Старый Дуб грелся на солнышке, широко разметав тяжелые узловатые ветви. Он стоял один посреди поляны, а вокруг него в почтительном отдалении росли другие деревья.

Ближе всех к Старому Дубу подступала дружная стайка молодых дубков, его внуков и правнуков. Листва на молодых дубках была светлее, и листья меньше, чем у Старого Дуба, но так же, как у него, они были собраны на ветках в крепкие пучки, словно сжаты в кулаки.

За дубками, вылезая чуть ли не на самую тропинку, росла беспокойная и болтливая Осина. Чуть колыхнется где-нибудь ветка, а она уже шелестит всеми своими листьями:

— Что? Что? Что?

За Осиной, добродушно взирая на свою болтливую соседку, росли молчаливая Пихта и толстая ветвистая Береза.

С другой стороны поляны, там, где она опускалась к овражку. Плакучая Ива свесила свои длинные ветви, а против нее, на пригорке, подняв к солнцу загорелые меднокрасные сучья, возвышалось самое высокое дерево в лесу — Высокая Сосна.

Старый Дуб немного задремал. Но вдруг до него донесся какой-то шорох, и тут же, быстро взмахивая крылышками, на дубовый сук опустился взъерошенный Воробей.

— Чирик! Это я! Важное известие!

Все хорошо знали шумный, взбалмошный и легкомысленный характер Воробья, поэтому Дуб не особенно верил в то, что известие было действительно важным.

— Ну, что там случилось? — спокойно спросил Старый Дуб. — Опять пожар у ласточек?

Для того чтобы всем стало понятно, почему Старый Дуб вдруг заговорил про пожар, необходимо рассказать один случай из жизни Воробья.

Однажды весной (правда, это было в первую его весну) Воробей вылетел утром из гнезда и увидел, что над всеми крышами в поселке трепещет красное пламя.

Воробей переполошил весь лес.

— Пожар! Пожар! Пожар! У голубей пожар! У ласточек пожар! У всех наших соседей пожар! Я сам видел!

Птицы, бросив вое свои дела, помчались спасать соседей.

Но когда они прилетели в поселок, то оказалось, что никакого пожара нет. На всех улицах поют и пляшут люди, а птицы смотрят на них с крыш и еще подпевают.

— Где же пожар? — спросили Воробья.

— Вот, — показал Воробей на трепещущие на ветру алые языки. — Все горят и ничего не замечают!

Птицы рассмеялись.

— Да ведь это же флаги! Сегодня у людей праздник — Первое мая.

Обычно Воробей сердился, когда ему напоминали про пожар, но на этот раз он как будто не услышал насмешки. Оглянувшись по сторонам и даже не пригладив взъерошенных перьев, Воробей быстро зашептал:

— Уф! Колька!.. Уф! Кочерыжкин!.. Уф! Беда!.. Колька… Жуки…

— Ничего не понимаю, — сказал Старый Дуб. — Говори внятнее.

— Колька!..

— Ну и что — Колька?

— Собирается в лес.

— Пусть приходит. Ты слышал, как его Ольха оставила без штанов? Ха-ха-ха!

— А жуки?

— Что жуки?

— Жуки идут с Колькой.

Дуб перестал смеяться. Кажется, Воробей спешил не зря.

— Отдышись и расскажи все по порядку, — сказал Старый Дуб.

Воробей почесал крылышком в затылке и собрался с мыслями.

— Начну с самого начала. Я живу в школе под потолочной балкой, а живя в школе, чего не наслушаешься. Я уж ко всему привык, а сегодня вдруг слышу. Калька говорит… Нет, начну не с этого. Прилетел я домой…

— Начни лучше сразу с того, что ты услышал, — перебил его Старый Дуб.

— Ну ладно, — согласился Воробей. — Сижу я в своем гнезде и слышу, Колька Кочерыжкин говорит: «Я пойду в Короедск и сегодня же приведу жуков в Пионерскую рощу!..»

— Как?! — воскликнул Старый Дуб. — Не может быть!

— Честное слово! А еще он грозил привести жуков в школу, чтобы они сожрали парту и дверь.

— Не может быть, чтобы школьник вел короедов в лес и в школу.

— Он грозил, — пискнул Воробей. — Я своими ушами слышал.