Т ук, тук, тук, тук, тук…

Звук был сухой, музыкальный, ему вторило эхо. Под самодельным рваным пологом, кое-как защищенные от палящего солнца, трудились каменотесы и резчики. Земля посерела от покрывающих ее осколков, тонкая белая пыль садилась на согнутые плечи и изможденные лица. От костров воздух казался еще горячее, хлопья пыли, вившиеся над ямками, скручивались и загорались.

Мурти сидел на корточках у мраморной плиты. Он знал, что камень доставлен издалека, из карьеров в Раджпутане. Каждый день упряжки буйволов тащили новые и новые каменные глыбы. Перед ним был неотесанный монолит в два человеческих роста. Инструменты лежали рядом. Они лежали уже много дней, и Гопи поддерживал огонь, на случай, если понадобятся угли.

Мурти погладил камень, постучал по нему пальцем, пытаясь достучаться до его сердца, — так он делал каждый день. Внутри камня проступали едва заметные изящные узоры. Время от времени он совал руку в мешочек из грубой рогожки и сверялся с рисунком. Размеры решетки-джали, которую ему предстояло вырезать, были точны, но его волновало не это. Его огорчал сам рисунок. Геометрический узор из вертикальных и горизонтальных линий казался примитивным, лишенным фантазии. Он не нравился Мурти, в нем не было красоты. Как вырезать прямые линии? Его руки были привычны к иным формам: изгибам, завиткам, переплетениям, напоминающим фигуры танцующих богов.

Мурти мысленно вернулся в прошлое, в тот день, когда его позвали. Дрожа, он подошел к писцу, ожидая, что сейчас от него потребуют, чтобы он вернул деньги. Две рупии в день — это немного, но он не смог бы вернуть и это…

Но его никто не стал уличать в обмане, вместо этого его отправили в шаминьян, где толпились чиновники с чертежами.

Мурти смиренно стоял у входа, пока один из чиновников не обратил на него внимание.

— Я Мурти, ачарья…

— А, входи, входи.

Ему были рады, человек, заговоривший с ним, подозвал его к себе. Он был высокий, довольно худой, слегка косил на один глаз, но руки у него были, как у Мурти, — сильные и узловатые. Его звали Бальдеодас, родом он был из Мултана.

— Мы похожи, — сказал Бальдеодас. — Ты резчик, и я резчик. Мне сказали, ты вырезаешь фигуры богов.

— Да, — Мурти так и подался к нему. — Но здесь наши боги не в почете.

— Ну, работа для тебя и здесь найдется, покажешь свое искусство. Ты разбираешься в чертежах?

— Конечно, — с гордостью ответил Мурти. — И в измерениях я разбираюсь.

— Тем лучше. Смотри. Вот это джали — решетка, которая будет окружать могилу.

Мурти долго рассматривал чертеж, вникая в детали. Он водил сильными короткими пальцами по линиям, представляя размеры.

— Это потребует времени. Много времени.

— Конечно. А узор?

— Узор? Он очень прост.

— Мусульмане, — шепнул Бальдеодас, — любят, чтобы такие вещи выглядели просто. А ты мог бы создать что-то получше?

— Да, — сказал Мурти. — Кому я смогу показать свой узор?

— Мне. Но помни: никаких человеческих фигур! Их религия запрещает такие вещи. Цветы, листья — вот что им нравится.

Мурти огорчило, что он должен ограничиться такими примитивными вещами. Цветы — это всего лишь изящное украшение, какой в них смысл? Разве они могут отразить сложнейший ритм мироздания? Отложив чертеж, он сидел молча.

Бальдеодас почувствовал, что Мурти собирается с духом, чтобы задать вопрос. В этом человеке было спокойное упорство, он сам походил на камень.

— Ну, в чем дело?

Мурти посмотрел на свои босые пыльные ноги. О его низком положении говорили грубые, потрескавшиеся подошвы, сбитые пальцы… Но он подумал о том, какое дело ему предстоит, и это вселило в него мужество:

— Мне поручают такую большую работу… Разве она недостаточно важна, чтобы повысить плату?

— Сколько ты получаешь?

— Две рупии в день. На мою семью этого не хватает. Жене тоже приходится работать, а дети страдают.

— Я поговорю с бакши. Только он принимает решения обо всем, что касается денег. Что ты делал до сих пор?

Мурти испугался, что сейчас всплывает правда: ничего.

— Так, разное, — ответил он уклончиво, затем быстро встал, сотворил намасте и ушел.

Сидя на корточках, Мурти как во сне продолжал ощупывать глыбу. За спиной у него в такой же позе сидел Гопи. Мальчишка с удовольствием убежал бы играть с приятелями, но он знал, что его долг — помогать отцу и вместе с тем обучаться ремеслу, которое передавалось в их семье из поколения в поколение. Несмотря на возраст, он понимал, что увидеть будущее творение невозможно без молитвы и медитации, а это требовало времени. Кто сказал, что жизнь должна быть легкой?

Вдруг Мурти резко поднялся и велел Гопи как следует подмести землю вокруг камня. Он повиновался. Когда пространство вокруг было расчищено, Мурти начертил рамку и вроде бы наугад наметил внутри несколько точек. Потом взял горсть толченого мела, которым Сита, сделав уборку в хижине, выписывала у входа ритуальные узоры, и начал прорисовывать изображение. Белый порошок сыпался тонкой струйкой между большим и указательным пальцами. Мурти работал почти час, соединяя намеченные точки; постепенно на земле появлялись ветви, листья и цветы, причудливо переплетенные, вьющиеся. По центру шел тонкий стебель, он подходил к рамке и вился вокруг нее. Все линии сходились к центру, но при этом казались существующими вполне самостоятельно.

Закончив рисунок, Мурти шагнул назад, посмотрел и остался довольным результатом.

— Пойду позову Бальдеоласа. Покарауль-ка рисунок.

Увидев творение Мурти, Бальдеодас пришел в восторг. Он ходил вокруг, изучая рисунок со всех сторон, потом позвал остальных, чтобы услышать их мнение.

Цветы понравились всем, но Мурти мог приступить к работе лишь после того, как рисунок утвердит сам падишах. И подумать было невозможно, чтобы вести Великого Могола в этот пыльный угол, следовательно, художнику следовало перенести узор на тонкий пергамент.

Когда суматоха улеглась, Бальдеодас отвел Мурти в сторону:

— Когда начнешь работу, тебе будут платить четыре рупии в день.

Новость обрадовала Мурти. Конечно, он хотел бы больше, но решил, что нужно набраться терпения. Он знал, что сам Бальдеолас получает двадцать две рупии в день, но ведь он был важным чиновником.

— Сахиб, — сказал Мурти, — ты все здесь знаешь. Видел ли ты Мумтаз-Махал?

— Нет, — ответил Бальдеолас. — Никто из нас ее не видел.

Такой ответ огорчил Мурти. Он слышал, что она была красавицей, но, если не считать этого, никто не мог добавить ничего иного. Полно, да существовала ли она на самом деле?

Иса с Мир Абдул Каримом положили рисунок перед Шах-Джаханом. Он сидел в гуль-кхана — прохладном, необыкновенно красивом помещении, примыкающем к гарему. Стены и пол комнаты были из белого мрамора, декорированного цветами из драгоценных камней. Падишах только что совершил омовение, и теперь рабы умащали ему волосы. Он долго рассматривал узор и наконец кивнул в знак одобрения.

— Чей это рисунок? — спросил он.

— Бальдеоласа, ваше величество, — ответил Абдул Карим.

— Хорошо, очень хорошо…

Управляющий строительством не уходил. Советники ждали, нагруженные документами, но падишаха сейчас занимали совсем иные мысли.

— Что еще? — наконец очнулся он.

— О светлейший, работа движется быстро, фундамент почти закончен. Но есть проблема, которую необходимо решить… Поставщик сообщил, что для опалубки не хватает дерева.

— Дерева? Его негде взять?

— Леса разрушены ураганом. Крепких деревьев совсем мало, люди рубят их на растопку. Поставщик искал всюду…

Пока он говорил, советник по военным делам раздраженно шелестел документами. События в Декане заставляли спешить. Лазутчики в который уже раз сообщали, что правители султанатов, прознав о том, что Шах-Джахан поглощен строительством, готовят очередной мятеж. Хуже того, они, словно мыши, вгрызались в южную границу империи. Требовалось немедленное вмешательство армии, но у него не было полномочий отдать такой приказ. Рядом томился в ожидании мир-саман, он хотел обсудить проблемы, причиненные дождливым сезоном.

— Кирпичи, — сказал Шах-Джахан; в это время на голову ему надели тюрбан, и все присутствующие склонились перед символом власти. — Постройте леса из кирпичей. Это ведь возможно, разве нет?

— Разумеется, повелитель, но во что это обойдется…

— Трать, трать! Казна полна денег. Я приказал ни на чем не экономить, а ты обращаешься ко мне с такими мелочами.

Абдул Карим поспешил удалиться. Кирпичи! Он содрогнулся при мысли о том, во сколько это обойдется.

Иса также направился к выходу, но правитель жестом велел ему остаться.

Военный советник наконец высказал свои тревоги. Слушая его, Шах-Джахан снова подумал об Арджуманд. Как часто она давала ему разумные рекомендации относительно дел империи… Он даже передал ей высший символ власти, государственную печать…

— Я долго думал о том, что происходит в Декане. Да, нам пора усмирить их. Командующим армией я назначу Аурангзеба. Для него это будет хорошей школой. Изучи все детали и обсуди с ним. Теперь ты, — повернулся он к мир-саману. — Ну что я могу поделать с дождями? Я же не бог.

— В житницах есть зерно, падишах…

— Значит, нам не о чем беспокоиться. Следующий сезон дождей будет коротким, обещаю.

Когда советники ушли, он потянул Ису на балкон, и они постояли там, глядя, как идет работа. У реки копошилась целая армия: люди, слоны и буйволы, впряженные в повозки, образовали единый поток, текущий в пыли и зное.