Ира обвела взглядом присутствующих. Надо ж такому было случиться: на новой работе все руководство — холостяки, потенциальные женихи. И все как один — препятствие на пути к деньгам.

— Вы понимаете, какие перед нами стоят задачи… — монотонный голос Рубаняка, не мешая течению мыслей, стелился где-то за гранью реальности.

…

Директору издательства Всеволоду Петровичу Рубаняку 55 лет. Рост, вес и умственные способности в норме. А вот энергии и амбиции хватит на пятерых. Уравновешен, ценит порядок и систему, подтянут, одет с иголочки, на симпатичном лице значимость и готовность отдавать приказы. Любит японские автомобили.

…

— Вы меня слушаете, Ирина Игоревна?

— Конечно. — Ира попыталась собраться.

Напрасно. Сегодня Рубаняк своими пустопорожними проповедями навевал на такую дикую сонливость, что через минуту внимание снова рассеялось, унесло голос директора в туманную даль, взамен приблизив свою родную, много раз обмусоленную думу.

…

Рубаняк разведен. Как утверждает молва, свобода досталась ему не по собственной инициативе. Пять лет назад супруга ушла к другому. Однако, судя по тем же слухам, господин Рубаняк не больно горюет о прошлом и не очень страдает в одиночестве. В издательстве знают о трех романах шефа. Что является, по всей вероятности, лишь видимой частью айсберга.

…

— Ирина, вы согласны со мной? — новая попытка вернуть на землю начальника отдела продаж успехом не увенчалась. Отреагировав коротким «да» Ирина вновь уплыла в свои размышления.

…

Люди порядка и системы не любят перемен. Поэтому Рубаняк «зарубил» все сделанные Ирой предложения. Сказал: не своевременно, не выгодно и вообще, давайте не будем торопиться, вы человек новый, оглядитесь, разберитесь, там видно будет.

Пустые слова. Ничего видно уже не будет. Сева в издательстве царь, Бог и воинский начальник и реализовывать чужие идеи не станет. Иринины особенно.

Нелюбовь с Севой началась с первого взгляда. Оно и понятно. Новая сотрудница получила должность с подачи генерального директора ходинга Василия Ивановича Рязанова. С ним обсуждала вопросы оклада и процентов, от него получила задание и полномочия.

При первом же удобном случае Рубаняк нашел нужным сообщить:

— Обычно я сам подбираю персонал, — медленно и почти с угрозой протянул он.

— Вас чем-то не устраивает моя кандидатура или вы не согласны с решением господина Рязанова? — Ира ответила достаточно, она тогда еще на что-то надеялась. Напрасно. Вскоре ситуация прояснилась. Василий Иванович хоть и нацелил ее на подвиги, а полномочия не дал и согласно штатному расписанию подчинил Рубаняку.

— Я общаюсь исключительно с первыми лицами подразделений. И не люблю, когда кто-нибудь нарушает субординацию, — сказал Рязанов. — Поэтому во избежание недоразумений хочу предупредить: я вас принял на работу, но руководить вами будет Всеволод Петрович Рубаняк. Он опытный специалист, которому я доверяю. Все вопросы решайте с ним.

— Я думала, что получила карт-бланш, — удивилась Ира.

— Вы ошиблись. Пока я даю вам полгода, чтобы поднять продажи. Все.

В это «все» все и уперлось. Сева сразу показал, кто в доме хозяин:

— Реклама сейчас занимает 5 % от объема журнала. Эту цифру желательно увеличить. Ценовая политика определена. Гибкой ее назвать сложно. Скидки и бонусы мы не даем, и вряд ли будем давать. Денег на продвижение нет. Хороших менеджеров по продаже тоже нет. Ситуация ясна? — вводная информация не изобиловала подробностями.

— Ясна, — подтвердила Ира и не удержалась от встречного выпада: — Полагаю, объем уже в следующем месяце приблизится к 20 %, цены надо поднимать прямо сейчас и сейчас же разрешать скидки, менеджеры у меня свои. На продвижение деньги пока не нужны. Мне бы только разрешение …

Сева с кислой гримасой спросил:

— К чему слова? У вас есть план бизнес-план?

Ира подготовилась к разговору и с готовностью протянула докладную.

— Пожалуйста.

— Я посмотрю.

Четыре листка убористого текста Рубаняк изучал неделю. Затем объявил:

— Ваши проекты не своевременны и не выгодны издательству.

— Почему? — даже удивилась Ирина.

Дорогой плохо позиционированный журнал с сомнительной системой распространения просто взывал о ребрендинге. Любые отсрочки грозили неминуемой гибелью. Тем ни менее, директор издательства уверенно заявил:

— Давайте не будем торопиться, вы человек новый, оглядитесь, разберитесь, а там видно будет.

С оглядками и разборами Ира подняла продажи, но ценой неимоверной. Ей приходилось согласовывать каждый шаг, отчитываться по любому поводу, просиживать часами на совещаниях и беситься от неотступной мысли, что без всего этого она бы заработала гораздо больше денег. Что касается гениального плана спасения журнала, то за прошедшие шесть месяцев было получено добро на мизерную часть, запланированных ею преобразований. Об остальном Сева посоветовал забыть.

…

— Ирина Игоревна, о чем вы все время мечтаете, пока мы тут обсуждаем редакционную политику? — Рубаняк натужно улыбнулся и в поисках поддержки оглядел собрание. Однако отклика не последовало. Руководители подразделений сидели со скучающими физиономиями и вежливо молчали, не желая ввязываться в дежурную перепалку. Выяснение отношений между директором и начальником отдела продаж стало на совещаниях чуть ли не традицией.

— Я не мечтаю, а думаю, как реально повысить доходы издательства.

— Знаем, мы ваши думанья, — буркнул Рубаняк.

— Что вы конкретно имеете в виду? У вас есть претензии к работе моего отдела? — тут же взвилась Ира.

— Причем тут ваш отдел? — Сева вскинул брови — это была его любимая гримаса — и полюбопытствовал иронично, — Мы сейчас говорим о бухгалтерии.

— Извините, — Ира смущенно улыбнулась.

— Продолжайте, Генрих Романович, — угрюмо бросил Рубаняк.

— Если есть необходимость сократить расходы, предлагаю отказаться от услуг фотографа, — продолжил главный бухгалтер.

…

Главный бухгалтер издательства — Генрих Романович Сологуб — тоже потенциальных жених, вдовец, старше Рубаняка на год, молчун. Одевается Сологуб, как обычный управленец среднего звена в приличные, но невыразительные вещи. Ездит на такой же машине.

С Ирой Генрих как-то особенно неприветлив. Впрочем, у главбуха сложные отношения со всеми женщинами. После смерти жены он замкнулся и не очень жалует слабый пол. Всезнающая конторская молва в лице Марины Львовны утверждала: за два года после похорон у Сологуба не было ни одного романа.

Та же Марина Львовна доложила: Генрих раньше вел исключительно большие проекты. В издательстве он временно: приходит в себя после пережитой трагедии и ждет, когда Рязанов достроит завод, где Сологуба ждет место финансового директора.

С оглядкой ли на будущие подвиги, или в угоду нынешней депрессивной слабости, но в необъявленной войне между отделом продаж и директором, Генрих принял сторону Рубаняка. Так же, как главный редактор, Иван Ильин.

…

— Что вы на это скажете, Иван Павлович? — Рубаняк обратился к главному редактору.

— Можно, конечно, обойтись и без фотографа… — уныло протянул Ильин. Как всегда он готов был довольствоваться малым.

…

Ильин — младший из троицы. Ему 54 года. Он лысоват, вяловат, исполнителен. Женат, но живет с супругой раздельно. Неопределенность семейного положения лишает Ивана четких жизненных ориентиров. Он явно не прочь подцепить кого-то, но побаивается, что это станет известно жене и окончательно разрушит брак.

Иван сильно отличается от Севы и Генриха. Он человек совсем иной породы. Рубаняк всю жизнь в начальниках, на виду, привык и умеет подать себя. Генрих — не любитель демонстраций, себя на показ не выставляет, но цену себе знает и цена эта высокая. А у Ильина явно хронические проблемы с самооценкой. В непривычной для него роли руководителя — в главных редакторах Иван всего пару месяцев — комплексы только усугубились. Поэтому Иван скован и опасается делать резкие движения. Он так и сказал, отвел ее в сторонку и тихо признался: «Я бы поддержал вас, но против Севы не пойду. Извините».

…

— Вы сами, Иван Павлович, что предложите? — Рубаняк в своем репертуаре. Любит, когда подчиненные самостоятельно пилят сук, на котором сидят.

— Ничего, — буркнул Ильин. — Мы и так уже минимизировали все статьи бюджета.

…

«Если бы я могла, то кого из них выбрала?» — задала себе в сотый или тысячный раз Ира. И снова признала: «Никого. Это не мои люди».

Когда она пришла в издательство ситуация виделась несколько иной. Стоило узнать, что в конторе работает три холостяка всего на пару лет ее старше, как сердце от радости чуть не выпрыгнуло из груди. Это был шанс! Долгожданный шанс, о котором Ира так долго и настойчиво мечтала.

Редакционные кумушки доложили: все потенциальные женихи свободны. Даже Сева — самый бойкий из троицы — на сегодняшний день пребывал в одиночестве. Ира ликовала. Наконец-то судьба привела ее в нужное время и в нужное место.

О том, что у судьбы переменчивый нрав, Ира вспомнила очень скоро. Дни складывались в недели, а в жизни ничего не менялось. Сева, Генрих и Иван не предпринимали шагов к сближению. Сама она тоже проявлять активность не решалась.

— Почему? — злилась Люба.

— Не могу же я на виду у всех приставать к мужикам, — призналась Ира.

— Пока ты выпендриваешься, нашего директора уведут, — подруга «болела» за Севу и оправданий не принимала. — Хватит ныть и разводить сиропы. Быстро подбивай клинья к Рубаняку или как там его. Он — самый лакомый кусок. Шевелись, а то так и останешься у разбитого корыта. Ты что не можешь поулыбаться немножко? Или устроить так, чтобы он подвез тебя домой?

— Не могу.

Ни о каких улыбках и совместных поездках с Севой не могло быть и речи. Рубаняк был симпатичный и по большому счету даже приятный мужик. Но они увлеклись, заигрались в войнушку и теперь волей-неволей превратились в противников.

— Ты сама же во всем виновата, — Изумлялась чужой несообразительности Люба. — Лезешь на рожон. Надо быть умнее, деликатнее, гибче.

Надо, соглашалась Ира, и по-прежнему задирала Севу. Ее безмерно бесили спесивые замашки директора и надменная снисходительность, с которой он обращался ко всем без исключения сотрудникам. К ней в том числе.

Впрочем, стоило признать: в своем высокомерии Сева был органичен. Глядя на ровную спину, важную походку, отточенные жесты Ира часто думала: «Конечно, ему хорошо, у него всегда были деньги и должности, он не прожил такую жизнь как я…». Ее недавно отстроенная самооценка не выдерживала сравнения с закаленной в карьерных боях, получившей давнее общественное признание, уверенностью в себе Севы. Разница потенциалов была существенной и больно била по самолюбию.

Ситуацию усугублял еще один момент. Никогда прежде Ире не доводилось работать в столь богатых интерьерах. На прежних местах в небольших и небогатых компаниях сотрудников не обременяли излишним комфортом. Поэтому высокие потолки, мраморные лестницы и дубовые панели месяца два казались ей чем-то запредельным. Сева же со своими барскими замашками прекрасно вписывался в «пошлую роскошь» и уже за это заслуживал отдельной классовой неприязни.

Странно с Дианой, у которой была своя фирма, шикарная квартира, три автомобиля, Ира почти не ощущала отличий в социальном положении. Динка была своя любимая, необходимая, ее деньги и их дружба существовали в разных измерениях и не мешали друг другу. С Рубаняком Ира никогда не забывала, что недавно, как чертик из табакерки выскочила «из грязи в князи», что в руководителях без году неделя, что …в общем в голову лезли разные глупости, так или иначе, утверждая понимание: она этому мужчине неровня.

— Конечно, неровня, — соглашалась Люба. — Ты, Ирка, позерша, работаешь на публику, а твой директор — настоящий кремень и таких, как ты на завтрак десятками лопает. Поэтому не воюй с ним, а кокетничай. Как ни мал шанс подцепить такого мужика, а попробовать стоит.

— Нет, Рубаняк — не мой фасончик. Я на его спесивую рожу даже смотреть не хочу.

— Тогда, сконцентрируйся на Сологубе, — командовала Люба. — Говорят, из вдовцов, получаются хорошие мужья. Во всяком случае, бухгалтер, судя по твоим рассказам, производит хорошее впечатление и кажется порядочным человеком. — Грустная история Генриха произвела на подругу впечатление.

— Он не мой, — поправила Ира и подумала: к сожалению.

Полное достоинства поведение Сологуба заслуживало искреннего восхищения. Генрих никогда не кричал, не оправдывался, не нападал. Он умел, не обижая, настоять на своем. Мог извиниться, не разбирая чинов, если был не прав. Одно плохо. Общаться с Сологубом было сущей мукой. Он обходился минимумом слов, редко задавал вопросы, не вступал в споры, и едва тема беседы исчерпывала себя, с очевидным облегчением поворачивался и уходит или возвращался к своим занятиям.

Единственный раз Ире довелось увидеть Генриха сердитым. Как-то в бухгалтерию заглянула экономистка из строительного департамента и с милой непосредственностью охотницы за обручальным кольцом объявила:

— Я вам пирожков принесла. Сама испекла.

Полная румяной выпечки тарелка заняла место на столе Сологуба. Дурманящий запах сдобы наполнил помещение. Не ожидая повторного приглашения, народ потянулся за угощением. Генрих, не отрывая взгляд от компьютера, уронил:

— Спасибо, но уберите еду с моего стола!

Резкий тон смутил экономистку, она замешкалась, пробормотала:

— Вкусные …с мясом…

Конец фразы утонул в грохоте. Сологуб резким движением сбросил тарелку в стоящую на полу урну.

— Это не столовая.

Позже Марина Львовна сочла нужным объяснить выходку своего шефа:

— Вы не думайте, Ирочка, Генрих Романович, человек воспитанный, тактичный. С нами он себе подобного никогда не позволяет. Эта баба его просто достала. Ходит и ходит, кормит нас пирогами, а себя пустыми надеждами. Генрих бесится, когда к нему подбивают клинья. Тем более в вашем присутствии.

— Я то тут при чем? — деланно удивилась Ира.

Она иногда задумывалась: интересно, как к ней относится Генрих? Он всегда был настроен ровно, спокойно, сдержанно и отстраненно. Ни шагу за официальный формат отношений. Ни лишней улыбки, ни слова попусту. Все по делу, на дистанции, конкретно и сухо. Однако вездесущая и всезнающая Марина Львовна считала, что это лишь поза. На самом деле Сологуб благоволит Ире.

— Я уверена, с вашими пирожками он бы так не поступил.

— С пирожками или со мной? — пришлось уточнить. Экономистка потом весь день ходила с красными глазами. Видно, наплакалась всласть.

— С вами. Я ведь Генриха много лет знаю и вижу, как он меняется, стоит вам появиться. Нет, я уверена, он вам симпатизирует, определенно симпатизирует. Кстати, я слышала, что он сказал вам, когда мы праздновали Новый Год.

На корпоративную вечеринку Ира явилась во всей красе. И, конечно, отхватила массу комплиментов. Не выдержал даже великий молчальник. Сологуб подошел к ней и, скривившись, будто от зубной боли, выдавил:

— На вас приятно смотреть.

Ира тогда хмыкнула про себя: если это комплимент, то, что тогда вырванное на жестоком допросе признание?

Марина Львовна продолжила мысль:

— Он хороший человек. Жаль, что у вас ничего не получится. Слишком вы разные.

С этим трудно было поспорить. Лед и пламя — разные стихии.

…

— Мало ли кто и что там сказал, — Любочка искренне хотела Ире добра. — Ты у меня красавица, каких поискать. А Генрих просто должен дозреть. Помяни мое слово, он себя еще покажет.

Пока показывать себя приходилось Ире. Почти каждый день она устраивала в бухгалтерии шоу.

— Генрих, ну, пожалуйста, ну, Генрих… — жалостливые интонации полнились сдержанным кокетством, но апеллировали не к мужскому, а к отеческому началу. — Честно-пречестно, мы больше не будем. Мы сейчас быстренько все исправим, — в договорах, которые отдел рекламы передавал в бухгалтерию, было столько ошибок, что порой Ира хотела убить своих менеджеров. — Моей Ларисе двадцать два. Оле — всего двадцать. Они еще глупые. У вас у самого дочка, вы же знаете.

— Знаю, — сдержанно признавал Сологуб. — Но все должно быть оформлено правильно.

— Хорошо, обязательно, — решать рабочие вопросы, используя в качестве аргументов улыбки, сияние глаз, ахи-охи и прочие женские ужимки было противно. Но необходимо. Ира попросила у Рубаняка взять на работу человека, который бы освободил отдел от бюрократии, и получила отказ. Мало того, теперь при всяком удобном случае Сева устраивал ей и девчонкам головомойки. Иру постоянно прорабатывал на совещаниях. Ларису и Олю у себя в кабинете. Девчонки, побывав на ковре, выходили с заплаканными глазами, день или два были паиньками, а потом снова творили черт знает что. Плоды их интеллектуального труда первым лицезрел Генрих. Он знал совершенно точно, сколько ошибок, описок и неточностей было сделано, и единственный мог спасти отдел продаж от карающей длани начальства.

— Нет, Любушка, с Генрихом у меня никогда ничего не получится. Между нами нет ничего общего. — Не желая углубляться в неприятный вопрос, Ира оборвала обсуждение. Генрих в ее понимании тоже был неровня. Собственная голодная агрессивная жажда деятельности, ощущение горящих за спиной мостов, неудержимое желанием бежать впереди всех паровозов настолько диссонировали с вымеренным и выдержанным спокойствием Сологуба, что порой становилось жаль себя до слез. Уже пятьдесят. Успеет ли она «наесться» деньгами и успехами, научится ли воспринимать жизнь без истерической экзальтации и спешки, как это делает Генрих.

— Я это безобразие отказываюсь понимать! — возмущалась Люба. — Ну, скажи на милость, только без самокопания и рефлексии, чем ты плоха для Севы и Генриха? Чем?!

Тот же вопрос задавала и Диана. И, добрая душа, сама же на него и отвечала с привычной прямотой.

— Ты определенно рехнулась и от страха совсем потеряла голову. Как дело доходит до мужиков, ты сразу норовишь выдумать какую-то чушь! Просто феномен какой-то. Умная ведь, дельная баба, а комплексов, как у сопливой малолетки. Ну, скажи на милость, какая связь между твоими закидонами и этими мужиками? Ну, лучше они тебя, умнее, сильнее и что? Зачем ты с ними членами меряешься, когда или твоя задача спрятаться за их спину?

— Не знаю, что со мной. Но рядом с Генрихом и Севой я теряюсь. Мне неловко рядом с успешными людьми, я чувствую себя бедной родственницей, — честно призналась Ира.

— И со мной тоже? — Диана аж побледнела от злости.

— Иногда, очень редко и с тобой!

Подруга взвыла:

— Это клиника. Тебе лечиться надо. А что касается твоих редакционных мужиков, то с таким настроением лучше к директору и главбуху лучше не соваться. Этим мужикам нужны нормальные бабы, которые с уважением относятся к себе. Так что берись за главного редактора. Судя по твоим рассказам, вы с ним — два сапога пара.

С Иваном Ильиным у Иры было много общего. Он тоже поздно нашел себя, тоже стремительно двигался вперед и испытывал такую же «социальную» неуверенность, что и Ира, обосновываясь в кругу среднего класса. Кроме того Ира часто ловила на себе восхищенные взгляды главного редактора, что позволяло предположить, как минимум, неравнодушие к своей персоне. Однако Иван носил на безымянном пальце обручальное кольцо, постоянно упоминал надо, не надо дражайшую супругу и не предпринимал шагов к сближению. Напротив, из всех потенциальных женихов держался на самой большой дистанции

— Нет, Иван, он затюканный какой-то, да и женат, — ответила Ира Диане.

— На тебя не угодишь, — буркнула подруга. — И все же, я советую тебе подумать. Зачем-то Бог исполнил твое желание и послал женишков. Значит, надо что-то делать, а не сидеть-сиднем и не поддаваться комплексам!