На долю одной из самых пленительных и талантливых русских красавиц, какой в описаниях современников предстает Ксения Годунова, выпала трагическая судьба. Родилась она еще при жизни Ивана IV Грозного, а пора ее юности совпала с эпохой самых блестящих надежд для ее родителей. В 1598 воду отец Ксении, Борис Годунов, был выбран царем Земским собором, включавшим представителей дворянства, духовенства и посадского населения, а 3 сентября того же года коронован в Успенском соборе в Кремле. Неслыханное восхождение сироты из обычной дворянской семьи, начавшего свою службу в качестве стряпчего при дворе Ивана Грозного, до поста правителя государства при царе Федоре Ивановиче и, наконец, властителя огромной Российской державы, обещало всему роду Годуновых блистательное будущее. Даже недруги отдавали должное Годунову, что он мог заслужить славу одного из лучших правителей мира и совершить много великих дел, если бы не помешали ему грандиозные стихийные бедствия и трагические события. А историки В. О. Ключевский и С. Ф. Платонов отмели как клевету никем не доказанные обвинения Бориса Годунова в многочисленных кровавых преступлениях.
В лучших словесных портретах непредвзятых современников говорится о красоте лица, величественных манерах, неизменной приветливости и мягкости в обращении, звучном голосе и красноречии Бориса Годунова, который «цвел благолепием» и «образом своим множество людей превзошел». Среди добродетелей царя русские летописцы и бытописатели особенно отмечали постоянство в семейной жизни и привязанность к детям. Очевидно, красоту, тонкую душевную организацию и талант Ксения унаследовала от отца, так как о жене Бориса Годунова, о честолюбивой дочери опричника Малюты Скуратова Марии Григорьевне, таких лестных отзывов не встречается. Напротив, именно ей чаще всего приписывали неблаготворное влияние на мужа.
Чадолюбивый отец, Борис Годунов в детские годы окружил дочь Ксению и сына Федора добром и лаской, а в отроческие годы дал своим детям самое лучшее по тому времени образование. Не будучи царевной с колыбели, Ксения получила воспитание, в высшей степени соответствующее этому титулу. В семнадцать лет единственная дочь царя Бориса Годунова стала первой девицей на Руси не только по знатности, но и по красоте и образованности.
Трогательно-нежный и поэтический образ Ксении запечатлен в народных песнях и произведениях литературы XVII века. Судя по сохранившимся описаниям внешности юной царевны, она представляла собою идеальный тип русской красной девицы, каким он создан в народном поэтическом творчестве. Вот какое яркое описание облика красавицы царевны оставил писатель XVII века И. М. Катырев-Ростовский: «Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа, бела вельми и лицом румяна, червлена губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся, бровми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни ниска, власы имея черны велики, аки трубы, по плечам лежаху».
Однако Ксения Годунова слыла не только писаной красавицей, она была еще «во истину во всех делах чредима», «во всех женах благочиннийша и писанию книжному навычна». Известно, что одним из памятников незаурядной образованности детей Бориса Годунова осталась карта России, начертанная царевичем Федором и изданная в Германии в 1614 году, уже после его гибели. Сына Федора Борис Годунов готовил быть просвещенным царем, а дочь Ксению хотел выдать замуж за иностранного принца, который бы согласился принять православие и жить в выделенном ему удельном владении в пределах Российского государства. Посредством такого брака отец-царь хотел не только устроить счастье любимой дочери-красавицы, но и устранить многочисленные препятствия, которые власти европейских государств, опасавшиеся усиления могущества России, чинили ученым, специалистам и мастерам, желавшим работать в России и пытавшимся пробраться в Москву. По свидетельству современников, Борис Годунов лелеял планы учредить в Москве и других городах университеты и школы, в которых бы науки и художества преподавали зарубежные ученые, готовые способствовать развитию просвещения в России и «облагодетельствовать ее своими познаниями».
Как говорит летописец-современник, Ксения «поучению книжному со усердием прилежаще» и «зело научена премудрости и всякого философского естественнословия». По печатным и рукописным книгам изучала Ксения хронографы, где излагалась древняя история, переходившая к деяниям византийских царей, а затем к русской истории и космографии, в которых сообщалось о различных странах света, о государствах и народах, в них обитающих. Терпеливо и основательно постигала Ксения смысл «семи мудростей»: грамматики, диалектики, риторики, арифметики, или числительницы, геометрии, астрономии, или звездозакония, а также музыки, под которой понималось и собственно пение.
Старинные летописцы особенно отмечают музыкальность и хороший голос Ксении: «Гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне желаше». Ксения Годунова не только любила петь и слушать церковное пение, она сочиняла песни сама. Народная память сохранила поэтические строки песен Ксении Годуновой, написанных ею в самый трагический период ее жизни. В 1619 году переводчик английского, священник Ричард Джеймс, опоздавший на последний корабль, отплывавший из Архангельска в Англию, остался зимовать в Холмогорах. Здесь-то в его записную книжку какой-то русский человек и вписал две песни Ксении Годуновой, которую можно считать первой известной на Руси поэтессой.
Ксения, дочь царя Бориса Годунова, была столь же талантливой поэтессой, сколь и одаренной художницей-вышивальщицей. В круг старинного воспитания девочек на Руси обязательно входило рукодельное искусство, в том числе вышивание. В своей песенной поэзии Ксения не случайно вспоминает о расшитых ею золотом вещах. В пору обучения царевны художественное лицевое шитье обрело особую популярность и совершенство исполнения. Девушки из знатных семей, боярыни и даже царицы золотыми и серебряными нитями, разноцветными шелками, жемчугом и драгоценными камнями вышивали по бархату и плотному шелку многофигурные сюжетные картины. Нередко вышитые на пяльцах многофигурные красочные композиции русских рукодельниц воспроизводили сюжеты живописных фресок и икон. Хорошо известны изумительные работы тетки Ивана Грозного Евфросинии Андреевны Старицкой — основательницы самобытной школы лицевого шитья в русском искусстве. Одной из самых замечательных продолжательниц традиций лицевого шитья, приближающегося по сложности к ювелирному искусству, была Ксения Годунова.
Вот уже почти 400 лет в Троице-Сергиевой лавре хранятся две работы, авторство которых монастырское предание приписывает Ксении Годуновой. Работы талантливой царевны-вышивальщицы относят к 1601–1602 годам. Именно в это время царевну Ксению сватали за герцога Иоанна, брата датского короля Христиана IV.
Первая работа Ксении — покровец для изголовья гробницы Сергия Радонежского, на котором царевна-мастерица вышила рублевскую «Троицу». По малиновому атласу мелким жемчугом искусно вышиты фигуры, венцы у ангелов, одежды, стол, палаты, очертания гор и кроны дерева. На полях, среди растительного орнамента, выполненного крупным жемчугом и самоцветными камнями, размещены серебряные и позолоченные пластины-дробницы с изображениями Богоматери, Иоанна Предтечи, Сергия Радонежского и святых, соименных членам царской семьи Годуновых: Бориса, Марии, Федора, Ксении.
Вторая работа Ксении Годуновой из собрания Троице-Сергиевой лавры — многофигурная красочная композиция, вышитая на бархате, предназначенном покрывать «жертвенник»: сидящий на троне Христос, рядом с ним расположились Богоматерь и Иоанн Предтеча, у ног их склонились Сергий и Никон Радонежские. Выполненная умелым комбинированием 15 различных узоров и швов картина Ксении Годуновой отличается особой выразительностью лиц, объемностью фигур, изяществом и тонким вкусом в подборе цветов драгоценных камней, в сочетании жемчужного и золотого шитья.
Эти два чудом сохранившиеся прекрасных произведения Ксении Годуновой напоминают нам о ней, о ее печальной судьбе и о том, сколько радости и красоты могла эта талантливая художница-вышивальщица подарить своим современникам и потомкам, если бы не обрушились на ее род и страну неисчислимые бедствия Смутного времени. В мечтах о счастье и о своем женихе, датском герцоге Иоанне, склонялась царевна над девичьим шитьем. Но судьба сулила ей горести и утраты.
Принц датский, герцог Иоанн, брат короля Христиана IV, был вторым женихам дочери царя Бориса Годунова, Ксении. Желая непременно выдать свою дочь за иноземного герцога или принца, Борис Годунов искал жениха во всех отношениях достойного руки царевны. В это время сын низложенного шведского короля Эрика XIV герцог Густав скитался по Европе. Юный принц Густав бежал из своего отечества, где его намеревались погубить родственники, захватившие его наследственное право. Наконец он отдал себя под покровительство Польши, поселившись в городе Гданьске. Однако дела Густава в Польше оставляли желать лучшего, и он тайно отправил письмо московскому царю. Переписка шведского принца с Борисом Годуновым началась почти сразу же, как он вступил на русский престол. Вскоре Густава пригласили приехать в Москву. В августе 1599 года принц-скиталец бежал из Польши и, несмотря на посланную за ним погоню, благополучно добрался до Московии. Навстречу Густаву в назначенное время и место на границе с Польшей было послано несколько придворных с немецкими переводчиками, а также повозки, лошади и все необходимое для дороги. 19 августа Густав торжественно въехал в Москву, его встречали с такой пышностью и почетом, что большего не могли бы оказать и королю. На приеме царь Борис и царевич Федор, приветствуя принца, выразили сожаление о его несчастиях и в присутствии всех бояр обещали ему покровительство Московского государства. Прослышав о том, как принц Густав благоденствует в Москве, немало молодых дворян прибыло к нему на службу. Но неожиданно все переменилось. Тщеславный и самонадеянный Густав, возомнив, что при столь милостивом отношении ему все теперь дозволено, вызвал из Польши жену своего бывшего хозяина Христиана Катера, некую Катерину, с которой он во время своего пребывания в Гданьске вступил в любовную связь и прижил несколько детей. В Москве он велел возить ее в карете, запряженной четверней белых лошадей и в сопровождении многих слуг, как ездят царицы. Недовольные из свиты принца говорили, что эта женщина оказывала на него дурное влияние, и под этим влиянием он стал надменным в отношениях со своими дворянами и вспыльчивым по отношению к слугам, которых часто бил. Постепенно все придворные принца и иноземные дворяне отошли от него, многие поступили на службу к русскому царю, который благосклонно принял их, назначив хорошее жалованье и дав отличные поместья. Узнав подлинный характер принца Густава, Борис Бодунов почел невозможным отдать за него свою дочь Ксению. Царь Борис повелел объявить принцу, что его поведение не достойно звания королевского сына. Хотя увещевания удерживать себя от неприличных поступков и сумасбродств не возымели действия и Борис решил, что такой принц не может стать его зятем, однако не прогнал его и не обрек на нищенское существование. Борис Годунов пожаловал Густаву город Углич с уездом, с которого принц мог получать ежегодный доход. Но управлять этим уделом должен был назначенный от царя дворянин, а принцу на его содержание доставлять доходы. В 1601 году шведского принца Густава разлучили с его сожительницей Катериной и отвезли в Углич. Там его содержали по-княжески до самой его смерти в 1607 году. На смертном одре шведский принц, много скитавшийся по западным странам и живший там в большой нужде, очень сожалел, что следовал больше советам своей сожительницы, чем благоволению русского царя Бориса Федоровича Годунова. Густав был погребен в Кашине в монастыре Димитрия Солунского 22 февраля 1607 года. Он умер при Василии Шуйском, через два года после того, как русский престол путем обмана и мистификаций захватил авантюрист-самозванец Лжедмитрий I. Кто знает, если бы он стал в свое время мужем дочери Бориса Годунова, то мог бы спасти не только Ксению, но и ее брата, молодого царя Федора, и всю династию Годуновых. Не эти ли терзания совести свели принца Густава в могилу раньше срока?
Через год после неудавшейся попытки выдать дочь за шведского принца Борис Годунов через послов получил согласие датского короля Христиана IV на брак своего брата Иоанна с царевной Ксенией. Датский принц герцог Иоанн должен был навсегда поселиться в России в уделе, который пожалует ему тесть. Иоанну было обещано Тверское княжество. 6 августа 1602 года датский принц на нескольких кораблях в окружении многочисленной свиты, доходившей числом до четырехсот человек, прибыл в Ивангород. Отсюда его путешествие до Москвы было настоящим праздничным шествием. На каждой остановке по русскому обычаю хлебосольно и предупредительно угощали его и всю его свиту. При въезде в города принца Иоанна встречали пушечными выстрелами, отдавая почести высокому гостю и торжественно приветствуя от имени царя. Принц Иоанн ехал через Новгород, Торжок, Старицу, его сопровождали боярин Михаил Салтыков и дьяк Афанасий Власьев, хорошо знакомые с иноземными обычаями. Ехали медленно, делая не более тридцати верст в день, Иоанн беседовал с сопровождавшими его боярином и дьяком, узнавал от них о гражданском и церковном устройстве в Московском государстве. 19 сентября 1602 года принц Иоанн прибыл в Москву. Утром, перед въездом в стольный град его встретил посол Михаил Татищев, который привел ему в подарок от царя Бориса Годунова прекрасную серую лошадь со сплошной серебряной сбруей и с позолоченным, украшенным драгоценными камнями оплечьем на шее. На этом царском аргамаке принц Иоанн подъехал к Москве, где его встречало с большой торжественностью множество народа и десять тысяч русских всадников, одетых так нарядно, что, по впечатлению очевидцев, казалось, будто поле за Москвой превратилось в «золотую гору, покрытую различными цветами», а прибывшие иноземцы «с великим удивлением взирали на пышность и великолепие московитов». Когда принц Иоанн и его свита въехали в город через Тверские ворота, зазвонили сразу все московские колокола и на улицы высыпали празднично разодетые люди. Принца со свитой проводили в Китай-город и поместили в лучшем доме, заранее для него приготовленном. Царь Борис и сын его Федор видели свиту датского принца с кремлевской стены, откуда наблюдали за торжественным въездом герцога Иоанна в Москву. А 28 сентября 1602 года, когда гости устроились и отдохнули после дальней дороги, принца Иоанна со всей свитой пригласили на обед в Грановитую палату. Царь Борис и царевич Федор обняли представшего перед ним принца Иоанна как родного. Во время обеда царь во всем величии восседал на золотом троне, за столом рядом с ним были его сын, царевич Федор, и принц Иоанн как будущий зять. Кроме членов царской семьи, никто не мог сидеть рядом с государем. Они втроем сидели за одним столом, а кругом стояли столы, где каждый занимал место по своему чину. Пир длился от полудня до ночи. Борис Годунов долго беседовал с датским принцем о его брате-короле и других государях и трижды пил за здоровье герцога Иоанна. По окончании пира царь и царевич сняли с себя золотые цепи и возложили на датского принца. В тот же день было решено совершить бракосочетание в начале зимы. Царевны Ксении здесь не было, так как по известному русскому обычаю того времени она, как невеста, не могла до свадьбы видеть своего суженого лицом к лицу. Но она видела его из тайной «смотрильной палатки», специально устроенной в Грановитой палате для царских особ женского пола. По единодушному мнению современников, принц Иоанн был красивый, статный юноша. Умный, скромный, обходительный, он понравился Борису Годунову. Приятное впечатление произвел принц Иоанн и на царевну Ксению.
Вскоре после представления принца Иоанна русскому царю семья Годуновых поехала в Троице-Сергиевскую обитель помолиться о счастье Ксении. Датский принц герцог Иоанн остался в Москве. Он решил употребить время отсутствия царя с семейством на изучение русского языка, за который он принялся ревностно, и даже говорил, что желает принять православную веру.
Невеста Ксения, бывшая с родителями на богомолье, прислала в дар жениху, по русскому обычаю, богато убранную постель и белье, расшитое серебром и золотом. Ежедневно слали гонцов из Москвы к царю Борису и обратно из Троицы — к принцу Иоанну. 16 октября, находясь в Братошине на пути из Троицы, Борис Годунов узнал о внезапной болезни принца. Приехав в Москву, царь стал умолять врачей и своих, и прибывших с принцем из Дании спасти дорогого будущего зятя и сулил за его выздоровление великие милости. Борис Годунов дал обет: если принц останется жив, то он отпустит на свободу четыре тысячи узников, а также велел раздавать нищим богатую милостыню. Поначалу врачи уверяли царя, что болезнь герцога Иоанна не опасна и излечима. Но ему становилось с каждым днем хуже. 27 октября Борис Годунов посетил больного принца Иоанна. И когда нашел его очень слабым, то стал горько плакать и жаловаться у его постели. Один из членов датской свиты услышал и записал в дневник слова русского царя: «Заплакала бы и трещина в камне, что умирает такой человек, от которого я ожидал себе величайшего утешения, — восклицал Борис Годунов. — В груди моей от скорби разрывается сердце». Царь приехал к нареченному зятю и на следующий день. Принц Иоанн был без сознания и бредил. Царь сильно предавался горю и не отходил от его постели. К вечеру жар усилился, и 29 октября в два часа ночи, не приходя в сознание, принц скончался. Ксения, услышав о смерти своего жениха, сильно убивалась по нему, а Борис Годунов сказал ей: «Погибло, дочь, твое счастье и мое утешение». В трагедии А. С. Пушкина безутешная Ксения Годунова, целуя портрет умершего жениха, произносит:
Ксения осталась невестой-вдовой. В последующие годы обстоятельства складывались так трагически, что царю Борису Годунову было уже не до искания женихов.
В 1603 году после нескольких неурожайных лет в Российском государстве начался невиданный по масштабам голод. Многие богатые люди, имея большие запасы старого хлеба, отказывались продавать зерно, придерживая его в эгоистических целях наживы и требуя за него большие деньги. Цены на хлеб стремительно росли почти до 1605 года. Цена на рожь поднялась в 20 раз. Основная часть населения не могла покупать такой хлеб. Правительству Бориса Годунова не хватило твердости, чтобы сломить сопротивление богатых монастырей и бояр, отказавшихся поделиться хлебными излишками в условиях неурожая. Не удалось ему ввести твердые цены на хлеб и обуздать бешеную спекуляцию зерном. Однако сам Борис Годунов не жалел средств на борьбу с массовым голодом. Чтобы прокормить население, он организовал оплачиваемые общественные работы в Москве и приказал ежедневно раздавать нуждавшимся денежную и хлебную милостыню. Услышав о такой царской щедроста, народ толпами устремился в Москву, отчего голод в столице лишь усилился. За два года голода на трех больших братских кладбищах, или «скудельницах», было погребено 127 тысяч умерших. Количество погибших во всех городах и селах было так велико, что современники утверждали: в голодные годы вымерла «треть царства Московского». Ожесточение и отчаяние порождало сначала разбои и грабежи, а затем голодные бунты неимущих, восстания и междоусобные войны.
Именно в это время в Польше объявился самозванец — Лжедмитрий. Оживили идею о чудесно спасшемся царевиче Дмитрии политические противники Бориса Годунова. Но стремительным успехам авантюриста-самозванца способствовали не только покровительство польского короля Сигизмунда III и поддержка русских бояр-изменников, но и настроения и ожидания русского народа, в сознании которого слухи о спасшемся «прирожденном государе», младшем сыне Ивана Грозного, превратились в утопическую веру в «доброго царя». Трагедия заключалась в том, что молва эта, попав в народную среду, распространилась быстрее морового поветрия. А между тем под именем законного наследника русского престола к власти шел неразборчивый в средствах самозванец-авантюрист и изменник, который еще до вступления на Русскую землю заключил тайные соглашения с Сигизмундом III о передаче Речи Посполитой обширных территорий и огромных богатств Московского государства. Кроме того, перейдя в католическую веру, самозванец-вероотступник обещал своим польским покровителям привести все «православное царство Московское» в католичество за год и жениться на подданной польского короля, Марине Мнишек, дочери Юрия Мнишека, который представил Лжедмитрия Сигизмунду III.
Подлинное имя и историю самозванца Лжедмитрия московские власти установили очень быстро. Знала об этом, конечно, и Ксения. «Дмитрием» называл себя беглый монах-расстрига Григорий Отрепьев, которого обличили его мать, родной брат и дядя. В августе 1603 года Борис Годунов через Посольский приказ обратился к первым польским покровителям самозванца с требованием выдать «вора». Однако внутри России появление самозванца долго замалчивалось, слухи о нем беспощадно пресекались. И это понятно. Они порочили правителя Бориса Годунова, объявляя его причастным к гибели царевича Дмитрия, который умер во время приступа эпилепсии в Угличе в 1591 году, за семь лет до того, как царем был избран Борис Годунов. Открытое обличение самозванца в стране началось лишь тогда, когда Лжедмитрий вторгся в Россию. Но они уже не могли искоренить слухи о вновь объявившемся претенденте на русский престол — царе-избавителе.
Первое вторжение Лжедмитрия, поддержанное польским королем, в 1605 году потерпело полный крах. Быть может, династия Годуновых так и не была бы сброшена с трона проходимцем-самозванцем, если бы не внезапная смерть царя Бориса. Только близкие родственники, наверное, понимали в полной мере, что злобная клевета, обвинявшая Бориса Годунова в убийстве последних членов законной династии, включая царя Федора Ивановича и царевича Дмитрия, подрывала его здоровье сильнее, чем последние трудные годы правления. Царь Борис стал тяжело болеть с 1602 года. В 1604 году его постиг первый паралитический удар, несколько недель Борис Годунов не выходил, а когда появился, то волочил за собой ногу. 13 апреля 1606 года еще далеко не старый Борис Годунов скоропостижно скончался от апоплексического удара.
Смерть царя Бориса Годунова усилила Смуту в Российском государстве, дала новый толчок к распространению слухов об «истинном царевиче Дмитрии», расчистила путь самозванцу, погубившему династию Годуновых. Преемник Бориса Годунова, его шестнадцатилетний сын Федор, «подавал народу твердую надежду, что будет добрым, благочестивым царем», но царствовал после смерти отца только два месяца. Царевна Ксения стала свидетельницей внезапного и трагического падения своего рода и предательства тех, на кого Годуновы возлагали свои надежды.
7 мая 1605 года боярин Петр Федорович Басманов, которому Борис Годунов незадолго до кончины вверил командование армией, изменил царю Федору Борисовичу под Кремами и перешел вместе с войсками и другими знатными боярами на сторону Лжедмитрия I.
Оставшись без армии, царская семья Годуновых оказалась почти совершенно незащищенной. Несколько тысяч московских стрельцов, до конца верных Федору Борисовичу, молодой царь отправил на Оку, защищать Москву. И они остановили Лжедмитрия I под Серпуховом. Тем временем 1 июня произошло восстание в Москве. Пробравшиеся в Москву гонцы самозванца прочитали с лобного места «прелестные грамоты» Лжедмитрия, которые обличали «изменников Годуновых, неправедно завладевших царством». Толпа бросилась громить и грабить дворы бояр, зажиточных людей и торговцев, нажившихся на голоде. Однако восставший в Москве народ, издеваясь над сильными мира сего, никого не убивал и не казнил Годуновых. Царицу Марию Григорьевну, вдову Бориса Годунова, и его сына, царя Федора Борисовича, убили «воровские» бояре-изменники.
Остановившись в Серпухове, Лжедмитрий I не решался войти в Москву до той поры, пока были живы молодой Федор Годунов и его мать-царица. Послав в столицу бояр с приказанием умертвить сына и жену Бориса Годунова, самозванец, наслышанный о необычайной красоте Ксении, «дщерь повелел в живых оставити, дабы ему лепоты ея насладитися». 10 июня 1605 года князья-убийцы Василий Голицын, Василий Мосальский, Михаил Молчанов и Андрей Шерефетдинов в сопровождении отряда стрельцов ворвались на подворье Годуновых, захватили царицу Марию Григорьевну и ее детей и развели «по храминам порознь». Царица от неожиданности потеряла дар речи и не оказала никакого сопротивления. Федор Годунов, «поистине юный витязь и писаный красавец», мужественно сопротивлялся, так что палачи долго не могли с ним справиться. Отчаянно вырывавшуюся Ксению Годунову увезли в дом к одному из губителей ее матери и брата, князю В. Мосальскому. Позже она узнала, что задушившие Федора и Марию Годуновых бояре-убийцы объявили народу, что царь и царица покончили жизнь самоубийством — «испиша зелья», а «царевна едва оживе». Хотя этому никто не поверил, так как тысячи людей, в том числе историк той эпохи Петр Петрей, собственными глазами видели следы от веревок, которыми были задушены царь Федор и царица Мария Григорьевна, бояре запретили традиционный обряд погребения. Федора и его мать закопали, как самоубийц, возле ограды бедного Варсонофьевского монастыря на Сретенке. В одну яму с ними были брошены останки Бориса Годунова, которые родовитые бояре извлекли из Архангельского собора. Так пресмыкавшиеся перед тираном-самозванцем знатные бояре-изменники решили посмертно лишить почестей законно избранного, но «худородного» царя Бориса Годунова.
Все это время в один час осиротевшую Ксению Годунову удерживали в доме князя В. Мосальского. Догадывалась ли несчастная царевна, что очень скоро настанет день, когда ее поведут на поругание к тирану-самозванцу? Ждала ли она чудесного избавления?
20 июня 1605 года Лжедмитрий вступил в Москву. Накануне П. Басманов низложил и проклял как прислужника Годуновых престарелого патриарха Иова. С позором изгнанный из Москвы патриарх мог обличить самозванца, который в бытность свою дьяконом служил Иову и хорошо был ему знаком. Попытка Василия Шуйского в первые дни пребывания расстриги-самозванца в Москве «не дать ему сесть на царство» не удалась и едва не стоила ему жизни. 18 июля возвратилась из ссылки в Москву вдова Ивана Грозного Мария Федоровна Нагая (в иночестве Марфа) и всенародно признала Лжедмитрия I своим сыном. Признание мнимой матери покончило с колебаниями тех, кто все еще сомневался в его царском происхождении. В обстановке всеобщего ликования народа по поводу обретения истинного государя и наступления счастливого царства изменник-расстрига Гришка Отрепьев был коронован. Обряд царского венчания, призванный подчеркнуть возрождение законной династии, совершался дважды: сначала — в Успенском соборе, а затем — у гробов «предков» в Архангельском соборе.
Вот тогда-то и наступил самый злосчастный день в жизни Ксении Годуновой. По приказанию Лжедмитрия I князь В. Мосальский привел к нему во дворец бедную царевну. Это мгновение изобразил талантливый русский художник Н. Неврев на своей картине «Ксения Борисовна Годунова, приведенная к самозванцу». Прекрасная царевна рыдает, закрыв лицо рукою. В самом деле, трудно себе вообразить что-либо ужаснее положения женщины, отдаваемой на поругание похотливому самозванцу, которого она считала убийцей своих дорогих родных. И какой женщины? Той, которая три года назад могла стать женой благородного Иоанна Датского!
Теперь перед Ксенией был человек, внушавший ей омерзение и своими деяниями, и своей внешностью. По словесным портретам современников, в том числе уже упоминаемого русского писателя И. М. Катырева-Ростовского, Лжедмитрий I имел телосложение и лицо «не царсково достояния». Приземистый, небольшого роста, он был широк в плечах, почти без талии, с короткой шеей и огромными руками разной длины. На грубом желтом лице Лжедмитрия-Отрепьева не было ни усов, ни бороды, толстый нос напоминал по форме башмак, возле него росли две большие синие бородавки, взгляд колючих маленьких глаз довершал гнетущее впечатление.
Все русские и иностранные современники утверждают, что Лжедмитрий, приказав доставить к себе во дворец Ксению Годунову, против ее воли продержал ее у себя наложницей полгода. Как он обращался с ней все это время, неизвестно. Живший в те дни в Москве голландец Исаак Масса, у которого не было оснований чернить Лжедмитрия I, сообщает о том, что самозванец предавался в Москве безудержному разврату. Его клевреты-угодники П. Басманов и М. Молчанов тайно приводили во дворец к царю-распутнику пригожих девиц и красивых монахинь, приглянувшихся ему. Когда уговоры и деньги не помогали, в ход пускали угрозы и насилие. Рассказывая о распутстве и извращенных наклонностях Лжедмитрия I, которые очень повредили его репутации, Исаак Масса писал: «Он был распутником, ибо всякую ночь растлевал новую девицу, не почитал святых инокинь и множество их обесчестил по монастырям, оскверняя таким образом святыни, он также растлил одного благородного юношу из дома Хворостининых, которые принадлежат к знатному роду, и держал этого молокососа в большой чести, чем тот весьма величался и все себе дозволял».
Тем не менее будущего тестя Лжедмитрия I, Юрия Мнишека, более всего тревожило присутствие при дворе самозванца дочери Бориса Годунова — Ксении. Нетрудно догадаться почему. Польская невеста Лжедмитрия, Марина Мнишек, не знала себе равных в страсти к роскоши, власти и авантюрам, но в отличие от признанной красавицы Ксении Годуновой не обладала ни женской привлекательностью, ни женским обаянием. Даже на парадном портрете, идеализирующем внешность претендентки на роль русской царицы, Марина Мнишек выглядит малопривлекательной. Тонкие губи, изобличавшие высокомерие, тщеславие и мстительность, вытянутое лицо, слишком длинный нос, жидкие черные волосы, низкорослое, тщедушное тело — все это мало отвечало тогдашнему идеалу женской красоты. Прошло полгода, как Лжедмитрий занял русский трон, но он не спешил приглашать из Польши панну Марину, на которой обещал жениться под страхом проклятия. 25 декабря 1605 года Юрий Мнишек, жаждавший вместе с мотовкой-дочерью скорее добраться до русских богатств и царской казны, обратился к будущему зятю с письменным выговором: «Так как известная царевна, дочь Бориса Годунова живет вблизи вас, то по моему и благоразумных людей совету благоволите ее удалить и отослать подалее».
Получив письмо Юрия Мнишека, самозванец не стал перечить своему будущему тестю. В начале 1606 года Ксения Годунова была насильно отвезена в глухой Горицкий монастырь на Белоозере. Здесь она была пострижена в монахини под именем Ольги и отныне должна была оставаться до самой своей смерти. Не надеясь когда-либо вернуться в Москву, чтобы оплакать могилы своих родителей и брата, Ксения Годунова мысленно возвращалась к своему прошлому, к тем бедам, которые постигли ее семью и всю Русскую землю. На далеком Белоозере сочинила Ксения Годунова несколько песен, которые позже обнаружили в записной книжке англичанина Ричарда Джеймса. Вот одна из них:
17 мая 1606 года в результате дворцового переворота, организованного дворянами-заговорщиками и поддержанного народом, который после свадьбы царя и Марины Мнишек стал открыто говорить, что царь «поганый», Лжедмитрий I, бывший монах-расстрига Григорий Отрепьев, был убит. Избранный царем Василий Шуйский перевел Ксению Годунову во Владимировский Княгинин монастырь. В целях дискредитации идеи «доброго царя Дмитрия» и укрепления авторитета власти царь Василий Шуйский устроил торжественное перенесение останков Бориса Годунова и членов его семьи, убитых по приказу самозванца, из убогого Варсонофьевского монастыря в Троице-Сергиевский. Бояре и монахи на руках пронесли гробы с прахом царя Бориса Годунова, его жены и сына. Царевна Ксения, одна только и оставшаяся в живых из всей семьи Годуновых, ехала следом за этим погребальным шествием в закрытых санях, громко плакала и причитала. Присутствовавший на этой церемонии Конрад Боссов записал в своей «Московской хронике» ее причитания: «О горе мне, бедной покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя нашей земле. Осуди его, господи, прокляни его, господи!»
Тогда многие уже стали сильно жалеть Бориса Годунова, говоря, что лучше было бы, если бы он жил еще и царствовал. А умная и проницательная Ксения Годунова предвидела, что за убитым самозванцем-расстригой явятся новые обманщики, которые принесут много бед Русской земле. В одной своей песне Ксения также сетует: «За что наше царьство загибло?»
Дочь Бориса Годунова не ошиблась. В стране продолжались Смута и гражданская война. За Лжедмитрием I появился Лжедмитрий II, а затем и Лжедмитрий III. В 1609 году началась открытая польская и шведская интервенция.
Приехав в начале 1609 года в Троице-Сергиев монастырь для поминовения родителей и брата, Ксения, теперь монахиня Ольга, была застигнута полчищами поляков, осаждавшими монастырь под командованием Сапеги и Лисовского. В монастыре укрылись жители многих окрестных деревень. Осада длилась полтора года и закончилась поражением поляков, которые не смогли сломить мужество и смелость защитников монастыря-крепости. Вместе с осажденными все трудности и бедствия стойко переносила и Ксения Годунова.
Сохранилось письмо, написанное Ксенией в осажденном монастыре и предназначенное жившей в Москве тетке, княгине Домне Богдановне Ноготковой, родной сестре Евдокии Богдановны Сабуровой, одной из жен царевича Ивана, убитого отцом Иваном Грозным. В письме от 29 марта 1609 года Ксения сообщает: «Я у Троицы в осаде в своих бедах чуть жива, конечно, больна со всеми старицами, и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти. Да у нас же за грех за наш моровоя поветрея, всяких людей измяли скорби великия смертныя, на всякий день хоронят мертвых человек, по двадцати и по тридцати и больши...» Когда свирепствовавший в монастыре мор унялся, то «не осталося людей ни трети».
После освобождения Троице-Сергиевого монастыря от осады Ксения Борисовна Годунова вместе с племянницей Ивана Грозного, Марией Владимировной, переехала в Москву, в Новодевичий монастырь. Но и здесь, уже под иноческой одеждой, их ждало новое злоключение. В начале августа 1611 года казаки Ивана Заруцкого взяли приступом Новодевичий монастырь и разграбили его. В одной из грамот того времени говорится: «Когда Ивашко Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, они церковь Божию разорили, и черниц, королеву, дочь князя Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и зрети не смели, ограбили донага, и иных бедных черниц и девиц грабили и на блуд имали, а как пошли из монастыря, и церковь и монастырь выжгли».
После этого нового, но уже последнего поругания, несчастную дочь Бориса Годунова вместе с другими монахинями отправили обратно во Владимирский Княгинин монастырь. С тех пор о ней не было никаких сведений до 1622 года. В этом году, 30 августа, на 41-м году жизни прекратились все ее страдания. Перед своей смертью Ксения Годунова завещала похоронить ее рядом с родителями и братом. Последнее желание несчастной царевны исполнилось. Тело Ксении Борисовны Годуновой было перевезено в Троице-Сергеев монастырь и погребено рядом с могилами родных у входа в Успенскую церковь.
Несправедливость и непомерность страданий прекрасной царевны Ксении, безвинной жертвы чудовищных преступлений, вызывали неподдельное сочувствие у современников. Русский народ вспоминает о ней в своих песнях. Трагическая судьба Ксении Годуновой нашла отражение в летописях, исторических повестях и записках соотечественников, а также в дневниках и воспоминаниях иностранцев. Трогательный образ Ксении Годуновой не оставил равнодушными русских художников последующих эпох. Ей посвятили свои художественные полотна В. Суриков, И. Неврев и К. Маковский. Поэтически утонченную натуру Ксении чудесно изобразил А. Пушкин.
Сама Ксения Годунова оставила незабываемую память о себе потомкам песенно-поэтическими сочинениями и живописно вышитыми картинами.