Борис.
— Как настроение? — спросил Сван. Подготовительный этап завершился, они прощались у дороги. «Агеевцам» предстояло занять выбранную позицию. Устинов отправлялся на встречу с Богунским.
— Борис? — обрадовался Степа телефонному звонку. — Ты где? Я прождал тебя в условленном месте битый час! Изнервничался, передумал не весь что. Почему ты трубку не брал?
— Обстоятельства мешали.
— Где ты? Что делаешь? Как Катя? Она звонила? Ты видел ее?
— В порядке наша Катя, на природе прохлаждается. Не беспокойся.
— Я немедленно еду к ней. Говори адрес!
— Вместе поедем. Подхвати меня по дороге.
Разоблачение Юли тенью подозрений укрыло и Степана. На принадлежность Богунского к преступной коалиции ни указывал ни один факт. Зато мелких и пакостных сомнений набиралось великое множество. «Я предвзято к нему отношусь, — напомнил себе Устинов, — надо быть объективным».
Степана роднило с Юлей многое: время знакомства — апрель, удобный в общении конформизм, глубина обуявших чувств, идеальное психологическое соответствие партнеру, прекрасные внешние данные. Сходство настораживало. С другой стороны Богунский мало отличался от обычных Катиных ухажеров. Высокие, материально обеспеченные крепыши — жизненный стандарт Морозовой и Степан Богунский выглядел именно так.
На место встречи Борис опоздал.
— Приветствую тебя, друг мой Степан!
Нетвердая поступь, в руках початая бутылка «Пшеничной», на лице румянец и растерянность. Таким Богунский Устинова никогда не видел.
— Ты пьян что ли?
Борис признал «очевидное»:
— Ну, выпил! С кем ни бывает?!
— Нашел время!
— В жизни всегда есть место подвигу и пол-литре.
— Судя по тебе, ты принял на грудь побольше.
— Не считал.
— Катя мне тоже звонила, — индифферентно сообщил Богунский.
— И что?
— Просила приехать.
— Тебя тоже. Вот, стерва.
— Борис! — Богунский гневно свел брови, — я тебя попрошу выбирать выражения.
– Будет сделано, герр капитан!
Идею притвориться пьяным, выдвинул Сван. Если Степа ни причем, сказал он, то плюнет и уйдет. А если проникнется настойчивой заботой и начнет педалировать процесс, считай, парень в игре.
— Поехали, Катя ждет, — поторопил Богунский.
Борис отмахнулся.
— Что ты ко мне пристал? Сам доберусь, без твоей помощи.
Степан засмеялся миролюбиво:
— Ты сам просил, чтобы я за тобой заехал. И правильно, между прочим, сделал. Эк, тебя развезло. Еще ненароком свалишься под забором, в милицию угодишь, опозоришься.
— Все равно, сам доберусь, — повторил Устинов, — не желаю твоими услугами пользоваться. Не желаю!
— Как хочешь. Тогда всего хорошего.
— И тебе не болеть! — Устинов повернулся и решительно зашагал по тротуару. Далеко уйти ему не позволили.
— Куда ты, горе луковое? Садись в машину. Я тебя прошу.
Наверное, больше от злости, чем от иной необходимости, Богунский достал из-под кресла тряпку, стал вытирать руки. Устинов, едва не выдав себя, проглотил ругательство. Белое в синий кораблик полотно укрыло длинный красивой формы указательный палец Степана, прошлось в возвратно-поступательном движении, перебралось к безымянному. Кусок такой же ткани, отчаянно воняя хлороформом, лежал у Устинова на балконе. Его подобрала на улице Рекса и старательно изорвала в клочья, перед тем как заснуть! Большее доказательство причастности к преступлению трудно было придумать! От бессильной ярости у Устинова даже свело скулы.
— Ладно, поехали…
Едва джип тронулся, Борис закрыл глаза и захрапел. Однако настороженный взгляд Богунского чувствовал даже сквозь закрытые веки, Сван и на этот случай выдал инструкции. Словно разбуженный собственным храпом, Борис встрепенулся, удивленно оглядел пространство салона и обессилено растянулся на заднем (сознательно выбранном) сидении. Теперь, когда Степа не видел его лица, можно было и расслабиться.
Дорога заняла минут сорок, как планировалось. В соответствии со сценарием произошла и встреча с «агеевцами». Не доезжая немного до нужного дома, посередине проулка, перегораживая дорогу, стоял запрещающий знак. Парень, в желтой жилетке поверх футболки, махнул Jeep рукой, веля тормозить.
— Какого черта… — начал было Степан.
Упало дерево, оборвало провода, ремонтники вот-вот приедут, пока надо в объезд… парень тараторил, не прекращая жевать жвачку, от чего не очень складная речь, становилась совсем невнятной. И все же суть дела была предельна ясна: джипу придется возвращаться на трассу и подбираться к нужному дому со стороны озера или вокруг леса. Другие пути перекрыты и останутся в таком состоянии еще часа два.
— Холера!
Скорректировать маршрут требовалось в первую очередь. Что бы ни случилось в дальнейшем, отправляясь в N-ск или куда-либо, Степану надлежало выбрать трассу, которую назначил для него Сван.
— От дома ведут дороги в 4-х направлениях. Две мы перекроем якобы из-за упавшего провода. Третью займет строительный вагон. Четвертая — единственная, останется свободной. Притормозить в нужном месте мы поможем, дальше — как карта ляжет, — сообщил на совещании главный стратег.
— Но Богунский может проверить соседние улицы.
История с аварией в электросети зияла прорехами. Белые нитки, шей не шей, не сводили концы с концами. Расчет строился на том, что наш человек, привыкший к рухнувшим деревьям, оборванным проводам и, главное, к нерасторопности ремонтных служб, не станет вникать в подробности происшествия. Зачем? Нормальное дело: отрезан подъезд к полусотне домов, эка, невидаль. Так было, есть, будет. На том стоим. На дураках и дорогах.
— Не проверит. — Сван не собирался убеждать, он действовал и рассуждал как профессионал и как профессионал не вкладывал в работу ни грамма эмоций. И оказался прав!
Внедорожник, пыхтя, дал задний ход, развернулся. Слава Богу, выдохнул Борис.
Катя.
– Как ты мог?!
День, злой проказник, продолжал дарить неожиданности. Пьяный в стельку Устинов, вцепившись в спинку переднего сидения, категорически отказывался покидать салон автомобиля.
София философски заключила:
— Мужики есть мужики, дикое племя. Не расстраивайся. Если до завтрашнего утра твой друг очухается — хорошо. Нет — не судьба ему директорствовать, извини, — оскорбленной поступью она направилась в дом. Катя, Степан и Борис остались у ворот. Устинов глупо улыбался, Богунский вопросительно взирал на Катерину. Та в немой досаде, наливалась гневом.
— Степан, отойди, пожалуйста, я попробую с ним поговорить, — попросила тихо.
— Бесполезно, ничего не соображает, — Богунский нехотя сделал пару шагов в сторону.
Катя присела на корточки перед машиной, постаралась заглянуть в серые туманные глаза.
— Борис, ты меня слышишь? — туман набрал гущи, начал преобразовываться в стекло, — Борька, нам надо N-ск.
— В N-ск, — повторил Устинов, — зачем?
— Я тебе потом расскажу, ладно?
— Сейчас давай.
— Ты не поймешь.
— Сама — дура. Впрочем, с тобой хоть на край света.
Катя беспомощно развела руками, призвала в помощники Степана.
— Что я должен сделать? — Богунский, высокомерный и снисходительный, в обиде и благородстве, цедил слова сквозь зубы.
— Как минимум не портить мне нервы! — не вытерпела Катя. — Ты ведь мне друг. Я могу на тебя положиться?
Друг пафосно страдая, изобразил лицом сложную гамму чувств, и уточнил, подгоняя ситуацию:
— Когда мы отправляемся?
— Сейчас, — Катя ушла в дом.
Борис.
Сван в кратком курсе молодого бойца внушал: оставляй за собой свободу маневра, не принимай навязанных извне схем. Ученье — свет. Пожиная плоды просвещения, Устинов вывалился из салона, качнулся нелепо, побрел к лесу.
— Ты куда? — в голосе Степана звенела ненависть.
— А…
Статус пьяного позволял не объяснять поступки, творить, что в голову взбредет.
— Борис! — взметнулось над лесом.
Он повернул обратно. Дом-крепость, железные ворота, забор. Сколько же в коттедже людей? Охранник у ворот, крепкая тетка по имени София и все? Вряд ли. Масштабы подготовки к операции, обилие машин, людей, крови, не позволяли рассчитывать на скромный финал.
— Борис!
Он сказал Свану:
— В нее стрелять не будут. Она нужна живая и здоровая. Я отвлеку их, она тем временем убежит. Вы заберете ее и уедете. Если, — слова давались с трудом, — я не справлюсь, если меня… — губы отказывались произнести страшное «убьют», — не дайте увезти женщину. Застрелите ее.
Брови советника дрогнули; удивленный отчаянной решимостью Бориса, Сван не удержался, присвистнул:
— Ого! Так не доставайся же ты никому?! Кровавая развязка жизненной драмы «любила — разлюбила»? Африканские страсти?
Устинов не ответил, не купился на дешевую подначку.
— Моя цель, — предваряя дальнейшее обсуждение, заявил решительно, — освободить женщину, даже ценой ее жизни. Поэтому, рабочая версия такова: если меня убьют, — он все же выжал из себя четкое конкретное определение, — стреляйте в женщину. Не ждите ничего — стреляйте.
— Борька! — Катя неслась как птица.
Представилось: из-за поворота выскакивает машина, на бешеной скорости мчится к ним, он подхватывает Морозову, хлопает дверца, ревет двигатель, клубиться пыль и вот на пустынном проселке уже никого, только растерянный Богунский, крепкая тетка и охранник.
— Борька, — Катя запыхалась, глаза выдавали волнение.
Он мог сейчас сказать ей:
— Будь осторожна. Слушайся меня. Степан — враг.
Он мог сказать:
— Они затеяли подлость, берегись.
Мог сказать:
— Спасайся.
И не сказал. Не предупредил, не остерег. Потратил, отпущенный судьбой миг, на главное.
— Я люблю тебя, — признался в зеленые глаза и сграбастал, прижал к груди, впился в губы, — Катенька…
Подоспевшему Степану досталось невнятное:
— На хрена мне ехать в N-ск?
Что ж, каждому — свое, как повелось.
— Катерина! Ты бы людей постеснялась! — Богунский взвился в лицемерном негодовании. — Нашла время целоваться!
Нашла, Катька взбрыкнула норовисто головой, но промолчала, не стала пререкаться, пошла покорно за Степаном. Лишь раз обернулась, проверяя, идет ли Устинов. Тот плелся, понурив голову, выписывая ногами кренделя.
— Жаль, Борис Леонидович, не довелось с вами побеседовать. Очень жаль, — София улыбнулась краем губ. Глаза полыхали злостью.
— А?
Мадам отшатнулась, брезгливо сморщилась.
— Хам! — дрогнули губы.
— А…
Джип, продуваемый сквозняком, зиял открытыми настежь дверцами. Наверное, хозяева проверяли, пока гость отсутствовал, не прихватил ли тот в дальний путь что-нибудь запретное. Что ж, Сван, в который раз оказался прав, запретив брать с собой оружие.
Катя.
—Пора, — София обняла Катю, — желаю победы и приятного путешествия. О собаке не беспокойся, все будет в порядке.
— Я позвоню завтра, — пообещала Катя, — обязательно.
— Катюша, если ты не против, с вами наш паренек прокатится? Не хочется из-за одного человечка гонять машину, — когда все устроились, предложила вдруг домоправительница.
Борис только дернул кадыком. Началось!
— Надо у Степана спросить, — ответила Катя, — он хозяин.
— Я — не извозчик, — изрек недовольно гнусный лицемер.
— Степан!
— Ладно — ладно, делай что хочешь! — оскорбленная невинность умывала руки.
— Да, конечно. — Катя обрадовалась возможности удружить Софии. — Зовите своего паренька.
Из сторожевой будки вынырнул верзила в спортивном костюме. Катя лишь бровью повела в изумлении: все время на виду торчал один охранник, откуда взялся второй. Спрашивать было неловко, хотя на кончике языка крутился вопрос: сколько их там у вас? И зачем?
Богунский отвернулся, демонстрируя скуку и нетерпение; пора трогаться, говорила физиономия, давно пора.
— Счастливо, — София помахала рукой.
Борис.
Счастливо, пожелал себе Устинов. Удача сейчас требовалась, как никогда.
Машина добралась до перекрестка и уткнулась в фанерную табличку с грозной надписью «Проезда нет». Двое работяг, лежа на траве, мусолили потрепанную колоду карт.
— Авария, — глубокомысленно изрек один.
— Тьфу, ты, — чертыхнулся Степан.
— Провод, блин, грохнулся, мать ити, — почти цензурно обрисовал ситуацию второй. — Электрика, трам тара рам, шарахнуло, чуть не убило. Так что… до вечера… колупаться придется… работы непочатый край… — труженик натужно крякнул и устроился удобнее, — ба, какие люди…
На трассу параллельную лесу выполз из соседнего переулка грузовик — фургон. «Электромонтажные работы. Аварийная служба» — красно-белая надпись внушала надежду.
Итак, замер Борис. Четыре дороги стелились перед джипом. Первая: вперед, под напряжение. Вторая: назад, в скандал с водителем фургона, перегородившим трассу. Третья: влево — в ближний объезд, прямехонько на рухнувшее дерево. Четвертая: дальняя, кружная — вокруг леса.
— Семь верст — не крюк, — утешил первый рабочий, Иван, и нацепил второму, Андрею, погоны на плечи. Червовую и бубновую девятки.
— Не умеешь работать головой, работай руками.
Внедорожник сдал назад, развернулся. Борис перевел дух. Посчитал до 100.
— Стой! — заорал не своим голосом, едва перекресток исчез из поля зрения. — Стой! — он толкнул дверцу. — Открой! — приказал Степану.
— Открой, — повторила Катя.
Богунский выругался и притормозил. Устинов, зажимая рот рукой, давясь несуществующий блевотиной, опрометью бросился в ближайшие кусты.
— Козел! — в сердцах припечатал Степан.
Борис хватался за горло, кашлял, имитировал рвоту. «Агеевцам» требовалось 5 минут, чтобы напрямую через лес добраться от дороги до исходной позиции. Три уже прошло.
Пошатываясь, утирая ладонью рот, он вернулся к машине.
— Вода есть? — спросил слабым голосом.
Катя ткнула бутылку. Заботливая София выдала на дорогу корзину с провизией.
— Хорошо, — остаток жидкости Устинов вылил на голову, — жарко мне, ребята. Ох, как жарко.
На самом деле его знобило. Мысли лихорадило, сердце рвалось из груди.
— Мы едем? — подогнал Богунский.
— Да, да, сейчас.
— Да? А ты мне салон не заблюешь?
Катя.
Катя отвернулась, уставилась в окно. Устинов был омерзителен, Богунский невыносим. Ей представилась дорога, бесконечные несколько часов, на грани скандала или драки. Тупые глаза Борьки не предвещали скорого просветления. Степан чуть ли не плевался ядом. Третий, протеже Софии, пока молчал, угрюмо косился на Устинова, опасаясь пьяного соседа.
Джип ровно урчал двигателем, сминал колесами метры дороги, выбираясь через лес на трассу. Пусто, ни души, лишь ели да сосны. Катя тоскливо всматривалась в окно, старалась не слушать Борькин бред, не замечать недовольную физиономию Богунского, не чувствовать напряжение незнакомого человека, случайно попавшего в странную компанию.
— Борис помолчи, — попросила, когда сдерживать раздражение не было сил.
— И ладно… — оскорбился Устинов.
На секунду салон наполнился тишиной, затем раздался непонятный звук. Катя недоуменно подняла глаза, вырываясь их омута дум. Собралась спросить: что это? И поняла. Нет, увидела: на автомобиль падает береза. Жилистые основы со скрип и треском рвались, предупреждая об опасности.
— А… — крик застрял в горле.
Степан ударил по тормозам. Машина конвульсивно дернулась, остановилась, как вкопанная, замерла. За секунду до того Катя уловила за спиной волну движения, краем глаза зацепила: Борис врезал локтем в лицо соседу, рубанул по поникшей шее ребром ладони. Молниеносным движением ухватил Степана за волосы, дернул на себя, брызнул в лицо какой-то дрянью из баллончика, выхваченного то ли из носка, то ли из ботинка. Богунский взвыл, дернулся, поник. Перекрывая визг тормозов и вой Степана, Борис трезвым, ледяным голосом скомандовал.
— Катька, за мной, быстро, — и рванул дверцу.
Не раздумывая, Катя бросилась вдогонку. Впереди маячили развалины белого двухэтажного здания, Борька направлялся туда.
Они вихрем преодолели четыре лестничных пролета.
— Давай сюда, — Устинов втянул ее за руку в тесный закуток. Между наружной стеной и остатками внутренней образовалось почти глухое замкнутое пространство. В полу темнел проем. Устинов, от пьяных замашек которого не осталось следа, указал на него:
— Когда я скомандую — спустишься вниз. Там отодвинешь фанеру, найдешь дыру в стене. Через нее выберешься наружу. Потом ползи до траншеи. Метров через 200 встретишь трех мужиков. Они тебя отправят в город, в безопасное место. Повтори!
Катя, словно под гипнозом, повторила каждое слово и только напоследок задала вопрос:
— Зачем?
— Степан — убийца. — Борис не желал вдаваться в подробности. Он достал из поломанного ящика, сиротливо стоящего в углу, пистолет, протянул Кате.
— Будешь стрелять только в крайнем случае. Старайся не шуметь, твоя задача как можно незаметнее слинять отсюда.
— А твоя? — зеленые глаза-плошки не вмещали огромного удивления, овладевшего Катей. Недоумение плясало в зрачках — все происходило не в кино, в действительности. Ступорное неприятие, непризнание доминировало надо всем. Катя собралась возразить, открыла рот…
1. — Считай, сколько людей появится. — Борис не поднимая головы, кивнул на окно. С дороги доносился шум двигателя. Из-за поворота выруливала синяя . Из нее выскочили мужчины, бросились к джипу.
— Один, два, три, четыре…
Вновьприбывшие привели в чувство Богунского и парня в спортивном костюме. Степан тот час направился к развалинам, остальные поспешили за ним.
— Катя! — раздалось под разрушенными сводами. Катерина невольно подалась на встречу.
— Сиди тихо! — приказал Борис, — молчи и не бойся.
Тяжелая поступь гулким эхом сотрясла ступени. Обшарив первый этаж, мужчины поднялись на второй
— Катя, — позвал Степан.
Борис дернул ее за рукав, кивнул.
— Степа, — откликнулась Катерина.
— Иди ко мне — Устинов отрицательно замотал головой.
— Не могу, — ответила она.
Притаившись за перегородкой, Катя и Борис через щели наблюдали: двое мужчин поспешили вниз, затопали каблуки по бетону, с улицы раздался свист. Двое других заняли позиции у противоположных стен. Недавний пассажир джип расположился на лестнице. Степан укрылся за грудой битого кирпича.
— Катюша, ты в порядке? — спросил ласково.
— Да, — всхлипнула Катя.
— Не бойся, милая, он тебя не обидит, не посмеет, — Богунский явно угрожал.
— Еще как посмею, — встрял Устинов. — Пристрелю, как собаку. Живой ты ее не получишь.
Пристрелю, как собаку! От неожиданности Катя вздрогнула.
— Ты пьян! — Богунский старался увести разговор в безопасное русло.
— Он трезвый, как стеклышко, — закричала Катя.
— Юлия мне все рассказала, — соврал Устинов.
— Что рассказала? Неправда! Где она? — сложились голоса Кати и Степана.
— В надежном месте.
— Катя! Он — сумасшедший, он — маньяк. Он убил Юлию, теперь может убить тебя. Не верь ни одному слову, не слушай его.
— Он тоже самое говорит о тебе.
Устинов с удивлением уставился на Катю. Неужели она сомневается?
— Дура! — прошипел, чуть ли не с отвращением. — Настоящая дура! Идиотка!
Убедительный аргумент возымел действие. Катя улыбнулась с явным облегчением.
— Катя! Он сумасшедший. — Гнул свое Степан.
— Он держит меня силой, у него… — Катерина посмотрела на зажатый в рук пистолет и хитрила, — у него нож.
— Я убью ее, — заявил Борис. — Или ты нас отпустишь, или, я ее убью.
— Не смеши меня, ты ее не тронешь! Убирайся! Катя останется со мной.
Устинов и не надеялся на успех.
— Степа, Степочка, ты знаешь, как я к ней отношусь?
— Знаю.
— Значит, можешь не сомневаться: живой ты ее не получишь. Деньги уплыли. Смирись.
— Какие деньги? — взвилась Катерина.
— Какие деньги? — неискренне вякнул Богунский и попросил, нет, взмолился, — Борис, давай переговорим с глазу на глаз.
— Набери мой номер.
— Хорошо, хорошо…
Борис.
Устинов поднес трубку к уху.
— Постарайся отвечать так, чтобы она ничего не поняла, — начал Степан, — что ты хочешь?
— Отпусти нас.
— Это исключено.
— Почему?
Пустые вопросы, пустые ответы.
— Твои предложения? — Борис перешел к конструктивной части.
— Ты получишь десять тысяч баксов, если Катя останется со мной.
— И только?
— Мало? Хорошо, двадцать. Она в курсе?
— Некоторым образом.
— Чем меньше она будет знать, тем больше ты получишь.
— Хорошо.
— Значит: двадцать тысяч и расстаемся друзьями?
— Я подумаю.
Переговоры только оттягивали развязку. Каждый это понимал и каждый надеялся получить в итоге, под выгаданные у судьбы пару минут, свои дивиденды. Богунский следил, как его люди подбираются к логову беглецов. Устинов смирялся с мыслью, что придется убивать. Он уже упустил одну возможность, вторая могла стать фатальной.
— В машине надо стрелять! — Сван, удивленный решением Бориса «оглушить» врага, тактично скорректировал план.
— Я не смогу, — не стал врать Устинов, — стрелять в безоружного у меня получится.
— Первый раз что ли? — усмехнулся помощник-наставник.
— Да, — Борис уже притерпелся к будущей ошибке, махнул рукой на последствия. Сила, большая, чем желание выручить Катерину, сковывала дурацкими запретами. Он не выстрелит первым; не посягнет, без прямой угрозы собственному существованию, на человеческую жизнь. Непреложная истина не оставляла выбора.
— Теряешь тактическое преимущество, — Сван давно перешагнул порог этического восприятия мира. Он мыслит категориями логическими.
— Теряю, — согласился великий пацифист.
— Я предлагаю хорошие деньги, — плел сети Богунский. — Даже, была-не была, подарю свой джип, только отдай мне Катю. С ней не случится ничего плохого, она вернется через год домой, коттедж вам пригодится. — К джипу щедрый Богунский уже добавил загородный особняк.
— Куда и зачем? — спросил Борис.
— Не могу сказать, чужая тайна, задействованы большие силы… — скудная фантазия рождала убогие образы. — Итак, твое решение?
— Хорошо, — невпопад ляпнул Устинов.
Катя.
Небрежное сказанное Устиновым «хорошо» вывело Катерину из равновесия.
Обескураженная событиями последних минут, растерянная, она утратила ощущение реальности. Устинов велел «беги» — она побежала, велел взять пистолет — она взяла. Сейчас он решал ее судьбу, и ей опять надлежало подчиниться? Как бы не так! Катя сорвалась с места, выскочила из-за укрытия, оказалась между враждующими группировками, заверещала:
— Что вам от меня надо? — от переизбытка эмоций Катерина резко взмахнула рукой. Той, в которой был пистолет. Неосторожное движение привело к выстрелу. Пуля чиркнула по щеке парня в спортивном костюме, чуть-чуть левее и он остался бы без головы. Нервы у человека не выдержали, он ответил.
— Не стрелять! — взвыл Богунский — мать вашу раз так…
Поздно. Призыв утонул в грохоте стрельбы. Борис вскочил, дважды пальнул в того, кто угрожал Катьке. По нему открыл огонь мужик у левой стены; справа прилетели две пули. Парень в спортивном костюме согнулся пополам, рухнул лицом вниз мертвый. На излете движения пальцы дрогнули в судороге, приведя в боевое положение спусковой механизм. Пуля, не в пример первой; угодившей в белый свет, как в копеечку, с визгом впилась в стену, выбивая брызги колючих кирпичных осколков. Один задел Катину руку. Своды дрогнули от душераздирающего вопля. Богунский бросился к Кате. Устинов успел первым. Он схватил ее за волосы, что есть силы, рванул к себе.
Борис.
Следующим побуждением было вернуться за перегородку, поближе к заветной дыре в полу. Увы. Мужичок у правой стены отрезал дорогу назад.
В перекрестье нацеленных стволов пятачок в центре замусоренного зала казался расстрельным плацем. Борис затравленно озирался. Толи от полного самообладания (в Катьку стрелять не будут!), толи в крайней беспомощности укрылся Катериной как щитом, заорал:
— Прекратить огонь. Иначе… — грустной альтернативой в Катин висок уперлось дуло пистолета.
— Прекратить огонь, — повторил Богунский.
Катя рванулась из рук Бориса.
— Пусти меня! Сволочь!
— Заткнись, дура.
Степан подался вперед, проверяя решимость Устинова. Остановил его Катин хрип и полный ненависти окрик.
— Замри, ублюдок. Иначе она сдохнет. Ясно? — левой рукой Борис сжимал Кате горло. Вытаращенные от страха и удушья зеленые глаза полыхали ужасом.
— Ясно, ясно, — Степан замер на месте, даже улыбнулся натужно. Развел в стороны руки в обескураженном жесте: твоя взяла, слушаю и повинуюсь…
Степан.
Неужели это все? Неужели он проиграл? Не может быть. Или может? Так или иначе, Степан собирался сражаться до конца. Своего или чужого значения не имело. Из рук уплывали миллионы, смириться с этим было выше его сил. Но что же делать, что делать, что делать….
Довольно быстро стало понятно, группа не справляется с ситуацией. Требовалась: целая, здоровая, невредимая Катя, в предельно хорошей физической форме, в душевном равновесии и, главное, с желанием родить ребенка. Отцом надлежало стать доходяге — пацану, доживающему на бренной земле последние месяцы. Кате знать подробности не полагалось. Она бы считала, что малыш — дитя страсти. Ее и… План предусматривал варианты. Первая кандидатура — он, Степан, перспективный бизнесмен, трепетно влюбленный в Катерину. Следующим шел пламенный мачо Георгий, красавец и хозяин прибыльного заведения на Лазурном берегу. Третьим… четвертым… прочих даже не удалось задействовать. Последний в списке значился — Борис Устинов. Однако комбинация с ним отличалась чрезмерной сложностью, и стартовать могла лишь при полной безнадежности других сценариев. К этому все и шло. Катерину не манили красивые страны, богатство, приключения. Не увлекали мужские стати претендентов. Степан — мечта любой женщины — был «уволен» в июне. Гео — олицетворение мужского идеала — в июле оказался не у дел. В августе потерпели фиаско Марта и старуха. У рыжей стервы, видимо, имелсясильный ангел-хранитель, который, оберегая подопечную, не позволял Катерине довериться новым знакомым и уехать с кем-нибудь из них на границу.
Приближался сентябрь — последний срок. С октября Катина цена — головокружительная цифра с шестью нулями стремительно падала. Заказ оговаривал четкую дату выполнения, за это и платили бешеные деньги. За жесткие условия и четкую дату.
Но и «уцененная» Катерина стоила прилично. Не для амбициозной старухи, а для Степана и Юлии. «Пока есть хоть один шанс — надо бороться», — они решили довести дело до конца. Шефини разрешила самодеятельность, но, предоставляя ретивым помощникам свободу, предупредила: «Боже, дай мне силы превозмочь возможное; смелость — одолеть неодолимое, и мудрость отличить одно от другого». И, как обычно оказалась права.
Они запустили вариант с похищением, потом переключились на версию с Борисом и сейчас пожинали плоды. Юлия, судя по рассказу Устинова, была мертва. Он сам, Степан поморщился недовольно, оказался в полном дерьме и пока не знал, как из него выбраться.
— Замри, ублюдок, — Устинов был настроен более чем решительно. — Иначе она сдохнет. Ясно?
— Ясно, ясно. Давай расставим точки над «і». Я хочу все объяснить, — Степан отбросил пистолет в дальний угол, поднял над головой руки, продемонстрировал миролюбивые намерения.
— Только короче и без глупостей! — предостерег Борис. — Ее положу и вас! — Дуло на мгновение оторвалось от женского виска, указало в сторону мертвеца, вернулось на начальную позицию, — стреляю на звук, имейте в виду. — Устинов не врал. Он стрелял на звук, с колен, н вскидку, с завязанными глазами, как угодно. Стрелять — стрелял, но попадал ли? Это было неизвестно. Настоящее оружие он держал первый раз в жизни…
— Все в прядке, — уравновесил ситуацию Степан. Сейчас как никогда требовались спокойствие и выдержка. И красноречие. В работу шел последний вариант сценария — версия об отце. — Катя, ты помнишь своего папу?
— Немного.
—Он теперь большой человек…
Богунский недовольно хмурился. Ему очень не нравился расклад сил. Катя — истерично возбуждена, малоуправляема. Борис — в крайней экзальтации, готов на все. Ребята у стен — как на ладони, он сам — растерян и уязвим. Дело — дрянь.
— Он живет в прекрасном доме, имеет счет в банке, катается по заграницам, богат, успешен, знаменит.
Словно бы нечаянно, в увлечении, Степан сделал шаг вперед. Маленький незаметный шажок.
— Стоять! — рявкнул Борис и ткнул Катерину в висок. Она зажмурилась, заверещала от ужаса.
Катя.
Дикость положения превосходила любую фантазию. Степан, его гвардейцы, убитый в спортивном костюме, Борька, дуло у виска. Безумие! Сумасшествие! Бред!
В медовой покладистости Богунского звенела сталь и рокотала угроза. Бледный от волнения, со светлой бесстрастной улыбкой на губах он нес полную ахинею.
— Твой отец любит тебя, он очень переживает…
Катя кивнула, конечно. Она давно переросла любовь к папочке. Человек, фамилию которого она носила, имя которого записывала в отчество, был ей не интересен и не нужен. Она знала его истинную цену. В 20 лет, в тайне от всех, через милицию раздобыв адрес, она съездила, поглядела на спившееся ничтожество, проглотила со слезами, комом ставшую в горле брезгливую жалость. Поблагодарила бога за умную мать, скрывавшую как самую страшную тайну, простую правду: ее отец — Андрей Морозов — отборная сволочь, редкая дрянь, редчайшая.
Степан врал. Зачем?
— Его успехи не дают покоя другим людям.
Борис.
Катя внимательно слушала слова Богунского. И, кажется, даже верила им.
— Заткнись, — перебил Устинов, — хватит сказок.
— Катенька, твой приятель рехнулся. Еще немного и он тебя убьет.
— Степан! Не нарывайся! — У Бориса изменился голос, стал хриплым и шершавым. — Катька, двинешь рукой — задушу, — для острастки он снова сжал Катерине горло.
Замечание Богунского было вызвано отнюдь не нежной заботой. Пугая Катю, он провоцировал ее к активности. С пистолетом в руках, Морозова могла изменить диспозицию. Борис закусил губу. Единственный шанс на спасение — дыра в полу, была вне пределов досягаемости. Любой ценой следовало вернуться за кирпичный простенок и действовать по плану.
— Мы возвращаемся, — Устинов кивнул обломки стены, — на прежнее место. Здесь слишком нервная обстановка.
Степан.
Требование Устинова стоило немногого. Закуток у стены, отгороженный от общего зала полуразвалившимся барьером, казался надежным убежищем лишь дилетанту. Почти замкнутое пространство ограничивало маневр, и давало атакующей стороне весомые преимущества. Богунский мгновенно посчитал выгоды нового положения и явил добрую волю.
— Хорошо. Я не против. — На всякий случай надо было бы проверить угол; но Борис, пятясь задом и волоча за собой Катерину, уже сделал шаг в нужную сторону. Останавливать его значило вновь обострять ситуацию. Ладно, отмахнулся Степан, пусть забираются в свою нору. Дойдет до дела: выковыряем за пять минут. Не велика забота.
Катя.
Катей вновь овладела тупая апатия. Борька тащил ее, ватные ноги еле двигались, тело не слушалось. Хотелось выть от отчаяния и бессилия. Страх, как таковой, она не испытывала. Как можно бояться человека, которому доверяешь? И все же, она видела: Устинов вне себя, он готов ко всему и способен на любой поступок! Он уже убил человека, и будет убивать дальше. Он может убить и ее, если проиграет свой бой с Богунским. Ей надлежало или умереть, или разделить с Устиновым победу.
Шаг. Еще один.
Можно было попробовать вырваться из Борькиных объятий, поискать спасения за широкой спиной Степы. Можно было бы, не внушай ей Богунский леденящий душу трепет. Его спокойствие, выдержка, самообладание хранили отпечаток профессиональной выучки. Даже сквозь туман страха, Катя ощущала профессионализм и выучку.
— Потерпи, моя хорошая, — чуть слышно прошептал Устинов.
Еще шаг — уже за барьер. Еще шаг и…
Другие.
Ситуация требовала разрядки, слишком высокий градус набрало нетерпение.
Один из парней, посланных в караул, обеспокоенный выстрелами, проявил недюжинное рвение; поднялся по ржавой, чудом сохранившейся, наружной лестнице на крышу. Обдираясь о кирпичи, сполз через оконный проем на второй этаж и волею судеб столкнулся нос с носом с Катей и Борисом. Минутой раньше он бы оказался у них за спиной и разоружил бы обоих. Сейчас успел лишь ткнуть Устинова в спину пистолетом. Дальше Катя, уловив боковым зрением мелькнувшую тень, выбросила вперед руку и выжала курок. Выстрел почти в упор, отбросил тело — маленькое аккуратное отверстие во лбу практически всегда превращает живого человека в мертвое тело — к стене. На секунду оно, распластанное, замерло вертикально, а затем, медленно стекло по кирпичной кладке на пол. Катя едва не дунула залихватски в дуло, убийство не произвело на нее впечатления. Она почти не осознала того, что учинила.
Степан.
Богунский не шелохнулся. Суету могла оборвать пуля. Попасть под раздачу, стоя в центре пустого пространства, он не желал. Удержались от скороспелых выводов и его ребята. Напротив, используя неразбериху, подобрались к закутку поближе. Молодцы, он одобрительно кивнул.
— Что произошло? — спросил негромко. В ответ полилась тишина. Пришлось повторить. — Что произошло?
— Все нормально, — объявил Устинов — Катя нечаянно пальнула, не волнуйся.
— Катя?
— Да… — она едва шевелила губами.
— Хорошо. — Богунский огорченно нахмурился. Катя сорвалась, как он и ожидал, но, к сожалению, поздно. Пуля, которую мог получить Борис, угодила в стену или улетела в окно. Так или иначе, надежды не оправдала. Жаль.
— Продолжим разговор…
— Мы тебя слушаем…
Борис.
Фраза была явным преувеличением. Устинова треп Степана не интересовал, а Катя вряд ли понимала сейчас хоть что-то. Она привалилась к плечу Бориса, дышала глубоко, часто, с истеричным подрагивающим стоном. Глаза… Устинов заглянул в зеленые болотца… зрачки мерцали холодно и жестко, взгляд блуждал по лицу трупа. Истина торила дорогу к сознанию, блуждала в поисках оценки.
— Ты поступила правильно. Он — враг, он хотел нас убить. Или он, или мы, — прошептал Устинов. Катя кивнула, заворожено глядя на окаймленную красным дырку во лбу убитого. — Или он, или мы! — Утешениям не пришло время. Бой не время для сантиментов.
Катя замотала протестующе головой, отгоняя химер. Взгляд потеплел.
— Враг. Или он, или мы. Правильно, — кодируя себя, повторила. — Враг. Или — или.
— Умница моя, разумница, — он ободряюще улыбнулся. Надо бы пошире, да повеселее, но уж как получилось.
Катя потерла рукой шею.
— Ну, ты и дурак, Борька, больно же! Что собственно происходит?
— Потом расскажу, сейчас слушай Степу и поддакивай.
За стенкой распинался Богунский. Представился зачем-то частным детективом, нанятым охранять Катерину от лиходеев, задумавших навредить Андрею Морозову.
— Я увидел тебя и сразу потерял голову…хотел отказаться от задания…
— Пора, — приказал Борис и подтолкнул Катю к дыре. Шепотом, в самое ухо, выдал инструкции, и главное: — я люблю тебя. Беги.
Катя опустила в провал ноги, повисла на локтях.
— А ты?
— Не тяни время, — Борис держал ее на весу, затем отпустил руки. Слава богу, обошлось без шума. Юркой кошкой Катька нырнула вниз.
Их укрытие являлось замыкающим звеном вертикальной шахты, берущей начало в подвале. Возможно, маленькие комнатенки предназначались под кладовые; возможно, под кабинки лифта. Отделенные от общей площади стеной, хорошо сохранившейся на первом этаже и практически отсутствующей, за исключением покореженного козырька, на втором; клетушки сразу привлекли внимание «агеевцев» и Бориса.
— Если заманить твоего Богунского на второй этаж, можно запросто слинять, — сказал Сван. — Опустишь барышню в дыру, оттуда она сможет выбраться на улицу и добраться до нас. При условии, если кто-то прикроет спину, отвлечет внимание на себя.
Под «кто-то» подразумевался Устинов. Он не возражал.
— Зацепи их и отправляй девчонку. Пока они догадаются, что она удрала, мы будем далеко.
О дальнейшей судьбе прикрытия, Устинова то есть, тактично не вспоминали. Поставил человек целью вытащить бабу из беды — его право, его цена. Каждый сам себе хозяин, барин, управдом.
— Основной конкурент твоего отца — Чурый Олег Львович, вор в законе, законченный головорез. Он объявил охоту на тебя… — Богунский, как мог драматизировал ситуацию. Появились новые персонажи: злой и коварный Чурый, его жестокие кровожадные приспешники. Замелькали, усиливая мотивацию сюжета, деньги. Добрый папенька: вопреки желанию новой супруги, любовницы, между прочим, Чурого; назначил Катю наследницей. В пору было ожидать постоянного элемента мыльных опер — тяжкого неизлечимого недуга.
—Возможно, он не дотянет до Нового года. Рак — страшная штука!
Устинов слушал, разменивал последние минуты затишья. Скоро Степан догадается, что его провели, плюнет на церемонии, спустит своих псов. Те деликатничать не станут.
— Каждое мое слово можно проверить. Я дам телефоны, адреса. Произошло страшное недоразумение…
— Сейчас запишу… — еще немного купленного обманом, покоя. — Повтори-ка номер.
Теперь достать телефон — Борис предпочитал академическую театральную школу, нажать кнопки…
Игры, игры… когда внимание Бориса переключилось на маленькие клавиши с цифрами, парень, занимавший позицию у левой стены, очутился перед ним. Удар ноги, рубящий взмах ладони и тьма накрыла сознание. Борис даже не успел ощутить боль, стало только обидно, что жизнь закончилась.
Катя.
Борис отпустил руки, и Катя осталась одна в темном тесном пространстве. Стылый холод пронзил ее насквозь, пропитал гнусным страхом. Только что она была наверху, на свету, рядом с Борькой, пусть под пулями и странным давлением Богунского, но не одна, под защитой. Сейчас, в безопасности, почти в безопасности, она вдруг испугалась всего и сразу, зашлась в немом рыдании. Я люблю тебя. Беги! — стучало в висках.
Под ногами слегка покачивался ящик. Катя осторожно присела, провела рукой по стене. Ни одна здравая мысль не держалась в мозгу. С того момента как Устинов «положил» в машине Степу и парнишку в спортивном костюме ее настигло какое-то параличное удивление. Скудные Борькины объяснения не добавили ясности. Степан — убийца? Это же бред! Чушь! Дикость! Убийцы жили в книгах, телевизорах, бродили темными ночами по улицам. К ней, Кате Морозовой, убийцы не имели никакого отношения.
Нет, теперь уже имели! Она сама убила человека!
Туманное пятно, мелькнувшее на излете взгляда, Борькина вздрогнувшая спина; чужой острый запах пота — она дернула курок, увидела убитого мужчину и только подумала: Борька убил, и я убила. Мы — квиты. Устинов перевел счет в иную плоскость.
— Или он, или мы! — Борька, как обычно, пытался помочь ей.
В закутке стараниями Бориса царил полный мрак. Преследователи, при беглом осмотре не должны были обнаружить, прикрытую фанерой, дыру в стене. Согнувшись в три погибели, Катя выбралась наружу. Распластавшись, поползла по земле и через метров сто от дома напоролась на патрульного, посланного осмотрительным Степаном нести вахту
— Вставай красавица! — здоровенный детина довольно ухмылялся. В доме стреляли, рисковали и понапрасну. Бабенку поймал он!
Катя поднялась неловко, покачнулась и вдруг… О! Эти неожиданные для нее самой «вдруги». Вдруг выхватила из-за пояса джинсов пистолет. Выстрелить она не успела, парень все-таки был профессиональным, оружие полетело на землю. Парень был профессионалом. Последнее мгновение в жизни он действовал умело и расчетливо и даже успел соразмерить удар по руке, державшей пистолет. Но всего не предусмотришь. Например, выстрел из снайперской винтовки.
Другие.
— Симпатичная девчонка, жалко… — оправдывая вмешательство в чужие дела, выдал Сван. — Да, и Борис — неплохой парень.
Иван согласно кивнул. Он одобрил действия коллеги.
— Беги, цыпочка, к дядям, — позвал Катю Сван. Словно услышав, Катерина сделала несколько шагов в их сторону.
— Куда это она? — вопрос остался без ответа.
Подняв с земли пистолет, Катя повернула назад. Фигура мелькнула вдоль стены дома и скрылась за поворотом.
— Ну? — «Агеевцы» переглянулись. Девица сломала план, занялась самодеятельностью.
— Уезжаем, — выдал Сван решение, — с кордона сигналят, сюда направляются две машины. Похоже силовики. Нам нам здесь больше нечего делать.
Катя.
Здоровяк разоружил ее и рухнул бездыханным. Воздаяние за грехи настигает каждого. Катя недоверчиво покосилась на мертвеца. Скромное отверстие в коротко стриженной макушке — пропуск на тот свет — послужило причиной смерти. Кто-то помог ей. Борька сказал: ее встретят трое мужчин. Наверное, они и выручили ее из беды.
Выручили из беды?! Неожиданно мысли обрели порядок! Катя словно проснулась. Словно вынырнула из омута, очнулась, воспрянула духом. И рассвирепела.
— Сволочь! Идиот! В герои намылился! В Александры Матросовы! Я тебе дам героя! Я тебе устрою подвиг! Бобик зачуханный! Барбос недобитый!
Собачьи производные от своего имени Устинов ненавидел люто. Только в крайней степени раздражения Катя позволяла себе так обзывать приятеля.
— Идеалист хренов, благодетель, гад, урод, — эпитеты не иссякали.
Борька отослал ее с места событий, а сам остался. Зачем спрашивается? Решил погибнуть смертью героя? Дудки! Она этого не допустит. Один пистолет хорошо, а два лучше! В холл второго этажа Катя попала, так же как и ускользнула, н кем не замеченной. Затаившись за обрубком колонны, подпиравшей некогда потолок, она услышала:
— Где Катерина? Говори, сволочь! — Богунский пнул ботинком бесчувственное тело Устинова, выматерился. Видимо, вопрос звучал не первый раз.
Степа изменился. Маска «хорошего парня» оказалась больше не нужной, в истинном же обличье милый женишок мало походил на придуманный персонаж. Тем паче, что Богунский был в бешенстве.
Услышав, как в невдалеке заурчал двигатель автомобиля. Он вообще чуть не сбесился.
— Ну-ка проверьте, что там происходит… — уронил за спину и метнулся к оконному проему; уставился в беспокойстве в окрестное пространство.
Глядя в спину удаляющихся Степиных помощников, Борис облегченно вздохнул. И тот час впал в синюшную бледность. «Увидел меня», — догадалась Катерина, с сожалением пожимая плечами. Она не могла не вернуться.
— Что ж, — Богунский возобновил допрос. — Итак, где Катя?
Борис.
Больше всего Устинов боялся сейчас Катькиной непредсказуемой смелости. Не ушла, вернулась, полезет разбираться. Беда, да и только.
— Уехала Катя, укатила… — он кивнул на окно. Бегство «агеевцев» могло принести пользу.
Степан поморщился. Нечто в таком роде он и представлял. Устинов отвлек внимание, Катерина ускользнула через дырку в полу, кто-то увез ее. Вполне, возможно, что Юлия.
Блондинка была не из тех, кто выпускает из рук деньги. Поэтому предложение довести «игру» до конца Степан, вернее Андрей Розин, воспринял с воодушевлением (сумма-то серьезная) и опаской. Отслужив верой и правдой, не схлопочет ли он пулю в спину? От Юли можно ожидать чего угодно, кроме справедливости. Как же он ее ненавидел! До тошноты, до безумия. Инструкции и контроль. Бесконечные женские тела, которые он должен был по ее указке ублажать и психологические заморочки. Гон длиной в четыре года — операции, тренинги, учеба, учеба, учеба. Юлии требовался универсальный помощник, и, натаскивая Степана, как цирковую обезьяну, она давно перешла грань дозволеного. Степан-Андрей чувствовал себя рабом, вещью, говорящим роботом, инструментом для секса и убийства.
— Ты ведь понимаешь, один я на такое дело не пошел бы, — Борис импровизировал, но не вслепую. Степа ничего не знал о судьбе Юли, и это обстоятельства позволяло разыграть классическую формулу «разделяй и властвуй». — Между прочим, Юля предложила мне за сотрудничество много больше, чем ты.
— Сколько? — Богунский многое бы отдал, лишь знать наверняка, что с напарницей.
— Да уж, не двадцать тысяч.
— Я тебе еще предложил машину и дом.
— Ни на дом, ни на авто у тебя нет нормальных документов. А Юля пообещала наличные. Это совсем иное дело.
Никто не мешал Юлии договориться с Устиновым. Тот — наживка, основной персонаж, Катя находится под его устойчивым влиянием. «А я кто?! — Степан вздохнул. — Сбоку-припеку!» После того, как Катя убежала утром из дому, он выходил на сцену лишь с мелкими «репликами» и фактически потерял контроль над ходом операции.
Борис.
— Однако, — Борис не отрывал глаз от лица Степана, пытаясь сквозь маску беспристрастия разгадать его мысли, — я готов разорвать соглашение с Юлей, если ты предложишь лучшие условия…
Так настигают озарения. Учительская хватка, умение достучаться до чужих мозгов не подвели Бориса. Дети — сложный материал, они непредсказуемы. Взрослые однозначны в своих слабостях. Корысть, мнительность, неуверенность. Бей в любую не ошибешься. Степан — не исключение.
— Чтобы принять решение, я должен знать, что с Юлей, — Богунский поплыл.
— Ее можно не брать в расчет. Юля в надежном месте и не сможет помешать нам.
Степан кивнул. Единственное, что мешало сдать компаньонку с потрохами, был страх перед Юлией.
Катя.
Катя внимательно слушала. Процент, товар, покупатель… в тот момент когда стало ясно: товар — она, оборвалось сердце. Мужчины препирались, делили будущий барыш, она, смиряя растущую в душе бурю гнева и обиды, кусала губы. В воздухе витали громадные, обожравшиеся нолями цифры; слова как мячики в пинг — понге, прыгали от Бориса к Степану, от Степана к Борису; слова теряли смысл, слова сводили с ума.
— У меня есть выход на заказчика, — уверил Богунский, — как только товар окажется в месте, он рассчитается как условленно.
— Нет, — Устинов гнул свое, — пока я не получу аванс, Катя не тронется с места.
Последняя фраза адресовалась ей?
— Не зарывайся, Борис. Мои ребята живо научат тебя смирению.
— Это ты не зарывайся. Без меня ты никогда не доберешься до Кати. И вообще, хватит глупостей. Либо мы партнеры, либо — твори, что хочешь и тогда забудь о Кате навсегда. Ясно?
— Ясно.
— Значит, займемся арифметикой. — Устинов со связанными руками и ногами, глотая кровавую слюну с разбитых губ, дожимал Богунского. — Катя полностью в моей власти: захочу — казню, захочу — помилую. Как скажу — так и она поступит. Пятьдесят на пятьдесят. Твой покупатель — мой товар.
— 80 на 20.
— Половина, — процедил Борис.
— Ладно.
— Развяжи меня.
— Не стоит торопиться, сейчас вернуться ребята, с ними как-то надежней.
— Боишься?
— Опасаюсь.
— Правильно.
— Мне Юлия поведала историю в общих чертах. А в чем конкретная ценность Катерины? И о какой сумме идет речь? — Громче чем следовало, спросил Борис.
— У нее такая же, как у заказчика особенная кровь. — Неохотно выдал Богунский. — Цена сто тысяч долларов. Может быть даже больше.
— Трансплантация — выгодный бизнес.
— Выгодный, но хлопотный. Особенно если имеешь дело со сложными случаями.
— Вроде Кати?
— Она — крепкий орешек. Редкая сука.
Этого стерпеть Катя уже не могла.
Борис.
Мина замедленного действия — Катерина Андреевна Морозова не устояла перед искушением и взорвалась.
— Что?! Я — крепкий орешек?! Сволочь! — раздался истерический возглас, и с пистолетом в руках из-за укрытия вывалилась Катерина. — Я — сука? Ты сам дерьмо вонючее!
Боже, взвыл Устинов. Невзирая на многолетний опыт и отличное знание предмета, имя которому — лучшая подруга, он, наивный, уповал на благоразумие и выдержку — свойства некоторым никак не присущие. Зеленые глазищи, стройные ножки, талия имели место быть. Здравого рассудка не наблюдалось в помине.
— Кровь редкая, говоришь? — нацеленный на Богунского пистолет плясал в руках Кати.
— Милая моя… — расплылся в светлой радости Степан. Он всегда верил в свою звезду, всегда надеялся на удачу. Катя здесь! Она рядом! Теперь ему не нужен Борис; теперь он управится сам.
— Из тебя собираются вынуть потроха, чтобы начинить ими какого-то толстосума, — рявкнул Устинов.
Договорить Борис не сумел. Степан размахнулся и въехал ногой ему по челюсти.
— Заткнись! — рявкнул.
Богунский немного не рассчитал; не учел Катин холерический темперамент. Едва черный ботинок оторвался от Устиновской щеки, грянул выстрел и колено Степана захрустело, раздробленное пулей. Катя, не ожидая от себя подобной меткости, только широко распахнула глаза. Она спустила курок, освобождаясь от нервного напряжения, не целясь, не полагая попасть. Она и стреляла не конкретно в ногу. Все получилось нечаянно, само собой: раздался звук удара, Борькина голова метнулась вправо, в ее руке был пистолет… действие опередило понимание… Степан рухнул на пол.
Снизу загрохотали шаги. Степановы церберы спешили на помощь.
— Не стрелять! — поверженый Богунский думал о деньгах.
В лестничном проеме выросли две крепкие фигуры.
— Не стрелять.
— Не стрелять? — переспросила Катя. — Значит, я нужна живая? — Она уперла дуло пистолета себе в висок. — Никому не шевелиться! Стоять на месте!
Мужчины замерли.
— Ты! — кивок в сторону Степана, — коротко, четко, по существу! Зачем я тебе?
— Тебя заказали как суррогатную мать. Никакой опасности для жизни, чистый бизнес, очень приличные бабки…
— Они угрохали сегодня пять человек ради тебя, я сам видел трупы, — перебил Устинов.
— Ты — рехнулся! — Взвыл Степан, — какие трупы? Что ты несешь?! Катя, не верь ему! Он убил Юлю, он сошел с ума от ревности, он маньяк!
— Пошел ты!
Нервная обстановка, беседа на повышенных тонах сыграла с одним из Степиных парней злую шутку. Понадеявшись, что Катя, увлеченная перепалкой, отвлеклась, он метнулся ей под ноги. Все-таки перед ним стояло хрупкое неопытное создание, с растерянной перепуганной физиономией и затравленным взглядом. Впору обмануться любому, и уж точно грех не воспользоваться.
Мужичку не хватило сущего пустяка — жизни. Не добрав меньше полуметра до Кати, он свалился мертвым на пыльный, усеянный щебнем, пол особняка.
Как она успела, обмер Борис. Цилиндр ствола качнулся, извергнул смерть и вернулся к виску, считывать биение пульса.
— Кто еще желает? — хрипло поинтересовалась Катерина.
— Сука! — заорал Богунский и резким движением выбросил вперед руку с пистолетом. — Тварь!
Грянул выстрел, за ним второй. Расстояние между Катей и Степаном — три метра не более — не оставляли Катерине шансов на спасение, если бы Борис не умудрился связанными ногами толкнуть Богунского. Пули, визжа от возбуждения, врезались в стены, выбивая брызги мелких крошек. Смерть, предназначенная Катьке, угодила в молоко.
Другие.
Мужчина у лестницы не шелохнулся. Гибель приятеля в достаточной мере впечатлила его. Терять жизнь ради чужих затей? Поищите других дураков.
Хорошая мысль пришла с опозданием. На дорогу из-за поворота выскочил фургон, из него — рослые крепыши в камуфляже. Ребята побежали к развалинам. Вслед им заголосил репродуктор.
— Прекратить огонь! Оставаться на местах! Оружие на землю! Стреляем без предупреждения! — голос еще истошно блажил, а бравые молодцы, не разбираясь в заслугах и званиях, заламывали руки мужчине, Борису, Степану, Кате.
С противоположной стороны дороги показался еще один фургон, парней в камуфляже прибавилось; вспыхнул, разрезая сумерки, мощный прожектор.