Убийство Куропаткиной
Ноябрь тот самый месяц, когда непонятно, то ли началась зима, то ли осень не закончилась, но в тот год точно было понятно, что на улице глубокая зима. Я, тогда совсем еще юная, расследовала преступления небольшой и средней тяжести и обычно находилась на подхвате у других опытных следователей. Очень часто дежурила, так как не имела мужа и кучу детей, которыми обычно прикрывались другие женщины того же отдела. Мне приходилось посвящать полностью все свое время, выходные и праздничные дни работе и только работе.
Итак, несмотря на то, что за окном было 24 ноября 2006 года, на улице лежали глубокие сугробы. Осадков выпало в тот месяц немало, но, как это всегда бывает в провинции, ни о какой снегоуборочной технике и речи не шло. Никому это попросту не нужно. Обслуживать вызовы в таких условиях было невыносимо: машины застревали в сугробах, и приходилось ждать подмогу, теряя время, которого и так не хватало. Но еще сложнее, когда машина вообще никак не могла проехать, и следователю, оперуполномоченному и криминалисту приходилось идти дальше пешком. Помню эти вынужденные пешие прогулки: снег мягкий и липкий, и его было так много. Он забивался в сапоги и каким-то образом проникал даже под шерстяные брюки, а когда входишь в помещение, снег тает, противно мокнут носки, и уже мокрые замерзшие ножки доставляют неудобства, хотя в дальнейшем я привыкла и к такому, но сейчас не об этом.
Заступив на очередное дежурство, целый день я просидела в кабинете. Мне посчастливилось разгрести свой ящик «завтрашних дел». Поздно вечером я спустилась в дежурную часть, хотелось горячего чая с чем-нибудь вкусным (всегда так делала перед сном), после чего предупредила дежурного, что иду спать в кабинет. Долго ворочаясь на казенных стульях, сквозь ночную тишину услышала, как раздался звонок в дежурной части. Поняв, что все равно поспать не удастся, я встала, потянувшись, направилась в дежурку, не дожидаясь команды.
— Собирайся, у нас труп, скорая уже там, — резко бросил дежурный.
Не зная обстоятельств происшествия, она быстро накинула на себя шинель и, схватив свою папку, мигом спустилась по лестнице и прошла к холодному серому УАЗу, к этому времени подошел криминалист и оперуполномоченный. Водитель долго не мог завести старую машину, и казалось, что это длилось вечно. Непонятно, что там не срабатывало, но психоз уже подступал к горлу, да еще и холод одолевал настолько, что невозможно было выговорить слово. Как только эта тарантайка соизволила завестись, они сразу же проехали к частному дому, в котором находился труп. Время было примерно 4 утра, не больше, в соседних же домах, да и вообще по всему поселку, не было ни единого горящего окошка и на улице также ни души. Все жители мирно спали. Войдя во двор, в потемках нашли входную дверь и вошли в деревянную избу, где в прихожей сразу же увидели лежащую на полу женщину и мужчину возрастом за 50. Он сидел на маленькой деревянной лавке возле газовой печки и курил сигареты без фильтра.
На первый взгляд у женщины не было видимых признаков насильственной смерти. Внешность у нее приятная, темные волосы до плеч, высокая в росте и худощавого телосложения, она как будто напоминала какую-то актрису, какое-то совсем знакомое лицо. У нее были темные брови, правильные черты лица, и если бы она лежала не на полу, а, скажем, на кровати или диване, можно было бы подумать, что она просто спит. Однако когда ее стали осматривать, то было уже ясно, что труп коченеет, а это значит, что смерть наступила уж точно не час назад. Женщина была одета в черные колготки и темно-бордовое платье. Наша следователь приступила к осмотру места происшествия, начиная с входной двери слева направо, оперуполномоченный занялся опросом курившего возле печи мужчины, назовем его, к примеру, Михаилом.
При осмотре места происшествия было понятно, что кто-то тщательно вымыл деревянный пол, потому что в нескольких местах он не успел просохнуть. Доски местами были облуплены от краски, и вода впиталась так, что высыхать им пришлось долго. Сложилось впечатление, что кто-то вылил на пол семь ведер горячей воды, а потом собрал все тряпкой, но не предусмотрел, что этот старый обшарканный пол за такой короткий срок явно не высохнет. На столе стояла одна пустая бутылка водки и одна непочатая, две рюмки советского производства и немного еды, что-то из солений, но это неважно. Самое интересное прояснилось в момент, когда труп красивой женщины стали раздевать для осмотра на присутствие или отсутствие признаков насильственной смерти. На ноге была обнаружена ровная колото-резаная рана длиной, наверное, в один сантиметр. Рана сильно выделялась на гладкой белой коже, причем на самом видном месте, под коленом, а в окрашенных лаком ногтях на ногах остались следы въевшейся крови. В ответ на вопросы, что это и как это можно обьяснить, Михаил стал рассказывать сказку про белого теленка. Шучу, конечно. Я поделюсь с вами, мой читатель, той самой небылицей, что нам поведал Михаил. Это такая история… я даже не знаю, кого мне жалко из всех действующих лиц, но давайте все-таки по порядку.
В ответ на вопросы, кто эта женщина, кто вы и, что здесь произошло, Михаил стал рассказывать, что эта женщина, назовем ее, к примеру, Никой, является женой его младшего на два года брата Властемира. Властемир работает вахтовым методом и зачастую отсутствует дома, их мать гостит в Москве у сестры, и поскольку Михаил остался дома один, он пригласил Нику на ужин. Кстати, у Ники и Властемира имелось двое детей, сын и дочь, они были несовершеннолетними, но возраст примерно близился к этому. Ну так вот, пригласил Нику на ужин, та согласилась на предложение и оставила своих детей дома. Властемир же был на работе в другом городе. Михаил сбегал за водкой в магазин и достал из погреба мамины соленья. Открыв бутылку спиртного, они принялись выпивать. Потом Ника, со слов Михаила, ушла домой. Когда он увидел на столе оставленный сотовый телефон, выбежал за ней и нашел недалеко от своего дома. А вокруг крутилась стая собак, наверное, они ее покусали, отчего Ника не могла встать и пойти дальше. Он притащил ее к себе домой и вызвал скорую помощь, однако женщина скоропостижно скончалась еще до приезда.
Вот такая история получилась у Михаила. И, конечно же, у нас закрались сомнения; мы сообщили ему, что надо проехать в отдел. Он согласился проехать с нами, начал одеваться, взял документы, удостоверяющие личность. В этот момент сотрудники полиции стали осматриваться, какое одеяло можно позаимствовать, чтобы труп Ники погрузить в автомашину для направления в центр судебной медицины, для выяснения причины смерти. Дальше из рассказа Михаила выяснилось, что он отбывал наказание в местах лишения свободы за убийство. Причем он убил не одного человека, а двоих, в разное время, и не знакомых друг с другом. Их связывали только два обстоятельства: они оба знали Михаила, и их обоих он лишил жизни одним ударом ножа.
Как оказалось, Михаил никогда не был женат, ему было не до этого. Давным-давно, будучи совсем молодым, во время прохождения армейской службы он зарезал сослуживца, с которым распивал спиртное. При споре он вонзил нож прямо в грудь, отчего тот скончался. Когда Михаил вышел с места лишения свободы, он долгое время не работал и жил с матерью, стал злоупотреблять спиртными напитками и в один «прекрасный» день, также за рюмкой водки, вонзил нож в живот своему друга, к которому почувствовал резко возникшую агрессию. Тот до больницы так и не доехал и скончался в машине скорой помощи, а Михаил снова отправился отбывать наказание.
Ну что ж, не будем судить его. Это его судьбаце, его выбор, и ему отвечать перед всевышним, а перед законом он уже ответил. Вернемся к месту происшествия. Итак, как только был окончен осмотр в доме и изъяты все бутылки, ножи и рюмки, группа вышла во двор и впала в ступор. Вся сразу и одновременно. Они не могли поверить своим глазам, что видят в его дворе нечто зловещее. Сугробы снега были окрашены в багровый цвет, он был настолько ярок, казалось, что кто-то с неба вылил цистерну крови. Ее было настолько много, что ступить было некуда. Переглянувшись между собой, сотрудники полиции быстро стали проводить дополнительный осмотр всего двора и ватными тампонами собирать следы крови для производства судебно-медицинской экспертизы. Надо было определить, кому принадлежит кровь. Ночью, когда группа приехала на вызов, на улице была кромешная тьма, и они не увидели того ужаса сразу. А теперь, когда в доме были закончены дела, и им всем потребовалось проехать в отдел полиции, солнце уже встало и осветило кошмарное зрелище.
В отделе полиции наш милый следователь стала сразу объяснять Михаилу, что конечно лучше сразу рассказать, что и как, и не тратить ни ее время, ни свое. Она так устала с этим ночным происшествием и так хотела домой, что на его бред про собак не обращала абсолютно никакого внимания, а просто вынесла постановление о возбуждении уголовного дела по факту смерти Куропаткиной. И тут же оформила протокол о водворении Михаила в изолятор временного содержания для дальнейшего ареста. После сразу махнула в машину и повезла труп Ники в городской центр судебной медицины.
Уже на следующий день, а это было воскресенье, не дожидаясь заключения СМЭ, она с местным, дежурившим в тот день государственным адвокатом направилась в изолятор к Михаилу, для производства допроса его в качестве подозреваемого. Войдя к нему, она аккуратно положила на стол пачку сигарет, купленных за собственные деньги. За столом ее уже ожидал Михаил; он, нервно вытащив сигарету, стал быстро подкуривать, при этом молчал. Казалось, что ему было абсолютно все равно. Мукашка обладала удивительным свойством: она всегда располагала к себе людей, каким-то волшебным образом. Она пока сама еще не знала, почему и как это получается, но четко понимала, что люди доверяют ей и делятся самыми сокровенными мыслями или своими грехами, как на исповеди. Они уверены, что не будут осуждены в своих нехороших поступках, уверены, что она не побежит рассказывать всему свету, а, наоборот, будет думать, как помочь сгладить ситуацию и т. д. Так вот, следователь произнесла только три слова: «Я все знаю», — и с него «полилось». Он не мог остановиться, он стал говорить взахлеб, что сожалеет и переживает о случившемся, что ему очень стыдно перед братом и матерью. Тогда Мукашка сказала: «СТОП, давайте вы будете говорить по порядку, а я записывать».
Михаил рассказал, что встречался тайком от всех с Никой на протяжении нескольких лет. Когда он в последний раз освободился из тюрьмы, его младший брат уже был женат на красивой молодой женщине высокого роста с изящным телосложением, длинными волосами и громким задористым смехом, которым она запросто могла заразить любого, кто находился с ней рядом. В его глазах она была как пантера, но не принадлежала ему. Была чужой и одновременно родной, той самой, о которой мечтал, и он даже не представлял, что когда-нибудь встретит такую женщину. Двое уже чуть подросших детей были похожи на его брата Властемира. Ника и Михаил чувствовали между собой притяжение, однако оба понимали, что им не суждено быть вместе, это грех. Властемир и Михаил — родные братья, но такие разные. Один хулиган, а второй спокойный, домашний, семьянин по своей натуре. Очень любил детей и жену, в их доме всегда было тепло и уютно. Михаил мог только мечтать о таком уюте, о домашних посиделках, о встречах друзей и соседей, как в доме Властемира и Ники, полном смеха, радости, любови.
Он стал приходить к ним все чаще и чаще, с поводом и без, и когда Властемир находился дома, и когда он был на работе в другом городе. Михаил искал встреч с Никой, а она избегала его взгляда. Но однажды она сломалась и пустила все на самотек, предпочла больше не сопротивляться. Их захлестнула страсть, они искали встреч друг с другом, чтобы побыть наедине, он, «каторжанин и убийца», и она, роскошная женщина-обольстительница, которая одним взглядом давала понять, чего ей хочется. Пытаясь скрыться от всех родственников, друзей и знакомых, они уединялись в его избе, где их, казалось, никто не видел.
Альбина, то есть Мукашка, с ужасом посмотрела на него и стала заполнять протокол. Но рука ее не слушалась, дрожала, аж почерк изменился. Следователь смотрела на адвоката и не знала, что делать, записывать сказанное или пропустить. В ее маленькой голове пробежало тысяча мыслей, они между собой спорили и никак не хотели мириться с реальностью. Она не могла понять, как можно изменять мужу с его родным братом, и как можно соблазнить жену брата. Ей стало так жалко Властемира и его детей. Она представила, как все в этой деревушке будут судачить, и с каким позором придется детям ходить в школу, как их будут дразнить и шептаться в школьных коридорах одноклассники. Как тяжело будет матери Властемира и Михаила принять происходящее, а ведь ей за 80. «Дойдя до графы по существу заданных мне вопросов, поясняю следующее», — он стал рассказывать о том самом злополучном дне.
Его мама, престарелая женщина, уехала в Москву погостить к старшей дочери, оставив Михаила дома одного. На радостях мужчина пригласил к себе Нику. Ника же в свою очередь оставила двоих подростков дома. Муж в это время находился далеко от родных стен. Михаил купил водочки, достал с погреба солонину, а Ника принесла из дома некоторые продукты и приготовила ужин. Они ходили по дому в чем родились, то есть голые. Распив одну бутылку водки, они стали спорить по сущему пустяку, и Ника, задрав ноги на стул и обняв их двумя руками, стала смеяться над суждениями Миши. Она хохотала над ним, задрав голову. Михаил пришел в бешенство и, не помня себя, схватил кухонный, старый, тонкий нож и вонзил ей в голень. Видимо, он попал в артерию, глубоко проткнув плоть. Кровь хлынула, Ника испугалась и стала кричать — в этот момент у Миши сработало чувство самосохранения. Он стал закрывать ей рот руками, чтоб никто не услышал. Она стала бороться с ним, стала глазами искать свою одежду, но оба были пьяны и не могли достучаться друг до друга. Он хотел ее успокоить, но не получалось, тогда он одним ударом вырубил ее. Она лежала на полу вся в крови, кровь продолжала бить фонтаном, заполняя каждую трещинку в полу и медленно растекаясь все дальше и дальше, образуя большую кровавую лужу. Миша больше не хотел сидеть в тюрьме. Выкурив сигарету, он стал придумывать план, как избавиться от трупа. Но перебрав все места, куда можно спрятать тело, решил совсем отказаться от этой мысли. Он любил Нику, не хотел, чтобы она лежала несколько дней в снегу как мертвая бомжиха, пока ее не найдут, да и когда найдут, поймут, что в последний раз ее видели у него, а значит, нужно было что-то другое. Поэтому решил свалить все на диких уличных собак. Ну что поделать, человек был пьян, в панике и в горе. Он набрал в ведро воду и тщательно вымыл пол. Вот только в спешке воду выливал по привычке во двор на снег. В темноте он не понял, что вода, которой он отмывал пол, будет растекаться кровавой рекой.
Ну вот и все. Он сознался в содеянном, получил арест на 2 месяца, и его перевезли в город, там он будет находиться под стражей на время расследования уголовного дела, то есть до 25 января 2007 года. А Мукашка проводила следственные действия, назначала судебные экспертизы различного рода, такие как: наркологическая — на предмет того, является ли он алкоголиком, психиатрическая — является ли он вменяемым и может ли нести уголовную ответственность и биологическая — кому принадлежит кровь на снегу, Нике или кому-либо другому. Также она собирала характеристики на обе личности и допрашивала возможных свидетелей и членов семьи.
Не думайте, что Мукашка занималась только этим делом, помимо убийства, вернее нанесения телесных повреждений, повлекших смерть, в ее производстве также имелись и другие дела, такие как неудачные ограбления. Это когда недалекий по мышлению житель решил ограбить магазин рядом с его домом и, кстати, рядом с отделом полиции, их разъединяла только дорога. Он ворвался в магазин, не скрывая лица, схватил с витрины сигареты и что-то еще сладкое и убежал. По сути, это мелочь, но сам состав преступления подразумевает под собой от трех до семи лет лишения свободы. При всем при том, что все друг друга в этом поселке знают, а его тем более, он ежедневно приходит в магазин за покупками. Глупо, конечно, но что поделать? Таков склад ума того населения. Помимо этого чудного ограбления, также были дела по краже тазиков, кур, и еще какой-то мелочи.
Следствие шло. Приближался Новый год. Как вы думаете, кого поставят на дежурство с 31 декабря на 1 января? Естественно, шеф не заморачивался с кандидатурой, он просто решил, что молодой следователь должна быть на работе в самый праздничный и волшебный день в году. Так оно и случилось.
Днем вызовы были мелочные. Уже под вечер все люди навеселе, и в дежурке тоже решили организовать маленький стол с вкусняшками. Часов, наверное, в 10 вечера они поужинали, попили чай, кто-то из дома принес холодец, кто-то салатики, кто-то окорок, не помню, то ли курицы, то ли утки, но помню, было вкусно. Здесь и немного коньяка для настроения, и, конечно, варенье к чаю. Ах да, она никогда не пила чисто черный чай, она берегла цвет кожи лица, пила только с молоком. И так долго напоминала об этом, что подсадила на него всех. Посланный в магазин всегда покупал небольшой пакетик с молоком к чаю, и это вошло в привычку, никто уже не представлял чай без концентрированного молока.
Ну так вот, посидев за праздничным столом дежурной части, она только засобиралась в свой кабинет, как поступил вызов: скоропостижная смерть. Быстро собравшись и поехав по адресу, она мысленно молилась: «Хоть бы правда скорик, а не убийство, как в прошлый раз». Подъехав ко двору частного дома, она обратила внимание, что чистотой он не блистал, домик сам по себе обветшалый и неухоженный, забор с калиткой держались на честном слове. Войдя в сени, следственно-оперативная группа не услышала плача и не почувствовала скорби, наоборот, в доме играла музыка, и дверь была открыта настежь. Жильцы дома, семейная пара, и, как было позже установлено, их друзья, а также дети сидели за предновогодним столом и уже были изрядно подвыпившими. На вопрос, где нам можно посмотреть на труп, они кивнули в сторону печки, а сами даже не встали из-за стола.
И снова Мукашка была в шоке. Пройдя к печи, она увидела лежащую на полу «полусухую» бабушку, одетую в домашнее и с косынкой на голове. Сердце защемило и стало так плохо, ей показалось, что умерла ее собственная бабушка. Она никак не могла принять тот факт, что в доме умер человек, а члены семьи отмечают Новый год. Она разозлилась на них и чуть сама не заплакала от того, какими люди бывают извергами. Проверяя бабушку на наличие телесных повреждений, она обратила внимание, что та была до невозможности тощей: ребра торчали из-под кожи, а живот был прилипшим к спине. Осунувшееся лицо напоминало лицо мученицы, которую целенаправленно морили голодом. Она думала, забрать труп в городской морг или оставить этим бессовестным и бессердечным. Не зная, как поступить, она долго мялась, пока участковый инспектор не успокоил, пообещав, что проследит за тем, чтобы горе-кровиночки похоронили родственницу. После следователь собрала свой чемодан и, выходя из этого дома, сквозь зубы, еле слышно, но злобно сказала: «Твари, чтоб вы так же померли». Ей действительно было жаль ту самую бабушку, уже представила, как над бедной старушкой измывались, учитывая, что она была очень худой. Нигде не нашли ей места, как в темном углу за печью, а сами даже не подошли во время осмотра, и никто не соизволил встать из-за стола.
Здесь ее прекрасный мир стал потихоньку рушиться. Она уже не думала о волшебной новогодней ночи, ее голову ни на секунду не покидали самые страшные слова. Как только она мысленно ни ругалась с теми людьми, с которыми столкнулась в том доме, как только она ни обзывала их. Казалось, она сейчас расплачется, но не могла, нельзя, работа есть работа, и на всех ее эмоций не хватило бы. Не успев доехать до отдела, поступил вызов: возле дворца культуры дерется группа людей. По приезду на место все вышли из машины, а она осталась внутри, потому что дерущихся нужно было еще поймать, чего так и не получилось сделать: они, как тараканы, разбежались в разные стороны. В принципе возле дворца культуры чуть ли не через день были драки. Сельская дискотека собирала всех местных шалапаев, наркоманов, бродяг по жизни и бандюг, редко когда там собирались «сливки» этого поселка, последние обычно отдыхали в городе. Так и прошло дежурство, то драки, то еще что-то, и наконец-то наступило долгожданное утро. Она, доложив руководству о всех происшествиях, можно сказать, исчезла из отдела. Ей нужно было домой, поздравить родителей.
Время шло, а с ним и уголовные дела: одни заканчивались, другие только начинались, одна история сменяла другую. Двадцать четвертого января две тысячи седьмого года Мукашка снова заступила на дежурство. Она это сделала намеренно, чтобы на следующий день отдыхать, так как 25 числа у нее был день рождения. День прошел неплохо, и вот уже ближе к десяти вечера поступил вызов: утонул мужчина. Вместе с группой они проехали в другой поселок, там их уже ожидал участковый инспектор, который охарактеризовал мужчину как алкоголика и тунеядца.
Дело было так. Проживал господин Фролов на берегу реки, дом был расположен на обрыве, такой же, как и все, на печном дровяном отоплении. При входе всегда в нос бил неприятный запах горелых дров. Ох, как она не любила это, ей казалось, что шинель полностью пропитывалась этим «ароматом». В доме сидел мужчина и девочка, на вопрос, кто они будут утопленнику, ответили, что дочь и друг семьи. Опросив их по обстоятельствам дела, стало понятно, почему умерший пил. Не было работы, а жена ушла, оставив ему дочь. Поселок был неблагополучный, хоть и ближе к городу, чем районный центр. Работы не хватало никому, кроме почтальона, работников сельской администрации и продавца магазина провизии. Пройдя к берегу, они обратили внимание, что река подмерзла только по краям, а по центру хорошо виднелась вода. Снег тихо ложился на нее огромными, легкими, как пух, хлопьями, и луна освещала все вокруг, совсем как днем. Дождавшись спасателей-водолазов, которые приехали из города на вызов, Мукашка спустилась вниз, к берегу. Думая, что под ней устойчивая промерзшая земля, с треском провалилась под воду. Оказалось, что местами были ямы, покрытые снегом, и невозможно было отличить, где заканчивается берег.
Она испугалась, она ведь совсем не умела плавать, да и как ты поплывешь в тяжеленной шинели, которая моментально впитала в себя воду. Мукашка стала кричать, и ей на помощь кинулся оперуполномоченный. Он подал ей руку и вытащил из воды. Ноги были промочены до колен. Вода просочилась сквозь замшевые дорогие сапоги. Ледяная вода. Шинель показалась тяжелой — стала выжимать, но было тщетно. Не зная, что делать, она решила дождаться в машине водолазов. Время шло медленно, она замерзла, а водитель экономил и печь включал только на несколько минут с большим интервалом. Ее трясло, ноги околели, и тут дверь открыл работник спасательной службы. Его вердикт убил: «Мы не можем обнаружить его — поиски продолжатся утром, как рассветет».
Ей ничего не оставалось делать, как ожидать утра. Мукашка понимала, что завтра будет не самый лучший день рождения в ее жизни, причем это вскоре подтвердилось новыми событиями.
Она кое-как дожила до утра в машине, дождалась, пока найдут труп Фролова. Он даже не успел разбухнуть или что еще в этом роде. Мужчина был одет в трико и футболку и был совершенно босой. Труп нашли уже окаменелым в форме эмбриона. Рыжий мужчина средних лет, свернувшийся калачиком, лишил себя жизни. Зачем? — Сама не знаю. Как сказала дочь, ему было тяжело смириться с тем, что он жил на пенсию своей мамы, работы не было, кормить и одевать дочь было не за что. Он запил и был в состоянии опьянения несколько дней. По приезду друга за рюмкой водки рассказал, как ему тяжело живется без жены и т. д. и добавил: «Больше так не могу». Встал, открыл дверь и босиком помчался к обрыву, где, разбежавшись, прыгнул прямо в реку, не понимая, какую боль тем самым причинил своей несовершеннолетней дочери, совершив суицид у нее на глазах. Отправив труп в морг, Мукашка торопилась домой. Она устала, была голодной, и вдобавок с мокрыми конечностями. Она мечтала прийти домой, переодеться, закинуть ноги на горячие батареи и выпить чай с лимоном, больше ей ничего не было нужно. Она уже не думала о своем дне рождения, который запланировала с друзьями.
По приезду в свой отдел, чтобы сдать смену, ее вызвал непосредственный руководитель и стал ругать за то, что она тянет уголовное дело с Куропаткиной. Мол, сегодня, именно в ее день рождения, истекает двухмесячный срок ареста Михаила. Она легко и просто ответила: «Ладно, завтра сдам», — но в ответ услышала бешеный рев шефа: «Ты хоть соображаешь, что ты съела все сроки? Ты была обязана передать дело в прокуратуру уже оконченное или же передать на продление срока ареста». Тут она поняла — что-то пошло не так, ни чая, ни батареи ей не видать. Пройдя в свой кабинет, она стала искать запасную обувь, иначе уже не могла ходить в своих булыжниках. Мокрые сапоги были настолько тяжелыми, что она готова была снять их и ходить босой. Тут шеф снова ее вызвал к себе, но на этот раз не таким страшным тоном. Он стал спрашивать, что по делу Куропаткиной и т. д, какие следственные действия остались, на что Мукашка ответила: «Только дождаться психиатрическую экспертизу и ознакомить обвиняемого и представителя потерпевшей с материалами дела, а остальное все готово». Тут по его лицу уже уловила, что он мешкает, не зная, как преподнести что-то. Первое, что ей пришло в голову, — увольнение по какой-нибудь жалобе. Но нет, это было в тысячу раз хуже, эта новость заставила сесть на стул без разрешения.
Он сообщил, что ее муж попал в аварию ночью. В глазах все потемнело, какой-то непонятный звук вонзился в уши, она не понимала и не слышала, что ей говорят, она ничего не соображала. Ее двадцатитрехлетие, она уставшая, голодная, с мокрыми до колен ногами, изнуренная, к тому же добита этой новостью. С работы не отпускают, потому что срок по делу вот-вот истечет, а она до сих пор не ознакомила с материалами уголовного дела никого из участников. Выйдя на улицу, Мукашка взяла в руки снег, растерла по ладоням, тем самым вымыла их и растерла снег уже по лицу, он был мягкий. Ей нужно было прийти в себя, она почувствовала, как кожа рук стала гореть, а затем тепло пошло и по лицу. Разозлившись, она поднялась на второй этаж и прошла в свой кабинет, время было уже обеденное, никого в отделе не было. Следователь долго провозилась с трупом в морге, поэтому поздно приехала, и еще этот неприятный разговор с шефом выбил из нее все силы. Но ни завтракать, ни обедать она не собиралась. Договорившись с прокурором о сдаче дела без экспертизы, она позвонила представителю потерпевшей. Ознакомив его с материалами дела, она рванула в город. Все в тех же мокрых сапогах она прошла в следственный изолятор, где ознакомила с материалами дела обвиняемого, пообещав, что факсом через администрацию скинет заключение экспертизы о его вменяемости. Естественно, его не волновали результаты, он понимал, что получит большой срок и, возможно, не вернется домой уже никогда, если только в гробу.
Быстро, как только можно быстро, она вернулась в район, где должна была передать дело с сопроводительным письмом в прокуратуру, чтобы сроки исчислялись уже за прокурорскими работниками, мол, дело передано без нарушения сроков. Она стала нервно печатать сопроводку, и тут снова показалось лицо шефа. Он стоял на пороге, прислонившись головой к дверному косяку, даже не стал проходить в кабинет. Его лицо было мрачным, он тяжело вздохнул. Она смотрела на него и понимала: «Где-то, с*ка, снова накосячила». Она допечатывала сопроводительное письмо и в этот момент молилась: «Хоть бы что-нибудь не навязал, хоть бы, хоть бы я сейчас пошла домой, господи, в конце концов, у меня сегодня день рождения». — «Борис в реанимации», — негромко сказал он, к ее удивлению. Она встала из-за стола, стала кричать и метаться по своему крошечному кабинету, казалось, ее разорвет сейчас от злости. Она стала ругаться, и тот начал ее успокаивать, говорить, что с Борисом все в порядке.
Она стала переодеваться в гражданскую одежду, скинув с себя форму и накинув манто. Она даже забыла про головной убор. Закрывая кабинет на ключ, руки ее не слушались. Как в фильме ужасов, она не могла воткнуть ключ в замочную скважину. Шеф орал: «Сдай дело, потом иди куда хочешь», — но ей было наплевать. Она крикнула на весь коридор что было силы: «Сам сдашь, не сломаешься». Это было впервые, когда Мукашка показала характер своему пусть и не большому, но начальнику. Выбежав на улицу, она стала ловить попутную машину и одновременно звонить мужу на телефон, трубку никто не поднимал. Наконец-то какая-то машинка остановилась и подбросила ее до окраины города, где она села в нужный автобус до областной больницы. В пути миллион мыслей посетило ее голову: «Надо было заехать домой переобуться, ноги, наверное, запрели, о боже, как холодно, как есть хочется, оказывается, ба-а-а, какие у меня руки грязные. И все-таки нужно было заехать домой. А че делать сейчас, когда он проснется, что мне делать? Я даже не знаю, что сказать. Надо было отменить день рождения. Надо позвонить Каймаку, пусть всех обзвонит, чтоб никто не приходил, и в кафе тоже позвонить, сказать, что банкет переносится». В автобусе она все же позвонила своей подруге, коллеге, наставнице, девушке по прозвищу Каймак. Попросила ее перенести мероприятие на другой день. Та охотно согласилась, она тоже знала, что муж Мукашки в больнице.
Запах. Неприятный больничный запах ударил ей в нос. Она была очень чувствительна к запахам, ей казалось, что в воздухе миллионы бактерий всех существующих болезней на свете. Сама по себе больница была чистой, стены светлого персикового цвета, кафель белый, персонал чистый и опрятный, но не контингент, который находился на лечении. Пока она нашла нужную ей палату, заглянула в пять ненужных. Там были все, абсолютно все раненые: раненые в голову, раненые в живот. Кто-то был на вытяжке, кто-то ногу потерял, у кого-то лицо было как мячик, круглое и коричневого цвета с заплывшими глазами. Можно было смело снимать фильм про войну без прикрас. Найдя палату, в которой лежал муж, ей стало не по себе. Его родители находились рядом: мать плакала и гладила сына, отец успокаивал ее и звал домой, но та, казалось, даже и не собиралась, хотя пробыла в больнице полночи и весь день. Неизвестно никому, что она чувствовала, голодна ли она, и что вообще сейчас происходит в ее голове. Мукашка села на стул рядом с кроватью, его родители вышли, а в палате оставалось, помимо них, еще четыре человека. Все они напоминали актеров из какого-нибудь зомби-фильма, по своему не очень приятному внешнему виду.
Первое, что Борис сказал: «Я испортил тебе день рождения». Она стала уверять, что ничего страшного. Потом он уже более напористо спросил, где она была все это время. Она, вся опустошенная, уставшая, хотевшая спать и есть, с мокрыми, промерзшими до костей ногами, грязными руками, которые не мыла больше суток, и непричесанная, пожав плечами, тихо ответила: «На работе». У нее даже не было возможности переодеть белье. Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Это был самый страшный, самый худший день рождения в ее жизни. Она переключилась на его болячки, стала спрашивать, как попал в больницу, на какой машине и с кем. Выяснилось, что он возвращался домой и не справился с рулевым управлением из-за растаявшего на дороге снега, резина была нешипованная. УАЗ влетел в бетонную остановку. Слава всевышнему, что она там стояла целый век и пусть еще век простоит, иначе бы он вылетел в кювет и скатился бы в овраг, и кто знает, какой исход был бы у этой аварии. По его словам, состояние машины было безнадежное, он остался живым чудом и только чудом.
Борис лежал в постели немощный, весь в гипсе, ему сделали операцию под утро, когда привезли в больницу. В сломанную ключицу вставили спицу, прооперировали ногу, на нем было множество гематом и ссадин. Он держал жену за руку и не хотел отпускать. Было почти девять часов, и больница для посетителей закрывалась. Не знаю, для чего, но его родители остались в больнице, они то ли кого-то ждали, поговорить, то ли что-то еще. В общем, она поехала домой на такси, так как в поселок автобусы ходили только до семи вечера. Приехав, она наконец-то сняла эти дурацкие, мокрые, тяжелые сапоги. Ноги на самом деле запрели, у них был ужасный вид. Она сутки проходила в обуви, и кожа стала сама отслаиваться, даже не нужно было принимать усилий, чтобы оторвать ее. Умывшись ледяной водой, она выпила чашку холодного черного чая с молоком и съела один кусочек белого хлеба, больше поесть было нечего. Видимо, впопыхах никто ничего не успел приготовить. Родители еще были в городе, и она, заперев дом на ключ изнутри, прошла в свою комнату, где, свернувшись калачиком, уснула. Только на следующее утро, проснувшись, чтобы ехать на работу, она увидела его родителей, во сколько они пришли, она даже не заметила.
Шло время. Муж лежал в больнице и потихоньку поправлялся. На работе был аврал; дело Куропаткиной уже рассматривалось судом.
Вся деревня следила за этими событиями, все только и судачили о произошедшем. Как Мукашка и предполагала, детям Ники было несладко: их дразнили сверстники за то, что мама изменяла с братом папы, соседи не давали прохода. Не знаю зачем, но Мукашку вызвали в суд, где она сидела позади всех. Когда судья спросила о моральном и материальном ущербе, причиненным этой семье, дочь Ники и их представитель стали перечислять, сколько денег было потрачено на организацию похорон, за сколько купили церковные свечи, сколько пирогов испекли, сколько на них ушло муки, мяса и т. д. «Сучья свадьба» — я никогда не забуду эти слова. Да, судья так и сказала: «У вас не похороны, а сучья свадьба. Вы бы еще сюда мыло посчитали, которым гости руки мыли». Все были ошарашены, в том числе и Мукашка. У нее в голове никак не укладывалось, что судья, умная и образованная, могла сказать такие нехорошие слова, еще и той, у кого умерла мама. Да, мы все понимаем, что мать сама виновата, но причем здесь дети, зачем и так травмированных детей добивать? В зале начался гул, люди стали возмущаться все громче и громче, пока судья не ударила своим деревянным молоточком по столу. Снова в душном зале воцарилась тишина.
Мукашке стало плохо, она начала расстегивать верхнюю пуговицу форменной рубашки, а галстук убрала в карман. Тихонько встав со своего места, она позади всех в полусогнутом положении прошла к двери. Стоявший конвойный, словно дворецкий, открыл дверь, и тут судья заорала как ведьма, да так, что все перепугались. Не знаю, что с ней произошло тем утром, из-за чего она вела себя как пациент психиатрической больницы. То сидела важная как сова (кстати, она всегда мне ее напоминала, еще и моргала медленно и долго, как будто ее чем-то накрывает), то могла легко и непринужденно улыбнуться. В общем, эта большая, тучная и злая женщина маленького роста надолго запомнилась не только Мукашке, но и всему району.
Ну так вот, она как заорет. Мол, зал суда не проходной двор, и никто не может выйти или зайти без ее согласия. Мукашка ответила, что ей плохо, и нужна медицинская помощь, а потом прошмыгнула под рукой конвойника, придерживавшего отворенную дверь. Всю дорогу до отдела она ругалась сама с собой, почти вслух: «Как можно сказать «сучья свадьба»? Как? Людям! Живым людям!» Шла и сама с собой ругалась. Придя в отдел, следователь побежала в свой кабинет и стала рассказывать, а все коллеги только и смеялись, разводя руками, говорили, что привыкли к ее выходкам. Оказалось, она одинокая, никому не нужная, но властная женщина, которая любила показать свое превосходство, кто бы перед ней ни предстал. Никто не мог ей противиться, у нее были очень хорошие связи, да и все по старинке понимали, что с такими людьми лучше не связываться, проблем не оберешься. И все-таки то человеческое, что было в душе Мукашки, оно не могло успокоиться еще очень долго. Ее терзало осознание, что жизнь несправедлива, мир устроен как-то неправильно, все не так, как она себе представляла. Она верила, что нельзя так жить, нельзя так с людьми обращаться: все под одним небом ходим.
Михаил получил шесть лет лишения свободы, всего лишь навсего. Он убил человека в третий раз, им оказалась мать двоих детей, его же возлюбленная, жена его младшего брата, а ему дали всего-ничего: шесть лет колонии строго режима. Какая несправедливость. У Мукашки в голове была мысль, что если у убийц забирать органы. Вот он убил трех человек — значит надо применить к нему эфтаназию и забрать, например: сердце, легкое, почку, печень, селезенку. Каймак сказала: «А кто согласится? Носить в себе убийцу, пусть и часть, но все же он был убийцей, я, например, нет, а ты?» Мукашка пожала плечами и спустилась в дежурную часть пить чай.
