Жучок и Волчок – две небольшие дворняжки, живущие между двумя «хрущёвками» в районе Краснопутиловской улицы. Уже второй год я вижу их почти каждый день, когда иду на работу.

Жучок – добродушный и весь какой-то сдобнофруктовый. Шерсть у него нежно-кремового цвета, глаза зимой похожи на сливы, а летом – на шоколадные конфеты, хвост напоминает свежий бублик с маком (в красивой сливочной шерсти Жучка всегда много всякого сора), а уши – мягкие треугольные печенюшки. Характер у Жучка тоже вполне кондитерский. Он часто улыбается, любит детей и старушек, позволяет им себя гладить, ласкать и трепать за уши. Ясно, что когда-то Жучок был домашней собакой. Как он оказался на улице – неизвестно. Голос у Жучка застенчивый и высокий. Когда он лает, то отчетливо выговаривает: «Тяф, тяф, тяф!» На вид Жучку около трёх-четырёх лет.

Волчок – во многом противоположность Жучку. Он нелюдим, всегда насторожен, небольшие темно-жёлтые глаза смотрят с опаской и одновременно с угрозой. Внешность Волчка описать просто: он волк. Только маленький, сантиметров сорока в холке. Сейчас Волчку около двух лет, и я знаю его с самого детства. Родился Волчок в «болоте», в кустах около автостоянки.

«Болото» – странное место, учитывая, что расположено оно в самом центре жилого квартала. Московский район – сравнительно молодая часть Петербурга, и его земля словно ещё не окончательно смирилась со своей городской судьбой. В ста метрах от нашего дома после каждых затяжных дождей пытается возродиться засыпанный пруд (рогоз и тростник на этом месте растут всё лето). На поле, где выгуливают собак, весной останавливаются на ночлег пролётные утки. Осенью во дворах «хрущёвок» дети собирают розовые тонконогие сыроежки… «Болото» – явление из этой же серии. Сквозь него проложена дорожка из бетонных блоков, по которой и ходят все, кому надо, – мамаши с детишками в поликлинику, дети постарше в школу, взрослые – на работу, старушки – в магазин и опять же в поликлинику. По обеим сторонам бетонной дорожки – лужи, не пересыхающие даже летом. В лужах – огромное обилие комариных и прочих личинок. Здесь водятся хвостатые тритоны, похожие на маленьких драконов. Прямо из воды растут кусты вербы, краснотала и жидкий ольховник. Весной и летом в них гнездятся пеночки, зарянки, синицы и другая пернатая мелочь. Понятно, что «болото» – любимое место для прогулок окрестных пацанов от восьми до тринадцати лет. Здесь же происходят и всякие криминальные вещи. Вечером, как стемнеет, все приличные люди предпочитают идти в обход, по Ленинскому проспекту. Через «болото» ходят лишь самые отчаянные. Роль собаки Баскервилей в «болоте» успешно выполняет Волчок. У него низкий, хриплый, словно простуженный, голос. Лаять по-собачьи он почти не умеет, и когда пытается, получается нечто среднее между лаем и воем: «Ха-у-у! Ха-у-у!» Если вечером Волчок отправляется в «болото» поохотиться на лягушек или птиц, он обязательно облаивает каждого незнакомца, проходящего по бетонке. Колоритность «болота» от этого, несомненно, усиливается.

С одной стороны к «болоту» примыкает автостоянка. Мать Волчка одно время жила при ней. Потом куда-то исчезла. Однажды поздней весной, когда уже вовсю пригревало солнышко, я через «болото» шла на работу в поликлинику и вдруг увидела за лужей, на полянке между ивами трёх играющих щенков. Картина чем-то удивила меня. Щенки были ещё совсем маленькие, толстенькие, головастые, совершенно одинаковые с виду. Они пытались укусить друг друга, ворчали, кувыркались, словом, вели себя как нормальные обычные щенки. Мать – дворняжка с автостоянки – лежала поодаль на солнышке и лениво, приоткрыв один глаз, наблюдала за детьми. Широко улыбнувшись, я двинулась дальше и вдруг остановилась как вкопанная, разом догадавшись, что именно меня задело. Щенки, играющие на полянке, совершенно, в деталях повторяли внешность и пластику играющих волчат! Их я много раз видела, когда занималась в кружке, а потом и работала в Зоопарке… Я вернулась и поглядела ещё раз. Щенки продолжали возиться, а мать насторожилась и даже приподнялась на передних лапах. Всё точно! Шерсть, пропорции, окраска, мордочки… Всё, как у лесных волков, кроме размеров. Щенки были раза в два с половиной меньше волчат.

– Удивительно! – вслух сказала я. Покачала головой и пошла на работу.

Потом я видела щенков много раз, наблюдала за их ростом. Сходство с волками не исчезало. Более того. Несколько раз я видела совершенно поразившую меня картину: щенки-подростки бежали по краю «болота», явно взяв чей-то след. Они бежали друг за другом, опустив морды к земле, нос в хвост, и каждый следующий ступал в следы предыдущего. Рискуя замочить ноги, я перебралась к забору и рассмотрела оставленные на мокром песке следы. Все было именно так, как я и предполагала. Ровная, словно по линейке проложенная стёжка следов, задние лапы ставятся в следы передних, и только индейский следопыт разберёт, сколько животных здесь прошло. Именно так ходят по лесу волчьи выводки. М-да!

К осени из трёх щенков остался один. Что стало с двумя другими – не знаю. Может быть, погибли, а может, кто-нибудь взял их к себе в дом или на дачу. Щенки были странноватые, но по-своему симпатичные. Куда-то подевалась и дворняжка-мать…

Волчок, оставшись один и окончательно одичав, некоторое время жил на «болоте». Жилось ему явно нелегко. Он голодал, все рёбра просвечивали, как на рентгене, глаза постоянно гноились, а на морде появился жуткий багровый шрам.

Трудно представить себе, как именно познакомились и особенно – как подружились суровый болотный дикарь Волчок и добродушный толстенький Жучок, который проводил свои дни на детских площадках и под скамейками у ног говорливых старушек. Но это случилось. Ясно, что инициатива исходила именно от Жучка. Он вообще любит всех маленьких, а Волчок, несмотря на свою внешность, всё-таки был в ту пору ещё почти щенком. Как бы то ни было, однажды утром я обнаружила обоих пёсиков спящими вместе на куче опавших листьев. Решила – случайность. Однако ошиблась.

С тех пор Волчок и Жучок живут вместе. Их территория простирается от южного края «болота» до Краснопутиловской улицы. Дикий Волчок иногда по старой памяти ходит на «болото» – погулять и поохотиться, «приличный» Жучок – никогда. Когда друг уходит на промысел, Жучок бегает по краю «болота» или сидит, вытянув морду в том же направлении. Он явно ждёт и нервничает, и даже иногда возмущенно подтявкивает: «Тяф! Тяф! Ну скоро ты там?!»

Свой участок Жучок и Волчок охраняют. Они знают всех людей и всех собак, живущих на «их» территории, узнают даже тех, кто постоянно ходит мимо – например, меня. Чужих они облаивают в два голоса и показывают им, насколько они здесь неуместны.

Жители трёх окрестных «хрущёвок» благоволят приятелям и подкармливают их. У Волчка больше не торчат рёбра (хотя круглым и сдобным, как Жучок, он, естественно, не стал). Обе собаки ещё относительно молоды и поэтому часто играют – перетягивают старые выброшенные тряпки, отбирают друг у друга палки. Жучок бегает за детьми, идущими в школу, – выпрашивает подачки. Волчок стоит поодаль, наблюдает. Дети, которые по-своему любят справедливость, отталкивают умильную морду Жучка и бросают куски Волчку. Волчок молча ест. Жучок, кажется, не обижается. Старушки и старички, которые целенаправленно кормят друзей, тоже стараются соблюдать равенство. «Где твой приятель-то?» – спрашивают они у Жучка, вьющегося возле ног, и, подслеповато щурясь, оглядываются по сторонам. Персиковая шёрстка Жучка буквально светится, а вот Волчка разглядеть действительно трудно, даже если он рядом. Его окраска отчетливо покровительственная, он буквально сливается с фоном, тем более что, как и все хищники, может долго стоять абсолютно не шевелясь.

Жучок любит спать, развалившись поперёк дорожки. Волчок спит в двух шагах от него, внутри куста. Иногда это даже пугает: идёшь мимо и чувствуешь, что куст на тебя смотрит. Заглянешь под ветки, а там – Волчок. Ещё Волчок очень любит лежать на вершинах куч земли или опавших листьев (их часто оставляют в наших краях строители или дворники) и оглядывать окрестности. Поза у Волчка при этом очень гордая и грациозная. Дети квартала говорят, что Волчок похож на Акелу на Скале совета. Несомненно, они правы.

Прошедшая зима была довольно холодной. Иногда температура падала до минус двадцати, даже двадцати пяти градусов. Жучок и Волчок провели её на улице. Я не раз видела, как жители «хрущёвок» в холодные дни приглашали собак в парадные – погреться. Жучок, бывшая домашняя собака, явно склонен был согласиться. Волчок, никогда в жизни не бывавший в замкнутом помещении, отказывался. Жучок расстраивался, но друга не покидал.

Дикий Волчок умеет делать лёжки в опавших листьях и в снегу. Когда он сворачивается и ложится в них, то снаружи остается только небольшой клочок шерсти, прикрытый кончиком хвоста. Жучок лёжек раньше не делал, но теперь, кажется, научился. А может быть, все лёжки делает Волчок, а потом уступает одну из них приятелю?

Когда я вернулась на работу после отпуска, то обнаружила, что Волчок исчез. Одинокий Жучок бродил по кварталу и смотрел на всех грустными шоколадными глазами. Что случилось с Волчком – погиб, попал под машину, убили какие-нибудь нелюди?.. Представить себе, что кто-нибудь взял домой взрослую дикую дворняжку, казалось невозможным… Потом вдруг я увидела под знакомой берёзой два свернувшихся клубка. Неужели вернулся Волчок?.. Где-то залаяла собака. Клубки тут же развернулись и вскочили. Один из них оказался Жучком, а другой… другой был незнакомым тонколапым щенком-подростком с лисьей мордочкой и какой-то долей колячьей крови. «Вот так, – подумала я. – Этого, в сущности, и следовало ожидать. Наставник молодёжи Жучок, оставшись один, подобрал себе новую пассию из брошенных и потерявшихся собачек. Жизнь продолжается…»

А ещё через неделю вернулся Волчок. Где он был? Нет ответа. Может быть, любовь?

Щенка колли Волчок, вовсе не разделяющий любвеобильности Жучка, прогнал в первый же день. Щенок, по счастью, не погиб, а прибился к стае собак, живущей возле больницы имени Костюшко. Недавно я его там видела. Жучок, судя по всему, на самоуправство Волчка не обиделся, размышляя в пределах пословицы: «Старый друг лучше новых двух…»

Однажды днём я шла с работы и даже слегка удивилась, отметив отсутствие Жучка и Волчка в пределах видимости. Пройдя ещё метров сто, услышала лай. Лаял Жучок, которого не было видно из-за зарослей пожухлой травы. Волчок стоял около строительного бетонного забора. Вся его поза выражала настороженность и тревогу. Что-то в этой картине встревожило и меня. Я остановилась и огляделась вокруг.

– Кошку, должно быть, гоняют, – охотно откликнулась одна из трёх сидящих на скамейке старушек, поймав мой ищущий взгляд. – Она от него под забор, вот он и сердится…

– Это не охотничий лай, – возразила я. – К тому же Жучок не охотится на кошек. Он к ним равнодушен.

– Ну тогда, может, лягушка, – поддержала разговор другая старушка. – Или пьянчужка какой под забором уснул. Жучок пьяных не любит…

В это время Волчок поднял острую морду и завыл, словно обвиняя в чём-то хмурое, тяжелое небо. Я перехватила сумку и решительно зашагала к забору. Трава влажно шуршала, а репьи радостно повисали на моих брюках и куртке. Жучок выскочил мне навстречу и, не переставая лаять, закрутился вокруг.

Раздвинув чертополох и репейник, я увидела скрюченную фигуру пожилого мужчины. Венчик седых волос вокруг лысины шевелился от ветра и контрастировал с жуткой неподвижностью самого человека. Рядом валялась коричневая кожаная сумка, из которой выкатились на траву две бутылки. Я бросила сумку и зонтик, встала на колени и осторожно перевернула лежащего человека. Спиртным не пахло, губы синие… Запавшие виски, вокруг глаз – чёрные круги. «Сердечный приступ!» – решила я. Вой Волчка сменился хриплым кашлем. Жучок заглядывал мне под локоть. В шоколадных глазах застыл вопрос. Я поискала пульс сначала на тонком сером запястье, потом на шее. Не нашла. То ли нет, то ли я не умею искать. Я не медик, но делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца меня учили ещё в Университете, на военной кафедре. Я достала из сумки одноразовый бумажный платок, расстегнула байковую детскую курточку, явно купленную в секонд-хенде…

– Жучок, приведи кого-нибудь сюда! Быстро! Беги! – сказала я, начиная массаж.

Жучок завертел головой, дёрнулся в направлении скамейки со старушками.

– Нет! – возразила я, не отдавая себе отчета в том, что говорю с собакой, как с человеком. – Кто-то другой, кто может бегать. Дети! Иди на площадку, Жучок! Приведи детей! Дети! Ищи!

Жучок скрылся, в траве сбоку блеснули настороженные глаза Волчка.

– Голос, Волчок! – потребовала я. – Голос! А-у-у! – коротко провыла я, подражая зимним песням волков.

Волчок шарахнулся в сторону и сразу же залился хриплым, срывающимся лаем.

Сколько прошло времени, не знаю… В бок ткнулся нос Жучка, и сразу послышались встревоженные детские голоса:

– Чего тут? Дай я посмотрю! Пусти! Я этого дедушку знаю. Он в девяносто четвёртом доме живёт!

Один из ребятишек – мой старый клиент. Дисграфия, гипердинамический синдром… Как же его зовут? Необычное какое-то имя… Тимур!

– Тимур?

– Что, Екатерина Вадимовна?

– Быстро беги на станцию «Скорой помощи». Это сразу за поликлиникой. Там машины стоят. Знаешь?

– Да, знаю! Что сказать?

– Скажи, человек без сознания. Возможно, сердце. Возможно, нужна реанимация. Быстро бегите, все, изо всех сил…

Машина подъехала довольно быстро. Знакомый врач (когда-то он работал в нашей поликлинике) командовал загрузкой, продолжая массаж. Рядом суетилась женщина, обламывавшая головки ампул. Дети и Жучок заглядывали на носилки. Волчок жался к забору. Я растирала онемевшие кисти рук.

– Что? – спросила я.

– Видимо, инфаркт, – коротко ответил врач.

«Жить будет?» – хотела спросить я, но фраза показалась слишком киношной.

– Вытащите?

– Не знаю. Попробуем. Вот эта, что ли, собачка, его нашла? – Врач кивнул на Жучка.

– Да, да, да… – загомонили дети.

– Молодец, пёсик. – Врач наклонился и потрепал Жучка по загривку. – Дайте ему колбасы, что ли…

«Скорая» отъехала.

– Пойдём, Жучок, пойдём, – засуетились ребята.

Я поняла, что сейчас Жучок хорошо поест. Волчку, впрочем, тоже достанется.

– Кто знает, где живёт дедушка?

– Я только дом… – отозвался самый маленький из детей.

– Хорошо, идите к старушкам со скамейки. Отнесите сумку. Расскажите всё. Они всех знают. Предупредите родственников дедушки. Если он живёт один, пусть бабушки позвонят к соседям. Родственники могут жить отдельно. Всё поняли?

– Всё. Всё сделаем, Екатерина Вадимовна. Не беспокойтесь, – сказал Тимур. Серьезный, вырос. Хотела спросить про учёбу, передумала. При чём тут учёба?

Дети ушли. Жучок прыгает вокруг. Волчок идет сбоку. Старушки на скамейке вытягивают шеи, ждут новостей. Я подбираю свою сумку, зонтик, иду домой.

Скоро зима… Средняя продолжительность жизни бродячих собак – три года. Жучок уже прожил этот срок. Волчку – третий год. Переживут ли они эту зиму? Домашние собаки в среднем живут около десяти лет. Жучок и Волчок привыкли к такой жизни. Им не надо другой. Это редкость. Большинство собак, оказавшись на улице, страдают и погибают. Оглядитесь вокруг. Может быть, вы что-то можете сделать?