то раз спросил Танос. – Захватить их и взять в рабство?

Лорак застыла от ужаса. Морак явно перепугался. Он подошел к костру, где Азак, его жена, жарила что-то на сковородке.

– Хочешь жареную кочерыжку? – сказал он, протягивая нечто, обмазанное кукурузной кашей.

Танос молча принял еду. На вкус она была как горелая трава.

Солнце скрылось за одной из черных панелей. Похоже, они перемещались, искусственно создавая ощущение смены дня и ночи. Солнце никогда не заходило – даже сейчас его лучи пробивались из-за пластины, тускло освещая вездесущую желтую траву.

– Эта планета имеет синхронное вращение, – пробормотал Танос себе под нос. – Она постоянно повернута к солнцу одной и той же стороной.

Морак был заметно обеспокоен, а вот маленькая Лорак заинтересованно прислушивалась к Таносу.

– Должно быть, это рукотворные орбитальные щиты, – указал он на черные пластины. – Они были созданы для того, чтобы сделать планету обитаемой. Без них вся эта трава выгорела бы миллионы лет назад, а с ней и все живое.

Взволнованная Азак подскочила к дочери, но та внимала Таносу с любопытством.

– Вы никогда не пытались покинуть планету? – спросил он.

Морак и Азак в замешательстве переглянулись.

– Какую планету? – спросила Азак.

– Вельт. Вы не пытались покинуть Вельт? – Танос раздраженно ткнул пальцем в небо. – Отправиться туда?!

Все семейство удивленно посмотрело на него, а потом Лорак расхохоталась.

– Смешной дядя!

Танос отвернулся и заставил себя откусить еще кусок жареной кочерыжки. Его перекосило.

– Апага едят мясо, – неожиданно заявила Лорак.

Он решил уйти на следующий же день. У Народа не было никаких средств передвижения, поэтому идти можно было только пешком. Хуже того, географии эти люди тоже не знали и не могли даже приблизительно оценить расстояние. Самое большее, на что они были способны – это начертить на земле подобие карты, но разобрать что-либо внятное среди корявых линий все равно было невозможно.

Сколько времени нужно было идти до поселения Апага, они не знали.

– Дня два, – сказал Морак.

– Или три, – возразил Лурман, местный гончар.

Провожать Таноса собралось все племя, насчитывающее около сотни человек. В дорогу они собрали ему полный рюкзак безвкусных овощей. Таносу не терпелось поскорее покинуть Народ.

После непродолжительных обсуждений Морак скрылся в Машинном Сарае и принес оттуда флягу воды.

– У нас осталось только четыре, – сказал он. – Надеюсь, однажды ты вернешь нам долг.

– Благодарю, – Танос принял воду и положил в рюкзак.

Заметив в траве ржавое лезвие косы, он спросил:

– Могу я его взять?

– Ох, – сказал Губак, высокий фермер. – Я собирался его наточить и прикрепить к молотилке.

Танос выглядел непреклонным.

– Конечно, бери, – вынужден был сказать Морак.

Танос чуть улыбнулся и подобрал лезвие. Он не мог понять, что беспокоило Народ больше – то, что он присвоил их и без того скудные припасы, или то, что он мог убить кого-нибудь этим лезвием. Как бы то ни было, он подозревал, что его уход станет для них облегчением.

– Главное, избегай Раниума, – сказал Лурман. – В этом городе тебя ждет неминуемая смерть.

– И держись подальше от Каньона Теней, – добавила Азак, крепко держа руку на плече маленькой Лорак. – Там обитают призраки.

«Охотно верю», – сказал про себя Танос, но в глубине души задумался. В конце концов, это был новый для него мир. Новая жизнь.

– Что бы ни случилось, не входи в пещеры химер. Они вон там, – Морак махнул рукой в неопределенном направлении.

– Хочешь, карту нарисую? – спросил Лурман.

Танос не успел возразить, как Морак дотронулся до плеча Лурмана и покачал головой.

Закинув рюкзак на плечи, Танос побрел прочь сквозь заросли травы.

– Долгих тебе лет и чистой воды, незнакомец, – пожелал Морак.

Танос обернулся и пробормотал ответ. Бестолково улыбаясь, племя продолжало стоять у своих хлипких шалашей.

Все, кроме Лорак.

– Пока, дяденька! – кричала она, подскакивая на месте. – Желаю вам найти много мяса и рабов!

 

22

Из поселения не вело ни дороги, ни тропинки. Желтая трава сменялась зеленой, затем снова желтой, затем коричневой. Независимо от цвета, вся трава была высотой ровно полметра, и это казалось Таносу подозрительным.

Он миновал хвойную рощу, сразу за которой начались пальмовые заросли. Все эти деревья, насколько Танос помнил, были земными, но почти никогда не встречались рядом.

Еще одна загадка.

Солнце беспощадно пекло, и Танос вспотел. Облака были для Вельта редкостью, и сегодня на небе между земной поверхностью и солнечным диском маячили лишь эти непонятные прямоугольники. Похоже было, что они вращаются вместе с солнцем, создавая моментальный эффект искусственной ночи, когда это необходимо, без предшествующих сумерек.

Тяжелый рюкзак давил на плечи, но сила притяжения здесь была ниже, чем привычная Таносу, и поэтому он продолжал шагать вперед.

Спустя несколько часов он заметил по правую руку от себя каменистые скалы. Если он верно уяснил спутанные объяснения Народа, то там проходил кратчайший путь до поселения племени Апага. Однако эту местность облюбовал какой-то странный пещерный хищник – химера, гибрид медведя, льва и тигра. Танос подозревал, что опасность химеры несколько преувеличена Народом, но он все еще привыкал к новому телу и не имел настоящего оружия, а потому решил держаться подальше от пещер.

Он забрал левее, оставив скалы позади. Перед ним простиралась лишь коричневая трава. Ничто не беспокоило его – ни вмешательство космических существ, ни назойливая болтовня аборигенов-вегетарианцев. Впервые за долгое время Танос остался наедине со своими мыслями. Он чувствовал себя опустошенным. Перед ним стояли лишь призрачные цели: отыскать племя Апага и покинуть эту планету. Каждый раз, когда он пытался сосредоточиться, ему что-то мешало, и его мысли словно рассыпались по траве. Ему это даже нравилось. Он сравнивал себя с оставленным на солнцепеке тестом. Становился кем-то новым.

Мимо, петляя в траве, проскочил кролик. Танос уже встречал их, а также белок и пару енотов. Могла эта планета быть земной колонией? Или чем-то вроде зоопарка, принадлежащего какой-то космической сущности, например, Коллекционеру?

Вдали мелькнул металл. Должно быть, тот самый город Раниум, упомянутый Народом. Танос оценил расстояние до него в пять, быть может, шесть километров. Казалось, что город находится на возвышенности – на холме или скале, потому что солнечные лучи отражались от него прямиком в Таноса.

Он обернулся назад. Ближайшая черная пластина начала прикрывать солнце. На землю упала тень, постепенно накрыв небольшую дубовую рощицу. Тьма преследовала Таноса по пятам, неумолимо приближаясь. Он уже прошел около пятидесяти километров – сколько еще до поселения Апага? Еще пятьдесят? Пятьсот? Полторы тысячи?

Насколько велик этот мир?

Раниум не был городом в истинном смысле – он насчитывал лишь полдесятка низких металлических зданий, похожих на «Машинный Сарай» Народа. С единственной разницей: здешние постройки пострадали то ли от пожара, то ли от взрыва, и были давно заброшены.

Крыши были вывернуты как наружу, так и внутрь, и кругом на траве валялись обломки металла.

Танос прошел между двумя зданиями. Трава здесь росла неровно, перемежаясь с клочками сухой безжизненной земли. Запах железа, который он уже чувствовал в лагере Народа, тут ощущался сильнее. К нему примешивались запахи припоя и растворителя.

Заглянув внутрь одной из построек, Танос увидел обрушившиеся стены и груду сломанных приборов. Пепельный силуэт на полу мог остаться от давно истлевшего человеческого тела.

Из здания выскочил кролик и скрылся за углом.

Танос вспомнил предостережение: «В этом городе тебя ждет неминуемая смерть». Здесь наверняка произошла катастрофа, и город, вероятно, был заражен радиацией, но, судя по состоянию руин, случилось это давным-давно – несколько сот, а то и тысяч лет назад. Любые радиоактивные вещества давно уже распались.

Вполне здоровый на вид кролик служил тому подтверждением.

На стене внутри Танос заметил тот же символ, что и в Машинном Сарае. Здесь он сохранился куда четче. Это была буква «В», левая сторона которой была стилизована под шлифованный металл. Что могла означать эта «В»? Вельт?

Он вышел наружу. Ржавая дверь здания болталась на одной петле. На двери был изображен символ радиации и несколько предупреждений на языке, который Танос опознал как английский: «ОПАСНОСТЬ. РАДИОАКТИВНОЕ ИЗЛУЧЕНИЕ. ВХОД ТОЛЬКО В ЗАЩИТНЫХ МАСКАХ И ПО ПРОПУСКАМ».

Прищурившись, он взглянул на солнце. Может, если долго смотреть, то можно будет увидеть за солнцем глаз Коллекционера? «Старый враг, ты там? – подумал Танос. – Наблюдаешь за бедным униженным титаном и посмеиваешься?»

Никто не посмотрел на него, никто не ответил.

На этих небесах не было бога.

Как и всегда, ночь наступила внезапно. Пластина полностью прикрыла солнце. Раниум опустился во тьму. Танос остался один среди сухой травы и искореженного металла.

Он был один, и он невероятно устал.

Отыскав здание с более-менее целой крышей, Танос с трудом вытащил из рюкзака спальный мешок и, забравшись в него, уснул в уголке.

Наступившее утро не дало ответов на загадки Вельта. Напротив, мир выглядел еще более странным, вся его парадоксальность заиграла новыми красками.

Танос обследовал остальные здания. Внутри одного он обнаружил широкую погрузочную платформу с балконом над ней. Другое было завалено сломанными, разбитыми компьютерами. В третьем располагались крошечные кабинеты с такими же крошечными, пахнущими гнилью, столами.

Четвертое здание выглядело неповрежденным, но внутри не оказалось ничего – даже стен. Потолок поддерживало лишь несколько опорных балок. Пол издавал непонятный, атональный звук. Когда Танос опустился на колени и прислонился ухом к полу, звук будто резонировал в его костях.

Он не нашел в Раниуме ничего похожего на космический корабль – будь то шаттл, военный крейсер, истребитель, или даже древняя орбитальная ракета. Если строители Вельта когда-то и правда умели летать в космос, то произошло одно из двух: либо их технологии со временем оказались утеряны, либо они забрали их с собой, когда улетели отсюда.

Везде – на дверях, столах, знаках – встречались надписи на английском языке. «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». «ПАНДУС ДЛЯ ИНВАЛИДОВ-КОЛЯСОЧНИКОВ». «ПИЩЕВОЙ БЛОК». «КОМНАТА ОЖИДАНИЯ – СПРАВКИ В РЕГИСТРАТУРЕ».

«Это наверняка какой-то заповедник, – решил Танос. – Или колония». Но люди Земли совсем недавно открыли для себя полеты в космос, а до колонизации других планет им оставалось еще лет сто. Что если со дня, когда он едва не умер на Хале, прошло куда больше времени, чем он считал, и Шкаф Бесконечности забросил его в будущее?

Если это действительно колония землян, то откуда взялось слово «Вельт»? В английском языке такого не было. Может, это искаженное «вельд» – засушливое плато? Или же имелось в виду немецкое «вельт», означающее «мир»?

В любом случае, ясно было одно: кто-то искусственно создал это место и населил земными растениями и животными. Устройства и технологии, которые Танос встретил здесь, принадлежали людям или какой-то иной развитой расе. Город колонистов постигла катастрофа, в результате которой они вернулись к почти первобытному строю.

Народ не помнил историю своего мира. Возможно, Апага знали больше.

Собрав свои нехитрые пожитки, Танос отхлебнул воды и еще раз окинул взглядом Раниум. Ни одно из зданий не было заметно выше него. Максимум – в три раза. Как же ему могло показаться, что город стоит на возвышенности, когда титан разглядывал его издалека?

Под солнцем трава казалась ярче, желтее. Танос прищурился, высматривая на горизонте потенциальные ориентиры, но горизонт сливался с подернутым облаками небосводом. Он и раньше замечал эту особенность, но не уделял ей должного внимания. Был ли этот эффект следствием рассеивания тепла или миражом? А может, чем-то иным?

Загадок было много. Надев рюкзак, Танос продолжил путь. К полудню у него закончилась еда, и он с жадностью начал присматриваться к кроликам. Те, будто издеваясь, скакали вокруг. Достав лезвие косы, Танос пару раз взмахнул им, примеряясь, и застыл, как вкопанный. Как только неосторожный кролик оказался рядом, Танос молниеносно пронзил его своим импровизированным клинком. Уроки, полученные на Сакросанкте, не прошли даром. Он содрал с кролика шкуру и обглодал его сырым.

К тому времени, как он достиг Каньона Теней, закончилась и вода. Солнце казалось еще более жарким. Облизнув пересохшие губы, Танос подумал: «Здесь хоть когда-нибудь бывает дождь?»

Впервые земля пошла под уклон. Травы стало меньше, мягкая почва сменилась каменистой. Кругом высились непонятные каменные формации выше человеческого роста, отбрасывавшие на землю причудливые тени. Воздух струился от жары, но Танос не снижал темп.

Он вновь почувствовал знакомый запах железа, в этот раз еще сильнее, чем прежде. Оглядевшись, он заметил в скале стальную решетку с выемками. Опустившись на колени, Танос очистил ее от земли и понял, что это вентиляционная решетка.

Вблизи запах едва не сбивал его с ног. В уголке решетки была выгравирована знакомая буква «В».

На Таноса упала тень – стройная, с плавными изгибами. Женская? Одновременно испытав гнев, ярость и страх, Танос развернулся, махнув лезвием косы. Никакой женщины не было – только скалистые фигуры.

Он еще долго оставался посреди Каньона Теней, неспособный подняться с колен. Тяжело дыша, он чувствовал, как вместе с потом из него струится ярость, окропляя камни, проникая в сухую почву и питая скрытые под ней механизмы. Ему казалось, что древние духи, призраки загадочных строителей Вельта, наблюдают за ним, оценивая его прогресс.

Ночь наступила так же стремительно, как занавес опускается на сцену. За ночью пришел день, затем еще одна ночь.

Призраков становилось все больше. Они пытались залезть в него сквозь поры кожи, добраться до его главных секретов. Уходили они столь же быстро, как и появлялись, исчезая среди бурых скал и унося с собой частички Таноса.

Выйдя из каньона, он уже не знал толком, кем был. Его прошлое, его странствия, даже его имя – все осталось лишь смутным воспоминанием. Вспомнить это было столь же непросто, как найти оброненные ключи. Он еще понимал, что был не отсюда, но уже перестал быть прежним.

Осознал он и другое – то, чего никогда не мог понять. Его замешательство не было чем-то необычным. Напротив, неспособность самоопределиться была, по иронии судьбы, важной чертой его личности.

«Я никогда не знал, кто я на самом деле», – понял он.

Сначала озеро показалось ему иллюзией, миражом, рожденным жаждой. Ноги уже с трудом держали его, глаза затуманились и высохли. Он уже готов был упасть и умереть в горячей траве.

Но он побежал к воде. Упал на колени, зачерпнул горсть – вода была прохладной и свежей. Он плеснул водой в лицо, окатил грудь. Скинув рюкзак, он неуклюже, будто краб, забывший как передвигаться по суше, бросился в озеро.

Позднее он заметил, что озеро имело форму правильного овала. Слишком правильного, чтобы быть естественного происхождения.

С новыми силами он продолжил путь. Вскоре ему начали попадаться следы человеческой деятельности. Заросли травы сменились аккуратными полями с четкими границами. Кругом ровными рядами росла кукуруза. Следующее поле было усажено небольшими растениями с красными цветками на зеленых стеблях. Сорго? Уверенности не было.

За полями приютилась низенькая хижина-времянка, а вдали виднелись домики, за которыми начиналось еще одно поле. Совсем далеко, на горизонте, можно было различить еще одну деревню. Все было как будто размещено по координатной сетке, чем разительно отличалось от беспорядочных построек и огородов Народа.

Еще здесь были коровы. Они глядели на него из-за рукотворных деревянных заборов. Подойдя к ограде, он взглянул на глупую морду одной из них, и ему захотелось проломить корове череп и сожрать ее мясо сырым.

А пройдя еще километр, он увидел ангела.

Она стояла у огромного валуна, рядом с очередным забором. В ней одновременно сошлись свет и тьма, а за спиной мерцали гигантские крылья. Она была сильной, могучей, с яркими горящими глазами, и ее окружал ореол звезд. Чуть наклонившись вперед, она опиралась на гарду длинного воткнутого в землю меча.

Он никогда еще не встречал никого прекраснее.

Она заметила его. Затем снова опустила взгляд к мечу и вздохнула, будто расставаясь с какой-то душевной мукой.

Он испугался.

Когда она вновь посмотрела на него, он понял, что она – обычный человек. У нее была темная кожа и пытливый взгляд. Никаких крыльев за спиной не было; не было и меча – он оказался простой мотыгой.

– Ты все равно прекрасна, – только и произнес он.

Лицо женщины приобрело удивленное выражение, а затем другое – не испуганное, а, скорее, осторожно-оценивающее. Отложив мотыгу, она достала тупой деревянный нож.

Нож заворожил его. Он почувствовал себя беспомощным, управляемым великой, могучей силой, которой не мог противостоять. Он уже видел этот нож – во сне или в видении. Но обстоятельства, как и другие подробности его жизни, были утрачены.

Женщина улыбнулась. Подбросив нож в воздух, она поймала его за рукоять.

Танос махнул рукой в сторону ближайших хижин.

– Это твой дом?

Не сказав ни слова, женщина двинулась в ту сторону. Не переставая жонглировать ножом, она поманила Таноса за собой. За ее спиной вновь возник тусклый силуэт крыльев, словно они никуда не исчезли, а просто стали невидимыми.

– Вроде того, – сказала она.

 

23

Ее звали Масика. По ее словам, это имя означало «рожденная в грозу», и так Танос догадался, что на Вельте все же случались дожди.

По дороге в деревню они встретили работавших в полях людей. Танос обратил внимание на золотые колосья пшеницы и зеленую ботву с листьями – вероятно, картофель. Проходя мимо замеченной им ранее отдельной хижины, Танос услышал громкий визг.

– Это скотобойня, – объяснила ему Масика.

В ответ на вопрос о своем имени, Танос признался, что не помнит его. Он ожидал новых расспросов, или, по крайней мере, удивления, но Масика лишь кивнула, поджав губы.

– Я и сама порой забываю свое, – сказала она.

Жилища племени Апага представляли собой деревянные хижины с соломенными крышами – куда более надежные, нежели хлипкие шалаши Народа. Сами сельчане тоже выглядели здоровыми и носили добротную одежду.

Мимо прошла женщина в легкой меховой шапке.

– Это кролик? – спросил Танос.

– Мы верим, что ни одна часть животного не должна пропадать, – ответила Масика. – Если только животное не бешеное. Тогда половину можно и выкинуть.

Танос замер, обдумывая услышанное, а потом расхохотался.

На территории Апага насчитывалось несколько деревень, у каждой из которых были свои поля для возделывания. Четкого разграничения, впрочем, не было, и поля, принадлежавшие разным хозяевам, зачастую смыкались.

– Мы обмениваемся продуктами, – рассказала Масика. – Если у одних случится неурожай, другие помогут.

– А споры из-за земли у вас случаются? – поинтересовался Танос.

– Да нет. Земля везде одинаковая, – Масика остановилась у большой хижины. – Даже трава всюду одного роста.

– Я заметил. Как такое возможно?

– Что именно?

– Как может вся трава быть одного роста?

Масика наморщила лоб.

– Просто может.

Он проследовал за ней внутрь, в просторную прихожую, обставленную грубой самодельной мебелью. На неотесанных стенах висели нарисованные углем портреты. Танос заметил простенький набросок портрета самой Масики.

– Глаза хорошо получились, – сказал он.

– Это рисовал мой отец.

– Он хорошо тебя знает.

– Еще бы.

Она провела его по маленьким комнатам: гостиной, спальне, кладовой. В одной из комнат стоял гигантский, почти трех метров в высоту, ткацкий станок, из которого торчал наполовину сотканный ковер.

– Моя мать не успела его доткать, – объяснила Масика. – А выбрасывать жалко.

Танос нахмурился.

– Она умерла?

– И она, и отец, и родители отца. Все за последние два года.

Танос попытался подобрать нужные слова.

– Мои соболезнования, – наконец выговорил он. – Так ведь принято говорить?

Масика едва заметно улыбнулась, искоса глядя на него.

– Как-то так.

Наступила неловкая пауза. Они вернулись обратно в прихожую, и Масика плюхнулась в плетеное кресло. Танос был счастлив наконец избавиться от намявшего плечи рюкзака.

– В доме стало пусто. Я почти все время работаю в поле, – поморщившись, Масика потянулась. – Большинству женщин помогают их мужчины, но мне и так неплохо.

Танос взглянул на ее руки.

– Тебе идет.

Она никак не отреагировала на комплимент.

– Ты пришел из поселения Народа?

Он кивнул.

– Я недолго жила с ними, когда была подростком, – сказала Масика.

– Правда?

– Когда у меня был… как это называется, «переходный возраст»? Родители решили, что их миролюбивая философия меня успокоит, – она улыбнулась. – А вышло наоборот.

Танос улыбнулся в ответ.

– Народ весьма, гмм…

– …скучен. Удивляюсь, как я от них не отупела.

Ее смех был тихим, но воодушевляющим. Танос жадно наслаждался им, чувствуя себя новорожденным, впитывающим всю информацию, какую только возможно.

– Пара, что меня приютила, была весьма приятной, – продолжила Масика, – но я не пойму, как они вообще выживают на Вельте. Химера сожрала бы их в два счета.

– Твое племя охотится на химер?

– Каждые семнадцать лет. Это своего рода ритуал – он воодушевляет людей, но обходится дорого, – Масика заинтересованно взглянула на Таноса. – А ты охотник?

В памяти всплыли какие-то кровавые воспоминания.

– Мне доводилось охотиться, верно.

– Что ж, мы пойдем на охоту через две недели, – усмехнулась Масика. – Покажешь, на что способен.

Он продолжал рассматривать ее. Взгляд у Масики был тяжелым, кожа темной, лицо широким, коротко остриженные волосы – черными как смоль. У нее были сильные, мускулистые руки и ноги – результат постоянной работы в поле. Она была ниже Таноса, но выше большинства соплеменников. Ей с равным успехом могло быть и двадцать пять лет, и сорок – точно определить ее возраст Танос не мог. Крыльев у нее все-таки не было. Должно быть, ему привиделось. Быть может, ему много чего привиделось.

– Эй, привет!

Танос обернулся к двери. На пороге стоял мускулистый мужчина лет тридцати или чуть старше. В руке у него был уже знакомый деревянный нож. Заметив Таноса, он удивленно обратился к Масике:

– Кто это?

Танос напрягся. В голосе мужчины не было угрозы, и он ничего не смог бы сделать с ним своим деревянным ножом, но атмосфера явно изменилась.

– У него нет имени, – ответила Масика. – А может, он сам от него отрекся.

Указав на новоприбывшего, она представила его:

– Незнакомец, это Баси.

Баси подошел к Таносу и протянул руку. Его губы чуть дрогнули, и на лице появилась широкая улыбка.

– Добро пожаловать, – произнес он.

Удивленный Танос протянул руку в ответ. Баси энергично пожал ее, поглядывая при этом на Масику.

«Она ему нравится, – догадался Танос. – Возможно, он даже в нее влюблен, и чувствует, что я могу встать у него на пути. Однако его приветствие искренне, в нем нет лжи или подвоха».

Отпустив руку Таноса, Баси вновь обратился к Масике.

– Через несколько минут начнется тренировка клана, – сказал он, удерживая нож на кончике пальца. – Присоединишься?

Масика скорчила кислую мину.

– Надо загнать цыплят в курятник до заката. Может, наш новый друг хочет?

Баси недолго колебался. Подбросив нож в воздух, он позволил ему покрутиться целую секунду, и поймал его другой рукой.

Масика улыбнулась. Ее темные глаза смотрели то на одного мужчину, то на другого.

– Почему бы и нет? – сказал Баси. – Можно попробовать!

Ночная пластина была еще далеко от солнца, но крестьяне Апага жили по своему графику. Уставшие, но радостные, они возвращались домой с полей, улыбаясь соседям и останавливаясь погладить собак.

Из вежливости болтая без умолку, Баси вел Таноса между хижинами.

– Ты не местный, – сказал он. – Из какого ты района Вельта?

Танос не ответил.

– Или ты с Земли?

Танос резко обернулся.

– Что тебе известно о Земле? – спросил он.

– Мой дед рассказывал, что мы когда-то жили там. Но я толком не знаю, что такое Земля.

В голове Таноса всплыли разрозненные воспоминания. Голубой шарик, окруженный орбитальным щитом, и красно-золотой человек из металла с сияющим кольцом в груди.

– Ты не много теряешь.

Улыбнувшись Таносу, мимо прошел крестьянин с серпом. Тот нахмурился в ответ, и крестьянин продолжил свой путь, лишь пожав плечами.

– Выходит, вы прибыли сюда несколько поколений назад, – сделал вывод Танос. – Остались у вас какие-нибудь устройства с тех времен?

Он представил себе маленький гиперпространственный корабль, забытый в каком-нибудь сарае.

– Боюсь, что нет, – словно оправдываясь, улыбнулся Баси. – Старые технологии были мощными, но не привели ни к чему хорошему.

– Совсем ничего не осталось?

– Остались кое-какие записи с древних времен, но нам от них толку нет.

Рассказ Баси подтверждал, что Вельт и правда был земной колонией. Одно не давало Таносу покоя: Баси сказал «с древних времен» – неужели его и правда забросило в будущее?

– Где хранятся эти записи? – спросил он.

– Дома у Пото, если не ошибаюсь. Но я сильно удивлюсь, если она покажет их тебе.

Прямо под ноги Таносу шмыгнул кролик, и титан едва не споткнулся.

– Пришли, – радостно сказал Баси.

За хижинами открылась широкая площадь в тени вязов и дубов. Контраст был разительным – на Земле комбинация таких деревьев и соломенных крыш встречалась редко.

Несмотря на жару, посреди площади спарринговали мужчина и женщина. За ними наблюдала небольшая группа зрителей, включая нескольких детей. Бойцы кружили по площадке и делали выпады деревянными ножами.

– Это Паган, – Баси указал на мужчину. – Он из уважаемой семьи. А женщину зовут Рина.

Паган, совсем еще юноша, бросился на противницу. Та отскочила и подкинула вверх нож. В условиях слабой гравитации нож надолго завис в воздухе, прежде чем без помех упасть обратно в руку женщины. Никто из бойцов в это время даже не дернулся.

Толпа одобрительно загудела.

Танос наморщил лоб.

– Это вы называете боем?

– Вовсе нет, – ответил Баси. – Это сродни медитации.

Немного сбитый с толку, Танос продолжил наблюдать за тренировкой. Паган и Рина по очереди подбрасывали ножи. В полете те вели себя странно – частично благодаря гравитации, но, как догадался Танос, и в конструкции ножей были что-то, придающее ему особые аэродинамические свойства. Каждый раз, когда бойцы или их оружие оказывались в опасной близости друг от друга, кто-то обязательно отступал. Вероятно, такой маневр был неотъемлемой частью тренировки.

Рина метнула нож в Пагана. Описав дугу вокруг его головы, деревянный клинок развернулся и полетел обратно. Паган ответил на этот трюк, подбросив собственный нож вверх, под углом. Ножи прошли в сантиметре друг от друга. Бойцы подхватили их и синхронно поклонились зрителям.

Под аплодисменты толпы Паган подошел к Баси и похлопал того потной ладонью по плечу.

– Молодец, – похвалил его Баси.

– Удачный вышел бросок, – ответил тот и повернулся к Таносу. – А это кто?

– Друг Масики. Имени у него нет.

Паган взглянул на Таноса с вызовом. «Альфа-самец, – подумал Танос. – Если кого-то из жителей деревни стоит опасаться, так это его».

Внутри Таноса разгоралось пламя, древний огонь, который он не мог потушить.

– А ты умело обращаешься с этой штукой, – сказал он, указывая на нож Пагана.

Паган улыбнулся, подбросил нож вверх и, обернувшись вокруг своей оси, не глядя поймал его.

– Правда вот, оружие это никудышное, – добавил Танос слегка угрожающим тоном.

– Вот как? – удивился Паган.

– Недостаточно острое на мой вкус.

– А зачем тебе острое оружие, незнакомец?

– Паган, – предостерегающе сказал Баси.

– Например, чтобы снять с кого-нибудь шкуру.

Танос смотрел Пагану прямо в глаза. Спор привлек внимание зевак. Солнце продолжало нещадно палить.

Паган шагнул к Таносу, и тот напрягся. Припав на одно колено, Паган взмахнул ножом и нанес удар в направлении земли.

К ногам Таноса упал кролик с пробитой головой.

Танос лишь растерянно моргнул. Он даже не почувствовал приближения зверька.

Паган поднял кролика за уши и сунул Таносу под нос. Зверек вздрогнул, пискнул и затих.

– Хочешь еще поспорить? – сказал Паган.

Толпа одобрительно загудела. Баси скривился и что-то шепнул на ухо товарищу. Рассмеявшись, Паган выбросил кролика.

Танос развернулся и побрел прочь. Он не знал, что ему делать, и по-прежнему не нашел способа покинуть это место. Ясно было одно: если он останется с Апага, рано или поздно ему придется разобраться с Паганом.

Он в одиночестве стоял у деревянной изгороди. За его спиной более чем на километр простиралась ферма семьи Масики. Перед ним до самого горизонта тянулись поля желтой травы, лишь кое-где перемежаясь с огородами и другими поселениями. Присмотревшись, можно было увидеть серые отроги скал и пещер, где обитали химеры. До них было около сотни километров, и Танос находил странным то, что может их разглядеть. Для планеты с такой гравитацией и атмосферой столь далекий горизонт не был характерен.

«Насколько велик этот мир? – в очередной раз задумался он. – И есть ли мне здесь место?»

– Мой отец мог стоять здесь часами, – прервал его раздумья голос Масики.

Танос не обернулся. Она подошла к нему.

– У него была коллекция всевозможных измерительных приборов, – продолжила она. – До сих пор занимает кучу места в доме. Он вел учет осадков, следил за уровнем влажности, подсчитывал урожай…

– …измерял высоту травы?

Масика кивнула.

– Верно. Мы траву не косим – к тому же прямо здесь, в деревне, она не растет.

– Но там, где растет, она всегда одной высоты, – улыбнулся Танос. – Может, по воле богов?

– Я верю в незримые силы, – сказала Масика, оперевшись на изгородь, – но не в богов.

Несколько минут они стояли молча. Над их головами ночная пластина начала приближаться к солнцу.

– Здешний горизонт не дает мне покоя, – произнес наконец Танос. – Ты замечала, что трава практически сливается с небом?

Масика помотала головой.

– А должно быть по-другому?

Он взглянул на нее. Его привлекала ее фигура, ее манера занимать пространство. Нравилось ему и то, как она раскачивалась туда-сюда, оперевшись на изгородь.

– Кто такая Пото? – спросил он.

– Сумасшедшая старуха, – усмехнулась Масика. – Баси про нее рассказывал? Он боится ее как огня.

– Заметно, – Танос нахмурился. – Знаешь, ты ведь ему нравишься.

Масика не ответила, лишь вытянула шею, вглядываясь в травяное море.

– Твои родители были счастливы? – неожиданно спросила она.

Вопрос застал Таноса врасплох.

– Вместе? Да.

– Думаю, что мои тоже, но сложно предположить, как… – она покачала головой. – Кто знает, что было бы, если бы они прожили дольше.

Танос кивнул.

– Не все способны всю жизнь прожить вместе.

– Я не хочу выходить замуж, – Масика покосилась на него. – Мне кажется, что жить в браке еще скучнее, чем жить с Народом.

Танос расхохотался.

– А ты хочешь жениться? – спросила она, не глядя на него. – Когда-нибудь?

– Я не… – он прервался. – Однажды у меня была возлюбленная, но она не из тех, на ком можно жениться. Думаю: думаю, мне ее теперь не видать.

Солнце скрылось за барьером, и наступила темнота. Воздух мгновенно наполнился прохладой.

– Ты чего-то боишься, – шепотом проговорила Масика. – Чего же?

Он приблизился к ней. Вытянув руку, он обвел темный горизонт.

– Насколько велик этот мир?

Масика встретилась с ним взглядом, кивнула и положила голову ему на плечо.

Так они стояли долго, разглядывая в ночи траву. Тело Масики было теплым, несмотря на веющий над полями прохладный ветерок. Все вопросы потеряли свою значимость, стали чуть менее важными – пусть и всего лишь на одну ночь.

 

24

– Попробуем другой подход, – сказал Танос. – Кое-кто из ваших соплеменников упоминал слово «Земля». Знаете, что это такое?

Старуха повернула к нему свое иссохшее лицо. Шагнув назад, к стене, она дотронулась до маленького металлического прибора в ухе. Ее глаза оживленно бегали, будто она ловила какой-то инопланетный сигнал.

– Изучение мыслящих машин больше учит нас работе мозга, чем методы интроспекции, – сказала она.

Танос не понимал, о чем она говорит. Он присел в заваленное барахлом кресло и поднес руку ко лбу.

В хижине Пото было неимоверно душно. Свободного места почти не было; кругом стояла мебель, лежала посуда, валялась одежда и кости животных. В клетке в углу сидел встревоженный попугай – похоже, немой.

Танос заметил в хижине несколько образцов древних технологий: USB-шнур, на котором была подвешена старая фотография в рамке, сделанный из корпуса осциллоскопа горшок, в котором росло невысокое деревце. Все эти предметы были слишком старыми, чтобы пролить свет на прошлое Апага, слишком примитивными, чтобы быть снятыми с космического корабля.

А вот наушник – другое дело. Пото продолжала трогать его и что-то беззвучно шептала. Наушник был меньше жучка, на его поверхности было множество крошечных переключателей. Возможно, Пото действительно получала через него какой-то сигнал.

– Способность находить выход из лабиринта прямо связана с умением анализировать повседневные задачи, – продолжила она.

На Пото была надета длинная свободная роба. Единственным цветным предметом на ней было тяжелое колье-ошейник из ярких бусин, опоясывавшее морщинистую шею. Вероятно, еще один артефакт, оставшийся со времен, когда Апага проживали на Земле.

Танос слушал старую женщину уже час, и успел порядком устать от постоянных увиливаний, нелогичных заключений и пауз. Однако уйти он не решался. Болтовня Пото обладала каким-то смыслом, и в ней постоянно упоминались вполне земные вещи: лабиринты, загадки, шизофрения. Либо Пото действительно находилась на связи с кем-то за пределами Вельта, либо она слушала записи, сделанные до прибытия сюда ее народа.

Впрочем, она могла быть и просто сумасшедшей.

Танос не собирался просто так сдаваться. У него уже были определенные догадки о происхождении этого мира, и здесь он мог найти им подтверждение.

– Я изучал горизонт, – сказал он. – Вы замечали что-нибудь необычное в атмосфере, в преломлении света? Остались у вас какие-нибудь записи со времен вашего прибытия сюда?

Пото лишь дотронулась до наушника.

– В прежние времена, пока связь не стала предметом строгого научного анализа, существовали различные, сделанные кое-как системы, – пробормотала она, качая головой. – Грубые, эклектичные – больше произвола, чем науки.

– Постойте, – Танос указал на ее ухо. – Вы повторяете то, что слышите? Это какая-то радиотрансляция?

Пото сделала еще шаг назад, зажимая ухо ладонью.

– Их голова больше дельфина, – шептала она, не сводя глаз с Таноса. – Они способны мгновенно прокусить грудную клетку человека.

Танос лишь развел руками.

– Я просто спросил, – сказал он.

– Вес воробьев достигал двадцати килограмм, их клювы были прямыми, клинкообразными, – взгляд старухи потускнел. – Время от времени на них находило безумие, и они нападали на людей.

– Ладно, сдаюсь, – Танос поднялся. – Последний вопрос.

– Меня еще можно удивить, – ответила Пото, отворачиваясь, – но не напугать.

– Этот парень, Баси, говорил, что у вас сохранились какие-то записи с древних времен.

Старуха оглянулась через плечо. Ему впервые удалось привлечь ее внимание.

– Полагаю, что компьютеры давно уже вышли из строя, – продолжил Танос, – но устройства хранения данных должны были остаться. Жесткие диски, жидкие кристаллы? Может, органические накопители?

Дотронувшись до ошейника, Пото по-птичьи кивнула и направилась к клетке с попугаем. Птица отреагировала на ее приближение, но беззвучно.

Танос нахмурил лоб. Что она собиралась сделать?

Старуха быстро провела пальцами по голове попугая и пошарила под клеткой. Достав оттуда горсть рваной бумаги, она протянула ее Таносу.

Он взял бумаги и поморщился, заметив, как попугай нагадил на пол. Бумага была старой, почти коричневой от времени, и настолько хрупкой, что готова была рассыпаться в пыль от неосторожного прикосновения. Она была нарезана на тонкие полоски, но Танос мог разобрать отдельные слова и цифры. «Отчет». «Команды». «Вектор». «Контроль».

Он оторвался от бумаг и уставился на старуху.

– И это те самые записи?

– Взгляни на переплетенную молнию о семи щупальцах, – ухмыльнулась Пото. – Она – сосредоточение огня, она – пучок частиц, она – орудия!

– Старая дура. Дай сюда!

Танос бросился на старуху, пытаясь вырвать у нее наушник. Пото завопила и отмахнулась от него рукой с давно не стриженными ногтями, расцарапав лицо. Танос вскрикнул и схватил старуху за горло, душа Пото ее собственным ошейником из бусин.

На мгновение они застыли. Глаза Пото вытаращились, но не от страха – от ненависти. К Таносу вернулось давнее воспоминание. Однажды он точно так же держал за горло другую женщину, и одним движением сломал ей шею. Была ли это его мать?

Он отобрал у Пото наушник. Старуха освободилась от его хватки и плюхнулась в кресло. Теперь она была ему не нужна. Танос вставил наушник себе в ухо и прислушался.

Он не услышал ни единого слова, лишь белый шум – тихий, но непрерывный.

В глазах старухи впервые появился страх. Она рассеянно приводила в порядок свое ожерелье.

Танос с отвращением швырнул наушник на пол. Он покатился к креслу, и Пото при первой же возможности нагнулась и схватила его.

– Вы ничего не знаете, – процедил Танос. – Вы впустую растратили все свои знания.

Пото поднесла наушник к уху, легонько потрясла и прислушалась. На ее лице появилось прежнее отстраненное выражение.

– На Земле встречались мужчины, которым нравилось рисковать жизнью, – сказала она.

Танос почувствовал на щеке влагу и провел по ней рукой. Рука окрасилась кровью. Старуха ранила его сильнее, чем показалось поначалу.

– Встречались и девушки, которые влюблялись в таких мужчин, – бормотала Пото, – каким бы жестоким и печальным ни был их удел.

Танос бросил на нее последний, исполненный ненависти взгляд. Его переполняли гнев и ярость. С одной стороны он чувствовал, что не должен так сердиться, с другой – это чувство казалось ему естественным. Он как будто вернулся к привычному для себя состоянию.

– Небо в полоску, – продолжала бормотать Пото. – Я слишком слаб, чтобы писать, но я все еще слышу, как они бродят меж деревьев…

Развернувшись, Танос направился к выходу. Вскоре голос старухи стих.

* * *

Ярость не стихла, даже когда он достиг дома Масики. Остановившись у колодца, он набрал воды, чтобы ополоснуть исцарапанное лицо, и тихо вошел в дом.

К счастью, Масика куда-то ушла. Танос пересек прихожую, миновал свою крошечную комнату и вошел в ее спальню. Постель была аккуратно прибрана, у стены стоял небольшой шкафчик. Перед глазами Таноса тут же возник образ Шкафа Бесконечности. Он распахнул дверцы шкафчика, но не увидел ничего, кроме старых инструментов, ровными рядами подвешенных на гвоздях. Некоторые, вроде портативного счетчика частиц или прибора с небольшим буром для забора почвы, были ему знакомы. Все инструменты определенно были земного происхождения.

Доверху набив приборами свой рюкзак, Танос вышел обратно на улицу. Местные жители улыбались ему, заговаривали с ним, но он, кряхтя под тяжестью ноши, не обращал на них внимания.

Выйдя в поле, он высыпал инструменты на землю. Присев, он взял простые садовые ножницы и выбрал одну травинку.

– Полметра, значит, – проворчал он, перерезая травинку пополам.

Выбросив отрезанную часть, он пригнулся и принялся наблюдать, ожидая, что что-нибудь произойдет.

Солнце было все таким же жарким. Трава едва колыхалась от легкого ветерка. Танос взял лазерный дальномер и нацелил его на горизонт. Дисплей оставался темным – батарея прибора давно села. Прибор для забора почвы тоже не работал.

Танос нацелил на солнце мини-телескоп и выругался, когда яркий свет ослепил его. Придя в себя, он присмотрелся к одной из ночных пластин. Сквозь линзы можно было разглядеть ее края – абсолютно прямые линии.

Опустив глаза, он увидел, что срезанной травинки больше не было. Он осмотрелся, обшарил все вокруг, но так и не смог понять, исчезла ли она или выросла до прежних размеров, смешавшись с остальными, когда он отвлекся.

– Не может быть, – пробормотал он.

Дрожащими руками он направил телескоп на горизонт. Травяной ковер простирался настолько далеко, насколько он мог видеть, и в самой дальней точке взмывал вверх.

Таноса одновременно охватили злость и паника. Он сломал телескоп пополам об колено и выбросил ставшие никчемными половинки. Осколки линз усеяли траву.

Сжав кулаки, Танос зажмурился. Он смутно припоминал, что когда-то мог за долю секунды перенестись с одной планеты на другую, и даже существовать одновременно на нескольких из них. Но теперь…

…теперь он был в ловушке.

– Мне было всего четыре года, когда отец показал мне его.

Открыв глаза, он увидел сурово смотрящую на него Масику. В руках у нее был обломок телескопа. Она потрясла обломком, и последние осколки линзы тоже выпали.

– Он дал мне взглянуть на пещеру химеры. Я увидела, как что-то шевелится внутри, и от страха спряталась в своей комнате. Прошло два года, прежде чем я набралась смелости вновь посмотреть в телескоп.

Танос уставился на нее, понимая, что должен извиниться, но гнев никак не отпускал его. Он чувствовал себя раненым зверем, отчаянно царапающим клетку.

Поэтому, указав на обломок телескопа, он сказал:

– Возможно, пришло время избавиться от детских игрушек.

– Не тебе это решать.

Она отошла на шаг и взглянула на рассыпанные под ногами садовые ножницы, почвенный щуп, бесполезный дальномер и счетчик частиц.

– Зачем тебе все это? Что ты хочешь узнать?

– Этот мир… слишком мал, – голос Таноса звучал почти умоляюще. – Разве тебе не хочется чего-то большего? Чего-то лучшего?

– Я надеялась, что уже нашла все, что хотела.

Прежде чем до него дошел смысл ее слов, в траве раздался шорох, и появились Баси с Паганом в сопровождении еще нескольких молодых соплеменников.

– Я имею в виду планету, – Танос почувствовал, что должен все объяснить. – Мне кажется, я разгадал ее тайну.

Он схватил Масику за плечи. Та поморщилась, но не отстранилась.

– Эта планета, – продолжил Танос, – вовсе не планета.

– Масика? – окликнул Баси.

Масика махнула рукой, показывая, чтобы тот уходил. Теперь она смотрела на Таноса с любопытством.

– Продолжай.

– Горизонт уходит вверх, а не вниз.

Она пожала плечами, не понимая, в чем подвох.

Вокруг них уже собралась целая толпа. Паган и Баси стояли впереди, призывая остальных держаться подальше.

– Ну что тут непонятного? Мы вовсе не на планете! По крайней мере, не на ее поверхности, – Танос отпустил Масику и ткнул пальцем в небо. – Мы внутри нее!

Стоило ему произнести свою догадку вслух, как завеса тайны развеялась. Он окинул взглядом тридцать-сорок собравшихся Апага. Они были подопытными, лабораторными мышами, заключенными в невидимой клетке.

Освободившись из рук Таноса, Масика отступила назад. Баси шагнул к ней, но она вновь отмахнулась от него.

– Прости, – Танос развел руки. – Я не хотел тебя напугать.

– Ты и не напугал, – ответила Масика.

Танос понял, что она говорит правду.

– Понимаешь, – он снова заволновался, не находясь, что сказать, – Вельт – искусственный мир. Им управляют машины – они контролируют погоду, смену дня и ночи, даже рост травы. Это ловушка!

Масика снова смиренно пожала плечами.

– Вельт это Вельт.

– Этот мир находится внутри сферы. Солнце на самом деле не в небе, а в центре этой сферы. Не могу объяснить точнее.

Люди смотрели на него, как на безумца.

– За пределами этого мира лежит огромная Вселенная, – Танос подошел к изгороди, обращаясь уже ко всем Апага. – Разве вам не хочется ее увидеть? Не хочется узнать, что там?

Баси покрутил головой.

– «Там» – это где?

– Вместе мы сможем туда отправиться. Сначала завоюем Народ. С вашим технологическим превосходством…

– Завоюем народ? – перебил его Паган.

– Да, – Танос шагнул к нему. – Ты должен меня понимать. Я вижу, что ты прирожденный лидер. Если ты поведешь своих людей, никто не устоит перед вами.

Паган не сводил глаз с Таноса, пока тот приближался. Затем он развел руками и покачал головой.

– Народ не сделал нам ничего плохого. Зачем на них нападать?

По толпе пробежал согласный шепот. Масика подошла к Таносу и тронула его за руку, но он с сердитым видом отвернулся.

– Вы не люди, – прошипел он. – Вы овцы в загоне.

Раздался клекочущий хохот Пото. Толпа расступилась, пропуская ее. В ухе старухи по-прежнему был наушник.

– Они переводили глаза со свиньи на человека, – сказала она, – с человека на свинью и снова со свиньи на человека, но угадать, кто из них кто, было невозможно.

Люди засмеялись. Даже Масика позволила себе улыбнуться. Танос сжал кулаки, но остался на месте.

– Незнакомец, – Баси подошел к нему, протягивая тупой деревянный кинжал. – Может, помедитируем?

Танос перевел взгляд с Баси на Масику. Та снисходительно смотрела на них обоих. Паган держался в стороне, поближе к толпе.

Губы Баси тронула высокомерная улыбка.

Танос с размаху ударил его кулаком в живот. Баси с криком согнулся, выронив нож. Опешившая толпа отступила.

– Стой! – крикнула Масика и бросилась было вперед, но суровый взгляд Таноса остановил ее.

Баси выпрямился, но Танос тут же схватил его за рубашку и поднял, как котенка.

– Думаешь, ты настоящий мужчина? – прорычал Танос. – Думаешь, ты сможешь удовлетворить ее?

Баси что-то пробормотал, и Танос отвесил ему пощечину.

– Ты всего лишь мальчишка. Ягненок. Ничтожество.

Баси поднял руки в ритуальном боевом жесте. Танос хлопнул по ним, и тот оказался на земле.

– Здесь всех вас ждет смерть! – Таноса полностью охватила кровавая ярость. – Так вам и надо, жалкие черви! Вы проведете остаток своих дней в ловушке, даже не представляя, как из нее выбраться!

Он ударил снова, несмотря на мольбы жертвы. Его крепко сжатый светло-коричневый кулак с твердыми костяшками пальцев вновь и вновь прикладывался к голове Баси, к его груди и животу. Туда-сюда. Коричневый кулак. Серый, гранитоподобный кулак.

Он потерял счет ударам и времени, забыл о палящем солнце. Толпа как будто рассеялась, трава отступила; он видел и чувствовал лишь податливую плоть и слышал лишь хруст ломающихся под его натиском костей.

Кто-то положил руку ему на плечо. Танос развернулся, занося кулак. Перед ним с широко раскрытыми глазами стоял Паган.

Танос улыбнулся. Наконец-то ему нашелся достойный противник. Первый достойный противник в этом мире.

– Остановись, – сказала Масика. – Прекрати.

Она стояла за спиной Пагана. В ее взгляде Танос прочел понимание.

– Ты убьешь его, – указала она на Баси.

Танос все еще был готов ударить. Его кулак по-прежнему оставался светло-коричневым. Покрытые кровью костяшки болели.

Баси застонал и перекатился по траве, обхватив руками ребра. Танос взглянул на его избитое, окровавленное лицо.

– Ну что? – спросила Масика.

Даже после всего, что он натворил, ее голос оставался ласковым. Он показал ей свою темную сторону, но она, казалось, понимала его.

Вокруг собралась уже сотня Апага, а то и две. Они стояли полукругом, на их лицах читалось осуждение.

«Крысы, – подумал Танос. – Крысы в клетке».

– Нет, – сказал он. – Нет, нет, нет.

Он рванулся прочь от Масики, не обращая внимания на ее протянутую руку. Схватив рюкзак, он перемахнул через ограждение и кинулся в заросли травы.

– Пускай уходит, – сказал Паган.

Насколько велик этот мир? Теперь Танос знал.

– Недостаточно велик, – прошептал он. – Недостаточно.

Он бежал без оглядки, не желая больше видеть глупые рожи аборигенов и их хижины с огородами. Но в первую очередь он не хотел видеть, как Масика – его прекрасная, понимающая Масика – берет Баси за изувеченную руку.

 

25

Оставался единственный способ проверить догадку.

Деревья – каштаны, насколько Танос мог определить – были высокими, их стволы изогнутыми и перекрученными, кора жесткой. Несмотря на жару, листья оставались зелеными. Даже согнутая в три погибели, четверка каштанов все равно смотрелась горделиво, словно древние боги, склонившиеся над своими опустевшими владениями.

Танос взглянул назад. За бескрайним морем травы едва можно было разглядеть деревню Апага. «Что ж, сойдет», – подумал он. Деревья были единственным подходящим ориентиром на многие километры вокруг.

В стволе самого старого каштана было дупло, в котором мог уместиться человек. Танос забрался в него и открыл рюкзак. Достал заготовленные Масикой полоски вяленого мяса, мочалку, прихваченную из поселения Народа, и инструменты из коллекции отца Масики: секстант, гаечный ключ и увеличительное стекло, приспособленное под монокль. Он не успел их вернуть.

Затем он сложил обратно только то, что ему пригодится. Поднявшись, он вновь окинул взглядом мир, ставший его тюрьмой.

Да, у него был лишь один способ проверить догадку.

Он отправился в поход. Выбрал тропу, ведущую от деревни Апага, потому что не хотел больше их видеть. Приближаться к пещерам химер он тоже не хотел, и поэтому проложил курс западнее, на достаточном расстоянии от них, но так, чтобы его путь был как можно прямее.

Когда ночная пластина приблизилась к солнцу, Танос услышал неподалеку голоса. «Народ», – догадался он. Совсем рядом находились их убогие угодья, а чуть дальше виднелась окраина деревни.

Наступила ночь, и он улегся спать под елью. На дальнейшем пути ему не встречались люди, поселения, заброшенные города и каньоны теней – лишь трава, то зеленая, то желтая, то коричневая. Он шел несколько дней – три или четыре. Сказать точнее было невозможно – смена дня и ночи происходила нерегулярно.

Танос понял, что двигается под углом относительно ночных пластин. Они перемещались в своем темпе, независимо от скорости его движения. Ему казалось, что день мог длиться около шести часов, иногда меньше, сменяясь долгой ночью. Затем мог наступить долгий, порядка четырнадцати-пятнадцати часов, день.

И все это время вокруг не было ничего кроме травы.

Ему пришло в голову, что он мог сбиться с пути. Для эксперимента было чрезвычайно важно двигаться прямо и всегда возвращаться на прежний курс в случае вынужденных отклонений. Умение ориентироваться на местности было у него врожденным, и он как никогда на него рассчитывал.

В пути Танос охотился на кроликов, пил из редких ручейков. К концу пятого – или шестого – дня он окончательно вымотался, обгорел и провонял.

Но тут он увидел деревья. Прекрасные, изящные каштаны, возвышающиеся над зеленой травой.

– Я был прав, – выдохнул он, привалившись к стволу старого каштана. – Я был прав.

Мир действительно оказался сферическим.

Радость его была недолгой. Раз Вельт и правда был маленьким искусственным миром, расположенным внутри сферического тела, – то выхода отсюда у него не было. Во время путешествия он не нашел ни незнакомых ему технологий, ни каких-либо подсказок, способных пролить свет на судьбу людей, построивших эту клетку.

Ему придется повторить путь заново.

На этот раз он отправился в сторону, противоположную пещерам химер. Эта местность была ему незнакома, и за первые два дня он не встретил ни людей, ни поселений. Ландшафт казался более плоским и еще более однообразным. Здесь росла в основном коричневая трава, а воздух был очень влажным.

На третий день Танос обнаружил участок притоптанной травы. Тропа была свежей, и вела в двух направлениях. Он с удивлением понял, что это его собственная тропа, оставшаяся с предыдущего похода. Высота травы по-прежнему составляла полметра, но распрямиться она еще не успела.

На четвертый день он наткнулся на еще несколько мест, где трава была притоптана. Присмотревшись, он заметил вдали деревню Апага. Он все еще не был готов к новой встрече с ними, и потому взял левее, обойдя их поля с запада.

В конце концов он снова вышел к каштанам.

Свернувшись клубочком в тени изогнутого дерева, Танос лихорадочно думал. Во втором путешествии он смог подстроиться к смене дня и ночи и куда лучше вел счет времени. На весь путь он затратил пять дней, идя приблизительно по четырнадцать часов в день со скоростью около пяти километров в час – значит, прошел он порядка трехсот пятидесяти километров. Триста пятьдесят километров – такова окружность Вельта, расстояние от точки до нее же самой по прямой.

Он взглянул на небо сквозь пеструю листву. Что там, за солнцем, за тем механизмом, который удерживает его в небе, за облаками? Он знал: другая сторона мира. Быть может, то самое место, где он пересек свою же тропу, где трава была примята его ногами.

Сколько километров до противоположной стороны по прямой, через центр? Танос предполагал, что около сотни. До солнца было вполовину меньше, возможно, пятьдесят. Впрочем, это и не солнце вовсе. И Вельт – не планета.

Где-то должен был быть выход наружу. О том, чтобы остаться жить среди бестолковых овец – соплеменников Масики, либо среди унылого Народа, Танос даже не помышлял.

Он отправился в новый поход, по новой тропе. Целеустремленный, он шагал через Вельт. Солнце казалось еще жарче, воздух стал еще более влажным. Танос вновь задумался о том, бывали ли здесь дожди.

Прошел день, другой. Он опять пересек свою старую, едва заметную тропу. Когда он оставил ее? Трава стала реже, мягкая почва сменилась каменистой. Впереди, чуть к западу, замаячили скалистые образования.

Каньон Теней.

Вздрогнув, Танос взял восточнее. Он не был готов возвращаться в это место. Оно было мертвым, бесплодным, его населяли лишь призраки – безвозвратно пойманные в ловушку души.

Да, возврата оттуда не было.

Трава опять сменилась с желтой на коричневую. В горле пересохло; источников воды он не встречал вот уже несколько десятков километров. Горизонт, казалось, уходил вверх под еще более острым углом, создавая впечатление, будто весь мир окружен травой.

Таноса привел в чувство резкий запах железа. На мгновение дезориентированный, он покрутил головой по сторонам, и заметил знакомый низкий сарай со стилизованной буквой «В» на двери.

Раниум. Он вернулся в Раниум.

Всю ночь Танос исследовал лаборатории и отсеки города. В большом открытом здании, где он уже бывал, все отчетливее слышалось непонятное гудение. Он долго прислушивался к нему, запоминая, и затем выскочил наружу.

В другом здании он открыл люк и спустился в узкий подземный проход, передвигаться по которому можно было только ползком. Внутри туннеля работали механизмы, стены покрывали неработающие мониторы и кнопочные панели. Но что-то внутри все-таки гудело – какая-то упрямая сила, скрытая в глубине Вельта.

Танос понял, что находится под землей – почему-то это казалось ему важным. Он поперхнулся и закашлялся. Воздух был спертым, и запах железа здесь становился невыносим.

Кое-как развернувшись, Танос вернулся на поверхность.

Наутро он продолжил поход. Из долины, расположенной у логова химер, доносились крики. Чтобы избежать нежеланной встречи, Танос спрятался за пальмой. Возгласы раздавались все ближе, и наконец, он увидел чуть более десятка мужчин и женщин. Потрясая кулаками, они распевали что-то на непонятном Таносу языке. Это были Апага – он узнал их по грубо сшитой одежде.

Следом появилась еще группа людей, затем еще одна – всего добрая сотня человек. Не прекращая распевать, они направились к пещерам.

«Идут охотиться на химеру», – вспомнил Танос. Церемониальная охота проходит раз в семнадцать лет.

Группа миновала укрытие Таноса. Впереди шагал Паган – главный охотник. Он подбрасывал свой нож в воздух, и остальные повторяли за ним. В этот раз на деревянные клинки были надеты железные насадки.

Среди охотников были молодые и старые, мужчины и женщины. Он заметил Баси – лицо его было непроницаемо. Рядом с ним шла Масика, одной рукой держа его за руку, а в другой крепко сжимая острый нож. Она ничуть не изменилась, была все такой же сильной.

Танос почувствовал разочарование, вспомнив слова Масики: «Покажешь, на что способен».

Охотники скрылись в ущелье. Можно было выходить. Танос свернул на восток, обходя пещеры. Он уже хорошо знал трехмерную географию Вельта, и понимал, что обходной путь пройдет вблизи от поселения Народа. Все лучше, чем встреча с химерой. Или Масикой.

Когда он вернулся к каштановым деревьям, наступила ночь. В раздумьях он лег на траву. Трижды он обошел Вельт, в трех разных направлениях, и всегда возвращался на одно и то же место. Теперь сомнений быть не могло.

Танос закрыл глаза и представил, как Вельт может выглядеть снаружи. Мог это быть космический корабль? Например, корабль поколений, оборудованный лишь субсветовыми двигателями, медленно ползущий от звезды к звезде к своему давно забытому пункту назначения, находящемуся в сотнях, а то и тысячах лет от Земли?

Или это спутник? Матовый шарик, вращающийся на какой-нибудь далекой орбите под ослепительными огненными лучами неизвестной звезды?

В приступе бешенства он предпринял еще один поход. Трое суток он шел без сна, пройдя насквозь весь Каньон Теней, несмотря на обитающих там призраков, и едва не оказавшись у логова химер. Он даже слышал их скорбный протяжный вой.

Когда дело дошло до пятого похода, Танос уже страдал от обезвоживания и теплового удара. В горле пересохло, кожа обгорела. Он ковылял по траве как раненый зверь. Изо рта произвольно вырывались звуки, обрывки слов. Он словно сам превратился в призрак, фантом, обреченный до скончания времен бороздить просторы этого непонятного мира.

Впереди снова забрезжили знакомые каштаны. Снова наступила темнота. Танос заметил, что эта темнота имела другую природу. Искусственное солнце скрылось не за пластиной, а за густой пеленой темных туч.

При первом же раскате грома он побежал в укрытие. Добравшись до старого каштана, он прижался к его древней коре, и почувствовал себя частью дерева – не более чем ветвью, не более чем годовым кольцом. «Здесь теперь мой дом, – подумал он. – Мой единственный дом».

Дождь лился стеной. Даже под деревьями от него не было спасения. За считаные минуты Танос промок до нитки; грубая одежда Апага прилипла к телу и начала вонять. Он сорвал ее с себя и швырнул подальше.

У подножия дерева вода размыла участок почвы. Танос опустился на колени и принялся рыть землю ладонями, несмотря на то, что его ноги разъезжались в грязи.

Его взору предстала вентиляционная решетка – такая же, как в Раниуме, с выгравированной в углу буквой «В».

Рядом с решеткой росла трава. Аккуратно, чтобы не зацепить решетку, Танос продолжил копать. Стебли травы уходили в почву на несколько сантиметров. Он присмотрелся. Подставив ладони дождю, чтобы смыть грязь, он протер глаза.

Теперь он видел, откуда растет трава. Каждая травинка росла из собственной металлической ячейки, будто из отдельного микроскопического цветочного горшка.

Раздался очередной раскат грома. Издалека ветер принес вой химеры.

Танос ухватил пучок травы и дернул. Ему удалось вырвать с десяток травинок, которые тут же разметал ветер. Из каждого «горшка» мгновенно появился новый травянистый побег.

Танос взвыл и изо всех сил ударил по траве. Руку пронзила боль, но он едва обратил на это внимание. Он молотил по ячейкам, пока не смял их, после чего вырвал помятые куски металла и отбросил в сторону. Рыча и кряхтя, он вцепился пальцами в землю. Из-под его разбитых в кровь рук летела почва, обломки крошечных механических устройств, раздавленные земляные черви. Дождь и не думал прекращаться, но Танос не сдавался. Все его действия были продиктованы одной-единственной целью: бежать.

Раз улететь с Вельта нельзя, то он попробует прокопать туннель.

Его пальцы наткнулись на что-то большое и твердое. Он присмотрелся замутненным от дождя и лихорадки взглядом и продолжил набирать пригоршни земли.

Это был люк – широкий, круглый, с уже знакомой буквой «В».

Танос замолотил по нему кулаками, затем ухватился за края и попытался открыть люк, но безуспешно. Опустившись в выкопанную яму, он пинал его ногами, крича, рыдая и подвывая в такт ветру.

Таким она и нашла его – склонившимся над люком, голым, бормочущим что-то в полузабытьи. Спустившись в яму, она приподняла ему голову, чтобы взглянуть в глаза. Ее волосы были влажными, одежда насквозь промокла. Танос никогда прежде не видел никого более прекрасного.

– Масика, – выдохнул он.

Ее глаза казались старше, чем прежде. Она тронула его щеку и отвернулась.

– Что случилось? – Танос поднялся и обнял ее за плечи.

– Баси, – произнесла она. – Он… не пережил схватки с химерой.

– Ох.

В голове Таноса тут же прояснилось. Дождь по-прежнему лил, его пальцы по-прежнему кровоточили. Вельт оставался ловушкой, лабиринтом, из которого не было выхода.

Одно изменилось – Масике было плохо.

– Мне жаль, – сказал он и потянулся к ней – неловко, искренне.

– Тебе не понять, – Масика отстранилась на расстояние вытянутой руки. – Когда он умер, я ничего не почувствовала. То есть не совсем так: мы выросли вместе, и я любила его как брата. Я скорблю по нему.

Танос кивнул.

– Но когда его израненное тело упало рядом со мной на камни, – продолжила Масика, – я поняла. Я взглянула на него и поняла…

Вспыхнула яркая молния.

– …Я не боюсь грозы, – сказала Масика.

Танос посмотрел ей в глаза. Он был заворожен, пойман в ловушку – но другого рода.

– А я боюсь, – сказал он.

– Грозы? – Масика усмехнулась. – Или смерти?

– Ни того, ни другого.

Неожиданно для нее Танос испустил протяжный вой. Масика отшатнулась к краю ямы и наконец заметила под ногами металлическую крышку люка.

Танос пытался успокоиться и перестать плакать, но ничего не мог с собой поделать. Все его страхи, все накопленные за долгую жизнь эмоции извергались теперь из него в первобытном крике.

Масика потянулась к нему, и он упал в ее объятия, обхватил ее, крепко прижал к себе. Абсолютно голый, он, словно утопающий, сражался за жизнь. Масика была его кислородом, его желанным глотком воздуха. Она олицетворяла собой любовь.

Она была его последней надеждой.

– Я боюсь, – повторил он.

Он плакал у нее на плече, его слезы смешались с дождем.

Масика гладила его, не отпуская. Она знала, что никогда его не отпустит.

Ей пришлось наклониться как можно ближе, чтобы расслышать его следующие слова.

– Я боюсь жизни.

 

26

Говорят, что лишь на Вельте Безумный титан впервые в жизни смог обрести покой. Поначалу он не хотел жить в деревне Апага. Масика нашла решение – они вместе переселились в брошенную хижину на окраине. Танос научился возделывать землю, и со временем они там обжились.

Охота на химер была успешной, если не считать нескольких погибших. Под командованием Пагана воины Апага убили сразу двух огромных чудовищ. Мяса хватило на месяцы, и оно, приправленное душистыми травами, было куда вкуснее жилистой крольчатины или говядины. Танос наелся им до отвала.

Одна из голов, похожая на львиную, но с необычными изогнутыми клыками, была выставлена на всеобщее обозрение на площади. Пагана удостоили титула Кироса – мастера-охотника. В деревне не было избранного лидера, и с тех пор люди стали считать вождем Пагана.

Несмотря на это, Паган постоянно был чем-то обеспокоен. Он регулярно навещал хижину Таноса и Масики, сначала раз в неделю, затем чаще, и всегда стремился поговорить с Масикой наедине. К Таносу он испытывал равнодушие, если не неприязнь. Сначала Танос ревновал. Паган вполне мог использовать свой новый статус, чтобы отбить у него Масику. Однажды, набравшись смелости, он прямо спросил Масику об этом, стараясь не гневаться и говорить как можно спокойнее.

Масика взглянула ему в глаза, понимая, каких усилий ему это стоило.

– Паган не хочет меня, – сказала она. – Для него это значило бы потерять свою честь.

Танос был в недоумении.

– Его терзает чувство вины, – объяснила Масика. – Он винит себя за гибель Баси. Они ведь дружили с детства.

– Охота – опасное занятие, – сказал Танос. – Ты ведь сама говорила, что химеру можно добыть лишь дорогой ценой.

– Пагану кажется, что он плохо его обучил.

Танос кивнул. Он думал об этом весь день и всю ночь, и когда наутро Паган зашел к ним, он остановил его у порога и протянул ему тупой деревянный нож.

– Научи меня, – попросил он.

Паган взглянул на нож, затем на Таноса, и согласился.

Он обучил Таноса обращаться с ножом. Это было неагрессивное, почти ритуальное боевое искусство, непохожее ни на какое другое. Со временем он смог прочувствовать грациозность и даже некоторую вальяжность движений и приемов, а Паган с того самого дня стал его другом.

Танос и Масика становились все ближе. Они изучали друг друга, узнавая все новые и новые подробности, и делились друг с другом своими переживаниями. У Масики хватало недостатков – взять хотя бы ее острый язык и вспыльчивость. Она действительно не боялась грозы. На то, чтобы заниматься с ней любовью, требовалось много сил. Она была быстрой и ненасытной, и выжимала из него все до последней капли. Прежде Танос не слишком-то заботился о том, чтобы доставлять удовольствие женщинам, но вскоре научился удовлетворять все потребности Масики. Ничто не радовало его больше, чем ее улыбка.

Когда Танос мрачнел, Масика начинала отпускать в его адрес колкости, и, к его собственному удивлению, ему это тоже нравилось.

Прошел год. Масика попросила Таноса привести в порядок дом ее родителей. Танос занялся этим после сбора урожая. Он укрепил просевшие стены, соорудил уютную каменную террасу. Он познакомился с соседями: семейной парой дородных крестьян из дома напротив, стариком Мако и его злой собакой, а также большим семейством Яза.

Физический труд и тренировки успокаивали Таноса. Он поднаторел в земледелии, и знал теперь, как правильно использовать землю. Апага выращивали овес и пшеницу, держали овец и свиней. Разделывать животных Танос тоже научился, но это занятие было ему неприятно, и он старался держаться подальше от скотобойни.

Он не прекратил изучать Вельт. Чем бы ни было это место, создатели наверняка его забросили. В своих прежних жизнях Таносу доводилось конструировать самые разнообразные машины, и он знал, что без присмотра человека они обречены на то, чтобы рано или поздно выйти из строя.

Как-то вечером, после долгого рабочего дня, они с Масикой сидели у ее родительского дома на подвешенных к старому дубу, сделанных Таносом качелях. Масика прижималась к Таносу, ветерок трепал ее волосы.

– Как хорошо, – сказала она, прикрыв глаза.

– И тихо, – добавил Танос.

Тут же тишину нарушил громкий лай пса Мако. Старик появился на пороге своего дома, схватил собаку и виновато помахал им.

Масика повернулась к нему, лукаво улыбаясь.

– Слишком тихо?

Танос не понял, что она имеет в виду. В последнее время к нему стала возвращаться память. Кое-что он рассказывал Масике – несколько историй о Камнях Бесконечности и днях, проведенных на Сакросанкте и Хале, но без лишних подробностей. Пугать ее он не хотел.

– Должно быть, здорово было иметь такое могущество, – сказал она.

– Оно было мимолетным, – ответил он, и к собственному удивлению понял, что это была правда.

Масика уткнулась ему в плечо и что-то пробурчала.

– Пойдем в дом? – спросила она.

Зайдя внутрь, он вдруг осознал, что они постепенно перебрались жить из хижины в семейный дом. Он даже не заметил, как и когда это произошло, и в очередной раз поразился изобретательности и хитрости Масики.

На третий год его жизни в деревне наступила засуха. Грозы случались все реже и длились совсем недолго. Посевы гибли, воду приходилось экономить. Пруд превратился в небольшую лужицу. Несколько коров умерли от обезвоживания. Танос вызвался помочь своим новым соплеменникам. Он знал, что привычные законы природы здесь не действуют. Где-то под поверхностью земли должны были быть стоки для излишков влаги, и трубы, питающие колодцы. Колодцы тоже пересыхали – должно быть, что-то в системе сломалось.

Переговорив с Паганом, он повел экспедицию в Раниум. В поисках скрытой водопроводной сети Вельта они вновь обыскали контрольный пункт. Паган и Масика были настроены скептически, и рассказы о встроенных системах глобальной ирригации вызывали у них только удивление.

Они ничего не нашли. Гул в пустом здании, казалось, стал еще громче, будто что-то глубоко под землей страдало от перегрузки.

Танос не опускал рук. Под его руководством Апага вынесли из заброшенных зданий всевозможные трубы, насосы и прочие механизмы. По дороге обратно в деревню Масика с усмешкой спросила:

– Эти машины такие же, как те, которые, по твоим словам, выращивают траву?

Танос покосился на нее.

– По-прежнему мне не веришь?

– Неа, – ответила она.

Совместными усилиями они собрали из труб поливалку и установили в поле. Построив резервуары для дождевой воды, они переоборудовали насос, чтобы подавать эту воду в поливалку. Не обошлось без споров о том, чьи огороды поливать первыми, но все эти вопросы были решены на общем собрании. Апага были сговорчивыми людьми.

Когда первые капли воды оросили поля, Танос вместе с Масикой и остальными радостно зааплодировали.

Танос улыбнулся. Он понимал, что это решение – лишь временное.

На шестой год он установил контакт с Народом. Первоначально он планировал использовать их в качестве рабов на совместных фермах, но Масика строго-настрого запретила ему даже заикаться об этом перед кем бы то ни было. В конце концов они организовали общую ферму на плодородном клочке земли неподалеку от поселения Народа.

Таносу удалось подружиться даже с Пото. Он часами мог просиживать у старухи на кухне, слушая ее болтовню. Почти все, что она говорила, было сущей чепухой, но иногда среди всей этой белиберды проскакивали и фразы со смыслом.

– Когда речь заходит о человеческом разуме, бесспорно лишь одно, – сказала она, прижимая к уху наушник. – Пока он живет, он действует, движется и непрестанно трудится.

– Здешняя экосистема спланирована искусственно, – сказал Танос. – На ваших фермах нет устройств для выращивания травы, а почва обновляется куда быстрее, чем в естественных условиях. Кто-то создал этот мир много лет назад.

Он потянулся за кувшином с медовухой и налил себе еще стакан.

«Да я пьян», – внезапно понял он.

– Я шел за солнцем через горы, – произнесла Пото, не выпуская наушник, – пока мы не нашли теплейшую из теплых долин на солнечной стороне.

– Однажды все сломается, – продолжал Танос. – Через год, два, сто. Кончится воздух, вода, и все люди вымрут.

– Как-то ночью мне приснилось, что Капитан снова падает. Вываливается из капсулы прямиком на Солнце.

– Таков естественный порядок вещей, – Танос пожал плечами и залпом осушил стакан.

Когда он поднял голову, то увидел, что Пото пристально смотрит на него.

– Ему самому надо было уподобиться часам, – прошептала она, – сделать свое тело бессознательно работающим механизмом, регулируемым, скажем, пульсом или ритмом дыхания.

– Вы – вы говорите о Вельте? О том, как починить этот мир, этот корабль, эту ржавую ловушку, в которую мы попались?

Старуха лишь моргнула и отвернулась. Она подняла глаза к потолку, прислушиваясь к словам, которые лишь она одна могла слышать из наушника. Несколько минут ее губы шевелились молча.

– Он пытался развить у себя чувство времени… – Пото вновь обернулась к Таносу, – …проводя серию сложных тестов, чтобы свести до минимума ошибки, которые были разочаровывающе большими.

– Значит, ничего не выйдет? – Танос почувствовал себя жалким и никчемным. – Спасти Апага, спасти всех людей не получится?

– Шансов улучшить рефлекс было, по-видимому, маловато.

Танос откинулся на спинку плетеного кресла и поболтал в воздухе пустым стаканом.

– Значит, мне их не спасти, – он подумал о Масике, вспомнил, как ее теплое статное тело прижималось к нему на качелях. – Даже ее не спасти.

«Я пьян в стельку», – подумал он.

Пото схватила его за руку, и он подскочил от неожиданности – старуха никогда прежде не притрагивалась к нему. По крайней мере, с того дня, когда он чуть было ее не избил.

Пото сняла наушник и протянула Таносу.

– Это придаст вам сил, – торопливо сказала она. – Миллионы уже испытали на себе могущество Оракула.

Старуха покачнулась, ее глаза закатились. Наушник выпал из ослабевших пальцев и стукнулся о пол.

Танос не шелохнулся, лишь вытаращился на лысину на голове старухи. Он почувствовал утрату, впервые за многие годы задумавшись об уходящем времени. Со временем уходили и частички него, так медленно, что он даже не замечал этого.

Он уже давно не вспоминал о Смерти.

Позднее, когда тело унесли, Танос заметил, что наушник так и остался лежать на полу. Нагнувшись, он поднял его и поднес к уху. Потряс пару раз.

Он не услышал ничего, даже помех. Энергия, питавшая наушник, кончилась.

На восьмой год Масика стала угрюмой и мрачной. Она отказывалась гулять с ним, не отвечала взаимностью на его ласки. Даже спать она стала в те часы, когда он бодрствовал. Ее обычные колкости тоже стали заметно обиднее.

«Я ее теряю, – подумал Танос. – Это было неизбежно. Как чудовищу удержать ангела?»

Как-то раз, вернувшись домой, он застал ее в гостиной. Масика предложила ему присесть.

– Я хочу тебе кое-что сказать.

Танос сел, чувствуя, как внутри все перекручивается и сжимается от холода. «Она бросает меня», – подумал он. «Я ухожу», – такие слова он готов был услышать.

– Я беременна.

– Ох, – только и выдохнул он. – Вот это да!

Спотыкаясь, он бросился к Масике, крепко сжал ее руки и натянуто улыбнулся.

– Какое облегчение. То есть, какое счастье!

Она улыбнулась. В ее глазах забрезжила надежда, но Танос знал, что она читает его, как открытую книгу.

Отчасти он и правда был рад. Но куда в большей степени он был напуган.

Шли недели. Танос плотничал, не прекращал тренировки с ножом и работу в поле. Но его воспоминания о прошлых жизнях все сильнее и сильнее грозились вторгнуться в его новую жизнь и сломать ее. У него уже были дети – их было больше, чем он мог признаться Масике, – и каждый раз… каждый его ребенок…

Он стал видеть сны. Яркие, реалистичные кошмары, в которых он сжимал в руках крошечных визжащих созданий. Кругом были слюни, рвота, кал, и кровь. Много крови.

Однажды ему приснилась женщина, покрытая зеленой чешуей. У нее были прелестные желтые глаза и спинной плавник, плавно переходящий в хвост. Она протянула ему крикливого младенца. Танос взял его на руки – свои серые, гранитоподобные руки, могучие руки.

Достаточно было лишь легонько крутануть.

Как-то вечером он поспорил с Паганом, и позднее не мог вспомнить, из-за чего. Они напились и подрались. Когда Танос притащился домой пьяным, Масика схватила его и как следует приложила к стене.

– Если я тебе надоела – так и скажи, – проворчала она.

Танос моргнул, пытаясь прогнать пьяную пелену, и взглянул сначала в налитые кровью беспокойные глаза Масики, а затем на ее заметно округлившийся живот.

– Я же говорил тебе, что боюсь жизни, – прошептал он.

Масика разинула рот от изумления.

– А кто не боится?!

Она отпустила его. Танос привалился к стене и откинул волосы с глаз.

– У нас все получится, – Масика взяла его за руки. – Но мы должны помогать друг другу. Ты нужен мне, слышишь?

Танос кивнул.

– Справишься?

– Да, – ответил он. – Справлюсь.

– Вот и славно, – Масика вздохнула и отвернулась. – Приготовь-ка мне отбивную из кролика, и не забудь хорошенько поперчить.

Тянулись дни, но кошмары так и не покидали его. Однажды Таносу приснилось, что он в Раниуме. Он изо всех сил пытался открыть такой же люк, как под каштановым деревом, а когда открыл, то обнаружил под землей космический корабль, который можно было отремонтировать. Его новенький двигатель был вынут. Вынут. Вскрыт. Взорван.

Наутро у Масики отошли воды. Местный лекарь – женщина средних лет по имени Хара – померила ей пульс и давление. Танос сам собрал для медицинских приборов небольшой генератор взамен давно пришедшим в негодность батарейкам.

Хара налила воды в глиняную миску и вымыла руки, затем мельком проверила состояние старых инструментов и склонилась над Масикой.

Масика стонала и кряхтела. Заметив Таноса, она подозвала его поближе. Когда он протянул ей руку, она сжала ее хваткой, достойной одного из Старейшин Вселенной.

– Головка появилась, – сказала Хара.

Таноса охватила паника, но он ничего не мог поделать, лишь терпеть – терпеть и ждать. Даже тужась и крича, Масика по-прежнему оставалась прекрасным бескрылым ангелом.

Младенец был крошечным, темнокожим, мокрым. Хара перерезала пуповину ножницами, которым, вероятно, было несколько сотен лет, вытерла ребенка насухо и передала Масике.

Масика покачала его. Малыш – мальчик – открыл глаза и заплакал. Масика едва заметно улыбнулась и вновь подозвала Таноса. Присев на корточки, он взглянул на сына. К своему облегчению, он не испытал в этот момент ничего, кроме любви.

– Никакое он не чудовище, – пробормотала Масика, щекоча ребенку подбородок. – Вовсе не маленькое чудовище.

Они дали сыну имя А’Ларс. Танос знал, что оно что-то означает, но не мог вспомнить, что именно. После того, как кошмары закончились, его прошлое вновь стало размытым, будто воспоминание о неудачном браке. Все, что в нем было постыдного, он прогнал и забыл.

Он занялся изучением небесных пластин. Составил карты, сделал необходимые измерения с помощью инструментов отца Масики. Период вращения Вельта составлял ровно двадцать два часа сорок минут – чуть меньше, чем у Земли, но чуть больше, чем у Титана – его родины.

Несколько лет спустя Танос собрал новую экспедицию в Раниум. Чтобы сплотить людей, он настоял на том, чтобы взять с собой как Апага, так и представителей Народа.

Морак – теперь седой и хромой – принял идею в штыки.

– Каждого, кто осмелится войти в город, ждет гибель, – настаивал он.

Танос ответил ему с улыбкой.

– Моему сыну всего семь лет, но он тоже хочет пойти. Думаешь, я стал бы рисковать его жизнью?

Морак улыбнулся в ответ, не найдя, что возразить.

В этот раз Танос твердо решил унести с собой все, что могло пригодиться. Если шесть зданий Раниума и хранили какие-то тайны Вельта, он намеревался их раскрыть. Его группа вела раскопки целых пять дней, не оставляя без внимания ни клочка земли. Они забрали всю проводку, всю медную проволоку, одеяла и занавески. Взяли оставшиеся аккумуляторы, из которых еще можно было что-то выжать. Паган даже обнаружил не замеченную ранее морозильную камеру, набитую несколькими сотнями жестянок с надписями на английском и изображением рожиц, с улыбкой поглощающих суп. Особую радость эта находка доставила А’Ларсу. Мальчик открыл одну банку и запрыгал от счастья.

– Отец! – воскликнул он, облизывая палец. – Я хочу всю жизнь это есть!

Танос внимательно осмотрел банки. На некоторых было написано «ОВОЩИ» и «РИС С ОВОЩАМИ».

– Поделимся с Народом, – улыбнулся он.

По возвращении из экспедиции, как-то вечером, они с Масикой вновь сидели на качелях. Цепи со временем проржавели, и качели поскрипывали от каждого движения, но держались по-прежнему крепко.

– Ну что, – спросила Масика, отщипывая кусочек тунца из свеженайденной банки. – Разгадал все тайны Вельта? Выяснил, как мы здесь оказались, кто построил город, и в каких божеств они со временем превратились?

– Мы нашли провизию и материалы, благодаря которым я смогу расширить электросеть и обеспечить работу поливалок еще на несколько лет. Некоторые люки нам так и не удалось вскрыть, а в тех, что удалось, не было ничего кроме давно вышедших из строя микросхем и ламп, которые уже даже не моргают.

Масика рассмеялась.

– Ты говоришь так, будто они живые.

– Всему свой срок, живому или механическому.

Масика остановила качели и положила руку на колено Таноса.

– Ты уже говорил что-то подобное, – сказала она, – но теперь твой тон изменился.

Танос наморщил лоб.

– Как это?

– Ты стал… мягче? Спокойнее?

Он встал и прошел на террасу. Новая соседка, жившая теперь в доме покойного старика Мако, приветственно кивнула ему.

– Всему свой срок, – повторил он. – Некоторым существам, живым и искусственным, суждено жить и умереть в одном и том же месте. Есть клетки, которые всегда заперты; ловушки, из которых не выбраться.

Из дома донесся ритмичный стук – маленький А’Ларс играл на самодельных барабанах.

Масика потянулась к Таносу.

– Может, в этом и нет ничего страшного.

Танос взял ее за руку.

– Может, ты и права, – сказал он.

На семнадцатый год он согласился возглавить охоту на химер. А’Ларс тоже вызвался пойти, и очень расстроился, когда ему сказали, что он еще слишком юн. Даже Масика не могла его успокоить.

Даже мысль о том, что его сын будет сражаться с самым ужасным хищником Вельта, приводила Таноса в ужас. У него снова начались кошмары, в которых он отбирал сыновей и дочерей всевозможных рас и видов у их матерей и жестоко убивал детей.

Поздно вечером он позвал сына на улицу.

– Ты нужен здесь, – твердо сказал он, – чтобы присматривать за матерью.

А’Ларс скривился.

– Но…

– Сейчас она носит твою маленькую сестричку.

Мальчик оторопел. Он переводил взгляд с дома на горизонт, на небо, на ночную пластину, закрывшую солнце над головой.

Затем он повернулся к отцу и кивнул.

Когда Танос рассказал об этом Масике, та рассмеялась.

– И как же он будет за мной присматривать?

– Не мешай ему, пускай думает, что присматривает, – настаивал Танос.

Охота выдалась славной. Паган с Таносом заранее продумали план и изготовили прочные сети из найденных в Раниуме материалов. Они заманили химер в западню, включив аудиозаписи с их брачными призывами.

Погибших среди охотников не было, лишь один раненый.

В конце концов они изловили четырех тварей, чего никогда прежде не случалось. Последнюю Танос убил лично, спрыгнув на нее с уступа и поразив двумя ножами.

По возвращении Паган со слезами провозгласил его новым мастером-охотником.

– Ни один мужчина и ни одна женщина не заслужили этого так, как ты, – произнес Паган.

Танос скромно поклонился. Ничто не доставляло ему такой радости, как одобрительные крики соплеменников.

Прошли годы. Дети Таноса выросли, и страх вновь поселился в его сердце. «Они такие сильные, такие красивые, – думал он. – Что я буду делать, если с ними что-нибудь случится?»

Но ничего не случилось. А’Ларс вырос статным мужчиной и почти вся работа в поле легла теперь на его плечи. Дочь, Хетер, стала похожа на мать – была столь же остра на язык и так же умело управлялась с гончарным кругом.

Однажды уже сутулый и лысеющий Танос вернулся в Каньон Теней. Он задержался там на сутки, но никому не рассказывал о том, что видел там. Масика не настаивала.

Темные подробности его прошлого продолжали забываться. Каких-то людей, какие-то битвы он еще помнил, позабыв обо всем остальном. Он стал верить, что в этом есть некий глубинный смысл и что сюда его привели высшие силы. Он поверил в судьбу.

Масика сидела рядом с ним на террасе, склонив на плечо седовласую голову. Качели окончательно заржавели и больше не раскачивались, но держались по-прежнему крепко.

– Мне кажется, всему виной страдание, – прошептал он.

Масика моргнула и пробормотала что-то невнятное.

– Его было так много, – Танос закрыл глаза, вспоминая. – На Сакросанкте, на Хале. Люди голодали, умирали, жертвовали собственной честью и достоинством, продавали себя за жалкие гроши. Посвящали свою жизнь правителям, которые лишь посмеивались над их жертвами.

Масика открыла глаза и выпрямилась.

– Я не мог это выносить, – продолжил он. – Не мог понять, не мог принять того, что в мире существуют такие ужасные вещи. Поэтому я снова стал им. Чудовищем.

Они взяли друг друга за руки. Руки Масики были теплыми, но Танос почувствовал холод.

– Теперь я понимаю, что она была права, – сказал Танос. – Я ничему не научился. Все это время я жил по шаблону.

Масика взглянула ему в глаза. В ее взгляде чувствовалась решительность и искренняя любовь, которую он уже стал принимать как должное. Но было и еще что-то, чего он не мог распознать.

– Теперь все это в прошлом, – сказала она. – Твоя настоящая жизнь – здесь.

Танос кивнул и прослезился.

– Верно.

– Ты Кирос, мастер-охотник. Ты – объединитель племен, тот, кто дарует воду и жизнь. У тебя двое прекрасных детей, и я очень сильно тебя люблю. Благодаря тебе моя жизнь была полнее, радостнее, и ярче тысяч тысяч звезд, сияющих на драгоценной перчатке.

Он улыбнулся.

– Ты права, – прошептал он и повернулся, чтобы поцеловать ее.

– Однако, – Масика остановила его, – я должна тебе кое-что рассказать.

Говорят, что лишь на Вельте Безумный титан впервые в жизни смог обрести покой.

Но всему свой срок.

 

27

– Легкие поражены, – сказала Шара, новый молодой лекарь. – Желудок тоже. Даже позвоночник.

Она протянула небольшое устройство с плоским экраном и ручками по обеим сторонам. Танос взглянул на рентгеновский снимок грудного отдела. В легких там и тут светились пятна. Экран мигнул, и изображение скрылось за помехами.

– Прошу прощения. Заряд недолго держится, – Шара направилась к массивному, кое-как собранному генератору и подключила к нему рентгенограф.

Танос сжал кулаки. Кабинет лекаря за долгие годы почти не изменился – те же склянки и миски, те же знакомые инструменты.

– Что, ничего нельзя сделать? – прошептал он.

– У древних были… нет, не лекарства, а методы лечения. Радиация, химия. Эти знания давно утеряны, – Шара указала на генератор. – Я и диагноз-то смогла поставить только потому, что вы смогли починить просвечивающий прибор.

Танос сердито посмотрел на нее. Здравый смысл подсказывал, что вины Шары в болезни Масики нет, но какой она лекарь, если только и может, что беспомощно разводить руками?

– По крайней мере, вы все знаете, – сказала она.

Танос угрожающе двинулся на нее. Шара испугалась.

– Ты совсем недавно стала лекарем, – прорычал он. – Быть может, твоих навыков недостаточно.

Не отводя взгляда, Шара позвала мать.

На пороге появилась старая Хара. Она едва шевелила разбитыми артритом ногами, но взгляд ее был все так же ясен и проницателен, как в тот день, когда она помогла родиться сыну Таноса.

Шара объяснила матери суть проблемы. Та обошла комнату, остановившись перед подносом с инструментами. Осмотрела старые скальпели, зажимы, шприцы, взглянула на мерцающий экран рентгенографа. Затем, повернувшись к Таносу, она обвела все это руками и сказала:

– Больше у нас ничего нет.

Масика слабела с каждым днем, и ее поддерживало все племя. Если Таноса и детей не было дома, за ней присматривали соседи. Регулярно навещал ее и ушедший на покой Паган, принося еду и лекарства.

А’Ларс вырос высоким, скуластым. Однажды он встретил Таноса во дворе дома. Тот заметил, что сын плакал.

– Отец, – сказал А’Ларс, – чем я могу помочь?

Танос взглянул сыну в глаза, и впервые осознал, что тот вымахал выше него.

– Следи за посевами, – ответил Танос.

Он вошел в дом. Масика полудремала в гостиной, бормоча что-то невнятное. Танос остановился и подложил ей под голову подушку.

Масика тронула его за руку.

– Можешь выключить эти звонки? – она улыбнулась, будто бы рассказывала какую-то понятную только им двоим шутку.

В мастерской Танос собрал столько приборов отца Масики, сколько влезло в рюкзак. Тихо прокравшись мимо жены на обратном пути, он отправился в поля, к окраине фермы. Соседи еще не вышли на работу, даже на бойне было тихо. Никто не мог увидеть его здесь.

Он высыпал приборы на землю и почувствовал, как спину прострелило болью. «Мое тело стареет, – подумал он, приглаживая поредевшие волосы. – Оно ведь всего лишь человеческое. Слишком человеческое».

Он осмотрел приборы. Секстанты, компасы, телескопы, пробирки, счетчики кислотно-щелочного баланса. Похожий на наручные часы аппарат для измерения содержания в воздухе углекислого газа.

– Я смогу, – сказал себе он. – Я решу эту загадку.

Весь день и всю ночь он провел за опытами. А’Ларс отыскал его, но решил не беспокоить. Наутро Паган принес ему еды и молча поставил на землю. Занятый изучением почвы, Танос не обратил на него внимания.

В итоге он так и не узнал ничего действительно важного – лишь некоторые особенности движения небесных пластин и кое-что о генетических модификациях местных животных. Вельт оставался загадкой, мозаикой, в которой не хватало доброй половины фрагментов. Закрытой комнатой без окон и дверей.

Когда Танос вернулся, Масика ждала его, сидя на качелях.

– Я потерпел неудачу, – сказал он. – Нам отсюда не выбраться.

Масика улыбнулась ему. На ее лице появилось несколько свежих морщин, но улыбка была такой же озорной, как и прежде.

– Я и не… – Масика поморщилась от боли. – Я и не хочу отсюда выбираться.

Танос присел рядом с ней. В груди щемило. Он должен был оставаться сильным, должен был держаться ради Масики, но слишком устал и не мог найти нужных слов.

– Не грусти, – сказала Масика. – Лучше приготовь мне кролика…

Ее слова прервал приступ кашля. Танос легонько похлопал ее по спине, пока кашель не прекратился.

– Лучше чаю, – сказала она.

– Эта болезнь называется «рак», – сказал Танос. – Как я понимаю, среди вас ей никто не болел?

Лорак посмотрела на него с удивлением. Она больше не была маленькой девочкой; должно быть, ей было уже за сорок. В ее волосах уже появились седые пряди, а во рту, как и в детстве, недоставало нескольких зубов.

– Среди Народа, – уточнил Танос.

Они находились в доме на окраине деревни Апага. Стены были голыми, на одиноком столе стояло несколько чашек. Лорак с небольшой группой соплеменников пришла сюда в рамках культурного обмена. Ее пригласил Танос, зная, что она с детства интересовалась бытом Апага.

– Я… – Лорак запнулась. – Я никогда не слышала слова «рак», это правда.

– Народ ведь питается только овощами и травами?

Лорак кивнула.

Открылась дверь. На пороге появилась Хетер, дочь Таноса.

– Ой, – сказала она. – Отец?

Хетер покосилась обратно на дверь, словно желая сбежать.

Танос нахмурился. Чем хуже становилось Масике, тем отстраненнее вела себя дочь. Она редко навещала мать и вовсе не разговаривала с отцом.

– Хетер часто сюда наведывается, – сказала Лорак. – Мы с ней много общаемся.

Хетер потупила взгляд. Она была подростком – сложный, переходный возраст, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый. Фигурой она уже напоминала мать.

– Лорак – моя давняя подруга, – объяснил Танос, пусть Хетер и так это знала. – Когда я оказался на Вельте, она была первой, кого я встретил.

Лорак улыбнулась.

– Да уж, тогда он еще грезил завоеваниями.

– Народ, – Танос шагнул к Хетер, – придерживается другой диеты, их питание отличается от нашего. Я подумал, что это могло защитить их от определенных болезней.

Не поднимая головы, Хетер кивнула. Уходить она передумала.

Танос обратился к Лорак:

– Может, твоему отцу известно больше? Я, правда, не заметил в обменных списках его имени.

– Он умер в прошлом году.

– Не знал. Мои соболезнования.

Танос вспомнил худощавого светловолосого мужчину, который много лет назад принял его в деревне Народа. Тогда Морак казался ему глупым, наивным. Теперь же Танос чувствовал сожаление. Ему стоило познакомиться с ним ближе.

– У него была гниль, – объяснила Лорак. – Она сожрала его изнутри.

– Ох, – только и смог ответить Танос. – Ох.

Поспешно распрощавшись, он вышел на улицу, и удивился, когда через несколько секунд дверь снова открылась. Хетер вышла за ним, и они вместе побрели вдоль полей, следя за надвигающейся на солнце ночной пластиной.

Спустя какое-то время Хетер взяла отца за руку и прошептала:

– Попытка не пытка.

Масика совсем ослабла. Ее некогда мускулистые руки превратились в обтянутые кожей кости. Она много спала и постоянно стонала по ночам. Даже есть и пить ей было тяжело.

Чтобы отвлечься от болезни, она попробовала прясть, но из этой затеи ничего не вышло.

Танос с новыми силами возобновил поиски. В одиночестве отправившись в Раниум, он перекопал каждый сантиметр руин, и глубоко под развалинами сгоревшего бункера нашел отбойный молоток. Для Таноса молоток был тяжеловат, но ему не оставалось ничего, кроме как попытаться его запустить. К удивлению Таноса, молоток затарахтел в его руках, долото застучало.

Танос принес инструмент туда, где росли каштаны – его ориентиры в прежних путешествиях по Вельту. Тайну этого места кроме него знала только Масика. С тех пор узловатые стволы деревьев вытянулись еще на несколько метров, листва была настолько густой, что заслоняла искусственное солнце. При виде деревьев Таноса охватило ностальгическое чувство, в котором одновременно смешивались надежда и отчаяние.

Ветра и эрозия уже давно засыпали яму, которую он когда-то вырыл голыми руками. Пока он выкопал ее снова, наступила ночь.

Наконец глазам Таноса предстал круглый люк с буквой «В» на металлической крышке. Отвернувшись, чтобы защитить глаза, он нацелил на крышку отбойный молоток и запустил.

Металл пронзительно засвистел и заискрился. Долото молотка соскользнуло. Танос наклонился ниже, всей массой навалившись на молоток. Раздался жуткий визг. Напрочь забыв о ноющей спине и суставах, Танос рьяно стремился к своей цели.

Когда молоток наконец пробился сквозь металл, силы почти оставили Таноса. Едва устояв на ногах, он выключил молоток и уронил его на землю. Опустившись на колени, Танос кое-как поднял крышку люка.

– Нет, – выдохнул он. – Как же так?!

Он пошарил обеими руками, но понял, что это бесполезно. Шахта уходила в землю, должно быть, до самых глубин Вельта, и была достаточно широка, чтобы в нее пролез человек.

Но она была доверху забита землей. Снова тупик. Еще один путь, отрезанный временем и тленом.

Опустив голову, Танос захлопнул люк и вылез из ямы.

Кошмарные сны вернулись. Танос видел умирающих поодиночке и тысячами людей. Видел падающие бомбы, распыленные по ветру смертоносные бактерии. Видел, как клинки резали кожу, кромсая вены. Видел сломанные шеи, видел детей, удерживаемых под водой, пока они не прекращали брыкаться.

Ему стало страшно видеть Масику. Ее страдания постоянно напоминали ему о его собственной беспомощности, и это лишь давало новую пищу кошмарам, делая их еще более жестокими и натуралистичными.

Ты не боишься смерти, ты боишься жизни.

Как-то ночью, лежа рядом с Масикой в постели, он никак не мог уснуть. Мысли в его голове крутились, как и сам Вельт, словно игрушечный мячик, запущенный в звездную бездну. Все его маршруты – каждый его поход на триста пятьдесят километров – виделись Таносу годовыми кольцами огромного перекрученного дерева.

– Я знаю, – прошептала Масика.

Танос удивленно повернулся, не ожидал услышать ее голос. Масика лежала на боку и смотрела на него своими по-прежнему проницательными глазами.

– Не надо говорить, не трать силы, – сказал он.

– Я знаю, кто ты, – на лице Масики появилась теплая, нежная улыбка. – Мой прекрасный человек-скала.

Танос раскрыл рот, но буквально потерял дар речи. Масика потянулась и крепко, насколько было сил в ее слабом теле, сжала его руку.

– Твои руки, – прошептала она, – твои грубые серые руки…

Танос отвернулся и разрыдался. Рука Масики обмякла. Когда он вновь взглянул на нее, она уже спала глубоким безмятежным сном.

Одним ужасным днем Масика подозвала Таноса к себе. Слабым, тонким голосом она попросила отнести ее в поле.

Танос одолжил у лекаря носилки, и сам взялся с одной стороны, а с другой попросил А’Ларса. Масика казалась легкой, как воздух, как бриз, постоянно дующий над полями.

Как ангел.

Они положили ее у края поля, сразу за изгородью. День выдался ясным и светлым. Рядом высилась кукуруза, впереди лежали клочки коричневой, пострадавшей от многолетней засухи травы.

Танос заметил огромный валун – тот самый, у которого он много лет назад впервые увидел своего ангела.

Внутри Таноса вновь затеплилась искра.

Один за другим попрощаться с Масикой подходили соседи. Семейство Яза в полном составе из четырнадцати человек, улыбчивая беззубая Лорак, виртуозно управляющаяся с ножом Рина. Женщина, поселившаяся в доме старика Мако – Танос так и не запомнил ее имени. Лекари – старая Хара и ее дочь Шара.

– Ох, – вздохнула Масика, – за что мне все это?

Танос не понял, говорила она о своей болезни или об оказываемых ей почестях.

Завидев Пагана, Масика раскрыла объятия. Воин опустился на колени и дрожащими руками обнял ее.

– Спасибо, – сказала ему Масика, – спасибо за все.

Танос наблюдал со стороны, неспособный ступить и шагу, будто каменное изваяние.

Хетер склонилась над матерью и долго не отходила. Они о чем-то шептались, так тихо, что никому не было слышно.

– Не волнуйся, – сказала наконец Масика. – Иди.

Хетер колебалась.

Масика с трудом улыбнулась.

– Иди и наведи кругом шороху.

Хлюпнув носом, Хетер улыбнулась в ответ и убежала.

Кто-то тронул Таноса за руку. Это была Шара. Она была еще совсем юной, но ее глаза были как у старого человека – даже старше, чем у ее матери.

– Еще чуть-чуть, – сказала она.

Теперь с Масикой говорил А’Ларс. Танос слышал, как он произносит: «Хорошо, обещаю».

Солнце было на своем привычном, неизменном в течение столетий месте, ровно в центре Вельта.

– Муж, – хрипло позвала Масика.

Он взглянул на нее. А’Ларс отошел в сторону в сопровождении лекарей, не переставая оглядываться на мать. Масика осталась одна на носилках. Пришла очередь Таноса. Он подошел и молча лег на траву рядом с ней.

Они остались наедине. Танос взял Масику за руку, чувствуя ее тепло, и вспомнил, как когда-то она неистово двигалась под ним. Между ними будто пронесся калейдоскоп событий, радостных и грустных, которые они пережили вместе.

Масика вскрикнула и поморщилась. Танос наклонился к ее губам, чтобы расслышать ее слова.

– Ты, – она вновь вскрикнула, – ты сделал все, что мог.

Она сжала его руку так сильно, что ему стало больно. Боль отозвалась в сердце, распаляя и без того жаркий огонь внутри.

– Нет, – ответил он, – не все.

Танос сжал руку жены в ответ, и та дернулась, внимательно прислушиваясь.

– Это несправедливо. Я все сделал, – Танос зажмурился. – Все сделал правильно.

Масика хотела было что-то сказать, но уже не смогла. Ее тело обмякло, пальцы разжались, глаза закатились. Она опустилась на носилки и навеки затихла.

Танос остался один. Один в деревне, один в клетке. В рукотворной тюрьме, наедине со своей яростью.

Страх и гнев, словно кислород, питали пламя внутри него, раздувая его все сильнее. Облик Таноса начал меняться – руки и ноги удлинились, стали крепче, налились силой. Все его тело трансформировалось под действием биохимических реакций. Он окинул взглядом Вельт, траву, хижины и кустарно возделываемые поля. Неведомые силы наполнили его глаза, кончики пальцев. К нему вернулись псионические способности и умение управлять энергией плазмы – все то, что досталось ему по праву рождения, и все то, от чего он давно отрекся, дав обещание, которое теперь казалось ему абсолютно пустым.

«О Смерть, – подумал он, – как же ты переменчива. Ты отняла мою последнюю надежду на счастье».

Я все сделал правильно.

Танос-Завоеватель, Безумный титан, упал на траву и закричал.

Первый поток плазмы пробил внешний слой почвы. Ударная волна потрясла деревню, достигнув даже дальних уголков Вельта. Апага в страхе прервали свои повседневные дела.

От следующего крика образовалась дыра в стальных нанотрубках. Крошечные капсулы для выращивания травы разлетелись, явив под собой глубокие шахты, внутри которых гудели неизвестные механизмы.

Танос ничего этого не заметил. Его глаза горели, кулаки сияли. Охваченный первобытной яростью, он ничего не соображал.

Он закричал снова, и яма в земле стала еще шире и глубже. В глубине показался нижний уровень мира – тонкий фиберглассовый слой, под которым была лишь бездна. Под этим прозрачным слоем то и дело бурлили едва заметные с высоты пузырьки.

Жители деревни бросились кто куда. Одни с криками бежали к Таносу, другие искали укрытия. Паган и А’Ларс кинулись обратно в поле.

Танос с трудом поднялся. Его нога зацепилась за носилки, и тело Масики полетело в бездну.

Он испустил неслыханной силы крик. Чистая космическая энергия ударила в фибергласс и разнесла его вдребезги. В голове Таноса промелькнула последняя сознательная мысль: «Наконец-то. Смерть, забери меня. Пускай этот несчастный мир очистится в ледяном космическом вакууме».

Поток воды ударил его, словно молотом. Потеряв равновесие, Танос упал на содрогающуюся землю. Вода была соленой. Во рту чувствовался привкус крови, пары зубов недоставало.

А’Ларс и Паган что-то кричали ему и куда-то тыкали пальцами. Танос обернулся и опустил голову в яму.

Вода неслась из глубин, словно гейзер, заливая поля и траву. Дыра все ширилась, почва осыпалась по ее краям. Яма очень быстро заполнялась водой.

– Я был неправ, – прошептал Танос.

Он уставился на гигантский столп воды, который возвышался едва ли не до самого солнца. Вокруг собирались огромные лужи, с невероятной скоростью превращаясь в настоящие заводи, грозящие затопить весь Вельт.

– Я ошибался, – тряс головой Танос. – Все мои доводы, все мои заключения были неверны.

Кто-то попытался схватить его за руку и оттащить от края ямы, но он отмахнулся.

– Я во всем винил свое страдание, свои кошмары. Думал, что знаю себя.

Вода поднималась. Танос уже полностью был ей окружен. Сила притяжения изменилась, и он понимал, что механизмы, обеспечивавшие функционирование Вельта, вышли из строя.

– Я думал, что смогу уважать себя.

Мир заполнялся водой. Затуманенными глазами Танос успел заметить, как тонет, захлебываясь, его сын. Кто-то бросился за А’Ларсом – это была Хетер. Его прекрасная дочь, широко раскрыв глаза и надув щеки, сделала свой последний вдох, пытаясь спасти брата.

«Хетер, – подумал Танос. – Масика».

Он ушел под воду. Искусственное гравитационное поле отказало, водный поток изменил направление. Перед глазами Таноса промелькнуло солнце – теперь не более чем размытое красноватое пятно.

Его потянуло в дыру неумолимым потоком. Вода начала заполнять легкие; Танос задыхался и кашлял. Мимо него проносились слои искусственного мира: почва, механизмы, провода, нанотрубки. Еще механизмы. Наконец, перед ним оказался лишь разбитый фибергласс, за которым начиналась неизвестность.

Последним, что увидел Танос, был кувыркающийся в морской пучине, словно подброшенная монетка, металлический люк с выгравированной буквой «В». И больше ничего.