Когда я была девочкой-предподростком (на самом деле правильно было бы сказать «девчонкой», ибо именно так мы себя внутренне позиционировали — «мальчишки и девчонки»), у нас в квартале существовало поверие: зажатый в кулаке юбилейный (к столетию вождя) рубль с портретом Ленина увеличивает силу удара кулака в пять раз. Причем, видимо, действие тут подразумевалось двойное: мистическое плюс вполне материальное — что-то вроде мини-кастета. Достать рубль было очень тяжело. Во-первых, рубль в принципе был большой суммой, а карманных денег в то время детям почти не давали. Во-вторых, относительной редкостью были именно юбилейные рубли. Я не помню, как именно мне в конце концов удалось раздобыть вожделенный целковый. Думаю, скопила-таки медяки и гривенники, а потом выменяла у дедушки, ссылаясь на желание иметь лик вождя в непосредственном доступе (дедушка был убежденным коммунистом и подобное желание мог найти вполне естественным).

С тех пор рубль лежал в кармане моего пальто, и я чувствовала себя намного увереннее. Особенно когда ходила через «чужие» дворы и через Овсянниковский сад в районную детскую библиотеку (садик считался особо опасным местом, у него была отчетливая криминальная слава).

В «ножички» мы играли лет с семи. Откуда брали? Приносили тайком из кухни или использовали напильник.

Когда ребенку исполнялось десять лет, в то время было принято дарить первые часы. Но мне часы подарили раньше, на Новый год. День рождения был через два месяца, в феврале. Что же мне подарят? Подарили маленький перочинный ножик с шестью лезвиями. «Ты понимаешь ответственность?» — спросили меня. «Ну разумеется!» — ответила я. Я была просто на седьмом небе от счастья. Двор отчаянно завидовал. Для общественной игры «в ножички» я свой нож не давала — слишком маленький и жалко. С тех пор ножик лежал в портфеле. Если бы учителя узнали, меня бы ждала большая трепка и вызов в школу родителей, но «закладывать» у нас не было принято.

На двенадцать лет (тоже в день рождения) во дворе мальчишки торжественно вручили мне первую заточку. Заточка казалась невероятно красивой — с синеватым лезвием и ручкой из черной изоленты. Их изготовляли из напильников на станке в радиотехническом училище номер три. Кое-кто из наших бывших дворовых там учился, поэтому канал был надежный. Еще из училища нам поставляли тонкую медную проволоку в разноцветной изоляции. Из проволоки мы делали ручки, заколки и кольца.

Для заточки я сшила ножны из голенища дедушкиного старого сапога (украла из шкафа, дедушка был инвалид войны первой группы, не ходил, и сапоги ему явно были не нужны). Украсила их узором из кусочков замши, получилось очень классно. Хранила свою заточку на дне секретера, заваленную учебниками и тетрадями, — знала прекрасно, что это, в общем-то, преступление. Иногда, когда никто не видел, доставала и любовалась.

Попросили меня написать о подростковой агрессии. Почему — думаю, всем понятно. Две подряд поножовщины в Красноярске. Одна — со смертельным исходом. Участники — дети.

В первом случае замешан интернет. Именно там произошел сам конфликт (о его сути в СМИ пишут по-разному). В результате убийца и убитый, в сущности, не то что не были в ссоре — они даже не были знакомы и пришли на «стрелку» просто поддержать друзей. Сразу, конечно, появилось: «Из-за интернета подростки теряют связь с реальностью».

Мое мнение: они ее нигде не теряют, она (связь с реальностью) у них слабая изначально, из-за психологических особенностей возраста. Подростки (всех времен и народов) не очень понимают и чувствуют окончательность смерти, мало ценят свою и чужую жизнь. Они склонны «играть» этой темой. Плюс очень хочется «подвигов», «романтики», «справедливости», которая часто видится очень примитивно, к тому же криминально окрашенной. Они плохо контролируют агрессию и аутоагрессию, которая, как ни крути, является одной из базовых характеристик особи вида человек. Если обычного взрослого человека спросить, ненавидит ли он кого-нибудь или что-нибудь, он, скорее всего, затруднится с ответом, ибо понимает: ненависть — очень сильное чувство, им не разбрасываются. Подросток легко скажет: я ненавижу учительницу по черчению, себя, потому что у меня прыщи, младшего брата, потому что он противный, и комки в манной каше. Именно так, через запятую.

При этом подростки доверчивы и не обладают развитым прогностическим мышлением. Вторая поножовщина — без всякого интернета. Поссорились, поругались. Потом девочка сказала двум другим: отвернитесь, у меня для вас сюрприз. Они отвернулись. А она сзади порезала их ножиком. Зачем они отворачивались, становясь уязвимыми?!! После ссоры должны были сказать: да пошла ты со своими сюрпризами! Но — отвернулись…

Что же делать? На мой взгляд, для начала нужно не закрывать глаза и не делать вид, что дети и подростки «по сути хорошие, только телевизор (интернет, компьютерные игры и т. д.) их испортили». Агрессию следует признать. Кто из читателей этого материала хоть раз в жизни не думал, а то и не орал в сердцах: «Да я тебя убью! Уничтожу!» Вспомните. Думаю, все ваши воспоминания подобного рода отчетливо тяготеют к подростковости и ранней юности. Но обращаем внимание: важен не этот порыв или даже крик. Важно, что мы делаем дальше с этим порывом. Как поступаем в реальности.

Признали. Дальше детей и подростков нужно последовательно учить обращаться с собственной и чужой агрессией. Раньше этому учил «двор» в расширительном смысле. Теперь двора нет — значит, нужно организовать это как-то иначе. Конрада Лоренца в слегка адаптированном виде проходить в средней школе. Изучать механизмы и историю вопроса. Как все формировалось, какие задачи решало. Намедни на «Снобе» был материал про чеченскую женщину, которая ради несвершившейся кровной мести всю жизнь прожила одинокой и в брюках. Вот архаическая форма. Фактически мальчик-убийца с ником «Боец за справедливость» из Красноярска попал в ту же ловушку. Стечением почти не зависящих от него обстоятельств он отнял чужую жизнь и поломал свою. И это ведь навсегда, такое не забывается. И это (кровная месть, вира за убийство, казанские уличные войны молодежных банд в 70-е эт сетера, от архаики к современным способам решения конфликтов) нужно проходить в школе, как учебный материал. Это будут интересные и запоминающиеся уроки, я бы сама на такие сходила. А пока их нет, родителям следует уделять внимание воспитанию чада в этом аспекте. Не следить за его страницей «Вконтакте» (все равно за всем мусором, который он там производит, не уследите), а именно превентивно и, теоретически, с примерами просвещать (можно использовать собственный онтогенез, онтогенез бабушек и дедушек) и в результате дать хотя бы приблизительное понимание, что тут в этой теме к чему, сформировать кристаллическую решетку, на которой можно разместить свои чувства и поступки, предложения и намерения окружающих.

Особенно такое просвещение кажется актуальным в интернет-эпоху и в условиях современного, тесного и не всегда эволюционного соприкосновения людей разных культур, находящихся на разных стадиях развития в плане отношений с собственной и чужой агрессией.

Но если это просвещение детей (я думаю, именно детей, а не подростков) каким-нибудь образом все-таки организовать, возможно, нам удастся сделать наш мир более безопасным. Для наших детей и для нас самих.