Мой теперешний пес по кличке Уши с юности страшно не любил ротвейлеров.

И я, кажется, даже знаю, когда и как эта нелюбовь возникла.

Когда Уши был щенком, мы были с ним незнакомы. Он попал ко мне подростком, приблизительно одиннадцати месяцев отроду. Больше десяти лет назад мы встретились на Менделеевской линии, вблизи Библиотеки Академии наук, куда я сама пришла позаниматься в читальном зале.

Уши одиноко бродил по газону бульвара и что-то там выедал. Внешне он был весьма похож на моего недавно умершего пса Раджа и, наверное, поэтому я решила взять его себе. Уши был не против. Как он попал на бульвар, я так и не поняла. Ошейника на нем не было, отчаяния недавно потерявшейся и оставшейся без хозяина собаки — тоже. Он был весьма упитан, приятно доброжелателен и вполне здоров. Самая вероятная гипотеза, которую мы с друзьями впоследствии построили: Уши сбежал (или просто ушел погулять) из вивария Физиологического института, который располагается неподалеку от БАНа.

Послужить науке Ушам не удалось — я взяла его к себе жить.

Внешне он был черным, довольно мохнатым, имел пушистый хвост-баранку и большие полувисячие уши, смешно хлопающие при беге и прыжках (откуда и кличка). В общем — типичная крупная дворняга, какая-то сложная смесь лаек и овчарок. Впрочем, морда у Ушей была и остается вполне широкой и «чемоданистой», и вслед за Шариковым он может предположить, что «его бабушку любили водолазы».

Десять лет назад Уши был веселым и общительным собачьим подростком — ласкался ко всем людям, которые склонны были его ласкать, и лез играть ко всем собакам без разбора. Крупные и средние собаки относились к этому с пониманием, а собачья мелочь и их хозяева слегка опасались ушачьего напора и энтузиазма (не дай бог затопчет в порыве добрых чувств!).

Однажды в парке Авиаторов он увидел на дорожке приземистого широкогрудого ротвейлера и тут же, высоко подпрыгивая и махая хвостом-баранкой из стороны в сторону, побежал к нему играть. Ротвейлер, не говоря дурного слова и даже не становясь в угрожающую позу, с утробным рыком бросился на подбегающего к нему дворянина и вцепился своими могучими клыками Ушам в бок. Уши, явно не ожидавший ничего подобного, отчаянно завизжал и, даже не пытаясь драться, кинулся в сторону, в кусты. Все это произошло так быстро, что я просто не успела ничего сообразить. Ротвейлер еще немного порычал и невозмутимо потрусил по дорожке дальше. Хозяйка его, как водится, была похожа на своего пса — на ее широком лице явственно пропечатывалась та же тупая, сумрачная упертость непонятного генеза.

Обычно взрослые, психически полноценные псы не трогают щенков и собачьих подростков, но, возможно, ротвейлер, которому на вид было лет пять-шесть, полноценным псом не был. Как психолог, могу предположить, что они оба (вместе с хозяйкой) чего-то все время отчаянно боялись. Именно поэтому молодая, веселая, игривая (но очень крупная — выше ротвейлера в холке) дворняга показалась им опасной. А лучшей защитой, как известно, в определенных кругах считается нападение.

Подозвав обиженно скулящие Уши, я, как могла, успокоила его, а дома промыла небольшие, но глубокие ранки. Все зажило быстро, «как на собаке».

Будучи не слишком большого ума, Уши сделал из происшествия свои выводы и на всякий случай на многие годы вперед стал ненавидеть всех ротвейлеров без исключения. Издали завидев головастую, характерно раскачивающуюся при ходьбе шоколадку, он начинал отчаянно хрипеть, лаять и рваться с поводка. Все мои объяснения и нравоучения о том, что глупо бросаться на совершенно незнакомых собак только потому, что когда-то в детстве похожая псина тебя покусала, Уши слушал параллельно.

И надо же было такому случиться: огромный шоколадный ротвейлер поселился в нашей парадной, в квартире прямо над нами, на четвертом этаже (мы живем на третьем). Кроме Ушей и ротвейлера, в нашем подъезде жило еще довольно много собак: две афганские борзые, немецкая овчарка, довольно крупный черный пудель и маленькая рыжая дворняжка Дружок. Все они были давно знакомы и прекрасно ладили между собой.

Как и следовало ожидать, между Ушами и ротвейлером с самого первого дня началась война.

В норме и того и другого водили, естественно, на поводке. Но с ротвейлером часто гуляла пожилая женщина — мать хозяина, а с Ушами — мой сын, школьник младших классов. Когда они случайно встречались на улице, старушка бегом бежала к парадной, с трудом утаскивая за собой хрипящего, истекающего яростной слюной ротвейлера (я так никогда и не узнала его клички. Между собой мы называли его Мордатиком.). Сын же попросту «наматывался» поводком на ближайшее дерево и удерживал Ушей с помощью безотказных физических законов. Естественно, мы старались гулять в разное время и, если в окно видели Мордатика на улице, ждали, когда он вернется с прогулки. Думаю, что также поступали и наши соседи — хозяева ротвейлера.

Три раза в день, когда Мордатика проводили на прогулку мимо нашей двери (избежать этого было нельзя — в «хрущевке» все двери выходят прямо на лестницу), в нашей квартире разыгрывался неизменный спектакль, безмерно надоевший нам, но производящий сильное впечатление на всех гостей дома (все они знали Ушей как собаку добродушнейшего, абсолютно безобидного, «комнатного» нрава — что-то вроде большой болонки). Услышав (или унюхав?) приближение Мордатика к нашим дверям, Уши, что бы он ни делал в этот момент, вскакивал и с жутким утробным рычанием, скрежеща когтями по паркету, несся к входу в квартиру. Там он с диким злобным лаем скреб лапами дверь, скалил огромные клыки и всем своим видом изображал нечто бойцовское. За дверью на лестнице аналогичным образом бесновался Мордатик.

Так продолжалось много лет. За это время непосредственный контакт между собаками произошел всего два раза. Один раз возле парадной старушка хозяйка не удержала в руках поводок ротвейлера, а Уши, удачно рванувшись, выскользнул из ошейника. Внезапно оказавшись свободными, обе собаки буквально остановились в прыжке. По растерянности на мордах было очевидно, что подобное развитие событий вовсе не входило в их планы. Но, похоже, идея поддержания реноме актуальна не только для людей. Надо было что-то делать и после короткого замешательства псы кинулись-таки в драку. Уши труслив и, в сущности, не умеет драться. Ротвейлер же как-никак бойцовская собака, и хотя был ниже в холке, но значительно массивнее и сильнее. Поэтому сначала ему удалось подмять Уши под себя. Но Уши оставался ловчее и мохнатее. Оставив Мордатика с полной пастью своей шерсти, он вывернулся из-под тяжелого, но неуклюжего и уже здорово разжиревшего к тому времени противника, цапнул его напоследок за толстую ляжку и сбежал в парадную, дверь которой сын тут же захлопнул. Ротвейлер тряс головой и с брезгливым выражением на широкой морде плевался ушачьей шерстью.

Второй раз Уши случайно выскочил на площадку прямо под нос спускающемуся Мордатику. Схватились автоматически, прямо на лестнице, и в тот раз псы здорово потрепали друг друга. На Мордатике укусы зажили без последствий, а у Ушей на месте укуса образовался гнойник и нам даже пришлось водить его в ветлечебницу.

Потом Мордатик умер. Я не знаю точно, но мне кажется, что он был даже моложе, чем Уши. Но, во-первых, ротвейлеры, как и большинство крупных собак, не живут долго, а во-вторых, его явно перекармливали…

Мы заметили исчезновение Мордатика не сразу, и осознали его только по отсутствию ежедневных ритуальных собачьих спектаклей.

— Ну вот и все! — сказал муж Ушам, когда ситуация стала окончательно ясной. — Нечего тебе больше злиться и волноваться — нету твоего врага Мордатика. Он, конечно, был сильнее тебя, но ты его пережил. Это символично.

Уши внимательно вслушивался в звучавшие слова и поглядывал на дверь. Слово «Мордатик» он понимал прекрасно.

С тех пор я несколько раз видела такую картину: Уши спросонья вскакивает и как будто бы собирается рычать и бежать, потом вслушивается и понимает — не то. Затем погружается внутрь себя и вспоминает: Мордатика больше нет. Снова ложится, но не засыпает, а вроде бы о чем-то думает. И в этих «думах» почему-то нет радости…

А потом однажды мы гуляли все в том же парке Авиаторов. Уши бежал впереди меня без поводка, нехотя (он был уже старой собакой) здоровался с подбегающими к нему псами и песиками, и вроде бы не ждал от жизни никаких новых впечатлений.

Вдруг вдалеке, в густой тени больших лип я заметила отдыхающую женщину с лежащим возле нее крупным ротвейлером. Издалека пес просто жутковато напоминал покойного Мордатика. Уши пока ротвейлера не видел. Но если сходство заметно мне, так и ему — тоже будет заметно, подумала я. К тому же Уши ненавидит всех ротвейлеров, да еще и накопившаяся за время отсутствия Мордатика, не находящая выхода злость… Рассуждая подобным образом, я подозвала Уши и пристегнула поводок. Краем глаза заметила, что хозяйка ротвейлера тоже пристегнула своего поднявшегося пса…

И тут Уши увидел ротвейлера. Индивидуального запаха он, наверное, издалека не чувствовал, а по фигуре и морде пес просто разительно напоминал Мордатика в годы его зрелости. Я намотала на руку поводок, готовясь удержать привычный яростный рывок и превентивной извиняющейся улыбкой улыбнулась хозяйке ротвейлера.

Но случилось чудо! Вместо рычания и яростного лая Уши приподнялся «на цыпочки», осторожно взмахнул пушистым хвостом и тихонько ласково заскулил, как скулят взрослые кобели в присутствии самок или хорошо знакомых людей. Глаза его засветились, и он как будто бы даже помолодел…

Удивившись на мгновение, я легко перевела этот скулеж с собачьего на человечий:

«Так ты, оказывается, жив, о любимый враг мой! Как же это здорово! Мне так не хватало тебя все это время… Без тебя, без нашего с тобой ежедневного единоборства моя жизнь потеряла какие-то существенные краски, стала пустой и неинтересной… Я безмерно рад снова тебя видеть!»

На широкой морде ротвейлера явственно пропечаталось удивление. Он не понимал происходящего: чтобы один старый кобель так приветствовал другого… Мы сделали еще несколько шагов по дорожке, и Уши, приглядевшись или принюхавшись, понял свою ошибку. Разом потеряв интерес к ротвейлеру, он опустил голову и потрусил дальше, не глядя по сторонам. Глаза его стали тусклыми и печальными…

С тех пор Уши как-то разом избавился от иллюзий. Он понял, что Мордатик не вернется никогда. Он больше не вскакивает и не бежит к двери, когда что-то послышится на лестнице. Он уже стар и больше не играет с другими собаками, даже если они приглашают его.

Но есть единственное исключение. Это молодая неуклюжая сука-ротвейлер, живущая в соседнем доме, которая очень любит Ушей и каждый раз при встрече весело и тяжело, заигрывая, прыгает вокруг него. Почему-то Уши никогда не может ей отказать.

Я знаю, что люди склонны излишне очеловечивать собак, но иногда мне кажется, что мой старый пес играет с назойливой и глупой ротвейлершей в память о Мордатике. И добродушно порыкивая, кружась с ней по газону, он видит перед собой не ее, а своего любимого, незабвенного, ушедшего навсегда врага…