— Дима, у меня есть к тебе дело, — сказал Николай Павлович. — Сколько у вас сегодня уроков? Шесть? Ты можешь на пять минут подойти ко мне после последнего урока?
— Разумеется, Николай Павлович, — Дима слегка поклонился классному руководителю. — Я подойду.
«Вероятно, хочет перед олимпиадой предложить для решения еще один тип задач, — подумал он. — Что ж — всегда полезно».
— Как ты уже знаешь, Дима, второй тур международной олимпиады у нас в городе будет проходить во Дворце детского творчества. Туда же приедут ребята из области. И он, этот тур, по мысли устроителей, будет проходить в режиме онлайн. То есть будет включать в себя применение компьютера как инструмента для решения задач. Как минимум, оформление и отсылка… Вообще-то я не совсем представляю себе…
— Не волнуйтесь, Николай Павлович, — сказал Дима. — Я сумею все сделать и оформить как надо. Если им нужно проследить за самим ходом решения задач, это для меня тоже возможно. Я — достаточно опытный пользователь. В гимназии, где я учился прежде, информатику преподавали с первого класса…
— Дима, я совершенно не сомневаюсь в твоих пользовательских возможностях, — улыбнулся Николай Павлович. — Речь идет совершенно о другом… Вчера я говорил с Таисией…
Дима изумленно вскинул голову. Неужели нажаловалась? Николаю Павловичу?! Но зачем?!! Нет, этого не может быть, это просто ни в какие ворота не лезет!
— Девочка честно прошла первый тур олимпиады. И, разумеется, должна участвовать во втором. Какие у нее шансы — это мы сейчас обсуждать не будем. Она должна участвовать, и все. Но вот тут и возникают сложности. У Коровиных дома нет компьютера. А в той школе, где Таисия училась раньше, информатику не преподавали вовсе. То есть фактически девочка компьютером не владеет. Ей приходилось, конечно, играть у подружек дома в какие-то игры и даже бывать в Интернете по поводу неких девичьих интересов, но… Ты сам понимаешь, Дима, все это абсолютно не то.
— Понимаю. Но…
— Есть несколько возможностей. Буду с тобой откровенен. Разумеется, я, как учитель математики, должен был бы заняться этим сам. В школьном компьютерном классе есть все возможности для занятий. Но… на ликвидацию компьютерной безграмотности Коровиной уйдет как минимум несколько часов, а я… я не могу слишком задерживаться после уроков, Полина, моя дочь, станет волноваться… Я думал о том, чтобы пригласить Таисию к себе. Так ведь Полина не даст нам толком заниматься, начнет с ней общаться, приставать, ей Таисия еще в прошлый раз понравилась, она с ней хорошо…
— Да, Коровина обаятельная, — вздохнул Дима, вспомнив кота Бегемота. Он уже прекрасно понял, куда клонит учитель.
— Именно, именно, — от волнения не уловив иронии, закивал Николай Павлович. — Очень старательная, умненькая, обаятельная девочка. Обязательно нужно дать ей шанс… Ты понимаешь?
— Да, я понимаю, — уныло согласился Дима.
Николай Павлович воспрял духом.
— Так ты поможешь ей разобраться? Хотя бы в общих чертах… мне кажется, она довольно быстро схватывает…
— Хорошо. («А что мне остается?» — подумал Дима.)
— Большое тебе спасибо, Дмитриевский. Ты меня очень выручил, — официально сказал Николай Павлович и пожал Диме руку.
Рука у классного руководителя была горячая и влажная, как горчичник. Выйдя из класса, Дима незаметно вытер ладонь о штаны.
Потом поднялся на второй этаж и заглянул в компьютерный класс. Там, довольно громко гудя, клубились школьники с третьего по одиннадцатый класс. В основном мальчики. Справа у стены рвались какие-то боеприпасы и раздавался разочарованный вой проигравших. Дима поморщился, вспомнив игру «Победитель». У окон, сразу на четырех компьютерах, молодой преподаватель учил пяти-шестиклассников делать простенькие «анимэшки». Сразу у входа серьезная очкастая старшеклассница оформляла реферат по истории Отечества. Представив посреди всего этого себя и Таю Коровину, Дима отрицательно помотал головой и тихонько закрыл за собой дверь.
По дороге из школы Дима достал мобильник и набрал номер Антона Каратаева. Александра Сергеевна считала, что разговаривать по мобильнику на ходу — это вульгарно и демонстративно. Дима, напротив, находил это удобным и экономичным с точки зрения времени. Но… все-таки и в точке зрения Александры Сергеевны что-то было. Человек, идущий по улице и во всеуслышание обсуждающий свои дела… Можно, в конце концов, позвонить и из дома…
— Здравствуй, Антон.
— Здравствуй, Дима.
— Скажи, пожалуйста, у тебя есть домашний телефон Коровиной?
— Коровиной? У меня нет. И даже не скажу тебе, у кого есть. Она, похоже, сама всем звонит, если нужно… А, вот! Попробуй позвонить Игнатьеву. Может, он знает. Они в последнее время как-то закорешились…
— Спасибо. Извини за беспокойство.
— Пустое. Привет.
«А Игнатьева-то у меня телефон откуда возьмется? Что мне с ним?.. Закорешились они, понимаешь ли…» — пробормотал Дима себе под нос.
— Дима, ты потерял телефон Таисии? — спросила Александра Сергеевна. Она сидела в кресле и специальной расческой расчесывала длинную шерсть Фаины. — Тогда возьми у меня в коричневом ежедневнике, который лежит на тумбочке возле кровати. На букву «Т».
— А у тебя-то он откуда взялся? — не слишком вежливо осведомился Дима.
— Мы с Таисией обменялись телефонами после взаимно приятного знакомства. Я лично нахожу это естественным. А ты нет?
— Я тоже. В самом деле: что может быть естественнее? — проворчал Дима, вынося в гостиную и листая большую книгу, переплетенную в тисненую кожу.
Записав Таин телефон в свой мобильник, Дима ушел к себе и твердо решил, что никому звонить он не будет. Пусть Николай Павлович думает, что ему жалко. Или пусть ее кто-нибудь другой учит работать на компьютере, например Игнатьев, с которым Тая, видите ли, «закорешилась». А чтобы никто ничего не подумал, он и сам может в этой олимпиаде больше не участвовать. Зачем ему это вообще, если как следует подумать? Или заболеть… Например, животом. Как можно определить, болит у человека живот по-настоящему или не болит, если он жалуется? Впрочем, наверное, можно по каким-нибудь анализам… Тогда депрессией. Это сейчас, кажется, модно. Скажет бабушке, что заразился от Вольфганга, и будет болеть до самой олимпиады. Надо только посмотреть в Интернете, какие у депрессии симптомы, и запомнить, чтобы потом ничего не перепутать…
Размышляя таким образом, Дима набрал номер телефона, вздохнул и, правильно артикулируя, вежливо произнес в трубку:
— Добрый день. Будьте любезны, Таисию… Благодарю вас…
Тая сидела за столом, обложившись книжками, линейками и цветными карандашами, и составляла в тетради большую сводную таблицу по анатомии. Суть таблицы заключалась в сравнении строения и функции почек, печени и поджелудочной железы. Марина, сидя на диване с пультом от телевизора, переключала каналы и с явным удовольствием смотрела три юмористические программы одновременно. Тетя Зина, собираясь куда-то по своим делам, то и дело презрительно фыркала на Марининых юмористов, а потом, проходя мимо, заглянула в Таину тетрадь.
— Бред какой-то! — тетя Зина высоко подняла красивые брови. — Зачем все эти тонкости нужны людям, которые никогда не станут медиками или биологами?
— Низачем, — согласилась Тая, аккуратно прочерчивая новую графу. И примирительно заметила: — Да эти таблицы в классе всего три человека и делают…
— Кто же, кроме тебя?
— Дмитриевский и еще кто-нибудь один…
— В каком смысле — кто-нибудь?
— Да это все равно, кто. Я не знаю, как они решают, может быть, даже монетку кидают. Или по очереди. А потом все с него списывают…
— Списывать — это нехорошо… — назидательно заметила Марина, не отрываясь от экрана телевизора. — Знания не усваиваются…
— А почему же не списывают с тебя? Или с Дмитриевского? — удивленно спросила тетя Зина. — Вы что, не даете?
— Почему не даем? Им просто не надо. Кстати, Дмитриевский в биологии плохо разбирается — неаккуратно делает, и ошибок много. У него они только задачки по алгебре, когда сложные, берут. А у меня им, кажется, неудобно. Они же, вообще-то, только у своих…
— Странно все это… — тетя Зина пожала плечами. — Что там у вас в классе происходит — я так и не смогла понять. Какая-то закрытая система…
— Ага! — с удовольствием кивнула Тая. — Именно так, как вы сказали, теть Зин, — закрытая система.
— Я вообще этого не понимаю! — Марина хихикнула последний раз и выключила звук. — Почему ты, Таечка, после школы все время сидишь дома и либо читаешь, либо учишь уроки? Почему не гуляешь, не ходишь к подружкам, не сплетничаешь про мальчиков, почему у вас в школе и в классе нет какой-нибудь общественной жизни, в конце-то концов? Ведь ты же сама все время говоришь, что твои одноклассники — на удивление сплоченные между собой ребята, так отчего же вы не организуете что-нибудь такое веселое и задорное? — Марина мотнула подбородком в сторону молчащего, но переливающегося разноцветными огнями телевизора. — Я понимаю, у нас в Сибири был маленький городок, но здесь-то, в Петербурге!.. Да даже и у нас в школе, когда я была в твоем возрасте, то и дело устраивались КВНы, «Огоньки», турниры «Хочу все знать!» и всякое такое…
— А когда я была в твоем возрасте, у нас были конкурсы «А ну-ка, девушки!» и «А ну-ка, парни!» — с непонятным выражением сообщила тетя Зина. — Мы там читали стихи и чистили картошку на скорость, а мальчики кололи дрова и собирали автомат Калашникова…
В дверь постучали.
— Войдите, — откликнулась Марина.
Соседка просунула в дверь голову, обвязанную полотенцем.
— Возьмите у себя трубку, а я в коридоре положу. Таю вашу к телефону, — сказала она и добавила, подмигнув девочке: — Такой вежливый молодой человек… Не упусти, Тайка!
Тая взяла трубку и слушала с таким выражением лица, какое могло бы быть в морозилке у пачки пельменей. Отвечала односложно и так, что сестры, как ни прислушивались, ничего не сумели понять. Потом положила трубку на место.
— Ну что? — не удержалась Марина.
— Мама, я сейчас на некоторое время уйду, — сказала Тая, закрывая тетрадь по анатомии. — В гости к Дмитриевскому.
— Он еще кого-то позвал?
— Нет, только меня одну.
— А… а что же вы там будете делать?
— Разумеется, что-нибудь веселое и задорное, — спокойно ответила Тая.
Марина беспомощно взглянула на сестру, которая не выдержала и рассмеялась.
— Таечка…
— Не волнуйся, мама. Ничего со мной не случится, — сказала Тая. — Там в квартире, скорее всего, еще бабушка и болонка.
— Папа, я не понял, — сказал Дима. — Как должны участвовать в этой твоей олимпиаде люди, у которых есть способности к математике, но нет компьютера?
Михаил Дмитриевич оторвался от экрана, записал что-то на листке блокнота и взглянул на сына.
«Сейчас он запускает у себя в мозгах программу, которая выведет на его внутренний экран мой вопрос, уже провалившийся куда-то на задворки памяти», — без всякого чувства подумал Дима.
— Это никого не интересует, — ответил Михаил Дмитриевич. — Данная международная олимпиада — вовсе не благотворительная программа. Ее финансируют несколько крупных западных корпораций. Их задача — отыскать молодые креативные мозги и купить их для себя. Всё. Фактически за свои деньги они хотят получить уже готовый продукт. Время одиночек, которые совершали гениальные открытия у себя на коленке, считая при этом на листочке в столбик, прошло. Или, во всяком случае, так полагают прагматические устроители данной олимпиады. Ребята, которые сегодня живут в Тьмутаракани и не умеют пользоваться компьютером, находятся вне сферы их интересов.
— Но это же несправедливо! — сказал Дима.
— А что, кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что мир устроен «по справедливости»? — удивился Михаил Дмитриевич. — В любом случае он ошибался.
Это было бы просто нерационально, так как понятия «справедливо-несправедливо» меняются со временем.
— Тебе не кажется, что понятия «рационально-нерационально» тоже могут меняться? — спросил Дима.
— Возможно… — подумав, сказал Михаил Дмитриевич. — Ты хотел бы обсудить это прямо сейчас? — он бросил тоскующий взгляд на страничку с цифрами, предваряемыми значками интегралов.
— Нет, папа, не волнуйся, — успокоил отца Дима. — Я вообще не хочу это обсуждать. Тем более что ко мне сейчас должны прийти гости…
— Это замечательно! — с воодушевлением воскликнул Михаил Дмитриевич. — Тебе обязательно надо общаться со сверстниками. Я читал в статье, что в твоем возрасте это вообще самая главная задача… К тому же твои гости, кажется, уже пришли. Во всяком случае, я слышу, как бабушка в гостиной с кем-то разговаривает…
— Ч-черт! — пробормотал Дима и выбежал из кабинета отца.
— Вообще-то среди Дмитриевских военных было не так уж много, но Михаил Дмитриевский к 1890 году уже имел звание бригадного генерала. Служил он в окрестностях Семипалатинска. Однажды вместе с сотней казаков преследовал вожака каракиргизов батыра Кени-Сара, увлекся, по всей видимости, и оказался в окружении. Что делать? Более всего на свете дикие каракиргизы боялись пушек. Они называли их «мултук-шайтан» — дьявольское ружье. Но пушек у казаков не было. Тогда Михаил Дмитриевич приказал остановить отряд и направить в сторону киргизов два имеющихся в распоряжении бригады самовара, которые ослепительно сияли в лучах полуденного солнца. Приняв самовары за пушки, киргизы в ужасе бросились врассыпную. Казаки поскакали вслед за ними и прорвались к своим…
— Здорово он их обманул! — Тая весело рассмеялась и даже захлопала в ладоши. — Ловко придумал!
Александра Сергеевна довольно улыбалась. Фаина виляла хвостиком и ластилась к Тае. Вольфганг выглядел напыщенно, как всегда.
— Здравствуй, Тая, — сдержанно сказал Дима.
— Здравствуй, Дима.
— А мы тут с твоей гостьей, как видишь, вполне весело проводим время, — заметила Александра Сергеевна.
— Я рад. Но, бабушка, может быть, теперь, когда приключения очередного Дмитриевского-предка завершились его очередным триумфом, мы с Таей могли бы заняться делом?
— Разумеется. Я сделаю вам чай. Таечка, вы предпочитаете с жасмином или с бергамотом? Или, может быть, лучше кофе?
— Стоит ли вам беспокоиться…
— Меня это совершенно не затруднит, — улыбнулась Александра Сергеевна.
— Тогда чай. С жасмином, — ожидаемо сказала Тая. — Спасибо большое.
— В первой половине дня я тоже предпочитаю жасмин…
Дима стоял на пороге и ждал, разжимая и сжимая кулаки.
— Но вы ведь тоже попьете с нами чаю? — с надеждой спросила Тая.
— Конечно, деточка, — милостиво кивнула Александра Сергеевна.
— Вот здорово! — девочка сложила перед грудью пухлые ладошки и переплела пальцы. — Вы так интересно рассказываете…
Под глазом у Димы начала пульсировать какая-то жилка. Хотелось прижать ее пальцем…
8 «А» класс с обычным для него вежливым вниманием переводил коллективный взгляд с учебника алгебры на классного руководителя. Тая Коровина, единственная из всех, что-то записывала. Тимка Игнатьев, шевеля губами и вызвав на телефоне калькулятор, подсчитывал нечто не относящееся к уроку.
Николай Павлович рассказывал:
— Любой математический учебник есть не только простой задачник, но и отражение истории человечества. Причем удивительное, но вместе с тем актуальное долгожительство математически-исторических реалий вполне можно сравнить с древнейшими хрониками и памятниками архитектуры. Обратите внимание: сейчас их уже почти нет, а еще в начале 20 века ни один гимназист и даже ученик реального училища не обходился без решения задач на втекание и вытекание воды из некоего бассейна. Из трубы А втекает столько-то ведер воды в час, а из трубы В вытекает столько-то. За сколько часов бассейн наполнится? Как вы полагаете, о чем эти задачи и что это за загадочные бассейны были в российской империи конца 19 начала 20 века?
— Может быть, просто для примера? — подняв руку, спросила Вика Стогова.
— Или чтобы связать математику с физикой? — предположил Кирилл Савенко. — Движение жидкости в сообщающихся сосудах…
— А почему сейчас эти задачи исчезли? — заинтересовался Витя Петров. — Неужели тогда в России было больше бассейнов, чем теперь?
— Бассейнов в царской России было немного, — улыбнулся Николай Павлович. — И задачи эти рассказывают нам совсем о других местах и других временах, когда свободное протекание воды и наполнение или ненаполнение ею бассейнов было весьма актуальным. Эти места и эти времена не что иное, как…
— Римская империя! — крикнула с места Тая Коровина. — Это у них везде были бассейны!
— Совершенно верно, Таисия, — качнул седой головой Николай Павлович. — Многокилометровые римские водопроводы не имели запирающих воду кранов. Вода через великий город протекала свободно, и крайне, просто-таки жизненно важно было постоянно и точно рассчитывать ее объем. Вполне понятно и обоснованно появление задач для обучающихся математике детей на эту тему. И вот более чем две тысячи лет учебники математики доносили до нас эту римскую потребность. И каждое поколение школьников вновь и вновь училось их решать… Вы чувствуете связь веков? А ведь творениям Шекспира, которые называют бессмертными, всего полтысячи лет… Игнатьев! Я же не заставляю тебя сейчас решать эти задачи или наполнять ведрами бассейн! Попробуй, хотя бы попробуй отвлечься от своих дел и понять… Я уверен, что ты можешь… Игнатьев! Взгляни в учебник!
— Да, Николай Павлович, — сказал Тимка, встал и взял в руки учебник алгебры, который сунул ему его сосед. — Это я как раз хорошо понимаю. Вот тут задача: «За кандидата в депутаты А проголосовало 24 процента избирателей. За кандидата В в 1,8 раза больше. Остальные избиратели проголосовали на кандидата С. Какой из кандидатов в депутаты был избран?» Я понимаю так, что вот выборы губернаторов уже отменили, а потом и все прочие, может быть, отменят, и будет у нас, к примеру, снова царь. И тогда учебники истории опять перепишут по-новому, а про учебники математики не вспомнят, и школьники все будут решать и решать эти задачи про депутатов, и как-то так через них протянется нить, как будто бы к нам от римских бассейнов…
Николай Павлович смотрел на Тимку с таким выражением, как будто тот на его глазах превратился в зеленого человечка — инопланетянина. 8 «А» с интересом читал задачу про кандидатов в депутаты. Дима Дмитриевский за несколько секунд решил ее в уме. Тая Коровина смотрела на Тимку. Тимка с грустной улыбкой смотрел на косу Маши Новицкой.
— Тимофей… — сказал, наконец, классный руководитель. — Я и подумать не мог. Ты должен попытаться…
— Попытаться — что? — серьезно спросил Тимка.
— Решить свою жизнь. Как задачу. Я понимаю, что тебе трудно и исходные условия неблагоприятны, но ты должен…
— Никто никому ничего не должен, — возразил Тимка. — Но я, конечно, попробую. Вы только не волнуйтесь, Николай Павлович…
Дружок крутил хвостом-баранкой, вставал на задние лапы и пачкал Таино пальто. Тая на него не сердилась.
— Дружок, фу! Прибью на фиг! — скомандовал Тимка. Песик повернул острую лисью мордочку, удивленно взглянул на хозяина и продолжал ласкаться к девочке.
— Да ладно, пускай, — Тая присела на корточки и принялась чесать Дружка за ушами. — Потом отчищу. Он у тебя печенье ест?
— Он все ест, что не приколочено, — ответил Тимка.
— А Фаина не ест, у нее вообще низкоуглеводная диета, — сказала Тая и угостила Дружка печеньем из кармана. Песик деликатно похрустел им, убедился, что больше не дадут, и только потом побежал обследовать газон.
— Как-то он у тебя хромает, что ли, — заметила девочка. — Или переваливается…
— Когда он щенком был, ему передние лапы перебили и в мусорный бак выкинули, подыхать. Оттого.
— Ой, а как же потом?! — Тая подняла на Тимку глаза, уже готовые пролиться слезами.
— Да перестань ты! — с досадой сказал Тимка. — Чего ты, как только, так сразу реветь! Видишь же, вон он, Дружок, бегает — живой и здоровый!.. Мы с Борькой тогда в мусорке банки из-под пива и коки собирали и во вторсырье сдавали. Ну, я услышал, как он плачет, в мусоре его откопал и домой принес. Папаша с Борькой против были, говорили: все равно подохнет. А мать разрешила оставить. Мы с ней лубки ему на лапы сделали, у него все и заросло. Ну, только маленько хромой остался. Но ему вроде и не мешает…
Тая подозвала Дружка, вывернула карман и отдала ему все печенье из кулька, который она по привычке взяла с собой на прогулку.
— Зря! — прокомментировал Тимка. — Теперь его точно с непривычки понос проберет…
— Извини, — огорчилась Тая. — Я не знала. Я ведь это печенье сама ем, и ничего… Только толстею… А у меня никогда собаки не было, я всегда хотела, но папа не разрешал… А здесь — вообще некуда: соседи…
— Да большая радость! — отмахнулся Тимка. — Глупый он и веселый. Толку никакого. Самое большое счастье — нажраться дряни какой-нибудь и дристать всю ночь… Ну, кого в помойке нашли, тому и судьба такая…
— Не говори так, Тима, — попросила Тая. — Дружок хороший.
— А я разве про Дружка? — удивился Тимка. — Да и ладно… Скажи лучше, как там твои занятия с Дмитриевским? Сечешь теперь в компьютере-то?
— Да в общем уже разбираюсь немного, — сказала Тая. — Основные вещи. А так — он мне задание на листочке заранее пишет, как будто бы задачи олимпиадные, ну, я сама сажусь и все оформляю, а если ошибки какие, он объясняет, как сделать…
— И как ты с ним-то — ничего? Не собачитесь больше?
— Нет, что ты! Мы с ним, наоборот, разговариваем, как англичане в английских фильмах. И все время раскланиваемся и расшаркиваемся, словно придурки какие-то. У меня от этого через полчаса как будто клей во рту делается. Так и хочется сплюнуть куда-нибудь… на пол или хоть в кадку от фикуса. Я бы и плюнула на все это, но, во-первых, интересно все-таки на олимпиаде этой себя попробовать, а во-вторых, у него бабушка классная. Я в нее просто влюбилась, честное слово. Она так интересно рассказывает!
— Про чего рассказывает-то?
— Ну, в основном это какие-то истории про их предков, но получается очень занятно, и кроме этих предков там много всякого другого, ужасно интересного. А главное, Александра Сергеевна так рассказывает, как будто она сама там была и своими глазами видела, пусть даже это сто или двести лет назад случилось. Так у нее и выходит — Дмитриевские в контексте истории России…
— Чтоб они туда и провалились! — пожелал Тимка.
— Куда — туда? — удивилась Тая.
— В контекст, конечно, — невозмутимо объяснил мальчик.
Тая дернула Тимку за концы шарфа и засмеялась.
Тимка сидел за столом, накрытым клеенкой, хлебал суп с вермишелью и заедал его хлебом. На клеенке давным-давно перочинным ножичком были вырезаны Борькины, а чуть пониже Тимкины инициалы. Мать хлопотала у плиты — добавляла специи в овощное рагу.
— Мам, — позвал Тимка. — А кто были наши предки?
— Как это — кто были? — не поняла мать. — Как их звали, что ли? Так ты ж вот должен бабу Клашу помнить, мы ж вас с Борей каждое лето к ней в деревню возили, когда вы маленькие были. Коза у нее черная, Сима, ты ее все боялся, говорил: «Гляди, черт с рогами! Черт с рогами!» — забыл? Так Клаша — как раз моя родная бабушка была…
— Нет, я про другое, — попытался объяснить Тимка. — Кто они были — вообще? Что делали?
— А что ж им делать? Мои в колхозе крестьянствовали, а у отца от земли давно отошли, еще до революции в рабочих были. Прадед его на Путиловском заводе работал, потом в Гражданскую погиб. А деды наши оба — в Отечественную. Женщины детей ростили. Ты про это ли спросил, Тимочка?
— Выходит, про это… — сказал Тимка и снова склонился над тарелкой.