– Ну и что он реально знает и может? Как ты рассудил? – спросил Туманов, внимательно глядя на сидящего перед ним Иосифа. Иосиф жадно поедал с тарелки большой кусок жаренного мяса, заедая его хлебом и запивая красным вином.
– Даже не знаю, как тебе и сказать, мой герцог…
– Говори прямо, пожалуй, не ошибешься.
– Он, судя по всему, раскопал, кто твои настоящие родители…
– Брехня! – Туманов пренебрежительно махнул рукой. – Брехня для Софьи и читательниц ее романов. Сорок лет без малого прошло! Все концы давно сгнили… Да и что мне, если и так? Что он скажет? Выяснил доподлинно, что твои, Мишка, родители – ломовой извозчик Иван Кривоносов и девица Агафья Спиридонова, оба нынче покойники… И на кой мне это теперь ляд? Подтереться такой информацией! Дельное-то что у него есть?
– ОН знает, кто копает под тебя, и утверждает, что это как раз с твоими семейными делами и связано…
– Брехня три раза! Это мы тоже выяснили. Играет Костя Ряжский. Один или с кем-то – вопрос. Проще предположить, что с Ксенией. Софья намедни мне проболталась, что ходила к Константину из моих интересов и уговаривала его признаться и перестать мне вредить. Дитё малое, одно слово!
– И что ж он ей ответил? – с интересом спросил Нелетяга.
– Сказал, понятно, что ни сном, ни духом. А она ему, конечно, поверила. Как же – слово дворянина! Тьфу! – Туманов скорчил зверскую и одновременно пренебрежительную гримасу. – Но она же мне рассказала, что у него дома полно книг по всей этой мутотени, которой нынче Ксения увлекается. Стало быть, вполне могли, голубки, спеться… А насчет семейных дел – это уж вообще бред сивой кобылы. Что ж – князья Мещерские мне сродственники? Или Костя Ряжский? В общем, дурит нас с тобой хитрый немец… Но это уж ему и положено. Да! А чего же он хочет за всю эту, с позволения сказать, информацию?
– Вот тут самое сомнительное. Хочет он всего лишь пропавший сапфир – Глаз Бури, если я правильно помню?
– Ну и дурак! – окончательно утвердился в своем мнении Туманов. – Если уж он этого не сумел понять, так что ж про другое-то талдычить… Право, я о немчуре лучшего мнения был!
– Да и он о тебе! – не удержался Иосиф.
– Как это? – мигом встрепенулся Туманов.
– А так! Когда я ему всеми возможными клятвами поклялся, что сапфира у тебя нет… А у тебя ведь его нет, мой герцог? – Нелетяга испытующе поглядел на Туманова. Тот сплюнул. – В общем, он после выразился в том смысле, что, когда копал под тебя, рассчитывал на хорошую драчку, а ты едва ли не лапки сложил…
– Я лапки сложил?! – удивился Туманов. – Это в том смысле, что не стал его в его же кабинете башкой об стол бить? Так меня бы разом и повязали…
– Совсем не в том смысле, – Иосиф покачал головой. – Я сто раз говорил тебе, что мужчины определенного душевного и телесного устройства сопутственно обладают тонко развитой эмоциональностью, каковая и позволяет им…
– Да ладно тебе славить-то! – огрызнулся Туманов. – Говори толком…
– Просто Кусмауль с первой встречи заметил то, что и для меня очевидно, – деловито сказал Нелетяга. – Ты печален, мой герцог. И эта печаль снедает все твои силы…
– Да отвяжись ты со своей печалью! – Туманов досадливо пристукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Ты мне лучше скажи: согласен ли он деньгами взять, чтобы дело по убийству Лизаветы на меня не вешать? Или ему непременно сапфир нужен, должно, по уговору с Ксенией и компанией?
– Я не уловил, чтоб у него с Ксенией какой-то уговор был, – задумчиво сказал Иосиф. – А денег он, пожалуй, возьмет, если предложить пиететно…
– Ты не взялся бы, а?… – почти жалобно попросил Туманов. – ОН тебя сам на разговор вызвал, и вообще… Ты ихнее тонкое устройство лучшее разумеешь…
– Ты хочешь, чтобы я для тебя?… – Иосиф пылающим взглядом впился в лицо Туманова.
– Да Господь с тобой!! – Туманов не сразу разгадал смысл вопроса, а когда разгадал, кровь отхлынула от его шрамов, сделав их грязно-серыми и еще более уродливыми. – Поговори с ним! Предложи ему денег – вот что я имею в виду!
– Ладно, – огонь в глазах Иосифа потух. Остался пепел. – Я постараюсь. Кстати… Твоего отца звали не Иваном. Его звали Ефим, и он действительно был извозчиком. Ефим Сазонов.
– Ефим? – усмехнулся Туманов. – Ну надо же, как совпало.
– Да уж, совпало, – подтвердил Иосиф.
– Т-ты мне, Кузьма, правду скажи… – Туманов смотрел на молодого человека исподлобья. В одной руке он держал штоф, в котором на донышке плескалась мутноватая жидкость, в другой сжимал надкусанный жухлый огурец, из которого капало на скатерть. Периодически сидевший напротив Туманова визави безуспешно пытался отобрать от него один из этих предметов.
– Да я же уже вам все обсказал, – длинно вздохнул собеседник Туманова. Перед ним на столе стоял почти полный стакан водки и тарелка с остатками гречневой каши и мясной подливы.
– Так кто ж на Лизавету зло-то по-твоему таил?
– Этого я доподлинно знать не могу. Лизонька ведь скрытная была, до ужаса…
– Но ты… ты любил ее? – Туманов жадно заглянул в лицо молодого приказчика.
– Конечно, – кивнул тот аккуратным, смазанным репейным маслом пробором. – Как же иначе? Мы пожениться должны были, деньги копили, чтоб дело свое заиметь… Да оттого все и случилось! – Кузьма вырвал-таки у Туманова малосольный огурец и в сердцах сам откусил от него.
– От чего ж?
– Да деньги проклятые! Больно ей хотелось побыстрее да побольше их скопить. Я уж урезонивал ее как мог – да что нам торопиться, мы еще молодые, можем подождать… А она как в лихорадке: нет, Кузечка, не могу я ждать! Почему? Наверное, сунулась во что-то несообразное, да и… Умолял ведь я ее: Лизонька, Лизонька, давай помаленьку, да полегоньку, а она… злилась только, да шипела, что твоя кошка… Скучный, говорила, ты, Кузечка, простофилистый, так и состаришься, ничего в жизни не повидав и не почуяв… И-эх! Скучно без нее-то! – Кузьма решительно схватил стакан с водкой, опрокинул в себя, закашлялся. Туманов отломил поджаристую корку, сунул ему едва ли не в рот.
– А много ль скопили уже? – спросил Михаил у продышавшегося приказчика.
– Немало по нашему положению, я полагаю, – солидно ответил Кузьма, и тут же по-мальчишески сморщился, шмыгнул носом. – Да что теперь? Лизоньки-то нет больше!
– А чего вы сделать-то хотели?
– Кухмистерскую Лизонька хотела открыть. Ходила, место приглядывала, узоры для скатертей выбирала, меня просила рецепты в книжечку списать…
– А ты что ж?
– Я? Я тоже хотел. Мы вместе… Вместе приятным мечтаниям предавались, – Кузьма украдкой вытер увлажнившиеся глаза, и отчаянная молодость и стеснительность этого жеста как-то по-особому тронула Туманова.
– Хочешь, я дам тебе денег, что не достанет? На кухмистерскую?
– ВЫ? Мне? – растерялся Кузьма. – Да как же я… без Лизоньки-то?
– Другую хозяйку найдешь, – жестко и совершенно трезво сказал Туманов. – С деньгами-то, да с кухмистерской? Проблем не будет. Да и собой ты парень приглядный и добрый… Одно условие у меня. Назовешь заведение: «У Лизаветы». Решай сейчас: согласен?
Кузьма заметался. Видно было, что он не привык принимать подобных решений. Руки у него ходили ходуном, глаза бегали, даже худые ноги мелко притоптывали под столом, словно просились в танец.
– Ну! – почти крикнул Туманов. – Решай, мальчик! За что-то же Лизавета тебя в женихи взяла, замуж за тебя собиралась… Ну!
– Согласен! – отчаянно тряхнул головой Кузьма и нервной кистью взлохматил масляный пробор. – Была не была! В ее память!.. Извольте еще водки заказать!
– По рукам, – серьезно сказал Туманов и взревел, наливаясь дурной кровью. – Человек! Еще водки!!!
– Что? Что ты у меня спрашиваешь? – Туманов, устав за день, пытался есть и слушать, но постоянно проваливался в сон и никак не мог сосредоточиться. – Где я не учился? В Пажеском Корпусе? Да ты что, Софья? Рехнулась, что ли?! Я вообще нигде не учился. Читать и писать по-русски меня выучил спившийся поп-расстрига в Вяземской Лавре. А по-английски – Саджун. Прочее – то, что сам схватил. Что ты спрашиваешь-то, я не разберу…
– Портрет Николая, сына баронессы Шталь и брата Ефима Шталь, изображает тебя в молодые годы, – ровно сказала Софи. – Ты можешь это как-то объяснить?
– С ума все посходили, – вздохнул Туманов. – Теперь я, кроме Мещерских и Ряжских, еще и Шталям родственником выхожу? Или, по-твоему, уж прямо погибшим наследником?
– Я не знаю. Хотела бы получить объяснение у тебя.
– У меня нет объяснения, – Туманов вытер салфеткой испачканные жиром пальцы. – Это все ерунда и романтический мусор, который от излишней тонкости душевного устройства придумывают. А у меня устройство простое. Я хочу тебе сказать, что мне опять по делам ехать надо. Теперь в Нижний… Так что сколько-то времени не увидимся. Ты не скучай тут…
– Хорошо, я не буду, – послушно сказала Софи.
– Не будешь? Совсем?! – Туманов, борясь со сном, грозно насупил брови. – Совсем не будешь по мне скучать?!
– Мишка! – Софи вскочила и, обежав стол, кинулась Туманову на грудь. Ложка из его руки выпала в тарелку, а потом и на скатерть, расплескав соус. – Мишка, я ничего не понимаю и боюсь! Оно идет сюда!
– Кто? Кто идет? – Туманов отодвинул стул, усадил Софи к себе на колени и стал баюкать, как ребенка. Девушка спрятала лицо у него на шее, под отросшими, чуть вьющимися с концов волосами.
– Буря! Я не знаю… Как будто бы этот камень и вправду издалека заклял всех. Зачем только ты со всем этим связался?… Да! Саджун! Я помню… Но я… Мишка, ты возвращайся скорее, а еще лучше не уезжай! Я чувствую, не надо тебе сейчас уезжать…
– Сонька, родная, я должен. Именно для того, чтобы все по своим местам расставить, и всем злопыхателям по сусалам надавать. А после буря и кончится… И станем думать, как нам дальше жить…
– Хорошо. Мишка, ты приезжай быстро. А не то я… Я не знаю точно, что будет, но страшно без тебя. Тревожно везде. Только в одном положении и отпускает…
– Это в каком же? – Туманов усмехнулся, погладил волосы Софи и подставил ухо.
Софи высвободила раскрасневшееся лицо, заправила за уши выбившиеся локоны, взглянула Туманову прямо в глаза:
– В таком. Когда ты сверху лежишь и меня собой прикрываешь.
– Со-онька… – Туманов смутился неожиданно для себя и отвел взгляд. – Это здорово, конечно, мне и самому нравится… Но… долго не пролежишь. Надо ж и дела делать…
Михаил понимал, что говорит и делает теперь решительно не то, что надо, но не мог остановиться. «Как будто и вправду не хватает сил, чтобы плюнуть на все и… Нельзя!» – подумал он, вспоминая слова Иосифа.
Софи высвободилась из объятий мужчины, слезла с его колен и отошла к окну.
– Конечно, – сказала она оттуда. – Я понимаю. Всю жизнь не пролежишь, надо дела делать…