Глава первая

СТАРЫЙ ДРУГ В ЗАМКЕ БРАСС

– Значит, они пропали?

– О да.

– Но ведь это всего лишь твои видения, Хоукмун. Просто видения. Их больше не существует.

Это звучало так трогательно…

– Не думаю.

Граф Брасс отвернулся от окна, луч света озарил изможденное лицо Хоукмуна.

– О, как я хотел иметь внуков! Как я мечтал о них. Возможно, со временем…

Этот разговор повторялся уже много раз и превратился почти в ритуал. Граф Брасс не любил чудес и загадок и не испытывал к ним ни малейшего почтения.

– У нас были сын и дочь, – Хоукмун по-прежнему был не вполне здоров, однако безумие окончательно оставило его. – Их звали Манфред и Ярмила Мальчик был очень похож на вас.

– Мы уже говорили тебе, отец, – Иссельда, стоявшая у огромного камина, вышла из тени и скрестила руки на груди. На ней было длинное зеленое платье, отороченное горностаем по манжетам и вороту. Гладко зачесанные волосы подчеркивали бледность ее лица. Вот уже месяц, как они вернулись с Хоукмуном в замок Брасс, но она по-прежнему оставалась все так же бледна. – Мы говорили тебе об этом… И нам необходимо их отыскать.

Граф провел руками по рыжей седеющей шевелюре и нахмурил брови.

– Одному Хоукмуну я верить не хотел, но вам обоим поверить вынужден, хотя и против воли.

Иссельда тронула графа за локоть.

– Именно поэтому ты так часто споришь с нами, отец.

– Ноблио сумел бы разъяснить мне все эти парадоксы… Возможно, – продолжил тот. – Однако никто другой, пожалуй, не сможет найти нужные слова, которые были бы понятны простому солдату вроде меня, который терпеть не может всяких заумных рассуждений. Вы пытаетесь убедить меня, будто я вернулся из загробного мира. Но я ничего не помню об этом. Иссельда, по вашим словам, пребывала в иных мирах, а сам я пал при штурме Лондры. А теперь вы говорите о детях, которые тоже находятся где-то там, в неведомых измерениях. Одна мысль об этом ужасает меня. Бедные крошки, им должно быть так страшно. О нет, лучше даже не думать об этом.

– Однако мы обязаны об этом думать, граф Брасс, – возразил Хоукмун с уверенностью человека, которому не раз приходилось одерживать победу над собственным разумом. – Именно поэтому мы должны сделать все возможное, чтобы отыскать их. И поэтому сегодня же мы отправимся в Лондру, в надежде, что королева Флана и ее ученые сумеют нам помочь.

Граф Брасс пригладил свои густые рыжие усы. При упоминании о Лондре на лице его возникло какое-то странное выражение. Он откашлялся.

И Иссельда с лукавой улыбкой обратилась к отцу:

– Может быть, ты хочешь, чтобы мы что-то передали от тебя королеве Флане?

Граф пожал плечами.

– Ну, все обычные добрые пожелания, разумеется. Я даже хотел бы ей написать. Может быть, еще успею передать вам письмо.

– Она была бы счастлива увидеть тебя лично, – и Иссельда бросила многозначительный взгляд на Хоукмуна, который стоял, потирая затылок. – Она пишет, как была рада твоему последнему визиту, отец. Ей очень пригодились твои мудрые советы и здравый смысл, с которым ты наставлял ее в вопросах управления государством. Она даже намекает, что была бы рада предложить тебе должность при дворе.

Суровое лицо графа залилось краской.

– Да, об этом и впрямь шла речь. Но я не собираюсь больше ехать в Лондру.

– Конечно, тебе незачем становиться ее советником, – подтвердила Иссельда. – Однако твоя поддержка… В прежние времена королева увлекалась мужчинами, но смерть д'Аверка нанесла ей такой удар… Она навсегда отказалась от мысли о браке. До меня дошли слухи, что она много размышляла над тем, что ей необходим наследник, но лишь один-единственный мужчина на свете, по ее словам, может сравниться с Гьюламом д'Аверком. И этот мужчина… О, я выражаюсь так неловко.

– И не нужно продолжать, дочь моя. Я все прекрасно понимаю. А у тебя хватает и иных забот. Но, я тронут тем участием, которое ты проявляешь к делам старика-отца, – с ласковой улыбкой граф потрепал Иссельду по руке. – Но я слишком стар, чтобы помышлять о браке, хотя не мог бы и вообразить для себя лучшей супруги, чем Флана. И к тому же вот уже много лет, как я принял решение навсегда поселиться в Камарге, и не намерен от этого отступать. У меня есть определенные обязанности по отношению к своему народу, и я никогда не смогу его покинуть.

– Мы могли бы взять эти обязанности на себя, как в те времена, когда ты был…

Она осеклась.

– Мертв? – граф нахмурился. – По счастью, я не сохранил подобных воспоминаний, Иссельда. И когда ты оказалась здесь после моего возвращения из Лондры, я не требовал никаких объяснений. Мое счастье было безгранично и ничем не омрачено. Достаточно того, что ты жива. Правда, я своими глазами видел, что ты погибла несколько лет назад в бою, но был счастлив усомниться в том, насколько верна моя память. Однако хранить воспоминания о детях… Постоянно думать о них, терзаться мыслью, что они живы и находятся где-то вдалеке и испытывают страх… Это и впрямь ужасно.

– Этот ужас нам привычен, – заметил Хоукмун. – Но мы все же надеемся их отыскать и надеемся, что они ничего не знают обо всем происходящем, что где-то в другом мире они здоровы и счастливы.

Внезапно в дверь кабинета постучали, и граф суровым голосом отозвался:

– Войдите!

На пороге показался капитан Джозеф Ведла. Он закрыл за собой дверь и несколько мгновений стоял молча. На старом вояке была одежда, которую он для себя именовал «гражданской»: замшевая рубаха, камзол, кожаные штаны и поношенные, но начищенные до блеска сапоги из черной кожи. На поясе висел длинный охотничий кинжал, совершенно бесполезный в мирное время, однако капитан не мыслил себя без оружия.

– Орнитоптер почти готов, – объявил он наконец. – Он доставит вас прямо в Карли. А там пересечете Серебряный мост, который, по счастью, уже восстановили во всей своей прежней красе, и сможете отправиться в Дю-Вер.

– Спасибо, капитан. Я буду счастлив проделать в обратном направлении тот же самый путь, которым некогда впервые в жизни прибыл в Камарг.

По-прежнему одной рукой поддерживая отца за локоть, другую руку Иссельда протянула мужу. Взор ее задержался на лице Хоукмуна, и она стиснула его пальцы. Он глубоко вздохнул.

– Ну что же, в путь.

– У меня есть и другие новости… – Джозеф Ведла замялся.

– Другие новости?

– Да, это касается всадника, которого заметили наши стражи, мессир. Только что мы получили сообщение по гелиографу. Он направляется к городу…

– Он заявил о себе на границе? – полюбопытствовал граф Брасс.

– Вот это и есть самое странное, сударь. Его там никто не видел. Его заметили, лишь когда он оказался уже в Камарге.

– Вот это и впрямь поразительно. Обычно наши стражи куда более бдительны.

– И сегодняшний день не исключение. Просто этот человек ехал по неизвестным нам дорогам.

– Ну что ж, полагаю, у нас будет возможность расспросить его, как ему это удалось, – невозмутимо заметила Иссельда. – В конце концов, это всего лишь всадник, а не целая армия.

Хоукмун засмеялся, и ощущение тревоги, охватившее всех четверых, ненадолго рассеялось.

– Поезжайте ему навстречу, капитан Ведла, и пригласите в замок.

Ведла откланялся.

Хоукмун вновь подошел к окну и устремил свой взор поверх крыш Эгморта на поля и лагуны, что простирались до самого горизонта. Под ясным бледно-голубым небом поблескивала вода далеких озер и болот. Зимний ветер пригибал к земле тростник. Ему показалось, будто он видит какое-то движение на белой дороге, что вела к городу через болота. По ней впрямь приближался всадник, державшийся в седле уверенно и с достоинством. И силуэт показался Хоукмуну знакомым. Однако, не желая напрягать зрение, он отвернулся от окна и предпочел подождать, чтобы человек приблизился на такое расстояние, когда его легко будет рассмотреть.

– Старый друг… Или враг, – промолвил он. – Его гордая посадка мне кажется знакомой.

– Никто не потрудился предупредить нас, – граф Брасс пожал плечами. – Впрочем, сейчас времена куда более мирные, чем в прошлом.

– Не для всех, – вздохнул Хоукмун, но тут же подосадовал, что опять предается жалости к себе. Слишком часто в прошлом он был игрушкой подобных эмоций. Теперь он избавился от них, но очень боялся возвращения своей прежней душевной болезни. Именно поэтому теперь он воспитывал в себе душевную стойкость, которая, несомненно, радовала окружающих, за исключением тех людей, которые хорошо знали герцога и питали к нему безграничную любовь. Иссельда, словно угадав мысли супруга, легонько провела пальчиками по его губам, а потом по щеке. Он с благодарной улыбкой обернулся к ней и привлек к себе, нежно целуя в лоб.

– Я пойду готовиться к отъезду, – промолвила она. Сам Хоукмун уже был в дорожном костюме. – А вы с отцом, видимо, станете дожидаться гостя?

Он кивнул.

– Думаю, что да. Хочется надеяться, что…

– Не слишком на это рассчитывай, любимый. Едва ли он принесет нам вести от Манфреда и Ярмилы.

– Ты права.

И, улыбнувшись отцу, Иссельда вышла из комнаты. Граф Брасс подошел к столу из полированного дуба, на котором стоял поднос, и взял в руки кувшин с вином.

– Не желаете ли выпить со мной напоследок, Хоукмун?

– С удовольствием.

Хоукмун принял из рук графа резной деревянный кубок. Он с удовольствием сделал первый глоток вина, удерживаясь от искушения вновь подойти к окну и попытаться разглядеть всадника.

– Сейчас, как никогда, я сожалею о том, что с нами нет Ноблио, который мог бы дать добрый совет, – промолвил граф. – Все эти разговоры об иных мирах и плоскостях, о разных возможностях и покойных друзьях, которые могут по-прежнему быть живы, – все это попахивает оккультизмом. Я всегда относился презрительно к подобным суевериям и терпеть не мог всякие псевдофилософские умствования. Но, увы, у меня не тот склад ума, который позволяет с легкостью отличить шарлатанские бредни от подлинной метафизики.

– Надеюсь, вы не усмотрите в моих словах насмешки или разыгравшегося воображения, но у меня есть все основания надеяться, что однажды Ноблио вновь окажется с нами.

– В этом и состоит разница между нами, полагаю, – заметил граф Брасс. – Даже когда острота ума вернулась к вам, вы продолжаете питать надежду. Я же давно отказался от подобного утешения… По крайней мере, сознательно. Вы же, Хоукмун, не устаете искать подтверждений вашей веры в лучшее.

– О да, на протяжении многих жизней.

– Простите, что?

– Я говорю о своих видениях, об этих странных грезах, в которых я имел множество различных воплощений. Я думал, все это плоды безумия, но теперь я в этом уже не уверен. Вы знаете, они ведь по-прежнему приходят ко мне.

– Однако с того дня, как вы вернулись сюда с Иссельдой, вы об этом и словом не обмолвились.

– Дело в том, что они больше не мучают меня, как прежде, но от этого не сделались менее реальны.

– Каждую ночь?

– Да. Каждую. Элрик, Эрекозе, Корум – это самые частые из имен, но есть и другие. И порой я вижу там Рунный Посох, а иногда – Черный Меч. Все это имеет какой-то смысл. А когда я остаюсь один, особенно выезжая на прогулку на болота, мне случается встретить их и наяву. Лица, знакомые и незнакомые, являются перед моим внутренним взором. Я слышу обрывки слов и чаще всего одно выражение, которое почему-то особенно пугает меня. Это – Вечный Воитель… В былые времена я мог бы поклясться, что лишь безумец может считать себя полубогом.

– И я тоже, – подтвердил граф, наливая Хоукмуну еще вина. – Однако разве не бывает так, что герои становятся полубогами? Может быть, миру просто больше не нужны герои?

– Нормальный мир наверняка мог бы без них обойтись.

– Мне сдается, что нормальным мир может быть только тогда, когда в нем нет людей, – граф Брасс невесело усмехнулся. – Полагаю, именно мы делаем его таким, какой он есть.

– Если человек способен исцелиться, тогда то же самое должно быть справедливо и по отношению ко всему роду людскому, – возразил Хоукмун. – И если, как вы говорите, у меня и впрямь есть какая-то вера, граф Брасс, то именно эта мысль и укрепляет ее.

– Желал бы я разделить вашу веру. Однако я убежден, что человек обречен на самоуничтожение, и моя единственная надежда в том, что это случится как можно позднее, что найдется какой-то способ положить конец самым безумным деяниям человечества, что удасться сохранить хоть какое-то равновесие.

– Равновесие. Именно эту концепцию символизируют Космические Весы и сам Рунный Посох. Говорил ли я вам, что был момент, когда я усомнился в этой философии? Я решил, что подобного равновесия недостаточно… По крайней мере, в том смысле, в каком мы это понимаем. Но у человека должна быть гармония между потребностями тела и духа. Именно к этой цели и следует стремиться. Однако возможно ли такое во всем мире? Или мы слишком упрощаем проблему?

– Я перестал понимать смысл ваших слов, мой друг. – Граф Брасс расхохотался. – Я никогда не считал себя слишком осторожным человеком в обычном значении этого слова, но теперь состарился и чувствую себя утомленным. Возможно, и вам усталость внушила подобные мысли.

– Скорее, злость, – возразил Хоукмун. – Мы верно служили Рунному Посоху, и нам это дорого обошлось. Многие отдали жизнь ради него, иные познали ужасные страдания и погрузились в бездны отчаяния. Нам было сказано, что если потребуется, мы будем вправе воззвать к его помощи. И что же?

– Может быть, нужда наша пока недостаточно велика? Хоукмун мрачно усмехнулся.

– Если вы и правы, то не хотел бы я увидеть будущее, в котором эта нужда станет достаточно сильной.

И тут внезапно озарение настигло его, и он устремился к окну.

– Я знаю, кто этот всадник.

Но на дороге уже не было ни души. Человек миновал городские ворота, и из замка его было не разглядеть.

И вновь стук в дверь. Хоукмун широко распахнул ее.

И вот он здесь. Высокий, горделивый, одна рука на бедре, другая – на рукояти длинного меча. В дорожном плаще, небрежно наброшенном на правое плечо. В лихо заломленном на затылок берете. На раскрасневшейся физиономии сияет знакомая ухмылка.

Человек с Оркнейских островов, брат Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Перед ними был Орланд Фанк, служитель Рунного Посоха.

– Приветствую вас, герцог Кельнский!

Хоукмун встретил его, нахмурившись, с невеселой улыбкой.

– Приветствую и вас, мессир Фанк. Пришли просить нас о какой-то милости?

– Мы на Оркнейских островах не привыкли ни о чем просить.

– И все же, что нужно Рунному Посоху?

Орланд Фанк вошел в комнату, и капитан Ведла последовал за ним. Подойдя к камину, Фанк протянул руки к огню, окинул комнату и людей, стоящих рядом, насмешливым взглядом, словно забавлялся тем, как ему удалось их удивить.

– Спасибо, что прислали мне приглашение в замок Брасс, – и Фанк подмигнул капитану, который ответил смущенным поклоном. – Я не был уверен в радушном приеме.

– И правильно делали, мессир Фанк. – Теперь Хоукмун взирал на гостя с таким же саркастическим выражением. – Припоминаю некую клятву, которую вы дали мне, когда мы расставались. С тех пор мы сталкивались с опасностями ничуть не меньшими, чем в те времена, когда служили Рунному Посоху… Но он так и не соизволил объявиться.

Фанк нахмурился.

– Это верно. Но не осуждайте ни меня, ни Рунный Посох. Те силы, которые действуют на вас и ваших близких, воздействуют также и на него. Он покинул этот мир, Хоукмун Кельнский. Я искал его в Амареке, в Красной Азии, по всем землям нашего мира. Тогда-то я и услышал о вашем безумии и обо всех странностях, творившихся в Камарге, и устремился сюда из самой Московии, чтобы встретиться с вами и спросить, можете ли вы мне хоть как-то объяснить события прошлого года?

– Чтобы вы… оракул Рунного Посоха… пришли узнать у нас последние новости? – граф Брасс расхохотался, хлопая себя по бедрам. – Нет, мир и впрямь вывернулся наизнанку.

– Но у меня есть кое-что для вас взамен.

Оркнеец развернулся лицом к графу, хотя по-прежнему не снимал руки с меча, и внезапно всякая веселость оставила его. Хоукмун заметил следы глубокой усталости на его лице и во взгляде.

Он плеснул в кубок вина и протянул Фанку, который принял его с благодарностью. Граф Брасс, сожалея о своей несдержанности, подошел к гостю.

– Прошу простить меня, мессир Фанк. Я скверный хозяин.

– Это я скверный гость, граф. Судя по тому, какая суматоха во дворе вашего замка, кто-то готовится к отъезду.

– Мы с Иссельдой собираемся в Лондру, – пояснил Хоукмун.

– С Иссельдой? Так это правда? Я слышал еще кое-какие слухи… Что она умерла и что граф тоже погиб… Я никак не мог понять, правда это или ложь, поскольку память нередко подводит меня. Собственным воспоминаниям я не могу доверять.

– То же самое можно сказать и о каждом из нас, – и с этими словами Хоукмун вкратце поведал ему о событиях последних месяцев и о своих приключениях, которые ему самому начали казаться какими-то нереальными. И о своих снах, которые, напротив, делались все более овеществленными.

Фанк по-прежнему стоял перед очагом, заложив руки за спину и опустив голову на грудь, впитывая каждое слово герцога.

Время от времени он кивал головой, что-то ворчал себе под нос, порой переспрашивал и задавал наводящие вопросы. Во время рассказа в комнату вошла Иссельда в теплой дорожной одежде и молча присела у окна, в ожидании, когда ее супруг доскажет свою историю.

– Все так и было, – промолвила она наконец. – Сны кажутся истинными, а реальность все больше похожа на грезы. Можете ли вы объяснить это, мессир Фанк?

Гость хмыкнул и почесал переносицу.

– Существует множество реальностей, любезная госпожа. Поговаривают, что наши сны являются отражением событий, которые происходят в иных мирах. Не столь давно обнаружилась большая прореха в ткани мироздания, но не думаю, чтобы виной тому были эксперименты Калана и Тарагорма. На мой взгляд, хотя они и приняли в этом участие, но теперь нанесенный ими ущерб практически восполнен. Они лишь воспользовались последствиями этого великого потрясения и, скорее всего, лишь ненамного ухудшили ситуацию. Их собственные попытки манипулировать временем были столь ничтожны, что не могли привести к тем последствиям, что мы наблюдаем сегодня и в которых я усматриваю отражение куда более значительного противостояния. Сдается мне, здесь действуют силы столь огромные и пугающие, что даже Рунному Посоху пришлось исчезнуть из нашего мира для участия в битве, лишь слабые отголоски которой мы улавливаем. Последствия этого сражения будут ощущаться во всех аспектах мироздания столь долгий период времени, что многим он покажется вечностью. Я говорю сейчас о вещах, которых и сам почти не понимаю, друзья мои.

Я лишь слышал когда-то выражение «Совмещение миллионов плоскостей мироздания» из уст одного философа, которого нашел умирающим в горах Красной Азии. Вам это что-то говорит?

Хоукмуну доводилось слышать нечто подобное, однако никакого объяснения этому он никогда не слышал, даже во сне. Так он и ответил Фанку.

– А я-то надеялся, что вы знаете об этом больше моего, герцог Дориан. Для нас для всех, полагаю, происходящее имеет особое значение. А теперь вы говорите, что разыскиваете своих детей, которых утратили в то же самое время, когда я пустился на поиски Рунного Посоха. Говорит ли вам что-нибудь такое название, как Танелорн?

– Это город, – отозвался Хоукмун. – Название города.

– О да. Так я и понял. Однако в нашем мире я не нашел ничего похожего. Должно быть, он находится в иной плоскости. Наверное, именно там мы и отыщем Рунный Посох.

– А может быть, мы найдем там и наших детей?

– В Танелорне?

– В Танелорне.

 

Глава вторая

НА СЕРЕБРЯНОМ МОСТУ

Орланд Фанк решил на какое-то время остаться в замке Брасс, тогда как Хоукмун с Иссельдой заняли места в утепленной кабине большого орнитоптера. Впереди, в небольшом открытом отсеке, находился пилот, занятый последними приготовлениями к отлету.

В дверях замка Фанк с графом Брассом наблюдали за первыми подрагиваниями тяжелых широких крыльев, сопровождавшимися урчанием загадочного механизма внутри летательного аппарата. Наконец, орнитоптер взмахнул крыльями с серебряными перьями, покрытыми эмалью. Ветер взъерошил рыжую шевелюру графа, а Фанку пришлось придержать свой берет, и летательный аппарат, наконец, взмыл в воздух.

Граф Брасс помахал им рукой. Слегка наклонившись, машина поднялась над желтыми и красными черепичными крышами, затем сделала вираж, избегая столкновения со стаей гигантских фламинго, внезапно взлетевших с мелководья, и начала набирать высоту. С каждым новым взмахом крыльев скорость и высота полета возрастали. Земля осталась далеко внизу, и вскоре Хоукмун с Иссельдой устремились в бескрайнее ледяное небо.

После беседы с Орландом Фанком Хоукмун пребывал в глубокой задумчивости, и Иссельда, понимая молчание мужа, не пыталась заговорить с ним. Но вот он сам повернулся к жене и ласково улыбнулся ей.

– Лондра по-прежнему город мудрецов, – промолвил Хоукмун. – У королевы при дворе множество ученых и философов. Возможно, они помогут нам.

– Ты что-то знаешь об этом Танелорне, о котором говорил Фанк? – спросила она.

– Ничего, кроме названия. Но мне кажется, об этом следует узнать побольше. Почему-то у меня такое впечатление, что я уже был там, по крайней мере однажды, а может быть, и несколько раз, хотя мы с тобой точно знаем, что на самом деле я никогда там не был.

– Может быть, во сне, Дориан? Ты отправлялся туда в своих грезах?

Он пожал плечами.

– Порой мне кажется, словно в своих видениях я побывал повсюду… Во всех временах и во множестве миров. Теперь я убежден, что существуют тысячи других планет, похожих на нашу Землю, тысячи иных галактик и что все события нашего мира отражаются в иных мирах. Одни и те же судьбы разыгрываются как по нотам, лишь с незначительными вариациями. Однако я по-прежнему не ведаю, способны ли мы сами управлять своей судьбою, или нами управляют высшие силы. Существуют ли боги на самом деле. Что ты скажешь на это, Иссельда?

– Их создают сами люди. Ноблио как-то сказал, что дух человеческий столь силен, что способен придать реальность всему тому, в чем мы нуждаемся.

– Но тогда, возможно, и все эти иные миры реальны лишь потому, что в какой-то момент они стали необходимы большому количеству людей. Возможно, именно так и были созданы параллельные вселенные.

Она пожала плечами.

– Об этом ни ты, ни я никогда не узнаем наверняка и не увидим доказательств, сколько ни думай об этом.

Не сговариваясь, они оставили эту тему и принялись любоваться великолепным пейзажем, который проносился внизу за иллюминаторами кабины орнитоптера. Машина уносила их все дальше к северному побережью. Вскоре они уже пролетали над сверкающими башнями Париса, хрустального города, лишь недавно восстановленного в своей былой красе и славе. Солнце играло в бесчисленных гранях стекла и кристаллов, преломлялось в них снопами радужных искр, брызжущих во все стороны, отражалось радугой над призмами и спиралями домов, построенных забытым ныне способом древними строителями в незапамятные времена. Самые старые дома по-прежнему поражали воображение не только материалом и размером, но и ювелирной точностью форм и пропорций, точно все они, прежде чем оказаться на своих местах, побывали в лавке ювелира, который огранил их и придал форму октаэдров, декаэдров или даже додекаэдров.

Наполовину ослепленные сказочно неповторимым зрелищем, путешественники отодвинулись от иллюминаторов. Глаз отдыхал на пастельных переливах голубого неба. А снизу по-прежнему доносился хрустальный звон стекла и кристаллов, которыми жители Париса украшали свои улицы, выложенные кварцевой плиткой. Даже свирепые военачальники Империи Мрака, убийцы с руками, обагренными кровью, не устояли перед волшебной красотой хрустального города и пощадили его, не тронув ни одного здания. Ходили слухи, будто дети, рожденные в нем, оставались слепыми до трех лет, пока их глаза не становились способными воспринимать эту сверкающую красоту, в которой обречены были ежедневно находиться все горожане.

Миновав Парис, они оказались в плену огромной серой тучи. Пилот, который согревался во время полета не столько за счет теплого радиатора, расположенного в носу машины, сколько за счет толстого стеганого комбинезона, попытался подняться вверх, надеясь отыскать просвет в облаках. Но поскольку никакого просвета не было, он предпочел не рисковать понапрасну и, снизившись до трехсот футов, повел аппарат над унылой зимней равниной, окружавшей Карли. Мелкий моросящий дождь вскоре перешел в настоящий ливень. Быстро смеркалось, но они уже почти достигли цели. Вскоре впереди зажглись огоньки, и вдали показался город. Описав широкий круг над живописными крышами, крытыми либо светлосерой, либо темно-красной черепицей, они снизились и приземлились в широкой низине, заросшей зеленой травой, вокруг которой раскинулся город. Для орнитоптера, который никогда не отличался особым комфортом, посадка получилась довольно мягкой, тем не менее Хоукмун с Иссельдой были вынуждены изо всех сил цепляться за привязные ремни, пока пилот с последним судорожным взмахом крыльев аппарата не повернул к ним залитое дождем лицо и не дал знак, что они могут покинуть кабину. Дождь разошелся и вовсю молотил по крыше, так что путешественники вынуждены были с головой накрыться накидками, захваченными в дорогу. Согнувшись в три погибели, люди бежали против ветра, таща за собой экипаж. Хоукмун дождался, пока экипаж подгонят поближе к орнитоптеру, и лишь после этого открыл дверь и выпрыгнул наружу. Подхватив Иссельду, он помог ей как можно скорее забраться в экипаж. Едва лишь они заняли места, как мотор машины громко зачихал, она резко развернулась и помчалась в город, откуда ее только что доставили.

– Сегодняшнюю ночь мы проведем в Карли, – объявил Хоукмун. – А с утра пораньше отправимся на Серебряный мост.

По поручению графа Брасса в Карли для них сняли комнаты на одном из немногих постоялых дворов, переживших нашествие войск Империи Мрака. Это оказалась небольшая, но уютная гостиница поблизости от летного поля. Иссельда вспомнила, что останавливалась здесь давным-давно, когда еще совсем ребенком путешествовала вместе с отцом. Она оживилась, но вскоре воспоминания детства привели ее к мыслям о Ярмиле. Иссельда помрачнела. Хоукмун заметил, как изменилось настроение жены, и ободряюще обнял ее за плечи, когда после сытного ужина они поднимались по лестнице в отведенные им комнаты. Несмотря на то что супруги утомились после долгого дня путешествия, они еще долго беседовали, пока не исчерпали все темы разговоров, после чего сразу заснули.

Но привычные видения тут же наводнили сон Хоукмуна. Лица и изображения боролись друг с другом за его внимание. Умоляющие глаза и руки, заломленные в безмолвном призыве. Казалось, весь мир, вся Вселенная кричала ему в лицо, стараясь быть замеченной или пытаясь добиться помощи.

И вот он уже стал Корумом, вадхагом, чуждым этому миру, который скакал навстречу смрадным фои мьори, ледяному народу, вышедшему из преисподней…

А теперь он стал Элриком, последним принцем Мелнибонэ. В правой руке он держал клинок, в то время как левая покоилась на передней луке искусно сделанного седла из шкуры гигантской ящерицы, слюна которой способна воспламенять все, на что она попадает.

А потом он стал Эрекозе, бедным Эрекозе, который вел армию элдренов к победе над людьми, своими собратьями… И Урликом Скарсолом, владыкой Южного льда, участь которого – вечно носить Черный Меч – вызвала сострадание…

ТАНЕЛОРН…

О, где же он, где этот Танелорн?

Разве он никогда не был там, разве не ведомо ему чувство мира и абсолютного душевного покоя, полноты жизни и того счастья, которое способен испытывать лишь тот, кто глубоко страдал.

ТАНЕЛОРН…

– Слишком долго я влачил свое бремя… Слишком долго платил за преступление, совершенное Эрекозе… (голос, что произносил эти слова, принадлежал ему, но губы, с которых они слетали, были чужими, нечеловеческими…) Я тоже заслужил право на отдых… Заслужил это право…

И вот перед ним возникло лицо, зловещее, но лишенное уверенности в себе… Мрачное лицо, отмеченное печатью отчаяния. Это было его собственное лицо. Тоже его лицо.

О КАК ВЕЛИКИ МОИ СТРАДАНИЯ!

И вот движутся вперед войска, такие же знакомые, как и те клинки, что мерно поднимаются и опускаются вновь, как эти бесконечные лица, что вопят и рассыпаются в прах, как кровь, что разливается из перерезанных жил… Поток крови, к которому он так привык…

ТАНЕЛОРН…

Разве не заслужил я покоя в Танелорне?

Пока нет, Воитель, пока нет…

Но разве справедливо, что мне одному приходится так страдать!

Не ты один страдаешь, все человечество страдает вместе с тобой.

Это несправедливо!

Тогда сделай так, чтобы справедливость восторжествовала! Я не в силах, я всего лишь человек. Ты защитник, ты Вечный Воитель. Я человек.

Ты человек, ты Вечный Воитель. Я всего лишь человек. Ты всего лишь Воитель.

Я Элрик! Я Урлик! Я Эрекозе! Я Корум!

Имя мне легион, меня слишком много! Ты один.

И вот во сне, если это был на самом деле сон, к Хоукмуну пришла полная ясность, хоть и на неуловимо краткое мгновение. Он был один. Один…

Но это ощущение мелькнуло и исчезло, и вновь он был легионом. Хоукмун метался на постели, то испуская ужасные крики, то умоляя кого-то оставить его в покое.

Иссельда прильнула к нему всем телом, пытаясь, насколько ей позволяли силы, сдержать конвульсии, сотрясавшие тело Хоукмуна. Призрачный утренний свет, падающий из окна, выхватил в темноте ее заплаканное лицо.

– Дориан… Дориан… Проснись, Дориан.

– Иссельда, – он тяжко вздохнул. – Ах, Иссельда. Хоукмун был счастлив, что она рядом с ним в этот миг, ибо во всем мире лишь в ней обретал он свое утешение. В этом мире и во всех прочих мирах, в которых видел себя во сне. Он крепко стиснул ее в сильных объятиях воина, и их слезы смешались. Затем они встали, неслышно оделись и, даже не позавтракав, спустились во двор. Здесь они оседлали крепких лошадей, которые были заранее куплены для них, и покинули постоялый двор. Из Карли они выехали дорогой, что шла вдоль побережья. Ветер дул с моря и нагонял к берегу тучи, которые над сушей разрешались нудным дождем, беспрерывно шедшим с самого их прибытия в город. Так, под дождем, они и проделали весь оставшийся путь, пока не добрались до великого творения человеческого гения и искусства, протянувшегося на целых тридцать миль и соединившего берега континента и острова Гранбретании.

Ныне Серебряный мост уже был совсем иным, не таким, каким видел его Хоукмун много лет назад. Высокие пилоны сейчас были скрыты от взора туманом и пеленой дождя, а их вершины тонули в низком облачном небе. Прежде их украшали барельефы, прославлявшие воинскую доблесть армий Империи Мрака, но теперь все это исчезло. Каждый из городов континента, который был некогда разрушен или разграблен гранбретанскими полководцами, внес свою лепту в новую отделку моста. В основном это были сюжеты, воспевавшие гармонию природы.

В ширину мост достигал четверти мили. Военным машинам, повозкам, просевшим под тяжестью добычи, вывезенной из Европы после сотни кампаний, и марширующим колоннам солдат с масками звериных Орденов на лицах хватало обычно двух центральных полос. Теперь же все полотно моста было занято нескончаемыми торговыми караванами, идущими в обоих направлениях. Здесь были путешественники и купцы из Нормандии, Италии, Славии, из Скандии, с Булгарских гор, из могущественных княжеств Германии, Пешта и Ульма, из Вейны и Кракува, и даже из далекой загадочной Московии. С континента и навстречу им с острова шли непрерывные вереницы верблюдов, ослов и мулов, повозок и телег, запряженных лошадьми, быками и даже слонами. Порою среди них встречались экипажи, приводимые в действие с помощью механизмов, как правило, несовершенных или в той или иной мере не исправных, принцип действия которых был известен лишь горстке людей с тонким и проницательным умом (впрочем, у большинства из них понимание это оставалось чисто абстрактным). Плохо ли, хорошо ли, но механизмы эти служили людям уже в течение доброй тысячи лет, если не больше. Люди путешествовали как верхом, так и пешими, преодолевая сотни миль, чтобы полюбоваться величественной красотою Серебряного моста, считавшегося подлинным чудом света. Толпа поражала экзотичностью своих нарядов, от рваных, залатанных и пыльных, до варварски пышных и великолепных. Кожа, меха, разнообразные ткани всех расцветок, шкуры диковинных зверей, сверкающие всеми цветами радуги, перья редких птиц украшали тела и головы странников, придавая толпе яркий праздничный вид карнавального шествия. Но все это красиво смотрелось лишь при ярком солнечном свете. Сейчас же все равно страдали от пронизывающих порывов ледяного ветра и дождя, который, промочив насквозь одежду, погасил все яркие краски. Хоукмун и Иссельда предусмотрительно облачились в одежду из плотной ткани, лишенную всяческих украшений. Вскоре они смешались с людским потоком, неторопливо продвигающимся на запад, к земле, еще недавно запретной и наводящей ужас на все остальные народы Европы. Теперь же остров преобразился, сделавшись за время правления королевы Фланы всемирным центром торговли и искусства, средоточием знаний и справедливых законов. Конечно, Хоукмун и Иссельда могли бы добраться до столицы гораздо быстрее, хотя бы на орнитоптере или на ездовом фламинго, но герцог желал попасть в Лондру именно тем путем, которым покинул ее когда-то, и именно это сыграло решающую роль в выборе маршрута путешествия. Как и прежде, у него захватило дух при виде этих тонких струн-канатов, дрожащих под чудовищным весом полотна моста. Не меньшее восхищение вызывала работа многих художников и чеканщиков, покрывших тонким листовым серебром поверхность стальных пилонов, служивших не только для поддержания миллионотонной конструкции, но и для противостояния непрерывным ударам волн и постоянному давлению течения в глубинах пролива, отделяющего остров от материка. Это был монумент во славу человеческого гения, полезный и прекрасный, сооруженный лишь при помощи рук и разума, без какого-либо вмешательства сверхъестественных сил. Хоукмун всегда презирал трусливую и малодушную философию, утверждавшую, что человек не дорос до того, чтобы создать подобное чудо из чудес, что он никогда не совершил бы ничего выдающегося, если бы им не руководила какая-то могущественная, сверхъестественная или божественная воля либо некий более развитой разум, вторгшийся из иных пределов в Солнечную систему. Хоукмуна, напротив, поражали возможности человеческого разума.

Но вот густые облака понемногу начали рассеиваться. Несмелые лучи солнца проглянули сквозь редкие просветы в тучах и осветили серебряные нити моста, вспыхнувшие ажурным сияющим кружевом. Хоукмун глубоко вздохнул, втягивая в себя свежий морской воздух, пахнущий водорослями и йодом. Он улыбнулся, любуясь чайками, что кружили высоко в небе над вершинами пилонов, полюбовался белоснежными парусами судна, которое как раз в этот миг проплывало под одним из пролетов моста. Настроение его резко повысилось, и он стал с живостью разглядывать и обсуждать с Иссельдой сюжеты барельефов и чеканки, что встречались им на мосту. Путешественники принялись болтать о разных пустяках, о тех удовольствиях, что обещала им Лондра, если она окажется хоть наполовину столь же прекрасна, как и этот мост.

Внезапно Хоукмуну показалось, что безмолвие словно сплошной пеленой окутало Серебряный мост, приглушив скрип многочисленных колес и звон подков, шорох и плеск волн, бьющихся о пилоны. Он обернулся к Иссельде, чтобы сказать ей об этом, и вдруг обнаружил, что она исчезла. В волнении он принялся шарить взглядом по сторонам, и с ужасом осознал, что остался на мосту совсем один.

Откуда-то из бесконечной дали донесся крик… Словно это Иссельда взывала к нему… Но и этот крик поглотило безмолвие.

Хоукмун хотел было развернуть лошадь в надежде отыскать супругу. Если поторопиться, то он еще может успеть…

Но лошадь не повиновалась ему. Она пятилась, ржала, била копытами и не трогалась с места. И тогда Хоукмун, осознав, что его вновь предали, закричал протяжно и истошно:

– НЕТ!

 

Глава третья

В ТУМАНЕ

– Нет!

Это был уже другой голос, звучный и исполненный страдания, куда более громкий, чем голос Хоукмуна, он был подобен раскатам грома.

Мост завибрировал, лошадь взвилась на дыбы и сбросила Хоукмуна наземь. Он попытался подняться, но тщетно. И тогда он пополз к тому месту, где в последний раз видел Иссельду.

– Иссельда! – выкрикнул он.

– Иссельда!

Злобный хохот раздался у него за спиной.

Распластавшись на стальном настиле, он повернул голову и увидел, как лошадь его, не удержавшись, заскользила к краю моста и, отчаянно забив копытами, удержалась у невысокого парапета.

Он попытался нащупать рукоять меча, но клинок запутался в складках плаща.

И вновь послышался хохот, но теперь он звучал уже чуть менее уверенно, а затем голос вновь проревел:

– Нет!

Волна невыразимого ужаса накатила на Хоукмуна. Ничего подобного он не знал за всю свою жизнь. Ему захотелось куда-нибудь уползти, забиться в щель, убраться как можно дальше от источника этого звука. Но титаническим усилием он собрал всю свою волю и заставил себя вновь повернуть голову и взглянуть на Лицо. Лицо занимало полнеба. Огромные глаза смотрели не отрываясь на Хоукмуна сквозь прорехи в тумане, окутавшем содрогающийся мост. Мрачное Лицо из его грез, с глазами, угрожающий блеск которых не мог скрыть затаенного страха. Гигантские губы вздрогнули и раскрылись. С них сорвалось единственное слово, то ли вызов, то ли приказ, то ли мольба:

– Нет!

Наконец, Хоукмуну удалось встать на ноги и, расставив их пошире, чтобы сохранить равновесие, он выпрямился и пристально взглянул в глаза существу. Как ни удивительно, выдержать его пристальный сверхъестественный немигающий взгляд оказалось довольно легко.

– Кто ты такой? – спросил он.

Туман словно поглощал его слова. Кто ты? Кто ты?

– Нет!

Лицо, по-видимому, не имело тела. Оно было прекрасным и ужасающим одновременно. Кожа казалась темной, но Хоукмун не смог бы с уверенностью сказать, какого она на самом деле цвета. Глаза могли быть черными, голубыми или даже карими, со зрачками, в которых сверкали золотые искры, а губы казались неестественно алыми и лоснились.

Теперь Хоукмун видел, что это существо страдает, но он также понимал, что оно представляет для него огромную опасность. Будь у существа такая возможность, оно без колебания убило бы Хоукмуна. Он вновь потянулся за мечом, но затем опустил руку, осознав всю тщетность этого жеста.

– МЕЧ! – промолвило существо. – МЕЧ! Это слово было исполнено тысячи смыслов.

– МЕЧ!

И вновь тон переменился, сделался просящим, словно у человека, который умоляет возлюбленную вернуться. В его голосе была ненависть к самому себе за собственное унижение и даже к предмету своей страсти. Угрожающий голос, пропитанный смертью.

– ЭЛРИК? УРЛИК? Я… Я БЫЛ ТЫСЯЧЬЮ… ЭЛРИК? Я?…

Неужто это какое-то новое воплощение Вечного Воителя… Новый аспект личности самого Хоукмуна? Не смотрел ли он в глаза собственной душе?

– Я… ВРЕМЯ… СОВМЕЩЕНИЕ… Я МОГУ СЛУЖИТЬ…

Разум Хоукмуна метался в поисках объяснений, и если это создание и представляло собой какую-то часть его сути, то наверняка не было полным его отображением. Он ощущал, что создание это наделено собственной отдельной личностью, но им также владеет неистребимая потребность воплотиться, обрести форму, плоть, и именно этого существо требовало от Хоукмуна. Не свою собственную плоть, но что-то принадлежавшее ему.

– Кто ты?

На сей раз Хоукмун почувствовал, как голос его наполняется силой. Он заставил себя взглянуть прямо в это невыносимо прекрасное сумрачное лицо.

– Я…

Взгляд сосредоточился на нем и был полон такой неукротимой ненависти, что Хоукмун едва не попятился, но устоял. И гневно, и твердо встретил взгляд этих гигантских глаз. Хоукмун ощерился, весь дрожа.

Неожиданно откуда-то к нему пришли слова, и хотя он понятия не имел об их истинном смысле, но инстинктивно знал, что именно такой ответ и надлежит дать.

– Ты должен уйти. Тебе нет места здесь.

– Я ДОЛЖЕН ВЫЖИТЬ… СОВМЕЩЕНИЕ… СО МНОЙ ТЫ ТОЖЕ БУДЕШЬ ЖИТЬ… ЭЛРИК…

– Я не Элрик…

– ТЫ ЭЛРИК.

– Я Хоукмун.

– НО ЧТО ЭТО? ПРОСТО ИМЯ! ПОД ИМЕНЕМ ЭЛРИК Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ БОЛЬШЕ ПРОЧИХ… Я СЛАВНО ПОСЛУЖИЛ ТЕБЕ…

– Ты намерен убить меня, – возразил Хоукмун. – Я уверен в этом. Я ничего не приму от тебя. Именно твоя помощь сковала меня неодолимыми узами на многие тысячелетия. Однако последним деянием Вечного Воителя будет уничтожение тебя.

– ТАК ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я?

– Пока нет, но страшусь того мига, когда я это узнаю.

– Я…

– Уходи, я начинаю узнавать тебя.

– НЕТ!

– Ты должен уйти.

Голос Хоукмуна внезапно дрогнул, и он усомнился, хватит ли у него сил и дальше выдержать взгляд этого ужасного существа.

– Я…

Но и голос потустороннего создания сделался более слабым, не столь угрожающим, почти молящим.

– Ты должен уйти.

– Я…

Собрав остатки воли в кулак, Хоукмун расхохотался существу в лицо:

– Убирайся прочь!

И он раскинул руки, словно боялся, что сейчас упадет, и в тот же самый момент исчезли и мост, и огромное лицо.

Он падал в ледяном тумане. Плащ облеплял ноги и трепетал за спиной… Он падал, и холод рассекаемого им воздуха жег и резал лицо. Но холод встретившей его воды оказался еще ужаснее. Ее ледяные объятия охватили Хоукмуна. Рот заполнила соленая морская вода с колкими кристалликами льда. Беспорядочными движениями рук и ног Хоукмун попытался остановить свое погружение. Грудь раздирал кашель, легкие требовали воздуха. Он начал тонуть. Вокруг была одна вода, ничего кроме воды. Он открыл на мгновение глаза и увидел свои руки, белые, точно кости скелета. Увидел плавающие вокруг лица волосы, тоже совершенно белые, и понял, что имя его не Хоукмун. Это почему-то показалось обидным. Он снова закрыл глаза и мысленно повторил воинский клич его древнего рода, с которым он сотни раз водил своих воинов в бой против Империи Мрака.

Хоукмун… Хоукмун… Хоукмун…

– Хоукмун!

Но это кричал не он. Вопль донесся откуда-то сверху, из серой тьмы, поднимавшейся над водой. Собрав все силы, он вырвался из плена морской пучины и вынырнул на поверхность. Закашлявшись, он судорожно глотнул ледяной воздух.

– Хоукмун!

На волнах плясала какая-то темная тень. Затем раздались ритмичные шлепки весел о воду.

– Сюда! – из последних сил закричал он.

Лодка. Она развернулась и медленно направилась к нему. Над бортом возвышался силуэт человека, одетого в тяжелый плащ с капюшоном, на голове у него красовалась широкополая шляпа. Она скрывала черты лица, но разве можно было не узнать этот насмешливый изгиб губ… Человек, сидевший на носу суденышка, взирал на него желтыми глазами с несомненным участием. На плече у него восседало небольшое животное черно-белой окраски, в котором Хоукмун сразу признал крылатого котенка Джери-а-Конела. Тот недовольно мяукал и встряхивал крылышками, промокшими от брызг морской воды.

Хоукмун вцепился в борт подплывающей лодки, и Джери, аккуратно сложив весла, помог ему забраться внутрь.

– Такому человеку, как я, лучше всегда прислушиваться к тому, что подсказывает шестое чувство. – С этими словами он протянул спасенному флягу со спиртным. – Вы хоть представляете, где мы находимся, Дориан Хоукмун?

Вода, которой были заполнены его легкие и желудок, не позволяла говорить. Хоукмун перегнулся через борт, его несколько раз стошнило, после чего, обессиленный, он рухнул на дно суденышка, и Джери снова взялся за весла.

– Сперва я думал, что это какая-то река. Потом – озеро, – невозмутимо продолжил спутник героев, как он сам себя называл. – Однако потом убедился, что это наверняка море. Кажется, вы хлебнули немало воды.

Хоукмун сплюнул за борт в последний раз, гадая, почему в нем зреет желание расхохотаться во все горло.

– Море, – промолвил он. – Но вы-то как здесь оказались?

– Просто необъяснимый каприз. – Лишь в этот момент Джери обнаружил присутствие котенка и в изумлении воскликнул: – О, значит, я вновь Джери-а-Конел!

– Вы не были в этом уверены?

– По-моему, когда я начинал грести, у меня было иное имя. Но потом появился этот туман. – Он пожал плечами. – Впрочем, неважно, со мной такое часто случается. Но вы, Хоукмун, вы-то почему выбрали для купания именно это место?

– Свалился с моста, – коротко ответил Хоукмун, которому сейчас совершенно не хотелось пускаться в объяснения. Еще менее того стоило спрашивать у Джери, ближе ли они сейчас к берегам Гранбретании или Франции. Более того, теперь ему показалось удивительным, что Джери встретил его словно доброго друга, хотя на самом деле они были едва знакомы.

– Мы с вами, кажется, встречались в Булгарских горах? Тогда с нами еще была Катинка фон Бек?

– Да, я что-то припоминаю. Какое-то время вы были Илианой Гаратормской, а потом снова стали Хоукмуном. Как же быстро вы меняете имена последнее время. Начинаю путаться в них, герцог Дориан.

– Вы говорите, что мое имя меняется. Вы что, знали прежде меня под другими именами?

– О да. И точно так же вел с вами этот же самый разговор. Это уже становится утомительным.

– Так назовите мне некоторые из этих имен. Джери нахмурился.

– Моя память весьма прихотлива в этом отношении. Порой мне кажется, что я помню почти все свои прошлые и будущие воплощения. Но бывает и так, как сейчас, когда разум мой воспринимает лишь то, что касается непосредственного настоящего.

– Полагаю, это должно быть очень неудобно, – промолвил Хоукмун.

Он поднял глаза, возможно надеясь рассмотреть в бурлящем тумане мост. Он надеялся, что Иссельда по-прежнему жива и здорова и движется по направлению к Лондре.

– Совершенно согласен с вами, герцог Дориан. Но вот вопрос: зачем я оказался здесь? – заключил Джери-а-Конел и принялся энергично грести.

– А это выражение: «Совмещение миллионов плоскостей мироздания» – ваша неверная память ничего вам не подсказывает?

Спутник Героев наморщил лоб.

– Что-то знакомое. Кажется, это какое-то важное событие. Можете рассказать мне об этом побольше?

– И рад бы, но не в силах. Я надеялся…

– Если припомню какие-то детали, вы первым об этом узнаете. Котенок вновь замяукал, и Джери повернул голову назад.

– А, земля, будем надеяться, что она нам не враждебна.

– Так вы что, не знаете, где мы оказались?

– Ни имею малейшего понятия, герцог Дориан. Дно суденышка заскрипело по песку.

– Будем надеяться, что мы где-то в одной из пятнадцати плоскостей.

 

Глава четвертая

СОВЕТ МУДРЕЦОВ

Несколько миль они отшагали по меловым холмам побережья, но не встретили ни малейших признаков того, что земля эта обитаема. Хоукмун тем временем поведал Джери-а-Конелу обо всем, что произошло с ним, в надежде, что тот поможет отыскать разгадку. Он сохранил лишь смутные воспоминания о своих приключениях в Гараторме, и Джери поведал ему о владыках Хаоса, о Лимбе и о вечном соперничестве между богами. Но разговор их, как такое часто случается, лишь усилил тревогу, и они договорились оставить эту тему.

– Я знаю лишь одно, – промолвил Джери-а-Конел. – И уверен в этом непоколебимо. Вам нечего тревожиться за свою Иссельду. Конечно, по природе я оптимист, порой совершенно неоправданно, и прекрасно отдаю себе отчет, что сейчас мы здорово рискуем и можем либо получить знатный выигрыш, либо все потерять. То существо, которое вы встретили на мосту, должно обладать огромной мощью, раз уж сумело вырвать вас из своего измерения, и нет сомнений, что оно желает вам зла, но я не имею ни малейшего представления ни о том, что это за существо, ни когда оно вновь встретится нам на пути. Как бы то ни было, полагаю, нам и впрямь следует заняться поисками Танелорна.

– Согласен.

Хоукмун окинул взглядом лежащую перед ними равнину, однообразие которой нарушалось грядами невысоких холмов. Небо очистилось от туч, и туман, что клубился перед этим у самой земли, поднялся вверх и растаял в воздухе. Стояла пугающая тишина. Бросалась в глаза скудость растительности. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекотания насекомых.

– Однако сейчас мне кажется весьма сомнительным, что мы сможем найти этот легендарный город.

Джери поднял руку и погладил черно-белого котенка, который терпеливо восседал у него на плече с того самого момента, когда они двинулись в путь пешком.

– О да, и все же у меня такое впечатление, что мы оказались в этом краю безмолвия не случайно. Неоспоримо, что у нас есть не только враги, но и друзья.

– Что-то я не испытываю особого доверия к тем друзьям, о которых вы говорите, – промолвил Хоукмун, вспомнив Орланда Фанка и Рунный Посох. – Друзья они или враги, мы остаемся пешками в их руках.

Джери улыбнулся.

– Ну, может, не такими уж и пешками. Вы должны относиться к самому себе с большим уважением. Лично я считаю себя по меньшей мере ладьей.

– А мне более всего противна сама мысль, что кто-то поставил меня на шахматную доску, – жестко возразил Хоукмун.

– В таком случае, вам самому надлежит отыскать способ, как с нее сойти, – загадочно промолвил Джери и добавил: – Пусть даже это закончится уничтожением самого игрового поля.

Больше он не сказал ни слова, утверждая, что мысль эта была порождена его интуицией, а не логикой. Это замечание странным образом откликнулось где-то в глубине сознания Хоукмуна и приободрило его. Почувствовав прилив сил, он прибавил шагу и вскоре значительно опередил своего спутника, который, не выдержав принятого темпа, попросил его идти чуть медленнее.

– Все дело в том, что я не слишком уверен в выбранном нами направлении.

Хоукмун рассмеялся.

– Я понял, что вы имеете в виду, Джери-а-Конел. Но даже если мы направляемся в преисподнюю, сейчас мне это совершенно безразлично.

Холмы разбегались во всю стороны, словно крутобокие барашки. Приближалась ночь. Ноги путников гудели от длительной ходьбы, желудки вопили от голода, а они по-прежнему не нашли ни единого признака жизни в этом мире.

– Полагаю, нам еще повезло, что погода не слишком холодная, – промолвил Хоукмун.

– Она какая-то никакая, – возразил Джери. – Тут ни холодно, ни жарко. Может, мы оказались в какой-то из относительно терпимых областей Лимба?

Но Хоукмун его больше не слушал, вглядываясь в сумерки.

– Взгляните, Джери, вон там. Ничего не видите?

Джери посмотрел в направлении вытянутой руки Хоукмуна и прищурился.

– На вершине холма?

– Да, похоже, это человек, не так ли?

– Похоже на то.

Не раздумывая, Джери сложил руки рупором и закричал:

– Эй, сударь, вы видите нас? Вы родом из этих краев? Человек внезапно оказался гораздо ближе, чем был сначала.

Одетый во все черное, в какую-то сверкающую ткань, он был окружен темным сиянием. Высокий воротник наполовину скрывал лицо, но и открытой его части оказалось достаточно, чтобы Хоукмун тут же признал его.

– Меч! – произнес человек. – Я… Элрик.

– Кто вы такой? – воскликнул Джери.

Хоукмун, у которого внезапно перехватило дыхание, не мог вымолвить ни слова.

– Это ваш мир?

Глаза незнакомца были полны страдания, но также в них сверкала и яростная ненависть. Он повернулся к Джери, потянулся к нему, словно желая разорвать на куски, но что-то остановило его. Отступив, он вновь обратился к Хоукмуну и прохрипел:

– Любовь… Любовь…

Словно слово это было непривычно его губам, словно он сам пытался осознать его смысл. Черная аура вокруг его тела вдруг вспыхнула, заколебалась, а затем опала, подобно пламени свечи, попавшей под струю свежего воздуха. Существо содрогнулось, наставило палец на Хоукмуна, а другую руку вскинуло, словно для того, чтобы преградить ему путь.

– Не уходи… Мы слишком долго были вместе и не можем расстаться. Прежде я правил тобой, но сейчас умоляю. Я ведь преданно служил тебе во всех воплощениях, так что же теперь? Они похитили у меня мой облик. Элрик, ты должен отыскать его. Для этого тебе и вернули жизнь.

– Я не Элрик, я Хоукмун.

– Ах да, припоминаю. Кристалл. Кристалл подойдет, хотя меч куда лучше.

Боль исказила прекрасные черты существа, глаза вспыхнули ужасающим блеском, полным страданий, и Хоукмуну стало ясно, что в этот миг они не видят его. Пальцы свело судорогой, словно он очутился в когтях у ястреба. Все тело содрогнулось, и темное пламя исчезло.

– Кто вы? – в свою очередь спросил Хоукмун.

– У меня нет имени, если только ты не наречешь меня им, нет формы, если только ты не отыщешь ее. У меня есть только сила, о, и страдание. – Черты его вновь исказились. – Мне нужно… нужно…

Джери нетерпеливым жестом потянулся за оружием, но Хоукмун остановил его.

– Нет.

– Меч! – со страстью воскликнуло существо.

– Нет, – спокойно ответил Хоукмун, сам до конца не понимая, в чем именно отказывает.

Уже почти совсем стемнело, но аура существа четко очерчивала его на фоне мрака.

– Клинок! – это был уже вопль, требовательный и настойчивый. – Дайте мне клинок!

Лишь теперь Хоукмун понял, что существо безоружно.

– Сам себе найди оружие, если желаешь, – заявил он. – Но наше ты не получишь.

Из-под ног незнакомца вырвались огненные стрелы молний, и существо завизжало, засвистело и завопило.

– Пойдем со мной! Я нужен тебе! Глупец Элрик, безумец Хоукмун! Смехотворный Эрекозе! Несчастный Корум! Ты нуждаешься во мне!

И существо исчезло, однако крик его слышался еще какое-то время.

– Оно знает вас по именам, – промолвил Джери-а-Конел. – Но знаете ли вы, как зовут его?

Хоукмун покачал головой.

– Никогда не знал, даже во сне.

– И я, увы, тоже, – отозвался Джери. – У меня такое впечатление, что прежде мы никогда не встречались ни в одном из множества моих существований. Конечно, память порой играет со мной злые шутки, но если бы я видел это существо прежде, то узнал бы его. Странное приключение переживаем мы сейчас, и, должно быть, оно имеет огромную значимость.

Хоукмун прервал рассуждения друга, указывая на долину, открывшуюся их глазам.

– По-моему, там горит огонь, Джери. Походный костер. Может быть, нам все-таки повезет встретиться с обитателями этого мира.

Не задумываясь о возможной опасности, они бросились вниз по склону холма и, спустившись к его подножию, оказались совсем близко к огню.

Костер окружала группа всадников, которые были столь неподвижны, что Хоукмун в первое мгновение принял их за искусно изваянные статуи, но, приглядевшись, заметил парок дыхания, вырывающийся из их ртов.

– Добрый вечер, – поздоровался он, подходя к огню, но не услышал ответа. – Мы путники. Мы заблудились и будем признательны вам, если вы укажете нам дорогу.

Ближайший к Хоукмуну всадник обернулся.

– Именно за этим мы и собрались здесь, мессир Воитель. Добро пожаловать, мы ждали вас.

Теперь, когда он стоял совсем рядом, Хоукмун увидел, что огонь, который он принял прежде за пламя костра, не походил ни на что виденное им прежде. Это был скорее свет, чем огонь, сияние, исходящее из сферы размером с кулак, висящей над землей на высоте около фута, внутри которой, как ему показалось, вращались другие сферы поменьше. Он переключил свое внимание на всадников. Тот, кто приветствовал его, был Хоукмуну не знаком. Высокого роста, темнокожий, с обнаженным торсом. Белоснежная песцовая шкура покрывала его плечи. Герцог вежливо поклонился.

– С кем имею честь? – поинтересовался он.

– Мы знакомы, – ответил мужчина. – По крайней мере, в одном из ваших воплощений. Мое имя Сепирис, Последний из Десяти.

– И этот мир – ваш?

Сепирис отрицательно покачал головой.

– Это ничей мир. Он пока еще ждет своих хозяев. – Взгляд его задержался на Джери. – Приветствую и вас, мессир Печальная Луна.

– Мое имя ныне Джери-а-Конел, – поправил тот.

– О да, – согласился Сепирис. – У вас другое лицо. Да и выглядите вы иначе. Тем не менее именно вы привели к нам Воителя.

Хоукмун резко обернулся к своему спутнику.

– Так вы знали, куда мы направляемся?

– Где-то в самой глубине сознания, – принялся защищаться Джери. – Если бы вы задали мне вопрос, то я не смог бы вам ответить. – Он взглянул на всадников. – А, вы все собрались здесь?

– Вы знаете их? – изумился Хоукмун.

– Мне так кажется. Мессир Сепирис… Из Нихрейнской бездны, если не ошибаюсь. – Затем он обратился к старцу в пышном платье, расшитому загадочными символами: – Маг Абарис, не так ли?

Тот улыбнулся в ответ.

– А вы, – бросил Джери всаднику еще более преклонных лет, чем Абарис, в доспехах из промасленной кожи, к которым кое-где прилипли песчинки, – вы – Ламсар Отшельник.

– Приветствую вас, – пробормотал анахорет себе в бороду, также испачканную песком.

К своему изумлению, Хоукмун тоже узнал одного из собравшихся.

– Но вы же погибли, я видел, как это случилось, когда вы защищали Рунный Посох в Днарке.

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, брат Орланда Фанка, весело расхохотался, запрокинув голову под сказочно красивым шлемом.

– Мне нередко приходилось умирать, герцог Кельнский.

– Вас я тоже узнал, Алерион из храма Порядка, служитель Аркина, – обратился Джери к другому старцу, бледному и безбородому. – И вас тоже, верховный друид Амергин.

Амергин, красивый мужчина с волнистой золотой шевелюрой, облаченный в просторные белые одежды, с достоинством склонил благородную голову.

Последним из всадников оказалась женщина, лицо которой скрывалось за златотканой вуалью. В лучах таинственной сферы ее полупрозрачные одежды отливали всеми оттенками серебра.

– А вот ваше имя от меня ускользает, – заметил Джери, – хотя, кажется, мы встречались в каком-то из миров.

И Хоукмун неожиданно сам для себя произнес:

– Владычица Кричащей Чаши, убитая в Южных льдах, Серебряная королева, принявшая смерть от…

– От Черного Меча? Я вас не сразу узнала, граф Урлик.

Голос, полный бесконечной печали и нежности. И Хоукмуну внезапно почудилось, будто он стоит в латах и мехах на бескрайней ледяной равнине с огромным ужасным клинком из черной стали в руках. Закрыв глаза, он простонал:

– Нет!

– Это все в прошлом, – промолвила она. – Навсегда в прошлом. В свое время я причинила вам немало горя, мессир Воитель, но отныне я на вашей стороне.

Семеро всадников, как по команде, спешились и собрались вокруг сияющего шара.

– Каково происхождение этой сферы? – с легким беспокойством поинтересовался Джери. – Она магическая?

– Это она удерживает нас в этой плоскости, – отозвался Сепирис. – Вам, должно быть, известно, что в своих мирах нас считают мудрецами, и эта встреча была подстроена специально, чтобы мы могли обсудить последние события, поскольку каждый из нас семерых стал их свидетелем. Наша мудрость, которой мы владеем, передалась от существ, неизмеримо более развитых и могущественных, обладающих огромными знаниями, которыми они всегда делились с нами, как только возникала потребность. Но в последнее время мы не получали от них помощи, поскольку наши наставники оказались втянутыми в разрешение проблемы столь огромной важности, что они и на миг не могут отвлечься, чтобы уделить нам внимание. Некоторые из нас знают их под именем владык Порядка. Мы стали их посланцами в благодарность за тот свет знания, которым они наделяют нас. Теперь же от них нет известий, и мы боимся, что на сей раз им пришлось столкнуться с некими силами, значительно превосходящими те, чей натиск им до сих пор удавалось сдерживать.

– Воинство Хаоса? – предположил Джери.

– Может быть. Но насколько нам известно, Хаос и сам подвергся нападению, и Закон тут ни при чем. Похоже, что само космическое равновесие под угрозой.

– Именно поэтому был отозван из моего измерения Рунный Посох?

– Да, – признал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

– Но какова природа этой угрозы? – вопросил Джери.

– Мы не знаем, лишь только предполагаем, что она связана с Совмещением миллиона плоскостей мироздания. Однако вам, мессир Воитель, это уже известно.

Сепирис хотел сказать что-то еще, но Джери вскинул руку, прерывая его:

– Я уже не уверен, знаю ли, о чем речь. Прошу вас, избавьте от мучений мою слабеющую память…

– Ладно, – Сепирис наморщил лоб. – В таком случае, возможно, нам не стоит продолжать этот разговор.

– Нет, нет, умоляю вас, продолжайте, ибо я уверен, что это выражение все же имеет для меня чрезвычайно важное значение.

– Порядок и Хаос втянуты в обширный конфликт, который затронул собой все известные нам измерения Земли. Это война, в которую человек, сам того не желая, оказался вовлеченным. Поскольку вы являетесь защитником человечества, то участвуете в ней во всех своих воплощениях, по-видимому на стороне Порядка, хотя это вопрос спорный, – Сепирис вздохнул. – Но и Порядок, и Хаос слабеют. По мнению некоторых, все кончится тем, что они не смогут больше поддерживать космическое равновесие. Другие придерживаются мнения, что и равновесие, и боги одинаково будут обречены, когда настанет время Совмещения миллиона плоскостей мироздания. Я ничего не сказал об этом Элрику в моем собственном измерении, ибо он и без того растерян. Честно говоря, не знаю, что еще сказать об этом. Моральная ответственность за поиски решения этой проблемы, действительно вселенского масштаба, сильно меня угнетает. Однако если Элрик все же затрубит в свой Рог Судьбы…

– А Корум освободит Квилла, – добавил Алерион.

– Эрекозе достигнет Танелорна, – продолжила Дама Чаши. – … то за этим последует космическое потрясение, масштабы которого невозможно себе вообразить. Поэтому страшно что-либо предпринимать. И нет никого, кто бы мог нам подсказать, что делать, какой выбрать путь.

– Никого, кроме Капитана, – заявил маг Абарис.

– Но как узнать, не действует ли он в своих собственных интересах? Мы ничего не знаем о нем, кроме того, что он недавно появился в пятнадцати плоскостях.

Ламсар-Отшельник явно сомневался в собственных словах.

– Какой еще Капитан? – с любопытством промолвил Хоукмун. – Это не то существо, которое излучает черное сияние?

Он описал то создание, с которым встретился на мосту, прежде чем попасть в этот мир. Сепирис покачал головой.

– Нет, некоторые из нас видели то создание, которое вы сейчас описали, но для нас оно тоже загадка. Вот почему мы чувствуем себя так неуверенно. Все эти странные существа, вдруг выныривают откуда-то из глубин Вселенной, а мы ничего не знаем о них. Нам не хватает мудрости…

– Только Капитан может нам помочь, – вмешался Амергин. – Нужно увидеться с ним. Мы все бессильны. – Он устремил взор на маленький шар, висящий в центре их круга. – Вам не кажется, что свет слабеет?

Взглянув на сферу, Хоукмун убедился в правоте слов друида.

– А это важно?

– Это означает, что наше время здесь подходит к концу, – отозвался Сепирис. – Вскоре нам придется вернуться в свои миры, и у нас больше не будет возможности встретиться вот так.

– Но расскажите же мне побольше об этом Совмещении миллиона плоскостей мироздания! – воскликнул Хоукмун.

– Ищите Танелорн, – посоветовала Серебряная королева.

– Избегайте Черного Меча, – добавил Ламсар-Отшельник.

– Возвращайтесь к океану, – велел Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. – И садитесь на Темный Корабль.

– А Рунный Посох? – вопросил Хоукмун. – Должен ли я оставаться у него на службе?

– Лишь в том случае, если он станет служить вам, – сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Свет сферы мерк прямо на глазах, все тонуло во мраке, кроме небольшого пятна света в самом центре круга. Мудрецы поспешно сели на своих лошадей. Они быстро теряли реальность плоти, превращаясь в прозрачные тени.

– А как же мои дети? – успел воскликнуть Хоукмун. – Где мне их искать?

– В Танелорне! – ответила Серебряная королева. – Они ждут там, чтобы родиться вновь.

– Что это значит? – умоляюще воскликнул Хоукмун. – Объясните, сударыня!

Но ее тень растаяла первой, едва лишь погасла светящаяся сфера, и вскоре с путешественниками остался лишь исчезающий силуэт чернокожего гиганта Сепириса, но и его голос сделался далеким и слабым, будто раздавался издалека:

– Завидую вашему величию, Вечный Воитель! Но не той борьбе, которую вы ведете.

Хоукмун закричал во мрак:

– Нет! Этого недостаточно! Я должен узнать больше! Джери сочувственно тронул его за плечо.

– Пойдемте, герцог Дориан. Мы узнаем больше, если последуем их совету. Вернемся на берег океана.

Но тут же исчез и сам Джери. Хоукмун остался один.

– Джери-а-Конел! Джери!

Он бросился бежать в ночь, в безмолвие, со ртом, распахнутым для крика, который никак не мог сорваться от слез. Глаза жгло, но слезы никак не могли пролиться, а в ушах похоронным звоном отдавалось биение измученного сердца.

 

Глава пятая

НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Но вот, наконец, настал рассвет. Туман лег на волны, клубами окутал прибрежные скалы. Нереальное серо-жемчужное сияние заливало все вокруг. Хоукмун не спал всю ночь, скитаясь по этому призрачному миру. Он чувствовал себя заброшенным и покинутым всеми, но некому было даже пожаловаться. Он смотрел вдаль, сжимая меч озябшей рукой. Было холодно, и дыхание струйками пара вырывалось изо рта. Он ждал, словно охотник на заре, прислушиваясь к любому звуку и стараясь не шевелиться, чтобы не заглушить его. Он много размышлял этой ночью и решил последовать совету семи мудрецов, а теперь он ждал. Ждал прихода корабля, который, по их словам, непременно должен был появиться. Он ждал без особой надежды и даже желания и все же знал, что непременно случится то, чему суждено.

И вот внезапно алый огонь вспыхнул над головой. Сперва он решил, что это солнце, но свет был слишком ярким, похожим на сверкание рубина. Может быть, какая-то звезда чуждого небосклона, подумал он. Светило окрасило туман кровавыми отблесками, и в тот же миг он услыхал равномерное поскрипывание, доносившееся с моря, и понял, что, должно быть, где-то неподалеку судно село на мель. Он услышал звук якоря, шлепнувшегося в воду, и последовавший за этим шорох и бряцание якорной цепи, затем бормотание неясных голосов, скрип шкивов и глухой плеск, подобный тому, какой бывает, когда спускают шлюпку на воду. Он вновь посмотрел на звезду, но она исчезла, видимо скрытая более плотной полосой тумана. Но в тот же миг прямо перед ним дымка растаяла, открывая взору контуры высокого судна с поднятым носом. Свет фонарей плясал на воде. Паруса были опущены. Мачты и поручни украшала сплошная затейливая резьба, говорящая о необычайном искусстве ремесленников.

– Прошу тебя…

Хоукмун обернулся и слева от себя увидел существо, окутанное черным подрагивающим ореолом, которое устремило на него молящий взор пылающих глаз.

– Вы раздражаете меня, сударь. У меня нет времени для вас.

– Клинок…

– Найдите его себе сами… И если пожелаете, я с радостью сражусь с вами.

Он говорил решительным тоном, скрывая страх, который все больше нарастал в его душе. Он отвернулся от незнакомца.

– Корабль… – промолвил тот. – Я…

– Что?

Хоукмун обернулся и увидел в глазах существа странное понимание, словно оно прекрасно видело, какие сомнения обуревают Дориана в этот миг.

– Позволь мне сопровождать тебя, – вновь взмолилось оно. – Я смогу помочь тебе там, куда ты направляешься, тебе нужна будет поддержка.

– Только не твоя, – возразил Хоукмун, вновь устремляя взгляд на море, и увидел, что прямо к нему направляется шлюпка.

В ней прямо и неподвижно стоял человек, закованный в латы, созданные скорее по неким геометрическим законам, нежели для того, чтобы защитить хозяина от вражеского оружия. Большой шлем с клювом, который незнакомец водрузил себе на голову, затенял лицо, оставляя видимыми лишь ярко-синие глаза и курчавую золотистую бородку.

– Мессир Хоукмун! – тон его голоса был добродушным и приветливым. – Мое имя Брут. Я лашмарский рыцарь. Думаю, нам вместе придется участвовать в поисках.

– Каких еще поисках? – удивился Хоукмун, заметив, что черный силуэт исчез, как только лодка подошла к берегу.

– В поисках Танелорна.

– Да, я ищу Танелорн.

– В таком случае на борту судна у вас найдутся союзники.

– Но что это за корабль, куда он плывет?

– Чтобы это узнать, нужно отплыть вместе с нами.

– Но есть ли там некто, кого называют Капитаном?

– О да, наш капитан на борту.

Брут выпрыгнул из шлюпки на берег и придержал ее, чтобы ту не унесло волной. Гребцы обернулись, оценивающе глядя на Хоукмуна. Судя по лицам, это были бывалые, опытные вояки, участвовавшие не в одном сражении.

– А это кто такие?

– Наши товарищи по несчастью.

– По какому несчастью?

Брут улыбнулся, словно заранее предупреждая, что не стоит придавать слишком большого значения его словам.

– Дело в том, что все мы прокляты.

И почему-то утверждение это скорее развеселило Хоукмуна, нежели встревожило. Он засмеялся и ступил прямо в волны, а Брут помог ему подняться в лодку.

– А что, одни лишь проклятые ищут Танелорн?

– О других я никогда не слышал, – отозвался Брут, дружески хлопнув Хоукмуна по плечу.

Море подхватило шлюпку, и воины вновь взялись за весла. Лодка развернулась кормой к берегу и направилось к кораблю, чей темный полированный борт слегка поблескивал, отражая рассеянный в тумане свет.

– Это судно не принадлежит ни к одному из известных мне флотов, – заметил Хоукмун, рассматривая очертания приближающегося корабля.

– Так оно и есть, мессир Хоукмун.

Герцог Кельнский оглянулся, но берег уже исчез. Остался только туман, вездесущий и такой знакомый.

– Как вы попали на этот берег? – спросил у него Брут.

– Так вы не знаете? А я-то надеялся, что именно у вас найду ответы на те вопросы, которые мучают меня. Мне было велено прийти на берег океана и ждать ваш корабль. Я заблудился… вырванный из собственного мира и разлученный с теми, кто мне дорог, существом, которое ненавидит меня, хотя на словах клянется в вечной любви.

– Это бог?

– Если и бог, то какой-то весьма странный, – сухо отозвался Хоукмун.

– О, боги и впрямь стали не похожи сами на себя. Они теряют могущество, как я слышал, и почти уже обратились в ничто.

– В этом мире?

– Это не мир, – загадочно отозвался Брут из Лашмара. Вид у него был слегка удивленный.

Шлюпка подошла к кораблю, и Хоукмун заметил крепкую веревочную лестницу, развернутую специально для них. Брут пару раз дернул ее, чтобы проверить, хорошо ли она закреплена, затем подал знак, что можно подниматься. Осторожность подсказывала Хоукмуну, что лучше бы ему помедлить, но он заглушил ее голос и начал подъем. Откуда-то сверху раздался крик, набежала волна, ударившись о борт корабля. Судно заскрипело и накренилось. У Хоукмуна замерло сердце, но он продолжал медленно подниматься. Над головой послышалось хлопанье разворачиваемого паруса, скрип вращающегося кабестана. Шлюпка, в которой он приплыл, уже висела на вантах, и теперь ее медленно подтягивали вверх. Он поднял глаза, но тут же зажмурился, ослепленный лучом рубиновой звезды, которая вновь показалась в разрыве облаков.

– Эта звезда, – крикнул он Бруту. – Откуда она взялась? Она следует за вами?

– Нет, – голос воина внезапно сделался безжизненным. – Она следует за нами.