Понедельник начался с решительных действий. Рязанов сел в машину, приказал шоферу:

— В редакцию.

Невзирая на поздний час, как ни как 11-ть утра, Севы Рубаняка на рабочем месте не оказалось. Отсутствовали также главный редактор и начальник отдела продаж. Объявлять новость пришлось одному Сологубу.

Тот воспринял информацию спокойно. На хмурой физиономии, украшенной синяком, не мелькнула и тень печали.

— Давно пора, — сказал в ответ. — Сколько можно выбрасывать деньги на ветер!

Они знали друг друга много лет, говорили друг другу «ты», и порой, когда Рязанов позволял, даже откровенничали.

— Скучный ты, Сологуб, тип, — скривился Рязанов и бросил быстрый взгляд на часы. Время поджимало, в полдень встреча с мэром. — Все меряешь бабками. А в жизни должно быть место порыву, амбициям, тщеславию. Но ты, конечно, прав, я уже наигрался. Побыл издателем. Пора закрывать журнал и заниматься нормальными делами. Тебе, кстати, тоже хватит Ваньку валять.

— Хватит, — просто признал Сологуб.

— Вот и славно, — обрадовался Рязанов. — Закроешь эту богадельню, погуляй в отпуске и принимай завод.

Сологуб поднялся из-за стола и подошел к окну.

— Давно я большими проектами не ворочал. Соскучился.

— Еще бы. Ты мужик молодой, здоровый, умный. На тебе воду возить можно, а ты тут прохлаждаешься. Кстати, а где, собственно, руководство и вообще люди? — Василий Иванович постучал пальцем по столу: — Распустились совсем. Генрих перевел скучающий взгляд на экран монитора и, будто оттуда считывая информацию, сообщил:

— Директор вне доступа. Главред тоже. У начальника отдела продаж все время занято. — Сдавать своих было не в правилах Сологуба.

Рязанов многозначительно хмыкнул:

— Покрываешь, понятно. Кстати, что у тебя с лицом? — спросил с интересом.

— Хулиганы вчера попросили закурить.

— Совсем распустился народ, на главбухов бросаются. Ну, ладно, пошел я. Дел выше крыши.

— На счет журнала — окончательное решение?

— Без вариантов.

— С людьми как быть? Увольнять?

— Лишних — да. А нужные самому пригодятся.

— Марину Львовну я с собой возьму на завод. Не возражаешь?

— Марина Львовна — это наше все. Ты с ней, сколько уже вместе работаешь? Лет пятнадцать?

— Четырнадцать.

— Куда ж без нее!

— С Лужиной как быть?

— Про нее и Севу я еще думаю.

— Толковая баба и энергичная.

— А возраст?

— Мне на шесть лет больше.

— То ты! Я тебя на двоих молодых не променяю. Я ее смог бы.

— Тебе виднее.

— Ладно, пошел, — Оставив дверь открытой, Василий Иванович решительно зашагал по коридору, роняя на ходу тяжелые фразы. — Сворачивайте производство. Приказ о закрытии журнала я пришлю.

Новость черным вороном взлетела под своды офиса и тяжким камнем опустилась на сердца трудящихся. Расстроенный дизайнер Алексей, в который раз набрал телефонный номер Ильина. Где бы ни был сейчас главный редактор, ему следовало знать о неприятностях. Наконец перечень длинных гудков оборвало недовольное «алло».

— Я на интервью. Что надо?

С особым мстительным удовольствием Алексей произнес:

— Беда, Иван Павлович, нас закрывают. С утра приперся Рязанов — зверь зверем, орал на Генриха, требовал Рубаняка и вас. В сердцах закрыл контору, за слабую дисциплину и разгильдяйство.

К большому разочарованию дизайнера Леши главный редактор не расстроился, сказал лишь: «Разберемся» и оборвал связь.

— Представляете, — Алексей пошел делиться впечатлениями с Ларисой и Олей, — тут журнал накрылся, а он мне говорит: разберемся!

— Чего ты собственно панику разводишь? — спросила Лариса, не отрывая взгляд от зеркала. Она красила глаза и не могла отвлекаться на мелочи. — Дальше фронта не сошлют. Солдаты везде нужны.

— Вы будто радуетесь, — заподозрил неладное Леша.

— С чего? Нас и здесь хорошо кормили, — вмешалась Ольга.

В бухгалтерии царило уныние, но совсем по иному поводу.

— Беда, — пожаловался дизайнер Марине Львовне.

— Кому беда, а кому работы до хрена, — глубокомысленно изрекла та.

— То есть?

— Вы тут наворотили, а нам бумаги в порядок приводить.