Яношик (Алоис Ирасен)

Словацкое сказание

Кралова Голе, что высится над обширными лесами и живописной долиной верхнего Грона, — гора историческая. Ее могучая вершина безлесна; никогда не затихает ветер на ее вольных просторах, залитых солнцем. В туманы и грозы, под ветром и солнечными лучами одиноко стоит на Краловой Голе поросший мхом старый каменный стол. Всеми забытый, выглядывает он из травы, вереска и зарослей низкорослого горного сосняка.

Некогда, много-много лет назад, видывал он гостей, и широкие просторы Краловой Голе оглашались криками охотников и звуками рога. Это было в ту пору, когда навещал его владыка Венгерской земли, веселый король Матей.

Каждый раз, охотясь в окрестностях Липтовских гор или в Зволенских лесах на медведей и диких кабанов, отдыхал он тут со своей многочисленной свитой. Король был в охотничьем костюме, золотой рог висел у него на перевязи. Магнаты щеголяли богатыми доломанами, блестящими коваными поясами и шапками из дорогого меха с перьями. В руках у них были копья, за поясами — охотничьи ножи. Пышные усы украшали их бритые загорелые лица.

Взобравшись на гору, все усаживались вокруг каменного стола. Своры гончих псов-овчарок и волкодавов ложились у ног охотников и, высунув языки, жадно хватали прохладный горный воздух. Слуги и крестьяне близлежащих сел выкладывали из корзин на стол яства и вина. И, сидя за каменным столом, высоко-высоко над долиной, весело пировал король со своими панами. С наслаждением обозревал он величественные горы, спускавшиеся по их склонам темные, зеленые долины, дремучие леса, затопленные потоками золотого света. Солнце ярко освещало и белые домики земанов, и рдеющие крыши замков, что высились над усадебными строениями и крестьянскими хатами. Широко и далеко раскинулась прекрасная Словацкая земля.

Так бывало при короле Матее.

После его смерти тихо стало на Краловой Голе, каменный стол был надолго забыт. А между тем в замках и поместьях бесчинствовали своевольные паны. В деревнях крестьян давили непосильный труд и неволя. Великие обиды чинились народу. Паны и земаны заставляли крестьян дни и ночи гнуть спину на барщине. В страхе перед солдатчиной парни спали неспокойно.

Невмоготу стало людям. Спасаясь от панского гнета, бежали молодые словаки из деревень в далекие горы. Становились они там вольными «горными хлопцами». Свободные просторы карпатских голей были их домом, а леса — надежной охраной.

В те тяжелые времена оживилась Кралова Голе. Снова уселась за каменный стол дружина со своим предводителем. Но не король то был, а горный хлопец — Яношик из Тярховой, что в Горнотренчанском крае. И с ним не магнаты, не ясновельможные паны в доломанах и кованых поясах, а вольница — одиннадцать удалых молодцов в широкополых войлочных шляпах, зеленых рубахах, в белых суконных штанах с широкими поясами и кожаных поршнях. Не было у них мечей и дорогого оружия, зато у каждого на боку — нож в ножнах, два пистолета за поясом, валашка в руке да ружье-самострел за плечами. Звались удальцы — Суровец, Адамчик, Грайнога, Потучик, Гарай, Угорчик, Тарко, Муха, Дюрица, Михальчик и Ильчик-Хитрец, большой мастер играть на волынке.

Лишь в суровую зимнюю пору не собирались молодцы вокруг каменного стола на Краловой Голе. С ранней весны до студеной зимы выходили они на особую охоту. Водил их Яношик отбирать у панов неправедно нажитое богатство, бороться с несправедливостью, защищать бедных и обездоленных. Всем сердцем жалел Яношик томящийся в тяжелой неволе народ Словакии, сыном которого он был. И если не мог оказать ему помощь, то хоть мстил за него.

Были и свои счеты у Яношика с панами. Натерпелись и он и отец его жестокого насилья и горя.

Однажды приключилось с ним дивное диво, когда был он еще мальчишкой, пошел он к роднику набрать ведро воды. Верный пес, единственная память о родном доме, бежал за ним. Родник выбивался из-под скалы, заросшей кустами шиповника и диких роз. В то время, когда хозяин черпал воду, пес зарычал, потом вдруг неистово залаял и бросился в кусты. Яношик невольно повернулся и прислушался. Ему показалось, что в кустах кто-то плачет. Прикрикнув на собаку и отогнав ее, Яношик сам полез в кустарник.

Среди зарослей диких роз, как дивное видение, предстала перед ним прекрасная девушка в белой одежде. Поблагодарив Яношика за то, что он отогнал пса, девушка пообещала исполнить любое его желание.

— Силы хочу! — недолго думая воскликнул Яношик.

Неспроста пожелал силы Яношик. Решил он наказать жестоких панов за все те обиды, что причинили они народу.

И дала ему горная дева пояс с волшебным корнем да валашку. В той валашке таилась сила целой сотни человек.

И, пока оставалась в руках у Яношика та валашка, никто не мог его одолеть.

* * *

С той поры начал Яношик мстить за себя и за исстрадавшийся словацкий народ. И прозвали бедняки Яношика и его вольницу «добрыми хлопцами». Всюду принимали их как желанных гостей, а в минуту опасности укрывали в горных хижинах и в деревнях. Когда же ударяли морозы и глубокие снега засыпали горы и долы, Яношик и его молодцы спокойно жили в домах у хозяев под видом работников.

Но лишь только бук начинал распускаться, уходили они в горы на «добычу»…

Не проливал Яношик человеческой крови. И сам не убивал, и другим не велел. Нападали они лишь на богатых и сильных.

— Отдавай богу душу, а нам — деньги! — кричали хлопцы, угрожающе размахивая оружием.

Чаще всего подстерегали они жестоких панов и земанов. Выследив «добычу», Яношик выходил из засады и кричал громовым голосом:

— Поди-ка сюда, пан! Хватит тебе драть семь шкур с крестьян!

Панское добро Яношик делил по числу товарищей на равные части. Свою долю он либо отдавал бедным и обездоленным, либо прятал в расселинах скал, пещерах и дуплах старых деревьев. Много у него было тайников, где хранились и деньги, и сукна, и разное оружие. Говорят, что немало кремницких дукатов доброй чеканки закопал он в ямы, чтобы не попали они в руки ни панам, ни разбойникам.

Любил Яношик музыку и песни. Сидя вечерами в пастушьем шалаше, охотно слушал он игру на свирели. А когда девушки заводили песни, собравшись в кружок на лужайке, просил их Яношик петь еще и еще и не жалел золота в награду.

Бывало и так: соберется вольница высоко на Краловой Голе, в темном ущелье или безопасном месте в лесу, разожгут хлопцы костер, и прикажет тут Яношик бойкому Ильчику играть на волынке. И заиграет Ильчик на своей волынке с тремя трубками. А играл Ильчик так, что звуки далеко-далеко разносились по горам и лесам и веселили сердца горных хлопцев. Сидит Яношик, потягивает свою деревянную трубку в медной и латунной оправе, выложенную рыбьей костью, и разглаживаются складки на его хмуром лице.

Любимым местом Яношика была Кралова Голе. Тут-то и довелось ему раз схватиться с панами. Выслали паны гайдуков и целое войско изловить Яношика, да не вышло у них ничего, и с позором повернули они вспять. А расправился с ними Яношик один со своей валашкой, что рубила, как сотня бойцов.

Бывал Яношик и в Просечной, и в Римавской долинах. Убил он там в бою генерала, что шел на него с шестьюстами солдат. Как пал в бою генерал, разбежались солдаты.

Любил Яношик ходить переодетым. То бродил он из деревни в деревню в обличье нищего, то появлялся в городе в одежде монаха. А то, нарядившись паном, верхом на коне являлся нежданно-негаданно в замок и принимал почести, подобающие знатному гостю. Потом забирал все, что хотел, подчас наказывал жестокого хозяина и уезжал спокойно со своими хлопцами, переодетыми слугами и гайдуками. Случалось, известит он треугольным письмом, чтобы ждали его в Липтове, а на другой день, словно дикий овес взойдет, где его не сеяли, окажется там, где его и не ждали, — на другом конце Словацкой земли.

Расставят на него сети — ускользнет, как угорь. Зайдет в корчму недалеко от деревни, ест, пьет, веселится с парнями — и вдруг скроется с глаз. Только на другой день узнавали паны, где он был, что делал и как ушел от них почти из-под рук.

Так ходил он по горам много лет. Мстил панам, помогал бедным, защищал обездоленных. Во многих поместьях, во многих замках магнаты стали лучше обращаться с крепостными — не из милосердия, конечно, а из страха перед местью Яношика.

Сгубила Яношика измена. Коварный музыкант Ильчик выдал панам место, где скрывался Яношик, и сказал, как его поймать. Помогал изменнику какой-то газда-предатель. Этого газду Яношик хорошо знал, и потому, когда однажды зимой приехал газда в горы, чтобы позвать Яношнка в гости, тот, не подозревая измены, доверчиво сел к нему в сани. Лишь только доехали они до деревни, выманил газда у Яношика его могучую валашку. А в избе уже сидели в засаде гайдуки с солдатами.

Едва переступил Яношик порог, как поскользнулся и упал: насыпали ему враги гороху под ноги. Навалились гайдуки на Яношика и связали по рукам и ногам. Но одним рывком разорвал Яношик веревки и давай хлестать солдат и гайдуков, приговаривая с насмешкой:

— Эй, сколько вас, сушеных, пойдет на фунт?

Плохо пришлось гайдукам, начали они отступать к дверям. Но тут какая-то сморщенная старуха визгливо крикнула с печи:

— Перерубите ему пояс!

Ударил один солдат, и так метко, что сразу перерубил пояс с волшебным корнем, что дала ему горная дева. Лопнул корень, и пропала сила Яношика. Без валашки и пояса не мог одолеть он врагов. Снова связали его, положили в сани и отвезли в тюрьму. Было это в Кленовце, близ Тисовца, у газды Благи.

Держали Яношика сначала в старой Граховской башне, а потом перевели во Врановский замок. В мрачном подземелье лежал Яношик, прикованный к стене, и лишь для допросов и пыток выводили его из темницы.

Горько и тяжко ему было. Но не о себе, не о своей судьбе были думы Яношика, а о друзьях и больше всего о бедном народе. С грустью вспоминал он свободу и свою вольницу, вспоминал, как сиживал он с хлопцами на Краловой Голе, как ходил с ними по зеленым лесам, по горам и долам на утренней заре и под мерцающими звездами, под солнечными лучами и при сиянии месяца. Вспоминал Яношик о словацком народе и глубоко вздыхал:

— Ох, бедный люд, кто теперь заступится за тебя!

А потом привели Яношика на суд и осудили на смерть. Было это в 1713 году, в тринадцатый день марта месяца.

Окруженный солдатами, сопровождаемый толпой народа, смело шел Яношик к виселице. Был он молод и полон сил. В последний раз взглянул он на горы, в последний раз взглянул на леса, на прекрасное солнце. Но не пал он духом, а твердо шагал, гордо подняв голову. И четыре раза прошелся в танце Яношик вокруг виселицы, чтобы видели паны, что не страшна ему смерть. Так кончил свои дни добрый горный хлопец Яношик.

А что сталось с могучей валашкой?

Завладев ею, паны укрыли валашку за семью замками, за семью дверями. Но не осталась она взаперти. Начала валашка рубить первую дверь. Рубила, рубила — прорубила одну, принялась за другую, за третью… И так добралась она до седьмой. Рубит валашка последнюю дверь, а Яношика на казнь ведут. Одолела валашка и седьмую, последнюю дверь, но уже поздно было — Яношик испустил дух.

А валашка скрылась в горах. На любимой Яношиком Краловой Голе вонзилась она в дерево, да так и осталась навеки.

А что сталось с горными хлопцами?

Недобрый был их конец. Оставшись без атамана, не смогла вольница противиться панской силе. Переловили хлопцев одного за другим, побросали в тюрьму, и там окончили они дни свои. Многие, как и Яношик, приняли лютую смерть.

Погибли горные хлопцы, но не забыты их имена. С особой любовью хранит народная память имя Яношика.

Помнит народ все места, где он хаживал и жил, помнит все его тропинки, пещеры. А больше всего ходит рассказов о кладах с дукатами, что прятал он в дуплах старых дубов и в расселинах на обрывистых скалах.

До сих пор кое-где в словацких деревнях висят в хатах картинки с изображением горных хлопцев, нарисованных красками по стеклу, — и в зеленых рубахах, белых штанах и широких поясах, с валашкой в руке и ружьем за плечами.

В длинные зимние вечера вспомнит старый газда давно минувшие времена и обязательно начнет рассказ о горных хлопцах. Он покажет вам на картинке и Суровца, размахивающего валашкой над головой, и Грайногу, перескакивающего через бук и ели, и всех остальных добрых хлопцев, а прежде всего — Яношика. Поведает старик о его силе, о том, сколько он претерпел, как мстил панам за словацкий народ, как преследовали его за то и как погубили.

Тихо в избе, разве только у кого вздох тяжелый сорвется. Жалко всем доброго хлопца.

А убеленный сединами газда махнет рукой и добавит:

— Да воздаст ему бог! Ведь за то пострадал он, что защищал свой народ… Но есть старинное пророчество — верьте ему дети: опять придет Яношик словакам на помощь. И тогда жизнь станет лучше… Уж поскорей бы пришел!

 

Совушка — мудрая головушка

Польская сказка

Жил когда-то не царь-царевич, не король-королевич, не мудрец и не волшебник, не кудесник и не отшельник, не шляхтич и не пан ясновельможный, не политик осторожный, не министр, не военный, не чиновник надменный, не купчишка тучный, не певец сладкозвучный, не лекарь и не знахарь, одним словом — просто пахарь, удалой мужичок по имени Бурачок. А имел он разум не царский, и не шляхетский, и не панский, а, как говорят, самый что ни на есть крестьянский.

Как-то раз был Бурачок в городе, зашел на рынок и купил там за несколько грошей пучеглазую сову — сыну в подарок. Побрел он с ней назад в свою деревню. К вечеру устал Бурачок и стал подумывать о ночлеге. Смотрит: поблизости огонек в хате светится. «Дай-ка, — думает, — загляну туда, авось добрые люди и переночевать пустят». Подходит к окошку и видит: на столе, покрытом белой скатертью, лежит пирог, пышный да румяный, прямо сам в рот просится, а рядом гусь жареный да меду бутылочка. На лавке сидит толстуха-молодуха, варежки вяжет, песни напевает, муженька своего поджидает.

«Ничего не скажешь — ужин подходящий!» — подумал Бурачок и постучался в окно: тук-тук!

— Кто там? Это ты, Метэк?

— Пусти, красавица, погреться прохожего.

Хозяйка засуетилась, забегала по избе: в один миг пирог полетел со стола в квашню, бутылка меду — в сундук, а гусь жареный — в печь.

«Э, видать, не для пса колбаса! У такой хозяйки и сухой коркой не поживишься!» — с досадой сказал сам себе Бурачок и только успел отскочить от окна, как вдруг нежданно-негаданно заскрипели по снегу легкие сани и подкатили к дому. Здоровенный, широкоплечий мужик в теплом тулупе вылез из саней, подошел к воротам, забарабанил изо всей силы в калитку и крикнул что было мочи:

— Эй, жена, открывай!

Ворота в тот же миг распахнулись, хозяйка провела коня во двор, а хозяин, увидев Бурачка, обратился к нему:

— А ты, братец, кто такой будешь?

— Я человек прохожий, — ответил Бурачок, — пусти, хозяин, переночевать.

— Что же, заходи, мы гостям всегда рады! — сказал гостеприимный хозяин и, обращаясь к жене, добавил: — А ты, жена, накрывай на стол!

— Да что накрывать-то! — вздохнула хозяйка и покосилась на Бурачка. — Ничего-то у меня в доме нет, кроме хлеба да соли. Не ждала я тебя, Метэк, так скоро, вот ничего и не приготовила. И гостя-то угостить нечем.

— Ну, на нет и суда нет, — ответил миролюбиво хозяин. — Что делать? Чем богаты, тем и рады: хлеб, соль да вода — тоже еда. Давай что есть, было бы что съесть!

И, пока хозяйка накрывала на стол, хозяин, заметив на коленях у Бурачка пучеглазую сову, спросил:

— А скажи-ка, братец, что это у тебя за чудо-юдо.

— А это совушка — мудрая головушка, птица умная да разумная, все насквозь видит и врунов ненавидит.

— Вот как? Хитрая, значит, у тебя птица! — похвалил хозяин сову и принялся с аппетитом уплетать хлеб с солью.

Мужичок Бурачок тем временем ущипнул пучеглазую, и та отозвалась по-своему.

— Что это она говорит? — полюбопытствовал хозяин.

— Да говорит, что в квашне пирог лежит!

— Пирог? А ну-ка, жена, посмотри!

— Да откуда ему там быть? — ответила жадная хозяйка и с испугом уставилась на вещую птицу. — Может быть, какой-нибудь залежалый кусок? Вот посмотрю… — Она заглянула в квашню и руками всплеснула, будто бы удивилась.

Делать нечего — вынула из квашни румяный пирог.

Хозяин и гость переглянулись и, не говоря ни слова, молча принялись уписывать пирог за обе щеки. Бурачок недолго думая снова ущипнул совушку — умную головушку, и она опять запищала.

— Ну, а теперь что она говорит? — спросил хозяин с любопытством.

— Да все свое плетет, — как бы смущаясь, ответил Бурачок. — Говорит, будто в сундуке бутылка меду лежит!

— А что, пожалуй, резонно говорит! — воскликнул хозяин, весело потирая руки. — А ну-ка, жена, проверь!

— Вот уж, право, не знаю. Откуда ей быть? Может, осталась какая капля. Вот посмотрю… — И на столе появилась целая бутылка меду.

Хозяин и гость снова посмотрели друг на друга с лукавой усмешкой, молча выпили по чарочке и принялись с аппетитом закусывать пирогом.

— Да замолчишь ли ты, скаженная! — тихо прикрикнул Бурачок на сову, которая, получив новый щипок, в третий раз подала свой голос. — Замолчи, не твое дело!

Но любопытный хозяин быстро прервал беседу Бурачка со всезнайкой-совой:

— Нет уж, говори, братец, что там еще напророчила твоя сова — умная голова.

— Да пустое мелет! — как бы нехотя ответил Бурачок. — Говорит, будто в печке гусь жареный.

— Гусь? Слышишь, жена? Гусь, да еще и жареный! А ну-ка тащи его сюда да заодно посмотри, нет ли там еще чего-нибудь.

Хозяйка бросилась к печке, заглянула туда и опять всплеснула руками:

— Ну, так и есть! Ах, боже мой, как это случилось? Еще недавно ничего не было, и вдруг откуда-то взялся этот жареный гусь! Ума не приложу, чудеса, да и только!

Добродушный хозяин расхохотался, подмигнул Бурачку и предложил выпить еще чарочку за совушку — мудрую головушку, птицу умную да разумную, которая все насквозь видит и врунов ненавидит.

Когда на другой день, плотно позавтракав остатками сытного ужина, Бурачок простился с гостеприимным домом, хозяин подмигнул жене и весело рассмеялся:

— Ох, как ни хитра ты, Каська, да не промах и кот Васька! Эк он тебя за твою жадность проучил! Видать, не простачок этот бравый мужичок!

 

Сливы за сор

Болгарская сказка

У человека был сад и дом. В саду росли сливы, а в доме — сын. Стукнуло сыну двадцать лет, захотел сын жениться.

Отец думает: «Сын добрый, трудолюбивый. Надо женить его на хорошей девушке, чтобы во всем была ему ровня. А где такую найдешь?»

Думал, думал, потом придумал: нагрузил на телегу сливы и повез продавать по селам. Едет, едет, коня подгоняет, а сам кричит очень громко:

— Кому сливы? Берите сливы! Отдаю сливы за сор!

Сбежались бабы:

— Вот невидаль! Рехнулся старик: за сор предлагает сливы!

Женщины, девушки, невесты бросились по своим домам и давай сор мести. Метут, спешат, стараются: кто наметет больше сору, и больше слив получит. Ну, и сору же намели! Одна тащит мешок, другая — кошелку, у третьей полный передник. Несут старику; одна перед другой хвалится:

— Гляди, гляди, кумушка, сколько сору я наскребла! Целый год его по углам топтали. Хорошо, что такой чудак приехал, — все ему за сливы отдам!

— А ты посмотри, разве у меня мало. Еще столько же притащу: чего другого, а сору у меня в доме хватает!

Третья смеется:

— Год собирать — всего не собрать. Столько его набралось, copy-то, — мети сколько сердце хочет. Смотри-ка, на скорую мела, а уже полный мешок. Пускай ребятишки сливами лакомятся!

Собирал старик сор да похваливал, всех сливами оделил. Сам смеется, и бабы смеются. Все довольны — не могут нарадоваться. Полный воз сору набрал, слив почти совсем не осталось.

Тут идет к нему девушка, молодая, красивая, меньше всех сору собрала: несет его в носовом платочке.

— Эх, красавица, — говорит старик, — уж очень мало ты сору насобирала. Каких тебе еще слив за одну щепотку сора!

— Ой, дядо, — девушка отвечает, — не жалко мне для вас сору, да негде взять. Нет его у меня. И этот-то вот соседи дали за то, что помогала им подметать.

Как услышал об этом старик — обрадовался. Видит, работящая девушка, чистоплотная, раз у нее в доме нет ни соринки.

«Ну, — думает, — будет она сыну доброй хозяйкой!»

Посадил красавицу на воз и погнал коня в свою деревню. Как приехал, так и свадьбу справили. Оженил сына на красавице и не пожалел: до сих пор не может своей снохой нахвалиться!

 

Умная Гроздана

Из болгарского фольклора

Это было давно.

У одного крестьянина было два сына. Когда старик отец умер, сыновья стали делить наследство. Все по-братски поделили: пашню цепью перемерили, виноградники по кустику отсчитали. Осталось поделить им лишь двух борзых коней да двух сизых соколов. Но никак не могли они их развести по разным дворам. Лошади грызли удила, ржали, били копытами землю, не давались никому. Соколы жалобно пищали. Невозможно было их разлучить.

Недоброе задумал старший брат. Позвал он свою жену Гроздану и сказал:

— Завтра я пойду на охоту. Ты позови брата моего к нам. Щедро угости его, поднеси ему чашу красного пенистого вина и незаметно всыпь в вино зелье. Тогда все отцовское добро нам останется.

Рано утром старший брат отправился на охоту. Он увидел в небе птицу и прицелился. Вдруг птица закричала человечьим голосом:

— Ах, родимая матушка, почему ты родила меня одну на белый свет! Был бы у меня брат, он защитил бы меня от недруга.

Услышал охотник эти слова и подумал: «А я-то решил брата моего извести!» И со всех ног побежал домой.

Переступил порог своего дома и видит: на деревянной лавке, застланной ковром, под белым покрывалом лежит его брат. Громко зарыдал над ним охотник, и капнула его слеза на грудь младшего брата. Тут брат проснулся, протер глаза и улыбнулся старшему.

Понял старший брат, что жена ослушалась его, не всыпала зелья в вино, которым угощала деверя. Муж в пояс поклонился ей, поцеловал руку и сказал:

— Спасибо тебе, Гроздана, что ты оказалась умнее и добрее меня и не погубила моего брата. Недаром говорят люди: «Видит око далеко, а ум еще дальше».

 

Мастер Маноле

Румынская легенда

Было это несколько веков тому назад, в стране высоких, поросших лесами гор, зеленых долин и быстрых рек. Господарь Негру-Водэ объезжал свои владения в горах Арджеш. С ним на быстрых конях ехали девять лучших в стране строителей-каменщиков, мастеров и подмастерьев, и мастер Маноле, самый умелый и самый искусный, — десятый. Ехали они долго по горам и долинам, по дорогам и тропкам, пробираясь сквозь чащу, но никак не могли найти то, что искали. Вдруг навстречу им свинопас со своим стадом. Поздоровались, и господарь, не теряя времени, спросил его:

— Скажи, свинопас, не знаешь, не видел ли ты место, где стояла старая крепость? Если видел, если знаешь, где она была, поезжай тотчас с нами, покажи.

Свинопас задумался, потом ответил:

— Да, господарь, видел я древнюю разрушенную стену крепости, знаю, где она: там, где заросли камыша, там, где цветет ракита, там, где зеленеет орешник.

Господарь обрадовался:

— Раз так, поехали с нами быстрее! Покажи нам ее!

Но свинопас ответил:

— Не могу я ехать, господарь! Как оставлю стадо? Нападут на него волки, и хозяин изобьет меня до смерти!

— Не бойся, свинопас, — успокоил его господарь. — За каждую пропавшую матку с поросятами заплачу тебе пятьсот лей, а за каждого борова — золотой, и будет у тебя вместо одной свиньи две, а вместо двух — девять…

Свинопас согласился, бросил стадо, и снова отправились они в путь: господарь Негру-Водэ, девять мастеров, мастер Маноле — десятый, и свинопас вместе с ними.

Ехали недолго — вот она, старая, разрушенная стена крепости на склоне горы, поросшей густым лесом. Господарь соскочил с коня, обошел стену кругом, осмотрел, а мастер Маноле хлопнул в ладоши и крикнул:

— Господарь! Здесь построим монастырь. Места много — работы еще больше!

И приказал им господарь строить.

Принесли камни, известь. Маноле протянул веревку, отмерил место, и принялись за работу. Строят они с раннего утра до позднего вечера, потом обливаются, но — что за день построят, ночью разрушается! Снова строят, кладут камни, возводят стену, и снова напрасно: утром просыпаются — все разрушено.

Проходит так день, проходит другой, вот уже и целая неделя прошла. Мастера-каменщики работают, а Маноле не работает — думает. Думал он, думал, а когда зашло солнце, не поехал с остальными домой, улегся у стены. И то ли заснул, то ли нет, но приснился ему сон: будто наяву сказал кто-то, что напрасно они будут строить, если не замуруют заживо в стену молодую и прекрасную женщину, жену кого-нибудь из них.

Занялся день. Маноле поднялся, увидел, что стена опять упала. Приехали мастера, снова начали строить, и, пока они работали, Маноле размышлял, а вечером собрал всех и сказал:

— Девять мастеров, я — десятый! Вот для чего я созвал вас: давайте поговорим, давайте посоветуемся… Сами видите: что за день построим, ночью разрушается, и вот приснился мне сегодня сон, что зря будем работать, если не замуруем заживо в стену молодую и прекрасную жену кого-нибудь из нас. Давайте же поклянемся великой клятвой, поклянемся хлебом и солью: чья жена, молодая и прекрасная, придет первая в четверг, пасмурным, туманным утром, чтоб принести нам еду, ту и замуруем. Иначе никогда не построить нам монастырь!

И все десять поклялись, что так и сделают.

Уже стемнело, и девять мастеров отправились домой, а по дороге сговорились и, как приехали, позвали своих жен и сказали им:

— В четверг, пасмурным, туманным утром, не приносите нам еды — незачем ходить вам так далеко.

А Маноле домой не поехал, лег спать у стены, положив голову на камень, и снова за ночь разрушилась стена.

Утром, проснувшись, Маноле взял листок бумаги, написал письмо и велел слуге отвезти его домой жене, молодой и прекрасной Анне.

Получив письмо и узнав почерк, Анна очень обрадовалась и тут же стала читать. Муж, Маноле, писал: «Милая Анна, дорогая моя жена! Ты помнишь, был у нас белый бычок, он год назад потерялся. Как получишь это письмо, сразу же отправляйся в лес, найди бычка, приведи домой, зарежь, приготовь заму и принеси ее мне в четверг, туманным, пасмурным утром».

Прекрасная Анна сделала, как велел муж. Ранним утром, по росе, отправилась в лес. Долго искала бычка, не могла найти, а тут, глядь, он сам навстречу идет. Поймала его Анна, привела домой, зарезала, приготовила заму, налила в горшок и отправилась в путь.

Еще не совсем рассвело, а она была уже близко. Маноле не работал, стоял на горе, смотрел на дорогу. Разглядев в полутьме Анну и узнав ее, он тяжело вздохнул, и слезы потекли у него по лицу. И взмолился Маноле: «Пусть вырастет на ее дороге кустарник, колючий, непроходимый, и пусть вспыхнет огнем! Увидит она пожар, испугается, споткнется, прольет заму и вернется домой. А пока придет снова, будет уже поздно».

Вырос на дороге кустарник, густой и колючий, вспыхнул пожар. Анна испугалась, споткнулась, выпал горшок у нее из рук, пролилась зама на землю. Пошла Анна обратно. Но, придя домой, налила замы в горшок и поспешила к мужу. Только рассвело — она уже рядом.

Маноле, который все еще стоял на горе и глядел на дорогу, увидел ее, горько вздохнул и снова взмолился: «Пусть выбежит на дорогу бешеная волчица с разинутой пастью, с огненным языком! Увидит ее Анна, испугается, споткнется, выронит еду, вернется домой, а пока соберется обратно, будет поздно».

Выбежала на дорогу бешеная волчица с разинутой пастью, с огненным языком — испугалась Анна, выронила еду. Вернулась домой, взяла новую — и бегом обратно.

Маноле увидел ее сверху, слезы ручьем хлынули у него из глаз, и снова взмолился он: «Пусть выползет на дорогу огромная змея с ядовитым жалом! Испугается Анна, споткнется, выронит еду и вернется домой, а пока снова доберется досюда, будет совсем поздно».

И выползла на дорогу огромная змея с ядовитым жалом, преградила Анне дорогу. Но она, видя, что уже поздно, не испугалась, не споткнулась, побежала дальше. Пересекла поле, поднялась на гору — и вот она здесь.

Мастера обрадовались, засмеялись, а Маноле тяжко вздохнул, подошел к жене, молодой и прекрасной Анне, взял ее на руки и поднес к стене. И начали каменщики-строители, мастера и подмастерья, работать. Строили, приговаривая: «Камень и известь, места много, работы еще больше!» Все крепче стена, все толще, все выше — вот уже до пояса Анне, вот до груди… Все выше стена, и все беспокойнее на душе у Анны. Застонала она, запричитала:

— Маноле, Маноле, мастер Маноле, если ты шутишь, шутка эта плохая! Или не видишь, это камни сжимают, давят мне грудь, дышать трудно…

Но молчал Маноле, и слезы текли у него по лицу, а мастера продолжали строить, торопились, воздвигали стену, приговаривая: «Камень и известь, места много, работы еще больше!» Все выше стена, и все тише, все глуше голос Анны.

Ночь настала, а мастера строили, и под утро вывели последнюю башню, самую высокую, под самые облака.

А утром, только взошло солнце, мастера не успели спуститься с башни на землю, подъехал господарь Негру-Водэ со свитой, в сопровождении знатных бояр. Они приехали посмотреть, как работают мастера, и, увидев монастырь, увидев стены и башни, изумились: так они были красивы, так они были высоки — солнце остановилось в небе, залюбовавшись на него!

Господарь подъехал поближе, соскочил с коня, обошел монастырь кругом и крикнул мастерам, сидевшим на крыше башни:

— Молодец, Маноле, умелый, искусный ты мастер! Молодцы и вы, девять мастеров-подмастерьев! Все, что я велел, все вы сделали на славу! По-царски отблагодарю вас, но скажите правду, скажите, положа руку на сердце: сможете вы построить другой монастырь еще выше, еще красивее, чем этот?

Маноле молчал, ничего не ответил, а остальные девять мастеров сказали хвастливо:

— Господарь! Да стоит нам только захотеть, и мы построим монастырь куда выше и красивее этого!

Услышав такие слова, господарь задумался. А потом приказал разрубить, сломать все лестницы, чтобы мастера никогда не смогли спуститься вниз, никогда не смогли больше строить.

Господарь со свитой и боярами уехал, а мастера остались на крыше. Дул ветер, продувая их насквозь, поливал их дождь, грыз их голод, иссушала жажда. Сидели они, девять строителей-каменщиков, мастеров и подмастерьев, мастер Маноле — десятый, сидели три летних дня, три осенних, а вот уже и зима пришла.

И тогда девять мастеров обратились к десятому:

— Маноле, Маноле, мастер Маноле, скажи, что нам делать? Неужели так и помрем здесь, на крыше?

И дал им Маноле совет, и сделали они, как он посоветовал: взяли доски, обтесали их, соорудили крылья, приладили, привязали к рукам и прыгнули вниз. Упали они на землю и превратились в черные камни.

Остался мастер Маноле на крыше один. Сидел, скорбные мысли терзали его. Просидел пять дней, а на шестой принялся за дело. Взял дранку, обработал ее, соорудил крылья и стал приколачивать железными гвоздями сначала к одной руке, потом к другой, и оттуда, куда вбивал гвоздь, ручьем текла кровь.

Кинулся Маноле вниз и упал у подножия башни, на прекрасную, поросшую зеленым лесом землю, упал и превратился в белый камень, а из-под белого камня забил чистый и прозрачный источник. Но вода в нем была солона, как слезы Анны, молодой и прекрасной жены мастера Маноле.

 

Кольцо Андвари

Скандинавская легенда

На северо-востоке Норвегии, на берегу небольшой реки, жил когда-то богатый крестьянин Грейдмар, владевший тайнами колдовства и чудесных превращений. У него было три сына: Фафнир, Регин и Отр. Семья жила дружно и счастливо. Грейдмар, Фафнир и Регин работали в поле, а Отр каждое утро превращался в огромную выдру и ловил для отца и братьев рыбу в реке, которая протекала возле их дома.

Случилось, однако, что три оса: старейший из богов Один, его брат Генир и бог огня Локи, странствуя по свету, увидели Отра и приняли его за настоящую выдру. Локи подкрался к нему и метким броском камня убил младшего сына Грейдмара на месте. Забрав с собой добычу, асы подошли к дому Грейдмара и попросились переночевать, предложив вместо платы за ночлег шкуру убитого ими зверя.

Грозно сверкнули глаза Грейдмара, когда он увидел своего сына мертвым, но ему удалось скрыть до поры до времени свой гнев. Накормив гостей ужином, он уложил их спать, а сам побежал за своими старшими сыновьями, которые все еще работали в поле, и рассказал им о случившемся.

Узнав, что его младший брат убит, Фафнир схватил копье и хотел заколоть им всех трех спутников, но отец удержал его.

— Это асы, — сказал он. — Не сейчас и не от твоей руки им суждено пасть. Лучше будет, если мы возьмем их в плен и заставим уплатить нам, как это полагается по нашим древним обычаям, выкуп за смерть.

Сыновья согласились с отцом. Воспользовавшись тем, что утомленные боги мирно спали, они набросились на них и крепко связали по рукам и ногам.

Проснувшись, Один стал упрекать Грейдмара в нарушении законов гостеприимства, но тот вместо ответа показал старейшему из асов шкуру Отра.

— Вы убили моего сына, — сказал он, — и, согласно обычаю, обязаны заплатить выкуп за его смерть.

— Справедливость — высший закон богов, отвечал Один. — Мы не знали, что эта выдра твой сын, но ты получишь за него любой выкуп. Говори, что тебе надо.

Грейдмар немного подумал, потом расстелил на полу, шкуру выдры и сказал:

— Набейте эту шкуру золотом и покройте ее им же сверху, да так, чтобы ни одного волоска не было видно, и мы будем удовлетворены.

— Ты много хочешь, — сказал Один, — но пусть будет по-твоему. Отпусти одного из нас, и он принесет тебе выкуп, но сначала поклянись, что, получив его, отпустишь нас на свободу.

Грейдмар и его сыновья дали требуемую клятву. Потом они развязали бога огня Локи, и тот, надев свои крылатые сандалии, помчался за выкупом.

Больше всего золота было в те времена у гнома Андвари. Много лет тому назад волей богини судьбы он был превращен в щуку и плавал в реке около большого водопада. Там же под водой он хранил свои сокровища. Когда светило солнце, их блеск отражался в волнах реки. Вот почему в Скандинавии золото до сих пор называют не иначе, как «пламень реки».

Локи рассчитывал уговорить Андвари отдать ему сокровища. Он пришел к водопаду и стал звать гнома по имени. Тот высунул было из воды свой длинный нос, но тотчас скрылся снова. Тогда рассерженный ас вошел в воду и попытался поймать Андвари руками, однако гном каждый раз ускользал от него.

— Ну погоди же! — воскликнул в гневе бог огня.

Он побежал к великанше Ран, могучей повелительнице морских глубин, и выпросил у нее ту самую сеть, которой она увлекает на дно корабли и собирает в свой подводный грот тела утонувших людей, и вернулся с ней к водопаду.

На этот раз хитрому гному не удалось увернуться, и Локи с торжеством вытащил его на берег.

— Пощади, Локи! — взмолился Андвари, тщетно пытаясь освободиться. — Отпусти меня на свободу, и я щедро тебя вознагражу.

— Я отпущу тебя, Андвари, — сказал бог огня, — если ты отдашь мне все свое золото.

— Хорошо, ты получишь все мое золото! — воскликнул гном. — Клянусь тебе в этом! Только брось меня скорее в воду, потому что я задыхаюсь.

Локи отпустил его, и Андвари, выполняя свою клятву, стал поспешно нырять, выбрасывая на песок свои сокровища, пока у ног Локи не вырос целый золотой холм.

Бог огня уложил золото в сеть и уже собрался было в обратный путь, когда вдруг заметил, что под одним из плавников Андвари что-то блеснуло.

— Покажи мне, что ты там прячешь! — потребовал он.

Гном с неохотой достал маленькое золотое кольцо и показал его Локи.

— Это все, что у меня осталось, — сказал он. — Кольцо, которое я сам изготовил. С его помощью я рассчитываю вновь умножить свои богатства.

— Я беру его, — сказал бог огня. — Ты поклялся, что отдашь мне все свое золото, а сам собирался нарушить свою клятву.

— Смилуйся, Локи! — в ужасе закричал Андвари. — Ты не знаешь, какой волшебной силой обладает это кольцо. Тебе к нему лучше не притрагиваться.

Но Локи не стал его слушать. Он схватил правой рукой гнома, а левой вырвал у него кольцо.

— Я сам буду его носить, — сказал он. — Чем больше я на него гляжу, тем сильнее оно мне нравится.

С этими словами он бросил Андвари в воду, надел кольцо на палец, взвалил себе на плечи золото и отправился в обратный путь. Не успел он, однако, пройти и десяти шагов, как гном высунулся из воды и крикнул ему вслед:

— Ты отнял у меня последнее, что у меня оставалось. Так знай же: кольцо, которое ты надел на палец, принесет тебе смерть. Оно будет убивать каждого, кто к нему прикоснется. Мало того, вместе с ним в мир придет алчность со своими верными спутниками: войной и преступлением. И боги и люди станут отныне убивать и обманывать друг друга ради золота. И никому — ты слышишь меня! — никому оно не принесет счастья!

Но Локи в ответ лишь рассмеялся и зашагал дальше.

Наступил уже вечер, когда он пришел в хижину Грейдмара. Принесенного богом огня золота оказалось так много, что его как раз хватило, чтобы набить им шкуру Отра и засыпать ее сверху.

Тогда, выполняя свою клятву, Грейдмар развязал Одина и Генира. В этот момент Один заметил на пальце у Локи кольцо Андвари.

— Подари мне его, Локи, — попросил он. — Это кольцо нравится мне больше всех моих сокровищ.

Вспомнив проклятие гнома, бог огня с недоброй улыбкой протянул ему кольцо. Кольцо увидели также Грейдмар и его сыновья, и в тот же миг им показалось, будто лежащая на полу куча золота сразу уменьшилась. «Почему мы запросили за Отра такой ничтожный выкуп?» — подумали они, со злобой посматривая на богов.

— Прощай, Грейдмар, — сказал Один. — Ты получил свой выкуп, и мы уходим.

Крестьянин ничего не ответил. Нагнувшись, он еще раз осмотрел, хорошо ли прикрыта золотом шкура Отра, и его глаза вдруг торжествующе сверкнули.

— Один усик выдры еще не закрыт! — воскликнул он. — Отдайте мне кольцо гнома и можете идти на все четыре стороны.

Один отдал ему кольцо, и Грейдмар тотчас зажал его в своей руке.

— Я взял с вас слишком мало золота, — сказал он, — но теперь уже ничего не исправишь. Можете идти.

Один и Генир, не говоря ни слова, молча вышли из хижины, но Локи остановился в дверях и злобно рассмеялся.

— Не к добру ты взял это кольцо, Грейдмар. — сказал он. — Оно принесет тебе гибель — и тебе и твоим детям. Андвари проклял каждого, кто к нему прикоснется…

— Я подтверждаю проклятие гнома, — произнес Один. — Корысть, которая пришла в мир вместе с этим кольцом, принесет и людям и богам много несчастий.

Но Грейдмар и его дети не слышали слов асов. Боги давно уже исчезли, а они все еще молча стояли над грудой золота. И странно: хотя до этого дня никто из них не думал о богатстве, всем троим теперь казалось, что его слишком мало, и никому не хотелось делиться с другими.

В ту же ночь Фафнир убил своего отца и выгнал из дома брата. Превратившись в огромного дракона, он перенес золото гнома в лес и стал стеречь его денно и нощно, убивая и пожирая всякого, кто к нему приближался.

Так прошло много лет. Но вот однажды, странствуя по свету, Регин пришел ко двору датского короля, у которого воспитывался в то время юноша Сигурд, сын могучего франкского богатыря Сигмунда. Умный и хитрый Регин сумел войти в доверие к Сигурду и вскоре заметил, что тот силой и храбростью превзошел даже своего знаменитого отца. Тогда Регину пришло в голову убить с его помощью Фафнира и завладеть золотом гнома. Но тщетно пленял он бескорыстного юношу описанием сокровищ Андвари.

— У меня и так есть все, что мне нужно, — отвечал ему Сигурд.

— Пусть так, — сказал ему Регин. — Если ты не нуждаешься в золоте, можешь отдать его мне. Но сын такого знаменитого героя, как Сигмунд, должен быть достойным своего отца. А что может больше прославить тебя, чем победа над драконом, одно имя которого внушает страх храбрейшим из людей?

Сигурд и в самом деле мечтал прославиться и поэтому в конце концов согласился помочь Регину. Они отправились в путь и через несколько недель достигли леса, где Фафнир стерег свои сокровища.

— Ты не можешь вступить в честный бой с Фафниром, — предупредил юношу Регин. — Как ни остер твой меч, он не разрубит его панциря, а раскаленное дыхание дракона спалит тебя, как связку соломы. Лучше послушайся моего совета. Один только раз в день Фафнир оставляет свои сокровища, чтобы добраться до реки и напиться воды. Вырой на дороге, по которой он ползет, яму, сядь в нее и прикрой яму сверху хворостом. А когда дракон окажется над тобой, порази его мечом в незащищенное панцирем брюхо.

Совет Регина показался Сигурду разумным, и он тотчас же принялся за работу, в то время как сам Регин спрятался поблизости в кустах. Яма была уже готова, когда перед юношей вдруг появился одноглазый старик в широкополой шляпе и синем плаще и спросил его, что он здесь делает. Сигурд рассказал ему всю правду.

— Тот, кто дал тебе этот совет, замыслил тебя погубить, — сказал одноглазый старик. — Ты, конечно, убьешь дракона, но и сам захлебнешься в его крови. Не пожалей труда и вырой еще несколько ям, чтобы кровь Фафнира растеклась по ним. И запомни: возьми, если хочешь, золото Андвари, но не касайся его кольца. И для тебя и для других людей будет лучше, если оно никогда не вернется в мир.

С этими словами старик бесследно исчез.

Догадавшись, что с ним говорил сам Один (все знают, что у старейшего из асов всего один глаз, потому что другим он пожертвовал за мудрость), Сигурд сделал так, как тот ему советовал. Он вырыл еще несколько ям, залез в одну из них и, дождавшись дракона, поразил его своим мечом.

Не успел юноша выкарабкаться из ямы, как из-за кустов показался Регин, который был очень раздосадован, что его хитрость не удалась.

— Хвала тебе, о Сигурд! — воскликнул он. — Теперь сокровища гнома наши!

— Не надо мне твоего золота, — рассмеялся Сигурд, — но я охотно взгляну на них хотя бы одним глазком, чтобы узнать, из-за чего ты старался.

Они пошли в лес по следам дракона и вскоре увидели на небольшой лужайке груду золота, на самой вершине которой особенно ярко сверкало в лучах солнца маленькое колечко.

Едва увидев его, Сигурд вздрогнул и уже не мог оторвать от кольца глаз. Тщетно он боролся с собой, тщетно вспоминал совет Одина. Кольцо Андвари влекло его к себе с неудержимой силой. В то же время юноша почувствовал, что в его душу закрадывается алчность. Ему вдруг страстно захотелось забрать себе все золото Фафнира. Тут он оглянулся и увидел Регина, который также, не отрываясь, смотрел на кольцо. Вспомнив, что тот собирался его погубить и что он должен поделиться с ним золотом, Сигурд пришел в ярость.

— Не достанутся тебе сокровища! — воскликнул он и одним ударом меча отрубил Регину голову.

— Возьми сокровища, но не трогай кольцо! Не трогай кольцо! — кричали ему со всех сторон на своем языке птицы.

Но Сигурд уже ничего не слышал. Он взял кольцо, надел его себе на палец, потом погрузил на коня все золото Андвари и отправился в обратный путь.

Так, сам того не подозревая, Сигурд принес в мир алчность, а вместе с нею грабежи, убийства и кровопролитные войны. Вскоре он сам пал от руки предателя, погибли и те, кому досталось проклятое кольцо. И хотя само оно давно уже бесследно исчезло (быть может, покоится на дне Рейна, а быть может, вернулось к прежнему владельцу), люди продолжают обманывать и убивать друг друга ради золота.

Долго бродила по свету эта легенда, с годами люди стали называть кольцо Андвари просто кольцом гномов, сказочных детей тумана, да и самого Сигурда кое-где теперь называют Зигфридом. Но разве смысл легенды от этого меняется?

 

Гвоздь из родного дома

Шведская сказка

Жил-был бедный крестьянин со своей женой. У них было трое сыновей: Матс, Петер и Свэнд. Однажды случилась засуха, и семье пришлось туго: хлеба не хватало.

— У нас больше ртов, чем кусков хлеба, — сказал отец. — Придется вам, сыночки, идти на заработки.

Мать заплакала.

— Матс и Петер уже взрослые, они справятся с работой, — говорила она, — а вот Свэнд, бедняга, пропадет. Ну что он заработает?

— Пусть в пастухи идет, если ничего другого не умеет делать! — отозвался отец.

Но Свэнд сказал:

— Не беспокойся, мама, я постараюсь найти себе работу. Отпусти меня!

— Ладно.

Стали братья в путь собираться.

Старший сын, Матс, сказал:

— Возьму-ка я себе старую отцовскую куртку: отец ведь сидит дома и она ему не нужна.

Средний брат, Петер, оглядел бедную избу. Выбирать-то было не из чего. Была у матери единственная кастрюля. Мать очень любила ее и гордилась ею: так усердно начищала она эту кастрюлю, что та, как солнце, блестела на всю мрачную, закопченную избу.

— Я возьму кастрюлю! — сказал Петер. Матушке все равно, в ней варить нечего, а я ее продам и, пока не найду работу, буду жить на эти деньги.

Он взял с полки блестящую кастрюлю и надел ее на голову вместо шапки.

— А вот Свэнду ничего не досталось! — вздохнула мать.

Она очень любила младшего сына: он был так приветлив, ласков, скромен и всегда чем мог помогал матери.

— А я, мама, возьму на память о доме гвоздь, тот, на который я вешаю куртку, когда ложусь спать.

Свэнд выдернул гвоздь из стены, завернул его в тряпочку и положил в карман.

— Вот дурачок! — захохотали оба брата. — Тоже надумал: таскать с собой старый гвоздь! Что ты будешь с ним делать?

— Может быть, и он пригодится, почем знать? — ответил мальчик. На душе у него было так весело, словно взял он с собой не гвоздь, а золото.

Мать со слезами смотрела сыновьям вслед, а Свэнд долго еще махал ей шапкой.

На перекрестке дорог старшие братья остановились.

— Мы с Петером пойдем вместе, а ты, Свэнд, со своим гвоздем не ходи с нами! — сказал Матс.

— Ну, так прощайте, милые братья! Счастливого вам пути! Надеюсь, скоро увидимся! — воскликнул Свэнд и свернул на проселочную дорогу.

Часа через два он почувствовал усталость, а жилья поблизости еще не было.

Вдруг впереди на дороге что-то зашевелилось. Свэнд в страхе подумал: «Неужели медведь? Как спастись?»

Но это был человек, возившийся у своей телеги.

— Слушай-ка, мальчуган, — окликнул он Свэнда, — пойди помоги мне! У телеги свалилось колесо, и я не могу добраться до кузницы.

— У меня есть гвоздь, его можно заткнуть вместо чеки. Только я даю его вам взаймы — он мне дорог: ведь гвоздь-то из моего родного дома!

Крестьянин расхохотался:

— Ну и забавный ты парнишка! Получишь обратно свой дорогой гвоздь, как только доедем до кузницы.

Крестьянин со Свэндом приладили колесо, сели на телегу и покатили по дороге в кузницу.

У наковальни стоял весь прокопченный, потный кузнец и изо всех сил бил по раскаленному докрасна железу.

Свэнд еще ни разу не был в кузнице, и ему все здесь понравилось:

— Весело у вас тут! Мехи гудят, молот бьет, прямо музыка! Хотел бы я быть кузнецом!

Кузнец расхохотался:

— Не смеши меня, болтун! Где тебе справиться с таким тяжелым молотом! Это тебе не игрушка! А вот, если хочешь, можешь раздувать мехи, пока мой мальчишка не выздоровеет. Буду тебя кормить досыта да еще дам несколько грошей за работу!

— Что же, я согласен! — ответил Свэнд.

И он остался у кузнеца. Гвоздь свой от крестьянина он получил обратно, выпрямил его, завернул в тряпочку и спрятал в карман. А крестьянин дал ему немного денег за его услугу.

Кузнец увидел, что Свэнд хороший, прилежный работник, и стал его учить своему ремеслу. Вскоре Свэнд смог уже сработать многие вещи своими руками.

Но через месяц сын кузнеца выздоровел, и кузнец не мог уже держать у себя Свэнда. Пришлось ему идти дальше.

Получив у кузнеца деньги за работу, Свэнд пошел по дороге, весело напевая песни.

Скоро он поравнялся с одиноким домиком у дороги. На пороге стоял кривоногий человек в очках. Это был портной; на шее у него висели на длинной тесемке ножницы. В руке портной держал куртку и чистил ее. Вдруг она выскользнула из его рук и упала на мокрую от росы траву.

— Вы бы повесили куртку, хозяин! — посоветовал Свэнд.

— Не учи меня, молокосос! — сказал портной. — Знаю без тебя, что мне делать!

Но Свэнд не обиделся на эти слова портного, а промолвил:

— Я могу вам помочь, хозяин!

Он вытащил из кармана гвоздь и вбил его в дверной косяк.

Портной улыбнулся, повесил куртку и вычистил ее. Потом позвал Свэнда в дом и велел жене дать мальчику молоко с хлебом. Свэнд с удовольствием поел — ведь он был голоден. Затем вежливо поблагодарил старушку. Хозяйке это очень понравилось.

— Возьми парнишку в учение! — сказала она.

— Я с удовольствием останусь у вас, — отозвался Свэнд, — хотя по ремеслу я кузнец.

Портной оглядел с головы до ног тощую фигурку Свэнда:

— Ну и славный кузнец! Не тебе, брат, поднимать тяжелый молот. А вот сумеешь ли ты шить?

— Попробую, — ответил Свэнд и уселся рядом с портным.

Так Свэнд стал работать у портного и научился шить. Но вскоре портной простудился и умер. Свэнд вытащил из двери свой заветный гвоздь, распрощался с хозяйкой и снова отправился в путь.

Скоро дошел он до небольшого селения. В это время началась гроза: поднялся сильный ветер, ударила молния и загрохотал гром.

Возле одного дома на веревке сушилось белье. Старушка спешила снять его, да вдруг веревка сорвалась с гвоздя.

— Проклятый гвоздь! — ворчала старушка. — Переломился пополам. Как бы не уронить белье в грязь…

— Я помогу вам, бабушка! — предложил Свэнд, достал свой гвоздь и вбил его в стену. — Давайте я привяжу веревку. Только вы потом отдайте мне мой гвоздь — ведь это частица моего родного дома!

— Спасибо, дружок, за твой гвоздь. Помоги мне скорей до дождя собрать белье и снеси-ка его в дом.

Свэнд так и сделал. В доме он увидел сапожника. Свэнд остановился в дверях, любуясь, как ловко сапожник подбивает подошву к башмаку.

— Я и кузнец и портной, а вот шить башмаки не умею! — сказал Свэнд.

— Не болтай глупостей! Какой ты кузнец или портной? Ты просто смеешься! А вот сапожному ремеслу я бы мог тебя обучить.

— Вправду, мальчик, оставайся у нас! — сказала старушка, мать сапожника. — Я вижу, ты умный и прилежный!

Свэнд остался у сапожника.

Сапожник не знал, как нахвалиться старательным и добрым мальчиком.

Скоро Свэнд мог не только чинить старые, но и шить новые башмаки. Раздумывая по вечерам о матери, он решил сделать ей подарок: ведь она, бедная, ходит там в рваных башмаках. И вот он, накопив денег, купил кожи и сшил для матери новые башмаки.

Осенью Свэнд простился с хозяевами, получил от сапожника деньги за работу и отправился домой.

Путь Свэнда лежал через город. Проходя через базар, он увидел у одного старика торговца куртку — это была куртка отца Свэнда, которую взял с собой старший брат, Матс. Значит, Матсу было плохо и он продал куртку, чтобы не голодать. Свэнд купил отцовскую куртку и пошел дальше.

Вдруг в одной лавке Свэнд увидел кастрюлю, ярко блестевшую на солнце. Конечно, то была кастрюля его матери. Уж как обрадовался Свэнд, когда купил любимую кастрюлю!

И вот настало время, когда Свэнд уже подходил к родной деревне.

В печи горел огонь — другого света в доме не было. Отец с матерью сидели за столом. А рядом — два оборванных паренька. Это были Матс и Петер.

— Бедные мои! — говорила мать. — Настрадались вы, натерпелись и голода и нужды, а ничего не заработали!

— Ничего, мама! — утешали ее сыновья. — Весной пойдем на полевые работы…

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял их младший братишка, Свэнд.

— Добрый вечер, родные мои! Вот я и пришел! — сказал Свэнд, весело оглядев всех. — Вот тебе, отец, твоя куртка, а тебе, мама, твоя любимая кастрюля да еще новые башмаки в придачу. Я ведь их сам сделал! Да это еще не всё. Возьмите мои заработанные деньги! Теперь я и кузнец, и портной, и сапожник и заработаю вам еще кучу денег. А вот и наш гвоздь! Это он помогал мне всегда.

И Свэнд вбил гвоздь на его прежнее место.

Братья с завистью смотрели на веселого юношу, который рассказывал о своих похождениях. А счастливая мать, плача от радости, хлопотала у печки и готовила в своей любимой кастрюле сытный ужин для всей семьи.

 

Роланд, доблестный рыцарь

Французская легенда

Император Карл Великий, славный повелитель франков, семь долгих лет воевал с сарацинским царем Марсилием. Карл отобрал у сарацин почти все земли, захваченные ими в Испании. Лишь столица Марсилия Сарагоса, что стояла на высоком берегу бурной реки Эбро, все еще оставалась под властью сарацинов.

— Мои войска больше не в силах противостоять доблестным франкам, — сказал царь Марсилий. — Дайте совет, о мудрейшие из мавров, как нам избежать позора и смерти.

Ответил мудрец Бланкандрин:

— Царь Марсилий, принеси Карлу клятву в вечной дружбе. В знак своей покорности обещай отречься от нашей веры, приехать в столицу его империи Ахен и там принять христианство. Пошли богатые дары повелителю франков. Карл поверит в твое дружелюбие и уйдет из Испании в свою милую Францию. Когда же он поймет, что обманут, будет слишком поздно.

— Да исполнится все по-твоему, — сказал Марсилий и повелел Бланкандрину отправиться во главе посольства к Карлу Великому.

Меж тем могучий Карл в покоренной им Кордове отдыхал в прекрасном саду. Вокруг него на белых шелковых коврах сидели его храбрые рыцари — цвет милой Франции. И среди них любимый племянник короля — граф Роланд.

Карл сидел под сенью высокой сосны на троне из чистого золота. Его осанка была горда и величественна, на плечи короля спускались кудри, белые, как цветы яблони.

Послы Марсилия предстали перед Карлом, и Бланкандрин обратился к королю франков с коварными речами.

Карл выслушал его речи и отпустил послов, не дав им никакого ответа. А у своих рыцарей король спросил, можно ли верить обещаниям Марсилия.

Сказал граф Роланд:

— Вы не должны, государь, верить маврам! Они жестоки и коварны. А Марсилий, их царь, — презренный лжец. Ведь однажды он уже предлагал нам мир и дружбу. Вот так же прислал послов, и каждый из них держал в руке оливковую ветвь. Вы, государь, послали тогда к маврам двух своих послов с ответом. А богопротивный Марсилий им обоим отрубил головы. Не мириться теперь с ним надо, а взять его столицу Сарагосу и жестоко отомстить за наших послов.

Так сказал Роланд.

Но тут выступил вперед отчим Роланда — граф Гвенелон.

— Великий Карл, — сказал он, — не надлежит тебе слушать советы безумцев. Внемли мудрому совету: коль хочет Марсилий стать твоим покорным вассалом, не отвергай его! Семь лет мы сражаемся. Пора кончать войну.

Все франки согласились с этими словами и порешили единодушно: да будет мир!

— Кого же послать мне в Сарагосу? — спросил Карл.

— Меня! — вызвался Роланд.

— Нет, — возразил граф Оливьер, ближайший друг Роланда, храбрый и рассудительный рыцарь. — Мавры вероломны. А вы, Роланд, отличаетесь пылким нравом и можете навлечь на себя беду. Уж лучше я вместо вас отправлюсь к Марсилию.

— Ни вас, Роланд, ни вас, Оливьер, — никого из двенадцати пэров Франции я не рискну отправить к сарацинам, — сказал Карл.

— Тогда позвольте поехать мне, — сказал архиепископ Турпин. — Я сумею достойно поговорить с ними.

Но Карл в ответ только покачал головой.

Тогда сказал Роланд:

— Пусть едет Гвенелон, мой отчим. Он лучше других сумеет исполнить поручение короля.

Страх обуял Гвенелона: еще никто из франков не возвращался от мавров живым. Со злобой и досадой сказал он пасынку:

— Если король прикажет, я поеду к Марсилию. Но коль позволит судьба мне вернуться от мавров, до самой смерти я не забуду, что ты посылал меня на верную гибель.

— Я охотно отправился бы вместо вас, будь на то соизволенье короля, — возразил Роланд.

— Поедешь ты, Гвенелон! — сказал Карл. — Возьми мою перчатку, мой жезл, как подобает послу, и поезжай.

Принимая жезл и перчатку короля, Гвенелон уронил перчатку на землю.

— О боже! — вскричали франки. — Это дурной знак! Не себе ли на горе мы шлем посла к Марсилию?

— Время покажет, — ответил на это Гвенелон и пустился в путь.

В оливковой роще он нагнал послов Марсилия. Гвенелон вступил в разговор с Бланкандрином и открылся ему, что отныне его заветное желание — погубить своего пасынка Роланда.

* * *

Царь Марсилий в своем дворце восседал на высоком троне, покрытом драгоценным александрийским шелком. Вокруг него в глубоком почтительном молчании стояли двадцать тысяч мавров.

Бланкандрин сказал:

— Карл Великий не дал нам никакого ответа. Вместо этого он прислал к тебе своего посла, графа Гвенелона, чтобы объявить через него свою волю.

— Говори! — приказал Марсилий послу.

Гвенелон выступил вперед:

— Мой властелин велел сказать, что должен ты, царь, приехать в столицу Карла — Ахен и там отречься от своих богов, а принять истинную веру — христианство. И тогда Великий Карл отдаст тебе во владение половину Испании. А второй половиной станет править Роланд — племянник короля. Такова воля Карла, и тебе надлежит ее исполнить. Если же ты, царь, ослушаешься могучего Карла, он возьмет твою столицу, а тебя предаст позорной казни.

Марсилий сразу воспылал гневом, а царевич Джюрфалей воскликнул:

— О государь, позволь мне наказать надменного франка! За свои дерзкие речи он достоин немедленной казни.

Услышав эти слова, Гвенелон обнажил свой меч с золотой рукоятью.

Бланкандрин шепнул Марсилию:

— Останови кровопролитье, царь! Граф Гвенелон хочет оказать нам услугу.

Бланкандрин взял Гвенелона за руку и подвел его к трону.

— Дивлюсь я Карлу, — проговорил царь Марсилий. — Ведь он очень стар, говорят, ему уже за двести лет. Он завоевал много стран и низверг их властителей. Немало страшных ударов принял на себя его щит, и немало булатных копий пронзило его тело. Когда же Карл устанет воевать?

— Не раньше, чем погибнет Роланд! — ответил Гвенелон. — Ни Запад, ни Восток еще не знавали такого отважного рыцаря. Покуда жив Роланд, никто не сможет победить Карла. Покуда жив Роланд, Карл будет вести войну.

— Любезный друг, граф Гвенелон, не знаешь ли ты средства погубить Роланда? — спросил Марсилий. — Может быть, мне нужно собрать побольше войска?

— Нет, Карл разобьет любое войско, — ответил Гвенелон. — Лучше сделай так, как я тебе скажу. Пошли Карлу обещанные подарки и притворись покорным ему во всем. Тогда Карл уйдет в милую Францию. А я подстрою так, что в арьергарде он оставит Роланда с малым войском. Вот тогда ты нападешь на франков с большой ратью, тогда Роланд неминуемо должен погибнуть.

Так сказал изменник!

За свою злодейскую измену Гвенелон получил богатые подарки и как ни в чем не бывало вернулся к франкам. Он привез Карлу ключи от Сарагосы, дары Марсилия и его клятвенные заверения в верности.

— Хвала творцу! — воскликнул Карл. — Конец жестокой и долгой войне! Ты, Гвенелон, получишь от меня награду.

И Карл двинул свои войска к границам милой Франции.

* * *

Французы шли ущельями среди высоких и мрачных гор.

Вот перед ними открылась широкая Ронсевальская долина. А дальше — снова горы, снова ущелья.

Король сказал:

— Высоки вокруг горы, темны узкие ущелья. Может быть, они таят опасность? Нужно оставить в Ронсевале двадцать тысяч человек на страже, чтобы остальное войско могло идти без опаски. Но кого же оставить в арьергарде?

— Роланда! — сразу же воскликнул Гвенелон. — Он самый храбрый рыцарь, пусть он останется прикрывать отход наших войск.

— Я остаюсь! — с готовностью отозвался Роланд. — Иди спокойно, Карл. Покуда я жив, тебе ничто не будет угрожать.

Двенадцать пэров Франции остались в Ронсевале, а с ними двадцать тысяч войска.

О горе! Не знают франки, что Марсилий собирает против них большое войско и уже набрал четыреста тысяч храбрецов.

Сарацины надели на себя тройные доспехи, взяли в руки крепкие щиты. Шлемы на них сарагосской работы, булатные мечи остры и надежны.

Вскочили сарацины на коней и помчались к Ронсевалю. Трубные звуки их рогов донеслись до арьергарда франков.

Граф Оливьер поднялся на холм и увидел оттуда несметные полки неверных.

— Не миновать нам жестокого боя! — воскликнул он.

— И слава богу! — отозвался Роланд. — Для нас большая честь и радость сразиться за нашего короля. Не станем жалеть своей крови, будем биться отважно.

Сказал Оливьер:

— На нас движется не менее ста тысяч язычников! Роланд, товарищ милый, возьмите свой заветный рог Олифант, трубите громче — услышит Карл и вернется сюда со своим войском.

— Нет, ни за что! — ответил ему Роланд. — Не рог Олифант, а меч Дюрандаль возьму я в руки. На горе себе пришли сюда сарацины: все они погибнут от ударов наших мечей.

— Роланд, трубите в рог! — заклинает друга Оливьер. — Карл поспешит нам на помощь.

— Нет! Это покрыло бы позором меня, мой род и милую Францию.

— Трубите в рог, Роланд! Еще не поздно. Карл вернется и поможет нам одолеть мавров. Иначе мы все тут погибнем: слишком неравны наши силы.

Но Роланд был непреклонен:

— Уж лучше смерть, чем срам! Своей чести я не запятнаю. И если погибну, тот, кому достанется мой Дюрандаль, скажет, что этим мечом владел верный и доблестный вассал.

Роланд надел боевые доспехи, взял в руку острое копье и вскочил на своего скакуна Вельянтифа.

За ним и остальные воины надели доспехи, сели на коней и приготовились к бою. Архиепископ Турпин благословил франков, и они помчались навстречу сарацинам, которые приближались, как темная грозовая туча.

Полки сошлись.

Жестокие удары разят и сарацин, и французов. Поломаны острые копья, разорваны в клочья боевые знамена.

Роланд и Оливьер бьются с несметными полчищами врагов. Не отстает от них и отважный архиепископ Турпин.

Бесстрашно сражаются франки, но их ряды тают. Много смелых полегло на землю, никогда уж не увидеть им ни жен своих, ни матерей, ни милой Франции.

Но и сарацин погублено без счета.

Тогда Марсилий бросил в битву новые полки. И снова вступили в сражение бесстрашные франки, сея вокруг себя смятенье и смерть. И снова в самом пекле боя — доблестный Роланд.

Видит Роланд, что французов осталось всего шестьдесят человек.

— О горе! — вскричал он. — Сегодня Франция, милая родина, лишилась лучших своих рыцарей. Нельзя допустить, чтобы победа досталась проклятым язычникам. Друг Оливьер, я стану трубить в свой рог. Карл Великий услышит его и придет к нам на подмогу.

— Теперь поздно трубить в рог, — возразил Оливьер. — Я вас просил об этом раньше, но вы не пожелали меня слушать. Дорого обойдется нам ваша, Роланд, непомерная гордыня. Ведь безрассудство и отвага — это не одно и то же. Если бы вы послушались моего совета, Карл был бы уже здесь и нашею была бы победа. А теперь, когда погибло столько франков, звать на помощь Карла было бы позорно.

Сказал Турпин:

— Сейчас не время спорить. Карл далеко, ему не поспеть к нам на помощь. И все же трубите в рог, граф Роланд. Карл вернется и, по крайней мере, отомстит за нас неверным.

Взял Роланд свой заветный рог Олифант и затрубил в него с такой силой, что на губах у него выступила кровь.

Могучие звуки перелетели через горные вершины, и Карл услышал тревожный зов Олифанта.

— Должно быть, наши дерутся в Ронсевале, — сказал король. — Роланд трубит в свой рог, он зовет меня на помощь.

— Нет, вовсе не о битве вещают звуки рога, — отозвался изменник Гвенелон. — Наверное, Роланд затеял там охоту и, трубя, гоняется за зайцами. Не останавливайтесь, государь, прошу вас. Путь до Франции далек, не станем попусту терять время.

Но снова и снова слышат франки тревожные призывные звуки Олифанта.

Тогда всем стало ясно, что граф Роланд в беде. И что виной тому изменник Гвенелон.

Не медля ни минуты, Карл повернул свои войска и двинул их к Ронсевалю.

А Гвенелона король приказал держать под стражей, покуда не придет день суда над изменником.

Вершины окрестных гор высоки и грозны, в темных, глубоких ущельях бурлят стремительные потоки.

Франки идут без отдыха, они спешат в Испанию, на выручку Роланду.

Меж тем Роланд ведет в бой оставшуюся горстку воинов. Никто из них не ждет себе спасения и не просит пощады.

В яростной битве Роланд схватился с самим царем Марсилием и отсек ему руку. А царевича Джюрфалея Роланд поразил насмерть своим булатным мечом.

Граф Оливьер смертельно ранен. Из последних сил наносит он жестокие удары, рубит сарацин без жалости и тела их бросает грудою одно на другое.

Но вот Оливьер подозвал к себе Роланда:

— Прощайте, мой милый друг! Прощайте, Роланд! Уже близка моя кончина.

Умер Оливьер, а Роланд, склонившись над его телом, от горести лишился чувств. Когда он очнулся, то увидел, что при нем осталось всего лишь два воина: Турпин и Готье де л’Ом. Но вот погиб Готье, верный вассал и храбрый рыцарь.

А у Турпина щит разбит, шлем расколот, на голове зияет рана. Кольчуга его пробита — четыре дротика вонзились Турпину в грудь. Скакун под ним убит…

Сказал Роланд:

— Сеньор, вы пеши, я на коне. Но мы должны делить и радость и горе. Я вас не брошу, будем биться рядом.

Ответил Турпин:

— Я не перестану сражаться, пока во мне теплится хоть искра жизни.

И они вместе стали наносить врагам тысячи ударов.

Но вот и под Роландом пал конь, пал ретивый Вельянтиф.

А бой все кипит, франки — два бесстрашных воина — стоят насмерть!

Наконец сарацины обратились в бегство.

Тогда Роланд пошел по полю битвы искать тела своих погибших друзей, пэров Франции. Он их нашел и положил у ног умирающего архиепископа. Вскоре Турпин умер.

Почувствовал Роланд, что и его конец близок.

Меж тем один мавр уже давно следил за Роландом. Он, лежа среди трупов, притворился мертвым. Когда он понял, что Роланд совсем ослабел, то бросился вперед и выхватил заветный меч Дюрандаль из рук умирающего героя.

— Презренный нехристь! — вскричал Роланд, и от гнева к нему вернулись силы. — Как посмел ты коснуться моего славного меча!

Он схватил свой заветный рог, свой Олифант, и ударил им сарацина по золотому шлему. Рухнул сраженный мавр, а Олифант раскололся посредине, и драгоценные камни, которыми он был изукрашен, посыпались на землю.

Взял Роланд в руки свой меч и так сказал:

— Мой верный меч, мой прекрасный Дюрандаль! Во всех боях мы с тобою побеждали врагов и завоевали для Карла Великого немало царств. Второго такого меча нет во всей Франции. Ты служил храброму рыцарю. Теперь приходится нам с тобой расстаться. Но я не хочу, чтобы после моей смерти ты попал в недостойные руки.

Роланд сплеча ударил мечом по большому крепкому камню. Но булатный клинок не сломался, не зазубрился — лишь зазвенел и отскочил от камня.

Еще раз ударил Роланд, и еще… Полетели на траву куски гранита, а Дюрандаль остался невредим!

Понял тогда Роланд, что не под силу ему сломать свой меч, и стал он горевать над ним:

— Как ты красив, мой Дюрандаль! Как ты хорош, мой булатный меч! Как сверкаешь ты в лучах солнца! Не должен ты, мой меч, достаться язычникам!

Роланд крепко прижал к груди верный меч Дюрандаль и заветный рог Олифант, лег на траву и приготовился к смерти. Он лег лицом к Испании: пусть знают все, что доблестный рыцарь Роланд погиб непобежденным!

* * *

В скором времени великий Карл достиг Ронсеваля. Пришел — и видит: долина, горы и ущелья сплошь покрыты телами погибших сарацин и франков.

Воскликнул Карл:

— О где же ты, мой племянник Роланд? Где бесстрашный Турпин? Где отважный Оливьер? Где все двенадцать пэров?

Увы, никто не отозвался на призыв короля.

В великой горести Карл рвет свою седую бороду. Рыдает император, с ним вместе рыдают все его воины. Многие из них замертво пали на землю, так велика была их печаль.

— Сегодня погиб цвет милой Франции, — сказал Карл. — Мы должны отомстить неверным!

Тут все увидели, что вдали клубится пыль: то в страхе убегали язычники.

Карл бросился в погоню, но не успел он их настичь, как начала спускаться ночь.

Властитель франков сошел с коня, простерся ниц на земле и стал молить бога продлить день.

И свершилось великое чудо: солнце в небе остановилось, снова засиял день!

Воины Карла настигли полчища мавров и, избивая их, погнали к Сарагосе. Те сарацины, что не были убиты в сражении, в страхе бросились в волны Эбро и все до единого утонули в бурной реке.

Лишь тогда закатилось солнце и наступила ночь.

Узнав о поражении, царь Марсилий горько зарыдал и умер с горя.

И тогда Карл без помехи вошел в Сарагосу.

Карл оставил в Сарагосе тысячу своих воинов, а с остальными отправился в милую Францию. Он взял с собой тела Роланда, Оливьера и Турпина. С великими почестями героев схоронили в родной земле.

Вот приезжает Великий Карл в свою столицу Ахен.

Красавица Альда, сестра Оливьера, вышла встречать франков.

— А где Роланд? — спросила Альда. — Где мой милый жених Роланд?

— Роланд погиб, — рыдая, ответил ей Карл. — Тебе в супруги я дам моего сына и наследника.

Сказала Альда:

— Как странно ты говоришь, король! Может ли статься, что я переживу Роланда?

Альда побледнела, упала к ногам короля и умерла. Все горевали о ее кончине.

А изменника Гвенелона казнили позорной казнью: он был разорван лошадьми. Да будет кара всегда сопутствовать измене!

 

Окассен и Николет

Французская легенда

Говорят, рассказывают и повествуют, что некогда, в очень давние времена, в Провансе жили два графа — Бугар де Валенс и Гарен де Бокер, которые много лет вели между собой кровопролитную войну. У графа де Валенса было больше воинов, оружия и лошадей, и не мудрено, что войско его очень скоро подошло к самым стенам Бокера. Увы, замок старого графа был обречен. У дряхлого Бокера совсем не осталось надежды — сам он был слишком немощен, чтобы воевать, а опора отца, молодой наследник Окассен, не спешил прийти ему на помощь.

Молодой граф был хорош собой, как светлый день, и храбр, как разъяренный барс, но уже давно все помыслы его были заняты только любовью — день и ночь он мечтал о своей возлюбленной Николет, молодой девушке-сарацинке, которая жила в Бокере и воспитывалась в доме виконта — знатного и богатого человека, которому она досталась маленькой девочкой и которую он крестил и воспитал вместе со своими детьми.

— Сын мой, — однажды утром в отчаянье обратился к Окассену старый граф, — ты видишь, не сегодня-завтра коварный де Валенс овладеет Бокером и уничтожит наш род.

Забудь об этой Николет, на которой я все равно не разрешу тебе жениться, возьми в руки меч и защити своего старого отца.

— Нет, отец, — ответил Окассен, — пока вы не разрешите мне жениться на моей милой Николет, я не возьму в руки меч.

— Ах, так! — вскричал старик. — Так знай, что ты не увидишь ее никогда.

В бешенстве отправился старый Бокер к виконту и приказал ему отравить Николет. Для того чтобы не гневить старого графа, виконт согласился и велел распустить по городу слух, что Николет умерла от яда. На самом же деле он запер ее вместе со старой служанкой в высокую, неприступную башню, куда распорядился посылать хлеб и вино.

Но любящее сердце подсказало Окассену, что Николет жива, и он отправился к виконту разузнать что-нибудь о своей милой.

— Господин мой, — сказал ему виконт, — забудьте вы о ней. Лучше возьмите себе в жены дочь короля или графа.

Как ни уговаривал его Окассен, виконт не разрешил ему повидаться с Николет.

А тем временем коварный де Валенс подступил уже к воротам замка. Неминуемая гибель нависла над Бокером.

— Отец, — сказал Окассен, — я пойду воевать, но обещай мне, что после победы я увижу мою милую Николет.

Что было делать старому Бокеру? Он согласился. Окассен вскочил на коня и бросился в самую гущу врагов. Он разрубал шлемы и забрала, разил врагов наповал. Он захватил в плен самого графа де Валенса.

Безмерно обрадовался старый Бокер победе, но и не подумал сдержать своего слова. Наоборот, увидев, что ничто не может заставить сына забыть возлюбленную, коварный отец приказал бросить Окассена в темницу.

* * *

Говорят, рассказывают и повествуют, что в одну теплую майскую ночь Николет никак не могла заснуть в своей каменной башне. Она тихонько встала, надела красивый шелковый плащ, сплела из простыней веревку, привязала один ее конец к подоконнику и спустилась в сад. Цветы маргариток, по которым она ступала, казались совсем черными, так белы были ее ноги. Она выбралась на улицу и побежала к графскому дворцу, так как сердце подсказывало ей, что Окассен ждет ее и страдает. Она подошла к темнице, где томился ее друг, и сторож, восхищенный ее красотой и отвагой, разрешил ей поговорить с бедным Окассеном. Они стали говорить о своей любви, и речи их были так грустны, что растрогали даже грубого стражника.

На рассвете Николет покинула Бокер, где протекло ее детство, и направилась куда глаза глядят. Она жила в лесу, питалась ягодами и грибами, пила воду из прозрачных родников, а ночи проводила в шалаше, который устроила себе из веток и цветов.

А тем временем по графству распространился слух, что Николет бесследно исчезла: то ли она умерла, то ли ее похитили разбойники и увезли на своем корабле. Старый Бокер повеселел; он приказал освободить Окассена из темницы и устроить блестящий турнир. Но грустно и одиноко было Окассену среди общего веселья. Вдруг к нему подошел какой-то неизвестный рыцарь и сказал:

— Я был болен тем же недугом, что и вы, Окассен. Я дам вам хороший совет: садитесь на коня и поезжайте покататься по этому лесу. Быть может, вам станет легче.

Окассен послушался рыцаря, сел на коня и поехал прочь от замка. В лесу он повстречал пастухов, которые рассказали ему, что видели девушку, такую красивую, что приняли ее за волшебницу. Окассен расспросил их, где именно они видели эту девушку, и, пришпорив коня, помчался в самую чащу леса.

Наступила ночь, а он еще не нашел Николет. И Окассен заплакал — ему стало очень горько и страшно: а вдруг он так и не найдет свою подругу? Тут из кустов навстречу ему вышел крестьянин, такой худой и оборванный, какого Окассен не встречал за всю свою жизнь.

— О чем вы плачете, сударь? — спросил он Окассена.

Окассен не решился поведать незнакомцу истинную причину своих слез и солгал:

— Я охотился в этих местах с белой левреткой и потерял ее. Поэтому я и плачу.

— Бог мой! — воскликнул бедняк. — Чего не выдумают эти господа! Я потерял самого лучшего вола из упряжки и то не плачу. А вол ведь был не мой, а взятый взаймы у одного крестьянина. И теперь я боюсь вернуться в город, потому что меня посадят в тюрьму — мне нечем заплатить за этого вола. А вы убиваетесь из-за какой-то собачонки!

Окассен дал этому бедному человеку двадцать су и поехал дальше.

Недалеко от того места, где расходились семь дорог, он увидел шалаш. Он вошел в него. Внутри, на охапке цветов и листьев, спала его подруга. Они упали друг другу в объятия и решили никогда больше не разлучаться и бежать от злого и хитрого графа де Бокера. Окассен посадил Николет перед собою в седло, и они выехали в открытое поле.

Говорят, рассказывают и повествуют, что Окассен и Николет сели на корабль, на котором плыли купцы. Они достигли уже середины моря, как вдруг подул сильный ветер, волны закипели и стали выплескиваться на палубу. Молния ударила в мачту, корабль накренился и стал тонуть. Огромная волна выбросила Окассена и Николет на незнакомый берег.

— Куда мы попали? Что это за страна? — спросили они у рыбака, сушившего сети на берегу.

— Вы попали в страну Торлор, — ответил рыбак. — Другой такой страны нет на свете.

И действительно, это была удивительная страна. Добравшись до королевского замка, Окассен и Николет спросили у стражника, можно ли видеть короля.

— Нет, — ответил стражник, — король только что родил сына и плохо чувствует себя.

— А где же королева?

— Она во главе войска ушла на войну и увела за собой всех жителей.

Окассен решил посмотреть, что же это за война, и, оставив Николет во дворце, пошел туда, куда указал ему стражник. Когда он достиг поля боя, то увидел, что воины сражаются печеными яблоками, яйцами и свежими сырами. Он хотел вмешаться, вытащил меч и бросился было в сечу, но королева и подоспевший король удержали его.

— Друг мой, — воскликнул король, — не надо горячиться. У нас нет обычая убивать друг друга.

Жизнь в этой веселой стране очень понравилась Окассену и Николет, и они совсем было решили здесь остаться, как вдруг с моря подошло войско сарацин. Сарацины побили безоружных воинов, а Окассена и Николет взяли в плен. Окассена бросили на один корабль, Николет — на другой.

Но пока они плыли, на море опять разыгралась буря. Корабль, на котором находился Окассен, прибило к берегам родного Бокера. Узнав своего молодого господина, жители графства очень обрадовались. За это время старый граф, отец Окассена, умер, и Окассен стал правителем Бокера.

А корабль, на котором находилась Николет, прибило к Карфагену. Когда Николет увидела белые стены города, она сразу вспомнила, что здесь родилась и что отсюда выкрали ее маленьким ребенком разбойники-сарацины. Царь Карфагена также признал в ней свою дочь, ее окружили царскими почестями и стали подыскивать самых именитых женихов.

Но Николет день и ночь думала только об Окассене. Она раздобыла черной краски, намазала себе руки и лицо, сшила плащ и рубашку, какие носят жонглеры, взяла виолу и на купеческом корабле, везущем в Прованс карфагенские товары, добралась до Бокера. Она пришла в замок, проникла в сад, где под сенью дуба сидел грустный Окассен, провела смычком по струнам своей виолы и запела:

Когда она кончила, Окассен спросил ее:

— Милый друг, не знаешь ли ты что-нибудь о Николет? Не можешь ли ты мне помочь найти ее? Я жду ее уже давно, и никакой другой жены, кроме нее, у меня не будет.

— Сеньор, — ответила Николет, — я разыщу ее ради вас.

Она пошла к виконту, все рассказала его жене, которая воспитала ее и любила, как родную дочь. Добрая женщина помогла ей смыть черную краску, натерла ее волшебными травами, и Николет стала еще прекрасней, чем раньше. Жена виконта дала ей свое самое красивое платье, усадила на расшитые шелком подушки, а сама побежала за Окассеном. Когда Окассен увидел свою подругу, радости его не было границ. На другой день весь Бокер веселился на их свадьбе.

 

Персеваль, или рассказ о граале

Кельтская легенда

До сих пор на побережье Англии сохранились развалины замка Кардуэлл, в котором, по преданию, много веков назад жил со своими рыцарями король Артур. Удивительными и бесстрашными подвигами прославили рыцари двор Артура. Кто не слышал о славном Ланселоте, рыцаре Тележки, о храбром Кее, о мудром волшебнике Мерлине?

Когда двор короля Артура достиг зенита своей славы, в замке, стоявшем в глуши уэльских лесов, родился мальчик. Мать решила во что бы то ни стало уберечь последнего сына от судьбы, постигшей двух ее старших сыновей — оба они погибли на рыцарских поединках, — и делала все, чтобы ни один отголосок внешнего мира не проникал в ее уединение. Мальчик почти не выходил из замка. Он не знал, что за мир начинается за уэльским лесом; не знал он, что на свете есть войны, что мужчины носят рыцарские доспехи и убивают друг друга на турнирах. Не знал он даже своего имени. И вот однажды, когда деревья в рощах покрылись молодыми листочками, а поля — первой травой, этот мальчик, превратившийся к тому времени в красивого юношу, решил прогуляться по лесу. Он ехал, наслаждаясь пением птиц и любуясь первыми цветами, как вдруг дорогу ему пересекла группа всадников. Юноша еще ни разу в своей жизни не видел рыцарей и решил, что это какие-то сверхъестественные существа — так поразили его их доспехи, парадные кони, сверкающие копья.

— Кто вы такие, таинственные незнакомцы? Бог или дьявол послал вас сюда?

— Мы — рыцари короля Артура из Кардуэлла, — ответил ему один из всадников.

Кавалькада скрылась в чаще леса. Не в силах сопротивляться охватившему его желанию, юноша поспешил домой.

«Во что бы то ни стало я должен стать рыцарем! Как смела мать скрывать от меня истинное назначение мужчины!» — думал молодой уэльсец, собираясь в дорогу. С рыданиями упрашивала его мать не покидать ее, но он даже не оглянулся на стены своего родного замка.

Три дня и три ночи ехал юноша через глухой уэльский лес, спрашивая дорогу у прохожих дровосеков. И наконец впереди зашумело море и показались стены желанного Кардуэлла.

Вдруг юноша увидел, что навстречу ему скачет рыцарь, — видно, он только что покинул замок.

Когда рыцарь поравнялся с юношей, последний не мог сдержать восхищения: это был настоящий великан в огненно-красных доспехах.

Юноша поспешил в замок. В большом зале за круглым столом сидели рыцари. За круглым столом, как известно, все места одинаковы, и поэтому среди рыцарей не было ни старших, ни младших. «Кто же из них король?» — подумал уэльсец. Но, как он ни присматривался к сидевшим, не мог распознать среди них короля. Тогда он обратился к одному из рыцарей, меч которого покоился в голубых ножнах:

— Достойный рыцарь, не скажете ли вы мне, кто здесь король Артур?

Рыцарь указал ему на короля, сидевшего в глубокой печали. Юноша поклонился.

— Входите, — приветствовал его король, — отдайте вашего коня слугам и будьте нашим гостем. Не встретили ли вы рыцаря в алых доспехах? Он только что был здесь и грубо оскорбил нас. Он выплеснул кубок вина на платье королевы.

— Да, я видел его, — ответил юноша. — Мне очень понравились его доспехи.

— Ха-ха-ха! — расхохотался рыцарь Кей, известный не только своим бесстрашием, но и злым языком. — Так что же ты не отнял их у него, храбрец!

Услышав эти слова, юноша подумал: «Хорошо же, я докажу вам всем, что не только Кей может быть рыцарем Артура!» Он поспешно вскочил на коня, которого слуги не успели даже покормить, и бросился вдогонку за Алым рыцарем. Как стрела несся его конь по дороге, пока не засверкали вдалеке красные латы великана.

— Остановись! — крикнул юноша, — Ты оскорбил двор Артура! Я вызываю тебя на поединок!

Увидев, что его преследует невооруженный всадник, Алый рыцарь размахнулся и на скаку проткнул своим копьем плечо юноши. Юноша зашатался в седле, но не потерял присутствия духа: здоровой рукой он схватил дротик — единственное, что у него было, — и метнул его в глаз великана. Алый рыцарь тотчас испустил дух. Юный уэльсец облачился в его доспехи, а коня и золотой кубок послал вместе со слугою убитого во дворец королю Артуру.

Так начал юноша из Уэльса свою ратную жизнь. К вечеру этого же дня он добрался до замка, на крепостной стене которого стоял пожилой человек с благородным и храбрым лицом. Он пригласил юношу провести ночь под его кровом, а когда узнал, что тот только начинает свой рыцарский путь, предложил обучить его всем законам рыцарства. Горнемант — так звали хозяина замка — научил нашего героя носить доспехи, обращаться с мечом и копьем, а также преподал ему две важнейших рыцарских заповеди: всегда дарить жизнь побежденным и никогда ни о чем не спрашивать.

— Помни, — напутствовал юношу Горнемант, — рыцарь не должен задавать вопросов.

Юноша провел у Горнеманта несколько дней, а потом поехал дальше. Он встречал по дороге рыцарей, со многими вступал в поединки и, победив, не убивал их, а посылал королю Артуру. Слава о нем облетела все королевство. Но чем дальше странствовал он, тем больше томила его тоска. Его мучили воспоминания об оставленной матери. Он решил во что бы то ни стало повидать ее, но словно какой-то рок препятствовал ему в этом.

Однажды ночь застигла его в лесу. Глубоко задумавшись, он ехал по узкой лесной тропе, как вдруг, словно по волшебству, перед ним появилось широкое и спокойное озеро. Посредине его на плоту двое мужчин ловили рыбу. Юноша попросил их перевезти его на другой берег. Когда они узнали, что он ищет ночлег, один из них пригласил его к себе. Они подплыли к неприступной скале, которая неожиданно раздалась, открыв широкий и светлый проход. Проплыв по этому проходу, они добрались до дворца, такого прекрасного, что рыцарь онемел от изумления. Его ввели в покои, где на золотой кровати лежал старый человек, страдающий неизлечимым недугом. Он позвонил в колокольчик, и им принесли ужин, также поразивший юношу своим великолепием. Арабские вина, испанские фрукты, сосуды из далеких южных стран — все это удивило молодого человека, но он твердо помнил, что главнейшая заповедь рыцаря — не задавать вопросов. Так они ели и беседовали, как вдруг отворилась боковая дверь, и оттуда вышла странная процессия: двое юношей несли по светильнику, третий нес чашу и копье, с которого по капле стекала кровь. Чаша сверкала так, что свет светильников померк, как меркнут звезды и луна при появлении солнца. Процессию заключали две девушки, несшие серебряный Полог. Несколько раз из одной двери в другую проходила эта странная процессия, но юноша, хоть и сгорал от любопытства, не спросил у хозяина, что это значит, ибо твердо помнил наказ Горнеманта — не задавать вопросов.

Его положили спать на белоснежной постели, и он заснул спокойным сном. А когда проснулся, то увидел, что в комнате никого нет. Он прошел через весь замок и никого не встретил. Во дворе стоял оседланный конь, и подъемный мостик через ров был опущен. Юноша проехал по нему и как только ступил на берег, мост сам собой поднялся. И когда он, отъехав от замка, оглянулся — замка уже не было. Под деревом он увидел девушку с распущенными волосами.

— Как твое имя? — спросила она.

— Персеваль, — помимо своей воли ответил рыцарь, который до этого момента не знал своего имени. Тогда он понял, что эта девушка — колдунья.

— Ты избран судьбой, — сказала девушка. — Ты был сейчас в гостях у короля Рыболова. Давным-давно его ранили в бою, и рана его неизлечима. Но если бы ты спросил его, что означает чаша и копье, старый король избавился бы от своих страданий!

— Но мой наставник Горнемант учил меня не задавать вопросов!

— Для тебя наступило время, когда нужно слушаться другого наставника — свое сердце, — сказала девушка. — Почему, почему ты не задал вопроса!

Не успел Персеваль ответить ей, как она исчезла. В смущении и тоске отправился Персеваль дальше. Он странствовал долгих пять лет, совершил много подвигов, но, как ни старался, не мог еще раз проникнуть в замок короля Рыболова.

Однажды вместе со своими рыцарями король Артур отправился на охоту. Было самое начало зимы, и первый легкий снег лишь слегка припорошил землю. Персеваль проезжал неподалеку от того места, где со своей свитой расположился король Артур. Уж очень давно Персеваль думал лишь об одном: почему не является ему опять волшебный замок? Что нужно сделать для того, чтобы снова попасть туда? Он перестал заботиться о себе, забыл о рыцарских упражнениях, ночевал в лесу в шалаше или прямо на земле. Многие думали, что он помешался. Не замечая ничего вокруг, ехал Персеваль по лесу этим зимним утром. Но вдруг, подняв голову, он увидел в небе стаю диких гусей. Один из них был ранен и заметно отставал от остальных. Он летел все ближе к земле, казалось, он вот-вот упадет. Персеваль поспешил к нему, но гусь, взмахнув крыльями, рванулся вверх, уронив на снег три капли крови. Увидев кровь на белом снегу, Персеваль вдруг потерял сознание. Он впал в забытье. Слуги короля нашли его, замерзающего на снегу, и привели в шатер короля Артура.

— Что с тобой, о достойнейший рыцарь? — спросил его король. — Почему ты, прославив свое имя на все королевство, теперь скрываешься от людей? Останься с нами, развей свою тоску в веселых пирах и турнирах.

— Нет, достойный король, — ответил Персеваль, — я видел замок короля Рыболова и волшебный сосуд. Я должен вернуться туда еще раз. Разреши мне странствовать дальше.

Король не задерживал его. Прошли еще долгие годы. Как-то раз Персеваль встретил в лесу старика, который сказал ему:

— Чаша, которую ты видел, — это святой Грааль, и тайна ее открывается лишь тому, кто хранит ее. Рыцари хранители Грааля невидимы для мира, у них нет земных имен, но, когда где-нибудь совершается несправедливость, они приходят на помощь. Никто не должен спрашивать их, откуда они пришли. Если рыцарь Грааля откроет свое настоящее имя человеку, он умирает. Король Рыболов неизлечимо болен. Он хочет передать сосуд другому рыцарю, и он выбрал тебя. Ты снова увидишь Грааль.

Слова отшельника сбылись. Персеваль снова увидел Грааль.

— Что это значит? — спросил он у больного короля.

И как только прозвучал этот вопрос, страдания, много лет мучавшие старого хранителя Грааля, отпустили его, и он спокойно скончался на руках Персеваля. Так Персеваль стал хранителем Грааля. Он не совершал больше ратных подвигов, но, когда на земле готовилась несправедливость, являлся неизвестный рыцарь и карал виновного. Это был Персеваль.

 

Сказание о Робин Гуде

Английская легенда

Было это в давние-давние дни. Правил тогда Англией король Ричард I, прозванный Львиное Сердце.

Однажды море вскипело, забурлило и прибило к берегам чужеземные корабли. Их было много, очень много. А на них враги с мечами и копьями. Они захватили все земли. Непокорных убивали и жгли их дома. А покорившихся делали рабами, на шею им надевали железный ошейник с вырезанным на нем словом «раб».

Да, тяжко приходилось простому люду: он терпел притеснения и от чужеземцев, и от своих баронов и шерифов — наместников короля. А как грабили крестьян монахи!

У Робин Гуда тоже отняли землю, сожгли его дом. И тогда он собрал сотню молодцов, таких же бедняков, как он сам, и увел их в Шервудский лес. И там:

А богачи, шерифы и монахи дрожали при одном имени Робин Гуда. Да, он стрелял без промаха! И так владел мечом, что редкий осмеливался с ним потягаться!

Но особенно не терпел Робин Гуд монахов. Он ненавидел их притворство. Ведь только и слышишь, что пекутся они о нас, грешниках, а сами в то же время обирают так, что последнюю рубаху готовы снять!

Слава Робин Гуда росла. Крестьяне шепотом передавали друг другу вести о смелом их защитнике. И все больше и больше людей приходило к Робин Гуду в его отряд.

Однажды весенним утром Робин Гуд встретил в лесу незнакомца. О! То был настоящий великан: огромного роста, широкоплечий. В руках он держал толстую палку.

Робин столкнулся с ним на узком мостике через речку.

— Посторонись! — воскликнул гордый Робин Гуд. — Я еще никому не уступал дороги.

Но незнакомец не двинулся с места.

— Ты трус! — спокойно отвечал он. — Ты вооружен мечом и луком, а у меня только палка!

— Хорошо, — сказал Робин Гуд, — я могу прогнать тебя с дороги и палкой!

С этими словами он сошел на берег, бросил на землю лук и меч и, сломив с дерева большой крепкий сук, вернулся на мостик.

— Будем драться, пока кто-нибудь из нас не упадет в воду! — предложил он.

— Согласен, — улыбнулся верзила.

Они долго дрались, и наконец Робин Гуд нанес своему противнику такой отчаянный удар, что тот пошатнулся и еле-еле устоял на ногах. Но в следующий миг незнакомец с такой силой ударил Робина, что у того кровь брызнула из плеча. Он покачнулся и упал с моста в реку.

К счастью, Робин Гуд был отличный пловец. Несмотря на рану, он выплыл и вышел на берег.

— Люблю храбрых парней! Будем друзьями! — Робин Гуд улыбнулся и протянул своему противнику руку. — Скажи, как твое имя и куда ты идешь?

— Меня зовут Джон, — сказал верзила. — Враги разорили мой дом, убили отца, угнали братьев. Я спасся чудом и теперь ищу Робин Гуда. Хочу вступить в его дружину.

— Ты нашел, кого искал. Я — Робин Гуд!

Джон раскрыл рот от изумления, а Робин Гуд вынул охотничий рог и трижды в него протрубил. К великому удивлению Джона, очень скоро на поляне появились люди в зеленых плащах — товарищи Робин Гуда.

— Ты ранен! — с тревогой воскликнул Вилл Стетли, друг Робин Гуда.

Стрелки хотели броситься на Джона, но Робин остановил их.

— Пустяки, — смеясь, сказал он. — Этот малыш слегка меня поцарапал. Он хочет быть нашим товарищем. Примем его? Он стоящий парень!

— Примем и назовем Малютка Джон, — предложил Вилл Стетли.

Стрелки согласились, и с тех пор не было у Робин Гуда товарища верней, чем Малютка Джон.

Однажды Джон прибежал к Робин Гуду с известием, что к лесу приближается епископ Герфорд с большой свитой. Робин Гуд вскочил на ноги, глаза его блеснули.

— Что же, пригласим святого отца на обед! — весело воскликнул он. — Ребята, приготовиться!

Епископ Герфорд ехал в отличном настроении: монахи только что собрали налоги с крестьян окрестных деревень и епископу досталась немалая доля. Слуги его везли награбленное добро, за ними следовала вооруженная охрана.

Выехав на лесную поляну, епископ вдруг увидел большой костер, над которым жарился олень. Вокруг костра сидели люди в одежде пастухов, они весело смеялись, шутили и, как видно, готовились попировать. Пришпорив коня, епископ подъехал к костру.

— Как смели вы убить оленя в королевском лесу! — грозно воскликнул он.

— Простите нас, святой отец, — сказал один из пастухов, вставая и низко кланяясь. — Мы круглый год, от темна дотемна, пасем господских овец, а нынче у нас праздник. Хотим поесть досыта, а после поплясать.

— Негодяй! — зло воскликнул епископ. — Кто убьет оленя в королевском лесу, тому петля! Я прикажу вас всех заковать в кандалы и отправить к королю!

_ Пощади нас, святой отец! — взмолился пастух.

— Нет вам пощады! Взять его! — приказал епископ.

Но пастух вдруг засмеялся и сильной рукой схватил под уздцы лошадь епископа. Сидевшие у костра вскочили и окружили свиту епископа, а из кустов выбежали еще полсотни молодцов, и в несколько минут вся свита епископа была обезоружена и связана.

Поняв, что перед ним Робин Гуд, епископ задрожал от страха.

— Пощади! Пощади! — заохал он.

— Вам ли говорить о пощаде, ваша честь! — улыбнулся Робин Гуд. — Мы не собираемся вас вешать. Нет! Вам только придется пообедать с нами, попеть и поплясать!

И Робин Гуд сдержал слово. У себя в лагере он устроил веселый обед, усадил епископа за стол и, видя, как поп то краснеет, то бледнеет от страха, смеясь, подливал ему вина.

— А не кажется ли вам, святой отец, что за обед надо заплатить? — сказал Робин Гуд, когда обед кончился.

— У меня нет ни гроша, — затряс головой епископ.

Но тут подошел Малютка Джон, расстелил на земле свой плащ и сказал:

— А ну посмотрим, так ли уж беден святой отец!

Под общий смех из карманов епископа посыпался целый дождь золотых монет. Малютка Джон сгреб их и пересчитал.

— Пятьсот золотых! — объявил он. — Вот это бедняк!

Робин Гуд приказал все награбленное добро вернуть крестьянам, а епископа посадил на лошадь задом наперед и дал ему в руки вместо поводьев конский хвост.

— Держись крепче, святой отец! — крикнул Малютка Джон, стегнув лошадь.

— Да скачи быстрей, пока я не передумал! — прибавил грозно Робин Гуд.

Узнав о злоключениях епископа, шериф ноттингемский был вне себя от гнева.

Епископ ездил к королю жаловаться, и король, призвав шерифа, приказал ему немедленно поймать Робин Гуда и живым доставить во дворец.

И тогда шериф пустился на хитрость. По всем дорогам в городах и селах герольды сообщили, что шериф ноттингемский устраивает состязание в стрельбе. Наградой победителю будет серебряная стрела с золотым наконечником. «Важно заманить Робин Гуда в город, а узнать его, — думал шериф, — будет нетрудно: ведь он самый меткий стрелок во всей округе и, конечно, выиграет приз».

Узнав о состязании, Робин Гуд немедленно стал собираться. Друзья отговаривали его, понимая, как это опасно. Но Робин Гуд только посмеивался.

— Не трусь, Малютка, — сказал он, хлопнув Джона по плечу, — не так-то просто меня поймать!

На другой день он один ушел в Ноттингем. По дороге ему встретился торговец мясом, который вез полную тележку бараньих туш на рынок.

— Привет, хозяин, — сказал Робин Гуд, подходя к нему. — Продай мне свой товар вместе с тележкой и конем.

— Да ты шутник, я вижу! — рассердился мясник. — Посторонись с дороги! Я тороплюсь!

— Я не шучу! Назначай цену! — Робин Гуд вынул и подбросил в руке тяжелый кошелек.

Мясник придержал лошадь и с удивлением оглядел странного незнакомца. Он назвал цену втрое большую, чем стоил его товар.

— Согласен! — воскликнул Робин Гуд. Он отсчитал деньги, уселся в тележку и стегнул лошадь. — Прощай, хозяин! — крикнул он. — Посмотрим, кто из нас удачливей!

Приехав в Ноттингем, Робин Гуд остановился перед домом шерифа, который стоял в центре города и окна его выходили прямо на рыночную площадь. Продавать мясо Робин Гуд стал в пять раз дешевле, чем все остальные мясники. Над ним посмеивались.

— Смешно смотреть на этого молодца, — говорили торговцы. — Наверное, решил пустить на ветер имение отца.

А вокруг тележки Робина собралась толпа — каждый спешил купить мясо подешевле.

Шериф пригласил богатого торговца к себе отобедать. За столом у шерифа только и было разговору, что о завтрашнем состязании и о Робин Гуде. Шериф был в отличном настроении. Он расспрашивал своего гостя-мясника, богат ли он, сколько у него земли и скота.

— Я очень богат, — отвечал Робин Гуд, — мои стада пасутся повсюду, и земель у меня много, да вот беда: разбойник Робин Гуд не дает покоя!

— Завтра он будет пойман и казнен! воскликнул шериф. — Я знаю: он не устоит и явится на состязание стрелков. А я приказал окружить город войсками, закрыть все дороги и никого не выпускать из города.

Сидевший рядом с шерифом рыцарь Гай Гисборн покачал головой:

— На вашем месте, шериф, я бы не очень надеялся на завтрашнее состязание, — сказал он. — Я думаю, что слухи о смелости Робин Гуда сильно преувеличены и он никогда не решится явиться сюда. Гораздо верней было бы послать солдат прочесать лес и уничтожить всю шайку Робин Гуда. Я сам охотно бы возглавил этот отряд.

— Ваша честь, — обратился к шерифу мнимый торговец мясом, — мне так хотелось бы посмотреть, как вы поймаете Робин Гуда, нельзя ли и мне остаться на праздник?

— Конечно! — воскликнул шериф. — Будьте моим гостем!

На другой день огромная толпа народа окружила просторное стрельбище. Двести стрелков, позванивая тетивами луков, ждали начала состязания.

Шериф, его жена и знатные гости взошли на помост, украшенный лентами.

Шериф подал знак, и состязание началось. Сначала была поставлена круглая мишень за двести ярдов от черты. Потом ее отодвинули еще на сотню ярдов. И наконец, к третьему туру слуги принесли охапку прямых, очищенных от коры ивовых прутьев и воткнули три прута в землю на расстоянии трехсот ярдов от черты. Шериф и его стража зорко всматривались в толпу стрелков. Кто стрелял лучше, кто хуже, некоторым удалось сбить по одному пруту, другие только оцарапали их, но никто не смог попасть три раза кряду и сбить все три прута.

— Напрасная затея, — мрачно сказал Гай Гисборн, обращаясь к шерифу. — Я предсказывал, что разбойник не явится сюда.

Шериф был в растерянности: хитрость его явно не удалась.

Вдруг его гость-мясник встал и подошел к нему.

— Ваша честь, позвольте и мне выстрелить, авось мне улыбнется счастье! — сказал он.

Шериф кивнул и велел подать ему лук и стрелы.

Мясник вышел к черте и прицелился. Толпа замерла.

Три стрелы, одна за другой, слетели с его лука, и три прута упали как срезанные. Громкие, ликующие крики толпы приветствовали победителя. И ему была вручена награда — серебряная стрела с золотым наконечником.

Вечером мнимый мясник устроил пир в доме шерифа в ознаменование своей победы. Он сидел на почетном месте, рядом с шерифом и его женой. Выбрав удобный момент, мясник предложил помочь шерифу поймать Робин Гуда.

— Я выследил разбойника и покажу вам, где он скрывается. Дайте мне несколько человек надежных солдат, и мы схватим его живым.

— Нет, — сказал шериф, — я сам хочу его поймать и поеду вместе с вами!

Наутро отряд во главе с шерифом уже мчался по дороге к лесу. Мясник ехал на своей тележке, указывая дорогу.

Люди Робин Гуда, с тревогой ожидавшие возвращения своего предводителя, давно уже следили за дорогой. Они еще издали увидели отряд шерифа и были наготове. Как только всадники углубились в лес, мясник вынул рог и трижды в него протрубил. И в ту же минуту со всех сторон появились стрелки в зеленых плащах, некоторые спрыгнули с деревьев прямо на плечи солдат. После короткой схватки шериф и его солдаты были взяты в плен.

— Ну что ж, шериф, — улыбнулся Робин Гуд, — ты хотел заманить меня к себе, но попался сам!

Шериф был вне себя от бессильной злобы. Подумать только: Робин Гуд, тот самый Робин Гуд, которого он так жаждал поймать, сидел с ним за одним столом, спокойно спал в его доме, выиграл стрелу, а теперь взял его, шерифа, в плен!

А в лагере Робин Гуда царило веселье, все поздравляли Робина с победой в состязании. Шерифа и его солдат тоже заставили выпить за здоровье и успех Робин Гуда, а потом отпустили, взяв у них оружие и коней.

Пешком, жалкие, дрожащие от страха, вернулись шериф и его солдаты в Ноттингем. С той поры шериф лютой ненавистью возненавидел Робин Гуда.

Вскоре разнесся слух, что за его голову обещана награда и что шериф готовит большое войско для похода в Шервудский лес. Все опаснее становилось Робин Гуду появляться где бы то ни было. Малейшая неосторожность могла стоить ему жизни.

Но вот однажды к нему прибежала вдова из соседней деревни. Обливаясь слезами, она рассказала, что трех ее сыновей схватили солдаты шерифа за то, что они отказались платить непосильные налоги и бросили долговые книги в костер. Завтра утром их повесят. На поле у городских ворот уже ставят виселицы.

— Ты рано плачешь, мать! — воскликнул Робин Гуд, сжав кулаки. — Клянусь, я спасу твоих сыновей!

На другой день стрелки Робин Гуда, переодевшись в крестьянское платье, смешались с толпой, ожидавшей начала казни.

По дороге к месту казни Робин Гуду встретился оборванный старик нищий, и они обменялись одеждой. Надевая старые штаны с огромной дырой, Робин Гуд засмеялся.

— Затейливый покрой у тебя, папаша! — пошутил он.

Толпа на поле замерла в ожидании. Из городских ворот выехали шериф и его приближенные. Следом за ними стража вела осужденных. Шериф и его свита заняли свои места, стража окружила их. Осужденных ввели на помост. Шериф уже подал знак, забили барабаны, но казнь не начиналась.

— Палач куда-то исчез, а другого нет, — доложили шерифу.

В это время Робин Гуд протиснулся вперед и поклонился шерифу.

— Благородный лорд шериф, что ты пожалуешь мне, если я буду палачом? — сказал он, изменив голос и шамкая по-стариковски.

Шериф окинул его взглядом.

— Новые штаны, старик, да еще пригоршню монет в придачу! — крикнул он.

— Согласен, ваша милость, — прошамкал Робин Гуд и влез на помост.

Он подошел к одному из братьев, взял веревку, делая вид, что хочет накинуть ему петлю на шею, но в тот же миг одним ударом ножа рассек связывавшие его веревки и, выхватив из своих лохмотьев меч, сунул ему в руки. Секунда потребовалась, чтобы развязать оставшихся двоих братьев. Стража бросилась на них, но несколько десятков стрел, пущенных лесными стрелками, скрывавшимися в толпе, запели в воздухе. Одна из них просвистела возле самого уха шерифа; он задрожал и бросился к лошади.

А стрелки Робин Гуда уже дрались с солдатами. Схватка окончилась тем, что Робин Гуд и его товарищи ускакали в лес на шерифовых лошадях, увозя с собой спасенных ими сыновей старой вдовы.

А неподалеку, в овраге, валялся связанный по рукам и ногам палач с кляпом во рту…

Такие истории рассказывают о Робин Гуде.

 

Эссипатл и Владыка Грозный Червь

Шотландская легенда

Давным-давно жил-был на севере Шотландии один крестьянин. У него было семь сыновей. Старшие сыновья носили самые обыкновенные шотландские имена. А младшего, седьмого, люди прозвали Эссипатл. Это очень странное прозвище, оно значит: «Тот, кто валяется в золе».

Эссипатл и в самом деле любил валяться на куче золы во дворе.

В длинные летние дни он лежал там по целым часам, пересыпая золу между пальцами, как песок на морском берегу. Греясь на солнышке, он сам себе рассказывал сказки, и на уме у него были только тролли да великаны, эльфы да гномы.

А его старшие братья в эти часы усердно работали в поле. Они насмешливо показывали на младшего и говорили друг другу, что вот это настоящий Эссипатл — совсем никудышный малый.

Возвращаясь домой с работы, они толкали его и дразнили, заставляли таскать мусор на свалку, торф из сарая, воду из ручья и вообще взваливали на него всякую грязную и тяжелую работу, за которую сами не хотели браться.

Эссипатл послушно таскал мусор, черпал воду, а сам все время думал о троллях или мечтал о великих подвигах, которые совершит, когда вырастет.

Сгибаясь под коромыслом с полными ведрами воды, он говорил старшим братьям: «Когда я вырасту, не надо будет таскать воду из ручья — она сама побежит в рукомойник. Уж я придумаю, как это сделать».

Но старшие братья только смеялись над ним.

Однажды вечером рыбаки, выехавшие на лодках в море, завидели издали Мастера Стуруорма — иначе говоря, Владыку Грозного Червя. А все знают, что это самый большой, самый главный и самый прославленный из всех морских змеев. Живи он в наши дни, хвост его протянулся бы до Исландии, в то время как голова касалась бы Нордкапа.

Рыбаки рассказывали, что чудовищный Змей, повернув голову к берегу, открывал свою страшную пасть и зловеще зевал. Он как бы желал показать, что очень голоден и, если его не накормят, он погубит все живущее на земле — человека, зверя и птицу.

Услышав эту весть, люди помертвели от ужаса, а король созвал совет и заседал целых три дня. Но совет ничего не решил.

Наконец к вечеру третьего дня, когда все впали в отчаяние, в зал заседаний вошла королева.

Надо сказать, что эта королева была вторая жена короля. Народ ее не любил — уж больно она была высокомерна, заносчива. Она плохо обращалась со своей падчерицей, принцессой Джемделавли, и вечно шепталась с придворным волшебником, которого все боялись. Королева встала у трона и сказала громким голосом:

— Вы думаете, что вы храбры и сильны! Но ваше оружие — все равно что солома перед Змеем. Не силою рук можно его победить, а только колдовством. Итак, спросите совета у волшебника. Он знает все тайны земли, воздуха и моря.

Ни королю, ни его приближенным этот совет не понравился. Волшебника они ненавидели. Но ведь сами они ничего не могли придумать, и им волей-неволей пришлось послушаться королевы и послать за колдуном.

Он тотчас явился. Это был длинный, тощий, страшный старик: борода его висела до колен, волосы окутывали до самых пят, а лицо у него было белее извести.

— Можно умилостивить Великого Змея, — сказал злой волшебник. — Но для этого надо каждую субботу бросать ему на съедение семь самых красивых молодых девушек. Иного спасения нет. Если же и это не поможет и Грозный Червь не удалится, тогда можно будет применить последнее средство… Но оно так ужасно, что сейчас не стоит говорить о нем.

Что было делать королю и советникам? Как ни тяжко им было, пришлось послушаться волшебника, чтобы спасти страну. Король поневоле издал жестокий приказ.

И вот каждую субботу королевские слуги хватали семерых прекрасных, ни в чем не повинных девушек, приносили их на берег, связанных по рукам и ногам, и оставляли на утесе, который вдавался в море. Чудовищный Змей вытягивал свой длинный, раздвоенный язык и слизывал девушек со скалы, а весь народ в ужасе смотрел на это издали. Женщины закрывали себе лица и громко рыдали, а мужчины опускали головы.

«Неужели никто не может сразиться с чудовищем, убить его и спасти жизнь девушкам? — думал Эссипатл. — Если нет, за это возьмусь я. Я не боюсь Владыки Грозного Червя!»

И Эссипатл дал клятву, что убьет Грозного Змея.

А время все шло. Каждую субботу Грозному Червю бросали семерых девушек на съедение. И наконец в народе заговорили, что больше так продолжаться не может: ведь скоро в стране не останется ни одной девушки.

Король опять созвал своих советников, и после долгого раздумья они решили, что надо еще раз призвать волшебника и спросить у него, какое другое, последнее, средство он знает.

Они и не подозревали, как ненавидит жестокая королева свою падчерицу, принцессу Джемделавли, а злой волшебник знал это очень хорошо. Вот он и придумал, как угодить королеве. Он явился в совет и, притворясь очень огорченным, сказал, что единственное, что остается сделать, — это отдать принцессу Джемделавли Грозному Червю. Тогда уж он наверное уплывет.

Как только он это сказал, грозная тишина воцарилась в зале. Все закрыли лица руками, потому что никто не решался взглянуть на короля.

Король нежно любил свою дочь. Но он понимал, что нельзя щадить свое дитя, когда заставляешь других отцов отдавать на смерть своих дочерей ради спасения страны. Не помня себя от горя, он сделал знак рукой.

И вот самый старый королевский советник встал и, тяжело вздыхая, хотел уже произнести приговор принцессе. Но тут выступил вперед любимый слуга короля.

— Если Владыка Грозный Червь не уплывет в море, как только проглотит принцессу, — сказал слуга, — то мы угостим его уже не семью девушками, а вот этим жестоким, тощим волшебником!

Не успел он это сказать, как раздались столь громкие возгласы одобрения, что злой волшебник съежился и его бледное лицо позеленело.

Итак, самый старый советник произнес два приговора: один — принцессе, другой — волшебнику. Но король повелел, чтобы приговор над принцессой был приведен в исполнение не раньше чем через три недели. За эти три недели король разослал во все соседние королевства своих послов, и те объявили повсюду, что, если какой-нибудь храбрец прогонит Грозного Червя и спасет принцессу, он получит ее в жены и все королевство в приданое, да еще ему дадут прославленный меч Сиккерснеппер — Верноразящий.

И вот тридцать шесть воинов из разных стран прибыли в королевский дворец, и каждый из них твердо надеялся получить обещанную награду.

Но, увидев, как Грозный Червь лежит в море и разевает свою необъятную пасть, двенадцать воинов внезапно занемогли, а еще двенадцать так испугались, что пустились бежать без оглядки и ни разу не остановились, пока, наконец, не добрались до своих родных мест.

Таким образом, только двенадцать из тридцати шести храбрецов вернулись в королевский дворец, но и эти были так подавлены страшным зрелищем, что от их храбрости и следа не осталось. Ни один из них и не пытался убить Грозного Червя.

Прошли три недели, и наступил канун того дня, когда нужно было принести в жертву Змею принцессу. Король позвал к себе своего старого слугу и медленно взошел на трон, стоявший на высоком помосте. Трон этот не походил на теперешние: это был просто тяжелый ларь, в котором король хранил все свои самые дорогие сокровища.

Дрожащими руками отодвинул старый король железные засовы, поднял крышку ларя и вынул чудесный меч Верноразящий.

Преданный слуга, который сражался вместе с королем в сотнях битв, следил за ним глазами, полными сострадания.

— Клянусь, — сказал старый король, скрестив руки на Верноразящем, — что и меч и я — мы погибнем прежде, чем упадет хоть волос с головы моей дочери! Ступай, мой старый товарищ, — сказал он слуге, — прикажи приготовить мою ладью и поставить на ней паруса. Я сам пойду сражаться с Грозным Червем.

Между тем призыв короля дошел и до самых глухих уголков королевства. Весь народ горевал — все жалели принцессу Джемделавли.

Горевали и крестьянин, и его жена, и шестеро их сыновей — все, кроме Эссипатла, который сидел в золе и не говорил ни слова.

В этот вечер в доме рано улеглись спать, потому что вся семья собиралась пойти утром к морю, чтобы увидеть, как Грозный Червь проглотит принцессу. Только Эссипатла решили оставить дома — стеречь гусей.

Мальчик так огорчился, что не мог спать: ведь он задумал большое дело. И вот, лежа в углу на золе и перевертываясь с боку на бок, он услышал, как его отец и мать разговаривают, сидя на огромной кровати.

— До моря очень уж далеко, — говорит мать. — Боюсь, что мне туда не добраться. Пожалуй, лучше я останусь дома.

— Пустяки! — возразил отец. — Ты поедешь сзади меня в седле на моей доброй лошади Быстроногой.

— Не хочется мне утруждать тебя, — сказала жена, — потому что ты меня разлюбил.

— Да ты помешалась! — в досаде крикнул крестьянин. — С чего ты взяла, что я тебя разлюбил?

— Ты перестал мне рассказывать свои тайны, — ответила жена. — Вот, к примеру, Быстроногая. Целых пять лет я умоляла тебя сказать мне, почему, когда ты сам едешь на ней верхом, она летит быстрее ветра, а если кто другой сядет на нее, она тащится как убогая кляча.

Муж рассмеялся.

— Я не потому скрывал это, что разлюбил тебя, — сказал он, — а потому, что женский язык болтает без удержу, и не хотел я, чтобы чужие люди узнали мою тайну. Но, если мое молчание тебя обижает, я скажу тебе все. Видишь ли, если я хочу остановить Быстроногую, я один раз хлопаю ее по левому плечу. Если я хочу, чтобы она бежала, как всякая лошадь, я два раза хлопаю ее по правому плечу. Когда же хочу, чтобы она летела как ветер, я свищу в гусиное горлышко. А его я всегда ношу с собой в левом кармане куртки.

_ Так вот как ты управляешься с этой лошадью! — сказала жена, очень довольная тем, что узнала тайну. — Ну и хитрец же ты, хозяин! А теперь, когда я все узнала, можно мне и заснуть.

Эссипатл уже не перевертывался с боку на бок в золе. Он тихо сидел в полной темноте, и щеки у него горели, а глаза сверкали.

Он понял, что наконец-то пришел его час!

Эссипатл терпеливо ждал, пока родители его заснули. Потом подкрался к отцовской одежде, вытащил гусиное горлышко из кармана куртки и бесшумно выскользнул из дому. Выбежав на двор, он стрелой помчался к конюшне, оседлал и взнуздал Быстроногую, перекинул ей повод через шею, вскочил в седло и хлопнул два раза лошадь по правому плечу, и она с громким ржанием резво пустилась в путь. Эссипатл свистнул в гусиное горлышко, и Быстроногая одним скачком перемахнула через холм.

Заря уже занималась, когда мальчик увидел море. Там, впереди, на воде, лежало громадное чудище, и Эссипатл подумал: «Я должен его убить!» Всякий сказал бы, что глупо даже мечтать об этом. Но Эссипатл даже не испугался — ведь под его лохмотьями билось сердце героя.

«Мне только надо вести себя осторожно. — подумал он, — и разумом достичь того, чего я не могу добиться силой».

Увидев на опушке леса домик, Эссипатл соскочил с Быстроногой, привязал добрую лошадь к дереву и вошел в дом. Старуха хозяйка крепко спала на кровати. Эссипатл не стал ее беспокоить и сам снял с полки чугунок.

— Это мне пригодится, — сказал он, — а хозяйка не рассердится, когда узнает, что я взял чугунок, чтобы спасти жизнь принцессе.

Потом он вытащил из полупотухшего очага тлеющий кусок торфа, бросил его в чугунок и пошел своей дорогой.

Внизу, у самой воды, он увидел королевскую ладью под парусами, повернутую в сторону Владыки Грозного Червя. Ладью сторожил лодочник, и Эссипатл осторожно подкрался к нему.

Теперь медлить было нельзя: приближался король со свитой, а за ним толпа народа. Как только лодочник согнулся, низко кланяясь королю, Эссипатл схватил свой чугунок, вскочил в ладью, оттолкнул ее от берега и поплыл на всех парусах по морю, прямо навстречу чудовищу!

И лодочник, и старый король со свитой, и толпа народа — все стояли на берегу и ждали, что произойдет.

И вот что произошло.

Эссипатл медленно плыл по морю, не спуская глаз с Владыки Грозного Червя. А страшное чудище, как всегда перед едой, зевало. Заметил Эссипатл, что с каждым зевком громадный поток морской воды устремляется Змею в глотку, а потом снова выливается наружу через огромные жабры.

И вот храбрый юноша спустил парус и направил ладью прямо в пасть чудовища. Как только Змей опять зевнул, в его пасть втянуло ладью, и она провалилась через глотку Грозного Червя внутрь его тела.

Ладья вместе с храбрецом плыла все дальше и дальше, пока вода не стала убывать, выливаясь из громадных жабр.

Наконец ладья подплыла к печени чудовища. Эссипатл с чугунком в руках бросился к ней. А печень у Змея была очень жирная. Храбрец быстро выкопал в ней ямку и сунул туда тлеющий кусок торфа.

Ай-яй-яй, какой начался пожар! Эссипатл едва успел вовремя вернуться в ладью.

Корчась от боли, Владыка Грозный Червь с такой силой выплюнул ладью, что она выскочила из его пасти невредимая и вылетела на сушу.

На море поднялось такое волнение, что и королю, и всем придворным, и всем деревенским жителям пришлось искать убежища на вершине холма и оттуда, с безопасного места, смотреть на то, что будет дальше. И вот что было.

Страшный Владыка Грозный Червь метался во все стороны извиваясь. Он высунул из воды свою отвратительную голову, язык его выпал и с такой силой ударил по земле, что прорвал в ней огромную трещину, в которую хлынуло море. Это тот кривой пролив, который теперь отделяет Данию от Швеции и Норвегии.

Потом у чудища выпало несколько зубов. Из них образовались острова, которые теперь называются Оркнейскими. Немного погодя выпало еще несколько зубов, и они сделались островами, которые мы теперь называет Шотландскими.

После этого Змей свернулся в клубок и издох. Этот клубок превратился в остров Исландию. И огонь, зажженный Эссипатлом в печени Змея куском тлеющего торфа, все еще горит там внутри. Вот почему в Исландии есть горы, извергающие пламя на эту холодную страну. Но это все было потом…

А тогда все наконец поняли, что Владыка Грозный Червь действительно мертв. Король, не помня себя от радости, обнял Эссипатла, поцеловал его и назвал своим дорогим сыном. Он снял с себя королевскую мантию, надел ее на юношу и прикрепил ему к поясу славный меч Верноразящий. А потом подозвал дочь, принцессу Джемделавли, вложил ее руку в руку Эссипатла и объявил, что она станет женой Эссипатла, а тот будет правителем всего королевства.

Тут они сели на коней — Эссипатл ехал верхом подле принцессы — и при всеобщем ликовании вернулись в королевский дворец.

Как только они подъехали к воротам, навстречу им выбежал слуга, сделал знак королю наклониться и прошептал ему что-то на ухо. Лицо короля потемнело, как грозовая туча. Оказывается, жестокая королева обрадовалась, что навсегда избавится от падчерицы, и все утро пировала со злым волшебником. А теперь они бежали на самых резвых конях.

— Их надо догнать! — воскликнул король.

— Невозможно! — сказал слуга. — Они взяли лучших коней в королевстве.

— А я догоню их! — крикнул Эссипатл и помчался как ветер на своей быстроногой лошадке.

Вскоре он завидел беглецов, вынул меч и приказал нм остановиться.

Они услышали крик, обернулись и расхохотались, увидев, что за ними гонится юнец — тот, что всегда валялся в золе.

— Дерзкий мальчишка! Я отрублю ему голову! — крикнул волшебник и повернул своего коня к Эссипатлу.

Волшебник думал, что обычное оружие не может повредить его заколдованному телу, и ничего не боялся.

Но он не знал, что в руках у Эссипатла чудесный меч Верноразящий. Одним ударом меча юноша пронзил волшебника, и тот, бездыханный, свалился с коня.

Тут подъехали придворные, которые тоже пустились в погоню. Они схватили за повод коня королевы и отвезли ее назад во дворец, а там заточили в высокой башне.

А Эссипатл женился на принцессе Джемделавли. Свадьбу сыграли весело: все пировали и ликовали. Когда же старый король умер, Эссипатл стал править королевством.

 

Сид Воитель

Испанская легенда

О нем говорили, что он родился в добрый час. Во всей Кастилии не было рыцаря храбрее, чем Рой Диас де Бивар. Всю жизнь сражался он с маврами, отвоевывая захваченные ими испанские земли. Враги-мавры трепетали перед ним и почтительно называли его Сид, что на их языке означало «господин». Испанцы восхищались его бесстрашием на поле брани и дали ему прозвище Воитель.

Смолоду Сид Воитель служил королю Санчо как верный и преданный вассал. Но дон Санчо был предательски убит, а новый король дон Альфонс невзлюбил незнатного и небогатого Сида за гордый и неуступчивый нрав. Вскоре случилось Сиду прогневить короля Альфонса, и король изгнал его из Кастилии, повелев жить в изгнании.

И вот Воитель покидает свой родовой замок. В последний раз оглянулся и вздохнул в печали: в брошенном доме не заперты двери и ворота растворены настежь.

Вслед за Сидом скачут шестьдесят всадников с флажками на пиках — это те немногие, что остались ему верны и в несчастье, идут пешие воины.

Перед ними город Бургос. Горожане вышли посмотреть на славного Воителя, толпами стоят на улицах, облепили все окна в домах. Все любуются Сидом, но никто не зовет его к себе на ночлег. Прежде Сида поспел в город Бургос королевский гонец с королевским указом; читали тот указ на всех площадях:

— «Опальному Рою Диасу де Бивару, прозванному Сидом Воителем, не давать ни пищи, ни приюта. А кто ослушается, того ждет страшная кара».

Потому-то горожане, хоть и жаль им Сида, ни за что на свете не отопрут ему, пусть хоть вышибет двери!

Подъехал Сид со своими людьми к какому-то дому. Хозяева притаились, даже шороха из дома не слышно.

Вынул Сид ногу из стремени и ударил в ворота. Но крепки были ворота и заложены крепким засовом.

Вышла из дома девочка лет девяти, посмотрела на грозного всадника и сказала:

— О славный Воитель! Мы и хотели бы вас впустить, да не смеем ослушаться королевского указа. В наказание король лишит нас имущества и самой жизни. Разве прибудет вам добра от нашего горя?

Тогда Сид покинул город и стал лагерем на другом берегу Арлансона, как раз против городских ворот. Разбили палатки — ночлег готов. Только вот поесть изгнаннику и его людям нечего: не смог Сид купить в Бургосе никакой еды, даже хлеба никто ему не продал.

Но вечером пришел в лагерь Сида бургосский горожанин по имени Мартин Антолинес. Принес с собой и вина, и хлеба, и много всякой другой снеди.

— Позвольте, мой Сид, остаться и служить вам, — сказал он. — Пусть падет на меня за это гнев короля. Не жаль мне бросить ради вас свое имение.

— Мартин Антолинес! — воскликнул Сид. — Хотелось бы мне щедро тебя наградить, но нет у меня сейчас ни золота, ни серебра. Дай срок, я отблагодарю тебя достойно.

На другое утро, еще петухи не пропели, Сид тронулся в путь. Прежде чем покинуть милую Кастилию, он хотел проститься с женой и двумя дочерьми, которые жили в это время в монастыре Сан-Педро.

Приезжает Сид в монастырь. Жена его донья Химена упала перед мужем на колени и, горько рыдая, целовала ему руки.

Сид прижимает к груди жену и дочерей, вздыхает горестно и говорит:

— Любезная моя супруга, я ухожу в изгнанье, а вы оставайтесь при наших дочерях. Бог даст, доживем мы с вами до их свадьбы.

Звонят колокола в монастыре Сан-Педро. Разносится весть по всей Кастилии: непобедимый Воитель уходит на чужбину!

Многие тогда решили бросить свои дома, земли и уйти вместе с героем. За одни только сутки у моста через Арлансон собралось сто пятнадцать рыцарей. Мартин Антолинес привел их к Сиду. Тот был рад, что растет его войско. Рыцари целовали Сиду руки как своему сеньору, а он им говорил:

— Молю я бога, чтобы успел я до смерти своей воздать вам вдвойне за все, что вы теряете, уходя со мною.

Живет Сид в монастыре день, живет другой. А ведь король дал Сиду срок, чтобы тот покинул страну, и, если в положенное время не пересечет он рубеж, дон Альфонс его не помилует.

Собрал Сид своих рыцарей и велел им наутро седлать коней: срок истекает, а дорога далека.

Рано утром — еще петухи не пропели — все были готовы.

Прощаясь с Сидом, заплакала донья Химена. Вам не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь так плакал. С болью оторвалась она от мужа, как будто ноготь от пальца…

Едет Сид прочь от монастыря и все оглядывается на его стены, так что верному вассалу Альвару Аньесу пришлось сказать своему господину:

— Где ваша стойкость, мой Сид? Поспешимте сейчас. А придет время, вы еще свидетесь с любезною вашей супругой.

Покидает Сид Воитель Кастилию, и с каждым часом полнится его войско: уже триста пик, украшенных флажками, колышутся над головами всадников. А пеших воинов и считать нечего, достаточно сказать, что их было немало.

Наконец Сид пересек границу Кастильской земли. Ехал он, ехал, и вот впереди показалась крепость Кастежон.

Сид подъехал к ней под вечер и всю ночь пролежал в засаде. А прекрасным, сверкающим утром, когда мавры, ни о чем не подозревая, настежь открыли ворота крепости и устремились в свои сады и на пашни, Сид вышел из засады.

Богатая досталась испанцам добыча, и всю ее они без утайки отдали Сиду. Ему по праву полагалась пятая часть добычи, а остальное он по совести разделил между всеми: по сто марок на каждого конного воина, по пятьдесят — на пешего. Все остались довольны таким дележом.

Вскоре Сид отправился дальше по занятой маврами земле, и вот раскинул он свой стан на высоком холме близ крепости Алькосер.

Из крепости выслали ему дань, но сдаться отказались. Пятнадцать недель длилась осада; наконец Сид решил пойти на хитрость: приказал снять лагерь и пошел со своим войском вниз по течению Халона.

Осажденные обрадовались, говорят:

— Видно, кончились у Сида припасы. Нужно напасть на него сейчас. Разобьем Сида, поживимся на славу: ту дань, что ему заплатили, вернем с лихвой.

Вышли мавры из города, пустились за Сидом в погоню. Так им хотелось настичь его, что забыли обо всем: даже ворот крепости не заперли и поснимали всю стражу.

Сид заманил мавров подальше от города, а потом внезапно повернул назад, и началась битва! В короткое время испанцы перебили триста врагов, ворвались в никем не защищаемый город и водрузили знамя Сида на самой высокой башне.

Узнали об этом мавританские цари Фарис и Гальве. По всем окрестным землям разослали они гонцов скликать людей к Алькосеру, чтобы осадить в нем Сида Воителя.

Три недели осаждали мавры крепость. Говорит Сид рыцарям:

— Хлеб у нас на исходе, а воду враги нам уже давно отрезали. Нас окружает многочисленное войско. Что будем делать?

За всех ответил бесстрашный Альвар Аньес:

— Хотя врагов тысячи, но и нас немало: целых шесть сотен! Надо завтра же утром ударить на мавров!

Утром, едва разгорелась заря, начался бой.

Видели бы вы, как кололи копья, как разили острые мечи! Щиты, разбитые на куски, так и летели на землю. Панцири были смяты или разрублены. Бой еще только начался, а уже тысяча триста мавров лежат на земле бездыханные!

Разбиты и бегут Фарис и Гальве. Среди испанцев радость и веселье: захватили они вражеский стан, досталось им пятьсот арабских скакунов, а уж сколько золота, сколько серебра они захватили — вам бы и не сосчитать! Стал богатым каждый конник в войске Сида, каждый пеший воин. У доброго сеньора и вассалы не знают нужды.

Призвал Сид верного своего Альвара Аньеса и сказал:

— Альвар Аньес, поезжайте в Кастилию. Скажите королю, моему сеньору, что в большой битве одержали мы победу. Отведите ему в подарок тридцать отменных скакунов, все под седлами, в драгоценной сбруе. Возьмите с собою сапог, полный золота и серебра, закажите в христианской земле тысячу месс святой Марии, а остальные деньги передайте моей жене донье Химене.

— Исполню все с охотой. — ответил Альвар Аньес.

Вот приезжает он в Кастилию. Приводит к королю тридцать арабских скакунов и говорит:

— Рой Диас де Бивар, прозванный Сидом Воителем, разбил в жестоком бою двух мавританских царей. Мой Сид целует вам руки и ноги, высокородный сеньор, и просит вашей милости.

Ответил король:

— Того, кто навлек на себя опалу, нельзя так скоро простить и вернуть ему свою благосклонность. Но коней я приму охотно, раз они отняты у наших врагов мавров.

Когда Альвар Аньес вернулся к Сиду, тот остался доволен его посольством: король принял подарок, Альвар в христианской земле заказал тысячу месс святой Марии и привез Сиду поклон от жены и дочерей. На радостях Сид решил выступить в новый поход.

По всем соседним странам полетела молва, что кастильский изгнанник то и дело совершает дерзкие набеги на города и крепости мавров.

Дошла молва до графа дона Раймунда Беренгера в Барселону. Позавидовал он славе Сида, а так как граф был большой хвастун, то тут же объявил, что одержит над Сидом верх, а самого его захватит в плен.

Собрал граф большое войско и повел его против Сида. Но Сид, в добрый час надел он шпагу, одержал победу и над графом. Сам дон Раймунд попался в плен, и достался Сиду среди другой добычи драгоценный меч Колада.

Кончился бой. Сид пригласил дона Раймунда в свою палатку и стал угощать его со всем радушием. Но спесивый граф не захотел ни кусочка взять в рот: мол, лучше ему умереть голодной смертью, раз уж его победил такой незнатный рыцарь, как Сид.

Три дня отказывался дон Раймунд от еды. Послушайте, что сказал ему Сид:

— Граф, поешьте хлеба и выпейте вина. Если вы это исполните, я отпущу на волю вас и двух ваших вассалов.

— Возможно ли это? — воскликнул граф. — Если вы сдержите слово, де Бивар, я не устану вами дивиться!

— Я отпущу вас на волю, — говорит Сид. — Но из моей добычи вы не получите назад ни ржавой денежки. Я должен платить своим людям, которые бросили все и ушли со мной в изгнанье.

Граф попросил воду для рук и принялся за еду.

— Никогда еще не ел я с такой охотой, приговаривал он.

После еды дону Раймунду и двум его рыцарям подвели коней, дали богатые плащи. Провожая пленников, Сид сказал:

— Поезжайте, граф, вы свободны! Покорно благодарю за все, чем я от вас поживился. Если же вы захотите мне отомстить, дайте знать, и мы с вами снова сразимся.

— Нет, мой Сид, — ответил дон Раймунд. — Больше у меня не возникнет такого желания. Прощайте!

Пришпорил граф коня и поскакал. Скачет, а сам все время оглядывается: видно, боится, как бы Сид не передумал. Но Сид никогда не был вероломным и ни за что на свете не поступил бы бесчестно. Граф ускакал, а Сид, довольный, вернулся к своим вассалам.

* * *

Много земель отвоевал славный кастилец Сид Воитель у мавров. Дошел он до самого моря, стал станом у стен Валенсии.

Решили валенсийцы выйти из города и первыми напасть на испанцев.

Увидел Сид, как много у мавров войска, послал гонцов в испанские города за подмогой.

Через три дня собралось у Сида большое войско, и в первом же бою досталась Сиду победа. Испанцы гнали мавров до самых стен Валенсии и вернулись в свой лагерь с большой добычей.

Радуется Сид, радуются его вассалы, что одолели врагов.

Так, завоевывая город за городом, провоевал Сид три года.

Валенсийские мавры сидели тем временем в своей Валенсии и не смели выйти за ее стены. Ниоткуда не подвозят им хлеба, и все сады вокруг города Сид приказал вырубить. Не знают мавры, что и делать. Худо приходится, когда жены и дети мрут от голода!

Наконец решил Сид, что пора ударить на Валенсию. Велел он кликнуть клич в Наварре и Арагоне, отправил гонцов в Кастилию: кому надоела бедность, кто хочет стать богатым, пусть примет участие в штурме. Сид задумал отнять Валенсию у мавров.

Никто не стал медлить, повалили к Валенсии целыми толпами. Штурм — и Валенсия пала! Взвился над нею стяг Сида Воителя.

Стал Сид правителем Валенсии. Живет, доволен и весел.

Только замечает Сид, что многие из его вассалов, разбогатев, рады бы теперь вернуться по домам. Сиду это не по нраву: мало захватить город, надо его удержать. Чтобы никто не ушел незаметно, приказал Сид пересчитать всех своих воинов. Оказалось у него три тысячи шестьсот человек.

— Много меньше было у меня людей, когда я уходил в изгнанье, — говорит Сид.

Снова посылает он Альвар Аньеса в Кастилию:

— Отведите королю Альфонсу, моему благородному сеньору, сто коней в подарок. Поцелуйте за меня ему руки и просите позволенья забрать из монастыря Сан-Педро мою супругу и дочерей.

Король в это время был в городе Каррионе. Приехал туда Альвар Аньес, пал перед королем на колени, целует ему руки:

— О высокородный король, мой Сид почитает вас своим сеньором. Изгнанный вами на чужбину, он не терял времени даром. Много городов и земель завоевал мой Сид и, наконец, отобрал у мавров Валенсию.

Ответил король Альфонс:

— Я рад, что Сид Воитель совершил столько подвигов, и охотно принимаю от него в подарок сто коней под дорогими седлами и со всею сбруей.

После этого дон Альфонс дал согласие, чтобы жена и дочери Сида покинули монастырь и отправились в Валенсию. И еще сказал, что прощает всех, кто ушел с Сидом, и отпускает к нему тех, кто захочет служить ему впредь.

И вот донья Химена, а с нею дочери, донья Эльвира и донья Соль, после долгих дней пути подъезжают к Валенсии.

Сид выехал встречать их на великолепном Бабьеке, коне, добытом им в бою. Что за дивный конь, как великолепен всадник! Все вокруг любовались Сидом, а когда прижал он к груди жену и дочерей, все от радости залились слезами.

С большими почестями вошла донья Химена с дочерьми в город. Поднялись они на самую высокую башню и оттуда осмотрели всю округу. И все, что они видели, радовало их взор: и сама прекрасная Валенсия, и бескрайнее море, и обширная плодородная равнина.

Зажил Сид без горя и забот. Так прошла зима. А с весной прилетела весть: заморский царь Юсуф, правитель Марокко, собрал пятьдесят тысяч войска и идет на Валенсию.

Перед самым сражением Сид повел жену и дочерей на самую высокую башню, чтоб увидели они своими глазами, каково приходится испанцам на отвоеванных землях и легко ли достается воинам хлеб.

Было испанцев без малого четыре тысячи, но они первыми ударили на пятьдесят тысяч мавров. Ударили и погнали их с поля битвы.

Видели бы вы Сида в бою! Бесстрашный Воитель колет и рубит без устали.

Самому царю Юсуфу нанес он три тяжелых удара. Только добрый конь и спас Юсуфа. Вместе с царем спаслось бегством лишь сто четыре человека, остальные полегли на поле битвы.

Испанцы захватили лагерь мавров. Самой ценной добычей оказался царский шатер с изукрашенными золотом столбами.

Сказал Сид:

— Этот шатер марокканского царя я пошлю в дар королю Альфонсу, чтобы верил он молве о моих победах над маврами. А в придачу — две сотни коней.

Охватила короля Альфонса великая радость, когда посланцы Сида Альвар Аньес и Педро Бермудес привезли ему богатые дары.

Сказал дон Альфонс:

— Видно, близится час моего примирения с Сидом Воителем. Своими подвигами он усилил мою Кастильскую державу.

Всё это слышали дон Диего и дон Феррандо де Каррион, два брата, два инфанта из знатного графского рода. Говорят инфанты де Каррион друг другу:

— По всему видно, сильно разбогател этот Сид. Вот бы жениться на его дочерях! Сейчас мы только знатны, а тогда стали бы и богаты!

И попросили они короля посватать их к дочерям Воителя.

Велел король посланцам Сида передать их господину, что король Альфонс сватает к его дочерям двух благородных братьев, инфантов де Каррион, и пусть Воитель предстанет перед своим королем когда угодно: дон Альфонс обещает ему свою милость.

Все это было в точности пересказано Сиду. Обрадовался Сид, что вернул милость короля. А вот сватовством был не очень доволен: инфанты де Каррион знатного рода, они спесивы и чванливы сверх меры. Но раз сам король сватом — ничего не поделаешь, придется выдать дочерей за инфантов.

Торжественную встречу короля Альфонса и Сида Воителя назначили через три недели. Выбрали и место на берегу Тахо.

Вместе с королем прибыли его вельможи, все со свитою. Приехали и инфанты де Каррион. Приехали, ждут Сида.

Вот показался славный Воитель со своими вассалами. Не часто увидишь столько великолепных скакунов, столько дорогого оружия, столько цветного платья, расшитых плащей и сверкающих мехов. И все это богатство никто не дарил Сиду — он сам добыл его в бесчисленных сражениях с врагами Испании!

Сошел Сид с коня, упал перед королем на колени, целует ему руки:

— О мой сеньор, пусть я буду прощен так, чтобы слышали это все, кто стоит тут вокруг!

Ответил король:

— Пусть знают все, что я от души прощаю вас, Сид Воитель. Возвращаю вам любовь и принимаю в свою державу.

Поднял король Сида с земли, целует его в уста.

Весь этот день король Альфонс угощал Сида в своей палатке и все не мог на него налюбоваться.

На другой день Сид задал пир для короля и вельмож, и все сошлись на том, что давно не видали подобного угощения.

А на третий день король повелел всем собраться и сказал:

— Услышьте, рыцари, графы и все ратники, что я скажу. Я прошу вас, Рой Диас де Бивар, славный Сид Воитель, отдать ваших дочерей в жены инфантам де Каррион.

Ответил Сид:

— Сеньор, и я, и мои дочери подвластны вам до конца наших дней. Вы вольны отдать моих дочерей, кому вам будет угодно.

— Так пусть же донья Эльвира и донья Соль станут супругами дона Диего и дона Феррандо де Каррион! — провозгласил король.

А Сид пригласил на свадьбу всех, кто захочет, пообещав щедро одарить гостей.

Две недели праздновали в Валенсии свадьбу дочерей Сида. Но вот гости стали собираться домой, в Кастилию. Всех их Воитель отпустил с богатыми дарами. А сам с дочерьми и зятьями остался жить в Валенсии.

* * *

Живут инфанты де Каррион в доме Сида год, живут другой.

Однажды в доме случился большой переполох. В то время как Сид почивал после обеда, из клетки в его зверинце вышел на волю огромный лев. Рыцари окружили скамью, на которой спал Сид, чтобы прикрыть собою своего сеньора.

И только дон Феррандо, инфант де Каррион, спрятался под той самой скамьей, а его брат дон Диего проворно забрался на высокий столб, изодрав на себе одежду.

Проснулся Сид и, узнав, в чем дело, бесстрашно подошел к хищнику, взял его за гриву и отвел обратно в клетку.

Вернулся Сид, спросил, где же его зятья. Долго их звали, но они не откликались. Наконец нашли братьев, бледных от пережитого страха, одного на столбе, другого под скамьей.

Слышали бы вы, как все смеялись над инфантами, покуда Сид не пресек насмешек. Но инфантам казалось, что Сид в душе тоже смеется над ними, и они затаили на него злобу.

Едва закончилась для братьев первая неприятность, как подоспела другая: царь Букар привел из Марокко пятьдесят тысяч войска и осадил Валенсию, расставив свои шатры по всей равнине Куарто.

Не по нраву инфантам предстоящая битва. Говорят они между собой:

— Как бы нашим женам не остаться вдовами. Быть бы нам сейчас не здесь, а дома, в Каррионе!

А Сид и его рыцари рады, что пожаловали враги: верят испанцы, что одержат победу. А победа — это и слава, и богатство.

Мавры забили в свои барабаны — начинается бой.

Сид прикрылся щитом, наставил копье, пришпорил своего Бабьеку, врезался в самую гущу врагов, семерых выбил из седла, четверых сразу прикончил. Видели бы вы, какая жаркая была битва! Щит отлетал вместе с рукой, головы в шлемах катились по земле, кони скакали по всему полю без всадников.

Воины Сида гнали врагов, а сам Сид погнался за царем Букаром:

— Вернись, Букар! — кричит Сид на скаку. — Ведь ты пришел из-за моря, чтобы встретиться со мной, а теперь убегаешь!

Хорош конь у Букара, но Бабьека все-таки его нагнал. Взмахнул Сид мечом Коладой — и рухнул Букар, царь заморский. Достался Сиду его драгоценный меч Тисона.

Ликуя, вернулись испанцы в Валенсию. Сид, полагая, что инфанты де Каррион сражались так же храбро, как и другие, хвалит их, говорит:

— Хорошая молва пойдет о вас в Каррион!

Сид говорит так от чистого сердца, а трусливым братьям кажется, что он над ними насмехается. Зашептались братья:

— Давай уедем в Каррион. На нашу долю пришлось много добычи. Мы теперь богаты да к тому же знатного рода. Дочери Сида недостойны быть нашими женами. Мы с тобой можем жениться снова и взять жен из знатного рода. А дочерей Сида предадим позору — так мы отомстим их отцу за все насмешки над нами.

Послушайте, что было дальше.

Говорят инфанты де Каррион, что хотят поехать домой, чтобы показать женам свои владения.

Отвечает им Сид:

— Раз я отдал вам дочерей, вы стали мне вместо сыновей. Отпущу вас от себя с богатыми дарами: дам три тысячи серебром, дам подседельных коней и боевых скакунов, дам шелка, сукна и всякого платья. А главное, отдам два добытых в бою драгоценных меча — Коладу и Тисону. Поезжайте и помните, что, увозя моих дочерей, вы увозите и мое сердце.

Наступил день отъезда. Инфанты грузили мулов дарами Сида, а сестры прощались с матерью и отцом, целовали им руки, слезно просили присылать о себе вести в Каррион. На прощание донья Эльвира и донья Соль обняли своих служанок и рысью выехали из ворот Валенсии.

Подозвал Сид своего племянника Фелега Муньоса и велел ему проводить сестер до самого Карриона.

Долго ехали инфанты с женами и со своею свитой. И вот въезжают они в дубовый лес Корпес. Высоки деревья в том лесу — до самого неба тянутся ветви, в темной чащобе рыщут дикие звери.

Инфанты приказали свите и слугам ехать вперед, а сами с женами спешились на лесной поляне.

Говорят инфанты своим женам:

— Донья Эльвира и донья Соль, да будет вам известно, что мы решили предать вас позору, а потом бросить здесь одних на растерзанье диким зверям. Как дойдет эта весть до вашего отца, вспомнит он льва и все свои насмешки над нами!

Привязали они дочерей Сида к двум дубам и стали без всякой пощады бить их плетьми и шпорами.

Донья Эльвира и донья Соль говорят им смиренно:

— Дон Диего и дон Феррандо! Не избивайте нас столь жестоко и позорно, лучше возьмите острые мечи Коладу и Тисону, которые подарил вам наш отец, и отрубите нам головы. За то, что вы творите, вас осудят и христиане, и мавры.

Как ни умоляли сестры, инфанты ничего не слушали, а делали свое черное дело. Наконец братья притомились, бросили окровавленных и почти бездыханных женщин в лесу, а сами ускакали догонять свою свиту.

Хорошо, что Фелес Муньос не уехал со свитой, а, притаившись в кустах близ дороги, ждал, когда мимо него проедут инфанты с женами. Но вот мимо него промчались во весь опор инфанты, громко похваляясь, как ловко они отомстили Сиду.

Тогда Фелес Муньос вернулся на поляну…

Когда Сид узнал о постигшем его несчастье и позоре, в гневе воскликнул он:

— Клянусь бородой, это не пройдет инфантам де Каррион даром!

И вот прискакал в Кастилию гонец к королю Альфонсу. Сид просит короля собрать кортесы и назначить суд над инфантами де Каррион.

Собрал король кортесы, назначил судей и велел им решить дело по справедливости.

Первым стал говорить Сид:

— Я требую, чтобы инфанты де Каррион, которые отплатили мне злом за добро, вернули мне мои мечи, Коладу и Тисону.

И судьи решили:

— Это справедливо.

Пришлось инфантам де Каррион вернуть мечи. Поглядел Сид на мечи и сказал:

— Скоро вы, Колада и Тисона, отомстите за моих дочерей. Передаю вас в руки достойных рыцарей…

И он отдал Коладу Мартину Антолинесу, а Тисону — Педро Бермудесу.

Сид продолжал:

— Я еще не все взыскал с инфантов де Каррион. Когда они уезжали из Валенсии, я дал им три тысячи серебром как своим любимым зятьям. Они мне больше не зятья, так что пусть вернут деньги сполна.

Сказали судьи:

— Это справедливо.

Взвыли инфанты. Они уже порастрясли деньги Сида, откуда им взять такую огромную сумму? Пришлось им отдать Сиду своих коней и мулов, оружие и доспехи.

— А теперь, — говорит Сид, — отвечайте мне, инфанты де Каррион, за что вы так жестоко обошлись с моими дочерьми?

Поднялся с места дон Феррандо и сказал надменно:

— Пора кончать это дело. Все ваше добро мы вам, Сид, вернули. А с дочерьми вашими поступили так, как нам было угодно. Мы имели на то право: каждый знает, что мы знатнейшего графского рода и ваши дочери нам не пара.

А дон Диего добавил:

— Мы нисколько не раскаиваемся в том, что учинили над бывшими нашими женами. И пусть они теперь вздыхают и плачут до самой могилы!

Но тут в кортесы входят два благородных рыцаря: один — посланец инфанта Наварры, другой — прислан инфантом Арагона. Рыцари говорят так, что слышат все:

— Наши сеньоры целуют королю руки и просят его отдать им в жены дочерей славного Сида Воителя, чтобы быть им королевами Наварры и Арагона.

И король, и сам Сид были рады, что так обернулось дело, и охотно дали свое согласие. Не по нраву пришлось это сватовство инфантам де Каррион, а тут еще Альвар Аньес сказал им:

— Прежде дочери Сида были вам супруги, а теперь вы станете служить им как королевам!

Чтобы смыть позор с Сида, три его вассала вызывают на поединок троих из рода Каррион.

Инфанты де Каррион просят короля отложить поединок: мол, отдали они коней и оружие Сиду, надо им ехать в Каррион, добывать новых коней и другое оружие.

Король назначил поединок через три недели. Многие бароны разъехались покуда по домам. Отправился в Валенсию и Сид. Расставаясь с тремя бойцами, что станут биться за его честь, он сказал:

— Добрые мои вассалы, Мартин Антолинес, Педро Бермудес и Муньо Густнос! Сражайтесь за справедливость как герои!

Ответил ему Мартин Антолинес:

— Сеньор, вам не придется услышать о нашем поражении. В Валенсию придет весть или о нашей гибели, или о победе!

Через три недели много баронов съехалось к месту поединка. Прибыл и сам король.

Вот когда пришло время инфантам де Каррион раскаяться в гнусном своем поступке! Дорого бы они сейчас дали, чтобы не было этого поединка!

Но уже по знаку судей Педро Бермудес схватился с доном Феррандо. Инфант нанес по щиту Педро такой удар, что пробил щит насквозь. В ответ Бермудес вонзил копье в грудь противника — не помог и щит! Но был дон Феррандо одет в тройную кольчугу — это его и спасло. Упал он на землю, а как увидел занесенную над собою Тисону, не стал дожидаться удара, закричал на все поле:

— Я побежден!

Теперь Мартин Антолинес и дон Диего сшиблись копьями. Так силен был удар, что оба копья сломались. Выхватил Антолинес Коладу и ударил инфанта по шлему, отсек верхушку шлема вместе с волосами. Видит дон Диего, что плохи его дела, натянул поводья и удрал с поля, только его и видели. Досталась победа Мартину Антолинесу.

И третья пара бойцов — Муньо Густиос и дон Асур из рода Каррион — бились недолго. Заносчивый граф, выбитый из седла богатырским ударом, признал:

— Вы победили, рыцари Сида Воителя!

Велико было посрамление инфантов де Каррион. Послужит оно уроком всякому, кто обидит безвинную женщину!

А бойцы Сида с честью вернулись в Валенсию.

Вскоре сыграли две новые свадьбы. Стали дочери Сида королевами Наварры и Арагона. Теперь его потомки будут испанскими королями. Вот как возвеличился непобедимый Сид Воитель! Не зря о нем говорили, что он родился в добрый час!

 

Красавица Фанта-Гиро

Итальянская сказка

Когда-то в древние времена жил король. Сыновей у него не было, а были три дочери-красавицы. Старшую звали Каролиной, среднюю — Ассунтиной, а младшую все звали Фанта-Гиро — Красавица, она была самой красивой из сестер. Король давно уже был болен. Целыми днями сидел он хмурый у себя в комнате. Там стояли три кресла: голубое, черное и красное. Каждое утро, приходя к нему поздороваться, дочери первым долгом смотрели, в каком кресле он сидит. Если в голубом — быть радости, если в черном — быть смерти, а в красном — быть войне.

Однажды дочери застали отца в красном кресле.

— Отец! Что случилось? — спросила старшая.

— Я только что получил послание от короля — нашего соседа. Он объявил мне войну. А я болен и не знаю, как быть… Кого поставить во главе войска? Где так скоро найдешь генерала?

— Если вы позволите, — сказала старшая дочь, — я буду генералом. Думаете, я не сумею командовать солдатами?

— Что ты! Не женское это дело! — возразил король.

— А вы испытайте меня! — продолжала настаивать старшая дочь.

— Что ж, испытать можно, — согласился король. — Но если в пути ты скажешь хоть слово как женщина, возвращайся домой.

Сказано — сделано. Король приказал своему верному оруженосцу Тонино седлать коня и сопровождать принцессу на войну, а если Каролина проронит хоть слово как женщина, тотчас же везти ее во дворец.

И вот принцесса и оруженосец поскакали навстречу неприятелю, а за ними — все войско. Уже немалый путь остался позади, когда они въехали в заросли тростника. Принцесса воскликнула:

— О, какой чудесный тростник! Будь это у нас дома, сколько прекрасных веретен можно было бы сделать из него!

— Стойте, принцесса, — сказал Тонино. — По приказу короля я возвращаю вас во дворец. Вы заговорили как женщина.

Они повернули назад, а за ними и все войско…

Пришла к королю средняя дочь:

— Ваше величество! Я поеду командовать сражением.

— На тех же условиях, что твоя старшая сестра?

— На тех же условиях.

Так отправилась в путь средняя сестра, рядом с ней — верный оруженосец, а следом — все войско. Долго скакали они. Позади остались уже и тростниковые заросли. Принцесса не проронила ни слова. Но вот едут они через молодую каштановую рощу, принцесса и говорит:

— Посмотри, Тонино, какие великолепные побеги, прямые и тонкие. Будь это у нас дома, сколько бы прялок можно было сделать из них!

— Стойте! — воскликнул Тонино-оруженосец и остановил своего коня. — Возвращаемся домой, принцесса! Вы заговорили как женщина.

И все войско со всем снаряжением повернуло в обратный путь.

Король в отчаянии совсем потерял голову. Тогда перед ним появилась Фанта-Гиро.

— Нет-нет, — сказал ей король, — ты совсем еще девочка! У твоих старших сестер ничего не вышло, как же ты хочешь, чтобы я поручил это дело тебе?

— Что же случится, если вы испытаете меня? — сказала девушка. — Поверьте, отец, вам не придется краснеть за Фанта-Гиро. Испытайте меня!

Король отпустил младшую дочь.

Девушка облачилась в доспехи воина: надела шлем, кольчугу, взяла меч и два пистолета и отправилась в путь. Оруженосец Тонино скакал рядом с ней. Проехали тростник, а Фанта-Гиро — ни слова; проехали каштановую рощу, а она все молчит. Так они доскакали до чужой земли.

— Прежде чем начать сражение, — сказала Фанта-Гиро, — я хочу поговорить с королем, моим противником.

Королем оказался красивый юноша. Как только он увидел Фанта-Гиро, у него сразу же закралось подозрение, что перед ним девушка, а не генерал. Он пригласил ее к себе во дворец, чтобы до начала битвы выяснить, из-за чего началась война.

Как только она прибыла во дворец, юный король побежал к королеве-матери.

— Матушка! — сказал он ей. — Здесь генерал, который командует войском неприятеля. Но если бы ты его только видела!

— Отведи его в оружейную залу, — сказала королева-мать. — Если это действительно девушка, то она внимания не обратит на оружие!

Молодой король отвел Фанта-Гиро в оружейную палату. Фанта-Гиро стала снимать со стен висевшие на них шпаги, пробовать, удобны ли рукоятки, поднимать, как бы проверяя тяжесть. Потом перешла к ружьям и пистолетам и стала взводить курки, рассматривать, как они заряжаются.

Король побежал к своей матери.

— Матушка, генерал рассматривает оружие, как настоящий мужчина. Но чем больше я смотрю на него, тем больше мне кажется, что это девушка.

Королева-мать сказала:

— Отведи его в сад. Если это действительно девушка, она непременно сорвет розу или фиалку и приколет себе на грудь. Мужчина же обязательно выберет каталонский жасмин, понюхает его и заткнет за ухо.

Король пошел с Фанта-Гиро на прогулку в сад. Она протянула руку к каталонскому жасмину, сорвала цветок, понюхала его и заткнула за ухо.

Король вернулся к матери озадаченный:

— Генерал и на этот раз поступил, как мужчина, но я все-таки уверен в том, что это девушка.

Тогда королева-мать поняла, что сын ее влюблен, и сказала:

— Пригласи генерала к обеду. Если, нарезая хлеб, он будет прижимать его к груди, значит, это девушка, а если будет резать на весу, значит, это мужчина, и страсть твоя напрасна.

Но и на этот раз Фанта-Гиро ничем себя не выдала и резала хлеб, как мужчина. И король по-прежнему твердил матери:

— Испытай последнее средство, — сказала королева-мать, — пригласи генерала искупаться с тобой в бассейне в саду. Если это девушка, она, конечно, откажется.

На приглашение короля Фанта-Гиро ответила:

— С удовольствием, но только завтра утром.

Она отвела в сторону своего оруженосца Тонино и сказала ему:

— Уезжай из дворца, а завтра утром возвращайся с письмом в руках, и чтобы на нем была печать моего отца. В письме должно быть написано: «Дорогой Фанта-Гиро, я чувствую себя очень плохо и хочу видеть тебя перед смертью».

На следующее утро король и Фанта-Гиро отправились в бассейн. Король разделся и первым бросился в воду и пригласил Фанта-Гиро последовать его примеру.

— Мне надо остыть, я боюсь прыгать в холодную воду, — сказала Фанта-Гиро, — подождите немного, — а сама прислушивалась, не скачет ли ее оруженосец.

А король настаивал, чтобы Фанта-Гиро разделась.

— Не знаю, что со мной, — говорит Фанта-Гиро, — но дрожь пробегает у меня по спине. Боюсь, не случилось ли какого-нибудь несчастья.

— Какое же может быть несчастье, — нетерпеливо кричал король из бассейна, — раздевайтесь скорее и прыгайте в воду: здесь так хорошо!

В эту минуту послышался топот лошадиных копыт, прискакал оруженосец и подал Фанта-Гиро письмо с королевской печатью.

Фанта-Гиро побледнела.

— Я сожалею, ваше величество, предчувствие не обмануло меня — ужасная весть: мой отец при смерти. Он хочет видеть меня. Я покидаю вас. Ничего не остается, как заключить мир, а если между нами еще есть недоразумения, с которыми вам хотелось бы покончить, прошу вас пожаловать ко мне, в мое королевство. Прощайте. Искупаемся как-нибудь в другой раз… — И ускакала.

Король, голый, остался один в бассейне, в холодной воде. Король был в совершенном отчаянье. Фанта-Гиро — девушка, он был в этом уверен, но она ускакала, а он так и не смог убедиться в своей правоте.

Прежде чем уехать, Фанта-Гиро прошла в свою комнату, чтобы взять вещи, и оставила на постели записку:

Когда король нашел этот листок, он словно прирос к полу. Он был и раздосадован и счастлив.

— Матушка! Я был прав: это девушка. — И, не дав матери даже рта раскрыть, чтобы ответить ему, он вскочил в карету и помчался во весь опор по следам Фанта-Гиро.

А Фанта-Гиро, вернувшись к отцу, обняла его и рассказала, как ей удалось расстроить планы короля-соседа и предотвратить войну.

Вдруг послышался шум приближающейся кареты — это король-сосед, окончательно побежденный и влюбленный, приехал следом за Фанта-Гиро. И, едва увидев ее, сказал:

— Генерал, хотите стать моей женой?

Короли заключили мир. Скоро отпраздновали свадьбу. А когда король-тесть умер, то оставил все свое королевство королю-зятю. И Фанта-Гиро — Красавица — стала королевой обоих государств.

 

Друг и мертвый олень

Вьетнамская сказка

Кто не слыхал о друге и мертвом олене?

Как ни ищи, вряд ли найдется такой, даже если обойдешь все селения и одинокие хижины от океанского берега до дальних гор. Дети знают эту историю от стариков, а старики слышали от своих дедов и прадедов. Давно это случилось.

Жили со своей матерью два брата. Жили они небогато, но все же лучше, чем иные из их соседей.

Было у них маленькое поле. И приходилось не щадя сил трудиться над этим клочком каменистой земли. А по вечерам, когда солнце уходило к себе домой, над их очагом поднимался вверх синеватый дымок.

К этому часу собиралась вместе вся семья, и каждый, удобно усевшись на земле, получал чашку дымящегося рису. Нередко получал такую же чашечку душистого рису и соседский мальчик, однолеток младшего брата.

С самого раннего детства братья не походили друг на друга и почти никогда друг с другом не играли.

Старший работал и в поле и дома, помогал матери по хозяйству. Он терпеливо рыхлил мотыгой скудную землю, окаменевшую под жарким солнцем. Дома он растирал в каменной ступке рисовые зерна для лепешек. Чинил сети, приносил сухую траву и ветки, чтобы вечером можно было разжечь огонь.

Младший гнушался домашними делами. Они казались ему недостойными того, у кого сильная рука и мужественное сердце. «Где уж тут, у собственного порога, выказать доблесть?» — думалось ему.

И с утра он старался убежать из дома в лес, где на каждом шагу встречается что-нибудь новое и неожиданное, где хочется бороться и побеждать — и дикого зверя с когтистыми лапами, и непроходимые дебри с их ядовитыми испарениями, и горные кручи с обвалами и пропастями.

Он зорко выслеживал зверя, ловко расставлял капканы, а в стрельбе достиг завидной меткости. В зарослях бамбука он умел находить самые сладкие молодые побеги и доставал в дальних рощах самые большие кокосовые орехи.

Но ни разу еще мясо убитого зверя он не зажарил сам и если раскалывал иной раз орех, то лишь для того, чтобы тут же самому выпить из него все прохладное кокосовое молоко. И никогда не задумывался, возвращаясь домой, по чьей милости не ложится спать голодным и чьим тяжелым трудом добыта для него каждая рисовая лепешка. Не спрашивал себя, когда расставлял в лесу капканы, чьими руками они сделаны?

А их сплетал из ветвей и лиан его старший брат, оберегавший беззаботную юность младшего.

Младшему казалось, что брат не понимает его, поэтому всегда выбирал себе в спутники соседского мальчика, товарища детских забав. С ним они были неразлучны.

Тот тоже хорошо стрелял, знал лесные тропы и повадки зверей. А еще знал он много диковинных рассказов от своего деда, старого охотника.

Так, вдвоем, мальчики проводили целые дни, а придя домой, делили добычу.

Если же порой они и не были вместе, младший брат на обратном пути из леса заходил к другу и делился с ним всем, что достал за день, — будь то убитая птица или сладкие плоды.

Как-то раз он охотился один и убил дикого козла. Это далось ему нелегко. Дикий горный козел убегал и увлекал его за собой. Зверь менял направление, кидался в разные стороны и завел его в глухую чащу, далеко от знакомых мест охоты.

Была уже ночь, когда юноша возвращался домой, изнемогая под тяжестью козлиной туши. Он был даже не в силах зайти к другу.

Наутро друг сказал ему с усмешкой:

— Так и поверил я, что ты один одолел дикого козла!

Обидно стало молодому охотнику, и он подумал с горечью: «Да любит ли меня мой друг?»

Вскоре обычным путем снова пошел он в лес. На тропе, по которой звери ежедневно шли на водопой, еще не было свежих следов. Ни один лесной зверь не повстречался ему на этот раз.

Так шел он долго. Из лощины поднимался туман.

Вдруг ему послышалось, будто на склоне холма кто-то ударил оземь мотыгой.

Он забеспокоился: кто бы это мог быть? Ветер разорвал туман, и охотник увидел оленя. Это зверь ударил своим копытом. Сейчас он лакомился свежей травой и не заметил, как подошел человек.

Юноша пустил стрелу. Прицел был верен. Олень упал мертвым.

Охотник, подойдя, вынул окровавленную стрелу и побежал домой. «Сейчас я проверю дружбу!» — подумал он.

Добежав до хижины друга, стал звать его. И, показав окровавленную стрелу, сказал:

— Друг мой, чем поможешь мне в беде? Я бродил в лесу и там в тумане принял человека за оленя и убил его. Что делать мне?

Друг сказал очень быстро:

— Это твое дело.

И тогда молодой охотник низко опустил голову. Мысль о том, что друг, которому он привык верить, отступился от него в беде, пронзила его сердце, как стрела. Так больно стало ему, что он на мгновенье даже сам поверил в свое придуманное несчастье…

Тут вспомнил он о старшем брате и побежал к нему:

— Помоги! — крикнул он и повторил рассказ.

— Поспешим, — прервал его старший брат. — Я захвачу с собой целебных трав, рана, может быть, и не смертельна. А там поглядим, что делать… Идем же, друг мой!

Младший остановил его.

— Я искал друга, — сказал он, — и нашел.

И рассказал правду. А потом добавил:

— До сих пор я видел только одну доблесть — в смертельных схватках с диким зверем. Сейчас я узнал и другую.

С того дня познавшие силу дружбы братья остались истинными друзьями на всю жизнь — в беде и в радости.

С того дня и напоминают люди в разговорах о друге и мертвом олене. А кто слышит, понимает, о чем речь. И кто сам в своей дружбе тверд и верен, слушает рассказ всегда охотно.

Но бывает и так, что при одном лишь упоминании о друге и о мертвом олене иной смущается и отходит в сторону, чтобы не услышать в этом рассказе укора себе.

 

Упорный Юн Су

Китайская сказка

Когда-то жил близ Фучжоу маленький мальчик по имени Юн Су. Отец его умер, остался он один с матерью. В доме у них было бедно и пусто. Иной раз нельзя было найти даже горсточки риса.

Пришло время Юн Су учиться, а у него не было ни бумаги, ни туши, ни кисточки для письма. Однако Юн Су твердо решил: «Буду учиться!» И стал придумывать, как обмануть нужду.

Наутро он пришел к богатому соседу и сказал:

— Я слышал, вы ищете работника в дом. Возьмите меня! Лет мне немного, это правда, да ведь я многого и не прошу: позвольте мне изредка лишь смотреть, как учатся ваши сыновья, и я буду доволен.

Богач обрадовался: пришел бесплатный работник! И согласился.

С утра до вечера трудился Юн Су в доме богача. Всю грязную и тяжелую работу оставляли ему. Но зато Юн Су мог изредка заглядывать в книги, по которым учились дети хозяина. А иногда удавалось послушать и целый урок: придет учитель, а Юн Су спрячется в угол и слушает. Так и учился.

Через год начал уже сам разбирать слова. Но вот беда — писать не умел! Не на чем было. Задумался Юн Су: как тут быть? И придумал.

Жил Юн Су со своей матерью в маленьком домике на самом берегу моря. Волны целый день ровняли тонкий морской песок. И вот Юн Су взял длинную палку и пришел на берег моря. Быстро нарисовал на песке слово. Накатилась волна и все смыла. Нарисовал опять — и опять все смыла другая волна. Так он мог бесконечно писать без кисточки и бумаги.

Но теперь стало ему не хватать книг.

Однажды Юн Су подошел к своему богатому хозяину и сказал:

— Я работал на вас бесплатно — теперь хочу просить о плате. Однако если вы разрешите мне читать ваши книги, я согласен работать у вас так же еще год.

Хозяину жаль было терять такого выгодного работника, и он разрешил. Теперь у Юн Су были книги.

Приближалась зима. Дни стали короче. Юн Су приходилось работать дотемна, а учиться только ночью. Он был так беден, что не мог купить даже масла для лампы. Однако Юн Су не сдавался. Когда светила луна, он читал и писал при лунном свете. А когда луны не было, Юн Су набирал в траве светлячков и наклеивал их на бамбуковую палочку. При слабом свете живых светлячков упорный Юн Су продолжал читать по ночам.

Прошло много лет. Юн Су добился своего — он стал великим ученым. И до сих пор люди вспоминают упорство маленького бедняка Юн Су.