Дорога сворачивала к поселку. Лес кончился, и дальше расстилались поля.

Колька остановился и показал вдаль, за поля, где до самого горизонта сверкала светлой молодой листвой Пионерская роща.

— Вот она!

Жуки и гусеницы подняли головы, бабочки взлетели вверх, чтобы лучше разглядеть Пионерскую рощу.

— Какая большая!

— Какая молодая!

Отталкивая друг друга, жуки устремились вперед.

— Пустите меня! Пустите меня! — кричал Большой Долгоносик. — Я имею право! Я привел Колю в Короедск.

Главный Короед довольно приговаривал:

— Хорошо, хорошо, хорошо… Здорово!

— Но меня одно беспокоит, — сказал Ольховый Листоед. — Я боюсь.

— Чего ты боишься? — перебил его Главный Короед. — Лес большой.

— Вот именно, я боюсь, что мы не сможем скушать такой большой лес.

Главный Короед рассмеялся и, наклонившись к Листоеду, тихо сказал:

— Ладно, так и быть, открою тебе тайну: с часу на час в Короедске должны вылупиться из яичек гусеницы Непарного Шелкопряда. Много тысяч милых, прожорливых гусениц, сильных и голодных как вояки. А мы их в Пионерскую рощу — пожалуйте кушать! Вот так.

И вдруг Главный Короед поперхнулся, подпрыгнул, выскочил вперед и встал перед своей армией.

— Стой! — повелительно приказал он. — В Пионерскую рощу мы не идем! Все назад, в Короедск!

Бабочки, жуки и гусеницы оцепенели. Было похоже, что все короедокое войско вдруг впало в зимнюю спячку.

— П-почему? — наконец выдавил из себя Ольховый Листоед, единственный из хуков, не потерявший дара речи.

— А потому, что если они дорвутся до рощи, их оттуда не оттащишь, пока все не сожрут, — шепнул Главный Короед.

— Ну и п-пусть едят на здоровье.

— Дурак.

— Я?

— Ты. Кто же еще! Что будут есть гусеницы Непарного Шелкопряда, если эти сейчас съедят Пионерскую рощу?

— Так, так. Понятно. Я тоже думаю, ни в коем случае нельзя съесть рощу сейчас.

Ольховый Листоед поднял вверх две лапки и закричал:

— Стойте! Стойте! Поход в Пионерскую рощу откладывается! Так велел Главный Короед! Ура!

Но бабочки, жуки и гусеницы все еще находились в оцепенении, и «ура» осталось без ответа.

Главный Короед сначала рассердился, потом растерялся. Он пробежал по безмолвным рядам и остановился против Большого Долгоносика, который застыл на одной лапке: приказ застиг его в тот самый момент, когда он, подпрыгнув, собирался пробраться вперед по спинам и головам.

— Эй! Очнись! — крикнул Главный Короед.

Большой Долгоносик не шевелился. Тогда Главный Короед толкнул его в бок. Большой Долгоносик качнулся и свалился на спину, не подавая признаков жизни.

— Что с ним случилось? — удивился Колька.

— Что с ним? — воскликнул Главный Короед.

— Он оцепенел от горя, — ответил Ольховый Листоед.

— А ты почему не оцепенел?

— Потому что мне это горе не в горе. У нас же с тобой и без рощи полно запасов. Будь у них запасы, они бы тоже не огорчились.

Ольховый Листоед говорил сущую правду. Несмотря на то что в Короедске даже самые юные жучата жили впроголодь. Главный Короед и Ольховый Листоед каждый день могли наедаться и свежей листвы, и зеленой хвои, и молодых веточек. В Короедске имелись зеленые запасы, которые всем жукам и гусеницам было запрещено трогать и даже смотреть на них запрещалось.

— Ну и голова у тебя! — обрадовался Главный Короед и, вскинув вверх усы, громко начал выкрикивать:

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! Сегодня! всем! будет выдано из короедских зеленых запасов! столько еды, сколько каждый может съесть! А роща от нас не уйдет!

— Чего ж вы рвались-рвались, а теперь назад? — удивленно спросил Колька.

— Мы — потом, — ответил Главный Короед.

— Есть важная причина, — пояснил Ольховый Листоед.

— Какая причина?

Ольховый Листоед что-то ответил, но, так как очнувшиеся жуки, гусеницы и бабочки подняли оглушительный крик, Колька смог расслышать только обрывки нескольких слов: «Мы ждем… непар… шелк…»

Колька переспросил:

— Что?

Но Ольхового Листоеда уже не было рядом, а всем остальным было не до Кольки и не до его вопросов.