1
– Я тебе помог?
Барис лишь удивленно посмотрел. Что еще хочет младшенький?
Алексей поглаживал ноющую руку. Лекарство венецианца оказалось удивительно действенным для восемнадцатого века, но затянувшиеся раны чесались, сросшиеся кости ныли, а от хромоты он и до смерти вряд ли избавится.
Помочь с разведкой была его инициатива. Барис, пытаясь вернуть память, достал как-то из схоронки оставленный младшим братом походный мешок. К удивлению, внутри оказался целый шпионский набор: несколько париков, накладные усы и бороды, краски, клей. Кроме средств, изменяющих внешность, там были и мелкие атрибуты перевоплощения: четки, кольца, бляхи, несколько писем с требованием оказывать содействие подателю, Коран с закладками, наборный пояс, потрепанная Библия с посеребренным крестом священника. В углу, завернутые в промасленный холст, лежали пузырьки с тщательно притертыми крышечками. Что внутри, Алекс не выяснял, но подозревал, что или снотворное, или отрава… Целый арсенал средневекового Джеймс Бонда. Только Астон-Мартина не хватало.
Алекс сам предложил брату помощь в поиске тех турок, которые так потрепали отряд Карабариса. Сидеть в деревне было скучно, окрестности он уже исходил, хотелось попробовать себя в чем-то серьезном. Белли намекал, что его отпуск не будет долгим, так что пора было набирать форму. Потемкин верил, что сумеет разобраться в способностях и обязанностях предыдущего обладателя тела. Для начала, необходимо было вернуть простейшие навыки. А что является основой для шпиона-нелегала? Конечно же искусство мимикрии.
Возможно, ему еще не следовало напрягать неокрепшее тело. Ведь неделю назад он не мог двигаться без костылей. Да и сейчас предпочитал для дальних путешествий спину ослика или мула. Ступать на левую ногу было неприятно, рука не слушалась, а спина и бок, истерзанные палачом, хотя и зарубцевались, но еще побаливали. Однако, слова старухи цыганки не оставила выбора.
Чтобы найти ключик к возвращению домой, надо было выкрасть из-под носа турок замурованную в стену внучку старой ведьмы.
Карабарис заниматься такой ерундой отказался. Слишком рискованно, да и выгоды никакой. Не рассказывать же ему об истинных мотивах? Пришлось на ходу разработать небольшой план по вовлечению гайдуков и их атамана в дело освобождения Френи.
И для начала Алексей предложил помощь в мести.
Арамбаши уже неделю только и говорил о том, что он сделает с теми, кто так «подло» подставил их под османскую засаду. Разрабатывал способы казни, совещался с бойцами, посылал и опрашивал лазутчиков из числа пастушков.
Гайдуки традиционно не занимались разбоем в тех местах, где жили сами. Для налетов выбирали цели, расположенные за десятки, а часто и за сотни километров. Обычным делом было, когда сербские «борцы за свободу» чистили дома богатых греческих потурченцев, а валашские или болгарские гайдуки подвешивали на двери дома зарвавшегося боснийского купца-мусульманина или албанского кади. Такие рейды разрабатывались неделями, на особо крупные цели часто объединялись две или три четы.
А тут у порога дома получить такой отлуп! Позор!
Тут даже в город некого послать из своих – узнают.
Карабарис ходил черный, как грозовая туча. И Алексей не без основания решил, что за помощь в таком деле, он может рассчитывать на ответную услугу от брата.
Тот поначалу упирался и отказывался от помощи, но когда перед его глазами вместо хромающего русского дворянина предстал седой старик-хаджи, арамбаши покачал головой и согласился. Лишь предупредил, что за братом будет присматривать, находясь в отдалении.
Но получилось так, что входить в город даже не понадобилось.
Теперь, когда атаман горцев прикидывал, как он проведет своих людей в Котор, Алексей стремился получить ту самую ответную услугу.
– Я тебе помог? – он повторил вопрос.
Карабарис хмыкнул:
– Конечно… Я устал рыскать по побережью в поисках этого змеиного выкидыша. Люди требуют вести их в поход, щипать богатых каплунов, а мы по окрестным горам ищем, в какую щель этот Ахан забился, – арамбаши положил руку на плечо брата. – Так что – да. Ты мне здорово помог.
Потемкин подвинулся ближе.
– Так и ты мне помоги.
– Опять? – лицо Бариса скривилось, как от зубной боли. – Не могу я разобрать стену Котора! Даже если очень захочу, всех людей положу, все, что получится – пару камней свернуть. Пока ребята кирками махать будут, нас янычары со стен по пояс в камень вгонят. Не могу! Не проси даже!
Он нахмурился.
– Да и сдалась тебе эта цыганка? Других баб в округе полно. Что-то до этого тебя в них все устраивало, а тут подавай именно ведьму?!
Алексей не сдавался.
– А если кто другой стену сломает?
– Как это? – не понял предводитель гайдуков.
– Ну другой кто… Или даже турки сами камни разберут, и тебе надо будет только цыганку от охраны отбить?
Арамбаши наморщил лоб.
– Чудно говоришь… Как это, турки сами стену свою разломают? Им то это зачем? С какого перепугу?
Потемкин не отставал.
– Тогда поможешь?
Барис пожал плечами:
– Почему нет? Помогу… Если дело минутное, то тут и разговора нет. Горы-то знакомые… Выскочим, пошумим, и нет нас.
Алексей улыбнулся. В его голове понемногу начал формироваться план. Пока еще только в набросках, но и это уже что-то.
2
Нелли очнулась от качки и жжения в спине.
Поначалу ей показалось, что она все еще в повозке, но шум вокруг не походил на хруст дорожного песка. Да и брызги, падавшие на ткань халата, не вязались с безоблачным небом над головой. Над головой? Там же должен быть тент.
Она приподнялась на локте. Слегка кружилась голова, дрожали руки, но не в ее привычке отступать.
Первое впечатление не обмануло. Она, действительно, была уже не в кочи. Вместо дощатого настила повозки работорговцев бока сдавливали узкие борта небольшой лодки. Ветхая посудина давно уже отжила свой век, через щели в бортах просачивались капли воды, отчего на дне скопилась изрядная лужа. Морская соль, попав на незажившие раны спины, и вызвала разбудившее девушку жжение.
Нелли подтянулась и села.
У ног Заволюжной, сидя на небольшой скамеечке, гребла рябая Ливка. Ее вспотевшее лицо с полузакрытыми глазами казалось нереально отрешенным. Если бы не мерные, мощные телодвижения, можно было подумать, что девушка спит.
В горле пересохло.
– Пить…
Глаза сербки открылись.
– Что?
– Пить.
Ливка аккуратно сложила весла, не вынимая их из уключин, нашарила за спиной кувшин и протянула товарке.
Нелли припала к треснутому горлышку. Теплая вода показалась дурманяще вкусной.
– Тебя как зовут, малявка? Ирюза? Фирюса?
Ливка была на несколько лет старше, но сразу старалась показать навязанной ей рабыне ее будущее место.
Нелли осматривалась.
Они болтались в двухстах метрах от берега, в небольшой бухте. Отвесные прибрежные скалы, густо заросшие кустарником, давали спасительную тень, но Ливка правила их утлое суденышко в открытое море, к еле различимому островку.
– Так как?
– А?
– Зовут как? – разозлилась сербка.
Нелли, у которой в голове вертелось столько вопросов, что аж язык чесался, не думая, брякнула:
– Нелли. Орнелла. В честь Орнеллы Мути, – и тут же выпалила. – Как мы сюда попали? Где турки? Ты сбежала?
Ливка лишь покачала головой на такую наивность и взялась за весла.
– А толстый тебя все время Ирюзой называл… Непонятно…
Сербка разворачивала лодку от берега.
– А куда мы плывем? Ты кто, вообще?
Кружилась голова. От выпитой воды даже спина уже не так горела. В животе разлилась приятная тяжесть, стало легче дышать. Но вместе с тем вернулась слабость, усталость. Разговор отнят у нее слишком много сил.
Нелли подтянулась к носу лодки и уселась так, чтобы опираться на небольшую перемычку между бортами. Ливка подбросила ей сверток с каким-то тряпьем, девушка с благодарностью подложила его под спину.
От размеренных движений сербки и еще жарившего солнца Нелли начала впадать в прострацию. Из наступающей дремоты ее вывел голос бывшей рабыни.
– Повезло тебе, малая. Очень повезло. Не знаю, что ты где какому богу пообещала, но такого везения мне еще видеть не приходилось.
Она остановилась на мгновение, вытерла пот со лба.
– Юнаки нас перехватили. Редко такое бывает, чтобы на одинокую повозку какой арамбаши позарился. Что там брать-то? А уж чтобы он невольниц свободил, так такого и не вспомнит, наверное, никто.
Она вернулась к веслам.
– По правде, он и нас собирался на небеса отправить… Выгоды с нас же никакой. А свидаков никто из ночного братства не любит, но… – Ливка усмехнулась. – Ведь вот оно как бывает… Дедок один за нас вступился. Чудной такой дедок. Вроде и старик, вроде и муслим самый что ни на есть, а за христианок-рабынь душа болит…
Она нашарила в поясе пару монет и показала их.
– Денег дали, лодку, провожатого… Сказали, чтоб домой добиралась и тебя с собой взяла. На ноги поставила, выходила… Чудно…
Ливка снова взялась за ручки весел.
– Я сама думала, что ему с того за выгода? По всему выходит – никакой! Ни прибытка, ни радости… А вот ведь как…
Она глянула на прикорнувшую на носу смуглянку. Глаза Нелли уже закрылись, доносилось ровное дыхание.
– Вот ведь оно как бывает… Вроде и не надо ничего человеку, а он и просто так добро делает… Вот…
Ливка бросила взгляд через плечо, убедилась, что курс верен.
– Спи, малявка… Как тебя там зовут? Орнелка? Спи, – сербка подналегла. – Нам только до Снурого острова дойти до вечера. А там Вук Сивый за сетями своими на баркасе придет. Неужто он дочку брательника своего до дома не доставит?
Она всмотрелась в лицо задремавшей малышки. Курносое, милое. Кучеряшки забавные. Одно слово – малявка.
Ливка прикрыла веки, чтобы солнце не слепило глаза. Единственный слушатель заснул, болтать больше не с кем. А ведь столько обсудить еще надо бы.
Ведь все-таки странный этот дедок был. Вроде и обычный жопоголовый, а ведет себя не так. С юнаками водится. А где это видано, чтобы турки с гайдуками дела имели? Денег дал… Не иначе, как его османы сами за что-то выгнали…
Может, за колдовство? Ведь бормотал он что-то ей вослед? Как заклятие накладывал…
Как же это звучало то? Ливка тихо прошептала:
– Солнны, солнны жжху, колю, колю клю?
Девушка встряхнула рыжими непослушными кудрями и крепче ухватилась за весла.
3
Сначала Барис просто рассмеялся над его предложением. Потом рассердился и долго орал. Затем выслушал снова и задумался.
Алексею пришлось уговаривать брата еще добрый час, прежде чем предводитель гайдуков неуверенно кивнул.
Потемкин привалился к валуну. Половина дела сделана.
Отряд ночевал в балке недалеко от города. Костров не разжигали. Горцы, привыкшие к спартанской обстановке, кутались в шерстяные плащи и грелись огненным лозовачем, изредка прикладываясь к пустеющим баклажкам. Кто-то чистил кинжал и проверял, хорошо ли смазаны ножны, другой правил заточку. Большинство спало.
К утру предстояла вылазка в город.
Первоначально арамбаши планировал захватить один из рыбачьих баркасов, на нем заплыть на территорию порта, притаившись, дождаться возвращения Айхана, застрелить его и, устроив пальбу и шум, прорываться через ближайшие ворота в горы.
Алесей предложил более сложный, но и менее рискованный вариант.
…Через час после рассвета к западным воротам Котора подъехала необычная процессия. Пятеро бородатых мужчин в крестьянских одеждах подвели к охраняющим город стражникам мула, запряженного в тележку со свежесрубленным дешевым гробом. Отстояв положенную очередь за желающими попасть на рынок жителями окрестных деревень, все пятеро постягивали шапки и выстроились перед командующим досмотром пожилым янычаром.
– Что тут у нас?
Располневший на мирной службе стражник взялся за крышку гроба. Сопровождающие сербы загомонили, но не стали мешать досмотру.
– Фу-у-у… – из-под крышки дохнуло запахом разложения. – Он же уже смердит! Куда вы это тащите?!
Вперед вылез пожилой, но кряжистый, как столетний дуб, дед.
– Уважаемый ага, это ж Симон, наш земляк… Он родом отсюда, да заженихался до нас, в Лаворицы. Когда помер, три дня назад, то сказал сыновьям и мне, куму его, чтобы отпевали, значит, его только в том храме, где и крестили… Вот…
Старик протянул завернутые в обрывок холста серебряные монеты.
Янычар одним движением подхватил протянутый платок, брезгливо развернул его, оценил содержимое, хмыкнул и ловко отправил монеты в подвешенный на поясе кошель.
– Дурное занятие, трупы возить… Он же заразу какую принести может! Что за то, что он там говорил?! Хоронить в ваших Лаворицах и надо было!
Глупые крестьяне не подымали склоненных голов, так что монолог турка пришелся лишь в стриженные затылки.
Стражник осмотрел фигуры неутешных родственников. Все сопровождающие были еще крепки, поджары, но… в складках худой одежды нельзя было спрятать ни кинжала, ни другого оружия. Быдло! Янычар раздраженно буркнул:
– Понаехали тут.
Но дорогу уступил. Путь в город был свободен.
Когда процессия отъехала от ворот, погонщик вместо того, чтобы держать путь к поставленному на склоне горы храму, развернул мула в сторону базара. Все крестьяне придвинулись поближе к гробу. Стало заметно, что многие из них сильно нервничают. Самый молодой из родственников потирал вспотевшие ладони, другой теребил тесьму пояса.
Лишь старик, назвавшийся кумом покойного, не выказывал признаков волнения.
– Тут, – еле слышно произнес старик, и двое из парней молча отстали от группы.
Один из них уселся у ступеней ближайшей к рынку мечети, второй двинулся к дому напротив.
Еще пара отбилась от них при повороте к южным воротам города. Один из крестьян зашел в лавку торговца готовой одеждой, второй постучался в дверь горшечника.
Сам старик остановил повозку с мулом у дома местного столяра.
4
Айхан Озтюрк только начал степенную беседу с подошедшим покупателем, как у его навеса остановился странный посетитель. Седобородый, согнутый годами старик в видавшем виды халате взялся за сложенные на прилавке образцы тканей, покрутил в руке мерную палочку, поддел краешек развороченного тюка.
Рядом напрягся телохранитель. Старый венецианский вояка, проведший в походах добрый десяток лет, нутром чувствовал опасность.
Айхан доверял этому чувству своего слуги. Доверял, но не следовал слепо. Да и отогнать человека, на голове которого белеет тюрбан совершившего хадж, купец не мог. Соседи, правоверные мусульмане, не поймут.
Купец подхватил со стоявшего у правой руки блюда горсть изюма, отправил его в рот и поискал глазами Ильхана, своего верного помощника.
– Что угодно? – подскочивший подручный заметил знак хозяина и начал теснить оборванца в сторону от прилавка.
Вместо ответа, просьбы о милостыне или еще какой ерунды, старик остановился, как вкопанный, нагнулся к лицу приказчика, всмотрелся в него и громко выдохнул:
– Слава Аллаху! Хоть этот выживет!
– Что? – оторопел Айхан.
Его работники лишь рты открыли на такую тираду.
Наемник-итальянец без приказа ступил вперед, закрывая хозяина телом.
– Что ты хотел сказать, уважаемый хаджи? – Озтюрка неожиданно взволновала фраза, оброненная каким-то прохожим оборванцем.
– Ничего, купец… – старик окинул взглядом невысокую фигуру и добавил. – Боюсь, что для тебя – ничего хорошего.
Он повернулся, чтобы уйти, но по знаку турка один из его приказчиков уже заступил дорогу.
– Ты куда-то спешишь, хаджи? Так не терпится сбежать, что даже не хочешь дать ответ на мой вопрос? Или ты из базарных говорунов, которые любят набивать себе цену, вываливая на людей тайны и придумывая то, чего нет и не было?!
Старик остановился и, склонив голову на бок, уставился на взопревшего на солнце купца.
Рядом с Озтюрком уже остановилось несколько прохожих, подтянулись торговцы и приказчики из соседних навесов.
– Аллах свидетель, ты сам меня просишь!
Оборванец придвинулся ближе, отчего набычилась шея у телохранителя-наемника.
Стало заметно, что левая рука хаджи завернута в пояс. Видимо, конечность высохла к старости. Кроме того, Айхан отметил, что незнакомец приволакивает левую ногу.
– Ты сам просишь! – громко повторил старик.
Айхан нахмурился. Что это с ним?
Что может сказать этот старец? К чему этот бессмысленный спор? Раскричался, как мальчишка, уличенный за подсматриванием у реки, где купаются девы. Откуда нервозность? Озтюрк громко выдохнул воздух, успокаиваясь. Все – из-за проклятых сербов! Юнаки! Влез в их свару, теперь убийцы за каждым углом мерещатся!
Он пропустил начало повествования старца.
– …И схватили меня, пытали, жгли огнем и руку резали, – оборванец заголил левый рукав, открывая страшную зарубцевавшуюся плоть с замотанной в обрывки холстины культей. – Да только не сломали дух мой, не сломили веру!
Озтюрк скривился. Еще один умалишенный дервиш! Он уже пожалел, что начал разговор.
За спиной купца остановился паланкин. Богатая турчанка, выбравшаяся на рынок, прислушивалась к эмоциональному гомону столпившегося народа. А оборванец как будто даже стал выше ростом.
– Но Аллах, послав мне испытания, дал и дар мне необыкновенный!
Айхан попробовал хмыкнуть, но получилось неубедительно.
– Дар видеть и выделять из толпы людей, над чьей головой уже занесен меч кисмет. Тех, чей срок близок!
– Ты видишь мертвых? – спросил кто-то из толпы.
– Я вижу живых, которые скоро станут мертвыми! Тех, над кем простерта длань Азраила.
Айхан удивился:
– При чем здесь я?
Старик сверкнул глазами:
– Думай, купец! Думай, откуда явится к тебе посланник рока! Бывало так, что те, кому я предсказывал худшее, молитвами и заступничеством Аллаха находили выход!
Озтюрк сделал непроницаемое выражение лица. Сейчас этот оборванец заявит, что за небольшую плату он возьмется решить эту проблему… Сейчас… Купец еле сдерживался. Только брякни лжепророк что-то подобное, и Айхан тогда уже не посмотрит на белый хадж на голове незнакомца. Люди Озтюрка проучат прохиндея так, чтобы тот навеки забыл дорогу в Котор!
Но старик лишь развернулся и с достоинством двинулся прочь от налившегося гневом купца. Озтюрк опешил. И это все? Большинство собравшихся вокруг правоверных тоже остались в недоумении.
Когда странный хаджи отошел на десяток шагов, раздался взрыв. Стоявший у крайнего навеса гончарного ряда кувшин внезапно изрыгнул клубы дыма и, взлетев на высоту в несколько локтей, с грохотом разорвался.
Телохранитель прыгнул вперед, заслоняя хозяина. Вокруг засуетились: кто-то присел от страха, некоторые засеменили к выходам с рынка, остальные же еще только вытянули шеи, силясь рассмотреть, что там, у лавки гончара, происходит. Айхан и сам приподнялся на цыпочках, заглядывая за частокол спин.
Широкая ладонь заткнула открывшийся рот купца, рывком втянула ошеломленного турка в паланкин.
– Это тебе, потрох, за Небойшу с Огненом!
Тонкое и острое, как шило, лезвие вошло в ухо Айхана. Вошло и оборвало недолгую жизнь. Мгновение спустя уже мертвое тело полетело в базарную пыль.
Следом за первым рванул второй кувшин.
– Убивают! – чей-то истошный вопль вдали буквально разорвал тишину замершего рынка.
Как удар хлыста разгоняет табун лошадей, так второй взрыв и крик заставил разбежаться всегда охочих до зрелищ зевак. Впереди стремящейся в закоулки толпы пара сербов шустро волокла богатый паланкин.
Телохранитель, убедившись, что угрозы со стороны гончарной стороны нет, развернулся, затем склонился над некстати разлегшимся господином. Губы Айхана были сжаты, глаза закрыты, на теле ни единой раны. Что случилось?
Из уголка рта на землю потекла тонкая струйка крови. До наемника дошло.
– Всем стоять!
Но его уже никто не слушал. Те, кто не успели исчезнуть в темноте лавок и ближайших харчевень, спешили убраться поглубже в недра улиц, подальше от беспокойной нынче рыночной площади.
Последним аккордом над площадью разнесся эзан муэдзина.
Спустя полчаса, когда базарные стражники еще только выглядывали среди выходящих из джами правоверных кади для того, чтобы тот отдал приказ закрыть ворота Котора, охрана южных ворот остановила стремящийся из города кочи. Пожилой мул с трудом тянул повозку, в которой громоздились обширные телеса двух крупных турчанок. Как и положено истинным мусульманкам, их лица были скрыты под густой вуалью, головы замотаны платками и шалями, тела прикрывали длинные платья-халаты.
– Кто и куда? – устало спросил старший янычар.
Один из двух сопровождающих повозку мужчин, по виду – телохранитель, пожал плечами.
– В Радовичи. Куда же еще?
Янычар удивленно застыл.
– По дороге? Когда любой рыбак вас за монетку в мгновение ока туда доставит?
Телохранитель почесал кудлатую голову.
– Так-то оно так… Верно… Да только госпожу на море мутит. А она нынче… Не желает волноваться.
Вместе с сумбурным объяснением в руку постового перекочевала серебряная монетка.
– А сама она немая, что ли? – усомнился янычар, пряча в пояс подношение.
– Да нет. Молитву читает.
Стражник рассмотрел в руках женщин четки и успокоился.
Повозка покатилась в сторону скал.
Когда кочи завернул за ближайший выступ, створки ворот захлопнулись. Базарная стража все-таки нашла местного судью.
5
– Так ты говоришь, что видишь недоступное остальным?
Голос Салы-ага был сух. Дахий, один из четырех янычар, поделивших власть в Сербии, самолично взялся за расследование странного убийства.
Он не верил оборванцу, но не спешил с поспешными выводами. Белый хадж на голове незнакомца – символ достаточный, чтобы выслушать и постараться понять, но это не значит, что носитель тюрбана непогрешим.
Алекс искоса оценивал турка.
Салы-ага, дахий. Пятидесятилетний слегка располневший, но еще крепкий в кости мужчина. Шитый золотом халат, наборный пояс из золотых пластин, даже на тюрбане золотая брошь. Одутловатое лицо, на котором выделяются толстые мясистые губы сластолюбца и пустые, холодные, как морская галька, змеиные глаза. Дахий считал себя полноправным хозяином этих мест, и убийство турка под самым носом вывело его из себя.
– Уважаемый, я уже два раза рассказал всю мою историю, – Алекс, одетый в лохмотья дервиша, нервничал. – Да! В горах меня словили заросшие шерстью разбойники. Они пытали меня огнем, рвали клещами, ломали суставы, чтобы я отринул истинную веру и принял крест… Аллах, да будет воля его, дал мне силы и укрепил в час испытания, так что я выжил… выжил с именем Аллаха на устах… За это всевышний даровал мне необычную награду. Я вижу тех, над кем судьба уже занесла меч. Иногда в таких случаях мне удается предупредить угрозу, отвести опасность. Но такое получается лишь тогда, когда человек сам стремиться избавиться от угрозы, борется, а не отказывается от помощи.
– Ты говоришь, как наставник из медресе… Это Аллах вложил тебе в уста слова учености?
Салы-ага потирал щеку. Он все еще не верил услышанной сказке.
«Только бы не начал раздевать или за накладную бороду дергать».
Алекс дважды проверял крепость искусственной бородки, сам смешивал клей, и старался не паниковать. Но мысли в голову лезли. Кроме бороды, был еще один слабый момент в его рассказе.
– Сколько тебе лет, бродяга?
– Вот уже тридцать четыре года я пылю на этой земле, о ага… – Алекс поклонился.
Дахий нехорошо усмехнулся.
– Ты седой, как лунь. Ходишь, как утка, рука – за поясом… А все еще не разменял пятый десяток лет?
– Испытания, посланные мне всевышним, убелили мне волосы и ослабили члены мои… Но я еще не стар.
Салы-ага хмыкнул. Он сам не знал, за что взъелся на этого слабоумного дервиша. Что-то казалось ему неправильным в этом человеке, волновало.
– А мне? Что ты скажешь мне, путешественник?
Дахий всматривался в черты лица предсказателя, силясь заметить то, что заставило его беспокоиться. Может, слишком часто потирает бороду? Стоит не так?
Алекс склонился в глубоком поклоне.
– Уважаемый, Аллах послал тебе свое благословение и годам твоей жизни еще ничего не угрожает.
Дахий милостиво кивнул.
– Как ничего не висит над близкими твоими и слугами… – Алекс продолжил и повел рукой, очерчивая круг приближенных. – Но над ним…
Еле заметный взмах рукой.
Все заинтересованно повернулись. Я нескольких шагах от дахия переминался с ноги на ногу низенький полный мужчина. При словах дервиша-предсказателя он удивленно замер.
Потемкин пророчествовал:
– Этому славному человеку, так же, как и вот этому, – палец уверенно указал на сухопарого старичка. – Им уже мало что поможет.
Дахий удивленно нахмурился. Он силился понять, можно ли рассматривать сказанное как угрозу или списывать на божественную благодать.
– Я? – пискнул старичок.
Толстяк просто побелел. После того, как пришлый дервиш на рынке предсказал смерть Айхана, большинство обывателей поверило в то, что оборванец может видеть приближение чужой смерти.
Алекс скорбно закатил очи.
– Я не могу сказать, когда вас настигнет наложенное проклятие и где… Но это будет скоро, в этом могу уверить.
Салы-ага побагровел.
– Что за белиберда, несчастный?
Вокруг загудела толпа. При дворе властителя края всегда ошивалась куча прихлебателей, просителей и прочего сброда.
К Потемкину подступили воины охраны. Дахий жестом удержал их и удивленно зарычал:
– Какое проклятие?
Алекс жестом перенаправил вопрос на замершую парочку чиновников. Толстяк и старичок только удивленно трясли головами. Потемкин решил подтолкнуть буксующую мысль:
– Может, вы сделали зло какой ведьме? Нарушили планы почитателей нечистого? Разрушили церковь почитателей дьявола? Разогнали шабаш?
Все замерли, ожидая ответа.
Толстячок подскочил:
– Ведьмы! Я приказал замуровать в стене огнепоклонниц! Чертовых цыганок! Их схватили у порта и судили… Он судил, – толстячок кивнул на старичка.
Алекс сделал понимающее выражение лица.
– Это многое объясняет… Посмертное проклятие ведьмы… Снять его самому почти невозможно.
Дедок побелел и покачнулся. Сбоку подлетели помощники, старика подхватили, подали воды.
Дахий смотрел на это, как на базарный спектакль. Когда стало ясно, что сухопарый кади не умрет, по лицу янычара пробежало облачко досады. Он повернулся к почтительно замершему Алексу.
– Ты не такой пустомеля, как кажешься… божий человек… – дахий развязал тесьму на поясе, выудил из кошеля пару монет и бросил их в пыль у ног прорицателя.
Потемкин с трудом согнулся и подобрал серебряные кругляши.
Салы-ага думал недолго.
– Ступай, человек. С тебя сняты обвинения… Но из Котора без моей грамоты тебя не выпустят… Пока тут поживешь… Мало ли…
Дахий и сам не знал, зачем ему этот странный дервиш.
Но делать поспешные выводы ага не спешил.
6
Алекс не успел покинуть базарную площадь, как его догнали. Двое молодых турок, стоявших за спиной толстячка, загородили дорогу и почтительно попросили дождаться хозяина. Потемкина провели в ближайшую чайхану. При виде казана с пловом во дворе, Алекс непроизвольно сглотнул слюну: он не ел целый день. Турки переглянулись. Через минуту столик перед оборванным прорицателем был уставлен едой. Плов, сладости, фрукты, лепешки, чай.
Толстяк и старичок кади появились только через двадцать минут.
Жирный боров оказался начальником городской стражи, его люди охраняли стену. Кади вынес приговор. Это Потемкин знал еще утром. Вчера люди Карабариса все выведали. Вместе с описаниями причастных турок и перечнем их вредных привычек и болезней.
Теперь предстояло сыграть главную часть спектакля.
– Божий человек, как звать тебя?
– Алеф…
Толстячок замялся.
– Алеф-хаджи, подскажите… Вы так точно все сразу определили… С ведьмами… и с Айханом этим…
Старичок перебил невнятное бормотание и выпалил то, что занимало их умы последние полчаса.
– Если это правда… Если на нас… Как снять проклятие?
Глаза обоих собеседников горели. Потемкин понял, что разговор идет в нужное русло.
Искусству подвести клиента к правильному вопросу, заставить его увидеть в тебе спасителя, друга и высшее существо, научил своего помощника еще старый ведун. Заволюжный владел такой наукой мастерски.
Алекс опустил глаза, чтобы скрыть усмешку.
– Что можно сделать? – он переспросил.
Оба турка придвинулись.
Оборванец, сидевший перед ними, внезапно переменился. Плечи расправились, спина выгнулась, в жестах появилась уверенность и сила.
– Самое главное. Вы уверены, что дело в тех огнепоклонницах? Ведьмы ли они?
Неуверенные кивки.
– Точно?
– Да, Алиф-хаджи.
– Алеф! – поправил Алекс.
Толстяк смутился.
– Алеф-хаджи… Конечно… Старая карга шептала что-то, угрожала. Я сразу почувствовал неладное.
Старичок лишь прошипел что-то в знак согласия.
Алекс положил ладонь правой руки на стол. Медленно провел ей по кругу, оба турка следили за его жестом, не отрываясь.
«Хорошо».
– Есть два варианта. Первый. Вы оба идете в мечеть. Молитесь, прося Аллаха о помощи и заступничестве. Если ваша вера чиста и искренна, если ваши души не запятнаны, то Аллах подымет над вами щит веры…
Турки молчали, ожидая продолжения, но Потемкин не спешил.
– И?
– Что?
– Второй вариант?
Алекс притворно вздохнул.
– Заклятие умирающей ведьмы – опасная субстанция. Почти вещественная… Ей может противостоять только истинная вера. Чистая, незапятнанная. Лишь праведник выстоит против такого. Но вы же сильны в вере? Нигде не нарушали заповеди, посланные нам Аллахом через пророков своих?
Лица турок перекосились.
– Э-э-э… Все-таки… Так как там насчет второго варианта?
Алекс перегнулся через стол.
– Если не желаешь, чтобы ведьма наслала на тебя проклятие, надо хоронить ее на пересечении дорог, ровно в полночь и с осиновым колом в груди. Да на могиле молитву отчитать поутру, – он добавил ехидно. – А не в стену замуровывать.
Толстяк поднял глаза в потолок и тихо чертыхнулся.
– Кто ж знал!
Старичок подвинулся поближе.
– Ты можешь сделать это, уважаемый?
– Что?
– Перехоронить этих чертовок, сняв с нас их… ее ворожбу?
Потемкин замялся.
– Это опасно… Когда снимаешь проклятие всегда рискуешь, что оно падет на того, кто рядом будет? И тут уж даже я не помогу. Может, лучше попробовать с именем Алла…
Его прервали.
– Если сумеешь, то получишь двести курушей.
Алекс возмущенно вскинулся.
– Я не базарный факир. Если я возьмусь за такое, то не за деньги!
Толстяк нахмурился, но тут же поменял выражение лица, пустил слезу.
– Детей не оставь сиротками!
Рядом умильно поглядывал старикашка кади.
Потемкин деланно вздохнул.
– Только из сострадания, – он придвинул к себе блюдо с лепешками и медом. – Добрые люди должны творить добро… Потому их и называют – добрыми.
Кади с сомнением покачал головой:
– А получится?
Алекс удивленно выкатил глаза:
– Что вы, милейший! Конечно получится. Мы, мусульмане, не обманываем друг друга.
Кади и начальник охраны со вздохом переглянулись.
7
К вечеру убийство Айхана перестало быть главной новостью дня. Весь Котор судачил о том, что пришлый дервиш взялся снять заклятие с городского кади и начальника городской стражи, для чего нужно разобрать стену и перехоронить ведьм. Еще из уст в уста передавали слова прорицателя о том, что черная смерть и мужская немочь может пасть на того, кто будет рядом с ним во время ритуала. Потому как полностью уничтожить силу проклятия он не сумеет.
После такого предупреждения, естественно, среди каменщиков желающих разбирать кладку стены не нашлось. Пришлось городскому кади послать рабов.
Так они и двинулись с началом сумерек: пришлый оборванец, троица понурых рабов с кирками и пятеро стражников. Алекс с удивлением заметил, что на вооружении последних были, кроме кривых ятаганов, лишь луки, давно считавшиеся в Европе анахронизмом. Только старший из турок нес на плече длинноствольное ружье.
…Рабы вяло ковыряли свежую кладку. Расставленные у стены треноги с горящими поленьями давали немало света, так что было заметно, как с наступлением темноты глаза охранников становятся все более круглыми от страха.
Потемкин, как мог, старался поддерживать это состояние. Вздыхал и сетовал на то, что вряд ли доживет до утра, спрашивал крепки ли окружающие в вере, рассказывал выдуманные истории про ведьм и ночных вурдалаков. К тому моменту, когда кирка рабочего провалилась в пустоту, стража шугалась уже каждой полевой мыши.
Обычно ночью стены Котора патрулируются каждый час. Но нынче никто не тревожил их. Патрули старательно обходили проклятое место. Алеф-хаджи обещал уложиться до полуночи, и янычары, командующие ночной стражей, решили, что за несколько часов с городом ничего не случится.
Алекс еле заметно сплюнул. Лишь бы не сглазить такую удачу.
Один из невольников ойкнул и отступил. Из стены вывалился камень, выворачивая кусок кладки. Дальше была пустота.
– Я боюсь, – хрипло выдохнул самый молодой турок.
Произнес он это негромко, но среди наступившей тишины слова услышали все.
Из зева провала раздался слабый стон.
Рабы, как по команде, побросали кирки и, гремя кандалами, припустили от стены. Стража попадала на колени. Только двое из них схватилось за оружие, остальные тихо молились.
Даже Потемкина, который был уверен, что бояться нечего, и того передернуло.
– К-к-кто там? – проблеял ближайший охранник.
Алекс пожал плечами, вытянул из жаровни на треноге приготовленный факел и шагнул к пролому.
Внутри стены оказался своеобразный пенал размерами полтора на два метра и глубиной с метр. Из проема дохнуло зловонием и запахом разложения. Алекс прикрыл лицо. «Неужели там еще есть кто живой?»
Шум раздался снова.
Из кучи тряпья на дне провала высунулась узкая ладошка. Обкусанные пальцы слабо царапнули по краю камня. Рука исчезла.
Потемкин задержал дыхание и полез внутрь. Через минуту он выволок скрюченное тельце. Весила внучка ведьмы не более тридцати килограмм.
Это усилие не прошло даром. Рука и бок налились огнем. Все-таки еще рановато для таких нагрузок – сам недавно на тот свет вблизи смотрел.
Алекс опустил Френи и привалился к стене. Затем присел и прислушался. Дышит! Верно сказала старуха – жива внучка.
Из темноты выступили турки охраны.
– Она не сдохла?
Потемкин, отдышавшись, выдохнул:
– Она питается вашим страхом. Чем больше будете бояться, тем сильнее она станет, олухи!
Мелькнула сталь клинков. «Нервы у них ни к черту!»
– Что задумал?
Алекс старался поймать взгляд паренька, вытащившего саблю. Но тот, посеревший от ужаса, глядел только на тело ведьмы.
– Я-я-я зарублю ее, эфенди! И пускай будет то, что будет!
Потемкин прикрыл собой тело цыганки. Это остановило стражника.
– С ума сошел? Все, что делаем, пустишь побоку! Она в тебя через кровь перейдет!
Паренек отпрыгнул.
Все пятеро смотрели на оборванного «божьего человека», ожидая его действий. Надо было направить их, дать им задание. Только не оставлять один на один с неизвестностью и собственными страхами.
– Ты! – Алексей подозвал самого стойкого. – Тут должна валяться тележка, если невольники с собой не утащили.
Один из охранников не выдержал напряжения:
– Да пошло все пропадом! Я с нечистью воевать не буду!
Он бросил на землю лук и побежал вдоль стены к ближайшим воротам.
Оставшиеся проводили его долгими, задумчивыми взорами.
«Если еще пара сбежит, будет неплохо», – пронеслось в голове лже-прорицателя.
Но турки понемногу собирались с духом. Двое приволокли тележку, один вытащил из-за пояса кол. Самый старший разжег два факела.
«Где Барис?!» – забилось в голове Потемкина.
8
К полуночи дела стали похуже.
Турки еще мандражировали, но уже без прежней паники. Понемногу стражники сумели взять себя в руки, успокоились и… Теперь уже Потемкин еле сдерживал себя.
«Где гайдуки?» – Алекс всматривался в темень.
Вокруг были обычные ночные холмы. Стрекотали и жужжали насекомые, гудел ветер в кронах низких деревьев, заливались цикады и кузнечики.
Стражники уже выкопали глубокую яму и требовали заканчивать ритуал.
«Где же эти гребаные юнаки?!»
Алекс тянул время как мог. Он придирался к могиле, потребовал заменить пару кольев, долго и нудно гундосил белиберду над телом полуживой цыганки.
Турки настаивали… А людей Карабариса все еще не было.
– Нет! Этот песок не годится! – он отбросил плошку с дорожным песком, вытребованную час назад. – Принеси мне земли с того холма, о воин!
Турок зыркнул исподлобья, но перечить не стал. Подхватил плошку и потрусил в темень.
– А ты срежь пять веток кустарника, растущего у дороги… Только не этого, а того, что у коровьей тропы.
Второй охранник, чертыхаясь, исчез в темени. Осталось двое: усатый пожилой начальник и совсем еще подросток, безусый паренек в потрепанном халате.
– Дай кинжал! – Алексей протянул руку к старшему турку.
У усатого на руке заряженное ружье. Если изловчиться, то можно постараться зарезать турка, застрелить второго и оттянуть тело Френи с дороги. На выстрелы турки если и прибегут, то рыскать по кустам не станут.
Возможно, матерый солдат почувствовал неладное. Может, просто не решился приближаться к ведьме и странному дервишу. Кинжал полетел к ногам прорицателя.
Алекс поднял клинок, вздохнул и выпрямился.
– Барис, если ты меня слышишь! Сейчас – самое время! Стреляйте же, черт вас побери! – проревел он на русском.
Турки приняли незнакомые слова за часть ритуала. Младший быстрее зашептал слова молитвы.
Одинокий выстрел прозвучал как гром среди ясного неба. Усатого турка развернуло на месте и бросило к ногам застывшего Алекса. Второй охранник отпрыгнул из круга света и начал посылать стрелу за стрелой в сторону вспышки. При этом он молился, не переставая ни на мгновение.
– Возьми ружье! – Потемкин протянул ружье убитого.
Турок с благодарностью кивнул и подскочил к дервишу.
Ойкнул, схватился за живот, осел… На лице промелькнули изумление, досада, удивление и детская обида.
– Прости… – слова глупого извинения слетели с языка Потемкина сами собой.
Уже мертвый паренек соскользнул с окровавленного кинжала. Алекс осел в дорожную пыль вместе с ним.
Из темноты выскочил знакомый силуэт.
– Космин? – Потемкин узнал одного из людей брата.
– Петр? Ты что тут делаешь?
Юнак мимоходом срезал кошель убитого турка, подхватил трофейное ружье и прильнул к земле.
– Как что? Где Карабарис? Где остальные?
Гайдук при виде цыганки присвистнул, закинул ружья за спину и подхватил тело девушки.
– А мы тебя полночи у южных ворот ждали…
– Какого черта?
Из темноты вылетела стрела, свистнула возле уха и унеслась дальше. Гайдук чертыхнулся, затоптал валяющийся на земле факел и юркнул в кусты. Потемкин, пошатываясь, двинулся следом.
9
К месту ночевки отряда Карабариса они добрались только под утро. Как рассказал Космин, вечером к ним вышел какой-то мужичок. Незнакомый серб назвался подручным брата арамбаши, Петра. По его словам, Петр послал его гонцом из Котора, чтобы предупредить, что место нападения поменялось. Вместо северных ворот надо было ждать турок у южной части города.
Полночи гайдуки отсидели в кустах, провожая взглядами каждый караул.
А к полуночи странный посланник исчез.
Когда стало ясно, что никого они не дождутся, Барис увел чету, давая возможность уставшим бойцам отдохнуть до утра. Космин же потихоньку отстал и двинулся в гости к одной вдовой рыбачке, проживающей неподалеку. И случайно напоролся на колдующего дервиша.
Сам Космин Росу был из румынских староверов, русский язык в него вбили в глубоком детстве. Поэтому, когда оборванец закричал, чтобы Барис не медлил, юнак решил вмешаться. Лишь оказавшись рядом, он узнал в бородатом незнакомце того самого Петра, чьего появления они так и не дождались.
Алексей выслушал сбивчивый монолог вполуха. Путешествие через холмы подорвало слабое здоровье. Перед глазами кружились хороводы шариков и стеклянных палочек, земля норовила убежать из-под ног.
Когда стало ясно, что преследовать их никто не собирается, румын сделал привал.
Космин волок бесчувственное тело цыганки и помочь измученному Джанковичу никак не мог. Лишь предложил глоток самогона из деревянной баклажки. Потемкин отказался. Воды у разбойника не было. Гайдук хмыкнул и влил пару глотков в приоткрытый рот полуживой ведьмочки. Спина спасенной узницы выгнулось дугой, спазмы скрутили тело, но спустя пару минут щечки девушки порозовели.
Отдохнув немного, они побрели дальше.
Когда за два часа до рассвета спящего арамбаши посмели растолкать, в грудь безумца уперлись сразу два пистолета. Карабарис еще только моргал, силясь рассмотреть, кого принесла нелегкая, а пальцы уже взводили курки.
– Петя? Живой? – хрипло выдавил старший Джанкович.
Потемкин вымотался до полусмерти. На риторический вопрос он лишь кивнул.
– А мы тебя ждали…
Ныла рука, подгибались ноги. Алексей присел на небольшой камень и жестом попросил воды. Карабарис зашарил по сложенным у лежанки вещам.
Через минуту содержимое фляги исчезло в пересохшей глотке лжедервиша.
Потемкин громко выдохнул и повернулся к брату.
– Какого черта вы поперлись на другую сторону? Что это за хрен, кто тебе лапшу тут на уши вешал? Ты что, совсем маленький? На развод банальный повелся?!
– Чего? – Барис не понял и половины услышанного. Лицо его нахмурилось, уголки рта опустились. – От тебя человек пришел…
Алекс скривился.
– Где этот посланник? Откуда я его мог знать?
Глаза собеседника сверкнули в гневе.
– Это не ко мне… У тебя здесь хватает… знакомых, – он полез в пояс, быстро нашарил там что-то и протянул брату.
Алекс удивленно замер, разглядывая маленький серебряный крестик на ладони Бариса.
– У меня такой же, – хрипло подтвердил догадку арамбаши. – Отец подарил… Когда увидел, то мог ли я сомневаться?!
Потемкин вспоминал, куда он дел крестик. Перед операцией снял. Это точно. Дервиш с христианским крестиком – перебор… Но куда упрятал?
– Человека-то этого… который от меня пришел… Якобы… Кто раньше, может, видел?
Карабарис повернулся к отряду и громко повторил вопрос. Парни разводили руками и отрицательно мотали лохматыми головами.
– Чертовщина… – Алекс почесал затылок. – Вспомнил! Я ж крестик в деревне, в доме, в сундуке оставил!
– Точно?
Потемкин хмыкнул. Вроде, так!
Джанковичи молчали, обдумывая ситуацию.
– Придем – разберемся, – подвел черту арамбаши. – Рад, что выбрался.
Он вернулся к своей лежанке из нарубленных веток, поверх которых валялся скомканный плащ, улегся и прикрыл веки.
Потемкин взорвался:
– Крестик! Гонец какой-то! Ты объясни мне, какого черта ты этого турка, Айхана, не отравил, подсыпав яд во фрукты его, как мы уговаривались, а зарезал?!
Барис приоткрыл правый глаз.
– Это же понятно… Как я мог пропустить его смерть? Да и приятней своими руками-то…
– А я?.. Меня почему не предупредил?
Джанкович еле заметно хмыкнул краешками губ.
– Ты бы не согласился с таким планом… Риск…
Он снова закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.
Помедлив пару минут, выругавшись и выцедив сквозь зубы большинство известных ругательств, рядом рухнул Алекс. Усталость брала свое.
10
Это было странное забытье. Необычное.
С момента, когда спину излупил толстяк турок, чьей рабыней она была, Нелли часто теряла сознание. Обычно это были просто временные провалы, без картин, без воспоминаний, без каких-либо подробностей и впечатлений. Хлоп! Картинка погасла, боль отступила. Раз! Снова ноет спина и раскалывается мозг.
Но в этот раз что-то поменялось.
Она купалась в море, каталась на яхте вместе с дедом и Алексом, флиртовала с Бырловым. Потом – провал в черное никуда, возня в темноте, крики. Ее трясло, ворочало, спину то обжигал холод, то сжимали тиски горячего пламени. Хотелось кричать.
Сознание возвращалось рывками, обрывками.
Вот, над ней нагнулась рыжеволосая девушка. Ливка? Ливка!
Тут же снова вокруг разлилось лазурь Адриатики, пенный прибой ласкает затекшие ноги, камешки под тонким полотенцем покалывают спину. Рывок, и судорога потянула ее вниз. В пену, в бездну, в зев…
Девушка дернулась, окончательно приходя в себя.
Она лежала в незнакомом доме на невысоком деревянном помосте. Шерстяной плащ укутывал ноги, у изголовья присела ее давешняя знакомая. Рука сербки стирала испарину с ее лба.
– Очухалась? Умница, малявка.
Ко рту поднесли глиняный кубок с водой. Пить хотелось до одури.
Когда жажда отступила, девушка осмотрелась.
Низкие стены жилища были сложены из осколков камня, даже без применения раствора. Через щели в кладке кое-где проникали лучики света. Местами хозяева замазали дыры глиной, укрепили землей, но большая часть стены напоминало решето. Низкая деревянная кровать и колченогий табурет, убогий очаг, узенькое окошко, затянутое пузырем. Плоский потолок из необструганных досок, из-под которых свешивались корни растений, довершал картину.
– Где я?
Сербка усмехнулась.
– А ты где думала? – и сама же ответила. – У нас, в Гловатичах.
– Где?
Ливка убрала кувшин с водой, поправила подушку под боком израненной товарки и объяснила.
– Мне гайдук, который нас у турка отбил, серебра дал, чтобы я, значит, тебя выходила… – она поправила платок. – Обещал заехать, проверить.
Сербка еще раз промокнула быстро покрывающийся испариной лоб Нелли.
– А у нас никто с юнаками спорить не будет. Сказали, чтобы выходила, значит, выхожу, – она усмехнулась. – Сказали бы закопать, закопала бы.
Нелли передернуло. Сербка все так же улыбалась.