В оздух с железным привкусом смерти висел над землей, пыльный и смрадный, лишающий надежды. Палящее небо ослепляло, солнце застыло и перестало двигаться. На земле сидели, сгорбившись, грифы, словно вырезанные из дерева идолы, в ожидании жертвоприношения. На дереве, поверяя листве свои грустные секреты, замер лангур, покрытый серебристой шерстью, зеленые, как изумруды, попугаи стрекотали и злобно таращились на него. Река неторопливо несла в вечность трупы.

Империя Великих Моголов давно пала.

Персидские солдаты прорубались сквозь подлесок, такой густой, что, казалось, он смыкался у них за спиной. Их преследовал запах гниющего мяса и кислый запах собственных немытых тел. Время от времени они отдыхали, опираясь на мечи, почерневшие от ржавчины и крови, но потом решительно продолжали двигаться дальше.

Впереди выросла преграда. Протиснувшись в проем, воины очутились в громадном внутреннем дворе, окруженном облицованными красным песчаником стенами. Массивная мраморная арка в северной стене была покрыта затейливой персидской вязью. У этой арки, увитой лианами и сплошь изгаженной птичьим пометом, они остановились, чтобы прочитать надпись. Но буквы были скрыты под многолетними наростами грязи, и персы, не желая тратить время на возню с ними, прошли под аркой в огромный разросшийся сад.

— Что это? — спрашивали они друг друга.

— Гробница… Тадж-Махал, — ответил кто-то.

…Совершенная, безупречная, она плыла над землей. Казалось, на месте ее удерживает лишь тонкая нить воображения. Белее снега на вершинах Гималаев, она сияла, как полуденное солнце, и люди закрыли глаза, ослепленные ее блеском. Колышущаяся в раскаленном воздухе, она казалась живой, и ей были не страшны эти ничтожные завоеватели.

Гробница возвышалась здесь от начала времен, тогда как всем, взирающим на нее, суждено было возвратиться в прах, из которого они вышли. Неведомо почему, она внушала трепет, и ни у кого на Земле не поднялась бы рука разрушить ее.

Она высилась гордо и несокрушимо, ибо то, что она охраняет, бесценно для всех.

Ее скорбный покой был, однако, обманчив. За ним скрывалось немало страстей и страданий, которые никогда не кончаются, — если, конечно, существованию людей не суждено длиться за пределами смертных тел.

Солдаты оглядывались, вслушивались. Все замерло, всякий шум затих, они остались одни, шагнув из знакомого мира в другой. В небе не было птиц, суетливые обезьяны, поджав хвосты, остались по ту сторону ворот, никакие мелкие зверушки не сновали по заросшему саду. Солнце затянула дымка, воздух стал прохладным и сладким. Пахнуло ароматом цветущих лип, хотя персы не видели ни одной, — а потом им показалось, что до них доносятся голоса и плач.

К зданию вела аллея фонтанов; почерневшие, без воды, сейчас они походили на пепелище. Мощеные дорожки по обе стороны растрескались и поросли травой. Наконец, приблизившись к цоколю гробницы, солдаты остановились и, задрав голову, долго смотрели вверх — купол казался им частью неба, а белизной своей он соперничал с солнцем.

Оставляя в пыли неровные цепочки следов, они поднялись по узким ступеням и подошли к почерневшим дверям, выделявшимся, как гнилые зубы, на фоне нарядного беломраморного фасада. Там была надпись.

Что она гласила?

Чистые сердцем войдут в сады Всевышнего.

Кто-то из них толкнул дверь мечом, и они услышали глухое эхо, словно ответ. Меч царапнул черную створку, и они, уставившись на след, зашептались: серебро, серебро…

Дверь легко отворилась. Из темноты пахнуло затхлостью — но сквозь запахи пыли и помета летучих мышей, как тоненький дымок, пробивался еле различимый аромат благовоний. Солдаты озирались, не в силах понять, откуда он исходит, — казалось, благоухает сама душа этого места. Они дотронулись до стен. Камни, зашептали они, потом осмелели, и смех поднялся вверх, к самому куполу.

Один из солдат ковырнул ножом розу, поблескивающую на мраморе, и извлек рубин. Эхо отозвалось болезненным вскриком. Подняв голову, солдаты увидели золотой фонарь, свисающий из центра купола. Сердца их переполнились алчностью. Им обещали трофеи, и вот — тут было что взять.

За мраморной решеткой, ажурной и нежной, как вуаль, такой тонкой, что свет тек сквозь камень, будто вода, они увидели саркофаг. Поставленный в центре, точно под куполом, он был высечен из белоснежного мрамора; мрамор украшал многоцветный орнамент из листьев и цветов, выложенный драгоценными камнями. Сбоку был еще один саркофаг, более высокий, но, несмотря на это, смиренно стоящий в тени.

Что гласила надпись?

Здесь лежит Арджуманд Бану Бегам, именуемая Мумтаз-Махал, Украшение Дворца. Нет Бога, кроме Аллаха.

Кем была она?

Женой Властителя мира, его сердцем, его любовью.