Словно чувствуя слабость седока, дракон летел неспешно и плавно, затем изящно спланировал к самому лесу, такому густому, что Эльрику чудилось, будто они несутся над зелеными облаками. Но вот чаща уступила место холмам и лугам; вдали стремила чистые воды широкая река, и пейзаж этот вновь показался альбиносу знакомым. Но на сей раз не вызвал страха.

На обоих берегах реки привольно раскинулся город, небо над ним было серым от дыма. Город из дерева, кирпича и камня, с домами, крытыми черепицей, тростником и лесом, - тысячи запахов и шумов смешивались там. Статуи, рынки и храмы мелькали под широкими крыльями дракона. Люди с ужасом и восторгом смотрели на огромную тень, что кружила над их головами, иные что-то кричали вслед, другие бежали в укрытие. Но Шрамоликая вдруг с силой взмахнула крылами и уверенно взмыла в небеса, как будто желала лишь осмотреть город поближе и что-то не пришлось ей по душе.

Стоял солнечный летний день. Дракон еще несколько раз намеревался было приземлиться - посреди поля, у какого-то селения, на болоте или на опушке леса, - но всякий раз стремительно уносился прочь, словно не найдя того, что искал.

Эльрик заранее привязал себя поясом к роговому выступу на шее. рептилии, но сейчас он с трудом удерживался у нее на спине, слабея с каждым мигом. Однако ныне смерть не казалась ему желанной отрадой. Худшей участи, чем оказаться навеки связанным с душой отца, он не мог себе представить. Наконец, когда дракон пролетал сквозь тучи, ему удалось набрать в шлем немного воды и растворить в ней кроху застывшего яда. Последняя надежда… Он одним глотком выпил дурно пахнущее и омерзительное на вкус снадобье. И тогда началось самое страшное. Огонь пронзил его тело тысячами игл, ему хотелось терзать собственную плоть, вырвать себе жилы, мышцы, сорвать с себя кожу, лишь бы избавиться от непереносимой боли. Ему подумалось, что он избрал на редкость мучительный способ воссоединиться с Садриком… Хотя сейчас даже смерть показалась бы ему благословением.

Но вместе с болью тело наполнила сила. Она оживила слабеющего альбиноса, и с помощью этой же силы он сумел изгнать боль, закрыться от нее, пока огонь не перестал обжигать и не наполнил его сияющим, живительным теплом. Энергия, которую он получил от дракона, была светлее и чище той, что дарил ему рунный меч.

Он продолжал полет в темнеющих небесах, ощущая себя превосходно, как никогда. Чудесная эйфория наполнила душу Эльрика. Он вновь затянул древнюю Драконью Песнь, звонкую и причудливую, полную тысячи смыслов. Да, несмотря на всю свою жестокость, мелнибонэйцы умели наслаждаться жизнью, всеми ее дарами и капризами, и это умение альбинос унаследовал в полной мере.

Несмотря на физическую немощь, ему порой казалось, что в крови его есть нечто иное, что восполняет слабость тела: острота эмоций и ощущений, столь непереносимая, что порой волна чувств захлестывала, угрожала поглотить не только его самого, но и всех близких. Это было еще одной причиной, почему он мирился с одиночеством.

Теперь ему было все равно, куда унесет его дракон. Яд придал ему сил. Теперь они с гигантской рептилией побратались по-настоящему. Они летели все дальше. И вот наконец, над полем, отливавшим медью в лучах заходящего солнца, где пораженный крестьянин в остроконечном колпаке что-то восторженно закричал им вслед и вспугнутая стайка скворцов расчертила небеса таинственным иероглифом, Шрамоликая, широко расправив кожистые перепончатые крылья, спланировала к земле. Сперва Эльрику показалось, что впереди лежит обычная дорога, - вымощенная базальтом, но когда они приблизились, увиденное поразило его. Подобно гигантскому шраму, дорога шириной в добрую милю рассекала равнину, выходя из бесконечности и уходя в нее же. На ней не было ни души - если не считать бесчисленных ворон и стервятников, копошившихся на грудах мусора по обе стороны дороги. Альбинос едва не задохнулся от вони. Чего здесь только не было! Отбросы, кости, объедки, обломки мебели и осколки посуды - бесконечные валы мусора простирались вдоль идеально ровного тракта на всю его длину, сколько хватал глаз. Эльрик пропел дракону, чтобы тот взлетел выше и унес их как можно дальше от этого кошмара, в чистоту небес, но тот не послушал всадника, повернул сперва на север, затем на юг и наконец понесся прямо вдоль дороги, видом и цветом и впрямь напоминавшей незаживший шрам, и приземлился точно посередине.

Шрамоликая свернула крылья и распласталась на земле, явственно указывая, что не намерена двигаться дальше. Эльрик с неохотой спрыгнул с драконьего загривка, смотал пояс и вновь повязал его, словно надеялся, что тот и в дальнейшем будет хранить его от всех превратностей судьбы, затем пропел прощальную песнь благодарности. На последних строках дракон вскинул огромную вытянутую голову и звучным голосом допел мелодию вместе с Эльриком. То был словно глас самого времени.

Затем рептилия сомкнула челюсти, полуприкрытые тяжелыми веками глаза взглянули на альбиноса почти с любовью, раздвоенный язык тронул воздух, она расправила крылья, оттолкнулась от земли, так что та едва не раскололась от сотрясения, и наконец взмыла в небо. Гибкое тело зазмеилось в воздухе, стремительно уменьшаясь в размерах, и в последних лучах заходящего солнца огромная тень пронеслась по равнине. Серебристая молния сверкнула на горизонте, и Эльрик понял, что Шрамоликая наконец вернулась в свое измерение. Он помахал ей рукой на прощание. Яд был воистину бесценным подарком. Но дракон подарил ему и нечто неизмеримо большее…

Однако сейчас ему хотелось лишь одного: убраться со странной дороги как можно скорее. Покрытие ее блестело, точно полированный мрамор, но теперь альбинос видел, что это не более чем глина, утоптанная настолько, что сделалась тверже камня. Может, и под глиной тоже скрывались гниющие отбросы? Мысль эта показалась ему неприятной, и он поспешил к южному краю дороги, утирая пот с лица. Интересно, кому мог служить этот тракт? Мухи роились вокруг, а стервятники косились на него с явным вожделением. Он закашлялся от вони. К несчастью, чтобы выбраться на вольный воздух, ему предстояло еще перебраться через завалы мусора.

- Счастливо тебе добраться до родной пещеры, Шрамоликая, - прошептал мелнибонэец. - Похоже, ты подарила мне не только жизнь, но и смерть. Хотя я на тебя не в обиде.

Прикрывая кушаком рот и нос, Эльрик принялся карабкаться по вонючим отбросам, среди крошащихся костей и кишащих насекомых, распугивая птиц и злобно шипящих крыс. Он не знал, что за тварь могла оставить подобную тропу. Ясно одно, то не могло быть делом рук человеческих… Так что альбиносу не терпелось как можно скорее выбраться в поле. Оно, по крайней мере, не таило в себе никаких загадок.

Наконец он вскарабкался на гребень завала и стал осторожно сползать вниз. Эльрик не мог даже вообразить, что за странный народ стал бы сносить все свои отбросы к тропе, проложенной неведомым чудовищем… Внезапно внизу, у самой границы поля, ему почудилось какое-то движение, и он насторожился. Ничего. Он продолжил спуск.

Может быть, все - это - подношения? Может быть, так местные жители поклоняются змееподобному божеству, которое оставило этот след, странствуя по подвластному ему миру?

Он спрыгнул на Землю - и вновь шорох привлек его внимание. Из колосьев показалась мягкая фетровая шляпа… и по-птичьи внимательные глаза уставились на него в радостном изумлении.

- Боже праведный, сударь! Это не может быть совпадением. Как вы полагаете, зачем Судьба опять сводит нас? - Уэлдрейк выбрался навстречу альбиносу. - Что там у вас за спиной? Какой отвратительный запах!

- Там целые горы мусора. А между ними - странная дорога, пролегающая строго с запада на восток. Мрачное зрелище.

- Я вижу, вам не терпится оказаться отсюда подальше.

- Как можно дальше, У меня нет особого желания встречаться с тем созданием, что оставило этот след и принимает такие подношения. Увы, полагаю, едва ли наши лошади оказались в этом измерении с вами вместе.

- Насколько мне известно, нет. Я был уверен, что вас давно уже съели. Но, как видно, рептилии питают слабость к истинным героям.

- Что-то в этом роде… - Странно, но Эльрик был благодарен встрече с насмешником-поэтом. Приятная перемена после беседы с отцом. Отряхнув вонючую труху с одежды, он от всей души обнял Уэлдрейка, который восторженно защебетал:

- Сударь, до чего же я рад! До чего же я рад! Рука об руку они направились к реке, замеченной Эльриком с высоты. Там он видел город, до которого, как ему показалось, было не больше дня пути. Он сказал об этом Уэлдрейку, добавив, что, к несчастью, у них совершенно нет провизии. Придется голодать - или жевать неспелые колосья.

- Не беда, - задорно отозвался на это поэт. - В юности я немало браконьерствовал в Нортумберленде. Силки и ружье - жаль их нет сейчас со мной. Но я вижу, ваш пояс изрядно потрепан. Если не возражаете, я воспользуюсь им. Остается лишь надеяться, что старые умения не подведут.

Пожав плечами, Эльрик протянул спутнику вязаный пояс. Тонкие пальцы проворно задвигались, распуская и связывая нити, пока не получилась длинная веревка.

- Надвигается вечер, сударь. Лучше мне не терять времени.

Они достаточно удалились от мусорных завалов и теперь вдыхали лишь густые ароматы летней межи. Уютно устроившись среди колосьев, альбинос внимательно наблюдал за действиями Уэлдрейка, и вскоре, расчистив небольшую площадку и выкопав ямку для очага, путники смогли насладиться восхитительным ароматом кролика, поджаривающегося на вертеле… это также была идея поэта.

Странный мир - необозримые поля, но не видно ни единого работника! Оба были немало удивлены.

Поболтав немного, Эльрик вынужден был признать, что Уэлдрейку довелось странствовать по измерениям куда больше, чем ему самому.

- Может, и так, сударь, но и для меня сей мир - сущая загадка. Однако путешествую я отнюдь не по собственной воле. Во всем виноват некий доктор Ди, с кем мы дискутировали о греках. Все дело в размере, сударь. В стихотворном размере. Мне было необходимо услышать язык Платона… В общем, это долгая история, и в ней нет ничего необычного для всех нас, невольных странников по Мультивселенной. Но, если быть точным, я довольно долгое время провел в одном-единственном измерении, хотя и в разные времена, пока наконец не оказался в Патни.

- Вам хотелось бы вернуться туда, мастер Уэлдрейк?

- Еще как, сударь! Что-то староват я стал для путешествий. К тому же я человек привязчивый. И мне жаль потерять стольких друзей.

- Надеюсь, вы отыщете их вновь.

- Желаю удачи и вам, сударь. Надеюсь, вам удастся отыскать то, что вы ищете. Хотя, боюсь, вы из тех, кто вечно пытается обрести недостижимое.

- Может быть, - коротко ответил Эльрик, пробуя мясо. - Хотя боюсь, даже вы поразились бы, узнав, насколько недостижимо то, что я ищу сейчас.

Уэлдрейк, похоже, собирался пуститься в расспросы, но передумал и ненадолго замолк, с нескрываемой гордостью любуясь приготовленным ужином. И альбинос с удивлением отметил про себя, что в обществе беззаботного поэта все его тревоги ненадолго отступили в тень.

Тем временем тот отыскал в своих бездонных карманах увесистый том и приготовился при свете костра порадовать слух спутника поэмой о похождениях некоего полубога из его родного измерения, одолевшего многих врагов и обретшего трон и корону… как вдруг за спиной у них слышится поступь лошади - осторожная и неспешная, словно поводья держит умелый наездник. Эльрик окликает его:

- Приветствуем тебя, странник. Не желаешь ли разделить с нами трапезу?

Молчание. Затем до них доносится приглушенный голос:

- Буду рад ненадолго разделить с вами тепло костра, господа. Для меня в этих краях весьма прохладно.

Лошадь так же медленно, шаг за шагом, приближается к ним, наконец у костра вырастает тень, всадник спешивается и не спеша идет к огню. Это крупный мужчина, с головы до ног закованный в броню, отливающую золотом, серебром и синевато-серым металлом. Шлем его венчает рыжее перо, на груди красуется черно-желтый знак Хаоса, герб слуги Владык Невероятного, изображающий восемь стрел, разлетающихся из единой точки, - символ разнообразия и множественности Хаоса. Боевой жеребец у него за спиной покрыт сверкающей серебристо-черной шелковой попоной, высокое седло украшено слоновой костью и черным деревом, серебряная узда - с золотыми кольцами.

Эльрик встал, пораженный видом незнакомца, готовый отразить нападение. Больше всего его удивил стальной шлем, совершенно глухой, скрывавший лицо и шею воина. Узкие щели для глаз смотрели на мир недобро и подозрительно. Но во взгляде странника чувствовалось затаенное страдание, как нельзя лучше понятное мелнибонэйцу, и тот мгновенно ощутил родство с незнакомцем, усевшимся рядом с ним у огня. Воин протянул к костру руки, закованные в стальные рукавицы, и странное ощущение возникло у Эльрика при взгляде на него: казалось, доспехи слишком тесны для этого человека - или нечеловека - и предназначены не столько защищать его от враждебного мира, сколько пленять внутри себя некую невероятно мощную, неодолимую силу. И все же незнакомец двигался, как самый обычный человек, потягивался, разминая суставы, вздыхал и явно наслаждался неожиданным комфортом…

- Не желаете ли отведать кролика, сударь? - Уэлдрейк гостеприимно указал на жарившуюся над огнем тушку.

- Нет, благодарю вас.

- Может быть, тогда хотя бы снимете шлем? Уверяю вас, здесь вам ничто не грозит.

- Я верю. Но, к несчастью, снять сей шлем пока не в моих силах. И, сказать правду, я давно не пробовал обычной человеческой пищи.

Уэлдрейк нахмурил рыжие брови.

- Неужто Хаос нынче принуждает своих слуг к людоедству?

- Хватает и таких. - Закованный в сталь воин повернулся к огню спиной. Но я не из их числа. Я не вкушал ни мяса, ни плодов уже добрых две тысячи лет. Возможно, больше. Я давно утратил счет времени. Есть измерения, где царит вечная Ночь, измерения вечного Дня, а есть и такие, где день сменяет ночь с непостижимой для нас быстротой.

- Вы, должно быть, приняли обет, сударь? - заинтересовался Уэлдрейк. Отправились в священный Поход?

- Почти так, но цель моих поисков куда скромнее, чем вы могли бы подумать.

- И чего же вы ищете, сударь? Может быть, свою нареченную?

- Вы весьма проницательны.

- Просто довольно начитан. Но ведь все не так просто, да?

- Я ищу смерти, мой друг. Такова печальная участь, на которую обрекло меня Равновесие, когда я предал его многие тысячи лет назад. Также участь моя - сражаться со служителями Равновесия по всей Вселенной, хотя именно Равновесие я люблю и стремлюсь к нему всем сердцем. Мне было предречено хотя я не знаю, можно ли верить тому оракулу, - что я познаю покой лишь от руки слуги Равновесия… каким я и сам был когда-то.

- Так кем же вы были прежде? - Уэлдрейка история незнакомца явно заинтересовала куда больше, чем Эльрика.

- Я был принцем Равновесия, служителем и доверенным лицом той Силы, что поддерживает, славит и любит все живое во всей Вселенной… той самой Силы, которую с радостью низвергли бы, если бы могли, и Закон, и Хаос… Но однажды, в миг великого Пересечения, которое объединило Ключевые Измерения и дало толчок новому развитию миров, где Равновесию могло больше не найтись места, я поддался искушению. То, что творилось у меня на глазах, было слишком грандиозно, чтобы устоять перед соблазном вмешаться. Любопытство, безумие и самонадеянность погубили меня. Я был уверен, что служу интересам Равновесия, хотя, в действительности, служил лишь собственной гордыне. И сейчас плачу за это.

- Но это же не вся история! - с воодушевлением воскликнул Уэлдрейк. Сударь, уверяю, вы ничуть не утомите меня, если поведаете еще немного!

- Увы, не могу. Я рассказываю то, что мне дозволено. Остальное знаю я один - и сложу с себя это бремя, лишь когда обрету свободу.

- Свободу в смерти, сударь? Боюсь, тогда поделиться с кем-либо вам будет весьма затруднительно.

- Это решать Равновесию, - отозвался незнакомец без намека на улыбку.

- Так ты ищешь смерти вообще? Или для тебя она имеет имя? поинтересовался Эльрик сочувственно.

- Я ищу трех сестер. Кажется, они были здесь несколько дней назад. Не видели ли вы их по дороге?

- Сожалею, но мы лишь недавно оказались в этом мире, и к тому же не по собственной воле, а потому лишены карт и ориентиров. - Эльрик пожал плечами. - Я надеялся расспросить об этих местах тебя самого.

- Мы находимся в Девятимиллионном Кольце, как его именуют местные маги. В так называемых Срединных Мирах Особой Значимости. Здесь и правда есть что-то необычное, хотя что именно - я пока не сумел понять. Это не истинный Центр Вселенной, ибо таковым может считаться лишь Мир Равновесия, но я бы назвал его квазицентром. Надеюсь, вы простите мне этот философский жаргон. Я несколько веков был алхимиком в Праге.

- В Праге! - восторженно восклицает Уэлдрейк, захлебываясь. - Ах эти колокола и башни!.. А может, вы бывали и в Майренбурге, сударь? Что за чудное место!

- Должно быть, и впрямь чудесное, раз я утратил память о нем, отзывается воин. - Я так понимаю, вы двое тоже что-то ищете в этом мире?

- Что касается меня, то едва. ли, сударь, - улыбается Уэлдрейк. - Разве только возможности вернуться в Патни и допить-таки свой эль.

- Да, я ищу одну вещь, - осторожно согласился Эльрик. Он надеялся получить от незнакомца географические сведения, а отнюдь не мистические или астрологические. - Меня зовут Эльрик Мелнибонэйский.

Похоже, на закованного в броню воина его имя не произвело особого впечатления.

- Я - Гейнор, бывший принц Равновесия, ныне прозывающийся Проклятым. Не доводилось ли нам встречаться прежде? С иными именами или даже лицами? В других перерождениях?

- По счастью, я не помню своих прошлых жизней. - Расспросы Гейнора встревожили альбиноса. - И в твоих словах мне многое непонятно. Я - обычный наемник, ищу, к кому наняться на службу. И к сверхъестественному отношения не имею.

За спиной у Гейнора Уэлдрейк выразительно поднял брови. Эльрик и сам не знал, что заставило его скрыть истину. Несмотря на то что он чувствовал в Гейноре родственную душу и оба они служили Хаосу, в этом человеке крылось нечто пугающее, что препятствовало всякой откровенности. Хотя воин явно не желал ему зла, и было видно, что он не из тех, кто убивает просто ради забавы. Но все же уста Эльрика оставались сомкнуты, точно и ему их сковало само Равновесие, запретив говорить о себе правду. И вскоре все трое улеглись спать три крохотные фигурки в бесконечности колосящихся полей.

На следующее утро Гейнор вновь уселся в седло.

- Благодарю за гостеприимство, господа. Если вы направитесь в ту сторону, то наткнетесь на весьма приятный городок. Там торговцы всегда радушно встречают путников. Больше того, относятся к ним с невероятным пиететом. А я отправлюсь своей дорогой. Мне сообщили, что три сестры собирались в Страну Цыган. Вы не слыхали о таком месте?

- Увы, нет. - Уэлдрейк вытер руки огромным красным носовым платком. Мы новички в этом мире и невинны, как младенцы. Не знаем ничего ни о здешних нравах, ни о людях, ни о богах. Кстати, простите меня за прямоту, но не являетесь ли и вы сами божеством или полубогом?

Ответом ему был смех, в котором слышались гулкие отголоски - точно шлем принца скрывал за собой бездну.

- Я же говорил вам, мастер Уэлдрейк, я был принцем Равновесия. Но это было давно. Ныне же, уверяю вас, в Гейноре Проклятом нет ничего божественного.

Пробормотав, что он все равно не в силах понять значение титула принца, Уэлдрейк перевел разговор в более прозаическое русло.

- Если мы можем чем-то помочь вам, сударь…

- А что это за женщины, которых ты ищешь? - поинтересовался Эльрик.

- Три сестры, совершенно похожие друг на друга. Они странствуют с некоей сокровенной, лишь им одним известной целью… Насколько я мог понять, они разыскивают не то пропавшего соотечественника, не то брата и хотят попасть в Страну Цыган. Им указали дорогу, но едва ли могли сообщить что-то еще. Я лично советую вам избегать этой темы в разговоре с кем бы то ни было. К тому же, подозреваю, если вам доведется столкнуться с этими бродягами, навряд ли вам придется по душе их общество.

- Спасибо за совет, принц Гейнор, - отозвался мелнибонэец. - А не знаешь ли ты, кто и зачем растит все это зерно?

- Их называют оседлыми крестьянами. А когда я задал тот же вопрос, местные ответили со смехом, что зерно нужно, чтобы прокормить саранчу. Что ж, я слышал и о куда более странных обычаях. Подозреваю, местные, вообще, не в ладах с цыганами. Они не любят говорить об этом. Страна эта именуется Салиш-Квуун - если помнишь, так назывался город в Книге Кости. Странная ирония судьбы. Меня это весьма позабавило. - С этими словами он повернул лошадь, полностью уйдя в свои мысли, и неспешно направился к обозначившимся далеко на горизонте холмам - грудам отвратительного мусора, - над которыми, подобно клубам черного дыма, вились мухи и воронье.

- Ученый, - заметил Уэлдрейк, когда принц отъехал достаточно далеко. И говорит загадками. Полагаю, вы понимаете его лучше, чем я, принц Эльрик. Жаль, ему с нами не по пути. Что вы думаете о нем?

Альбинос теребил рукоять меча, подыскивая слова.

- Я его боюсь, - вымолвил он наконец. - Боюсь больше, чем любого живого существа, смертного или бессмертного. Участь его и впрямь ужасна, ибо ему ведомо было Прибежище Равновесия, о котором я могу лишь мечтать. А он обладал им - и потерял…

- Да будет вам, сударь. Вы преувеличиваете. Конечно, он человек со странностями. Но, мне показалось, весьма любезен. Учитывая обстоятельства.

Эльрик содрогнулся. Он был рад, что принц Гейнор наконец покинул их.

- И все же я страшусь его больше всех на свете.

- Кроме, может быть, себя самого? - Уэлдрейк заметил, как переменился в лице Эльрик при его словах, и смущенно взмолился: - Сударь, прошу меня простить! Я не хотел оскорбить вас своей прямотой.

- Вы слишком проницательны, мастер Уэлдрейк. Глаза поэта куда зорче, чем я думал.

- Это чистая случайность, сударь, уверяю вас. Инстинкт, если угодно. Я не понимаю ничего - и говорю все. Это мой рок! Не такой ужасный, как у многих других, полагаю, но он доставляет мне довольно неприятностей, хотя порой и вызволяет из них…

На этом мастер Уэлдрейк принимается затаптывать костер, затем ломает вертел, прячет самодельные силки в один карман с каким-то древним, давно лишившимся обложки томом, набрасывает плащ на плечи и устремляется через межу вслед за Эльриком.

- А читал ли я вам, сударь, мою эпическую поэму о любви и смерти сэра Танкреда и леди Мэри? Она написана в подражание нортумберлендским балладам - это была первая поэтическая форма, что я услышал в своей жизни. Наша усадьба стояла в жуткой глуши, но мне не было там одиноко.

Рыжеволосому стихоплету приходилось то семенить, то бежать вприпрыжку, чтобы угнаться за длинноногим альбиносом, но звенящий голосок его не сбился ни в единой строчке бесконечного стихотворения.

Спустя четыре часа они вышли на берег широкой реки и на живописных утесах на другой стороне узрели город, который искал Эльрик. Уэлдрейк наконец дочитал торжественные строки бессмертной баллады - и, похоже, воспринял окончание чтения с таким же облегчением, что и мелнибонэец.

Город, казалось, был высечен резцом искусного мастера прямо из скалы. К нему вела узкая тропа, которая вилась над белой водой, понемногу карабкаясь все выше, и наконец переходила в широкую улицу, петлявшую среди высоких многоэтажных зданий и складов, лавок и постоялых дворов, ухоженных парков и цветущих садов, затем терялась среди проулков и аллей, чья паутина раскинулась у подножия заросшего лозой и плющом древнего замка, что возвышался над городом и тринадцатиарочным мостом, стягивавшим реку в самой узкой ее части и ведшим к небольшому поселку на другом берегу, где, повидимому, располагались летние резиденции местной знати.

Городок лучился самодовольством и благополучием, и Эльрик обрадовался, не увидев вокруг крепостных стен: жителям явно не приходилось страшиться осады. Люди здесь носили пестрые, расшитые одежды, ничем не напоминавшие его собственное платье или костюм Уэлдрейка, и здоровались с путниками радушно и без смущения, ничуть не опасаясь чужеземцев.

- Уж если они приняли Гейнора, - заметил поэт, - то, полагаю, и наш вид не покажется им слишком странным! На мой взгляд, в этом городе чувствуется французский дух. Он мне напоминает берега Луары - не хватает только собора. Как вы полагаете, каким богам они здесь поклоняются?

- Может быть, никаким. Я слышал о таких народах.

Но Уэлдрейк, похоже, не поверил своему спутнику.

- В Бога верят даже французы!

Они миновали первые дома, нависшие над скалами, и террасы над ними, с самыми прелестными висячими садами, что только доводилось видеть Эльрику. В воздухе витал аромат цветов, краски и горячей еды, и путешественники понемногу расслабились, с улыбкой отвечая тем, кто приветствовал их. У молодой женщины в пышном красно-белом платье альбинос поинтересовался, как называется этот город.

- Агнеш-Вал, мой добрый господин, как же еще! А там, за рекой, - АгнешНал. Как вы здесь оказались, друзья? Должно быть, разбили лодку на Форлиевых Порогах? Тогда вам в Приют Бедствующих Путников, это в переулке Пяти Медяков, за Пироговой аллеей. Там вас хотя бы покормят. У вас есть значок Гильдии Поручителей?

- Увы, нет.

- Жаль. Тогда вам удастся воспользоваться только нашим гостеприимством.

- Это более чем щедро, сударыня, - отозвался Уэлдрейк, хитро подмигивая женщине. А затем поспешил вслед за Эльриком.

Пропетляв довольно долго по старым мощеным улочкам, они достигли наконец Приюта Бедствующих Путников. Здание с островерхой крышей было таким древним, что кренилось во все стороны разом, опираясь на соседние дома, точно пьянчуга на собутыльников, причем стены и перекрытия его изгибались и выпячивались столь невероятным образом, что Эльрик готов был поручиться, что здесь не обошлось без вмешательства самого Хаоса.

В дверном проеме, почти сливаясь с ним, сидел человек - казалось, плоть от плоти самого дома, такой же неуклюжий, перекошенный и несуразный. Тощий, похожий на паука, невероятно дряхлый - у него был столь тоскливый и жалкий вид, что Эльрик невольно поспешил извиниться и поинтересовался, туда ли они попали.

- Точно так, мой добрый господин, милостью Зрящего, сюда вы и пришли. За подаянием, да? За подаянием и добрым советом?

- Мне сказали, что здесь нам окажут гостеприимство! - возмущенно застрекотал Уэлдрейк. - В милостыне мы не нуждаемся! - Побагровев, он стал походить на тетерева.

- Какая разница, что за вычурные слова одевают истину? - Существо зашевелилось, складываясь и разворачиваясь под самыми невероятными углами, пока наконец не поднялось во весь рост. - Я лично зову это подаянием! Огоньки вспыхнули в глубине черных глазниц, и кривые зубы застучали в шамкающем рту. - Мне все равно, что за опасности вас подстерегали, какие несчастья выпали на вашу долю, что за потери вы понесли, какими вы были богачами и какими нищими стали теперь. Если бы вы не знали, чем рискуете, то не забрались бы в такую даль и остались бы по ту сторону Раздела! Так что вам некого винить в своих злоключениях, кроме самих себя.

- В Приюте нам был обещан стол и кров, - ровным тоном заметил Эльрик. - А уж никак не грубость и оскорбления.

- Проклятые лицемеры, они солгали вам! Приют закрыт на ремонт. Скоро здесь будет богатая харчевня. Если повезет, она даже станет приносить прибыль.

- В моем мире, сударь, подобные меркантильные соображения давно уже вышли из моды, - ответил на это Уэлдрейк. - Как бы то ни было, просим нас простить за беспокойство. Нам неверно указали путь, только и всего.

Эльрик, непривычный к подобному обращению и все еще мелнибонэец в душе, сам не заметил, как схватился за меч.

- Старец, твоя дерзость мне претит… - Но Уэлдрейк предостерегающе тронул альбиноса за плечо, и тот взял себя в руки.

- Старик лжет! Лжет! Лжет! - За спиной у них, сжимая в руке огромный ключ, на холм вскарабкался толстяк лет пятидесяти, с торчащими из-под шапки седыми волосами и спутанной бородой. Одевался он явно впопыхах, и вообще вид у него был такой, будто его только что подняли с постели. - Да лжет он, добрые господа. Все лжет. Ступай прочь, Гнилой Язык, позорь какое-нибудь другое заведение! Этот человек - пережиток такого далекого прошлого, о котором мы с вами даже и не слыхивали. Он судит всех лишь по богатству и воинской славе, а не по добрым делам и спокойствию духа. Доброго утра вам, господа. Доброго утра. Надеюсь, вы отобедаете с нами?

- Холоден и пресен хлеб милосердия! - Старик с ворчанием двинулся вниз по улице, расталкивая сбежавшихся ребятишек своими паучьими руками. Равновесие и самодостаточность. Они погубят наш народ. Мы все погибнем. Все окажемся на плахе, помяните мое слово!

И, свернув на улицу Древностей, исчез в толчее магазинов и лавок.

Добродушный толстяк взмахнул ключом и вставил его в замок.

- Не слушайте его. Он говорит лишь сам за себя. Такие в любом городе найдутся… Я так понимаю, наши друзья-цыгане взяли с вас свой «налог»? Что вы нам везли?

- Золото большей частью, - немедленно нашелся Эльрик, верно оценив положение. - А также самоцветы.

- Отважные люди. Это была смелая попытка. Они вас отыскали по эту сторону Раздела?

- Похоже на то.

- И обчистили до нитки. Вам повезло еще, что сохранили хотя бы оружие и одежду. И что они не застали вас на самом Разделе.

- Мы долго выжидали, прежде чем рискнуть, - подал голос Уэлдрейк, с восторгом включившийся в игру.

- Увы, как видно, недостаточно долго. Дверь отворилась бесшумно, и они оказались в освещенном желтыми лампами коридоре. Стены его были такими же кривыми, как и снаружи; не пойми откуда поднимались ведущие в никуда лестницы; в самых неожиданных местах открывались проходы и помещения причудливых форм со множеством углов, одни - освещенные свечами, другие мрачные и пыльные. Но вот наконец путники оказались в просторном светлом зале с огромным дубовым столом посередине. На лавках вокруг него могло бы разместиться не меньше десятка голодных странников, но, кроме них, здесь оказалась всего одна гостья. Она накладывала себе густое рагу из котла над очагом. Это была девушка в простом дорожном костюме неярких цветов, крепкая, мускулистая, с копной рыжеватых волос. На поясе у нее висели тонкий меч и кинжал. Кивнув новоприбывшим, она молча уселась за стол и принялась за еду, всем своим видом показывая, что не расположена к беседе. Хозяин шепотом произнес, указывая на нее:

- Насколько мне известно, эта красавица - ваш товарищ по несчастью. На ее долю выпали ужасные злоключения, и сегодня она не слишком общительна… Здесь вы найдете все, что нужно, господа. В случае чего слуга поможет вам. А я вернусь через пару часов узнать, как вы устроились. Мы в Агнеш-Вале стараемся поддерживать даже тех купцов, кого по дороге к нам постигла неудача, - иначе торговля совсем захиреет! Наш принцип - помогать обездоленным и получать прибыль с тех, кому повезло больше. Такой подход нам кажется здравым и справедливым.

- Совершенно верно, сударь! - Уэлдрейк одобрительно закивал. - Вы, я вижу, из либералов. Слишком много тори встречаешь, странствуя по Вселе… по миру.

- Мы верим в разумную выгоду, мой добрый господин, подобно всем цивилизованным народам. Ведь это, прежде всего, в интересах общества - ненавязчиво способствовать тому, чтобы каждый мог заниматься своим делом. Но садитесь же за стол, господа! Садитесь!

Все это время Эльрик ощущал на себе пристальный взгляд незнакомки и, искоса оглядев ее, сказал себе, что, пожалуй, ему не доводилось видеть более очаровательного и решительного создания, с тех самых пор как умерла Киморил. Синие глаза девушки смотрели на мир уверенно и твердо, в ней не было заметно ни тени самолюбования, а лицо оставалось непроницаемым. Внезапна она отвела взор от Эльрика и вновь принялась за еду, но перед тем на устах ее мелькнула странная улыбка, которая совершенно озадачила альбиноса.

Положив себе по полной тарелке ароматного жаркого, приятели уселись за стол и молча принялись за еду, как вдруг девушка обратилась к ним, Причем, неожиданно для Эльрика, голос ее звучит тепло и приветливо, и это еще больше расположило его к незнакомке.

- Что вы им наплели, друзья, чтобы заработать, этот прекрасный обед?

- О, с нашей стороны здесь не было лжи - лишь некоторые недоговорки, дипломатично отозвался Уэлдрейк, облизывая ложку и с сомнением поглядывая на дымящийся котел: поэт явно колебался, не взять ли ему добавки.

- Вы такие же купцы, как и я, - засмеялась девушка.

- Совершенно верно. Я же говорю, недоразумение. Просто эти люди, как видно, не могут себе представить, чтобы странники забрели в их город по иной надобности, кроме торговой.

- Похоже на то. А вы, как я вижу, совсем недавно в этом мире? Верно, спустились по потоку?

- Боюсь, я вас не совсем понимаю. - Эльрик еще соблюдал осторожность.

- Но вы же ищете трех сестер?

- Такое впечатление, что их ищут все на свете, - усмехнулся альбинос. Ответ его прозвучал намеренно двусмысленно - пусть думает, что хочет. - Я Эльрик Мелнибонэйский. А это мой друг, мастер Уэлдрейк, поэт.

- Я слыхала о мастере Уэлдрейке. - В голосе незнакомки сквозило восхищение. - Но ваше имя, боюсь, мне незнакомо. Меня называют Розой, это мой меч - Быстрый Шип, а кинжал мой именуется Малый Шип. - Эти слова она произнесла с гордостью и не без вызова, словно в предупреждение, хотя Эльрик не мог понять, чего она опасается от них. - Я странствую по временным потокам в поисках отмщения. - И девушка невесело усмехнулась, уставившись в пустую тарелку, словно смущенная столь постыдным признанием.

- Но зачем вы ищете этих загадочных сестер, госпожа моя? - чарующим голоском поинтересовался Уэлдрейк.

- Они очень много значат для меня. Они владеют тем ключом, что отопрет мне двери, за которыми лежит вожделенная цель. Единственная цель, что осталась мне с тех пор, как я принесла свой обет. Они дадут мне возможность исполнить свою мечту, мастер Уэлдрейк. Кстати, вы ведь тот самый Уэлдрейк, что написал «Восточные грезы»?

- М-м, сударыня… - Поэт явно был смущен. - Тогда я только прибыл в новую эпоху. Мне пришлось заново завоевывать себе репутацию. А Восток был как раз в моде. Однако как зрелую работу это едва ли можно рассматривать…

- Поэма весьма сентиментальна, верно, мастер Уэлдрейк. Но она скрасила мне несколько печальных часов. И я все еще люблю ее. Не меньше, чем «Песнь Иананта», хотя это, без сомнения, ваше лучшее творение.

- Во имя Неба, сударыня! Но я же еще не написал эту поэму! Остались только наброски, там, в Патни.

- Она превосходна, сударь. Но больше я не скажу вам ни слова.

- Весьма признателен вам за это, сударыня. И… - спохватился поэт, - за вашу похвалу. Сказать правду, я тоже весьма привязан к ориенталистскому этапу своего творчества. Не доводилось ли вам часом читать такую вещь - она вышла совсем недавно - «Манфред, или Хоорийский вельможа»?

- Боюсь, он еще не входил в число ваших сочинений, когда я в последний раз была в цивилизованных местах, сударь.

Они продолжали с увлечением толковать о поэзии, и Эльрик, утомленный, опустил голову на руки - пока из дремы его не вырвала реплика Уэлдрейка:

- Но почему же никто не приструнит этих цыган? Разве в этих краях нет ни власти, ни закона?

- Я мало что знаю о них. Это народ бродяг, - негромко отозвалась Роза. Возможно, целая кочевая орда. Сами себя они именуют Вольными Странниками или Народом Пути. Мне кажется, местные жители немало опасаются их. Судя по тому, что мне говорили, наши три сестры присоединились к ним. Поэтому я тоже намереваюсь отправиться на поиски цыган.

Эльрику вспомнился утоптанный широченный тракт, и он невольно задумался, не имеет ли эта дорога отношения к Цыганскому Народу. Хотя едва ли эти бродяги могли вступить в союз со сверхъестественными силами. Любопытство альбиноса достигло предела.

- У нас, у всех троих, одна проблема, - заметила между тем Роза. - Наши хозяева решили, что мы стали жертвами цыган, и мы не разубеждали их в этом заблуждении. Однако это означает, что теперь мы не можем никого расспрашивать о них напрямую, а вынуждены идти к цели окольными путями. Либо сознаться в обмане.

- Едва ли это поможет нам завоевать их расположение. Эти люди гордятся своей щедростью по отношению к торговцам. Но мы ничего не знаем о том, как они относятся ко всем прочим. Возможно, их судьба куда печальнее. - Эльрик вздохнул. - Впрочем, мне это безразлично. Если вы не возражаете против нашего общества, сударыня, мы отправимся на поиски сестер вместе с вами.

- Хорошо. Пока я не вижу в подобном союзе ничего дурного, - разумно отозвалась Роза. - Но что вы знаете о них?

- Не больше, чем вы сами, - искренне ответил Эльрик.

Поскольку иных путей ему пока не представилось, он решил следовать этому и посмотреть, куда же тот выведет его. Возможно, три сестры помогут ему отыскать похищенный ларец и душу его отца.

Но не только. В обществе этой загадочной женщины он испытывал редкое наслаждение, какого уже не надеялся ощутить когда-либо вновь: взаимопонимание и доверие, которое, невзирая на осторожность, вызывало в душе желание поведать ей все свои секреты, все чаяния и страхи, все устремления и утраты, но не ради того, чтобы отяготить ее сердце, а просто предложить ей нечто, что, возможно, ей захочется с ним разделить. Ибо он явственно видел, что у них, помимо цели путешествия, еще очень много общего.

Проще говоря, у него было такое чувство, словно он обрел сестру. И, похоже, она также ощущала это родство; хотя Эльрик был мелнибонэйцем, а она нет. И это не уставало поражать альбиноса, ибо такое же чувство родства - хотя и абсолютно иной природы - ему довелось недавно испытать с Гейнором.

Наконец Роза попрощалась с ними и удалилась к себе, объясняя, что провела без сна уже тридцать шесть часов. Уэлдрейк был от нее без ума.

- Прекраснейшая женщина, что я когда-либо видел, сударь! Восхитительная женщина! Юнона во плоти! Диана!

- Мне мало что известно о ваших местных божествах, - заметил на это Эльрик, однако согласился с Уэлдрейком, что им и впрямь довелось повстречать необыкновенное создание.

Он погрузился в мысли о поразительном родстве, объединяющем отцов и сыновей, сестер и братьев, и о том, какие удивительные встречи довелось ему пережить за последнее время. Ему казалось, он улавливает в этом дыхание Равновесия - хотя куда вероятнее, что к этим случайностям и совпадениям приложили руку силы Хаоса или Закона. Теперь ему сделалось очевидно, что между Владыками Энтропии и Повелителями Постоянства назревает очередной нешуточный конфликт. Это объясняло то напряжение, что он ощущал буквально в самом воздухе, то напряжение, что чувствовал и пытался выразить его отец, хотя и был мертв и лишен души. Может статься, в постепенно возникающем вокруг него сплетении жизней и судеб виднелось отражение более масштабной космической конфигурации? На мгновение Эльрик ощутил, заметил краешком глаза отблеск беспредельности множественной вселенной, ее сложности и неоднозначности, реальности и будущности, ее безграничных возможностей чудес и кошмаров, красоты и уродства - нескончаемых и неопределимых, свершенных и конечных даже в малом.

Когда же вернулся седовласый хозяин Приюта, чуть более опрятно одетый и все столь же доброжелательный, Эльрик спросил его, почему в городе не опасаются прямого нападения Цыганского Народа.

- Насколько я знаю, у них на этот счет свои законы. Они соблюдают установленный порядок вещей, понимаете? Хотя, разумеется, таким, как вы, от этого не легче…

- У вас договор с ними?

- Что-то вроде этого, сударь. Всевозможные договоренности и все такое прочее. Так что за Агнеш-Вал мы не опасаемся, сударь, - только за тех, кто хочет с нами торговать… - Он с извиняющимся видом развел руками. - У цыган свои обычаи, знаете ли. Для нас все это непривычно, и я никогда не стал бы иметь с ними дела напрямую, однако во всем надо видеть как дурное, так и хорошее.

- Да, зато они свободны, - мечтательно отозвался Уэлдрейк. - Об этом замечательно сказано в «Полях Романии».

- Может, оно и так, сударь, - с сомнением отозвался их хозяин. - Не уверен, что верно понял, о чем вы говорите. Это какая-то пьеса?

- Поэма о радостях вольной дороги, сударь.

- А, должно быть, цыганская. Увы, мы не покупаем их книг. Да, кстати, господа, не желаете ли вы воспользоваться помощью, которую город предлагает попавшим в беду путешественникам. Мы готовы продать вам любое снаряжение в кредит. Если же у вас нет денег, город согласен получить взамен любые ценности. Может быть, одну из этих книг, о которых толковал мастер Уэлдрейк, вы отдадите в обмен на лошадь?

- Книгу за лошадь? Сударь?!

- Тогда за двух лошадей? Сожалею, мне неведома рыночная цена этого товара. Среди нас мало книгочеев. Возможно, нам стоило бы этого стыдиться, но горожане предпочитают мирные удовольствия вечерней арены.

- Двух лошадей и, может быть, провизии на несколько дней пути? предложил Эльрик.

- Если вы согласны на такой обмен, сударь.

- Мои книги! - Уэлдрейк заскрежетал зубами и вздернул свой длинный нос. - Это… Они мое второе я, сударь. В них моя душа! Я - их защитник и хранитель. К тому же, несмотря на дар телепатии, что мы используем для общения, мы способны только понимать язык, но не можем на нем читать. Вы знали это, сударь? Способности наши на это не распространяются. Впрочем, в каком-то смысле это логично… Так что нет, сударь, я не расстанусь ни с единой страницей!

Однако когда Эльрик напомнил ему, что у Уэлдрейка имелась по меньшей мере одна книга на языке, который он и сам не мог распознать, и к тому же их жизни, возможно, зависели от того, удастся ли им последовать за Розой, у которой, кстати, лошадь имелась, Уэлдрейк скрепя сердце согласился расстаться с Омаром Хайямом, которого до сих пор тешил надежду однажды прочесть.

Расспросив любезных горожан, они выяснили, что проще всего им добраться до Страны Цыган вдоль реки - так, по крайней мере, они могли быть уверены, что не заблудятся. И наутро Эльрик, Уэлдрейк и Роза отправились в путь по дороге, что кружила и петляла, следуя за прихотливым неспешным потоком. Уэлдрейк читал свою «Песнь 'Равии» зачарованной Розе, Эльрик же ехал отдельно, чуть впереди, гадая, не во сне ли все это видится ему и, отыщет ли он когда-нибудь душу отца.

Они добрались до незнакомого отрезка дороги, и Эльрику показалось, что именно здесь пролетел дракон, когда, простившись с ним, унесся в неведомые дали - как вдруг его чуткое ухо уловило неизвестный звук, источник коего он затруднялся определить. Он сообщил об этом своим спутникам, но те ничего не смогли расслышать. И лишь полчаса спустя, поднеся к уху ладонь, Роза заметила, нахмурившись:

- Какой-то гул. Или рев.

- Я давно слышал его, - немедленно отозвался Уэлдрейк, немало уязвленный тем, что у него, поэта, оказался самый скверный слух. - Я просто не думал, что вы говорите именно об этом гудящем, ревущем звуке. Мне казалось, это просто шумит река. - Однако же он покраснел и, пожав плечами, устремил взор куда-то в поэтическую бесконечность кончика собственного носа.

Еще через два часа им наконец удалось установить источник звука: это ревела вода, неукротимым мощным потоком продираясь сквозь пороги, по которым и самый опытный мореход едва ли рискнул бы провести свое судно. Река гудела, свистела, гремела, точно живое существо во власти безудержного гнева. Земля сделалась скользкой от брызг, и путники с трудом перекрикивали шум; видеть они могли всего на несколько шагов вперед и чувствовали лишь запах свирепой воды. Но вскоре дорога свернула прочь от реки и спустилась в ложбинку - и грохот сразу стал доноситься глуше.

Скалы вокруг блестели от долетавших сверху пены и брызг, но относительная тишина показалась им неземным блаженством, и путники вздохнули с видимым облегчением. Уэлдрейк, проскакав чуть вперед, вернулся с вестью, что дорога сворачивает вдоль утесов. Возможно, они наконец выйдут к морю…

Покинув ущелье, они вновь оказались на открытой местности. Вскоре о недавно пережитом кошмаре напоминали лишь клубы серебристо-серого тумана над яростно ревущим горизонтом. Теперь дорога шла по самому краю скалы, над пропастью столь глубокой, что дно ее терялось во тьме. Именно в эту бездну устремлялась грохочущая река, и Эльрик, подняв глаза, не смог сдержать возгласа восхищения. Он увидел дамбу над головой - дамбу, что вела, изгибаясь, от утесов восточной бухты до западных скал; ту самую дамбу, что он уже видел прежде: продолжение исполинского тракта, на котором оставил его дракон. Однако эта дамба явно была сооружена не из утоптанной глины. Мощный изгиб ее был соткан из сучьев, костей и обломков металла, создававших конструкцию, которую скрепляли сотни уложенных одна на другую шкур, промазанных вонючим костным клеем. Альбинос поразился примитивному и одновременно невероятно точному искусству таинственных строителей. Когда-то и его народ был способен возводить подобные сооружения - прежде чем магия заменила для них все иные ремесла, искусства и наслаждения. Он не уставал восхищаться загадочной дамбой все то время, что они ехали вдоль нее. Наконец Уэлдрейк окликнул его.

- Похоже, именно это место они именуют Разделом. Неудивительно, что оно пользуется столь дурной славой.

Эльрик невольно усмехнулся.

- Может быть, эта дамба ведет в Страну Цыган?

- К смерти ведет, униженью и горю, прямо ведет к злому лорду Аррою! отозвался торжественно Уэлдрейк. Как случалось порой, его прихотливая память выдала подходящую случаю самоцитату. - … Поднял свой меч тогда Ульрик отважный. Голову снес злому лорду однажды.

Даже Роза, верная поклонница поэта, не стала аплодировать, ибо сочла строки, во-первых, не слишком удачными, а во-вторых, мало подходящими к случаю. Ее тоже поразил этот вид, где с одной стороны бурлила и ревела река, с другой высились скалы и чернела бездна; над всем этим, простираясь на добрую милю от утесов до утесов, высоко над водяным туманом, тянулось это невероятное сооружение, а вдали виднелось озеро, сонно блестевшее под солнцем. Синева его манила, обещая покой и мир, к которым Эльрик стремился всей душой. Однако, он сознавал, что покой этот может оказаться иллюзорным.

- Смотрите, господа! - Роза пустила лошадь в галоп. - Там, впереди, какието строения. Возможно, это постоялый двор.

- Самое подходящее для него место, - приободрился Уэлдрейк.

Небо внезапно затянули тяжелые тучи, солнце сияло теперь лишь над далеким озером; из расселины доносился жуткий грохот и вой, жадный и яростный. Трое путников натужно посмеялись над тем, как в одно мгновение переменилось настроение природы, и с тоской вспомнили спокойную, неспешную реку и золото полей - с каким наслаждением они вернулись бы туда!

Подъехав ближе, они убедились, что это и впрямь постоялый двор покосившееся двухэтажное строение, украшенное странной вывеской: дохлой вороной, прибитой к доске с надписью, прочесть которую путешественники оказались не в состоянии.

- «Дохлая ворона», я полагаю. Весьма оригинально. Что ж, меня это вполне устраивает. - Уэлдрейк, похоже, нуждается в отдыхе куда больше своих спутников. - Подходящее место для пиратских сборищ и тайных убийств. Ваше мнение?

- Согласна. - Роза встряхивает золотистыми кудрями. - Я бы никогда и близко не подошла к такому заведению, будь у нас хоть какой-то выбор. Но выбора, собственно, нет. Посмотрим, может быть, нам удастся хотя бы узнать здесь что-то полезное.

В тени гигантской дамбы, на краю бездны, трое спутников неохотно препоручили своих лошадей замызганному, хотя на вид вполне радушному конюху и вошли внутрь. Кроме них гостеприимством «Дохлой вороны» уже наслаждались шестеро других странников.

- Приветствую вас, господа. И вас, сударыня, - обратился к ним один, приподнимая шляпу, увешанную всевозможными перьями, лентами и драгоценностями настолько, что очертания головного убора совершенно терялись под этой пестрой грудой.

Наряд остальных также отличался своеобразием: они были разодеты в кружева, атлас и бархат самых ярких расцветок и носили шляпы, шапочки и шлемы самых невероятных форм и размеров; черные волосы мужчин были напомажены, а бороды завиты, у женщин же темные локоны ниспадали на смуглые плечи. Все шестеро были вооружены до зубов и явно не отличались мирным нравом.

- Издалека ли вы будете?

- Достаточно издалека и порядком устали, - отозвался Эльрик, стягивая перчатки и плащ и подсаживаясь к огню. - А вы, друзья? Откуда вы пришли?

- Ниоткуда, - ответила одна из женщин. - Мы - Странники Бесконечного Пути. Вечные путники. Такой мы дали обет. Мы идем туда, куда ведет дорога. Цыгане - наши дальние родичи. Мы - чистокровные романе, уроженцы Южной Пустыни, и наши предки бродили по свету еще до появления всех прочих народов.

- Счастлив познакомиться с вами, сударыня! - Уэлдрейк встряхнул шляпу над очагом, и огонь принялся шипеть и плеваться. - Ибо именно цыган мы и ищем.

- Искать цыган бесполезно, - заметил самый высокий мужчина, разодетый в алый и белый бархат. - Они сами придут к тебе. Нужно только ждать. Повесь табличку над своим порогом и жди. Время близится. Скоро они будут здесь. И тогда ты узришь их бредущими по Мосту Договора, где проложена наша древняя дорога. Это исконный путь цыган.

- Так мост принадлежит вам? И дорога тоже? - Уэлдрейк был озадачен. Но как могут цыгане владеть всем этим - и оставаться цыганами?

- Я чую блевотину ума! - Одна из женщин вскочила, схватившись за кинжал. - Чую помет ученой птицы! Воняет глупыми мыслями - а здесь не место для глупых мыслей!

Эльрик поспешил разрядить обстановку, втиснувшись между ней и Уэлдрейком.

- Мы никому не желаем зла. Мы хотим торговать. - Это было первое объяснение, что пришло ему на ум. Единственное, которое могли принять эти люди.

- Торговать? - Цыгане заулыбались и зашептались между собой. - Это замечательно, господа. Страна Цыган принимает всех, кого влечет жажда странствий.

- Вы отведете нас туда?

И вновь его слова, похоже, показались им забавными, и Эльрик подумал, что, должно быть, среди обитателей этого мира мало кто высказывал желание отправиться в путь вместе с цыганами.

Что касается Розы, то ей эти шестеро головорезов были явно не по душе и идти с ними девушке не хотелось, однако желание отыскать трех сестер было слишком велико, и ради этого она была готова на все.

- Кстати, тут должны были проходить одни наши знакомые. Где-то в этих местах, не столь давно, - заметил Уэлдрейк. Как всегда, он нашелся первым. Три молодью дамы, очень похожие внешне. Возможно, вы встречали их?

- Мы романе из Южной Пустыни и обычно не тратим время на пустую болтовню с дидикойимами.

- Ха! Среди цыган тоже есть снобы! - восклицает Уэлдрейк. - Как бы многолика ни была вселенная, в ней все одинаково. Нет ничего нового, ни в одном из миров. А мы еще чему-то удивляемся…

- Сейчас не время для подобных наблюдений, мастер Уэлдрейк, - сурово замечает ему Роза.

- Для них всегда есть время, сударыня! Иначе чем мы лучше животных? Уэлдрейк принимает оскорбленный вид. Затем подмигивает высокому цыгану и затягивает песню: - А я с табором уйду, там ребенка заведу. Смуглый деточка. беда! Пожалеешь ты тогда… Вам знаком этот мотивчик, друзья?

Ему не нужно много времени, чтобы окончательно очаровать цыган и заставить их расслабиться. Они рассаживаются вокруг него кружком, и он потешает их байками об удивительных племенах и народах, включая, разумеется, свой собственный; Эльрика за его необычную внешность вскоре нарекают Горностаем, и он принимает это новое прозвище, как принимает все имена, что дарят ему те, кому вид альбиноса кажется слишком непривычным или отталкивающим. Он выжидает с терпением, обретающим почти физически ощутимую плотность, словно это скорлупа, в которую он прячется от мира чтобы заставить себя ждать.

Он знает, что ему достаточно лишь извлечь из ножен Буреносца - и минутой позже шестеро цыган, лишенные души и жизни, падут на грязный дощатый пол; но он знает также, что тогда, скорее всего, умереть придется и Розе либо Уэлдрейку, ибо его рунному мечу всегда недостаточно жизней одних только врагов. Так что он обладает властью над всеми ними, но поскольку ни одно живое существо здесь, на краю света, даже не подозревает об этом, альбинос чуть заметно улыбается сам себе. И пусть цыгане принимают это за дружескую улыбку, пусть подшучивают над ним, мол, он такой тощий, что может слопать целый садок кроликов, - ему все безразлично.

Он Эльрик Мелнибонэйский, Владыка Руин, последний в роду, он ищет вместилище души своего отца. Он мелнибонэец и черпает силу в этой нелепой гордыне, вспоминая ту прежнюю, почти чувственную радость, когда он ощущал себя высшим существом, господином над всеми тварями мира дольнего и горнего, и это чувство защищает его, подобно броне, но оно же приносит боль воспоминаний. Такую пронзительную боль…

Тем временем Уэлдрейк разучивает с цыганами песню с громким и не слишком пристойным припевом. А Роза пускается в обсуждение меню с владельцем постоялого двора. Тот предлагает им кускус из кролика. Это единственное, что у него есть. Роза соглашается за всех троих, они наедаются до отвала, после чего укладываются спать на вонючем сеновале, невзирая на насекомых, ползающих повсюду в поисках поживы. Поиски насекомых не увенчаются успехом - в том, что касается альбиноса. Его кровь их не привлекает.

На следующее утро, не дожидаясь, пока проснутся остальные, Эльрик пробирается на кухню и, отыскав кувшин с водой, разводит в кружке немного драконьего яда. Проклятое зелье вновь несет смерть каждой клетке и атому его тела, и альбинос с трудом удерживается от крика - но вскоре его силы восстанавливаются, а с ними возвращается и привычная надменность. Он чувствует, как крылья вырастают у него за спиной, готовые унести его в небо, где ждут братья-драконы. Драконья песнь рвется с его уст, но он сдерживает этот порыв. Он здесь, чтобы узнать что-то новое, а не привлекать к себе внимание. Только так он сможет отыскать душу отца.

Двое его спутников, спустившись, застают своего товарища в бодром расположении духа, смеющимся над простенькой байкой о голодном хорьке и кролике - у цыган, как видно, неисчерпаемый запас шуток подобного рода, которым они сами не устают радоваться, будто слышат в первый раз.

Эльрик пытается рассмешить их в ответ - но все его попытки вызывают лишь сдержанное недоумение, но тут вступает Уэлдрейк с целой коллекцией перлов о пастухах и овцах, и лед сломан окончательно. К тому времени, как они отправляются к дамбе над западными холмами, цыгане окончательно принимают их в свою компанию и заверяют, что Страна Цыган окажет им самый радушный прием.

- Гав-гав, ай-яй-яй, слышен там собачий лай! - заливается вовсю Уэлдрейк, размахивая кружкой портера, которую предусмотрительно прихватил с собой с постоялого двора. Едва не вываливаясь из седла, он пытается окинуть взглядом открывающуюся картину. - Сказать правду, мастер Эльрик, в Патни мне начинало порядком надоедать. Хотя мы и строили планы переехать в Барнс.

- Послушать вас, так это не самые приятные места? - Эльрик, что с ним редко бывает, от души наслаждается обычной дружеской болтовней. - Древняя магия и все такое прочее? Я немало повидал таких стран.

- Хуже, - кривится Уэлдрейк с видом крайнего отвращения. - Они расположены к югу от реки. Боюсь, я не сумею объяснить вам весь ужас этого факта. Сказать правду, теперь мне кажется, я слишком много писал. В Патни больше нечего делать, понимаете? Но Кризис - вот истинный исток творчества. Кризис, и только он. Переживания, смятение души… А единственное, в чем можно быть уверенным твердо, сударь, это что в Патни Кризис вас не настигнет.

Эльрик выслушивал все это с самым любезным выражением лица, как обычно слушают друга, когда тот обсуждает нечто для него особенно важное, но даже не думал вникать в смысл, позволяя воркованию Уэлдрейка убаюкивать свою истерзанную душу. Болезненное действие яда по-прежнему ощущалось во всем теле. Но, по крайней мере, теперь, если цыгане обманут их или заманят в ловушку, он знал, что сумеет убить их без всякого труда. На репутацию этих бродяг ему было в высшей степени наплевать. Может быть, местные селяне и боятся этих головорезов, но для опытного бойца совладать с ними не стоило труда. К тому же он не сомневался, что в драке всегда сможет положиться на Розу, хотя Уэлдрейк, скорее всего, окажется обузой. Во всех движениях поэта ощущались неуверенность и неловкость. Он был из тех людей, кто - дай им в руки меч - скорее смутит и насмешит, чем испугает противника.

Альбинос время от времени переглядывался со своими друзьями, но пока ни один из них не выказывал тревоги. Правда, общество вооруженных до зубов цыган, с их буйным и непредсказуемым нравом, едва ли способствовало душевному покою, но до сих пор те вели себя вполне смирно. К тому же, поскольку загадочные сестры отправились в Страну Цыган, самым разумным для троих искателей приключений было также отыскать туда дорогу. А для этого их нынешние спутники годились как нельзя лучше.

На глазах у Эльрика Роза, должно быть, чтобы хоть немного сбросить напряжение, пустила лошадь в галоп по узкой тропе вдоль пропасти - да так, что комья земли и камешки полетели из-под копыт во тьму, где ревела невидимая река. Цыгане радостно поспешили за ней следом, совершенно не думая об опасности, крича и вопя, словно в жизни не знали развлечения лучше, и Эльрик расхохотался, ощущая их веселье, а Уэлдрейк захлопал в ладоши и заулюлюкал, точно мальчишка в цирке. Но вскоре перед ними вырос зловонный мусорный завал, куда выше того, что альбинос видел прежде. Там, у разрытого в стене отбросов прохода, их встретили другие цыгане, сердечно приветствовавшие своих шестерых собратьев. Эльрика, Розу и Уэлдрейка они приняли с нескрываемым презрением, как и любого, кто не принадлежал к их племени.

- Они хотят присоединиться к нам, - объяснил высокий мужчина в краснобелых одеждах. - Я им сказал, мы никогда не гоним прочь новичков. - Он прыснул от хохота, вгрызаясь в переспелый персик, преподнесенный ему кем-то из приятелей. - Совсем нечем подкормиться. Так всегда в конце сезона и в самом начале. - Он склонил голову набок. - Но время наступает. Уже скоро. Мы выйдем их встречать.

Эльрику внезапно показалось, что земля дрогнула у него под ногами и гдето далеко-далеко послышался гул, подобный рокоту огромного барабана. Может, это их бог переползает вдоль дамбы из одного логова в другое? Неужели цыгане собрались принести их в жертву своему божеству? Над чем они так смеются?

- О каком времени ты говоришь?! - воскликнула Роза, приглаживая длинными пальцами непокорные кудри.

- О Времени наших Странствий, - отозвалась одна из женщин, сплевывая в пыль сливовые косточки. Затем она вскочила в седло и, первой миновав проход в завале, выбралась на выстеленную шкурами поверхность гигантской дамбы. Дорога теперь сотрясалась и вздрагивала, точно при землетрясении, и, приглядевшись, у самого горизонта на востоке Эльрик узрел какое-то движение. Шум сделался громче. Что-то страшное приближалось к ним - а они шли прямо ему навстречу.

- Боже правый! - В изумлении Уэлдрейк приподнял шляпу. - Что же это такое?

Впереди была тьма, сотканная из мерцавших теней с редкими проблесками света. Земля теперь дрожала с такой силой, что с мусорных завалов по краям дороги осыпалась грязь и с тревожным карканьем вспархивали перепуганные птицы-падальщики. Но до тьмы еще оставалось несколько миль пути.

Цыганам зрелище это казалось столь привычным, что они не обращали на него ни малейшего внимания, однако Роза, Эльрик и Уэлдрейк были не в силах отвести глаз.

Дамба теперь уже не просто дрожала - она мерно раскачивалась у них под ногами, точно невидимая рука качала их всех в огромной колыбели, а тень на горизонте выросла, затмив дорогу от края до края.

- Мы - вольный народ! Мы идем по дороге, и у нас нет хозяев! - во весь голос прокричала какая-то женщина.

- Ура! Ура! - заливается Уэлдрейк. - Ура вольной дороге! - Но голос его прерывается, когда они подъезжают ближе и видят, что именно надвигается на них - первое среди многих.

Оно подобно кораблю, но это не корабль. Это гигантская деревянная платформа шириной с добрую деревню, которая катится вперед на неимоверной величины деревянных колесах. По нижнему краю ее окружает непроницаемый кожаный полог, по верхнему идет частокол, а над ним возвышаются крыши домов и шпили - там, похоже, скрывается целый город, и все это движется, движется на исполинской платформе.

Одной из многих и многих сотен.

За первой платформой следует вторая, которая также несет на себе селение, со своими зданиями, своими флагами. За ней - другая. Вся дамба запружена платформами, которые, скрипя и гудя, мерно движутся вперед черепашьим шагом, сбрасывают на землю мусор и грязь и еще больше утрамбовывают и без того ровную дорогу.

- Бог мой, - шепчет Уэлдрейк. - Кошмар, достойный кисти Брейгеля! Так Блейк мог бы представить Апокалипсис!

- Действительно, впечатляющее зрелище. - Роза потуже затягивает пояс и хмурится. - И впрямь нация кочевников!

- Насколько я могу судить, вы вполне самодостаточны, - обращается Уэлдрейк к одному из цыган. Тот с важностью кивает. - Но сколько же таких городов-кораблей плывут по этому пути?

Цыган трясет головой и пожимает плечами. Откуда ему знать!

- Тысячи две, - предполагает он. - Но не все идут так быстро, как эти. За ними следом идут города Второго Времени. А за теми - Третьего.

- А потом Четвертого?

- У нас нет четвертого времени года. Его мы оставляем вам. - Цыган смеется над ним, словно над слабоумным. - Иначе откуда бы нам брать зерно?

Эльрик слышит крики и гам на огромных платформах, смотрит на людей, что выглядывают из-за ограды, приветствуя друг друга. До него доносится шум самого обычного города, самые обычные городские запахи, и он поражается этим устройствам из дерева с заклепками и скрепами из стали, бронзы или меди, из дерева столь древнего, что твердостью сравнялось с камнем, с колесами столь огромными, что могли бы раздавить человека с той же легкостью, как садовая тачка - муравья. Он видит белье, сохнущее на веревках, вывески ремесленников и торговцев. А платформы уже совсем рядом - и вскоре ему приходится задирать голову, чтобы взглянуть на промасленные оси древних, окованных металлом колес, каждая спица которых была высотой едва ли не с башню Имррира… и повсюду этот запах… запах жизни во всем ее разнообразии. Высоко над ними гогочут гуси, псы встают у частокола на задние лапы и рычат и лают, просто потому что им нравится рычать и лаять, а дети украдкой выглядывают вниз и пытаются плюнуть чужакам на голову, выкрикивая нелепые детские дразнилки, пока их не уводят родители, отпускающие пренебрежительные замечания по поводу странной внешности троих спутников, чье появление цыган, похоже, отнюдь не доставляет удовольствия.

Повсюду теперь скрипят колеса, а за ними на дорогу валятся все новые и новые груды отбросов; вслед за платформами идут мужчины, женщины и дети с метлами, они сметают мусор в кучи, распугивая пожирателей падали, поднимая тучи пыли и мух, а порой останавливаются и падают на колени, выискивая в отбросах какой-то лакомый кусочек.

- Вот уж, право, поразительное сборище! - Закашлявшись, мастер Уэлдрейк вытаскивает из кармана огромный красный носовой платок и прикрывает им лицо. - Скажите, сударь, куда ведет эта дорога?

- Куда она ведет? - Цыган недоуменно качает головой. - Повсюду и никуда. Это наша дорога. Дорога Вольных Странников. Она ведет сама за собой, поэт. Она опоясывает мир!