На тризну по Олегу съехались князья и старейшины всех княжеств и земель, подвластных умершему князю.
Вокруг Киева на холмах и в долинах встали бесчисленные лагеря, шатры, палатки, загорелись костры, послышалась разноязыкая речь. Буйные сотоварищи Олега по походам поминали князя, как положено, пиршествами и воинскими ристаниями, в которых полтора десятка бойцов лишились жизни, а ран и увечий никто не считал.
Киев стал похож на осаждённый город.
В княжьей гриднице на поминном пиру за столами сидели князья и воеводы.
Во главе стола на княжеском престоле восседали Игорь и Ольга.
К Игорю подошёл молодой воевода Свенельд, тихо сказал на ухо:
- Князь, наши дружинники подрались с древлянами.
Их розняли, а древляне орут, хвастают: «Старый волчище, что нас примучил, помер, а молодому мы сами брюхо распорем». Мы их связали на всякий случай. Что повелишь делать, князь?
Ударила Игорю кровь в голову, рука сама схватилась за рукоять меча, кинул он гневный взгляд на древлянского князя Мала.
Но Ольга перехватила его руку на рукояти, зашептала:
- Опомнись, князь! Мечом голову снести не велик труд, да потом не приставишь. Надо прежде разузнать - то ли это пьяная похвальба, то ли они выболтали тайные мысли их князя.
А в другое ухо Стемид шепчет:
- Обнажишь меч - непоправимая беда может быть.
Поверь моим сединам, не единожды бывало, что торопливым гневом в единую минуту разрушалось созидаемое долгими годами.
- И то, князь, не годится на тризне свару устраивать, - сказал Ролав. Ужо будет время проучить Мала, если виновен.
- Ну, что делать, князь, с древлянами? - снова спросил Свенельд.
- Бес их знает, что с ними делать… Может, правда, не они сами, а хмель за них говорит. Что с ними делать, княгиня? - склонился он к Ольге.
Ольга благодарно сжала его руку.
- Вели древлян отпустить, попеняв, чтобы не пили до потери разума и не говорили дерзко о хозяевах.
- Сделай, как говорит княгиня, - сказал Игорь Свенельду.
Когда же воевода ушёл, Ольга добавила:
- А слова их запомни.
Только глубокой ночью обессиленно затих шум пиршества, и всё погрузилось в сон.
Тёмен стал княжеский дворец.
Лишь в покое Стемида, в маленькой горнице под крышей, светилось окно.
При свете жёлтого, ласкового пламени восковой свечи Стемид выводил буквы на белом листе пергамента, выстраивая одну плотную строку за другой. Время от времени он отрывался от письма с поднятым вверх пером (как бы не капнуть чернилами), задумывался, вспоминая…
С годами он всё более и более любил ночные тихие часы, когда ничто не отвлекает от размышлений и можно без помехи предаваться труду писания, требующего покоя и одиночества.
Год за годом вёл Стемид летопись княжения Олега, ныне наступила пора сказать последнее слово.
Писал Стемид.
«Сей князь собрал под своею рукою многие племена Русской земли воедино, и стала единая могучая держава - Русь.
И другие царства и княжества не смели воевать её, но желали жить с нею в согласии.
На Руси же Олег поставил многие города, и дабы не было споров и свары, а был мир, установил раз и навсегда постоянную дань, которую должны племена платить ему и дружине.
Был князь Олег - муж великого разума и мудрости.
Было ему ведомо многое, чего не ведали другие, посему и дали ему люди прозвание - вещий».
Так писал Стемид для далёких потомков, твёрдо веруя, что записанное памяти ради не будет предано забвению ни в какие предбудущие времена…