Случай давний, произошел где-то в начале нулевых годов. Напомнил мне о нем материал Алексея Готсданкера про депрессию.
– Я боюсь!
Женщина выглядела бодро, свежо, активно. Жертва насилия? Не похоже. Скорее всего, боится не за себя – за ребенка. Его жизнь, здоровье? Тяжелая болезнь? Нет, тоже не то, не так это выглядит. Подросток закуролесил? Вполне возможно.
– А можно конкретней? Чего вы боитесь?
– Мне даже рассказывать страшно! Сейчас я боюсь, что вы начнете на меня кричать и топать ногами…
Она обаятельно улыбнулась, и я невольно улыбнулась ей в ответ:
– На этот счет вы можете быть совершенно спокойны. Не говоря уже о моем профессионализме, я и по природе человек, совершенно не склонный к экзальтации.
– А, тогда хорошо.
Но что же она такое сделала-то? Или еще только собирается сделать?
– Я сама из Нижнего Тагила. Приехала сюда учиться, а вместо этого замуж вышла. За ленинградца, но по взаимной любви, это я сразу хочу уточнить.
Ага, это понятно. Это чтобы я не подумала, что провинциальная расчетливая девочка, у которой что-то не заладилось с учебой, решила закрепиться в Ленинграде с помощью замужества.
– Потом у меня дочка родилась и я дома сидела, не работала. А муж, он вообще-то на инженера учился, но, когда вся эта перестройка началась, он в бизнес пошел. Там всякое было, вы же понимаете. И вверх, и вниз, и даже прятались мы один раз у друзей на даче в Псковской области четыре месяца. От бандитов, вы понимаете. Он тогда хотел меня с дочкой на родину отправить, в Нижний Тагил, для безопасности, но я сказала: нет, где ты, там и я.
Самоотверженная женщина. Или боялась, что, уехав, потом так из Нижнего Тагила обратно и не выберется? И не был ли бандитом и сам ее муж?
– А потом одно дело у него как-то очень, знаете, склеилось. И дальше пошло – одно к одному, сделка за сделкой. И деньги появились, мы квартиру купили, машину, дачу. Я решила: надо еще одного ребенка, чего ж…
– А чем вы занимались все это время? Домашним хозяйством?
– Ну да. Мне это нравилось, покупать все, обставлять, ремонт даже – многие это не любят, а мне в удовольствие. Дочку в кружки водила, у нее к рисованию настоящий талант, правда, это все учителя говорят, не только я сама. Я тоже в детстве рисовала, даже в клуб у нас в Тагиле ходила, преподавательница всегда мои рисунки хвалила, но как-то у меня оно дальше не сложилось. Вот, в отделку наших квартир, наверное, тогда оно и пошло.
Квартир? Что ж, уточнение про любовь вначале было очень кстати.
– Потом у нас Артур родился. Ну, тут, мне кажется, все и началось…
– Что именно началось?
– Я сначала-то не заметила, потому что с младенцем, да и дочка внимания требует, и хозяйство… А потом вижу: начал мой муж Сергей куда-то сползать…
– Сползать?
– Ну да, не могу точнее выразиться. Вот это именно ощущение: как с горки на салазках – сначала медленно, потом все быстрее, быстрее…
– Алкоголь?
На тот момент я уже из практики знала, что это весьма распространенная проблема для бывших бизнесменов-бандитов, вышедших из круга и лишившихся привычного годами адреналина. Некоторые «переломались», другие занялись экстремальным спортом, а многие просто спились.
– И это тоже. Но это не в первую голову, однозначно, – видала я с детства, как люди вчистую спиваются у нас в Тагиле, поверьте. Это не про нас.
– А что про вас?
Она не отделяла себя от мужа, я тоже решила пока не отделять.
Дальше женщина вполне профессионально, подробно, практически слово в слово, как в уже упомянутом мною материале А. Готсданкера, описала развитие депрессии у ее мужа Сергея (желающим имеет смысл прочитать его текст, но только до фразы «жена забрала детей и ушла», потому что дальше события в этой истории развивались совсем по-другому).
– Но он, вы пытались что-то предпринимать?
– Да, конечно. Сначала врач таблетки выписал. От них ему только хуже стало. Днем спал, ночью кружил по квартире. Как призрак, только очень шумный. А еще толстеть стал и запоры, по полтора часа туалет занимал. Потом ходил к психоаналитику. Бросил через полгода, говорит, бред какой-то, да еще с таким серьезным лицом, да еще за такие деньги, не могу, тошнит. Потом еще были такие, забыла, как называются, ему жена друга посоветовала – они вроде как сценки разыгрывали, как в театральном кружке…
– Психодрама?
– Во-во, наверное, это самое. Тоже никакого прока, бросил. Только от коньяка, говорит, сначала лучше становится. Врет, наверное, но как проверишь?
– Сколько все это продолжается?
– Артурчику в марте пять лет будет.
– Вы по-прежнему ведете хозяйство? (Он не работает уже года три как минимум, но у них могли с тучных времен остаться накопления.)
– Да нет, что вы, я, как он дома осел, сразу на работу вышла – жить-то надо. Работаю я.
– Кем же? Где?
– Старший администратор в магазине «Строительные товары». Пришла в самый низ, конечно, но теперь уж выслужилась. Хорошая работа, живая; кроме того, я ж вам говорила, я все это люблю – обои, краски, отделочные материалы, понимаю в этом, чую, что куда, мне сразу нравилось и людям советовать, обсуждать с ними, а теперь я еще и вроде как подрядчиком подрабатываю, клиентура у меня уже есть, рабочих две бригады, заказчики передают мои контакты один другому…
– Замечательно! – искренне сказала я. – Но в начале нашей встречи вы говорили о том, что боитесь…
– Он не моется, не бреется, когда пьяный, орет, угрожает, когда трезвый, лежит одетый, в стенку уставясь. Мне все говорят: что ты мучаешься, бери детей, уходи от него. Где жить, у меня есть, зарабатываю я нормально, детям такой отец к чему? Какой пример? Я тут у гадалки-экстрасенса была, она по картам прикинула и тоже сказала: уходи, с червовым королем (это муж) нет тебе больше дороги.
– Но?..
– Но он же мой муж! Мы с ним вместе всякое прошли…
– И что же вы решили?
– Я… я… – впервые с начала нашей встречи я видела ее по-настоящему напряженной. – Я решила, как гадалка сказала, сделать – уйти. Исчезнуть.
– Как это – исчезнуть?! – встревожилась я.
– А вот просто – исчезнуть, и все. Была, и нету. И чтоб никто найти меня не мог.
– А дети?!
– А дети с папой останутся.
– С тем папой, который пьяным угрожает, а трезвым – носом к стенке?! – Черт побери, она была права: мне хотелось заорать на нее и, может быть, даже ногой топнуть. Что она себе вообразила?! – Сыну пять, а дочке сколько?
– Будет тринадцать. Она очень разумная девочка, любит папу (она-то, в отличие от Артура, его нормальным помнит) и очень меня поддерживает.
– В чем поддерживает?!
– Я ведь все продумала. У Риты, конечно, мой телефон будет. Если что – она сразу позвонит. Я уже сняла квартиру на окраине. И на работе договорилась, что уеду по семейным обстоятельствам. А с клиентами сама свяжусь, он о них вообще ничего не знает.
– Он просто вызовет такси и отвезет детей бабушке.
– Куда? В Нижний Тагил? У моей мамы инвалидность, она живет в крошечной однушке. Исключено.
– А родители Сергея?
– У его отца другая семья, дети. А его мама работает в технической библиотеке, заместитель директора. Она может два раза в неделю отвести Риту в кружок. Это максимум. От Артура у нее давление повышается. А вообще она во всем на моей стороне, в болезнь сына не верит и считает (и говорит), что он просто слабак.
– ОК. Он немного приподнимется с дивана и найдет себе еще одну женщину из провинции, которая пожалеет его и сироток, которых бросила мать-ехидна. Квартира-то у вас большая?
– Да! Вот как вы сразу точно словили! Этого я боюсь! Но… детей я тогда, конечно, сразу заберу, а он хоть не один останется… Пусть не я, но кто-то за ним присмотрит…
М-мда-а… Довольно редкий сегодня случай, когда ради шанса (очень сомнительного!) для мужа женщина готова поставить под угрозу благополучие и даже безопасность детей. Или она действительно на пределе и просто хочет сбежать?
– Ну, в общем, я выговорилась, – бодро сообщила мне между тем моя посетительница. – И знаете, ведь и вправду, как обещали (кто ей обещал?!), легче стало! Теперь я пошла, спасибо, что выслушали.
– Но подождите…
– Нет, нет, вам меня все равно не отговорить. Вы только расстраиваться станете.
Она еще и обо мне беспокоится!
– Дайте мне ваш телефон.
– Сотовый, дома-то меня не будет. Ага, сейчас.
* * *
Разговор по сотовой связи с домашнего телефона тогда стоил очень (в сравнении с моими доходами) дорого, но я не удержалась: конечно, волновалась за детей, но и любопытство!
Сначала настороженное: ничего вроде.
Потом с надеждой: налаживается, тьфу, тьфу, тьфу!
И наконец (спустя где-то полгода) ликующее: спасибо, спасибо, у нас все хорошо!
Ну и слава богу, от сердца отлегло.
Но и это еще не все.
Еще месяца через два пришел здоровый мужик. Такое впечатление, что малиновый пиджак и золотую цепь только что снял и оставил в коридоре.
Но речь культурная (мама – библиотекарша!).
– Простите, что беспокою. У вас ведь с полгода назад была моя жена вот с такой-то проблемой (кратко описывает все то, что читатель уже знает)?
– Гмм, была, да, – тревога внутри меня росла экспоненциально. – Что-то случилось? С ней? С детьми?
– Ничего, ничего, у нас все хорошо, спасибо. Я просто вот удостовериться. Она мне вот… (показывает какую-то тетрадку школьного вида) это типа ее дневник. Она тут, типа, писала все. Ну что она это все задумала, чтобы меня вытащить, и ушла, потому что меня любит и за детей боялась, но… И вот там про вас есть…
– С номером поликлиники и фамилией? – с любопытством уточнила я.
– Ага, и даже номер кабинета есть, – простодушно кивнул Сергей. – Вот я и пришел…
– Ну раз уж пришли, расскажите, как оно было, – сказала я. – Нетривиальный все-таки способ лечения депрессий с алкогольным синдромом.
– Ага, – он опять кивнул. – И не говорите!
Она оставила ему записку: «Прости, больше не могу, вернусь, когда ты все наладишь». Он сначала не поверил, подумал: бабы – дуры, это такой глупый розыгрыш.
Вечером дочка спросила у него: папа, Артур есть хочет. Что мне ему дать? Он рявкнул на нее: где ваша чертова мать? Это ее дело!
Девочка заплакала и ушла. Ему стало стыдно. Он пошел к холодильнику, там были какие-то продукты (немного). Накормил сына, к дочери не пошел (не умел мириться), утешил себя: на ночь дура вернется.
Она, конечно, не вернулась. Утром разбудил сын: папа, а где мама? А мы в садик пойдем?
Он запаниковал. Вскочил, заметался. Дочь уже ушла в школу. Наскоро умылся, пригладил волосы, надел что-то из шкафа и тут сообразил, что не знает, где находится садик сына и как туда идти. Хорошо, мальчик сам знал дорогу. Воспитательница взглянула подозрительно, но ничего не сказала.
Вернулся домой, позвонил в Нижний Тагил. Теща ничего не знала (или притворялась), он ее обматерил, отвел душу. Позвонил своей матери, она холодно сказала: ты сам во всем виноват, я тебя предупреждала неоднократно, что нельзя так распускаться, она еще долго терпела, вот теперь и ищи ее, и расхлебывай все сам.
Посидел, понял, что не знает ее новых друзей, знакомых, ни одного контакта. Позвонил кому-то из старых подруг, из семейной телефонной книги, та, конечно, ничего не знала, закудахтала как курица, он бросил трубку.
Вечером заискивающе обратился к дочери: а где мама работает? Дочка ледяным тоном (с бабушкиными интонациями) назвала адрес магазина. Сходил туда. Там посмотрели подозрительно: а вы, собственно, ей кто? Я муж. Облили презрением (он едва сдержался), но все же сказали: уволилась по семейным обстоятельствам.
Пришел домой, напился. Утром опять будит сын. Стыдно так, что хочется вот просто сразу удавиться.
– Ты ел чего-нибудь?
– Меня в садике покормят. Но что мне надеть?
Где хранится детская одежда? Где вообще что?!!
Когда дочь пришла из школы, он спросил: что я вчера?
– Ничего, просто выпил свою бутылку и спать лег.
– Как же мы теперь будем? (Я, мужик, спрашиваю у двенадцатилетней девочки – позорище-то какое! – чуть не зарыдал от горечи и отвращения.)
– Да ничего, папа, сейчас все обсудим и выкрутимся как-нибудь. (Опять чуть не зарыдал – теперь уже от любви и благодарности.)
Наладилось довольно быстро, как ни странно. Артур еще спрашивал о матери, но Рита говорила: она уехала по делам, потом приедет, – и он сразу успокаивался. Новый, изменившийся папа (надо же, не лежит, не обращая ни на что внимания, а разговаривает с ним, играет, водит в садик, моет в ванной) занимал почти все свободное от садика время мальчика.
Рита помогала вести хозяйство, он поражался: помнил смешливую девочку с косичками, когда же она так выросла?!
Месяца через полтора позвонил старым друзьям, коллегам, честно признался: был на дне, всплываю, нужна работа. С десяток встреч было впустую (он уже готов был опять сорваться, но дети, особенно Артур, держали на плаву), потом вдруг вылез старый контакт, и образовалась зацепка в строительном бизнесе. Он знал, что из его нынешней позиции не приходится выбирать, и согласился на все условия. Сейчас его ситуация уже значительно лучше и стабильней.
Жену все это время вспоминал то с тоской, то с нежностью, то с ненавистью. Искал (безуспешно). Тысячу раз придумывал и все-таки не знал, что ей скажет, если увидит. Однажды она просто появилась на пороге, подошла и молча обняла мужа. Потом разделась, вымыла руки и достала из сумки вот этот дневник…
Теперь он гадает: что ж это было?
Разумеется, я подтвердила для него все сказанное в дневнике жены и озвучила самый благородный и самоотверженный вариант ее мотивов.
Но сама так и осталась в недоумении. Любовь, которая на своем пути сносит все преграды и успешно преодолевает все опасности? Или невероятно точный, холодный расчет? И имеет ли это значение, если все кончилось благополучно? Я не знаю. А что думаете вы, уважаемые читатели?