Самозванец. Выдавал себя в Черногории за Петра III. Достоверных сведений о его происхождении нет. 2 ноября 1767 года на всенародной сходке был признан не только русским царем, но и государем Черногории. В течение шести лет фактически правил страной. Провел ряд реформ, в частности, судебную, отделил церковь от государства. Призывал племена к миру. Погиб от рук наемного убийцы.

В начале 1766 года в черногорском селе Маине на Адриатическом побережье появился чужестранец знахарь. Он нанялся батраком к состоятельному черногорцу Вуку Марковичу. Незнакомец привлек к себе внимание умением врачевать. Людей удивляло и его поведение: в отличие от обычных деревенских знахарей Степан Малый не брал платы до тех пор, пока его подопечные не выздоравливали. При этом он вел с ними беседы о доброте и миролюбии, о необходимости прекратить распри между общинами. Стал он лечить и своего заболевшего хозяина. В результате к концу лета 1767 года Маркович стал относиться к своему батраку с уважением и даже с почтительностью.

Через некоторое время в речах Степана Малого стали замечать таинственную важность. Он попросил одного солдата отнести к генеральному проведитору А. Реньеру письмо, адресованное самому венецианскому дожу. В письме содержалась просьба подготовиться к принятию в Которе в скором времени «свет-императора». (К тому времени приморские территории Черногории, захваченные Венецианской республикой, именовались «венецианской Албанией». Они управлялись генеральным проведитором – наместником, резиденция которого находилась в Которе.)

В августе-сентябре 1767 года по окрестным селам разнеслась весть, что батрак из села Маине и не батрак вовсе, а русский царь Петр III. Впрочем, «царь» продолжал называть себя Степаном Малым, но не из-за малого роста. Может, потому, что, по его собственным словам, он был «с добрыми добр», иначе говоря, с простыми людьми прост (с малыми мал)? Есть еще одна версия. В середине XVIII века в Вероне большой популярностью пользовался врач по имени Стефан из рода Пикколо (то есть Малый). Степан тоже был знахарем… В то время ему было лет 35–38. Достоверных сведений о его происхождении нет. Он признавался, что во время странствий ему часто приходилось менять имена. Степан Малый хорошо говорил по-сербохорватски, в разной мере владея, кроме того, немецким, французским, итальянским, турецким и, быть может, русским языками.

Сразу же после того, как Степан «признался» в своем царском происхождении, нашлись люди, которые «узнали» в нем Петра III. Некоторые из них в свое время побывали в России (Марко Танович, монах Феодосий Мркоевич, игумен Йован Вукачевич), и их свидетельствам особенно поверили. Марко Танович, находившийся на военной службе в России в 1753–1759 годах и встречавшийся там с Петром Федоровичем, сказал, что батрак Степан Малый как две капли воды похож на русского царя.

В одном из монастырей нашли портрет императора; сходство «подтвердилось». Несколько позднее с агитацией в пользу Петра III выступили видные православные иерархи. Особенно поразил Степан черногорских старшин, когда потребовал у них отчета в том, куда они дели присланные из России золотые медали (он узнал о них от русского офицера, побывавшего в Черногории незадолго до того).

По поручению генерального проведитора 11 октября 1767 года со Степаном Малым встретился и беседовал полковник венецианской службы Марк Антоний Бубич. Судя по его письменному отчету, эта встреча произвела на него большое впечатление. «Особа, о которой идет речь, – писал он, – отличается большим и возвышенным умом».

14 октября в горном селе Цегличи совет старшин принял Степана как царя. Затем он встретился с митрополитом Саввой, престарелым владыкой, фактическим правителем страны. Архиерей был захвачен общим настроением, покинул горы и сам приехал к Степану в Маине, где самозванец обрушил на него поток красноречия, укоряя черногорское духовенство в пороках. Черногорский пастырь был подавлен, он пал Степану в ноги и расстался с ним, побежденный.

В конце октября в Цетинье состоялось уже всенародное собрание («скупщина», «збор»), на которое явились до семи тысяч человек. Степан ждал решения народа в Маине, тем не менее его первый указ был прочитан на сходке и немедленно принят к исполнению. Это был призыв к установлению мира в стране и немедленному прекращению кровных распрей. На собрании Степан Малый был признан не только русским царем, но и государем Черногории, что удостоверялось грамотой, переданной ему 2 ноября 1767 года. Началось паломничество к новому правителю; окруженный охранниками, он благословлял пришедших, выкатывал им бочки с вином, полученные от митрополита (своих доходов у «царя» не было еще довольно долго).

Венецианские власти боялись трогать Степана Малого. «Наконец Бог дал нам… самого Степана Малого, который умиротворил всю землю, от Требинья до Бара, без веревки, без галеры, без топора и без тюрьмы», – восхищенно писал один из старшин, противопоставляя Степана венецианцам.

Все считали самозванца Петром и в то же время именовали его Степаном, как бы признавая соединение в одном лице двух личностей; сам он подписывался именем «Степан» и приказал вырезать титул «милостью божией Степан Малый» на государственной печати. Ведь имя «Степан» само по себе обладало царственным смыслом: «стефанос» по-гречески означает «венец». Кроме того, оно было популярно у сербских государей из династии Неманичей, и самозванец недаром удерживал его за собой.

Но внезапно у него обнаружился недоброжелатель – старый владыка Савва, который с трудом мирился с возвышением самозванца. Подчинившись Степану, старик написал русскому послу в Константинополе A.M. Обрескову о черногорских делах. Обресков сразу же ответил («Удивляюсь, что ваше преосвященство… впали в равное с… вашим народом заблуждение»), и Савва немедленно выступил против Степана, разослав копию письма во все черногорские общины. В столь критической для него ситуации Степан Малый показал себя опытным и ловким политиком. В феврале 1768 года в монастыре Станевичи была созвана сходка старшин, на которую вызвали Степана. Самозванец пустил в ход сильнодействующее средство: обвинил митрополита в служении интересам Венеции, а также в спекуляциях земель и расхищении ценностей, поступавших в дар из России. Не дав ему опомниться, Степан Малый предложил тут же отобрать у Саввы имущество и разделить между участниками сходки. Стада владыки, его дом, монастырь и еще несколько церквей были мгновенно разграблены, сам он и его родня взяты под стражу, монахи разогнаны. Степан вновь оказался хозяином положения; его ближайшим советником стал теперь сербский патриарх Василий Бркич, незадолго до того изгнанный из своей резиденции в городе Печ. В марте 1768 года Василий призвал все православное население почитать Степана как русского царя.

В роли правителя страны Степан энергично занялся созданием в Черногории неплеменной системы управления, построенной по государственному образцу. В этом деле он проявил энергию, дальновидность и трезвый политический расчет. Он начал с искоренения всех и всяческих распрей – от счетов, сводимых в порядке кровной мести, до межплеменных войн. Требование мира стало лейтмотивом всей его деятельности.

Наряду с призывами к миру он выдвинул довольно четкую программу преобразований. Активным преследованиям подверглась кровная месть, за нее устанавливалось изгнание из страны. Он установил суровые наказания за убийство, воровство и угон чужого скота, за умыкание женщин и двоеженство. В мае 1768 года были вынесены и приведены в исполнение первые приговоры: повешен за братоубийство один черногорец, двое подвергнуты штрафу в 100 дукатов. Всем, покинувшим страну, было разрешено вернуться. Правда, проводить в жизнь все это было нелегко, Степан мог рассчитывать лишь на свою личную охрану – отряд из 10–15 человек. Лишь в конце 1772 года некто С. Баряктарович, находившийся ранее на русской службе, возглавил отряд в 80 человек, призванный контролировать исполнение судебных приговоров. Выносить же эти приговоры стал суд из 12 человек, заново созданный Степаном (первая попытка введения такого суда была предпринята ранее). Наконец, с именем самозванца связана идея переписи населения. Пять старшин вместе со священником занимались этим нужным делом. В 1776 году в стране проживали около 70 тысяч человек. Для упрочения собственной позиции правителя-государя Степан Малый специальной грамотой объявил об отделении государственной власти от власти церковной.

Современники внимательно следили за реформами, начатыми «царем», и в народе сохранилась память о порядке, воцарившемся на дорогах, и о резком сокращении кровавых распрей. «Прекратил между славянским народом разных званий издревле бывшие между ними вражды», – доносил в Петербург A.M. Обресков из Константинополя. «Начал между народом черногорским великое благополучие чинить и такой мир и согласие, что у нас еще никогда не было», – писал Савва. Сам Степан извещал русского посланника в Вене:

«Черногорцы, примирясь между собой, простили один другому все обиды». Все это было достигнуто в условиях борьбы с венецианцами и турками, когда Степану приходилось маневрировать, отступать и даже скрываться то от венецианцев, то от турок. Тем не менее авторитет его был так велик, что родился даже рассказ о том, как самозванец рассыпал монеты на одной из горных дорог, бросил там пистолет в серебряной оправе и вещи несколько месяцев лежали нетронутыми…

Степан Малый становился все более популярным. Некоторые села в Албании стали отказывать туркам в уплате харача, из других мест поступали письма, что народ «готов пролить кровь за царскую славу». Энергичных приверженцев Степан нашел на адриатическом побережье.

…Но первые удары, которые нанесли венецианцы и турки, последовали именно с Адриатики. Венеция была обеспокоена судьбой своих далматинских владений, чье население открыто симпатизировало Степану. Вначале правительство республики решило обойтись без войны; которский проведатор получил предписание от суда инквизиторов в Венеции «прекратить жизнь иностранца, виновника происходящих в Черногории волнений», несколько флаконов с ядом и отравленный шоколад. Исполнителю, пусть даже и преступнику, были обещаны прощение, убежище в Венеции и 200 дукатов. Однако ни местный лекарь, ни священник-грек, нанятые венецианцами, не смогли пробраться к Степану, которого днем и ночью охраняла стража. Степан же старался сохранить добрые отношения с республикой. «Вижу, что готовите войска для того, чтобы опустошить три общины (Маине, Побори и Браичи, перешедшие на сторону Степана), которые никому не причинили зла… Прошу не губить людей ради меня и оставить меня в покое», – писал он сенату. Эти письма не привели к успеху.

В октябре 1768 года в черногорском Приморье высадились венецианские карательные войска. Все села были заняты, народ в страхе разбегался, начались массовые репрессии.

Разгром, который учинили венецианцы среди преданных Степану общин на побережье, оказался первым ударом, второй нанесли турки. В Стамбуле увидели в появлении Степана серьезную угрозу турецким интересам, ибо Черногория превращалась в крепкое государство. Вскоре десять черногорских племен, находившихся под турецким управлением, восстали и признали Степана своим царем. Сам Степан не был намерен воевать с турками. Он обещал свою вассальную зависимость, убеждал, что «было бы грешно проливать столько невинной крови как турок, так и черногорцев, и хорошо, что мы живем в мире», соглашался уплатить харач и выдать заложников. Но тщетно!

В январе 1768 года в Боснии и Албании стали собираться войска, а в июне с севера и юга они выступили против Черной Горы. 5 сентября османские войска окружили черногорцев и наголову разбили их, едва не захватив в плен Степана. Бросив все, он спасся бегством и на девять месяцев исчез с политической арены, укрывшись в одном горном монастыре.

24 сентября атаки турок были отбиты с большими для них потерями, на следующий же день хлынули дожди. Началась русско-турецкая война. Османская империя, не в силах вести борьбу на два фронта, вывела свои войска из Черногории.

В условиях начавшейся войны поддержка со стороны угнетенных османами балканских народов приобрела для России важное значение. Правительство Екатерины II получало сведения о Степане Малом от своих дипломатов – A.M. Обрескова в Стамбуле и Д.М. Голицына в Вене.

Летом 1769 года в Черногорию выехала миссия во главе с генералом от инфантерии Ю.В. Долгоруковым, которой суждено было сыграть особую роль в судьбе Степана Малого.

17 августа на поле перед воротами Цетинского монастыря состоялась многолюдная сходка. В присутствии Долгорукова, губернатора, старшин и 2 тысяч собравшихся один из монахов огласил грамоту Василия Бркича, в которой патриарх именовал Степана обманщиком, неизвестным бродягой, «возмутителем покоя и злодеем нации». Патриарх разуверился в Степане и связал свою судьбу с русскими. Поднявшись с места, Долгоруков подтвердил, что Степан – «самозванец, плут и бродяга». Народ безмолвствовал, и князь решил, что разоблачил самозванца. После обеда был прочитан по-русски, а затем объяснен по-сербски манифест Екатерины II от 19 января 1769 года, в котором императрица объявляла христианским народам Балканского полуострова о войне России с турками и призывала их подняться за веру. Затем собравшимся был задан вопрос: «Обещает ли народ черногорский… со своей стороны, верность и усердие и желает ли это утвердить присягою?» В ответ раздался громкий одобрительный крик. Началось целование креста, которое длилось до позднего вечера. Затем князь распорядился раздать народу 400 дукатов и распустил всех по домам.

На рассвете следующего дня к Цетинскому монастырю верхом и с обнаженной саблей в руке примчался самозванец. Его появление было встречено народным ликованием. Началась пальба из ружей, черногорцы отовсюду сбегались к своему предводителю и, окружив его, двинулись к монастырю, позабыв вчерашнюю присягу. Впрочем, присяга на верность Екатерине II вовсе не исключала преданности Петру III, Степану.

У ворот монастыря наступил решающий момент: за кем пойдет население? Из дневника экспедиции непонятно, как сумел добиться Долгоруков перелома в настроении народа, но дело длилось несколько часов. Наконец престиж русского генерала взял верх. Степана отвели в монастырь, обезоружили и стали допрашивать перед всеми собравшимися. И тут-то события повернулись для самозванца самым неблагоприятным образом. Он поступил необдуманно, дав себя обезоружить (в глазах черногорца это уже само по себе являлось бесчестиьем). Черногорцев охватила ярость, раздались крики: «Повесить!», «Изрубить на куски!» Русским с трудом удалось удержать толпу от самосуда. Самозванец оказался в тюрьме.

Долгоруков продолжал рассылать письма воеводам соседних областей, в турецкие Боснию и Герцеговину, готовил выступления против турков. Отстранив самозванца, Ю.В. Долгоруков, по сути, продолжал его политику. Однако добиться успеха ему не было суждено, так как отношения между генералом и местным населением стали неожиданно портиться.

Тогда Долгоруков стал искать надежных советников. В октябре пошли слухи, что он регулярно встречается с сидящим под замком Степаном. А 24 октября русская миссия покинула Цетинский монастырь и двинулась к морю, где ее ждало заранее нанятое судно. Русских сопровождали около 50 взятых на службу черногорцев, патриарх Василий, митрополит Савва и… Степан Малый. Степану была возвращена свобода, пожалован чин и подарен мундир русского офицера. Долгоруков объявил, что оставляет его начальником в Черногории. Всю ночь на 25 октября русские шли «на голос Степана, который… лучше других знал дорогу».

Отныне Степан стал признанным правителем страны. Неудивительно, что стоило русским погрузиться на корабль и отплыть – и Степан снова взял управление в свои руки.

А.Г. Орлов еще питал какие-то надежды на восстание против турок. В феврале 1770 года он отправил в Котор капитана Средаковича (его венецианцы не пропустили в Черногорию). Но Степан и не думал поднимать народ на какое-либо активное выступление. Более того, он разослал письма всем черногорским племенам, запрещая нападать на венецианцев. Правда, сношений с русскими он не прекратил: турецкие документы упоминают какого-то монаха, который привозил Степану письма от русских из Италии, а весной 1771 года Степан отправил к Орлову своего старого доверенного, монаха Феодосия Мркоевича.

Но Степана Малого ждал новый удар. Осенью 1770 года, когда он руководил прокладкой дороги, рядом с ним взорвался заряд пороха. Степан был изувечен и потерял зрение. Его отнесли в монастырь Брчели, где он, искалеченный и слепой, оставался два последних года своей жизни. Но, как ни странно, он не стал политическим трупом. С ним советовались, к нему приезжали, он явно сохранял какие-то остатки былого авторитета. И венецианцы, и турки продолжали видеть в нем какую-то опасность, недаром наемные убийцы по-прежнему шныряли вокруг его дома. В октябре 1773 года наступила развязка: грек Станко Класомунья, взятый Степаном на службу и подкупленный скадарским пашой, ночью перерезал ему горло.

В последние годы жизни Степану Малому удалось осуществить то, к чему он так долго стремился, – установить деловое сотрудничество с русскими властями. Фактически он был признан правителем Черногории. По иронии судьбы Степан Малый – «Петр III» вел переговоры по этому поводу с адмиралом А.Г. Орловым – тем самым, который убил в Ропше настоящего Петра III…