Кристалл, несущий смерть

Муркок Майкл

Часть третья

 

 

 

ГЛАВА 1. ОЛАДАН

Граф Брасс оказался совершенно прав: в полете на фламинго не было ничего сложного. Птицей управляли как лошадью, поводьями, закрепленными на ее изогнутом клюве. Она была настолько грациозна в полете, что Хоукмун абсолютно не испытывал страха перед падением. Фламинго летали только в светлое время суток, почти без отдыха, и способны были преодолевать расстояние в десять раз большие, чем самая быстроногая лошадь. По ночам и птица, и ее седок отдыхали.

Пристегнувшись ремнями, Хоукмун удобно устроился в мягком кресле. Сумки с провизией были приторочены по обеим сторонам седла. Прямо перед ним вытягивал шею фламинго. Птица летела, медленно взмахивая огромными крыльями, и Хоукмун старался сидеть спокойно, чтобы ничем ей не мешать.

Его время от времени мучили сильные головные боли, словно напоминая о необходимости поторопиться. Однако по мере того, как фламинго уносил его все дальше на восток, а воздух становился теплее, у Хоукмуна улучшалось настроение и его не оставляла уверенность в том, что все закончится благополучно.

Дориан покинул Камарг неделю назад. Сейчас они летели над горным скалистым хребтом. Уже смеркалось, и герцог принялся высматривать место для ночлега. Уставшая за день птица опускалась все ниже, и вот уже грозные каменные пики окружили их. Внезапно Хоукмун заметил внизу на горном склоне человеческую фигуру, и почти тут же фламинго истошно закричал.

Покачнувшись, он отчаянно замахал крыльями. Хоукмун заметил длинную стрелу, застрявшую в боку птицы. Вторая стрела попала ей в шею, и с пронзительным криком птица начала стремительно падать. Хоукмун приник к седлу; в ушах у него свистел ветер. Он увидел несущуюся навстречу скалу, почувствовал сильнейший удар и словно провалился в черный бездонный колодец.

Очнувшись, он пришел в ужас. Головная боль была почти невыносимой. Он уже ясно представлял, как Черный Камень пожирает его мозг, словно крыса – мешок с зерном, и, обхватив голову, приготовился к самому худшему. Но, нащупав многочисленные царапины и шишки, Хоукмун с облегчением понял, что причина боли совсем в ином, а именно – в падении и ударе о скалу. Вокруг было очень темно, и ему показалось, что он лежит в пещере. Всмотревшись в темноту, он увидел огонек костра. Он с трудом поднялся и направился туда.

У самого выхода из пещеры Хоукмун споткнулся обо что-то и, посмотрев вниз, увидел свои вещи. Все было аккуратно сложено – седло, сумки, меч и кинжал. Он потянулся за мечом, стараясь не шуметь, вытащил его из ножен и осторожно вышел из пещеры.

Жар огромного костра, разложенного неподалеку, обжег лицо. На большом вертеле, установленном над огнем, была насажена туша фламинго, общипанная, без головы и когтей. Возле костра сидел человек, ростом раза в два меньше Хоукмуна, и время от времени поворачивал вертел, используя сложное приспособление из кожаных ремней.

Когда Хоукмун приблизился, маленький человек, разглядев меч в его руке, истошно заорал и отпрыгнул в сторону. Герцог был изумлен – все лицо и тело карлика покрывали густые рыжие волосы. Одет он был в кожаную куртку и такую же юбку, подпоясанную широким ремнем. На ногах он носил башмаки из замши, а на голове его нелепо сидела шапочка с воткнутыми в нее четырьмя самыми крупными перьями фламинго.

Карлик попятился от Хоукмуна:

– Простите меня, господин. Поверьте, мне очень жаль, что так получилось. Я, конечно, не стал бы стрелять в птицу, если бы знал, что она несет седока. Но все, что я тогда видел, – это ужин, который не хотелось упустить…

Хоукмун опустил меч.

– Кто вы? Или – что вы? – спросил он. От жара костра и перенесенных волнений закружилась голова.

– Я – Оладан, из рода горных великанов, – начал маленький человек. – Хорошо известный в этих краях…

– Великан? Великан! – Хоукмун хрипло засмеялся и упал, потеряв сознание.

На этот раз он очнулся, почувствовав восхитительный аромат жареной дичи. Какое-то время герцог лежал, наслаждаясь запахом, и только потом понял, откуда этот запах. Он лежал почти у самого края пещеры. Меч исчез. Маленький покрытый шерстью человек нерешительно приблизился к нему, предлагая огромный кусок мяса.

– Съешьте это, господин, и вы почувствуете себя лучше, – сказал Оладан.

Хоукмун взял мясо.

– Я съем. Делать все равно больше ничего не остается. Вы лишили меня сейчас самого дорогого.

– Вы так любили птицу, господин?

– Нет, но… Мне грозит смертельная опасность, и этот фламинго был моей единственной надеждой.

Он вонзил зубы в жесткое мясо птицы.

– Кто-то преследует вас?

– Не кто-то, а что-то – нелепый и страшный рок… – ответил Хоукмун.

И вдруг, сам не зная почему, он начал рассказывать о себе этому странному существу, которое, пусть и невольно, но еще больше приблизило роковой конец. Было в карлике что-то располагающее, когда он, чуть склонив голову, внимательно слушал рассказ герцога – глаза его в ужасе расширялись, стоило только Хоукмуну упомянуть о каком-нибудь страшном эпизоде, и невольно герцог позабыл о своей замкнутости.

– И вот я здесь, – закончил он, – и ем ту самую птицу.

– Да… – вздохнул Оладан, вытирая жир с лица. – Это очень печальная история, милорд, и я с великой грустью думаю о том, что это мой ненасытный желудок привел к столь страшному несчастью. Но завтра я сделаю все, чтобы исправить свою ошибку и найти вам средство передвижения.

– Какую-нибудь птицу?

– К сожалению, нет. Я имел в виду всего лишь козла, – и прежде, чем Хоукмун смог что-то возразить, Оладан продолжил: – Я имею в этих местах кой-какое влияние – меня считают здесь чем-то редким и очень любопытным. Видите ли, я родился в результате странной связи между неким юным путешественником – своего рода волшебником – и горной великаншей. Но сейчас я, увы, сирота. В одну из голодных зим мама съела папу, а потом и она, в свою очередь, была съедена дядей Баркиосом – самым большим и свирепым из горных великанов. С тех пор я живу один. Компанию мне составляют лишь книги моего несчастного отца. Я урод, и меня не принимают ни те, ни другие. Живу сам по себе. Если бы я не был таким маленьким, дядя Баркиос давно бы уже съел меня.

Печальное лицо Оладана выглядело таким забавным, что Хоукмун больше не испытывал к карлику ни малейшей злости. Кроме того, тепло костра и сытный ужин совсем разморили его.

– Достаточно, друг Оладан. Давай забудем все и ляжем спать. А утром мы поищем что-нибудь, на чем я мог бы добраться до Персии.

Проснувшись на заре, они увидели, что костер все еще горит, а вокруг него сидят закутанные в меха вооруженные люди и завтракают жареным фламинго. Слышно было, что там царит веселье.

– Разбойники! – закричал Оладан и в тревоге вскочил на ноги. – Мне не следовало оставлять на ночь костер!

– Куда ты дел мой меч? – спросил его Хоукмун, но было поздно – два разбойника, вытаскивая на ходу грубо сделанные короткие мечи, уже направлялись к ним. Хоукмун не спеша поднялся.

– Я знаю тебя, Рекнер, – неожиданно сказал Оладан, указывая на самого высокого разбойника. – И ты наверняка знаешь, кто я такой. Я – Оладан, один из горных великанов. Поэтому теперь, когда ты позавтракал, будь любезен – уходи, или придет моя родня и убьет вас всех.

Рекнер на это лишь ухмыльнулся, ковыряя в зубах грязным ногтем:

– Я действительно слышал о тебе, крошка, но честно говоря, не знаю, чего мне бояться. Мне говорили, правда, что жители ближайших деревень стараются избегать тебя. Но крестьяне – это тебе не храбрые разбойники, не так ли? И поэтому лучше помолчи, если не хочешь умереть в мучениях.

Оладан, казалось, несколько сник, но продолжал пристально смотреть на главаря. Рекнер засмеялся:

– Ну, а теперь показывай, что ты там прячешь в своей пещере? Оладан побледнел, словно охваченный смертельным страхом, и тихо забормотал что-то. Хоукмун смотрел то на него, то на разбойников и не знал, что делать. Бормотание Оладана стало громче. Улыбка застыла на лице Рекнера, и глаза его стекленели под пристальным взглядом карлика. Неожиданно Оладан резко выкинул вперед руку, указывая на разбойника, и холодным голосом произнес:

– Спать, Рекнер!

Рекнер свалился на землю. Разбойники, изрыгая проклятия, бросились было к ним, но остановились перед поднятой рукой Оладана.

– Бойтесь меня, ибо я – Оладан, сын волшебника. Разбойники стояли в нерешительности, глядя на распростертое тело своего главаря. Хоукмун какое-то время в изумлении смотрел на маленького человека, одним движением руки сдерживающего кровожадных разбойников, потом нырнул в пещеру и принялся за поиски меча. Меч нашелся почти сразу, и Хоукмун, прицепив его вместе с кинжалом к поясу, быстро вернулся к Оладану. Карлик уголком рта прошептал ему:

– Вытащи вещи из пещеры. Лошади разбойников у подножия горы. Мы воспользуемся ими. Рекнер может проснуться в любую секунду, и тогда я не смогу удержать их.

Хоукмун вынес из пещеры сумки, и они с Оладаном, пятясь, начали спускаться по склону. Ноги цеплялись за кусты и камни. Рекнер пошевелился и застонал. Ему помогли подняться.

– Ну, теперь держись, – сказал Оладан, повернулся и побежал.

Хоукмун помчался за ним, и велико же было его удивление, когда, добравшись до подножия горы, он увидел там не лошадей, как говорил Оладан, а с полдюжины козлов размером с пони. На каждом – седло из овечьей шкуры. Оладан ловко запрыгнул на ближайшего козла и протянул уздечку другого Хоукмуну. Герцог криво усмехнулся и вскочил в седло. Рекнер и его люди мчались за ними по склону. Хоукмун несколько раз ударил плоской стороной меча по спинам оставшихся животных, и те бросились врассыпную.

– Не отставай! – закричал Оладан и направил своего козла к узкой горной тропинке, лежащей внизу.

Но разбойники догнали Хоукмуна, и ему пришлось пустить в ход свой сверкающий меч. Одного он заколол ударом в сердце, другого – в бок, ударил по макушке Рекнера и помчался за Оладаном. В спину ему неслись громкие проклятия.

Козел передвигался прыжками, и совсем скоро у Хоукмуна с непривычки начало ломить все тело. Они выбрались на тропинку и дальше ехали по ней. Крики преследователей становились все тише и тише. Оладан, широко улыбаясь, повернулся к Хоукмуну.

– Лучше ехать, чем идти, а, лорд Хоукмун? Я не думал, что это нам так легко удастся. Это хороший знак! Следуй за мной. Я покажу тебе дорогу.

Хоукмун улыбался, сам не зная чему. Ему нравился Оладан. Любопытство вместе с растущим уважением и благодарностью за их спасение заставили Хоукмуна забыть, что этот родственник горных великанов стал причиной его новых несчастий.

Вскоре они выехали к краю широкой желтой равнины, ибо Оладан настоял на том, чтобы проводить своего нового друга через горы. Сейчас он промолвил, указывая куда-то вдаль:

– Тебе нужно двигаться в том направлении.

– Благодарю, – отозвался Хоукмун, глядя вперед. – Мне жаль с тобой расставаться.

– Вот как? – Оладан улыбнулся и пригладил рыжую шерстку на лице. Затем он задумался ненадолго и объявил: – А что, пожалуй, я поеду с тобой, чтобы тебе не было так скучно.

И, как ни в чем ни бывало, он направил своего козла вперед. Пожав плечами, Хоукмун засмеялся и двинулся следом за ним.

 

ГЛАВА 2. КАРАВАН АГОНОСВОСА

Дождь начался, не успели они выбраться на равнину, и теперь козлы двигались очень медленно по ровной вязкой земле. Целый месяц они продвигались так, кутаясь в плащи и дрожа от холода и сырости. Хоукмуна к тому же мучили сильнейшие головные боли. Когда это начиналось вновь, он ни слова не говорил Оладану, просто закрывал голову руками и старался забыться. Это означало, что где-то там, далеко, в замке Брасс, сила камня начинает разрывать узы, наложенные на него графом. В душе его постепенно угасала надежда, что когда-либо ему доведется вновь свидеться с Иссельдой.

Ливень не прекращался ни на миг. Ветер бушевал. Впереди, насколько хватало глаз, сквозь плотную пелену дождя, Хоукмун видел лишь бескрайнюю равнину. Попадались изредка кусты можжевельника и черные карликовые деревья. Тяжелые грозовые облака затянули небо, так что Хоукмун совершенно не представлял, куда им ехать дальше. Единственным указателем направления могли служить редкие кусты, ветви которых здесь тянулись всегда на юг. Он никак не ожидал, что так далеко на востоке можно встретить местность с настолько ужасным климатом и решил, что все это – результат одной из многочисленных катастроф Тысячелетия Ужаса.

Хоукмун откинул мокрые волосы со лба и, почувствовав твердую поверхность Черного Камня, содрогнулся. Он посмотрел на грустное лицо Оладана и отвернулся. Вдалеке, почти на горизонте, виднелись темные очертания того, что могло быть лесом, где, возможно, они смогут найти защиту от дождя. Копыта козлов скользили на мокрой траве. У Хоукмуна зазвенело в ушах, и он вновь почувствовал сильную головную боль и тошноту. Он глубоко вздохнул, прижимая руку ко лбу. Оладан смотрел на него с глубоким сочувствием.

Наконец они достигли кромки леса. Сейчас они ехали еще медленнее, поскольку приходилось постоянно объезжать образовавшиеся в огромном количестве большие темные лужи. Стволы и ветви лесных деревьев, казалось, тянулись вниз, а не вверх. Кора их была черной или темно-коричневой, и почти не было листьев. Но несмотря на это, лес выглядел густым и труднопроходимым. На краю его в мелкой канаве блестела вода.

Они въехали в чащу. Копыта козлов шлепали по грязной воде. Земля под пологом леса намокла, и у деревьев образовались лужи. Искать укрытие от непрекращающегося ливня здесь было бесполезно.

Выбрав относительно сухой клочок земли, они остановились на ночлег. Хоукмун сначала порывался помочь Оладану развести костер, но потом вынужден был, опершись спиной о ствол дерева, лежать и ждать, обхватив голову руками, пока маленький человек не закончит работу.

Утром они продолжили путь по лесу. Хоукмун еле держался в седле, и Оладан вел его козла. Неожиданно они услышали человеческие голоса и, недолго думая, повернули в том направлении.

Это был своего рода караван. Около пятнадцати фургонов с промокшими разноцветными тентами медленно тащились по грязи и лужам. Быки и мулы, выбиваясь из сил, тянули фургоны. Ноги животных скользили в грязи, и мышцы перекатывались под кожей, когда погонщики хлестали их бичами и кололи острыми палками. Фургоны со всех сторон обступали люди: одни толкали их, другие прокручивали колеса. И все же караван еле двигался.

Но не столько это зрелище заставило удивиться друзей, сколько сами люди каравана.

Без преувеличения можно было сказать, что эти люди очень и очень странные. Карлики и лилипуты, гиганты и толстяки, покрытые шерстью и совершенно без волос, один мужчина с тремя руками, другой – с одной, двое с копытами на ногах, бородатые дети, гермафродиты, одни – с пятнистой змеиной кожей, другие – с хвостами, уродливыми конечностями и искривленными телами; с лицами без глаз, носов, ртов, горбуны, люди без шеи, с короткими руками и ногами, один даже с пурпурными волосами и рогом во лбу. Все разные, но выражение их глаз было общим. В глазах этих людей читалось тупое отчаяние, когда они, выбиваясь из сил, пытались хоть немного протащить караван по вязкой грязи.

Хоукмуну казалось, что он видит обреченных, направляющихся в ад. Лесные запахи смешивались сейчас с запахами каравана. Здесь был и запах людей, и запах животных, запахи духов и острых специй, и кроме всего, было еще что-то, что заставило Оладана содрогнуться. Хоукмун приподнял голову и принюхался, словно насторожившийся зверь. Он, нахмурившись, взглянул на Оладана. Эти странные люди продолжали молча работать и не замечали их. Слышно было поскрипывание фургонных колес, фырканье животных да плеск воды.

Оладан дернул поводья, намереваясь проскочить перед караваном, но Хоукмун не последовал его примеру. Он продолжал задумчиво рассматривать таинственную процессию.

– Поехали, – сказал Оладан. – Я чувствую опасность.

– Мы должны узнать, где мы находимся и как долго нам еще тащиться по этой равнине, – хрипло прошептал Хоукмун. – Кроме того, у нас почти кончилась провизия…

– Может, мы наткнемся на какую-нибудь дичь в лесу. Хоукмун покачал головой:

– Нет. И потом мне кажется, я знаю, чей это караван.

– Чей же?

– Человека, о котором я много слышал, но никогда не видел. Мой соотечественник и даже – родственник, который покинул Кельн девять веков назад.

– Девять веков? Это невозможно!

– Возможно. Агоносвос бессмертен, или почти бессмертен. Если это он, он поможет нам. Я как-никак все еще являюсь законным правителем Кельна.

– Ты думаешь, по прошествии девяти веков он сохранил верность Кельну?

– Посмотрим.

Они направились к голове каравана, туда, где, покачиваясь, катился высокий фургон с тентом из золотистого шелка. На передке фургона, укрывшись от дождя, в богатой медвежьей шубе сидел человек. Простой черный шлем закрывал его голову, оставляя открытыми лишь глаза. Увидев Хоукмуна, человек зашевелился и издал слабый глухой звук.

– Господин Агоносвос, – произнес Хоукмун. – Я – герцог Кельнский, последний потомок династии, начавшей править тысячу лет назад.

– А, Хоукмун. Без земель сейчас, да? Гранбретания захватила Кельн, не так ли? – сказал человек.

– Да…

– Итак, мы оба изгнанники. Я – по воле твоих предков, ты – по воле завоевателей.

– Ну, как бы то ни было, я все еще герцог Кельнский и поэтому твой господин, – Хоукмун не отрываясь смотрел на Агоносвоса.

– Господин – так, кажется, ты сказал? Власть в лице герцога Дитриха отвергла меня, выслав на дикие земли. Я больше не признаю власти Кельна.

– Но вы же знаете, что ни один кельнец не смеет ослушаться воли своего герцога.

– Не смеет, говоришь? – Агоносвос тихо засмеялся. – Не смеет?

Хоукмун собрался было повернуть прочь, но Агоносвос, подняв худую, с длинными тонкими пальцами руку, остановил его:

– Остановись. Я обидел тебя и хочу загладить свою вину. Чем я могу помочь тебе?

– Ты признаешь меня своим господином?

– Я признаю только, что был невежлив. Ты, кажется, устал. Я, пожалуй, остановлю свой караван. Кто твой слуга?

– Это не слуга. Оладан – мой друг.

– Друг? Он же не человек. Ну ладно, пусть присоединяется к нам. Агоносвос высунулся из фургона и слабым голосом дал своим людям команду остановиться. Они сразу же перестали работать и теперь неподвижно стояли, опустив руки. В глазах их было все то же тупое отчаяние.

– Как тебе моя коллекция? – спросил Агоносвос Хоукмуна, когда герцог и Оладан спешились и залезли в темный фургон. – Они когда-то забавляли меня, но сейчас наскучили и поэтому должны работать, чтобы оправдывать свое существование. У меня есть, по крайней мере, по одному экземпляру каждого типа, – он взглянул на Оладана. – Включая твой. Некоторых я сам вывел путем скрещивания.

Оладан беспокойно заерзал на месте. В фургоне казалось неестественно жарко, но не было видно ни печки, ни плиты, ни какого-либо иного источника тепла. Агоносвос налил им вина из голубой тыквенной бутылки. Вино было такого же цвета. Древний изгнанник оставался в шлеме, и его черные насмешливые глаза с интересом рассматривали Хоукмуна.

Хоукмун всячески старался не показывать вида, что жестоко страдает от боли, но Агоносвос сразу все понял.

– Выпей. И ты почувствуешь себя лучше, – сказал он, протягивая Хоукмуну кубок с вином.

Вино, действительно, благотворно подействовало на герцога, и боль вскоре совсем прошла. Агоносвос спросил, что привело его в эти края, и Хоукмун рассказал ему большую часть своей истории.

– Так, – сказал Агоносвос, – и ты хочешь моей помощи, да? Хорошо, я подумаю. Сейчас отдыхайте. А завтра мы поговорим об этом.

Хоукмун и Оладан уснули не сразу. Они еще долго сидели, укутавшись в меха, что дал им Агоносвос, и обсуждали этого странного колдуна.

– Он немного напоминает тех лордов Империи Мрака, о которых ты рассказывал мне, – сказал Оладан. – Мне кажется, он хочет нам зла. Возможно, он желает отомстить тебе за то зло, что причинили ему твои предки, а возможно – хочет получить новый экземпляр для своей коллекции, – Оладан даже задрожал.

– Да… – задумчиво сказал Хоукмун. – Но было бы неразумно сердить его без причины. Он может быть нам полезен. А сейчас давай спать.

– Ладно. Только ты постарайся крепко не засыпать, – предупредил его Оладан.

Но Хоукмун спал крепко и, проснувшись, обнаружил, что лежит, связанный по рукам и ногам толстыми кожаными ремнями. Он попытался вырваться, но тщетно. Из-под шлема, закрывающего лицо его бессмертного родственника, донесся тихий смех:

– Ты узнал меня, последний из рода Хоукмунов, но ты ничего не знаешь обо мне. Ты не знаешь о тех годах, что я провел в Лондре, обучая лордов Гранбретании премудростям волшебства. Мы давно уже заключили союз, Империя Мрака и я. Когда я последний раз видел барона Мелиадуса, он много рассказывал о тебе. Теперь я получу от него все, что пожелаю.

– Где мой друг?

– Этот мохнатый? Умчался в лес, лишь только заслышал наши шаги. Они все такие – эти полулюди-полузвери, – трусливые и малодушные создания.

– Значит, ты намерен доставить меня к барону?

– Ты же слышал. Именно это я и собираюсь сделать. Я оставлю ненадолго этот неповоротливый караван, пусть ползет пока без меня. А мы отправимся вперед на более быстрых скакунах. Я берегу их для таких случаев. Я уже послал человека с вестью к барону. Так что… Эй, вы! Несите его.

По команде Агоносвоса два лилипута схватили Хоукмуна и вытащили из фургона.

Дождь все еще моросил. Хоукмун увидел двух величественных лошадей голубого цвета, с умными глазами и мощными конечностями. Подобной красоты ему еще видеть не приходилось.

– Я сам вывел эту породу, – сказал Агоносвос, – но сделал это, как видишь, не ради забавы. Скоро мы будем в Лондре.

Он снова засмеялся. Хоукмуна закинули в седло и крепко привязали к стременам.

Агоносвос залез на вторую лошадь и, взяв поводья лошади Хоукмуна, помчался вперед. Хоукмун был не на шутку встревожен. Лошадь бежала легко и почти так же быстро, как летел фламинго. Но если птица несла его к спасению, то лошадь – наоборот, к роковому концу. С ужасом Хоукмун понял, что участь его решена.

Долгое время они мчались по лесу. Грязь залепила лицо Хоукму-ну, и он почти ничего не видел.

Затем, много позже, он услышал гневный крик Агоносвоса:

– Прочь с дороги! Прочь!

Хоукмун пытался разглядеть что-нибудь впереди, но видел лишь лошадь Агоносвоса и край его плаща. Он смутно слышал другой голос, но разобрать, что он говорит, не мог.

– А-а-а! Да выест Колдрин твои глаза!

Хоукмуну показалось, что Агоносвос покачнулся в седле. Лошади замедлили бег, потом остановились. Он увидел, как старец наклонился вперед и свалился на землю. Ползая в грязи, Агоносвос пытался подняться. В боку его застряла стрела. Хоукмун, совершенно беспомощный, не мог понять, какая новая опасность подстерегла его. И он пытался решить, что лучше: быть убитым сейчас или дождаться суда короля Хеона.

Появился Оладан и, перепрыгнув через барахтающегося в грязи Агоносвоса, подбежал к Хоукмуну. Он перерезал ремни, и Хоукмун свалился с лошади. Оладан широко улыбался:

– Твой меч – в сумке у старца.

Хоукмун, поднимаясь и растирая онемевшие руки и ноги, облегченно вздохнул:

– Я думал, ты убежал обратно в горы.

Маленький человек начал было что-то говорить, но Хоукмун прервал его криком:

– Агоносвос!

Старец, зажимая рану рукой, приближался к карлику. Хоукмун, позабыв о боли, бросился к лошади колдуна. Ему пришлось перерыть почти весь багаж Агоносвоса, прежде чем он нашел меч. Ола-дан с колдуном уже боролись, катаясь в грязи.

Хоукмун подбежал к ним, но ударить мечом не рискнул, боясь задеть друга. Он наклонился и, вцепившись в плечо Агоносвоса, стал оттаскивать рассвирепевшего старца. Сначала он услышал рычание из-под шлема и лишь потом заметил меч в руке Агоносвоса. Меч со свистом рассек воздух. Хоукмун, едва держась на ногах, с трудом отразил удар. Колдун ударил еще раз.

Хоукмун встретил и эту атаку. В ответ он попытался попасть в голову Агоносвоса, но промахнулся и едва успел парировать новый выпад. Потом он увидел незащищенное место на теле противника и вонзил меч в живот колдуна. Агоносвос вскрикнул, попятился на негнущихся ногах и, схватившись руками за меч Хоукмуна, попытался выдернуть его из рук герцога. Затем он широко развел руки, начал что-то говорить и упал, распростершись, в мелкую лужу.

Тяжело дыша, Хоукмун прислонился к стволу дерева. Кровь начала приливать к онемевшим конечностям, и боль в них усилилась.

Оладан поднялся из грязи. Его трудно было узнать. Колчан валялся на земле, и карлик, подняв его, сейчас осматривал оперение стрел.

– Некоторые поломаны, но я заменю их, – сказал он.

– Откуда они у тебя?

– Ночью я решил побродить по лагерю Агоносвоса. В одном из фургонов я нашел лук и стрелы и подумал, что они могут пригодиться. Вернувшись к нашему фургону, я заметил, что туда вошел Агоносвос и, догадываясь о его намерениях, предпочел спрятаться.

– Но как тебе удалось не отстать от лошадей? – спросил Хоукмун.

– Я нашел себе даже более быстрого союзника, – улыбнулся Оладан и указал на появившееся в этот момент из-за деревьев удивительное существо. У существа были невероятно длинные ноги, хотя остальные части тела казались совершенно нормальными.

– Это Влеспин. Он ненавидит Агоносвоса и охотно согласился помочь мне.

Влеспин свысока посмотрел на них.

– Ты убил его, – сказал он. – Хорошо.

Оладан осмотрел багаж Агоносовоса и вытащил оттуда свиток прегамента.

– Карта. И провизии вполне достаточно, чтобы мы могли добраться до побережья, – он развернул карту. – Это недалеко. Смотрите.

Они склонились над картой. Хоукмун увидел, что до Мермианского моря им осталось чуть больше сотни миль. Влеспин отошел к лежащему неподалеку телу Агоносвоса. Секундой позже они услышали его крики; обернувшись, увидели колдуна – живого, который, угрожающе размахивая мечом Хоукмуна, решительно направлялся к длинноногому человеку. Меч вошел в грудь Влеспина, ноги его подкосились, и он, дергая ими, словно кукла, рухнул на землю. Вскоре он затих. Хоукмун был потрясен. Из шлема донесся сдавленный смех:

– Глупцы! Я прожил уже девятьсот лет. И за это время я кое-чему научился.

Не раздумывая, Хоукмун прыгнул на Агоносвоса. Он понимал, что это, пожалуй, его единственный шанс спастись. Тот, хотя и выдержал удар, который должен был стать смертельным, заметно слабел. Они боролись, сцепившись, на краю большой лужи. Оладан бегал вокруг них, выбирая момент, и вот, наконец, запрыгнул на спину колдуну и сорвал с его головы шлем. Агоносвос взвыл, и Хоукмун, увидев перед собой белую голову старца, почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Это было лицо трупа, давно обглоданное могильными червями. Агоносвос закрыл лицо руками и попятился.

Подхватив меч, Хоукмун вскочил на голубую лошадь, и в этот миг до него из леса донесся крик:

– Я тебе это припомню, Дориан Хоукмун! Когда барон Мелиадус схватит тебя, я явлюсь полюбоваться твоими мучениями.

Содрогнувшись, Хоукмун направил своего скакуна в сторону Мермианского моря.

Два дня спустя небо просветлело, и яркое солнце засияло на нем. Впереди на морском побережье их ждал город, где можно было сесть на корабль, чтобы добраться до Туркии.

 

ГЛАВА 3. РЫЦАРЬ-В-ЧЕРНОМ-И-ЗОЛОТОМ

По спокойной океанской глади ровно шло тяжело груженое торговое судно. Летели пенные брызги, и треугольный парус, словно птичье крыло, выгибался под напором сильного ветра. Капитан судна в маленькой шапочке, расшитой золотом, яркой безрукавке и длинных шароварах, перехваченных на лодыжках золотыми пряжками, вместе с Хоукмуном и Оладаном стоял на корме.

– Превосходные скакуны у вас, господа, – заметил капитан, указывая на двух огромных голубых коней, что стояли на нижней палубе в особых стойлах. – Никогда прежде не видел таких, – он погладил остроконечную бородку. – Не желаете ли их продать? Я бы дал вам хорошие деньги.

Хоукмун покачал головой:

– Мне эти лошади дороже всяких сокровищ.

– Ну что ж, я могу это понять, – отозвался капитан, хотя на самом деле истолковал слова герцога совершенно неверно. В этот миг дозорный на мачте что-то закричал и замахал рукой, указывая на запад.

Хоукмун обернулся в ту сторону и заметил на горизонте три небольших паруса. Капитан вскинул подзорную трубу.

– Ракааром клянусь, это корабли Империи Мрака!

Он передал трубу герцогу, и сейчас Хоукмун отчетливо видел черные паруса кораблей. Каждый парус был украшен изображением акулы – символом военного флота империи.

– Это опасно для нас? – спросил он.

– Это опасно для всех, – мрачно ответил капитан. – Нам остается только молиться, чтобы они не увидели нас. В море становится тесно от их кораблей. Еще год назад…

Он остановился, чтобы отдать приказ своим матросам. Подняли стаксели, и корабль рванулся вперед…

– Да, еще год назад их кораблей почти не было, и торговля шла замечательно. Сейчас они властвуют на море. Вы найдете их армии в Туркии, Сирии, Персии – повсюду. Они провоцируют мятежи и вооруженные восстания против законных правителей. Дай им пару лет, и они подомнут под себя Восток, как это уже произошло с Западом.

Вскоре корабли Гранбретании исчезли за горизонтом, и капитан облегченно вздохнул.

– Я все равно не успокоюсь, – сказал он, – пока не увижу порт. Туркский порт они увидели только к вечеру и вынуждены были, бросив якорь недалеко от берега, дожидаться утра. А утром с приливом они вошли в городскую бухту.

Немного погодя там же оказались и три гранбретанских боевых корабля. Путешественники не стали задерживаться в городе, запаслись провизией и поскорей отправились на восток, в Персию.

Неделю спустя, миновав город Анкару и перебравшись через реку Кызыл-Ирмак, они уже мчались по выжженной солнцем стране. Несколько раз вдалеке они видели отряды Гранбретании, но им удавалось избегать встреч с ними. В основном эти отряды состояли из местных солдат-наемников, но встречались и регулярные части имперских войск. Хоукмун был обеспокоен этим – он никак не ожидал, что Империя Мрака проникла уже так далеко. Однажды они наблюдали за развернувшейся битвой и видели, как легко расправлялись войска Гранбретании с противником. Хоукмун в отчаянии все сильнее и сильнее погонял коня.

Месяцем позже, когда лошади вынесли их на берег огромного озера, Оладан и Хоукмун были застигнуты врасплох появившимся из-за холма отрядом. Гранбретанцев было человек двадцать. Их звериные маски сверкали на солнце, и это придавало воинам еще более свирепый вид. Солдаты принадлежали к Ордену Волка.

– Ха! Так это те самые, которых ищет наш господин! – закричал один из них. – За того, который повыше, назначена большая награда, если его доставить живым.

– Боюсь, лорд Дориан, что мы пропали, – тихо заметил Оладан.

– Заставим их убить нас, – мрачно сказал Хоукмун и обнажил меч. – Можно было бы спастись бегством, не будь лошади измучены долгой дорогой, а так…

Воины в волчьих масках окружили их. Они желали взять Хоук-муна живым, и поэтому он имел перед ними некоторое преимущество – он мог убивать. Одному он проломил рукоятью меча голову, второму отрубил руку, третьему проткнул живот, четвертого выбил из седла. Они бились на мелководье озера, и вода плескалась под копытами лошадей. Хоукмун видел, что Оладан сражается совсем неплохо, но вот – мохнатый человечек вскрикнул и упал с лошади. Хоукмун не знал, что произошло, но громко выругался и принялся наносить удары с еще большей яростью.

Сейчас всадники обступили его так плотно, что он едва мог взмахнуть мечом. Хоукмун понял, что скоро его схватят. В ушах стоял звон металла, от запаха крови тошнило.

Затем он неожиданно почувствовал, что гранбретанцы начинают расступаться, и увидел, что у него появился еще один союзник. Он встречал этого человека и раньше – но только в снах. Это был тот самый воин, которого он видел во Франции, а позднее – в Камарге. Он был закован в доспехи из золота и черного янтаря, и большой шлем закрывал его лицо. На могучем белом коне, размахивая огромным мечом длиной около шести футов, он прокладывал себе дорогу к Хоукмуну. Солдаты падали один за одним под его страшными ударами, и вскоре от всего отряда гранбретанцев осталась лишь жалкая кучка всадников, которые, наконец, не выдержали и помчались прочь, оставляя убитых и раненых.

Хоукмун заметил, что один из упавших воинов поднялся на ноги. Потом он увидел, что рядом поднимается еще кто-то, и понял, что это Оладан. Карлик держал в руке меч и отчаянно защищался от гранбретанца. Хоукмун бросился к другу и, высоко взмахнув мечом, ударил солдата в спину. Меч, распоров кольчугу и кожаную рубаху, глубоко вошел в тело. Издав стон, гранбретанец упал.

Хоукмун вернулся к неожиданному спасителю.

– Благодарю вас, милорд, – сказал он. – Вы прошли за мной длинный путь.

– Дальше, чем тебе кажется, Дориан Хоукмун, – донесся из-под шлема спокойный приглушенный голос. – Вы направляетесь в Хамадан?

– Да. Мы ищем волшебника Малагиги.

– Отлично. Я поеду с вами. Это недалеко отсюда.

– Кто вы? – спросил Хоукмун. – Кого мы должны благодарить?

– Я – Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Не благодари меня за то, что я спас тебе жизнь. Ты еще не представляешь, зачем я это сделал. Поехали.

Они направились дальше.

Некоторое время спустя на привале Хоукмун спросил у Рыцаря:

– Вы знакомы с Малагиги? Захочет ли он помочь мне?

– Да, я его знаю, – отозвался Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. – Возможно, ему это по силам. Но не забывай, в Хамадане бушует гражданская война. Некто Нахак, брат королевы Фробры, пытается захватить ее трон, и на помощь ему явились люди в звериных масках.

 

ГЛАВА 4. МАЛАГИГИ

Они провели в пути неделю, и вот наконец поднялись на холм, с которого открывался великолепный вид на белоснежный, сверкающий под ярким солнцем город Хамадан, с его шпилями, куполами и минаретами, разукрашенными золотом, серебром и перламутром.

– Пришла пора мне покинуть вас, – промолвил таинственный Рыцарь, поворачивая коня. – Доброго пути тебе, Дориан Хоукмун. Несомненно, мы еще встретимся с тобой.

Хоукмун проводил его взглядом, и они с Оладаном двинулись вниз по холму к городу.

Однако не успели они добраться до городских ворот, как услышали невообразимый шум, доносящийся из-за стены. Крики людей, визг животных и лязг оружия безошибочно выдавали сражение. Ворота внезапно распахнулись, и из города вырвалась толпа солдат, многие были ранены. Хоукмун и Оладан попытались отъехать в сторону, но не успели и вскоре были окружены бегущими воинами. Вот мимо них промчалась группа всадников, и Хоукмун услышал крик:

– Все пропало! Нахак победил!

За всадниками из ворот выехала огромная боевая колесница. Четверка вороных лошадей стремительно выносила ее из города. В колеснице стояла женщина с черными как смоль волосами и громкими криками призывала солдат остановиться. Она была молода и прекрасна, с большими раскосыми глазами, сверкающими от гнева и отчаяния. В руке она держала ятаган и энергично размахивала им.

Заметив оторопевших друзей, она, натянув поводья, остановила колесницу:

– Кто вы? Наемники Империи Мрака?

– Нет, я враг империи, – ответил Хоукмун. – Что здесь происходит?

– Мятеж. Мой брат Нахак и его люди через тайный подземный ход, ведущий из пустыни, прорвались в город. Для нас это было полной неожиданностью. Если вы враг империи, то вам лучше побыстрее убраться отсюда! Они привели с собой боевых зверей, которые… – она не договорила, дернула поводья и, закричав что-то своим солдатам, помчалась вперед.

– Нам лучше вернуться к холмам, – пробормотал Оладан, но Хоукмун покачал головой.

– Я должен найти Малагиги. Он где-то в городе. У меня осталось совсем мало времени.

Они пробрались через толпу и въехали в город. На улицах кое-где еще продолжалось сражение, и среди волчьих масок воинов империи еще встречались остроконечные шлемы защитников Хамадана. Друзья свернули на боковую улицу, где было потише, и по ней добрались до городской площади. На противоположной ее стороне они увидели огромных черных крылатых зверей, похожих на гигантских летучих мышей. Они бросались на бегущих солдат и, раздирая добычу длинными кривыми когтями, тут же пожирали ее.

Неожиданно один из зверей увидел их, и Хоукмун, заметив это, быстро потащил Оладана в узкую боковую улочку, но было поздно. Зверь уже мчался за ними: он полубежал-полулетел, хлопая могучими крыльями. Из его пасти вырывался мерзкий свистящий звук. От тела исходило ужасное зловоние. Друзья успели повернуть за угол, но гигантская мышь проползла между домами и продолжала преследовать их. В это время на другом конце улицы появилось с полдюжины воинов в масках Волка. Хоукмун вытащил меч и бросился вперед. Выбирать не приходилось.

Первого же всадника он могучим ударом вышиб из седла. Потом чей-то меч, тяжело опустившись на его плечо, пробил кольчугу и вошел в тело, но Хоукмун, не обращая внимания на боль, продолжал сражаться. Раздался рев зверя, и солдаты в панике повернули лошадей.

Хоукмун и Оладан прорвались сквозь них и оказались на большой, совершенно безлюдной площади. Только трупы валялись повсюду – на булыжной мостовой и на тротуарах. Вдруг Хоукмун увидел, как из дверей ближайшего дома на площадь выскочил мужчина в желтом халате и, склонившись над трупом, ловким движением срезал у того с ремня кошелек и украшенный драгоценными камнями кинжал. Человек, заметив двух друзей, попытался скрыться в доме, но Оладан преградил ему путь. Хоукмун приставил меч к щеке мужчины:

– Где дом Малагиги?

Мужчина вытянул дрожащую руку и прохрипел:

– Там, господа. Дом с куполом и знаками зодиака на серебряной крыше. Вдоль по улице. Только не убивайте меня. Я… – Он облегченно вздохнул, когда Хоукмун повернул свою лошадь и поехал в указанном направлении.

Вскоре они действительно увидели дом с куполом и знаками зодиака Подъехав к воротам, Хоукмун с силой постучал в них рукоятью меча. Голова раскалывалась от боли, и он каким-то внутренним чувством понимал, что еще немного – и заклинания графа окажутся бессильными против энергии Черного Камня. Он также отлично понимал, что следовало бы поучтивее вторгаться в дом волшебника, но времени для этого у него не было: по всему городу бродили солдаты империи, и гигантские летучие мыши кружили в поисках добычи.

Наконец ворота распахнулись, и появились четыре огромных негра, вооруженных пиками. Хоукмун попытался было въехать во двор дома, но негры преградили ему путь.

– Какое у тебя дело к нашему господину? – спросил один из них.

– Мне нужна его помощь. Дело огромной важности.

На ступенях, ведущих в дом, появился человек, который был одет в простую белую тогу. Длинные седые волосы обрамляли лицо старика, но удивительно – он был чисто выбрит, и кожа казалась гладкой, как у юноши.

– Почему ты думаешь, что Малагиги поможет тебе? – спросил он Хоукмуна. – Я вижу, ты с Запада. Оттуда пришли люди и принесли в Хамадан вражду и кровь. Убирайся! Я не приму тебя!

– Вы – господин Малагиги? – спросил Хоукмун. – Я сам – жертва этих страшных людей. Помогите мне, и я смогу помочь вам избавиться от них. Пожалуйста, я умоляю вас…

– Убирайся! Это ваши дела. Я не желаю участвовать в них. Слуги оттеснили Хоукмуна, и ворота закрылись.

Хоукмун снова забарабанил было в ворота, но Оладан схватил его за руку и указал на что-то впереди. По улице к ним направлялась группа из шести всадников в волчьих масках. Возглавлял ее сам барон Мелиадус.

– Ха! Ну вот мы и встретились, Хоукмун! – закричал торжествующе Мелиадус и, обнажив меч, рванулся к герцогу.

Хоукмун развернул лошадь. Ненависть его к барону была столь же сильна, как и прежде, но сражаться с ним он сейчас не мог. Вместе с Оладаном они помчались по улице, быстро отрываясь от преследователей.

Агоносвос или его человек, должно быть, успели передать Мелиадусу о Хоукмуне, и барон, видимо, лично решил встретить его.

Они еще долго кружили по узким улицам города, пока, наконец, не оказались совсем одни.

– Мы должны уйти из города, – сказал Оладану Хоукмун. – Иначе нам не уцелеть. Возможно, позднее нам и удастся проникнуть обратно и убедить Малагиги…

Он замолчал, когда увидел, что одна из гигантских летучих мышей, стремительно бросившись вниз, опустилась на мостовую и, вытянув длинные когти, быстро приближается к ним.

Доведенный до отчаяния отказом Малагиги, Хоукмун пришпорил коня и, опередив зверя, первым нанес удар. Мышь издала неприятный свистящий звук и, взмахнув лапой, зацепила когтями раненую руку Хоукмуна. Но герцог наносил удары снова и снова, пока, наконец, не перерубил сухожилия на лапе зверя и из открытой раны не хлынула черная кровь. Чудовище дернуло головой, лошадь попятилась, и Хоукмун, вложив в удар всю оставшуюся силу, вонзил меч в огромный круглый глаз зверя. Мышь истошно завизжала. Из глаза хлынула желтая слизь.

Хоукмун ударил еще раз. Покачнувшись, чудовище рухнуло. Хо-укмун едва успел отъехать – еще немного, и зверь раздавил бы его. Без промедления герцог направился к городским воротам. Ехавший следом Оладан прокричал:

– Ты убил его, Дориан! Ты убил его!

И маленький человек радостно засмеялся.

Вскоре они добрались до холмов. Там собрались остатки разбитого Нахаком войска. На краю небольшой долины они заметили бронзовую колесницу королевы Фробры и усталых солдат, лежащих на земле. Около колесницы Хоукмун увидел Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Он, похоже, ждал герцога.

Подъехав к Рыцарю, Хоукмун спешился, к колеснице подошла королева. Глаза ее сверкали гневом.

Из-под шлема донесся голос Рыцаря:

– Кажется, Малагиги не помог тебе?

Хоукмун покачал головой, без особого интереса разглядывая женщину. Разочарование переполняло его.

– Я конченый человек, – сказал он. – Но я найду способ вернуться в город и убить Мелиадуса.

– У нас с вами общие намерения, – сказала женщина. – Я – королева Фробра. Мой вероломный брат жаждет взобраться на трон и сделать это собирается с помощью вашего Мелиадуса. Возможно, что это ему уже удалось. Шансов вернуться в город у нас почти нет.

Хоукмун задумчиво посмотрел на нее:

– А если бы оставался хоть небольшой шанс, вы бы рискнули?

– Я бы рискнула, даже если бы шансов вообще не было, – ответила королева. – Но я не уверена, что мои солдаты последуют за мной!

В этот момент в лагерь приехали еще трое всадников. Королева окликнула их:

– Вы из города?

– Да, – ответил один из них. – Они уже грабят город. Их свирепость не знает границ. Они ворвались в дом Малагиги и схватили волшебника.

– Что?! – вскричал Хоукмун. – Тогда не остается никакой надежды!

– Ерунда, – сказал Рыцарь. – Пока Малагиги жив, у тебя еще остается шанс. А можно предположить, что именно так оно и есть:

Мелиадусу нужны секреты колдуна, и он не будет убивать его. Ты должен, возглавив войско королевы, вернуться в город и спасти волшебника.

Хоукмун пожал плечами:

– Но время? Я уже чувствую тепло Камня. Его сила возвращается. Я скоро превращусь в идиота…

– Тем более тебе нечего терять, Дориан, – встрял в разговор карлик. Он положил мохнатую руку на плечо Хоукмуна. – Совсем нечего.

Хоукмун горько улыбнулся, стряхивая руку друга:

– Да, ты прав. Нечего. Ну, королева Фробра, а вы что скажете?

– Давайте поговорим сначала с остатками моего войска, – сказала закованная в доспехи женщина.

Немного позже, поднявшись на боевую колесницу, Хоукмун обратился с речью к измученным солдатам:

– Жители Хамадана! Я проехал много сотен миль, прежде чем оказался здесь. На Западе, откуда я прибыл, господствует Империя Мрака. Мой отец был замучен до смерти тем самым бароном, что сейчас помогает вашим врагам. Я видел земли, превращенные в пепел, и людей, превращенных в скот. Я видел невинных детей, распятых на крестах. Я видел храбрых воинов, ставших трусливыми псами, и мне знакомо то чувство безнадежности и отчаяния, которое охватывает человека при виде этих свирепых солдат в звериных масках. Но сейчас я также знаю и то, что они не всесильны. Знаю, потому что сам участвовал в великом сражении, когда крошечная армия всего в тысячу человек разгромила огромное войско Гранбретании, превосходящее нас численностью по меньшей мере раз в двадцать. Наша воля и жажда жизни помогли нам сделать это. Да, воля… И еще знание того, что стоит нам только дрогнуть и отступить, нас выловят поодиночке и всех убьют на потеху лордам. По крайней мере, если вы и умрете, то как и подобает настоящим мужчинам. И помните – они не всесильны.

Он говорил что-то в таком духе и дальше, и постепенно солдаты начали оживать. Некоторые из них одобрительными криками приветствовали его. Потом на колесницу взобралась королева Фробра и призвала своих воинов последовать за Хоукмуном и атаковать врагов, пока они празднуют победу и делят добычу.

Своей уверенностью Хоукмун вернул воинам боевой пыл, и они не могли не увидеть здравый смысл в словах королевы. Поднявшись с земли, солдаты принялись приводить в порядок оружие и направились на поиски лошадей.

– Нужно нанести удар нынче же ночью, – объявила королева. – Пока они не успели проведать о наших замыслах.

– Полагаю, разумнее всего мне будет отправиться с вами, – заметил Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Той же ночью они двинулись к Хамадану, где захватчики бурно торжествовали победу. У городских ворот почти не было стражи, а боевые звери крепко спали, объевшись свежего мяса.

 

ГЛАВА 5. ОЖИВШИЙ КРИСТАЛЛ

Нападение оказалось столь стремительным, что им удалось застать врасплох вчерашних победителей. Хоукмун скакал впереди, несмотря на то, что голова герцога раскалывалась от боли, ибо Черный Камень уже пульсировал у него во лбу. Боль была столь нестерпима, а напряжение так велико, что Хоукмун побледнел, точно смерть, и в его облике появилось нечто такое, что заставляло воинов Империи, едва завидев его, в панике бежать, бросая оружие, прежде чем он, поднимая на дыбы лошадь, взмахивал мечом и с криками «Хоукмун! Хоукмун!» начинал рубить все на своем пути, впадая в состояние, близкое к истерии, – герцог Кельнский жаждал крови.

Бок о бок с ним сражался Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Он оставался неизменно бесстрастным и орудовал мечом удивительно точно и продуманно. Не отставала и королева Фробра, врывавшаяся на своей колеснице в самую гущу перепуганных солдат, и Оладан, который привстав в стременах, посылал стрелу за стрелой в мечущихся врагов.

Так, освобождая улицу за улицой, они гнали по городу солдат Нахака и наемников в звериных масках. Но вот наконец Хоукмун увидел купол дома Малагиги и, не теряя ни секунды, направился туда. Подъехав к воротам дома, он встал на спину коня и, ухватившись за край стены, перепрыгнул через нее во двор.

Спрыгивая на землю, он едва не упал на лежащий у стены труп одного из слуг-негров Малагиги. Дверь в дом была сорвана с петель, а в комнатах царил страшный беспорядок – все было перевернуто и разбито.

Спотыкаясь о разбросанные повсюду обломки мебели, Хоукмун пробрался к узкой лестнице, судя по всему, ведущей в лабораторию волшебника. Он уже был на середине лестницы, когда наверху открылась дверь, и появившиеся из нее два воина в масках Волка, выхватив мечи, начали быстро спускаться ему навстречу. Хоукмун приготовился защищаться. На лице его застыла злая усмешка, и в глазах, горящих безумием, были гнев и отчаяние. Выпад, удар, второй… Блеснул, словно молния, меч, и два трупа покатились по ступеням вниз. Хоукмун поднялся на вершину лестницы и вошел в комнату. Там он нашел Малагиги, привязанного к стене, со следами пыток на теле.

Герцог, не мешкая, перерезал ремни и, подхватив волшебника, осторожно положил его на стоящую в углу узкую кровать. И только потом он осмотрелся. Вся комната была заставлена широкими длинными столами с установленными на них различными алхимическими аппаратами и какими-то миниатюрными приборами. Малагиги пошевелился и открыл глаза.

– Вы должны помочь мне, господин, – заплетающимся от усталости языком пробормотал Хоукмун. – Я спас вам жизнь. Так и вы хотя бы попытайтесь спасти мою.

Малагиги, морщась от боли, приподнялся:

– Я уже, кажется, сказал тебе, что не желаю участвовать в ваших распрях. Ты можешь пытать меня, если хочешь, как делали твои соотечественники, но я…

– Черт тебя подери! – в отчаянии прохрипел Хоукмун. – Моя голова буквально раскалывается от боли. Жить мне, может, осталось только до рассвета. Вы не должны отказать мне. Чтобы найти вас, я проехал две тысячи миль. И что же, напрасно? Я такая же жертва Империи Мрака, как и вы. Даже больше. Я…

– Докажи это, и тогда, возможно, я помогу тебе, – сказал Малагиги. – Освободи город от непрошенных гостей и возвращайся сюда.

– Но тогда уже будет слишком поздно. Камень сделает свое дело. В любой момент…

– Докажи это, – сказал Малагиги и, тяжело вздохнув, опустился на кровать.

Хоукмун, ослепленный охватившими его яростью и отчаянием, готов был зарубить старца, но сдержался и, выбежав из комнаты, помчался вниз. Очутившись во дворе, герцог открыл ворота и вновь вскочил на лошадь.

Спустя какое-то время ему удалось найти Оладана.

– Как идет сражение? – проорал он, пытаясь перекричать шум битвы.

– Не очень удачно, – прокричал в ответ карлик. – Мелиадусу и Нахаку удалось привести своих солдат, и, перегруппировав силы, они удерживают сейчас большую часть города. Их основные отряды – на центральной площади, там, где дворец. Королева Фробра и твой могущественный друг Рыцарь атаковали его, но боюсь, что безуспешно.

– Поехали туда, – сказал Хоукмун и, дернув поводья, направил коня по запруженной сражающимся людом улице.

Оладан последовал за ним, и в конце концов после недолгого кружения по городу они оказались возле центральной площади, где встретились лицом к лицу и замерли в тревожном ожидании две армии. Во главе имперской армии стояли Мелиадус и Нахак. Войско Хамадана возглавляли королева Фробра, стоящая на своей помятой в сражении колеснице, и Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. В дрожащем свете факелов место предстоящего сражения выглядело зловеще.

Выехав на площадь, друзья услышали крик Мелиадуса:

– Где же этот трус Хоукмун? Небось забился в какую-нибудь нору и дрожит там?

Хоукмун пробрался сквозь строй воинов Хамадана, с беспокойством отмечая, что их не так много, как хотелось бы.

– Я здесь, Мелиадус. Я пришел убить тебя. Барон засмеялся:

– Меня? Ты разве не знаешь, герцог, что твоя жизнь сейчас в моих руках? Чувствуешь Черный Камень?

Невольно Хоукмун поднес дрожащую руку ко лбу и, ощутив зловещую теплоту Камня, понял, что Мелиадус говорит правду.

– Тогда почему же ты медлишь? – спросил он угрюмо.

– Потому что я снова предлагаю тебе сделку. Скажи этим глупцам, что все кончено. Пусть они сложат оружие, и я спасу тебя от самого худшего.

Только сейчас Хоукмун до конца осознал, что сохраняет разум лишь благодаря прихоти своих врагов. Мелиадус обуздал свое желание немедленно отомстить ему – в надежде, что, воспользовавшись этим, удастся избежать бессмысленных потерь.

Хоукмун попытался привести мысли в порядок. Он лихорадочно думал. Армии замерли в напряженном ожидании. Над площадью воцарилась тишина. Все ждали. И он знал, что судьба Хамадана сейчас находится в его руках. Тут его в бок локтем толкнул Оладан и прошептал:

– Возьми вот это.

Хоукмун взглянул на то, что предлагал ему мохнатый друг. Это был шлем. Герцог не сразу узнал его. Этот шлем когда-то принадлежал Агоносвосу. Хоукмун вспомнил старца, вспомнил его лицо, похожее на лик смерти, и даже вздрогнул:

– Убери эту мерзость.

– Послушай. Мой отец был колдуном, – напомнил ему Ола-дан. – Он кое-чему научил меня. Это не простой шлем. Он обладает волшебными свойствами. Вложенные в него магические кольца на какое-то время защитят тебя от силы Черного Камня. Надень! Я умоляю тебя.

– Но…

– Надевай, и ты все почувствуешь сам.

Хоукмун с большой осторожностью снял свой шлем и надел шлем колдуна. Он был немного мал ему и сжимал голову, но камень во лбу перестал пульсировать. Боль прошла, и Хоукмун улыбнулся. Чувство невыразимого восторга охватило его. Он обнажил меч.

– Вот мой ответ, барон Мелиадус! – прокричал он и бросился на опешившего лорда.

Мелиадус выругался и стал судорожно вытаскивать свой меч. Он едва успел сделать это, как меч Хоукмуна сбил с его головы маску, открыв рассерженное лицо барона. За Хоукмуном на врага бросились ведомые Оладаном, королевой Фроброй и Рыцарем-в-Черном-и-Золотом воспрянувшие духом солдаты Хамадана. Они атаковали армию неприятеля и начали теснить ее к воротам дворца.

Краем глаза Хоукмун увидел, как королева, стоя на колеснице, обхватила руками шею своего брата и вытащила его из седла. Дважды поднялась и опустилась ее рука, сжимающая окровавленный кинжал, и труп Нахака рухнул наземлю, под копыта боевых лошадей.

Хоукмуна вело вперед неистовое отчаяние. Он помнил, что шлем Агоносвоса не сможет долго защищать его, и наносил Мелиадусу удар за ударом, один страшнее другого. Но барон также быстро и ловко отражал их. Лицо лорда сейчас очень походило на ту маску Волка, что он потерял, и ненависть горела в его глазах, ничуть не уступая ненависти Хоукмуна.

Они словно исполняли боевой танец, настолько гармоничны и выверены были их движения, настолько ритмично лязгали, сходясь, грозные мечи. И казалось, что они могут продолжать так почти до бесконечности, продолжать, пока один из них не упадет, скованный усталостью. Но вдруг что-то напугало лошадь Хоукмуна. Она поднялась на дыбы, отбросив герцога назад, нога выскользнула из стремен, и Мелиадус, ухмыляясь, ударил его в незащищенную грудь. Удар не был сильным, но он выбил Хоукмуна из седла. Герцог очутился на земле как раз под копытами лошади Мелиадуса.

Барон попытался добить его, но Хоукмун успел откатиться в сторону и потом, с трудом поднявшись на ноги, сделал все возможное, чтобы защититься от града ударов, обрушенных на него торжествующим гранбретанцем.

Дважды меч Мелиадуса попадал в шлем Агоносвоса, сминая его. Хоукмун почувствовал, что камень вновь оживает, и тогда, почти задохнувшись от ярости, он издал пронзительный вопль и бросился на врага.

Явно не ожидавший такого от Хоукмуна Мелиадус на какое-то мгновение потерял бдительность, и этого вполне хватило герцогу, чтобы нанести ему чувствительный удар. Меч рассек Мелиадусу висок, и на лицо барона хлынула кровь. Рот его перекосился от боли. Он попытался смахнуть кровавую пелену с глаз, но Хоукмун, не позволяя ему опомниться, схватил за руку и стянул с лошади. Мелиа-дус вырвался, попятился назад, немного приходя в себя, и, собравшись с силами, бросился на Хоукмуна, выставив перед собой меч. Хоукмун парировал удар, и оба меча сломались.

Два непримиримых врага замерли на какое-то время, тяжело дыша и испепеляя друг друга взглядами; потом оба вытащили длинные кинжалы и принялись кружить, стараясь выбрать момент для атаки. Красивое когда-то лицо Мелиадуса оказалось обезображенным. Так что доведись барону выжить в этой схватке, на его виске навсегда останется шрам от удара Хоукмуна. Кровь все еще сочилась из раны, пятная нагрудник кирасы.

Но Хоукмун тоже быстро уставал. Раненое плечо все больше беспокоило его, и голову словно сжимали раскаленными щипцами. Боль почти ослепила его, и он уже дважды спотыкался, едва успевая уклониться от стремительных выпадов Мелиадуса.

Но вот соперники сошлись, отчаянно надеясь нанести противнику последний решающий удар и положить конец этой смертельной вражде.

Мелиадус целился в глаз Хоукмуну, но промахнулся, и острие кинжала лишь скользнуло по шлему. Кинжал Хоукмуна был направлен барону в горло, но Мелиадус поймал руку герцога и, вывернув ее, отвел удар.

Страшный танец продолжался. Из глоток вырывались хриплые стоны, и мышцы сводило от усталости, но яростной ненавистью горели глаза, и погасить их могла только смерть.

Вокруг кипело сражение. Армия королевы все больше и больше теснила врага, и сейчас лишь трупы окружали место поединка.

А на небе уже разгоралась заря.

Хоукмун пытался освободиться от хватки барона. Другая его рука заметно слабела под напором плеча Мелиадуса. И тогда он из последних сил ударил закованным в доспехи коленом в пах противника. Барон покачнулся, зацепился ногой за упряжь дохлой лошади, лежащей поблизости, и, взмахнув руками, упал. Отчаянно стараясь вырваться, он только еще больше запутывался в ремнях. В глазах его появился животный страх, когда он увидел, как Хоукмун, сам едва держась на ногах, медленно приближается к нему.

Хоукмун вскинул кинжал, но движение оказалось столь резким, что у него закружилась голова. Он попытался наброситься на барона, но внезапно нестерпимая слабость навалилась на него, лишая воли и рассудка, и кинжал выпал из обессилевшей руки.

Уже теряя сознание, он попытался нащупать оружие, однако… От гнева Хоукмун застонал, но даже ярость его была лишь тенью подлинного чувства, и он с ужасом осознал, что сейчас Мелиадус прикончит его. Прикончит, когда до победы уже было рукой подать.

 

ГЛАВА 6. СЛУГА РУННОГО ПОСОХА

Прищурившись, Хоукмун взирал сквозь глазницы шлема на нестерпимо яркий свет. В голове по-прежнему полыхал огонь, однако гнев и отчаяние, похоже, оставили его. С трудом повернув голову, он заметил склонившихся над ним Оладана и Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. У карлика был встревоженный вид.

– Неужели я все еще жив? – через силу выдавил Хоукмун.

– Судя по всему, да, – отозвался Рыцарь просто. – Хотя, надолго ли…

– Виною всему истощение, – торопливо заметил Оладан, глядя на рыцаря с укоризной. – Рану на руке тебе перевязали, и с ней скоро все будет в порядке.

– Где я? – спросил Хоукмун. – Эта комната…

– Мы во дворце королевы Фробры. Город снова принадлежит ей. Враг разбит, уничтожен. Мы нашли тебя распростертым на теле Мелиадуса и сначала подумали, что вы оба мертвы.

– Значит, Мелиадус мертв?!

– По всей видимости, да. Вернувшись за его трупом, мы обнаружили, что он исчез. Вероятней всего, его забрали люди барона, которым удалось бежать.

– Наконец-то он мертв, – с чувством огромного удовлетворения произнес Хоукмун, очень довольный.

Сейчас, когда Мелиадус получил сполна за свои преступления, Хоукмун почувствовал, несмотря на боль, продолжавшую терзать его воспаленный мозг, что душа его находит успокоение. И тут он вспомнил о волшебнике:

– Где Малагиги? Вы должны найти его. Передайте ему…

– Малагиги уже направляется сюда. Прослышав о твоих подвигах, он решил прийти во дворец.

– Он поможет мне?

– Не знаю, – сказал Оладан и посмотрел на Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Вскоре в комнату вошли королева Фробра и сопровождавший ее Малагиги.

Волшебник держал в руках некий предмет, прикрытый тряпкой, формой и размерами походивший на человеческую голову.

– Господин Малагиги, – пробормотал Хоукмун, пытаясь приподняться на кровати.

– Ты – тот самый молодой человек, что так преследовал меня все эти дни? Из-за шлема я не вижу твоего лица, – раздраженно сказал Малагиги, и Хоукмун почувствовал, что его вновь охватывает отчаяние.

– Я – Дориан Хоукмун. И я доказал свою дружбу жителям Хамадана. Мелиадус и Нахак мертвы, и их армия разбита.

– Хм… – нахмурился Малагиги. – Мне рассказали о Черном Камне в твоей голове. Я когда-то встречался с подобными вещами. Но сказать сейчас, можно ли отобрать энергию у Камня, я не могу…

– Но как же? Мне сказали, что вы – единственный, кто может сделать это! – прохрипел Хоукмун.

– Мог – это верно. Могу ли? Не знаю. Силы уже не те. Я старею. И я не уверен, что…

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом подошел к волшебнику и коснулся его плеча:

– Вы знаете меня, волшебник? Малагиги кивнул.

– Да. Знаю.

– И вы знаете, кому я служу?

– Да, – нахмурившись, ответил Малагиги, переводя взгляд с Рыцаря на Хоукмуна. – Но какое это имеет отношение к лежащему здесь молодому человеку?

– Он служит тому же, хотя и не знает об этом. Кажется, слова Рыцаря в чем-то убедили Малагиги.

– Тогда я помогу ему, – твердо сказал он, – даже если это может плохо кончиться для меня.

Хоукмун снова приподнялся на кровати:

– Что все это значит? Кому я служу? Я ничего…

Малагиги снял тряпку с принесенного им предмета. Это был шар, целиком покрытый мелкими неровностями, каждая из которых в какое-то определенное мгновение сияла своим цветом. У Хоукмуна зарябило в глазах от разноцветных бликов.

– Прежде всего ты должен сконцентрировать свое внимание, – сказал ему Малагиги, поднося шар к его голове. – Смотри на него. Смотри пристально, не отрывая глаз. Смотри, Дориан Хоукмун, на эти цвета, на игру красок…

Хоукмун вдруг понял, что не может отвести взгляда от бегающих по поверхности шара ярких цветовых пятен. Он ощутил, как его захватывает чувство абсолютной невесомости. Ощущение, близкое к блаженству. Он заулыбался; потом внезапно перед глазами все поплыло, и ему показалось, что он повис в теплом мягком тумане вне времени и пространства. Но Дориан по-прежнему сохранял ясное сознание, хотя и не воспринимал уже окружающий его мир.

Герцог довольно долго оставался в таком состоянии, осознавая каким-то непонятным чувством, что его тело, которое, казалось, уже не принадлежит ему, переносится с одного места на другое.

Цвет тумана иногда менялся от розовато-красного до небесно-голубого и светло-желтого – это все, что он различал, и вообще ничего не чувствовал. Разве что – умиротворенность, сродни той, что он испытывал, лежа на коленях у матери, когда был младенцем.

Затем нежные тона стали меняться на более темные, мрачные, и по мере появления черных и кроваво-красных молний, пронзающих туман перед его глазами, чувство умиротворенности постепенно исчезло. Хоукмун ощутил, будто из него что-то вынимают, почувствовал ужасную боль и громко вскрикнул.

Он открыл глаза и в ужасе увидел рядом с собой машину, совершенно такую же, как та, что стояла в лаборатории барона Калана. Может, он снова оказался в Лондре? Возможно ли такое?

Черные, золотые и серебряные паутинки, слегка раскачиваясь, что-то нашептывали ему, но не ласкали, как делали тогда, а наоборот, отодвигались от него, сморщиваясь и сжимаясь все плотнее и плотнее, пока не превратились в крошечную крупинку. Хоукмун осмотрелся и увидел, что находится в той же комнате, где чуть раньше он спас волшебника от рук наемников.

Сам Малагиги тоже был здесь. Он выглядел очень утомленным, но лицо его выражало огромное удовлетворение. Он собрал машину Черного Камня, положил ее в металлическую коробку и, плотно захлопнув крышку, закрыл коробку на замок.

– Эта машина, – едва ворочая языком, пробормотал Хоукмун. – Откуда она у вас?

– Я сделал ее, – улыбнувшись, сказал Малагиги. – Сделал, дорогой герцог. Потребовалась почти неделя напряженной работы. На это время заклинаниями мне удалось частично защитить тебя от воздействий той машины, что находится в Лондре. Хотя в какой-то момент мне показалось, что я не смогу сделать ее, но этим утром работа была завершена, правда, за исключением одного элемента…

– Какого же?

– Ее жизненной силы. Это был критический момент. Я не знал, смогу ли точно подобрать заклинания. И мне ничего не оставалось делать, как пропустить энергию Черного Камня через твой мозг и надеяться, что моя машина поглотит ее раньше, чем камень разрушит его.

Хоукмун облегченно улыбнулся:

– И она успела!

– Да. И сейчас ты свободен от этого кошмара.

– Теперь я готов к любым опасностям и встречу их достойно, – сказал Хоукмун, поднимаясь с кровати. – Я ваш должник, великий Малагиги. И если я могу что-нибудь сделать для вас…

– Нет. Ничего не надо, – ответил волшебник. – Я рад, что мне удалось сделать эту машину. – Он похлопал по коробке. – Может, когда-нибудь она еще пригодится. Кто знает… Кроме того… – Он нахмурился, задумчиво рассматривая герцога.

– Что?

– Да так, ничего. – Малагиги пожал плечами.

Хоукмун коснулся рукой лба. Камень был на месте, но холодный и мертвый.

– Вы не вытащили его?

– Нет. Но если ты хочешь, это можно легко сделать. Он больше не таит в себе никакой опасности. Любой хирург сможет без труда удалить его.

Хоукмун уже приготовился спросить Малагиги, как это можно будет устроить, но потом другая мысль пришла ему в голову.

– Нет, – сказал он. – Пусть останется как символ моей неутихающей ненависти к Империи Мрака и ее солдатам. И я надеюсь, что вскоре они научатся бояться его.

– Ты намерен и дальше бороться с империей?

– Да. И сейчас, когда вы освободили меня, я буду драться еще яростней.

– Верно. Этой темной силе следует дать отпор, – сказал Мала-гиги. Он глубоко вздохнул. – А сейчас мне надо поспать. Я очень устал. Ты найдешь своих друзей во дворе. Они ждут тебя.

Стояло чудесное утро. Хоукмун спустился во двор, под лучи яркого теплого солнца. Там его ждали улыбающийся Оладан и Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

– Ну, теперь ты в полном порядке? – спросил Рыцарь.

– Да.

– Замечательно. Тогда я покидаю вас. Прощай, Дориан Хоукмун.

– Благодарю тебя за помощь, – сказал Хоукмун вслед воину, направившемуся к своему красавцу-скакуну. Но когда Рыцарь уже готов был вскочить в седло, память окончательно вернулась к герцогу, и он крикнул:

– Подожди!

– Что ты хочешь? – обернулся Рыцарь.

– Ты убедил Малагиги помочь мне, сказав, что я служу кому-то, кому служишь и ты. Но я ничего не знаю об этом.

– Когда-нибудь узнаешь.

– Кому ты служишь?

– Рунному Посоху, – сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом и, зазвенев поводьями, направил коня к воротам. И прежде чем Хоукмун успел спросить еще что-нибудь, он был уже на улице.

– Он сказал – Рунному Посоху? – нахмурившись, пробормотал Оладан. – Я думал, это миф…

– Да, миф. Я думаю, Рыцарь любит тайны. Несомненно, он пошутил, – сказал Хоукмун и, широко улыбаясь, хлопнул Оладана по плечу. – Если мы когда-нибудь еще увидим его, то обязательно спросим об этом. А сейчас я голоден, и хороший обед был бы…

– Королева Фробра устраивает сегодня пир во дворце. – Оладан подмигнул другу. – Такого изобилия я еще не видел. И потом, я думаю, что интерес королевы к тебе объясняется не только чувством благодарности.

– Выдумаешь тоже… Надеюсь, я не сильно разочарую Фробру, сказав, что уже принадлежу другой.

– Как?!

– Да, мой дорогой друг. Идем. Отобедаем за королевским столом и будем готовиться к отъезду.

– Зачем так торопиться? Мы здесь – герои и, кроме того, по-моему, заслужили хотя бы небольшой отдых.

Хоукмун улыбнулся:

– Оставайся, если хочешь. А мне не мешало бы побывать на свадьбе – своей собственной.

– Ладно, – вздохнул в притворной печали Оладан. – Я не могу пропустить такое событие. Придется, по-видимому, сократить свое пребывание в Хамадане.

Следующим утром королева лично проводила их до ворот города.

– Подумай еще раз, Дориан Хоукмун. Я предлагаю тебе трон – тот самый, которого так домогался мой брат.

Однако Хоукмун устремил взор на запад. Где-то там, в двух тысячах миль, в нескольких месяцах путешествия отсюда его ждала Иссельда, ждала, не зная, что с ним, жив ли он… Граф Брасс тоже ждал, и Хоукмуну не терпелось поскорее поведать ему о новом позоре Гранбретании. А Ноблио, без сомнения, и сейчас стоит рядом с Иссельдой на вершине самой высокой башни замка Брасс, возвышающейся над пустынным ландшафтом Камарга и, пуская в ход все свое красноречие, пытается утешить бедную девушку, ждущую и не знающую, вернется ли к ней когда-нибудь ее суженый.

Не слезая с седла, Хоукмун поклонился и поцеловал королеве руку:

– Ваше величество, я благодарен вам и тронут вашим предложением. Однако я дал клятву. И ради этого готов пожертвовать даже дюжиной престолов. Мне нужно двигаться в путь. К тому же мой меч нужен тем, кто сражается против Империи Мрака.

– Ступай же тогда, – печально отозвалась Фробра, не сводя с него глаз. – Но не забудь о городе Хамадане и о его королеве.

– Вы навсегда останетесь в моей памяти.

Подобрав поводья, Хоукмун направил своего голубого коня по каменистой равнине, что простиралась перед ним до самого горизонта. Оладан обернулся и, широко улыбнувшись, послал королеве воздушный поцелуй, а затем поспешил вслед за другом.

Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, начал путь на запад.