Все родители хотят, чтобы их дети были счастливы и нашли себя, в том числе и в профессиональном плане. И для этой благой цели родителям ничего не жалко — ни времени, ни сил, ни денег. А мир сегодня исключительно разнообразен и предоставляет огромное количество возможностей. Почему же при всех этих благоприятностях так много детей, подростков, молодых людей, которые как бы «ничего не хотят», которых приходится «тянуть за уши», уговаривать и заставлять учиться?

Давайте рассмотрим один из аспектов этой обширной и, разумеется, многогранной проблемы на двух конкретных примерах из моей практики.

Историк — не профессия

Роза (44 года), мать Игоря (19 лет)

— Вы понимаете, ему 19 лет, а он ничего не делает. Ни-че-го. Сидит, уставившись в компьютер, даже на улицу почти не выходит. Это же тупик, гибель. Что мне теперь делать? Мне страшно, я ночами не сплю, все время кручу в голове, думаю: где я упустила? Где? Что? Ведь вроде все шло хорошо…

— Расскажите подробнее, как именно оно шло.

— Он в школу пошел хорошо подготовленным, бабушка с ним много занималась, ему нравилось, он хотел. Учился прекрасно, почти по всем предметам пятерки. Учительница сама нам сказала: дворовая школа — это не ваш уровень, переходите в гимназию. Мы в ближайшую сходили, ему понравилось, там красиво, интересно, кружки всякие, праздники, поездки. В пятый класс мы поступали — он волновался, старался, все сдал. Учеба сначала съехала немного, но потом он быстро догнал, нашел новых друзей, в общем, хорошо вписался. Однако там гимназия оказалась только по виду и названию: праздники да, в музеи ходили, в Германию он по обмену съездил, но уровень преподавания, даже тех же языков, не говоря уж о точных науках, — ну о-о-чень средний. В основном он вместе с приятелями какие-то презентации из интернета делал, потом они их группой защищали, сплошная говорильня, а знаний, в сущности, никаких. Но надо же и о высшем образовании думать. Поэтому в восьмой класс мы поступили в по-настоящему сильную школу — физико-математическую. Там был тот же вариант: программа намного сложнее, поэтому сначала успеваемость существенно снизилась, а потом он сориентировался и всё догнал. Пятерок по основным предметам (алгебра, геометрия, физика) не было никогда, но четверки с вкраплениями троек — это у них считался очень даже приличный уровень. К экзаменам готовился прилежно, выпускные сдал хорошо, поступил в хороший вуз, на престижный факультет (там, кстати, много выпускников его школы), — и вот…

— Когда отчислили-то?

— После второй сессии. Но хвосты остались еще с первой. Мы ему предлагали перевестись на факультет попроще, может, этот действительно сложноват…

— А он?

— Молчит и ничего не делает. — Роза аккуратно (чтобы не попортить макияж) вытерла уголок глаза согнутым пальцем.

— А сам Игорь хотел переходить из той, гуманитарной гимназии в сильную математическую школу?

— Да нет, конечно, ведь там всё было весело, такое, знаете ли, два притопа, три прихлопа, это всем нравится, но ведь вы сами понимаете: серьезное образование — это всегда работа, пахота… Да и что они знают о реальной жизни, в тринадцать-то лет?

— В тот институт, как я понимаю, он пошел по инерции, не столько по своему, сколько по вашему желанию и еще потому, что туда часто поступали успешные выпускники физико-математической школы. А какие-то свои собственные профессиональные склонности он что, совсем никогда, ни разу не высказывал?

— Ничего, увы.

— Совсем-совсем? Вспомните.

— Ничего… Ну вот разве что в шестом-седьмом классе он очень любил молодого учителя истории (он их в музеи возил, в Старую Ладогу) и говорил, что будет историком. Изучать викингов.

— Чем не склонность?

— Да ну, не смешите меня. Какие викинги?! И вообще, разве историк — это профессия для мужчины? Деньги на семью он как будет зарабатывать?

Сама Роза воспитывала сына одна, с помощью бабушки.

— Интересно, была ли семья у того молодого блестящего преподавателя, который впервые разбудил в душе Игоря интерес к своей науке и профессиональные устремления? — задумчиво сказала я.

— Была, — сразу откликнулась Роза. — И сын маленький, он его с собой на выезды брал, Игорь любил с ним возиться, рассказывал, что он веселый и забавный… — И спохватилась: — Но при чем тут это?

Да, в общем-то, уже совершенно ни при чем.

Подстричься и умереть

Кристина, 16 лет.

— Скажите, вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова?

Приятно и неожиданно встретить в наши дни начитанного (не фэнтези) подростка.

— О да! — радостно улыбаюсь я.

— Там есть такое описание городка, в котором было много парикмахерских и похоронных контор: казалось, жители этого населенного пункта рождались только для того, чтобы подстричься и умереть. Так вот, у меня в последнее время сложилось впечатление, что я сама живу не в родной семье, а в подобном абсурдном городке.

— Подстричься и умереть? — удивилась я. — Но почему?!

У подростков, конечно, относительно часто бывают суицидальные мысли, но чтобы перед смертью сходить в парикмахерскую…

— Вы не поняли, — терпеливо объяснила девушка. — Я имела в виду абсурдное однообразие пейзажа. У меня складывается впечатление, что я родилась на свет только для того, чтобы поступить в институт и его закончить. Все остальное не имеет никакого значения и даже просто права на существование. Практически все мои разговоры с родителями в конце концов сводятся именно к этому, причем совершенно безразлично, с чего они начинались. «Ты понимаешь, что у тебя в следующем году экзамены?»; «Если ты сейчас это упустишь, то как ты поступишь в институт?»; «Есть в жизни важные вещи и неважные. Важная — это, например, высшее образование. Ты должна это понимать».

И все прочее в таком же духе. Чистый Ильф и Петров, если вдуматься. Например, я говорю маме: «Мам, я поссорилась со своей лучшей подругой Светой. Она всегда перед своими критическими днями становится просто невыносимой — капризная как маленький ребенок и вечно скажет какую-то чушь, а потом ее отстаивает. Ну я и не выдержала, рявкнула на нее, она обиделась и теперь со мной не разговаривает. И на переменах ходит с Иркой Голявкиной. Я очень переживаю, прямо заснуть не могу. Я же ее люблю, мне с ней интересно, она меня всегда понимает, и я вижу, что отчасти сама виновата, — я же знаю, что с ней такое бывает, и она мне сама говорила: я прямо вот ужасно нервная становлюсь в это время». Вот как вам кажется, о чем я в этот момент хочу с мамой поговорить?

— О том, как тебе теперь помириться со Светой, — сразу сказала я. Потом подумала и добавила: — Может быть, еще о том, как гормоны влияют на поведение человека. И можно ли с этим бороться. И как технически это все учитывать при общении с разными людьми. И еще о том, как вообще устроена дружба, на что можно пойти ради нее, где границы компромиссов…

— Да, да, да! — обрадовалась Кристина. — Вот именно обо всем этом! А знаете, что в реале сказала мне мама? Она сказала: о чем ты вообще переживаешь! Вот поступишь в институт, и будет у тебя таких Свет целый курс, с ними и будешь отношения строить. Сейчас тебе об экзаменах надо думать, а не о вздорных приятельницах!

— Да, сильно, — согласилась я.

— Вы ведь до поступления в университет в зоопарке работали, да? А я тут как-то сказала, что пока не знаю толком, кем я хочу стать, поэтому думаю сначала попутешествовать, может, поработать где-нибудь в другой стране, попробовать себя в том и в этом, может быть, в благотворительности, а уже потом решать с основным образованием. В мире многие молодые люди так делают, я знаю, читала… Так вот, вы не представляете себе, как у нас в семье прошел тот вечер. Они на всех выпили целый пузырек валерьянки, я его потом пустым в мусорке видела. Сначала они все хором орали, что я неблагодарная дура и не для того они в меня вкладывали (как будто я не человек, а счет в банке), чтобы я… Потом хлобыстнули по ложке валерьянки, успокоились немного и стали поодиночке, по очереди ко мне приходить — «разговаривать по душам». Суть разговора у всех сводилась к одному. Они для меня всё делают. Они сами росли в трудное время (их — три поколения, чтоб вы знали. И у них у всех были трудные времена, а у меня у одной, значит, легкое). У них таких (каких?) возможностей не было, а у меня есть. Поэтому я сначала должна закончить институт (любой!), получить нормальное (что это значит?) образование, а уже потом могу делать что захочу. От моего вопроса: как же я смогу делать что захочу с ненужным мне образованием? — они просто отмахивались в самом буквальном смысле, как, знаете, от осы люди отмахиваются.

— Да уж, действительно — подстричься и умереть, — вздохнула я.

* * *

Одна и та же картинка с двух разных сторон — со стороны родителя и со стороны подростка. Снаружи кажется простым делом советовать и анализировать, а если оказываешься внутри? Универсальных рецептов, конечно, нет. Но вот на что, мне кажется, стоит обратить особое внимание.

Не бывает детей, подростков, молодых людей без склонностей и интересов. Если вы их не знаете и никогда не видели, значит, невнимательно смотрели, или (что хуже) когда-то от них отмахнулись, или даже (что еще хуже) задавили в зародыше. Начните коррекцию ситуации с того, что расскажете сыну или дочери об этом первом пункте и признайте свою возможную роль в происходящем. Потому что благодаря вашим усилиям он уже сам, на полном серьезе может думать: «У меня нет никаких интересов».

Иерархия ваших ценностей достойна и имеет все права на существование. Вы обязательно должны подробно ознакомить с ней ваших детей. Но их иерархия может быть другой, потому что они — другие, отличные от вас люди.

Покажите своим детям всех «людей на своем месте» (совершенно независимо от их образования, заработка и профессии), которых сумеете отыскать в вашем ближнем и дальнем кругу. Это очень существенно поможет ребенку сориентироваться в огромном и многообразном мире. Не в плане профориентации, но он, во всяком случае, будет знать, как оно выглядит. Что искать, к чему стремиться.

В случае «обычного ребенка» (не считаем детей с рано и ярко выраженными склонностями, их родители эту историю досюда не дочитали) в плане уже непосредственно профориентации одинаково плохи оба варианта: 1) у тебя хорошо идет математика, значит, будешь программистом, как отец; 2) выбирай сам что хочешь. Профориентацией нужно планомерно заниматься где-то начиная с 14 лет, причем как в отношении знакомства с профессиями, так и в отношении знакомства ребенка с самим собой — его ресурсами, сильными и слабыми сторонами.