Старый Дуб был самым старым деревом в лесу Он простоял на своей поляне так много зим и лет, что давно уже бросил их считать. Но зато и повидал он на своем долгом веку больше всех других деревьев. Была у него стариковская привычка завязывать на память узелки. Если надо было запомнить что-нибудь очень важное, он завязывал на суку большой узел, если не очень важное — завязывал узелок поменьше на какой-нибудь ветке. С годами узлов набралось так много, что у Старого Дуба не осталось без узла ни одной веточки.
Деревья, птицы, звери и даже лесники в трудную минуту обращались к нему за советом.
Старый Дуб выслушал Воробья и задумался.
«Если Колька правда поведет короедов, то Пионерской роще грозит страшная беда, и надо скорей поднимать тревогу, — подумал он. — Но с другой стороны, что-то не помнится такого случая, когда человек пошел бы заодно с короедами. Нет, такого никогда не бывало».
В лесу было тихо. Ни людских голосов, ни птичьего щебета. Даже неутомимый Дятел не выстукивал свое привычное «тут-тут-тут». Дятел отдыхал, закончив утренний облет больных, а все другое птицы улетели — кто в дальний ельник шелушить шишки, кто на болото клевать перезимовавшую клюкву.
Старый Дуб посмотрел вокруг себя и обратился к окружавшим его деревьям:
— Друзья, послушайте, что я вам скажу. Сейчас ко мне прилетал Воробей. Он говорит, что Колька Кочерыжкин собирается вести короедов в Пионерскую рощу.
Деревья встрепенулись и замерли. Всем вспомнились те давние времена, когда в окрестных лесах бесчинствовали заклятые лесные недруга — всякие короеды, листоеды, корнегрызы. Они объели всю листву, обгрызли кору, источили стволы. Но однажды в лес пришел человек. Он поднял упавший лист, который подгрызли гусеницы, глянул на стволы, изъеденные жуками, покачал головой и сказал:
«Эк разгулялись, лесные разбойники, сколько лесу попортили». И начал человек гнать короедов. Перебил он их бесчисленное множество, а те, что в живых остались, уползли в глушь, к Гнилому Болоту, и уж много-много лет не показываются.
Первой нарушила тишину Плакучая Ива.
— Что поделаешь, — вздохнула она, — уж если и люди стали помогать жукам, видно, наступил наш конец.
— Не люди, а один Колька Кочерыжкин, — возразил Старый Дуб.
— Все равно, нам остается лишь одно — плакать. — И Ива заплакала.
— Замолчи! — прикрикнули молодые дубки. — Надоело смотреть, как ты вечно плачешь. Целый пруд возле себя наплакала — хоть купайся!
— Может быть. Воробей что-нибудь напутал? — сказала Береза.
— Конечно, напутал. Напутал, напутал, — быстро заговорила Осина. Разве вы не знаете Воробья? Разве не знаете? Разве не знаете?
— Воробья-то мы знаем, — согласилась молчаливая Пихта, — но и короедов знаем тоже. Нет дыма без огня, видать, короеды что-то затевают. А тут еще этот Колька…
— Самое лучшее — выдать ему за такие проделки двойную порцию березовой каши, он и опомнится, — сказала Береза. — Вот, помню, однажды, лет двести тому назад…
— Это было слишком давно, — проговорил Старый Дуб, — теперь березовую кашу не употребляют.
— Не употребляют, — вздохнула Береза. — А зря: березовая каша очень полезная для таких безобразников, как этот Колька.
— Иголками его, иголками, — наперебой заговорили елки.
— Нет, лучше колючками, колючками, — подхватили Боярышник и Шиповник.
— Тише! — остановил их Старый Дуб. — Я все-таки думаю, что это напрасная тревога. Не может быть, чтобы человек стал заодно с короедами. Подождем, посмотрим. Следите за всеми дорогами и тропинками, особенно за теми, что идут со стороны Короедска.