Раньше Ильин никогда не воровал и не грабил. Больше того до последнего мгновения он считал себя до крайности порядочным и законопослушным гражданином. Но все когда-нибудь случается впервые. Представив себя, обладателем сорока тысяч (неважно чего — гривен, долларов или евро) Иван сразу и навсегда полюбил эти деньги, и понял, что готов на все.

Любовь — сильное чувство, поэтому уже вечером Ильин перебирал вожделенные денежные знаки, кстати, американские. Пальцы дрожали, в мозгу отчаянной морзянкой билось: я сделал это!

Сразу же после ограбления, Иван чувствовал себя много спокойнее. Вернее, он себя совсем не чувствовал. И мог бы даже заявить: дерзкий циник, спланировавший и осуществивший коварный план и беспринципный краснобай-идеолог, толкнувший на преступный путь, не имеют к нему — Ивану Павловичу Ильину — ни малейшего отношения. Он не мог совершить ничего подобного. Все сделали дикие неуправляемые альтер эго — неосознанные субличности, обитающие в его мозгу.

Уступил злобным сущностям Ильин не сразу. Отпрашиваясь у Туманцева, он еще боролся с искушением. Здороваясь с барменом, усаживаясь за столик в сумрачном интимном закутке вчерашнего кафе, он изо всех сил сражался с соблазном. Даже, открыв, взятую для конспирации книгу, Ильин титаническим усилием воли постарался взять себя в руки и предотвратить грядущее злодеяние. Увы, силы тьмы оказались сильнее.

— Я надолго, так что пока давайте кофе, а там будет видно, — сказал Иван официанту, признавая тем самым свое полное и окончательное поражение.

Нужные люди появились, когда от кофе уже тошнило.

— Добрый день, — звучным знакомым по записи контральто обратилась к мужчине за столиком у окна высокая статная женщина и с шумом отодвинула стул.

— Если он добрый, то какой тогда злой? — лысоватый толстяк неохотно оторвал взгляд от тарелки.

«Вот, они голубчики!» — Ильин торопливо набрал на мобильном заветные цифры. Кстати, чтобы его невозможно было высчитать, специально для этой части операции он приобрел новую сим-карту.

Толстяк достал телефон, приложил к уху и недоуменно пожал плечами

— Весь день кто-то трезвонит и сопит в трубку.

Ильин лишь улыбнулся краем губ и, продолжая разыгрывать спектакль (на всякий случай, вдруг за ним кто-то наблюдает) сказал в свою трубку.

— Да, да. Обязательно. Скоро буду.

Затем, следуя плану, расплатился, оделся, вышел на улицу и устроился на заранее облюбованной позиции — около старого тополя в шагах двадцати от входа. Сделав скучающее лицо, Иван замер. Слава Богу, долго ждать не пришлось. Вор и шантажистка (про себя будущих потерпевших называл Иван только так) вышли из кафе, обменялись парой фраз и двинулись в разные стороны.

Шантажистка напряженно прижимала сумку к боку, из чего напрашивался вывод: сорок тысяч лежали именно там.

Теперь успех предприятия зависел от того, куда и каким образом отправится дама. Шантажистка остановилась около дороги с явным намерением взять такси. Ильин тоже поднял руку. Дальше все было как в кино.

— Пожалуйста, поезжайте, за этой машиной.

— Что за женой следите?

— Вроде того.

Улицы, перекрестки, пешеходы, череда движущихся автомобилей. Путешествие завершилось у высотной новостройки. Шантажистка выбралась из машины. Ильин стремглав выскочил на асфальт (расплатился он еще по дороге). Хлопнула за спиной дверь парадного, давая старт преступлению. Ильин, вслушиваясь в гул лифта, побежал по лестнице, на ходу натягивая на голову купленные заранее черные колготки.

На пятом этаже Ильин увидел: женщина, открыв сумку, достает ключи; в шелковом зеве лежит пакет с деньгами и …

— Молчи, дура, — рявкнул приглушенным голосом, но с самой свирепой интонацией.

Получилось не совсем так, как хотелось. Приказ вышел неубедительным, баба не испугалась, и открыла рот, чтобы позвать на помощь.

— Молчи, падла! — страшным шепотом прошипел Иван, и, схватив вожделенный пакет, бросился вниз по лестнице. Спустя минуту, к грохоту собственных шагов добавилась дробь женских каблуков. «Догонит — убьет! — понял печенкой Ильин, набавляя скорость.

Спасло Ивана чудо. Он рванул на себя дверь подъезда и едва не врезался головой в холодильник, который намеревались внести в тамбур двое мужиков в синих спецовках.

— Осторожнее, — рявкнул один.

— Да, да … — Ильин уступил дорогу и даже вежливо улыбнулся.

Грузчики успели сделать пару шагов, до того как в них врезалась разъяренная дама.

Сцену столкновения Иван представлял всю дорогу до дома. Даже переступая порог, он думал не об украденных деньгах, а о том, как падал холодильник, как ругались мужики, и бесилась от беспомощности шантажистка, пытаясь преодолеть внезапное препятствие.

Осознание содеянного настигло Ильина в ванной. Глядя в глаза своему отражению, он медленно, почти по слогам произнес:

— Я — вор? — По всем канонам получалось: да. — Я что же украл деньги?

Дерзкий и беспринципный циник и говорливый демагог к этому времени уже ретировались. Отвечать на вопрос предстояло самому Ивану.

— Я не мог, это не я… — от волнения у Ильина затряслись руки.

Последующие двенадцать часов прошли не лучшим образом. Совесть грызла душу. Душа рвалась от желания покаяться и вселяла обезумевшему от страха уму одну глупую идею за другой. Хотелось, то вернуть деньги женщине, то отправиться в милицию и сделать чистосердечное признание, то позвонить законному (вернее незаконному) владельцу сорока тысяч. Удержаться от дурацких затей помогли мысли о вселенской справедливости. «Все вокруг воруют. Тот мужик украл. Баба его шантажировала. Чем я хуже их. Всем можно, а мне что же нельзя?!» — уговаривал себя Ильин.

Успокоился он только к утру, да и то ненадолго. Усталую дремоту оборвал звонок будильника. Иван с трудом оторвал голову от подушки и стал собираться на работу.