Цена Грэйс была столь же ничтожна, как и она сама. Но как только рука Кендра Арона взметнулась вверх, как лициатор не принял его ставку.

— Прошу прощения, господин Арон. Вы пытались осуществить подмену лота, и потому вы выбываете из торгов.

Кендр осел на скамью. Его лицо было белее белого. Грудь тяжело вздымалась. Его сердце билось так, что стук его заглушал бой часов в комнате.

Я понимаю и не понимаю этого человека одновременно.

То, что свершила его дочь — дичайшее преступление. И все же она — его дочь. Больше я не могу ничего сказать.

Я слышала, как во всеобщей тишине, Сэлвер шепнул Аманде.

— Глупый старик, он мог спасти ее торгом…

Да, Кендр Арон мог. Но целью его было спасти Грэйс не только на аукционе. Ты бережешь свое дитя всегда, везде, от всего. И Кендр спасал Грэйс от молвы. Спасал от кривых взглядов. Спасал от осуждения. Он не хотел, чтобы даже королевский суд знал, какова его дочь внутри. И потому он взял все на себя. Это не глупо. Это любовь.

Аманда смачно шлепнула брата по лицу.

Курт засмеялся.

— Имей я руку, помог бы тебе, — сказал он.

Дальше воцарилась тишина.

Я посмотрела на Александра. Вот-вот, я ожидала, что его рука взметнется ввысь, спасать любимую Грэйс, но он сидел смирно. Лицо его было сосредоточено, взгляд устремлен на Кендра Арона. В глазах читалось сопереживание, но, вместе с ним было что-то еще. Что? Облегчение?

— Двадцать тысяч раз, — огласил лициатор цену Фредерика, — Двадцать тысяч два. Двад…

И вверх поднялась одинокая рука.

— Я ставлю себя, — раздался голос.

Александр вскочил с места. Его руки задрожали. Рот было открылся, чтобы произнести что-то, но Сэлвер Освальд, сидевший сегодня поблизости, с силой схватил Александра за плечи, сажая его на место.

— Сиди тихо, — прошипел он, — Еще распорядитель называется…

— Надеюсь, ставка достойна? — тихо спросил Генри Соквел, как всегда смотря мимо всех нас и на всех нас одновременно.

Такого не ожидал никто. Даже лициатор — этот спокойный, холодный эльф, дрожащий лишь своими налоговыми послаблениями, — замер с поднятой вверх рукой.

— Женщина может ошибаться, — мягко сказал Генри, вставая с места, — Кому как не мне, этого не знать. Грех Грэйс останется с нею навсегда. Разве этого не достаточно? Если хотите убить кого-то, убейте меня. Я слеп, я давно жду этого.

— Мальчик мой, успокойся, — неожиданно мягко произнес Фредерик, — Не глупи. К тому же, ты не маг.

— Это не правда, — отрезал Генри, — Я — маг. Хоть и не имею на это права, как хозяин антикварной лавки. Так что возьмите меня. Это будет наказанием королевского суда за нарушение кодекса антикварщиков.

Фредерик сделал к Генри пару шагов.

— Генри, никто не наказывает людей за то, какие они…Никто…Сядь на место.

Впервые я видела чеовеческую сторону королевского следователя. И впервые я хотела поддержать его. Но Генри сказал свое последние слово:

— Я действую по правилам аукциона, не забывайте. Моя ставка — выше чести павшей Грэйс. Лициатор, принимайте!

Эльф ожил. Досчитал до трех и произнес:

— Магическая сила Генри Соквела отходит Фредерику, как представителю королевского суда. Лот будет отдан в комнате номер четыре. Время начала свершения сделки — пятнадцать минут с этого момента.

Услышав это, Генри развернулся и удалился из залы.

Фредрик сел на свое место, тяжело вздохнул, и достал из кармана трубку.

Грэйс Арон спокойно встала и грациозно поплыла между рядами, будто с ней ничего и не произошло. Она даже не удосужилась подать руку своему отцу, все еще сидящему на скамье. Но вскоре того окружили Освальды и Курт Хьюгсон. Я слышала какие-то слова успокоения, легкое ободрение и прочую чепуху. Но присоединиться я не смогла. По плечу меня потрепал Александр.

— У нас мало времени, — сухо сказал он.

Александр встал, предложил мне свою руку. Но я не взяла ее.

— Розалинда, — настойчиво произнес он.

Я все еще сидела на своем месте.

Александр все еще протягивал мне руку, словно надеясь, что я пойду с ним. Но я не могла. Странно, что меня это волновало, и все же я не мола пойти никуда с человеком, так просто предавшим свою любовь.

Еще с утра Александр забывался, глядя на Грэйс Арон, но на аукционе он не пошевелил и пальцем, чтобы спасти ее. Да он узнал правду о ней — мы все узнали — и все же…Он ведь любил ее. Не знаю, почему меня это так волновало…

Александр, видя выражение моего лица, опустил руку и снова сел возле меня.

— Розалинда, вы в порядке? — очень мягко проговорил он.

Я не поверила ему. Вежливость, обходительность, эта видимая забота. Не был ли он такой же подделкой, как ее возлюбленная Грэйс?

В этот момент я вдруг поняла, что абсолютно не знала Александра.

— Успокойтесь, — продолжил Александр, — И слушайте меня внимательно. Сейчас будет церемония передачи силы. Она займет три часа. Я буду в комнате как свидетель того, что передача состоялась. Потом мы с Фредериком должны будем покинуть Генри, снова на час, чтобы он мог прийти в себя. Но я не уйду. Даже против правил я останусь с Генри. Нельзя допустить еще одного убийства. Поэтому снимать печать придется вам.

И он вложил мне в руку свой семейный перстень.

— Он станет ключом к печати ровно через четыре часа.

Я не произнесла ни слова. Ком застрял в горле. Тело не могло пошевелиться. Я знала, что должна была остановить Александра. Его затея была рискованна и безумна — убийца е погнушится убить и его. А если такового и не будет — нарушение правил аукциона может слишком дорого обойтись семье Магс. Но ноги мои были словно налиты свинцом, руки связаны, а рот полон воды. Александр предал любовь, и я не могла найти сил остановить его.

Возможно, он прочел что-то в моих глазах. Потому как бледен он вдруг стал, и как холодна была рука, прикоснувшаяся ко мне в этот момент.

— Прощайте, Розалинда, — тихо сказал Александр.

Фредерик вынул трубку изо рта. Встал со своего места. Кивнул Александру. И тот удалился, больше не глядя на меня. Когда его шаги затихли на верхних ступенях лестницы, я перегнулась вниз, и вся вода, наполнявшая мой рот, вылилась на пол.

Ко мне быстрыми шагами подошла Аманда.

— Держи, — протянула она мне нюхательной соли, — Тут с новичками такое часто.

Я благодарно приняла флакон. Подышала чистой морской прохладой, но на душе не отлегло.

— Как господин Арон? — спросила я Аманду.

— Ему очень плохо. Боюсь, это сердце, — ответила та, — Сэлвер отведет его наверх в его комнату.

Я кивнула.

— Поверить не могу, что наказание вместо Грэйс примет Генри, — со злобой проговорила Аманда, — Он не заслужил такого…О чем он только думал?

Мои зрачки расширились: Генри!

Демоны, Розалинда! О чем ты думала! Тебя наняли расследовать преступление! Или лучше сделаь так, чтобы преступления и вовсе не было! А ты сидишь и философствуешь тут о любви аристократов!

Я встала с места.

— Спасибо за соль, — сказала я Аманде, и направилась к выходу.

— Ты куда? — удивленно спросила та.

Я не ответила. Мне надо было работать.

Быстрыми шагами, я поднялась на третий этаж, где находились гостевые комнаты. Церемония передачи силы уже началась, и мне нельзя было терять времен даром.

Подумав это, я рассмеялась.

Нельзя терять времени…Ха-ха. Да я с самого начала только этим и занимаюсь! И все же у меня еще был шанс.

Не стучась, я дернула за ручку нужную мне дверь. Она оказалась не заперта. Легко поддавшись мне, дверь растворилась, и я увидела Грэйс Арон. Та сидела ко мне спиной, возле зеркального туалета, и выдергивала шпильки из волос.

— Входите, — мягко проговорила она.

Я и не ждала ее приглашения. Войдя внутрь, я не хотела говорить с ней, не хотела церемониться. Мне просто нужен был ответ на вопрос.

— Грэйс, — сказала я, — Зачем вы купили серебряный нож?

И, конечно же, ответом мне была тишина.

Грэйс спокойно продолжала вынимать шпильки, даже не глядя в мою сторону.

— Ответьте! — громко сказала я.

Это была не просьба. Скорее приказ. Вернее нет, это был вопль безнадежности. Я знала, что Грэйс известно что-то, чего не знают остальные, и что от этого может зависеть человеческая жизнь, но как выудить у нее эту информацию — я не предполагала.

Господин Холмс на своих курсах учил нас общаться с разными типами людей. «Гладить по шерстке» халериков, смеяться вместе с сонгвиниками, показывать свои мягкие стороны меланхоликам, всегда быть рассудительным с флегматиком… Но к Грэйс Арон ни одно из этих правил не подходило. По крайней мере, для меня, ведь я не видела в Грэйс человека. И все же я сделала последнюю попытку:

— Грэйс, — уже мягче сказала я, присаживаясь на стул рядом, — Прошу вас, ради Александра, ответьте мне.

Мой оппонент вынул последнюю шпильку из волос, и длинные серые пряди поползли по плечам, словно змеи.

— Ради Александра? — повторила Грэйс своим спокойным, тянучим голосом, — С чего это? Он ненавидит меня, а я — его.

Меня словно ударило молнией. Александр ненавидит Грэйс Арон?

Та, увидев мое лицо, засмеялась, обнажая белые зубы с щелочкой посредине.

— А вы думали, он питает ко мне нежные чувства? Пфа!!! — и Грэйс достала из шкатулки очень яркую красную помаду.

— Ради кого я точно буду молчать, так это ради Александра, — сказала она, малюя губы, — Он был любимым крестником матушки, этакий золотой мальчик. Даже перстенек ее себе прикупил на память. А я с ним никогда не ладила. Словно он с детства знал, как я закончу, — она облизала яркие губы, — Отец пригласил его погостить у нас перед моей свадьбой, и каким-то образом, Александр узнал мой секретик. О, как он стал глядеть на меня!? Вы видели этот взгляд?!

Тут Грэйс повернулась ко мне лицом, и в ее глазах читалась давно хранимая и заглушаемая ярость.

— Этот мальчишка посмел глядеть на меня, словно я — не человек. Будто он даже поверить не может, как такое существо, как я- ходит по земле! Вот как он смотрел на меня! — прошипела она.

Но тут лицо ее застыло.

Грэйс снова развернулась к зеркалу, и нала подводить черным глаза.

— Александр зашел так далеко, что умолял моего отца не заступаться за меня. Он просил его «Не делать этого»- Не брать вину перед судом на себя.

Она подвела оба глаза, и принялась расстегивать пуговички на платье. Госопдин Холмс так же учил нас не прерывать свидетелей, когда они хотят выговориться, и потому я сидела молча.

Грэйс сняла платье, и осталась в одном пенюаре — прозрачном и облегающем.

— Как я выгляжу? — спросила она.

Я с горечью посмотрела на нее: распущенные волосы по талию, яркий макияж, отсутствие приличной одежды.

— Как падшая женщина, — ответила я правду.

— Отлично! — звонко засмеялась Грэйс, — Этого я и добивалась! Видишь ли, в отличие от отца, я не вижу смысла скрывать от мира мое лицо! Пусть все знают, какая я. Лишь только аукцион кончится, я, как говорит папочка, смогу пойти «на все четыре стороны», и, о луна, как я этого жду!

И она снова улыбнулась зубами с щербинкой.

— Боюсь, вам там придется не по душе, — тихо сказала я.

— Отчего это? — спокойно спросила меня Грэйс.

Я вдохнула воздуху. То, что я собиралась сказать, было моим и только моим, хотя, кажется, аукцион скрывал все личные границы.

— В молодости я была на вашем месте, — сказала я.

Грэйс молчала. Я продолжила:

— Родители отказались от меня и выгнали из дома, так случилось. И я долго искала себе место в этой жизни. Те вещи, которыми мне приходилось заниматься, чтобы выжить — я никогда не хочу вспоминать. Поэтому не глупите, Грэйс…

Я начала злиться и голос мой повышался:

— Ваш отец делал все, чтобы вы могли жить дальше. Так не хороните себя!

Губы Грэйс внезапно задергались:

— Но я похоронила свое дитя! — пропищала она, — Как я должна жить дальше?

Она закрыла лицо руками и принялась выть как раненый зверь.

На это ответа у меня не было. Вместо, я снова задал вопрос:

— Грэйс, сегодня могут погибнуть еще люди. Пожалуйста, расскажите мне про нож.

Грэйс отняла руки т лица. Посмотрела на меня мокрыми глазами и сказала:

— Я готовилась к аукциону. Знала, что найдется следователь, вроде этого Фредерика, который может погубить меня. И я не ждала помощи.

Грэйс сглотнула воздуха. Я ожидала.

— Но я ничего не нашла. Кроме трактата одного мага, прошедшего через лишение силы. Он писал, что это словно оказаться в полной, непроницаемой тьме. А я — боюсь темноты.

— Вы хотели, чтобы серебряный нож уберег вас о тьмы? — мягко спросила я.

— Да, серебру приписывают такие свойства, — пожала плечами Грэйс, и внезапно рассмеялась, — Видите, я не могу помочь спасти кого-либо!

Но она была не права. Картинка, лежавшая передо мною кусочками, сложилась в моей голове.

— Последний вопрос, — сказала я.

Грэйс пожала плечами.

И я спросила ее то, о чем не хотела и догадываться. Но Грэйс подтвердила мои подозрения. Теперь все упиралось только во время.