Валерия уже почти час не могла заставить себя выйти из ванны. Она почти дремала в теплой воде, представляя себя частью ароматной пены, которая обволакивала каждую клетку ее тела, казалось, просачивалась через нее насквозь, оставляя организм младенчески чистым. День прошел более чем удачно, уровень продаж превзошел самые смелые ожидания. Все-таки Юлька талантище! Наверное, для этого нужен совершенно особый склад ума, чтобы, бросив один мимолетный взгляд, уже знать, кому и с чем можно надеть какую-то вещь. Ей, Лере, такого не дано. Нет, у нее, конечно, неплохой вкус, она может сказать, идет человеку или нет надетый костюм, знает, что лучше носить ей самой, но не более того. Без Юлии никто и никогда не назвал бы ее магазины элитными.

Мысли плавно потекли в другом направлении. Юлия… Сегодня она обиделась на вполне невинную фразу. Ну, может, не совсем невинную, но ничего плохого Лера сказать не хотела. Конечно, нехорошо получилось. Просто столько всего смешалось в голове, что как-то ненароком увязались в одно целое подростковые выходки и Юлькин племянник. Вряд ли можно всерьез предполагать, что тот способен на что-то плохое. Она и не предполагает, просто… Можно же иногда сказать глупость. Хотя Юлию тоже можно понять. Единственный любимый человек, и тот даже не родной сын. Вообще трудно любить кого-то одного, сразу увеличивается количество страхов… Наверное, стоит поднять Юльке зарплату. Пусть копит своему Артему на образование. Или пусть наконец начнет ездить отдыхать в нормальные места. Хотя это же Юлия! Первое и единственное требование — чтобы все говорили по-русски, мало ли что. С такими пожеланиями далеко не уедешь. Но это уже не ее дело.

Валерия качнулась, поднимая в ванне волну. Ей тоже не мешало бы съездить отдохнуть. Куда-нибудь далеко, в маленькую южную деревушку, где счастливые жизнерадостные люди живут в небольших беленьких домиках, возле которых растут виноградники, пьют вино по вечерам, ведут неспешные беседы и каждый день плавают в океане.

Она встала, включила душ. Прохладные потоки смывали с тела остатки пены, Валерия снова блаженно зажмурилась. Это и есть счастье, ради такого стоило рисковать, работать сутками и в конце концов разбогатеть. Богатство — это не просто деньги, это свобода. Свобода потакать своим желаниям, свобода от всего. Это просторная квартира в хорошем доме, где не услышишь через стенку соседский телевизор, это горячая ванна в любое время, хороший чай, одиночество и тишина. Димочка не считается, его всегда можно куда-нибудь отправить.

Весело напевая, Валерия закуталась в ярко-желтый махровый халат и, лениво шаркая тапками по полу, вышла из ванной.

— Дима… Дим! — позвала Лера, по пути заглядывая в пустые комнаты.

— Я здесь, милая, — любовник материализовался в дверях спальни. Приглашающе махнув рукой, Валерия последовала в гостиную, упала во вместительное мягкое кресло.

— Дай чего-нибудь.

— Чего?

Она раздраженно закатила глаза. Конечно, по меньшей мере нелепо ждать, что кто-то станет угадывать твои желания, но уж запомнить привычки можно было бы.

— Налей вина, — и, чтобы не раздражаться еще сильнее, торопливо добавила, предупреждая вопрос. — Белое, сухое.

Бросив неодобрительный взгляд, Дмитрий демонстративно достал один бокал. Сам он из каких-то не понятных Лере соображений пил только в клубах, в шумных компаниях, считая все остальное проявлением алкоголизма. Причем то, что эти компании собирались иногда чуть ли не семь раз в неделю, а она пыталась привлечь его к своей релаксации даже не каждые выходные, не имело никакого значения. Впрочем, насколько Валерия знала современную молодежь, та считала своим долгом проповедовать какую-нибудь красивую глупую идею, при этом следуя ей только в удобных для себя случаях. Наверное, это хорошо, это проявление романтизма. Глупого романтизма и разумной способности идти на компромиссы, пусть даже с собственной идеей.

— Налей себе хотя бы чая, — предложила Лера. — Терпеть не могу есть или пить, когда на тебя смотрит человек с пустым ртом и желудком.

— Я ужинал, — сообщил Дима, наливая себе минералки без газа.

— Знаешь, душа моя, — задумчиво протянула Валерия. — Если ты теперь сторонник абсолютно здорового образа жизни, тебе стоило бы перейти на питьевую воду. Насколько мне известно, минералка в таких количествах не приносит пользы. Как день прошел?

— Отлично! — с энтузиазмом воскликнул он. — Экзамен сдал на восемь, представляешь?! Это Свиридову, он вообще зверь, я боялся, пересдача будет…

Валерия перестала слушать. Все эти истории о злых преподавателях и трудных экзаменах были похожи и знакомы еще с собственной студенческой поры, когда она рассказывала такие сказки маме, искренне в них веря. Теперь это уже неинтересно. Однако спросить стоило. Во-первых, Димке приятно; во-вторых, он теперь будет болтать весь вечер, а она может спокойно молчать и думать о своем, изредка кивая головой.

Впрочем, думать было не о чем. Точнее, думать ни о чем не хотелось. Столько лет подряд она постоянно, днем и ночью, неотвязно о чем-то думала, что последнее время уже все чаще и чаще хотелось прекратить эту заячью беготню, выйти из заколдованного круга и зажить наконец только в удовольствие. Купить маленький домик в какой-нибудь глуши, спать до обеда, гулять, подолгу смотреть на воду — на какую-нибудь речку или озеро, пить чай, сидя в плетеном кресле-качалке, долгими зимними вечерами любоваться на огонь в камине, а летом собирать чернику… Хочется, но — страшно, страшно… Вдруг закончатся деньги, грянет кризис, который обесценит все накопления, случится пожар, потоп, ограбление… Да мало ли что?! Главное — страшно.

Страх был всегда. Ну, может, не всегда, но большую часть ее жизни. Теперь Валерия ни за что не сказала бы, когда в ней поселилась эта вечная, неизбывная тревожность. Может, когда она, маленькая и неумелая, старательно выводила в прописях непонятные кривые каракули под гневный, визгливый материнский крик. Может, когда пьяный отец в приступе необъяснимой ярости швырял по кухне табуретки, а ей казалось, что каждый следующий удар может прийтись по беззащитному мягкому маминому телу. Может, когда счастливые самоуверенные одноклассники зло смеялись над тихой неуклюжей девочкой, прятали тетради и учебники, заставляя ее краснеть и растерянно бродить по классу, заглядывая под парты, под нетерпеливым ожидающим взглядом равнодушной к детским проделкам учительницы.

Теперь это было не важно. Важно, что с тех пор она никогда не была спокойна. Ее настороженное сознание постоянно улавливало возможную опасность. С крыши могла упасть сосулька, на переходе могла сбить машина, в подъезде мог поджидать маньяк, она могла просто страшно заболеть, упасть с крутой лестницы или потерять кошелек. Как, несмотря на все это, смогла прожить сорок пять лет и даже стать не последним человеком в огромном пугающем городе, Валерия сама не понимала.

— Лер, ты не против?

Валерия вздрогнула, оторвала взгляд от черного проема окна.

— Что? Прости, я задумалась.

— Устала? — понимающе покачал головой Дима. — Хочешь, я сделаю тебе массаж?

— Угу, — довольно закивала Валерия, поспешно укладываясь на диван. — Так что ты там говорил?

— Мы завтра собираемся в клуб, сессию отмечать. Ты не против? — повторил он, бережно разминая ее плечи.

— Да нет, иди себе. Кстати, в понедельник у Липатова показ, весенняя коллекция. Ты пойдешь?

— Конечно! — восхищенно воскликнул Дмитрий.

Лера усмехнулась в мягкую обивку. Наверняка мальчик теперь до самого понедельника не будет спать спокойно. Лера знала обо всех его наивных амбициозных мечтах. Поначалу они ее здорово умиляли.

Димка хотел стать художником. И не просто художником, а таким, за чьими картинами охотятся коллекционеры, кого с восторгом зазывают на европейские выставки, кого караулят поклонницы у подъезда… Он честно шел к своей мечте, уже четвертый год обучаясь в Академии искусств. Стоит заметить, учился он самозабвенно, сессии сдавал без хвостов и в целом подавал определенные надежды. Как прямо, в свойственной ей беспощадной манере заметила Валерия, он мог чего-то добиться, если бы не считал себя гением. Например, мог бы рисовать декорации или картинки в детские журналы. Или рекламные плакаты. Да мало ли что может делать человек, который имеет определенные способности и не считает их чем-то из ряда вон выходящим, достойным только заоблачных высот.

Но Дмитрию нужны были высоты, не меньше. Поэтому он прилежно учился, размалевывал холсты сюрреалистическими пейзажами, отказывался от недостойных его подработок и без всяких угрызений совести жил и отдыхал за счет Валерии.

Впрочем, ее это не смущало. Ее жизненная позиция была на редкость проста и гуманна: «Если мне не сложно, а человеку приятно, то почему бы и нет», — повторяла она в ответ на возмущение матери и недоумение знакомых.