Бельгийский трехмачтовый учебный барк потерпел крушение.
19 апреля 1906 года французский трехмачтовый барк «Дюнкерк» обнаружил спасательную шлюпку, переполненную людьми. В половине восьмого вечера люди со шлюпки уже были на борту «Дюнкерка». Из двадцати шести спасенных большинство были юноши пятнадцати — восемнадцати лет; по их обескровленным, изнуренным лицам можно было судить, какие страдания выпали на их долю.
Всего же их было тридцать человек — курсантов, проходивших практику на учебном паруснике «Граф де Найер», принадлежавшем военно-морскому флоту Бельгии. И в тот злополучный день, 19 апреля, ранним утром, парусник затонул при весьма загадочных обстоятельствах, которые до сих пор так и остались невыясненными.
За неделю до трагедии «Граф де Смет де Найер», трехмачтовый барк с полным парусным вооружением, вышел из Антверпена в рейс к берегам Южной Африки.
13 апреля буксир вывел парусник из устья Западной Шельды. Спустя два дня барк повстречал в открытом море почтово-пассажирское судно «Принцесса Елизавета», забравшее письма курсантов родным и близким. Пассажиры на «Принцессе Елизавете» с восхищением провожали взглядом великолепный изящный парусник.
На следующий день ветер усилился, а еще через день на корпус «Графа де Найера» обрушились огромные волны; вскоре они уже начали заливать верхнюю палубу барка. Однако капитан Фурко оставался невозмутимым, ибо считал, что его кораблю не страшен никакой ураган. К тому же 17 апреля, ближе к вечеру, ветер поутих, хотя море продолжало штормить.
Поднявшись на мостик, Фурко переговорил со старшим помощником, только что заступившим на вахту. Тот сообщил, что старший боцман, закончивший обход судна, обнаружил во втором трюме воду. По-видимому, она затекла туда через люки.
«Граф де Смет де Найер» построили в 1904 году. При спуске на воду он опрокинулся у причала, когда на нем устанавливали рангоут и такелаж. Парусник снова подняли на стапели и принялись перестраивать, внося существенные изменения в конструкцию, с тем чтобы повысить его остойчивость. После чего барк сделал несколько пробных выходов в открытое море при полном парусном вооружении. Испытания прошли удовлетворительно, хотя во время этих коротких рейсов выяснилось, что быстроходностью судно не отличается.
Однако в первом дальнем рейсе — к берегам Чили — «Граф де Найер» показал неплохую среднесуточную скорость. Когда парусник вернулся в Антверпен, портовые инспекторы установили, что корпус его поврежден, — так что во многих местах пришлось в который раз заваривать соединительные швы и менять заклепки…
Узнав, что во втором трюме появилась вода, капитан Фурко забеспокоился. Неужели опять что-то с корпусом — после недели плавания?
Ночь прошла спокойно. Барк держался более или менее остойчиво; хотя переваливаясь с волны на волну, он выравнивался медленно, как бы нехотя.
В шесть утра старший боцман Ван ден Пютте разбудил Фурко и доложил, что в трюме, в четырех местах, обнаружена течь. Балластные танки тоже прохудились.
Море по-прежнему штормило. Волны с неослабной силой разбивались о скулу левого борта. Корпус барка испытывал сильную внешнюю нагрузку; с другой стороны, в одном из трюмов судна скапливалась и плескалась вода.
Под началом у Фурко было два десятка бывалых матросов, не считая опытнейших офицеров. И тридцать курсантов. Размышления Фурко прервал внезапный глухой удар и крики. Громадные валы, накрывшие верхнюю палубу, заливали каюты, кубрики, камбуз. Матросы во главе со старшим боцманом вычерпывали воду ведрами.
«Поставить брамсели!» — приказал капитан вахтенному помощнику, рассчитывая таким образом сбалансировать парусность судна.
Фурко спустился в штурманскую рубку, чтобы свериться с показаниями барометра. Стрелка прибора намертво застыла на отметке низкого давления: улучшения погоды не предвиделось.
В полдень капитан велел еще раз промерить уровень забортной воды в трюмах. За шесть часов он почти не изменился. Тем не менее капитан решил идти к ближайшей земле — острову Мадейра.
После обеда ветер стих, но море продолжало штормить. «Граф де Найер» по-прежнему испытывал сильную бортовую качку; волны все так же заливали верхнюю палубу, откуда вода бурным потоком устремлялась во внутренние помещения и отсеки барка, так что ее едва успевали откачивать.
Матросы, и офицеры, за исключением старшего помощника, уже догадывались, что вот-вот случится беда. Матросы вспомнили, что дурная слава закрепилась за барком с самого начала. Припомнили они и торжественную церемонию, когда барк спускали на воду: «крестной» пришлось дважды бросать бутылку шампанского, прежде чем она разбилась о форштевень «новорожденного». А это считалось плохой приметой. К тому же в свой первый рейс, из Флиссингена, барк вышел 13-го числа в пятницу, и к тому же в Страстную, что еще ни одному кораблю не сулило ничего доброго.
Капитан чувствовал беспокойство команды, однако утешить своих людей он не мог: в результате последнего осмотра трюмных отсеков выяснилось, что уровень воды там заметно повысился.
Собрав всех членов экипажа и курсантов, Фурко сообщил, что положение судна критическое и, чтобы оно не затонуло, необходимо срочно принять меры безопасности. Для этого нужно разбить людей на команды, которые будут попеременно откачивать воду ручными помпами.
А вода между тем все прибывала — с каждым часом это становилось все более очевидно. Барк еще круче заваливало то на один борт, то на другой; под действием огромной массы воды, свободно плескавшейся в трюмах, остойчивость судна нарушилась.
К вечеру положение ухудшилось, и капитан приказал старпому выставить впередсмотрящего — вдруг мимо будет проходить какое-нибудь судно: без посторонней помощи уже было не обойтись. Ручные помпы не справлялись с поступавшей забортной водой. После многочисленных попыток наконец удалось запустить паровой насос, но через некоторое время он вышел из строя.
В 9 часов вечера выяснилось, что уровень воды в четвертом трюме поднялся на девять дюймов. Временами моряки слышали страшный скрежет: похоже, разрывалась наружная обшивка корпуса, причем по всей длине.
Только сейчас Фурко наконец решился объявить, что положение корабля действительно безнадежно. Незадолго до этого третий помощник доложил ему, что полностью затопило балластный танк. Таким образом, корпус «Графа де Найера» испытывал сильнейшее давление воды изнутри и снаружи. И теперь сомнений не оставалось: барку осталось держаться на плаву недолго.
«Несмотря на все наши усилия, — рассказывал капитан, — вода продолжает заполнять трюмы, и на рассвете, вполне вероятно, нам придется оставить судно. Прошу вас приготовиться к худшему и сохранять мужество и дисциплину. Шлюпок хватит на всех. А пока задача каждого члена экипажа — бороться за живучесть корабля».
В четвертом часу утра матросы с курсантами, словно по команде, побросали помпы и бросились на верхнюю палубу. Это впередсмотрящий просигналил на мостик, что прямо по курсу видны ходовые огни какого-то судна. И через некоторое время предрассветную мглу рассеяли огненные шлейфы сигнальных ракет.
Через четверть часа в небо взвились еще несколько ракет, однако таинственные белые огни исчезли. Скорее всего, «Графа де Найера» с проходящего судна просто не заметили…
В четыре часа утра капитан Фурко распорядился готовить шлюпки к спуску на воду.
Спустя некоторое время верхняя палуба «Графа де Найера» уже была почти вровень с изломанной пенными гребнями поверхностью моря и волны перекатывались через нее совершенно свободно.
Парусник имел слишком большой ход. Для того чтобы снизить его, надо было убрать верхние паруса. Однако нижние концы снастей бегучего такелажа давно затопило, поэтому один из матросов взобрался по вантам сначала на одну мачту, потом на другую, третью… Через несколько мгновений брамсели сорвало с реев, и они, разорванные ветром в клочья, скрылись в волнах.
«Граф де Найер» сбавил ход до четырех узлов. Палуба под ногами моряков неистово скрипела и ходила ходуном. Корпус барка, казалось, вот-вот развалится на части.
В 5 часов 30 минут Фурко приказал спустить на воду шлюпки № 3 и № 4. Двое матросов прыгнули в шлюпку № 4, и она быстро заскользила по талям вниз вдоль левого борта. Аббат Кюйперс, стоявший рядом с Фурко, воздел правую руку и благословил шлюпку № 4 — она сорвалась с талей и опрокинулась. Сидевшие в ней матросы теперь плавали в воде и взывали о помощи.
Два спасательных круга полетели в воду. А «Граф де Найер», гонимый по воле ветра и волн, уходил все дальше — он давно перестал слушаться руля.
Шлюпку правого борта спустили благополучно, однако третья, самая большая, затонула: она сорвалась с талей, ее тотчас подхватило волной и с силой ударило о борт корабля. А к шлюпкам в носовой части барка вообще невозможно было подступиться: по верхней палубе уже катились волны. Таким образом, на судне осталось всего две шлюпки, причем одну уже залило водой. Только на них и могли спастись пятьдесят человек, не успевшие покинуть гибнущее судно. Однако путь к шлюпкам лежал через затопленную палубу, и оставшимся на барке пришлось прыгать за борт, затем плыть к шлюпкам, которые уже отнесло далеко в сторону.
Первыми покинули судно матросы. Кто-то из офицеров, видя полную растерянность и беспомощность курсантов, с отчаянием в голосе уговаривал юношей последовать их примеру.
Фурко не собирался покидать судно, хотя понимал, что с минуты на минуту барк опрокинется и утащит за собой под воду всех, кто еще остался на палубе.
«Я остаюсь с вами, капитан, — заявил аббат. — У меня здесь дел хватит».
И всякий раз, когда кто-то из оставшихся моряков прыгал за борт, аббат Кюйперс благословлял его крестным знамением.
Вскоре совсем рассвело. Утренний свет придал смелости оставшимся на барке, и курсанты наконец решились прыгать за борт. Фурко с мостика кричал им, чтобы они сразу отплывали от гибнущего судна.
На борту оставалось еще человек двадцать, когда на палубу рухнула бизань-мачта. И затем корма барка раскололась пополам примерно на треть длины. Послышались душераздирающие крики, но их тут же поглотил рев волн и свист вырвавшегося из кормовых отсеков воздуха. «Граф де Найер» раскололся пополам, и обе его части — нос и корма — встали почти вертикально…
Через несколько секунд в том месте, где только что был корабль, теперь плавали его обломки…
Спасший 26 человек «Дюнкерк» бросил якорь на рейде Дувра. Вскоре к нему подошел буксир «Гранвиль», на котором находился капитан Дуврского порта Айрон. Он предложил командиру французского парусника переправить людей с «Графа де Найера» на берег. Но пострадавшие заявили, что не вправе оглашать какие-либо подробности, до того как закончится расследование этого дела, и решили идти с «Дюнкерком» до Гамбурга. Тем же вечером «Дюнкерк» снялся с якоря и покинул рейд Дувра.
Некоторые надеялись, что, быть может, объявится еще кто-нибудь из уцелевших с «Графа де Найера». И надежды эти не были лишены оснований: вскоре после того, как «Дюнкерк» покинул рейд Дувра, в Плимут зашло итальянское судно «Лючия», и его капитан заявил, что якобы видел шлюпку с затонувшего бельгийского парусника — милях в двухстах от английских берегов. Сначала итальянцам показалось, что в шлюпке есть люди, но они обознались. В самом деле, это была шлюпка с «Графа де Найера» — № 4, та самая, которую спустили на воду первой и которая тут же перевернулась…
В Бельгии катастрофа «Графа де Найера» обернулась национальной трагедией, сопровождавшейся грандиозным скандалом. Все тут же вспомнили, что барк был обречен с самого начала — по причине его плохой мореходности. Многие уверяли, что на постройку судна пошли совершенно непригодные материалы. В Бельгийскую арбитражную палату посыпались настойчивые требования безотлагательно начать разбирательство по делу о крушении учебного парусника и гибели находившихся на его борту людей.
Прошло несколько дней, а списки уцелевших так и не были опубликованы. Распространились слухи, будто и «Дюнкерк» потерпел крушение в Северном море.
Наконец 28 апреля французский барк бросил якорь на рейде немецкого порта Куксхафен. Однако бельгийские моряки и в этот раз отказались встретиться с журналистами. Они высадились на берег под охраной офицеров германских ВМС и были препровождены на железнодорожный вокзал. А во избежание протестов со стороны соотечественников их на германо-бельгийской границе предусмотрительно разделили на группы и отправили на родину в разных поездах.
Некоторое время спустя офицеры «Графа де Найера» представили в арбитражную комиссию подробный отчет о происшедшем. Следователи допросили каждого из уцелевших в отдельности, рассчитывая таким образом в конце концов докопаться до истинной причины трагедии.
1 мая 1906 года в Бельгийской арбитражной палате происходили жаркие споры, а спустя неделю они разгорелись с еще большей силой. Депутаты в один голос утверждали, что конструкция и технические характеристики судна были рассчитаны плохо, не говоря уже о спасательных шлюпках: спустить их на воду можно было лишь ценой неимоверных усилий. Кто-то из курсантов, вызванных на слушания, даже заявил, что на паруснике никто и понятия не имел, как это делается. К тому же спусковые механизмы на шлюпбалках то и дело заклинивало, а некоторые вообще отказали. Корпус парусника был построен с недостаточным запасом прочности, что выявилось во время первого же рейса судна.
Однако оппоненты с не меньшей настойчивостью возражали: тогда с какой стати, спрашивали они, инспекторы «Ллойда» после испытаний на прочность и мореходность присвоили судну первую категорию?
Арбитражная палата постановила начать судебное разбирательство по делу о кораблекрушении учебно-парусного судна «Граф де Смет де Найер»… После продолжительных дебатов Брюссельский апелляционный суд постановил снять с капитана Фурко обвинение в неспособности управлять вверенным его командованию судном и считать, что кораблекрушение произошло в результате того, что судно по неизвестным пока причинам дало течь.
Все продолжали считать, что следователи решили скрыть большую часть правды о случившейся трагедии.
Тайна кораблекрушения бельгийского барка «Граф де Смет де Найер» до сих пор будоражит воображение, тем более что эта катастрофа стала первой в ряду тех, что в дальнейшем постигли другие учебные парусники.