© Ростислав Мурзагулов, 2016

© Яков Бояршинов, дизайн обложки, 2016

© Раиф Бадыков, фотографии, 2016

© Олег Яровиков, фотографии, 2016

© Ханиф Сунугатуллин, фотографии, 2016

© Альберт Загиров, фотографии, 2016

© Николай Марочкин, фотографии, 2016

Корректор Валентина Балашова

Редактор Шамиль Валеев

Редактор Нафиса Билалова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Предисловие

Однажды в моем кабинете зазвенел второй по крутизне селектор. На лакированном столике шикарной олдскульной ГДР-овской спецсерии 70-ых годов были представлены селекторные аппараты всех трех возможных уровней крутости. По самому наикрутейшему могли позвонить только из грозного Белого дома, где автор этих строк служил. Номера там были всего из двух цифр и абонентов была всего пара десятков. Аппарат выглядел космически, соединение шло мгновенно, и от иных его звонков все подпрыгивали и говорили, стоя «во фрунт». Этот аппарат не просто так называли «инфарктором». А третьего сорта селекторы стояли у кого попало, даже у замзавотделов каких-нибудь Росбашсельпромархивов.

По селектору второй крутости звонил Министр печати нашей территории, которая размерами и числом превосходит добрый десяток стран Европы, тоже вполне себе «зур нащалник», но из другого здания:

– Слушай, у меня тут заседает Комиссия по писательской госпремии имени Халабердыева. И вот я смотрю положение – тут про актуальность, количество читателей, много чего еще, что говорит о том, что премию в этом году мне придется отдать тебе!

– Чо?!

– Да ничо. Сегодня «Шурале» опубликовал твою книжку политическую со всей правдой про нас, видал? Ее уже пол-республики прочитало.

Аптраган. Будучи действующим чиновником с селектором первой крутости, никаких политических книжек, тем более со всей правдой, я, разумеется, не публиковал, но когда-то написал черновик таковой. Было понятно, что кто-то из политических оппонентов стащил его и вывесил в сеть, чтобы показать всем, какой я плохой. Черновик я написал несколькими годами ранее «в стол», скорее, чтобы не забыть деталей своей работы с «Бабаем», а потому не стеснялся в приведении всевозможных фактов, которые можно было трактовать по-разному и уж точно не стоило публиковать, все еще работая в Белом доме.

Так и пришлось отказаться от премии имени Халабердыева. Да и вообще от авторства этой книжки, хотя гудели журналисты не один день: «Правда, нет?! Серьезно, Бабай так говорил? И что, так и было?».

Но вот сейчас, когда в Белом доме уже все жучки от простаивания заискрили в моем бывшем кабинете, пришла мысль – а почему бы все же не довести до ума черновик и не рассказать-таки городу и миру, что за веселое это дело – российскими регионами руководить?

Так и появился на свет этот роман. Устраивайтесь поудобнее.

 

Еще одно предисловие

Случилось так, что лет 10 автор этих строк был советчиком по разным щекотливым вопросам у одного регионального «политического тяжеловеса» федерального масштаба. Щекотливость вопросов требовала хорошей информированности о клиенте и пребывания каждый день рядом, куда он – туда и я. Сведений о тяжеловесе и деталях его жизни и работы у меня в результате собралось прилично. В том числе и таких, о наличии которых те, кто не провел рядом с Бабаем годы, даже не подозревают.

О том, какой он есть, вообще мало кто знает, даже в его же вотчине. Казалось бы – вот странность, каждый день о нем тут говорят тысячи слов и уж каждый-то житель региона должен бы знать своего самого знаменитого земляка как облупленного. Но так часто бывает, особенно с Великими Вождями, к числу которых Бабай естественным и историческим образом относится.

Все дело в том, что они еще при жизни превращаются в бронзовый памятник, а поди узнай у Ильича на площади Ленина, какой он был на самом деле? Никакой объективной информации, кроме собственных поверхностных выводов о высокости лба и доброте прищура.

Мой вымышленный Бабай умел нахмуриться точно так же, как запечатленный тут президент Башкирии Муртаза Рахимов

Шустрые мальцы при Великих Вождях книжки писать после изгнания с теплых кресел просто обожают. Явление это вполне объяснимое. Информация разъедает мозг носителя Страшной Тайны и прет наружу как иголки-отруби из страшилиной головы в сказках Волкова. Ты ж понимаешь, что тут такое знаешь, рассказать – все ахнут. Держать это в себе невозможно.

Иному коллеге, бывает, страсть как хочется объяснить миру, какой нехороший человек был его начальник, какие богомерзкие дела он вытворял и как героически коллега этому противостоял. А когда, типа, понял, что не в состоянии победить систему (в этом месте тембр голоса повышается до громогласного) – швырнул ему на стол заявление и ушел, по собственному, между прочим, желанию (ну да, как будто по «несобственному» у нас из широких кожаных кресел уходят)!

Ну и третий, и тоже немаловажный мотивчик делаться писателем-про-заек – естественно, бескорыстная любовь к денежным знакам. А покупать-то, хоть рублей за сто, но будут! Это ж про Бабая, а он во всей округе главная, да ладно – единственная суперзвезда! У маркетологов это называется «на бренде покататься». Когда, если это про звезду – пиши любую чушь, все равно, хоть какой-то интерес обеспечен.

Одним словом, не миновала и вашего покорного слугу чаша сия. Пишу вот.

Подбирался к этой книжке долго, года три. Все думал – с чего же начать и как бы все лучше подать. Информации-то действительно много, но всю ж подряд все равно не выдашь. И судиться совсем не хочется.

А главное… Как бы это без пафоса… Все ж таки он меня, можно сказать, в люди вывел. Ну, вместе, правда, с руководством одного из главных наших телеканалов, на котором в тинейджерском возрасте оказался, помнится, автор этих строк ведущим новостей. А умилённый успехами малолетнего соплеменника в ящике, Бабай потом поставил 25-летнего нахала на министерскую должность, снабдил полномочиями размером с геббельсовские и только отмахивался четыре года от разных старых соратников, сообщавших, что Ростислав, мол, кыш, пыш и тохтамыш…

Да и странным было бы сейчас начать рассказывать, что дед этот, оказывается, тако-ой гнусный тип, что ни в сказке сказать, ни в книжке биографической описать. Это я что, сразу после отставки прозрел? Значит, пока меня не погнали – он как бы хороший был и я ему всячески содействовал в его делах, а потом вдруг понял, что, ой, душу дьяволу продал?!

Неа, не бывает так.

Не поверит в это читатель, не станет книжку покупать…

Но и не хочется ведь ваять нетленку про «выдающуюся роль первого президента республики в становлении регионом-донором, опорным краем, бла-бла-бла»… Это, наверное, тоже нужно, но на это уже есть целый Союз писателей республики, 30—40 членов которого, по моим прикидкам, понимая, что даже Великие Вожди не вечны под луной, заблаговременно написали по 600—700 страниц хорошо структурированной биографии и тоже рассчитывают получить свой баснословный гонорар, и отбирать у них хлеб нехорошо, тем более другого у них нет.

Да и если сказать, что Бабай и его окружение состоят только из достоинств – тоже вранье получится, а хочется побаловать читателя правдивым рассказом о бабайском закулисье.

Вот так и родилось у автора пока только этого предисловия вполне себе мудрое решение – биографию Бабая не писать. А назвать эту книжку романом, основывающимся на реальных событиях. Ведь делают же так в Голливуде – написали «бэйсд он тру стори» – и можно лепить историю о том, что в Великой Отечественной победил рядовой Райан.

Вот и Вам, дорогой, не пожалевший для меня сто рублей человек, сейчас будет рассказано, как один рядовой героически вел летопись политических баталий Бабая, первого президента республики.

Повествование это может получиться весьма занимательным.

Во-первых, главный герой повествования – действительно крайне незаурядная личность, противоречивая настолько, что в ней можно разглядеть одновременно черты гения и редкого тупицы, подлеца и кристальной души человека.

Во-вторых, хоть это все и выдумка, а все-таки написано человеком, который своими глазами видел много всякого интересного, чего мало кто еще видел.

И в-третьих – и это, может быть, самое важное – автор этих строк многое понял о том, что в нашей стране происходит, и почему не в то время, когда варился в самой гуще информации в Останкино, а в тиши властных коридоров российской глубинки с регулярными, как и встарь, набегами на Москву.

Постараюсь поделиться этими знаниями.

Напоминаю, особенно Вам, уважаемый господин прокурор, что все события, хоть и основаны на реальных фактах, но Вы ж понимаете (в этом моменте многозначительно подмигиваю в камеру) – вымышлены от начала до конца, а все совпадения – случайны. Итак, начинаю фантазировать.

 

Опытный хозяйственник, грамотный специалист

Для начала небольшой исторический экскурс.

Бабай начал править в регионе с 1990-го года. Некогда стройная советская система назначения компартией всех на все посты, от генсека до распоследнего дворника, тогда как раз окончательно приказала долго жить, и после того, как очередного первого секретаря местного обкома отозвали с места, где начало попахивать керосином – другого прислать как-то забыли.

Выбирать, кто будет править республикой с просыпающимся национальным самосознанием стали депутаты местного Верховного совета. Выбирать было особенно не из кого. Звезд в здешней политике не было за отсутствием в истории дивного края этой самой политики на всем протяжении ее пусть не самой древней, но все же истории.

Депутаты подумали и решили, что раз политиков у нас нет – надо выбрать кого-то, кто умеет чем-то руководить. Разумеется, естественным образом первыми кандидатами стали те, кто руководил отгроханной тут когда-то всем Союзом нефтянкой. Самым харизматичным из них был как раз Бабай. Трудовой путь от сохи до директора крупнейшего в Европе нефтезавода, образование – три класса и два коридора, (естественно, плюс, как положено, заочно нефтяной на тройки), на заводе каждый винтик знает, в коллективе пользуется безоговорочным авторитетом, ни дать ни взять – «опытный хозяйственник, грамотный специалист, ответственный и умелый руководитель».

Так обычно выглядит в невымышленной жизни «опытный хозяйственник, грамотный специалист, ответственный и умелый руководитель»

Сам Бабай к обкомовскому зданию «на горке» всегда относился с недоверием. Как он сам потом рассказывал – «ничего, кроме пи..юлей, там было получить нельзя». В лучшем случае пи..юлей за отставание в соцсоревновании надо было ждать в виде мягкого ворчания, а в худшем (до которого, хвала аллаху и руководству Компартии, дело не дошло) – можно было и партбилет положить, навсегда позабыв о так полюбившихся загранпоездках для ознакомления с передовым капиталистическим опытом.

Именно поэтому Бабай и согласился. Завод он, конечно, любил больше всего на свете, даже больше, пожалуй, чем красавицу-жену Луизу и единственного наследника Урала, но где была гарантия, что новый начальник, который, скорее всего, тоже будет выделять всем стабильные объемы люлей, не захочет первым делом поменять руководителей на заводах? Этого допустить было никак нельзя.

Большинство (пока еще не подавляющее, как в последующие годы) депутатов, проголосовало за него, думая, что больших проблем в будущем этот простоватый работяга им не принесет.

Бабай стащил с завода старенькое кресло (то есть буквально припер с собой в новый кабинет), к которому прикипел не только в переносном, но и в самом прямом смысле, и стал руководителем республики.

Тут-то и открылась Бабаю страшная тайна, которая не тайна только для избранных (чувствуете, читатель, торжественность момента?). Он с ужасом узнал, что, оказывается, делать руководителю республики, будь он первый секретарь обкома или глава Верховного совета, решительно нечего. И что если он совсем ничего не будет делать – то ничего в республике не изменится, и люди никак на себе это не почувствуют, а может, им даже полегче немножко станет. Понятно, что многие сейчас с этим утверждением не согласятся, что губернатор определяет экономический климат в регионе, стратегию развития и все такое – и все это правильно. Однако это все – из ученых разработок политэкономических теоретиков, которых наш герой, увы, не читал. А переместив свое кресло в «шакировский» кабинет, с ужасом узнал, что, в отличие от директора завода, председатель Верховного совета не держит в своих руках все ниточки, ведущие к каждому из четырех миллионов подчиненных.

Эта ситуация его никак не устраивала.

Он, конечно, краем уха в загранпоездках слышал, что бывают такие «институты гражданского общества», которые основываются на выборности, самоуправлении, общественном контроле, разноуровневой власти и независимых СМИ и т.п., но это все как-то не внушало доверия новоявленному политику. Он считал, что руководитель – должен руководить. И точка. Руководить всеми, кто находится на вверенной территории. Отдавать команды и принимать доклады об их выполнении.

И Бабай решил преобразовать несовершенную, на его взгляд, властную структуру республики по образу и подобию своего режимного предприятия и стать его директором.

Сказано – сделано.

В демократию вверенная ему республика наигралась очень быстро. В принципе, демократия и не была никогда близка и понятна ни титульной нации, ни всем остальным, представленным в этом крае.

Ну митинговали пару раз активные молодые люди из далеких от столицы региона населенных пунктов в начале девяностых возле телецентра, употребляя слово «демократия» в слоганах. Но Бабай довольно быстро просек, что у этой молодежи определение термина «демократия» немного отличается от общепринятого и обозначает скорее «свободу молодежных группировок в возмездном предоставлении торговцам на рынке защиты от отдельных своих членов». Эту свободу Бабай им легко предоставил.

А других свобод, может, кто и хотел – но особенно не требовал. Да к тому же, когда в результате перестроечного экономического шока и трепета на прилавках всех башкирских продмагов остались только похожий на солому турецкий чай и морская капуста с песком, народ стал требовать, чтобы хоть первый секретарь, хоть хан, хоть царь дал кому-то команду и чтобы хоть что-то еще в продмагах появилось.

Тут старый и хитрый партаппаратчик Урал Насырович, засидевшийся в Белом доме чуть ли не со сталинских времен в должности Главного серого кардинала, и сказал, что Бабай тут теперь называется с большой буквы – Уважаемый Президент, «Хорматле Пиризидентыбыз» на чиновничье-местном, что всем надо его слушаться и порядок на вверенной территории он наведет.

И навел, кстати, причем, в кратчайшие сроки. Заводские порядки – они результат дают быстро.

Он разделил сектора ответственности, расставил своих знакомых вице-премьерами, министрами и далее – вплоть до глав сельсоветов, физруков и медсестер. И полетели разнарядки.

Все как-то зашевелилось, заработало, и уже готовые к самому худшему люди, уже закупившие, было, в промышленных количествах соль и спички, поняли, что соль и спички можно тратить, не кончатся, а значит, пусть себе и будет Бабай хоть Президентом с большой буквы, да хоть королем зверей и рыб, лишь бы хуже не стало.

Не стал Бабай церемониться и с федералами, тем более, которые тогда еще не умели не только строить вертикаль, мочить в сортирах террористов, но даже и сажать за экономические преступления, бывшие тогда главным национальным видом спорта и национальной идеей России.

Вслед за Татарстаном (да, да, как обычно, вслед, потому что Казань к Москве в два раза ближе, чем вотчина Бабая, и в Лувре на старинной карте мира Казань есть, а на месте здешней столицы, увы – густой урман) с дедушкой Ельциным был подписан договор, суть которого, вкратце, сводилась к тому, что бабаевская республика – суверенное государство, и если и отдает что-то в федеральный центр или в чем-то ему помогает, то только от широты бабайской души. А вот лезть в дела суверенного государства мы никому не рекомендуем, потому как всем суверенитетом в республике обладает народ, и он может и решить, что без Москвы мы вообще будем все жить как Кувейт. Про Кувейт, кстати, не шутка, Бабай всем Кувейт как раз и обещал все девяностые, пока не сообразил, что Кувейт – отдельная страна, вообще-то.

Соответственно – Москва особенно и не лезла, до поры до времени.

Чисто формально в республике, конечно, существовали ведомства, которые как бы не подчинялись здешнему президенту, а подчинялись федеральному центру. Но в реальности для любого местного «федерала» был только один царь и бог – Бабай. Это касалось и судей, и прокуроров, и налоговиков, и милиции, разумеется, не говоря уже про всех остальных Рос-чего-то-там-надзоров.

Пару раз Москва пыталась шалить и ставить кого-то куда-то, не согласовав с Бабаем, но такие бунты пупсиков пресекались жестоко и категорично. Несогласованный чиновник становился в регионе нерукопожатным изгоем, носителем статуса «врага республики» и человека, который «против президента пошел». Работать в таких условиях человеку довольно быстро становилось невыносимо, и все становились на свои места, изгой – обратно в Москву, а какой-то друг республики – на освободившееся кресло.

 

Звоночек от суда

Однако на каждого Милошевича рано или поздно находится своя Карла дель Понте. Закончилось и всевластие Бабая.

Когда в далеком уже 99-м году Борис Николаевич Ельцин назначил премьер-министром России Владимира Владимировича Путина, Бабай был все еще полновластным хозяином республики.

Федералы в еще допутинскую эпоху уже начали пытаться вытащить из-под Бабая хотя бы силовиков, но получалось не очень.

Первым заикнулся о том, что его руководитель не Бабай, а Борис Николаевич, глава местного Верховного суда. Поводом для демарша стал приказ Бабая решить какое-то очередное дело, как он велит. Совершенно обычная, в общем, практика для тех времен. Видимо, что-то в приказе было такое, что уж совсем судье делать не хотелось. Ну да что именно это было – не знаю, а врать не буду.

В регионе сразу же началась серьезная кампания в СМИ на тему коррупции в судебной системе. Сфера, где в суде обнаружилась коррупция, подобрана была довольно быстро – это оказался процесс сборки мебели для кабинета председателя суда.

Корреспонденты в яростно-обличительных материалах ясно давали понять, что ниточки ведут к самому Верховному судье. Который – страшно сказать! – нанял на эти мелкие хозяйственные работы в здании суда собственного сына с однокурсниками. И заплатил ему из казны, сейчас уж не вспомню сколько, долларов 50, наверное.

Местная общественность, конечно же, не стерпела. Ее порыв поддержала даже передача Первого канала «Человек и закон», ведущий которой г-н Пиманов был оскорблен в лучших чувствах умыкнутым из республиканской судейской казны полтинником, презрительно вопрошая – имеет ли моральное право такой судья руководить судейским корпусом республики? Возмущались и другие федеральные СМИ – как же пройти мимо плохо лежавших 50 долларов…

Дым от процесса быстро достиг и самого дедушки Ельцина. Однако федеральный центр в первый раз проявил принципиальность. И несмотря на эти «громкие» разоблачения, судью с должности не снимал.

Но другие судьи в республике в основном решили, что хоть по Конституции подчиняться судьи и должны только закону, а не Бабаю, но жизнь сложнее конституций, а председатель их, не пойми зачем, и сам залез под каток, и их еще за собой потащил. Особенно загрустили те, кто стоял в очереди на жилье от хозяина региона, поняв, что своих 16-ти аршин ждать им теперь и не дождаться. В общем, зачастили подчиненные председателя в Белый дом. Так и звали тут потом судей чиновники – одних «нашими», а других «не нашими».

Так-то оно так, но звоночек для Бабая тогда прозвучал. А после начала путинской эры прозвучал и набат.

 

«Республика не отдаст чужакам своих завоеваний!»

В начале двухтысячных Бабай начал понимать, что что-то идет не так.

Власть Путина становилась все более прочной, все реже губернаторы стали возражать новым московским руководителям с питерскими корнями.

Начал встраиваться в стремительно возводимую вертикаль власти и Бабай. Он совсем перестал при чужих людях и в присутствии прессы произносить свои расхожие пренебрежительные фразы а-ля «что они там понимают в Москве», «жизни не видели», «тремя курицами не командовали» (характеристика Бабая 99-ти процентов московских чиновников) и т. п. Правда, в кругу своих фразы стали куда злее. Такими же резкими были и незримые ответы на экспансию федерального центра.

Первым делом Бабай согласился с одним из менеджеров местной нефтянки о том, что эту самую нефтянку надо припрятать куда подальше, иначе из государственной она быстро станет негосударственной.

Менеджер был весьма убедителен. То ли потому, что звали его Урал, то ли в силу отчества, сильно похожего на имя Бабая. А может, и идентичность его фамилии с фамилией Бабая добавила красноречия.

История с ТЭКом, разумеется, заслуживает отдельной главы, которую чуть ниже она и получит, а пока просто коротко расскажем, как это было: вышеупомянутый талантливый мистер менеджер создал 7 обществ с ограниченной ответственностью. Эти ОООшки банально заключили договоры купли-продажи на контролирующие доли предприятий ТЭКа. А ввиду того, что таким мегахолдингам, как ООО «Свисток», «Лютик» или «Ягодка», как правило, не хватает составляющих их капитал стола и ручки, чтобы расплатиться за то, что строилось всем советским народом за миллиарды долларов – то расплатились эти ОООшки за свежеприобретенную собственность теми же самыми акциями ТЭКа.

Бабай тогда еще подумал, что не зря он сына во Франции и Америке уму-разуму учил. И гордо говорил во всех интервью, что мы единственные, кто нефтяное народное достояние сумел не сдать за бесценок олигархам, а оставил работать на благо народа республики.

Красота, да и только.

Но понравилось это не всем.

Не один и не два «серьезных человека» из Москвы уже не первый год поддавливали деда, чтобы он как раз отдал нефтянку в частные руки. Зачем это делали серьезные люди из Москвы?

Ну, это же очевидно. Они ж там патриоты все.

И переживают, что государство – неэффективный собственник. И если отдать республиканский ТЭК в частные руки – то государство получит гораздо больше средств в виде налогов. И только этим и руководствовались серьезные люди из Москвы. Что тут непонятного?

Но Бабай все отказывался это понимать.

И говорил во всеуслышание, что у него самый распрекрасный менеджмент на заводах, что глубина переработки нефти стремительно приближается к ста процентам и что частники-негодяи будут только челси-шмелси-яхты-вертолеты на нефтяные деньги покупать, а не социально-политическую стабильность в республике поддерживать.

Гонцы, пытавшиеся Бабая в этом разубедить, приезжали один за другим. В нескольких московских кабинетах, со столами размером с небольшую взлетно-посадочную полосу, Бабаю тоже прямо говорили, что одному тут крупному холдингу, исключительно для реализации страшно важных для государства задач, надо обязательно интегрировать в себя бабаевскую нефтянку, да поскорее. По моим приблизительным подсчетам, общее количество прослушивания серьезными московскими людьми бабаевской пластинки про глубину переработки – подонков-олигархов – «ыстабылнст» в республике составило никак не меньше примерно 150-ти нормочасов.

На сто пятьдесят первом часе терпение собеседников Бабая лопнуло.

Как раз на горизонте показались очередные президентские выборы в республике.

Эти выборы давно уже весьма беспокоили семью Бабая – по российской конституции, на очередной срок выдвигаться ему вроде как было нельзя. Однако Владимир Владимирович не хотел потрясений, связанных с окончанием сроков у десятка так называемых российских губернаторов – «политических тяжеловесов». Потому что так просто из власти никто из них не ушел бы, а так или иначе постарался бы за собой руководство оставить, что могло привести к непредсказуемым последствиям.

Так, например, Бабай даже успел объявить, что президентская республика – это и не демократично, и не современно, и неэффективно, и вообще плохо со всех сторон и что надо наконец отдать власть от какого-то там президента непосредственно народу. И что республика уже решила перейти к парламентской форме правления. Соответственно – небольших поправок в Конституцию республики было бы достаточно, чтобы пост президента упразднить, всю власть передать республиканскому парламенту (он же Государственное собрание – Курултай), а спикером парламента, естественно, назначить не кого-нибудь, а кого народ больше всех поддерживает. Разумеется, работающий в том Курултае народ с радостью поддержал бы Бабая, ну, или, в крайнем случае, Урала Бабаевича, но уж, конечно, никого больше. И в этом случае никакие дурацкие ограничения на количество губернаторских сроков не помешали бы Бабаю и Уралу править, как положено, сколько аллах отпустил (хоть в аллаха ни тот ни другой, будучи прагматиками, особенно не верили).

Владимир Владимирович прекрасно понимал, что парламентские республики, края и области сейчас начнут плодиться, как поголовье скота в Хайбуллинском районе под мудрым руководством Бабая, и принял классическое соломоново-путинское решение. Ну, точнее, решение формально принял не Путин, а как бы Конституционный суд России, но что-то мне подсказывает, что Путин приветствовал это решение. В общем, Конституционный суд РФ сказал, что губернаторские сроки надо начинать отсчитывать с 99-го года, когда вышел в свет федеральный закон о власти в субъектах РФ, установивший ограничения по количеству сроков. То есть все предыдущие срока – обнулились.

Но при этом Бабая, как и всех остальных, строго-настрого попросили не городить огород с парламентскими и прочими республиками. Мол, право переизбираться вам дали – вот и переизбирайтесь.

Если сможете…

 

Конец сражений с лесником

Бабай привык на всех выборах в тяжелейшей борьбе одолевать собственного «лесника». Именно так у нас стали, после его победы над министром лесного хозяйства местного правительства на выборах 96-го года, называть кандидата-дублера, единственной задачей участия в выборах которого являлось придание им легитимности, если оговорено участие более чем одного кандидата. Тот министр яростно агитировал против себя на всех встречах не то что с избирателями – даже с собственной тенью, говоря, что он всего лишь лесник и дублер. Пару раз выдвигались записные местные оппозиционеры, но политически, финансово, электорально опасности они не представляли, да к тому же, чтобы не отвлекать Бабая от неустанных забот о социально-экономическом развитии республики, кандидатов еще и на всякий случай снимали с выборов за какие-нибудь вопиющие нарушения вроде подкупа избирателей за пучок редиски.

Как вдруг, перед выборами 2003 года, на кампанию заявилось сразу два независимых кандидата. Да каких кандидата!

Нет более страшных врагов, чем бывшие друзья.

Так получилось, что у Бабая, как и у большинства других великих вождей, многие друзья стали лютыми врагами.

Один из самых ярких республиканских бизнесменов, со-основатель крупного впоследствии федерального банка Сергей Веременко был для Бабая (записал с его же слов) «как вторым сыном». Сергей Алексеевич дружил и партнерствовал и с Бабаем, и с Уралом. Он был для них и неиссякаемым источником кипучей бизнес-энергии и просто приятным в общении человеком. Особенно им нравилось, что и он, и его жена (она же ближайший соратник), обаятельная и ироничная красотка Алла, ведут себя с президентской семьей абсолютно не так, как все остальные – заискивая и заикаясь, а как нормальные люди с нормальными людьми. Семейство Бабая за долгие годы на престоле соскучилось по простому человеческому общению. Не мешала даже большая разница в возрасте. Алла Веременко и Луиза, жена Бабая, «хозяйка» республики, так просто были близкими подругами, делясь друг с другом самыми сокровенными подробностями житья-бытья. А вы думали, что семьям Великих Вождей не нужно простое человеческое общение? Ошибались, если думали.

Разумеется, окружение боялось этого увлечения царственной семьи как огня. Бабаю, по старинному местному обычаю, о котором вы еще не раз здесь прочтете, понесли «кампырамат». В чем уж там конкретно обвиняли Сергея Алексеевича и во что именно поверил Бабай – сложно сказать. Веременко – человек активный, и повод обвинить себя в желании утащить все, что плохо лежит, и оставить многострадальный народ с носом, наверняка давал неоднократно.

Так или иначе – однажды Сергей Веременко обнаружил, что Бабай и все члены его семьи всякие отношения с ним и членами его семьи прекратили.

Резко, как всегда, без объявления войны, но, как всегда, бесповоротно – дружба закончилась.

Не знаю, может быть, все Великие Вожди так борются со своими человеческими слабостями, прерывая тяготящие дружеские отношения раз и навсегда? Не знаю, ни за одним больше Великим Вождем я не наблюдал пристально и в непосредственной близости много лет.

Но люди говорят, что видели, как в описываемый период как-то раз случайно попали на один рейс в маленьком салоне бизнес-класса Бабай, его жена и Алла Веременко. Те, кто это видел, говорят, что обе женщины утирали слезы весь рейс, но под суровым взглядом Бабая так и не смогли друг с другом даже обменяться приветствием. Сам я, повторюсь, этой картины не видел, может быть, что-то кто-то здесь и преувеличил, но вряд ли исказив до наоборот.

В итоге Сергею Веременко пришлось перетаскивать весь свой бизнес в Москву, где, к его чести нужно заметить, он вовсе не затерялся, что, видимо, говорит о том, что всеми своими успехами он не обязан только и исключительно семье Бабая. В столице Сергей Алексеевич окончательно оформился олигархом из форбсовского списка, познакомился со многими из тех, кто нами руководил, но при этом, как и все, кто уехал из бабаевской вотчины в похожих обстоятельствах за последние двадцать лет – страстно хотел вернуться. Естественно, только на белом коне. Как говаривает один мой московский друг, «со всеми вами, нацменами, одно и то же – только с вами начнешь дела иметь, как вы тут же в родной аул сваливаете». Это в полной мере касалось и Сергея Алексеевича с его украинско-русскими корнями.

Его предвыборная кампания была не только профессиональной и дорогостоящей – она была яростной и эмоциональной. В сонном крае, где десятилетиями главной новостью было отсутствие хоть каких-нибудь новостей, появился человек, который бросил вызов непререкаемому авторитету Бабая.

Веременко бросал обвинения, каких ни сам Бабай, ни кто бы то ни был из четырех миллионов жителей республики не слышали никогда. Он бил наотмашь, не выбирая слов и не соблюдая никаких приличий. Он был полностью поглощен этой борьбой, и это завораживало жителей региона, которых в данном разрезе можно уверенно называть обидным словом «электорат».

Электората в итоге набралось за Сергея Веременко около четверти.

И в случае, если другие протестно голосовавшие граждане, которые отдали голоса за второго оппонента Бабая на тех выборах – Ралифа Савина – пришли бы на второй тур, полагаю, значительная часть из них поставила галочку бы напротив чьей угодно фамилии, только не фамилии Бабая.

Ралиф Савин, тогда один из первых лиц одной из крупнейших российских бизнес-империй, был оппонентом пусть и чуть менее ярким в личном плане, чем Веременко, но ничуть не менее опасным для Бабая.

Для элит его участие означало, что против Бабая работает одна из всемогущих бизнес-империй страны.

Для населения же Савин был в первую, во вторую и в третью очередь папой кумира всех татарских девушек в мире по имени Алсу, на тот момент одной из ярчайших звезд российского поп-небосклона.

Ралиф Рафилович активно задействовал звездную дочь и ее коллег по музыкальному цеху в своей кампании. К тому же выяснилось, что и он не лишен харизмы и обаяния и предстает перед людьми эдаким своим парнем из татарской деревни. А особенно помогали ему (как и Сергею Веременко, впрочем) как бы прорахимовские дуболомы, как правило, главы местных администраций, которые выполняли приказ кого-то не менее выдающегося из столицы республики типа «вырубить электыр» на встрече Савина с избирателями, проколоть колесо, разогнать концерт поп-звезд и так далее. Все эти доморощенные технологии политической контрпропаганды, разумеется, делали из оппозиционеров народных героев, освободителей от столь распространенных проявлений местечкового идиотизма.

 

Убийство в сомнительных политических целях

Автора этих строк пригласили консультировать штаб Бабая лишь за пару месяцев до развязки, когда противоборствующие стороны уже окончательно потеряли чувство меры, а кто-то из них и человеческий облик.

Я бы хотел посмотреть в глаза автору гениальнейшей «предвыборной технологии», когда у офиса президентского сына взлетел на воздух джип, где погибли два парня, которым подфартило устроиться на эту хорошо оплачиваемую работу.

А точнее сказать – я уверен, что смотрел в глаза этому человеку.

Я знаком или пересекался по работе со всеми, кто был вовлечен в выборную истерию-2003, с обеих противостоявших сторон. А тот, кто заказал тот взрыв, несомненно, сделал это либо в предвыборных целях, либо с целью прикрыться выборами (значит, тоже был «в теме»).

Жесткий, крайне неприятный факт – знать, что ты соприкасался с кем-то, способным в сомнительных политических целях убивать людей. Но мне никуда не деться от факта, что либо те, на чьей стороне я работал, либо наши оппоненты убивали людей в политических целях. Именно поэтому во всех политических кампаниях, в которых после этого мне приходилось участвовать, я всегда проговаривал вслух со своими партнерами и коллегами правила игры и по возможности передавал такое же предложение на противоположную сторону баррикад – есть вещи, на которые мы не будем обсуждать даже теоретическую возможность пойти.

И мне всегда везло на коллег и партнеров, которые, как и я, хотели успеха, но не хотели становиться убийцами, грабителями, насильниками или кем-то еще в таком роде.

 

Как я не сделал Алсу беременной

Чувство меры отказывало участникам событий 2003 года не единожды.

Однажды, через пару лет после окончания этих событий, в ресторане, где мы ужинали с женой и дочерью, к нам подошел крепко подвыпивший человек.

– Вы же Ростислав, да?

– Да.

– Я вас ненавижу, Ростислав. Я односельчанин Алсу, которую вы сделали беременной.

О том, что в поствыборной республике меня и должно не любить примерно столько же человек, сколько проголосовали не за Бабая, я, конечно, догадывался, но это обвинение было перебором, конечно.

Речь естественно, не шла о том, что я сделал Алсу беременной в физическом смысле. Обвинение было гораздо более серьезным.

Поддатый дядька, видимо, считал, что я управлял всей кампанией кандидата и готовил каждый предвыборный продукт. Включая невероятную по размерам урона, который понес имидж нашего кандидата тошнотворную телепередачку «Намедня», вышедшую несколько раз на государственном бабаевском ТВ незадолго до первого тура голосования.

Для тех, кто счастливо избежал контакта с этим шедевральным произведением телевизионных деятелей искусств, вкратце скажу, что это была как бы юмористическая передача, где высмеивали оппонентов Бабая и рассказывали о них различные небылицы, которые должны были, по замыслу авторов, сделать Веременко и Савина всеобщим посмешищем.

Посмешищем в итоге выглядел, правда, Бабай. Потому что на канале, где он с утра до вечера проявлял заботу о республике, эта «Намедня» воспринималась как прямая речь кандидата Бабая. И это была речь, которая его не красила.

Возвращаясь к истории с Алсу – эта была, в общем, ничем не примечательная халтура залетных предвыборных пиарщиков. В выше (не к ночи, надеюсь) упомянутой телепередаче (такие мои коллеги часто называют пеДерачами, понятно почему) рассказали сенсационную «новость» о том, что Алсу беременна от своего темнокожего охранника.

Как это должно было, по замыслу залетных политтехнологов, оплаченных сочувствующим семье Бабая крупным бизнесменом, повлиять на электорат – не знаю.

Но после пары выходов этой разлюли-малины в эфир я начал визжать как недорезанный поросенок на одном из совещаний у незадолго до меня подключившегося к кампании главы президентской администрации Радия Х., он со мной согласился, и проект был благополучно похерен.

Что же касается поддатого дядьки – то ему мной было твердо, правда не без дрожи в голосе заявлено, что хоть мне и глубоко безразлично, что там лично он обо мне думает, но если он хочет – то может узнать прямо сейчас, что «Намедню» я не открывал, а закрыл как раз.

После чего поддатый дядька тысячу раз извинился, сказал, что он крайне счастлив, что я не оказался тем негодяем, который оскорбил красу и гордость их села. Потом он сказал, что после выборов вообще-то «политика ущен улучшилась у вас» и подвел ко мне студента-сына, показав ему меня в качестве ориентира – докуда можно дорасти, если учиться хорошо.

Дядька просто не знал, что срок на журфаке МГУ я мотал лет десять, к зимней сессии приступая ближе к лету и наоборот, что и привело к тому, что на тот момент он беседовал с первым со времен революции башкирским министром без высшего образования. Я с первого курса работал, после каждой сессии меня выгоняли строгие люди из учебной части, но всегда подписывал заявление о восстановлении наш мудрейший и светлейший декан Ясен Николаевич Засурский, приговаривая, «правильно, чего здесь тебе сидеть, бегай, работай».

 

Бабаевцы vs Бабай

Кампания-2003 была невероятно бестолково организована штабом Бабая. Ее нужно во все учебники для юных пиарщиков и политтехнологов включить и каждый семестр по ней экзамены принимать. При всей той мощнейшей базе, и электоральной, и материальной, и кадровой, да любой, которая нужна для победы на выборах, в 2003-ем году все, кто номинально были за Бабая, сделали все, чтобы он выборы проиграл.

Нужно-то было, всего лишь обладая изначально приличным рейтингом, не вступая в перепалку с агрессивными оппонентами, провести спокойную консервативную кампанию, в ходе которой пообещать людям все, за что его критикуют Веременко и Савин, поправить и двигаться дальше. Но бабаевские агитаторы с пеной у рта пытались доказать, что республика под руководством Бабая – это уже сегодня рай на земле, а кто с этим не согласен – тому мы» щас колесо проколем, электыр выключим, газ перекроем, потому что он бессовестный и неблагодарный человек, который против президента пошел»! Избиратель же отказывался признавать свои Старокалмашево и Толбазы раем и из принципа голосовал за оппозицию.

Оппозиция спровоцировала Бабая и его окружение на прямой бестолковый конфликт с умелыми бойцами, которые втянули его в ринг, где он отродясь не бывал и где, естественно, пропускал удар за ударом.

Дальше было, что было. Если кто забыл – напомню. В первом туре за Бабая проголосовало 43% избирателей, а за Веременко – 25%. Еще 23% поддержали Савина. То есть за Бабая было 43%, а против – 48. Ралиф Рафилович после первого тура, правда, сказал, что так или иначе «президентом должен быть мусульманин», но избиратель обычно в таких случаях не слушает своего фаворита на сто процентов.

Однако все резко изменилось после того как Бабай съездил после первого тура в Москву и поговорил там с…. Со своим старшим товарищем, как говорят чиновники, причем, даже если «товарищ» годами младше. Вскоре после возвращения мрачного и усталого Бабая нам передали видеокассету в формате бетакам, на которой Сергей Веременко говорит, что он просит своих избирателей на выборы не приходить, потому что он передумал становиться президентом республики.

И во втором туре убедительную победу одержал Бабай. Который еще до первого тура прекрасно понимал, что что-то нужно менять, назначив 39-летнего Радия Х. главой своей администрации. В начале 2004-го года перемены начались, и это было хорошее время для республики.

 

Местечковые «младореформаторы»

После подведения итогов второго тура мы особенно ничего не праздновали – было понятно, что одержанная победа была пирровой и не чистой.

Каждый из тех, кто работал на предвыборный штаб, понимал, что победу обеспечили не наши гениальные идеи, а долгая беседа Бабая после первого тура.

Причем также было многим из нас понятно, что за свою победу ему пришлось что-то пообещать. Было ясно даже – что. Ясным было и то, что отдавать он торопиться, как обычно, не будет. А его будут торопить. И это выльется в новое политическое противостояние. Потому будущее в работе на Бабая светлым быть особенно не обещало.

Но поработать на него все же хотелось. Кроме прозаического тщеславия, которое не давало ни на секунду усомниться, что совсем не зазорно занять в 25 лет министерскую должность в одном из крупнейших регионов великой страны, был и еще ряд причин.

Первая и главная из них – было понятно, да Бабай и не скрывал этого, что в республике все очень здорово изменится в начале 2004-го года. Мне искренне хотелось ему в этом помогать. У нас у всех, кто пришел к нему на работу в конце 2003 – начале 2004 года, было все же ощущение подъема – мы видели, что дед понял, что многое делал неправильно и готов к реформам. Мы были безмерно счастливы тем, что нас, активных, но, в общем, беспородных молодых парней наконец заметил тот, от кого все зависит в республике, и призвал к себе в помощники. Мы понимали, что это совершенно новый виток в наших карьерах, что мы будем пытаться изменить огромный регион, и от того, насколько мы будем успешны, зависит качество жизни четырех миллионов людей, в том числе и наших близких.

Одним словом, мы были горды собой и надеялись, что внесем свой вклад в историю республики, при этом, естественно, добиваясь и личных успехов.

В первые же недели после инаугурации Бабай объявил всем, что готовит революционные преобразования и что возглавит этот процесс 39-летний глава его администрации, новый фаворит Радий Х..

Республика замерла в тревожном ожидании…

 

Новый улучшенный Бабай

Возможно, кому-то в это будет сложно поверить, но, начав работать с Бабаем в 2003 году, я нашел его абсолютным демократом, способным принимать любые аргументированные возражения и конструктивную критику.

В день назначения я зашел в его кабинет и сказал на военный манер, что жду, мол, указаний об основных направлениях для выстраивания информационной политики в республике. Разумеется, этот вопрос был задан вместе с рекомендованным мне «бывалыми» помпезным спичем о благодарности за доверие, обещании не подвести, и т. д. и т. п. Бабай слушал спич, поморщиваясь, а я все думал – неужели надо было с большим придворным рвением все излагать? Но оказалось, что Бабаю того образца даже моя «лесть в деловом стиле» была не нужна:

– Ну, хин бит укыган кеше! Сам же знаешь чё надо делать… Раз, будем говорить, кто-то недоволен, значит, есть что-то, так? Когда критикуют – конечно, никому не нравится. Но критика должна же быть? Так? Давай, работай.

– Ээээээ… То есть мне необходимо подготовить коммуникативную стратегию с учетом необходимости декларирования большей открытости республиканской власти к потребностям критически настроенной части общества…

– Канишна! А то у нас же любят некоторые руководители говорить, что они непогрешимы. В общем, вы занимайтесь с Радием Фаритовичем.

Казалось, ему этот разговор наскучил, еще не начавшись. Всем своим видом он говорил – «улым, я не для того тебя нанял, чтобы ты мне тут мозг компостировал своими умными словами, а для того, чтобы ты попробовал что-то сделать. Так что иди и пробуй, ну а не получится – другого умника найдем».

Поняв это, я не стал больше надоедать ему словами про «коммуникативную стратегию», а перешел на так понятные ему практические вопросы:

«А можно этого возьмем?», «А давайте этого выгоним?», «А сможете ли этого принять?» и еще парочки, которые и составляли, в принципе, суть любого разговора с ним любого подчиненного.

Отвечал он всегда на такие вопросы быстро и односложно, что упрощало систему управления республикой невероятно и оставляло ему время в кабинете чинить собственный стул, слушать последний альбом Васили Фаттаховой, смотреть прыжки в длину на юношеском чемпионате по легкой атлетике… А львиную долю бесед в его кабинете – в случае, если он считал, что они должны быть длинными, чтобы все видели: человек был у него долго, а значит, к нему надо соответствующим образом относиться – составляли беседы про родственников, детей, увлечения собеседников и так далее.

В тот день, например, Бабай, кроме словосочетания «коммуникативная стратегия», узнал еще, что моя мама родилась и выросла в Карламане под Уфой, а теща, родившаяся в Секретарке, что в Татарстане, долго жила в Приютове, где и познакомилась с моим тестем, который работал в газовой промышленности, в том числе 4 года закупал для астраханского газконденсатного завода оборудование во Франции, где моя жена научилась не хуже, чем на русском, говорить по-французски, что потом пригодилось ей при поступлении в МГИМО…

Я же обогатил себя знаниями о том, что пока Бабай, тоже во Франции, закупал оборудование для своего НПЗ, он подумал, что под эту сурдинку надо хоть заводчанам чего-то импортного привезти и что особенно народ с ума сходил от французских колготок, время-то было дурное, ему, директору завода, пришлось даже свиней на территории НПЗ разводить и картошку выращивать, чтобы заводчан кормить, потому что в этом вот самом кабинете при советской власти ничего выпросить, кроме пи..юлей, было нельзя, а ведь они, директора заводов, часто бывали за границей и знали, что там жизнь совершенно другая, не советская…

Одним словом – разговор действительно получился долгим.

Счастливый и гордый, с лихорадочным блеском осознания, что я «укыган кеше» в ЕГО глазах, выйдя из кабинета, я обнаружил в приемной нескольких министров и вице-премьеров, которые сидели тут уже больше часа и потому смотрели на меня с уважением:

– Ээээ… Извините, что задержал. Вопросов накопилось…

– Понимаем, понимаем, – ответили министры и вице-премьеры.

Они ведь тоже когда-то впервые заходили в этот кабинет для обсуждения стратегических вопросов.

 

Огни

После этого визита я понял, что ходить к Бабаю за вводными не надо, а надо ходить, если есть необходимость рассказать о чем-то, что ему стоит знать, сказать, что ты предпринимаешь и спросить, все ли ты правильно делаешь. Одним словом – нужно было задавать вопросы так, чтобы он мог отвечать на каждый из них одним словом, да или нет.

Однажды, будучи еще уверенным, что запретных тем для нас нет, я решительно вписал в список вопросов для обсуждения у Бабая тему открытия клуба «Огни» в столице республики.

Местные жители, видимо, еще помнят эту историю, а не местным вкратце расскажу, что «Огни» строил вышеупомянутый Сергей Веременко, причем сдача пришлась как раз на время активнейшей фазы кампании-2003.

Разумеется, все республиканские проверяющие органы обнаружили в данном возводимом объекте все мыслимые нарушения, хотя, скорее всего, столь скрупулезным выполнением санитарных, морально-этических и прочих, когда-либо существовавших в природе норм, кроме «Огней», в России на тот момент не мог похвастать даже московский Кремль.

Но открывать клуб не разрешали.

В итоге ситуация была традиционно доведена до состояния полного абсурда. Промоушн клубу был обеспечен колоссальный. Наверное, не было половозрелого жителя региона, который не знал бы результатов очередной проверки «Огней» очередной санэпидемстанцией. Бабай же выглядел в общественном мнении старым маразматиком, который ни за что не хотел позволить горожанам приобщиться к ультрасовременному досуговому центру только потому, что его построил человек, перешедший ему дорогу на выборах.

Я набросал заявление от лица Бабая, которое с годик назад мог бы показать ему, с предложением опубликовать в официальной прессе, только чиновник с суицидальными наклонностями.

Вручив ему листок, я яростно говорил с минуту без обычного своего почтительного мычания, что если этот фарс не прекратить и не дистанцироваться от дурной истории таким заявлением, то мы сами будем рисовать президента республики мстительным злобным монстром. А сейчас, мол, наоборот есть хороший повод закончить предвыборные войны и объединить расколотую на три части республику, если мы объявим, что сводить счеты с политическими оппонентами нельзя, а если в чьей-то вотчине кто-то голосовал против власти – покопайтесь, мол, в себе.

Там говорилось дословно следующее:

Нагнетание обстановки вокруг развлекательного комплекса «Огни» вынуждает меня вмешаться в эту ситуацию.

После неоднозначной предвыборной кампании наше общество крайне резко реагирует на любые проявления какой бы то ни было некорректности. В то же время сами люди, в том числе и бывшие кандидаты, и работники предвыборных штабов, а также чиновники часто ведут себя некорректно.

«Самое недопустимое – это искусственное, надуманное разделение общества на тех, кто голосовал „за“ или „против“ на недавних выборах, – говорил я за Бабая. – Сразу после того, как эта кампания завершилась – я потребовал от всех наших руководителей никого не преследовать за голос, отданный кому бы то ни было».

Я дал поручение главе администрации Уфы – разобраться, нет ли здесь такой ситуации. Если действительно ввод здания в эксплуатацию затягивается какими-либо чиновниками намеренно – необходимо принять меры.

А тем руководителям, которые собираются преследовать «неправильно» проголосовавших, рекомендую покопаться в себе, задуматься, почему люди недовольны существующим положением вещей и приступить к искоренению существующих недостатков.

Честно говоря, несмотря на уверенность, что Бабай наш нынче – демократ, а я как раз и должен донести эту секретную ранее информацию окружающему миру, легкий холодок по спине пробежал, когда он долго читал эту одну страничку, а прочитав, нахмурился и замолчал на пару минут, уставившись на легкоатлетов в телевизоре. Он любил так делать, боковым зрением снимая реакцию с собеседника.

Суицидальных наклонностей у меня на самом деле никогда не было, а потому молчал и я, глядя в свой экземпляр текста и проклиная себя за излишнюю самонадеянность.

Наконец он «ожил» и протянул мне листок с крамольным заявлением:

– Ладно.

– Эээээээ… – снова замычал я, – даём?

– Ладно, – повторил он, поджав губы и напряженно ожидая результатов прыжка прыгуна из Танзании.

Решение ему явно далось нелегко, и я не стал продолжать лезть к нему с другими темами, пока он не передумал по этой.

А эта тема была для меня важным тестом, действительно ли я смогу что-то менять в поведении деда или я тут просто для мебели.

Выяснилось, что не для мебели.

Выход этого заявления наделал на следующий день много шума. Среди моих друзей было много тех, кто голосовал за Веременко и за Савина. За кружкой пива в тех же самых «Огнях» (поначалу, кстати, весьма неплохого, но потом стало похуже, когда присматривавшая за проектом Алла Веременко стала там реже появляться) они хвалили и меня, и шефа, а я сиял как намазанный блин и проявлял признаки звездной болезни.

Друзья сказали, что будут теперь называть моего начальника «новый улучшенный Бабай».

 

Нацпроект по поддержке заборостроения и травокошения

Демократом, впрочем, Бабай был весьма своеобразным.

Он понимал, что значительная часть его паствы была чем-то недовольна, что и вылилось в те проблемы, которые у него возникли на выборах. Однако у него даже на секунду не возникало мысли о том, что это с ним что-то не так. Он был уверен, что надо просто подчистить ряды своих подчиненных, которые он что-то подзапустил в силу доброты душевной.

На совещаниях с главами администраций городов и районов, которые в последние двадцать лет были главной опорой вертикали власти в республике, начались приблизительно такие выступления Бабая:

– Ну что, дорогие товарищи. Мы с вами подвели итоги выборов. В целом народ поддержал политику действующего руководства. Однако выяснилось, что некоторые руководители потеряли доверие народа. Поэтому будем человек 10—15 из вас снимать.

…В зале звонкая тишина и липкий запах пота.

Себя при этом, естественно, снимать он не собирался. Он же точно всегда знал, что народ его любит – как же, сколько ездит по районам и слова дурного ни от кого не слышал. Парадоксальные, полные противоречий выступления продолжались одно за другим:

– Если вы мне что-то тут хотите сказать, что народ у вас какой-то не такой, голосует не так, то, сё… Бук сэйнаб ёрёмэгез! Все зависит от руководителя. Некоторые совсем совесть потеряли. Едешь по некоторым районам – вдоль дорог бурьян растет, заборы покосившиеся, потом не удивительно, что люди не так голосуют.

Главы районных и городских администраций после этого твердо поняли: можно делать все, что угодно, можно приватизировать весь свой район, иметь в женах пол своей администрации, утопить по пьянке в пруду джип с мигалками, но главное преступление – это не скошенная трава вдоль дорог и покосившиеся заборы.

Думаю, статья расходов главы на заборостроение и травокошение в каждом районе была куда внушительнее, чем на машиностроение и земледелие, например.

Это был своеобразный местный нацпроект.

 

«С молодыми мне легче работать»

Но вернусь к нашим великим демократическим преобразованиям (уверен, иронию в голосе в этом месте вы расслышали).

В ходе «разбора полетов» мне было понятно, что Бабаю пора дать программное интервью какому-то, желательно федеральному серьезному СМИ, где все-таки нужно дать ответы на повисшие после выборов вопросы.

Воздух был крайне наэлектризованным. Четыре миллиона человек, взъерошенные Веременко и Савиным, весьма хотели бы знать – что там на самом деле случилось с республиканским нефтепромом и ужель правда Урал Бабаевич его приватизировал? Как вообще чувствует себя дед в свои 70 и как себя чувствуют другие не юные и основательно поднадоевшие им начальники республики? Будет ли обязательным в школах язык титульной нации, который учить никому не хотелось? Когда перестанет всех мучить советским агитпропом местное ТВ, да и вообще – что же будет с родиной и с нами?

Бабай вроде тоже понимал, что программное интервью нужно.

Но после кампании 2003 года его тошнило от любых СМИ, потому что, открывая каждое из них, он с ужасом ждал очередных ударов оппонентов, искренне считая, что удары это крайне не заслуженные, потому что он все делает только на благо людей.

Мы чуть ли не каждый день приносили ему новые варианты вопросов от новых СМИ с настойчивой просьбой уже наконец определиться, кому из них мы даем интервью

Но, читая вопросы, среди которых, разумеется, всегда присутствовали и все вышеперечисленные, он начинал злобно пыхтеть, щурить и без того монголоидного типа глаза и невпопад бросать фразы а-ля:

– Ну смотри… Ну что это… Это же бизабразие… По какому праву… Это же пиарство… Провокационные же вопросы… Вот, смотри – кто приватизировал ТЭК? Все сейчас стали нефтяниками! Ну какое им дело? Мы же строим дороги, проводим газификацию, мы же не бросили село!!!

В ответ я в сотый раз начинал среди начальника пиар-ликбез:

– Муртазулэч (при частом употреблении это имя-отчество у его регулярных собеседников обычно превращалось именно в такое «Муртазулэч», а у самых близких боевых товарищей – даже в «Мурта-зэч»), это вопросы, которые крайне актуальны в обществе, и «Коммерсантъ» не может их не задать, аудитория этого не поймет…

– Какое общество? Они же все служат олигархам. Камирсант твой любимый – он же принадлежит Березовскому!

Мое всегдашнее «да, принадлежит, но он не вмешивается в редакционную политику» вызывало в нем каждый раз бурю эмоций и стократное усиление и без того обычно сильного акцента, которое окончательно превращало его язык в русско-башкирско-татарскую лингва-франку:

– Кит, эшту за глупост силящаб утрасын, нишляп он не будет вмешиваться, если он его финансироваит?

– Он не финансирует, Муртазулэч. Такие газеты, как «Коммерсантъ» и «Ведомости», например – самоокупаемы.

Тут он начинал уже беззлобно хихикать над моей экономической безграмотностью, думая, что раз он тратит в год миллиард на поддержку СМИ, то и остальные СМИ должны зависеть только от строки в бюджете и разнарядки главам на количество подписавшихся.

– Ярар инде, давай, я уже всем надоел, каждый день же по телевизору, вот ты у нас молодой, красивый, иди, рассказывай. Как семья? Ева растет?

Торопливое «растет, но я их не устрою в качестве ньюсмейкера» он уже не слушал.

В конце концов, все-таки удалось его уговорить на интервью «Труду», где было меньше, чем у других готовых на интервью федеральных газет предвыборной остроты и размещалова, а руководил которым тогда к тому же, похожий на Бабая возрастом и менталитетом главный редактор Потапов.

В его вопросах, естественно, тоже были и «провокационные», но вместе с журналистом «Труда», который их готовил, мы преобразовывали первоначальное вроде:

«1. А не вы ли с сыном стырили республиканский ТЭК?»

В гладкую для Бабая формулировку типа:

«1. Предприятия республиканского ТЭКа – краеугольный камень экономики республики, основа ее выдающихся социально-экономических показателей, согласно которым республика входит по основным параметрам в число лидирующих регионов страны. Каковы на данном этапе особенности организационно-правовой формы функционирования энергетики республики и что, на ваш взгляд, было бы лучшим ответом отдельным политиканам, огульно критикующим данные особенности?»

Получив этот бальзам на раны в форме вопросов к интервью (которых в окончательном варианте интервью, разумеется, днем с огнем не сыскать), Бабай сказал, что вот же, мол, совсем другое дело, сразу понятно, что руководит предприятием человек из ранешнего времени, ведь все же зависит от руководителя.

Он схватил трубку телефона и записную книжку, долго искал там фамилию Потапов, сам набрал номер и долго объяснял его секретарше, что он правда Бабай, тот самый политический тяжеловес. А когда соединили – долго и тепло вспоминал вместе с собеседником, как вот раньше не было пиарства и заказных статей и как они героически вместе отстаивали завоевания перестройки в начале девяностых.

Одним словом – интервью состоялось.

История умалчивает о том, появлялся ли в итоге корреспондент «Труда» у Бабая, а также о том, насколько близок текст к диктофонной записи и была ли вообще такая запись, или Бабай просто сказал кое-кому по каждому вопросу типа «тут напиши, что все осталось у нас, у республики», а этот кто-то уже выкручивался, придумывая правдоподобные формулировки, но в итоге получилось вот что, утвержденное и с громким заголовком «С молодыми мне легче работать» (в газете потом прошел чуть усеченный вариант, который и сегодня можно найти в сети). Потом еще были откровенные разговоры с «Коммерсантом», «Профилем», «Российской газетой» и другими.

«Труд»:

– …Ведь ни один человек не поверит, что у власти – любой – нет недостатков. А если верить государственным СМИ республики – то у нас все хорошо на всех направлениях. Непонятно только, откуда берутся недовольные…

– Но разве не Ваши подчиненные выстраивают такую информационную политику?

– У нас многие журналисты и чиновники никак не могут перестроиться с советских методов работы на современные. Хотя лично я всегда считал, что власть должна быть открытой.

– Ваша администрация в последнее время становится заметно моложе. С чем это связано?

– Это естественный процесс, и он будет продолжаться. Молодые должны в госорганах работать, со свежим взглядом, новыми идеями. Мне, честно говоря, с молодыми даже проще общаться. Они легче на подъем, с большим старанием берутся за сложные дела, чем пожилые люди. Бывает – в поездке по районам предлагаешь какой-то новый проект внедрить пожилому председателю колхоза – он в ответ: «Зачем? У меня и так все нормально». А потом то же самое предлагаешь молодому – он через год уже внедряет и начинает более продуктивно, чем более опытный коллега, работать. Другое дело, что все-таки нужно контролировать неуемную энергию, чтобы она во вред не пошла.

«Российская газета»:

– А в чьей собственности сейчас находятся предприятия ТЭКа?

– Слухов много распространяют на эту тему…. На самом деле топливно-энергетический комплекс никогда не принадлежал и не принадлежит ни какому-либо физическому лицу, ни частной фирме, ни группе лиц. Мы вынужденно и сознательно провели приватизацию таким образом, чтобы владельцами этих предприятий, грубо говоря, стали те же самые трудовые коллективы. Акции были переданы нескольким организациям, учрежденным самими же предприятиями нашего ТЭКа. У нас были веские основания для того, чтобы сделать именно так. Будучи государственными, наши энергетические предприятия стали объектом агрессивной и абсолютно противозаконной по своей сути рейдерской атаки. И если бы не наши решительные действия, нефтезаводы и многое другое уже давно действительно принадлежало бы пресловутым «частным лицам».

Относительно того, кто управляет республиканским ТЭКом, отвечу прямо – это не только люди, которым я действительно могу доверять, но и эффективные менеджеры. Между прочим, они блестяще образованны и прекрасно себя зарекомендовали сначала на невысоких должностях. И только убедившись в их компетентности, мы приняли решение о том, кто и как будет руководить ключевой для республики отраслью. В ситуации, когда государственное добро расхищалось аферистами всех мастей, я не мог поступить иначе.

Рейтинги же, которые оценивают «состояние» менеджеров нашего ТЭКа, смешны, это фальшивка от начала до конца. Никто из наших специалистов не получает зарплату хоть на рубль больше, чем в среднем по отрасли. Нет у них в пользовании ни самолетов, ни вертолетов, никаких других предметов роскоши, привычных для современных российских нефтяников. Я и сам, кстати, будучи руководителем одного из самых крупных и успешных регионов, передвигаюсь исключительно на рейсовых самолетах и автомобилях. Так и скромнее, и узнаешь больше, находясь ближе к людям.

«Коммерсант»:

– Вы неоднократно выступали с критикой отдельных положений региональной политики федерального центра. Как, на Ваш взгляд, должна выглядеть идеальная модель взаимоотношений с Москвой?

– Я не раз говорил, что критика вообще – это вещь полезная, без неё ни одному руководителю не обойтись, поэтому и дальше буду открыто высказывать свое мнение. Вы поймите: мы здесь не ставим под сомнение власть или полномочия российского Правительства или тем более Президента России Владимира Путина. Его появление во главе государства я искренне считаю благом для всех нас. Однако неправильно, когда от одного главного специалиста какого-нибудь министерства зависят судьбы миллионов людей в регионах. Есть же проблемы, которые нам здесь ближе и понятнее, а потому лучше нас их никто решить не сможет. Брать полномочий ведь тоже нужно столько, сколько сможешь проглотить.… Полномочия – ведь это не только почет, но и главным образом – ответственность перед людьми. Поэтому идеальная схема взаимодействия центра и регионов видится мне так: Москва определяет стратегические, геополитические направления развития государства, а мы на местах решаем оперативные социально-экономические вопросы.

«Известия»:

– Кому все-таки принадлежат сейчас предприятия ТЭКа? В прессе муссируются самые разные слухи…

– Мне известно об этих разговорах. И я со всей ответственностью заявляю: ни один процент ни одного из предприятий ТЭКа не принадлежит никому из руководителей республики и никому из членов их семей. Не принадлежит наш ТЭК и никому из российских олигархов, которые все последние полтора десятка лет облизываются на эти активы. А это действительно лакомый кусок. Мало того, что заводы сами по себе изначально представляли огромную ценность, мы не стали, как многие другие, выжимать последние соки из устаревающих предприятий, мы провели глубокую модернизацию, добились потрясающего качества продукции. Словосочетание «республиканский бензин», согласитесь, стало синонимом высочайшего качества, о чем говорит хотя бы тот факт, что ни один бензин в стране в таких масштабах не подделывается. Глубина переработки на наших заводах составляет 80—85 процентов, профессионалы поймут, о чем я говорю. И все это, за исключением одного миноритарного пакета акций, совсем недавно проданного АФК с единственной целью привлечения инвестиций в дальнейшее развитие, принадлежит республике. Мы провели сложную схему реорганизации, суть которой вкратце можно описать так: часть ТЭКа принадлежит его рядовым сотрудникам, а часть акций, с помощью закольцованной схемы, выкупили сами же предприятия ТЭКа, который, таким образом, стал принадлежать сам себе.

Сейчас перечитываю эти тексты – и смеюсь над тем, как мы по поводу выхода первых подобных наивных и половинчатых опусов торжествовали, наверное, не меньше, чем американские отцы-основатели, только что дописавшие билль о правах.

Нам тогда казалось, что это – провозглашение так нужных республике преобразований и теперь все будет по-другому.

Бабай понимал и открыто признавал, что демократизация республике необходима, но оттепель закончилась вместе с восстановлением в регионе политической стабильности. Люди, вовлеченные в политические процессы, говорят, что кое-что все-таки изменилось, но мы польстили бы себе, если бы говорили о революционных прямо преобразованиях.

 

Наши юные смешные голоса в коридорах Белого дома

Теперь о том, кто, собственно, такие были эти мы.

О том, что Бабай уже далеко не мальчик, он хорошо понимал, начиная с 2003-го года, когда в оппозиционных листках стали обсуждать тему его возраста, говоря (и не на пустом месте, кстати), что с годами многие достоинства человека чисто с научной точки зрения уходят, а недостатки многократно усиливаются. А он на самом деле не страдал старческим слабоумием и понимал, что проблема эта существует.

Кроме того, многочисленные соратники Бабая тоже были уже далеко не мальчиками, и власть казалась дряхлой, особенно на фоне молодцеватых Веременко и Савина и их тридцатилетнего, пышущего здоровьем и силой окружения.

Поменять за возраст себя Бабай, понятно, не решался, но окружение решил резко омолодить, причем, начал делать это еще до выборов, направляя таким образом избирателям сигнал – не пытайтесь омолодить власть, выбирая не меня, я сам вам дам молодежь во власти.

Начать он решил с наиболее близкой ему в физическом и аппаратном смысле администрации президента, чтобы всем было понятно, что молодость новых менеджеров и его опыт и дадут тот самый сплав, который будет эффективно управлять республикой.

Первым назначенцем и лидером остальных птенцов молодежного призыва, разумеется, стал занявший негласно второй пост в политической иерархии республики – главы администрации президента Радий Х., которому было тогда 39, а выглядел он, получивший образование за границей, владеющий четырьмя языками яппи, и того моложе.

И такие люди чем-то рулили в опорном крае России…

После выборов первым молодым начальником управления (Бабай даже издал специальный указ, в котором содержалось приравнивание этой должности к министерской) социально-экономического развития администрации стал Ильшат Т. который в свои 35 начал курировать работу всех, включая вице-премьеров, мастодонтов из социально-экономического блока башкирского кабинета министров.

Еще одним начальником управления стал 29-летний бывший аспирант Радия Урал Х., виртуозно владевший тогда, а сейчас еще лучше, правовыми вопросами, особенно касающимися выборного законодательства, что было крайне актуально после всех проколов-2003. Уже упоминавшемуся министру печати Борису М. тоже, наверное, и тридцати еще не было при назначении.

И это только те знаковые и наиболее звонкие назначения, которые вспомнились навскидку. На самом деле – молодежь заполнила коридоры, по которым еще недавно семенили только старички по ковровым дорожкам.

Ваш покорный слуга в свои 25 нахально заселился в просторный и солидный кабинет, где заседал в свое время еще секретарь обкома КПСС …ССР по идеологии товарищ Никто-уже-не-помнит-как-звали. Должность начальника управления по связям с общественностью – пресс-секретаря Бабая также была приравнена к министерской. Заниматься нужно было тем же, чем предшественник в обкоме.

Министр я был забавный, конечно.

Первым делом сам себя лишил возможности вызывать кого-нибудь на ковёр, потому как ковры велел выкинуть ввиду того, что они воняли нафталином.

Вторым делом повесил на гвоздь в переднем углу портрет. Но не Бабая, как в 100% тогдашних белодомовских кабинетов. И не Владимира Владимировича, как уже начали делать самые дальновидные из нас. Я повесил там большую фотку своей уже упоминавшейся выше жены, которую удивительно удачно щелкнул пляжный фотограф в дурацком турецком отеле. При взгляде на этот портрет посетители обычно прямо заметно вздрагивали, хотя, на мой взгляд, там ничего страшного не было, кроме страшной силы красоты.

Еще я принес на работу подаренную женой большую красную кружку с мишками, из которой пил чай. Моя секретарша Айгуль, молодая и смышленая, но слишком хорошо воспитанная в лучших традициях здания, в котором работала, вела со мной долгие позиционные бои за право не наливать мне чай в эту кружку («к вам тут люди уважаемые ходят, а вы тут с мишками»), но потерпела поражение.

Однажды, где-то через неделю после назначения, я увидел каких-то уважаемых людей, которые большой толпой заходили в кабинет секретаря по идеологии. Оказалось, что это редактора главных республиканских газет пришли на «оперативку». Им кто-то сказал, что я теперь у них главный давальщик ценных указаний.

Эти оперативки в различных государственных конторах вообще явление загадочное.

Их проводят во всех регионах России на всех уровнях, все со всеми и все непонятно зачем.

Время от времени чиновники проводят на оперативках без преувеличения целый рабочий день, с 9:00 до 18:00, без перерывов на работу. Во время их проведения они, как правило, рисуют в блокнотах абстрактные рисунки в стиле Дали.

Творение неизвестного подражателя Дали (adme.ru)

Я своими глазами видел такие блокноты, озаглавленные «оперативное совещание», где все (правда, все, хоть 200, хоть 300) страницы изрисованы такими абстракциями. Смотрят на таких оперативках обычно в этот самый блокнот, в котором рисуют, выступающий бубнит себе что-то и пребывает в самодовольном убеждении, что аудитория внимает и записывает гениальные изречения типа «мы сейчас находимся на переломном этапе», «нам надо усилить взаимодействие». Участники оперативок обычно вздрагивают только в том случае, если выступающий зачем-то называет их имена и то, как правило, для того, чтобы сказать «да, да, Такойто Такойтыч, мы уже занимаемся этим вопросом.

Однажды, через пару недель после рождения дочери, которая, как и многие другие дети, просыпалась в диком возмущении раз сто за ночь, на оперативке у тогдашнего республиканского премьер-министра я мирно спал, облокотившись на ладонь и как будто бы глядя в изрисованный подражаниями Дали блокнот.

От произнесения моего имени-отчества я почему-то рефлекторно не вздрогнул (чиновничьего опыта, видимо, было еще маловато, да и не слышал я раньше сочетания своих имени и отчества). Зато сразу подскочил, получив под столом хорошего пинка от своего соседа и товарища Ильшата Т., у которого тоже были маленькие дети и который понял, что неспроста я склонил голову ниже обычного.

Я живо поднялся и произнес беспроигрышное:

– Да, Рафаэль Ибрагимович, мы занимаемся, все идет согласно утвержденному президентом плану!

Опустив глаза, я увидел под столом большой палец, который показывал мне Ильшат.

Ответ, естественно, подошел.

А спрашивал меня премьер, если кому интересно, о том, как продвигается работа возглавляемой мной рабочей группы оргкомитета по празднованию 450-летия со дня добровольного вхождения республики в состав России. Естественно, по плану шла эта работа, как бы ей еще было идти?

Так вот, возвращаясь к нашим уважаемым главным редакторам.

Первая и главная новость, которую я им сообщил, состояла в том, что оперативок «у Мурзагулова» у них больше не будет.

– Товарищи, – говорю, – если что-то нужно будет по делу вам сказать – вон же совминовская АТС, и у вас такая же, четыре цифры нажать несложно.

А насчет ценных указаний – вы все люди взрослые, что в ходе выборов творилось – знаете, сами способны вполне анализировать происходящее, делать свои выводы и выстраивать редакционную политику. Так что (тут я решил блеснуть остроумием для разрядки повисшего в воздухе недоумения), «выражаясь языком Виктор Степаныча Черномырдина, вы, товарищи редактора, работайте, ошибайтесь, а мы в случае чего поправим, заменим!»

На том и попрощались.

На следующий день мне знакомая сорока из Дома печати слух принесла – наши главреды все как один стоят под снос, за плохо отработанные выборы.

Но ближайший из них ушел прилично после меня, кстати.

А работы у нас было много, было не до оперативок.

Рейтинг доверия у Бабая после выборов был на предельно низком уровне. Люди были сначала раздразнены, а потом жестко разочарованы результатами многообещающей предвыборной кампании. В обществе искрило, и это могло привести к пресловутому русскому (или башкирскому, суть та же) бунту, который в итоге чуть не случился в 2005 году, когда многотысячная толпа пошла брать Белый дом. Во время выборов – так даже ваш покорный слуга не просто так ходил с вооруженной охраной, отличным двухметровым парнем, каратистом Женей.

Общество было расколото ровно на три части – по национальному признаку. Ни к чему хорошему это привести не могло, а потому нужно было что-то делать, чтобы все поскорее прекратили думать, что соседа начальник любит больше. Нужно было всех убедить в том, что о каждом из них одинаково заботится Бабай в Белом доме и все будет хорошо.

 

Как Веременко столицу отстроил

Центром оппозиции Бабаю была столица республики, которая еще долго после выборов фанатела по своему парню из окраинной Черниковки Сереге Веременко.

То есть, конечно, еще были сельские татарские районы, голосовавшие за Савина, но тамошний народ – прагматичный. Выборы прошли – ну и ладно, они и стали дальше скотину выращивать, а столица поражения Бабаю не прощала еще долго.

Бабай это понимал:

– Че-то мы, конечно, перекосили в сторону районов. Городу недодали. Надо вернуть, а то на вилы подымут.

Он улыбался при этом, конечно, но было видно, что в этой шутке только весьма малая доля шутки.

Была принята программа развития столицы республики, на это выделены очень хорошие деньги, а по телевидению замелькали растущие объекты.

Так что массовым строительством в столице – а это новый дворец спорта, аэропорт, вокзал, концертный зал, десяток развязок и мостов и многое другое, жители обязаны, в том числе, и черниковскому парню Сергею Веременко, а не только Бабаю, который до того, как почувствовал исходящую от города опасность, горожан недолюбливал и все, что откачивал с ТЭКа, вбухивал в стройки века в районах.

Так или иначе – столица республики стала очень симпатичным городом.

А рейтинг доверия у Бабая, кстати, к 2007-му году прилично подрос. Социологи говорили, что аж до 77-ми процентов, а как там было на самом деле – кто ж его знает, социология в России – наука своеобразная.

 

Как задушить в объятиях независимые масс-медиа

Спектр республиканских СМИ только на вид был пестрым. На самом деле 99 процентов из них были очень похожи своим крайним пиететом к власти.

Был, разумеется, издававшийся в Казани и не подверженный никакому нашему влиянию волго-уральский выпуск «Коммерсанта», но для нашей республики там места было мало и только по самым отъявленным поводам. Хотя Бабай сам неоднократно говорил, что читать прессу начинает «в заде Коммерсанта» – на последней полосе были материалы волго-уральского выпуска, где через день бывала заметка на наши темы.

На оперативку ко мне пришли главреды государственных СМИ, но негосударственные тоже пришли бы с радостью к любому чиновнику, который позвонил бы в республиканское управление Почты России с просьбой «поддержать по тиражу», а крупнейших рекламодателей республики попросил бы «поддержать по рекламе».

Иногда некоторые независимые издания становились слишком независимыми, и тогда происходили звонки в почту России и рекламодателям с обратными просьбами – и издание приходило мириться.

Пару раз даже приезжали мириться главные редактора изданий и их генеральные директора из Москвы. И снова следовали обратные команды почтальонам и рекламодателям.

Одним словом – договориться с помощью этого нехитрого кнута и пряника можно было практически с кем угодно. Кроме интернета. Начиная с кампании-2003, это был настоящий бич для Бабая. Интернет был ему и его людям не подконтролен.

Фекальная публицистика в сети процветала. Насколько излишне республиканскую власть вылизывали печатные СМИ, настолько же жестко ее помоили здесь, что в принципе логично – где-то прибавляется, а где-то убавляется.

Сразу после окончания выборной кампании интернет-сайты слегка приуныли, обновляться стали редко, писать беззубо. Это паузой необходимо было воспользоваться для того, чтобы возглавить движение, уничтожить которое, естественно, было невозможно, да и ни к чему.

Вскоре республиканская общественность заволновалась. Интернет-сайты, эти грозовые облака кампании-2003, снова зашевелились, стали писать какую-то аналитику, давать списки наиболее популярных политиков республики, естественно, с участием Веременко и Савина в перепевах. Сайтов было довольно много, и среди них даже появилась местная калька с мегапопулярного в то время ресурса владимир.владимирович.ру, с именем-отчеством Бабая в заголовке. Вот, полюбуйтесь, кстати, как там огульно охаивали нашего всенародно избранного вождя. Довольно познавательные истории, кстати, получились:

Однажды М… Г…, его Помощник и Глава его администрации пили на шестом этаже кумыс и готовились к новой встрече с Отцом башкирского и всех остальных российских народов, который как раз собирался выступить с очередным Посланием народов куда подальше.

– Критики надо добавить – сказал Глава администрации, – плохо, когда сплошной позитив.

– Слушай, улым, ты со своей критикой сколько уже прекрасных руководителей до инфаркта довел?!

***

М… Г… собрался на ярмарку в Сипайлово, чтобы купить себе мёда и салат из молодых побегов курая, маринованного в кумысе. Он, в отличие от других, знал по секретному списку, куда какой район привозит свою продукцию, потому выбрал, где бывает, побежал туда с самого утра, никого не предупредив, а взяв только одного охранника, чтобы было кому таскать тяжёлые сумки. Первый раз за несколько последних лет ему удалось оторваться от главного советника. Хотя ушки у того всегда были на макушке, он был занят просмотром специальной утренней телепрограммы, которая делалась умельцами из «Спутникового телевидения» в одном экземпляре, программы «Салям», и не услышал хлопка двери «УАЗика», на котором ради конспирации решил поехать М… Г…

***

– Что такое, – вскричал он по пароходному телеграфу, повернув золотой рычаг, который был исполнен в виде пшеничного колоса в сторону надписи «Минсельхоз». – Куда деваются наши лошади? Вы что там опять с переписью чего-то намудрили? Куда деваются несколько сот лошадей в день?

– Мы провели расследование, – раздался громкий голос сельхоз-министра. – Оказывается, олигарх Веременко занимается вывозом национального достояния. Скупает всех наших лошадок, куниц, лис, по районам ездят его агенты с сачками и отлавливают пчел. Его люди, которых он забрасывает с вертолетов, скосили весь курай, а теперь под видом «Молагропрома» выкупил у хозяек всю закваску для кумыса или корота. Всех мастериц по народным промыслам вывез в Тверскую область, половину которой он выкупил и собирается назвать Малым Бабаестаном. Уже к нему тянется малый бизнес и интеллигенция. Скоро, говорит, выборы будем проводить, гад. Выпускает газету «Республика Веремейстан». Заставляет называть себя хорметле президентыбыз. Половину области уже три раза переписал, пересчитал. Выходит, что там живут почти одни украинцы. Носит везде с собой ножницы для перерезания ленточек. Ужас!

Тут М… Г… не выдержал:

– Откуда он узнал секретную технологию демонстрации развития экономического потенциала республики и заботу о народе? Ведь это наше ноу-хау – перерезание ленточек! Неужели в моем окружении завелись предатели?

К Бабаю пошли ходоки. Многие из них говорили, что весь этот тырнет – дело рук его же пиарщика; пригрел, мол, ты змею на груди!

Особенно крамольным считался вышеупомянутый мг.ру, который, как многим кажется, при моем полном попустительстве делал на досуге талантливо и анонимно известный журналист и политолог Шамиль В.. Иногда в историях про виртуального Бабая появлялись и какие-то слова-паразиты из книжки, которую вы сейчас читаете.

В мой адрес подозрения стократно усилились, когда вскоре на одном из оппозиционных сайтов (ужас! как можно вообще с ними разговаривать!?) вышло мое интервью, где я, типа, смело говорил о разных вещах, которые раньше бабаевские чиновники старались не обсуждать.

–  Вы делали неплохую карьеру в Москве. Что заставило принять приглашение стать пресс-секретарем Президента республики? Изменилось ли ваше мнение о республиканской власти, после того как вы стали занимать столь публичный пост?

– Нисколько не изменилось. Во власти работают нормальные люди, там – совершенно обычные, среднестатистические пропорции людей честных и жуликов, умных и глупых и т. д. и т. п. Только они более заметны, особенно их недостатки.

Надо сказать, что Бабай никогда особенно внимания на доносчиков не обращал. Он знал от меня же, что я должен общаться со всеми, независимо от того, любят они нас или ненавидят – работа такая. Поэтому эти вольности мне прощались, я был эдаким шутом, которому можно было говорить королю правду и дружить со всеми отлученными от двора.

Ну а если кому-то правда до сих пор интересно, кто делал тогда все эти сайты – то могу открыть страшную тайну. Некоторые из них действительно делались при моем непосредственном участии, другие создавали оценившие в 2003 году потенциал сети знакомые медийщики, при моих гарантиях отсутствия каких бы то ни было репрессий. Пару СМИ, ставших популярными во время выборов, купили, как сейчас принято говорить, «понятные мне люди».

Делал ли я это, чтобы навредить своему работодателю? Нет, конечно.

Мне нужно было из маргинального, населенного провокаторами минного поля сделать цивилизованное интернет-пространство республики, в которое необходимо было запустить нормальных и предсказуемых игроков. Разумеется, при этом первые сайты мне приходилось маскировать под независимые, потому что сразу после выборов никто бы не поверил интернет-газете, прославляющей Бабая на манер местного телевидения. Но если кто-то скажет, что мг.ру хоть чем-то навредил шефу – тот первый кинет в меня камень.

Крамольного делать нужно было тогда еще много чего.

Например, когда просто для технически более удобной работы с прессой, посещающей постоянно президентские мероприятия, мы ввели понятие постоянной аккредитации и «президентского пула», у меня спрашивали с ужасом, а что, там и Х. будет?

Гульчачак Х., как известно всем читателям «Коммерсанта», была бессменным собкором этой так не похожей на наши госСМИ газеты последние чуть не полтора десятка лет, и, разумеется, Бабай не раз терял дар речи от материалов, например, предсказывающих его политическое ослабление.

Но я довольно легко убедил его, что Гульчачак мы не только впишем в президентский пул под номером один, но еще и будем давать ей любые материалы по первому же требованию:

– Вот ее же гоняли со всех мероприятий, а материалы все равно каждый раз выходили. Откуда она все это узнавала?

– Так наши же, наверно, и рассказывали втихаря, – в чем в чем, а в наивности Бабая того образца было сложно упрекнуть.

– Ну, так лучше же, если мы будем сами ей давать информацию, в каком нам нужно ключе – что-то же все равно возьмет?

Бабай опять повторил свое «ты же укыган кеше», и Гульчачак мы стали приглашать на все мероприятия. Журналисты оценили этот факт как очередной признак политической оттепели.

Еще одним признаком оттепели стало нашедшееся наконец-то в сверхплотном графике единственной тогда приличной региональной типографии (государственной, разумеется) время напечатать несчастную тысячу экземпляров кусачего «Коммерсанта». Потом еще «Коммерсантъ» с большим успехом и при большом стечении власть имущих провел в республике выставку своих фотографий «Первополосные кадры» – мы всеми силами показывали городу и миру, что стали демократами.

Впрочем, оттепель у нас была не демократичнее и не длиннее хрущевской. Что-то стало можно, а за что-то Бабай год от года все больше начинал топать ногами:

– Немедленно закройте этот Камирсант!

В ответ в сотый раз ему рассказывалось, что от того, что мы запретим газете печататься в нашей типографии, добрее ее заметки точно не станут, а подписчики ее все равно получат, да и в интернете прочитают все, кому надо. Но требование звучало все громче, прямо пропорционально увяданию конфетно-букетного периода Бабая в отношениях с нашей молодежной ОПГ (общественной политической группой – так нас сокращенно называли в местной политтусовке).

 

Меняем старую власть на новую!

Но вернемся вновь в то волшебное время, когда наш конфетно-букетный период был в разгаре.

Одним из первых тестов на выживание для нас стало вступление в силу 131-го федерального закона, который Россия приняла для того, чтобы следовать еще существовавшим тогда курсом на сближение с Евросоюзом.

В этом законе его автор, глубоко мной уважаемый вице-премьер правительства России Дмитрий Николаевич Козак прописал принципы функционирования местного самоуправления по европейским демократическим лекалам. Ключевым моментом в нем была выборность районных и городских глав администраций и парламентов.

И это, в принципе, могло означать завершение всевластия Бабая в республике.

Как мы уже отмечали чуть выше – вертикаль власти там была организована по образцу и подобию режимного предприятия, от генерального директора-президента вниз по всем столоначальникам и вплоть до последнего ремонтного рабочего.

Участие какого-то там народа в этой вертикали вообще никак не предусматривалось, кроме как раз в пять лет радостно поставить галочку напротив фамилии Бабая в бюллетене, где кроме него фигурирует еще его же лесник.

Главы администраций городов и районов – это вообще отдельная песня. Это звено в бабаевской вертикали всегда было ключевым. Каждый глава должен был быть маленьким бабаем, держа в руках все ниточки, за которые можно подергать, чтобы достать до каждого без исключения жителя республики.

И каждый глава знал, что главный капитал, существующий в его жизни – это доброе к нему отношение деда. Пока оно есть – можно тихонечко таскать рубероид со стройки и жить себе, не тужить.

А в случае, если бы назначение и съем глав стали зависеть не от настроения шефа, а от результатов выборов – картина бы полностью изменилась. И для принятия любых решений требовалось бы согласование именно с ним, с народом. А договариваться с этим самым народом, особенно после 2003 года, стало Бабаю и его друзьям ох как нелегко.

В общем, в воздухе запахло демократией со всеми вытекающими последствиями. Бабай страшно нервничал, топал ногами, обзывал страшными словами авторов закона, сто раз ездил ко всем в Москву с требованием смягчить положения 131-го ФЗ, но поделать было уже ничего нельзя. Как говорят чиновники, птичка клюет – обратно не отдает. По другому поводу, правда, говорят, но тут тоже подходит.

Особенно дурно было Бабаю представить, как на пост главы, например, столицы республики, баллотируется, ну, например, Сергей Веременко, у которого живой рейтинг в городе был процентов за сорок.

Одним словом, вызвал дед «младореформаторов» и повторил буквально дословно цитату из сказок про Ивана-дурака – мол, вы хоть сто сапог в пыль сотрите, а к утру придумайте мне, как сделать так, чтобы я продолжал глав назначать и снимать, как мне заблагорассудится. Ну а не сможете – понятное дело, голова с плеч долой.

Тут и настала пора проявить удаль молодецкую правоведам во главе с Радием Х.. К ним еще присоединился крутой электоральный юрист из Москвы, с которым мы здорово сработались на выборах – мой ровесник Саша С., которому впоследствии, кстати, так понравилось быть младореформатором, что он переехал в республику с женой и детьми. Он еще потом стал известным на всю страну политиком и принял много прекрасных законов о борьбе с инакомыслием, но про это вы из других уже книжек знаете. Ну а ваш покорный слуга по идеологическим вопросам помогал.

В общем, исписали мы сто листов за ночь, и вышел у нас каменный цветок.

Решение нашлось, разумеется, в самом же законе.

ФЗ 131, как вы уже поняли, был сверхлиберальным. И даже утверждаемая им либеральнейшая из структур местной власти была не просто навязана сверху. Там была оговорка, что главы администраций становятся выборными в том случае, если проведенный в городе или районе местный референдум не устанавливает порядка назначения главы местным парламентом.

Здесь был ключевой момент.

То есть, если бы вдруг во всех пятидесяти с лишним муниципальных образованиях республики нашлись какие-то энтузиасты из числа общественников (государству этот процесс инициировать было нельзя), которые сказали бы, что выборов местного парламента вполне достаточно и надо главу назначать этим самым парламентом, то это решение было бы законным.

Кроме того, если бы потом члены этих парламентов сказали, что они не хотят просто так назначать глав, а хотят, чтобы для них были установлены некие дополнительные квалификационные требования – это тоже было бы законно.

И если среди этих требований было бы, например, установлено наличие рекомендательного письма от президента республики, а также наличие заключения созданной при президенте республики специальной комиссии, что, мол, нормальный глава, назначайте – это тоже было бы почти законным.

В то же время для населения особенно ничего бы не изменилось – выборы главы остались бы для него темным лесом, но все знали бы, что решает все бабаевская комиссия и сам Бабай.

А при наличии бабаевского главы местные выборы никогда не были проблемой. Такую вот мы придумали свою «закольцованную приватизацию местной власти».

Бабаю план сразу очень понравился. Он радостно захихикал и за ежевечерним ужином поднял рюмку за Радия, который за короткий срок сумел «внести свежую струю в работу аппарата».

Оставалась только одна проблема. Причем довольно серьезная. Как уговорить население вынести на референдум идиотский вопрос о том, что прямая выборность глав не нужна и нужно внедрить между народом и нелюбимыми в большинстве случаев главами нелюбимого многими посредника в лице Бабая? Это все обсуждение происходило, напоминаю, сразу после выборов-2003.

Но план был уже Бабаем одобрен, и возможности для отступления уже не было. Теперь мы стали совещаться на предмет, как уговорить народ проголосовать за то, чтобы лишить себя права выбирать себе начальников.

Решение нашлось.

Понятно, что организовать формально независимый от государства процесс подачи заявлений о необходимости провести референдум в каждом районе с нашим административным ресурсом было несложно.

Первый вопрос был в самом вопросе референдума.

В итоге мы сформулировали его вот как (коллега Урал Х. отвечал за то, чтобы формулировка соответствовала закону, а я наполнял его такой семантикой, чтобы народу вопрос понравился):

«Согласны ли Вы с тем, чтобы в соответствии с требованиями Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», инициированного Президентом Российской Федерации В. В. Путиным, была установлена следующая структура органов местного самоуправления муниципального образования:

представительный орган муниципального образования (Совет), председателем которого является избираемый из его состава глава муниципального образования (Председатель Совета);

местная администрация муниципального образования (Администрация) во главе с главой местной администрации (Глава Администрации)?»

Заметьте, здесь нет ни слова неправды. Как потом сказал уже упоминавшийся Шамиль В. – это была манипуляция правдой.

Закон ведь действительно был инициирован всенародно и горячо любимым народом Владимиром Владимировичем. И дальше – в болоте слов действительно в правильном порядке застряли слова о некоей «выборности» неких «глав администраций».

Дальше была организована кампания с закосом под веременковско-савинскую:

МЕНЯЕМ СТАРУЮ ВЛАСТЬ НА НОВУЮ! ТЫ С НАМИ?

НАРОД ВПРАВЕ САМОСТОЯТЕЛЬНО РЕШИТЬ — ВЫБОРЫ ГЛАВ ГОРОДОВ И РАЙОНОВ ИЛИ НАЗНАЧЕНИЕ

«ГРАЖДАНЕ МОГУТ ПРОВЕСТИ У СЕБЯ РЕФЕРЕНДУМ И ВЫРАБОТАТЬ ИНУЮ, ОТЛИЧНУЮ ОТ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ СЕЙЧАС СИСТЕМУ ФОРМИРОВАНИЯ МУНИЦИПАЛЬНЫХ ОРГАНОВ ВЛАСТИ…» В. ПУТИН

СУЩЕСТВУЮЩАЯ СИСТЕМА МЕСТНОЙ ВЛАСТИ ДОЛЖНА БЫТЬ ЛИКВИДИРОВАНА СОГЛАСНО ФЕДЕРАЛЬНОМУ ЗАКОНУ

ВЫБОРНЫЕ ГЛАВЫ ГОРОДОВ И РАЙОНОВ ИЛИ НАЗНАЧАЕМЫЕ – ВЫБОР ЗА ВАМИ

ГЛАВЫ ГОРОДОВ И РАЙОНОВ НЕ ДОЛЖНЫ НАЗНАЧАТЬСЯ! ТЕПЕРЬ – ТОЛЬКО ВЫБОРЫ! ВСЕ НА РЕФЕРЕНДУМ 27 МАРТА!

– вопили плакаты в расцветке Сергея Алексеевича.

По местным телеканалам ошалевшим зрителям стали крутить каждые полчаса ролики на предмет того, что главы администраций теперь будут избираться по-новому, никаких назначений, все только на основе выборов! Все на референдум! Вот покадровый сценарный план одного из роликов:

Согласны ли Вы с тем, чтобы система органов местной власти соответствовала требованиям Федерального закона?

Видео – над картой республики флаг РФ и двуглавый орел

ДА

Видео – бюллетень с размытым и мелким всем, кроме «да», галочка в движении

Согласны ли Вы с тем, чтобы в городах и районах республики были прямые всенародные выборы?

Видео – активно голосующий народ, урна

Согласны ли Вы с тем, чтобы народ, собрав подписи, мог отозвать утратившего доверие избирателей главу города или района?

Видео – мужественные возмущающиеся люди

27 марта – референдум по устройству местной власти

Видео – снова над картой республики флаг РФ и двуглавый орел

Без твоего голоса все будет по-старому

Видео – главы, читающие по бумажке, звук курая

…В итоге у населения возникла полная иллюзия некоторого реванша оппозиции после провала на президентских выборах.

Риторика была оппозиционной, заявленные цели – явно антирахимовские. Никто, правда, никак не мог понять – кто стоит за всей этой кампанией. Информация удивительным образом не просачивалась в общество. Даже оставшиеся в республике после отхода Веременко и Савина оппозиционеры недоумевали – цели референдума вроде заявлялись абсолютно в духе антибабайской кампании-2003, но никак не появлялся какой-то рыцарь на белом коне, как Сергей Веременко, например, после пиар-артобстрела-2003.

Оппозиционные «публицисты» писали на контролируемых нами интернет сайтах искренние заметки о том, что вот, грядет референдум об изменении структуры местной власти, и после этого бабаевские попляшут! Пожалеют, что выиграли президентские выборы!!!

Так или иначе – правда практически не вскрылась до дня голосования. Уже буквально накануне референдума наконец-то обо всем или сама догадалась, или все-таки слил кто из наших информацию о том, как все есть на самом деле, Гульчачак Ханнановой. Она в мельчайших подробностях расписала, что это на самом деле за референдум, кто его организовал и для чего.

Мы прочитали эту заметку, беззлобно усмехаясь, понимая, что она уже ничего не изменит, потому что до 4-ех миллионов избирателей тысяча элитарных экземпляров даже самой авторитетной газеты за сутки не достучится. К тому же – самое сложное испытание мы уже прошли, и было это месяцем ранее.

Так вот – самым сложным было, разумеется, как всегда, продавить решение Бабая. Когда мы ему только рассказывали о коварном плане – он радостно хохотал:

– От афырысты! Ай маладистар! И что, думаете, не догадаются? Нет бит, не догадаются!

Но совсем другое дело, когда со всех концов республики ему понесли наш агитматериал с вышеупомянутыми лозунгами и роликами, недвусмысленно давая понять, что эту агитпродукцию, определенно, давал команду разместить не кто-нибудь, а главный политвизирь бабая Радий Х..

Апогеем кампании против нашей псевдо-антибабайской кампании было одно вполне себе рядовое совещание с участием бабая, Радия, премьера, пары «вициков» и глав администраций.

Премьер был нашим негласным противовесом из числа доисторических ископаемых. Он оставался премьером, был начисто лишен любых политических функций и, хотя тщательно декларировал, что только рад этому и сидит спокойно примус починяет – понятно, был крайне не рад появившейся бригаде молодых отморозков, которые создавали ненужный совершенно ажиотаж вокруг тех самых процессов, которые так любят тишину.

Премьер решил нанести ответный удар.

Уже в конце совещания, на котором дежурно вставили главам за показатели по зерновым и крупнорогатому, премьер вдруг сказал, будто вспомнив:

– А, да, Мурта-зэч, вот еще вопрос есть – главы спрашивают меня, как быть, а я и не знаю! Вот мне приносят со всех концов пропаганду, что нас с вами сменить надо – и он достал заготовленный рояль из кустов в виде наших а ля-Веременковских агиток. Это кто же, интересно, у нас снова этим занимается? – спросил на голубом глазу Рафаэль Ибрагимович.

Па-ба-ба-пам!!!! Прогремел гром среди ясного неба. Это было крайне неприятно. Бабая прилюдно окунули в чан с дерьмом.

Все главы, у которых еще мозги совсем жиром не заплыли от размеренной байской жизни, ведь понимали, что продукция эта на самом деле – возможность спасти бабайскую вертикаль власти. Также все прекрасно понимали, что если агитировать – мол, давайте, народ, поддержим все, чтобы вы не выбирали глав, а вам бы назначал ваших любимых кровопийц ваш же любимый Бабай – эта кампания с треском бы провалилась. Даже при всем мастерстве отдельных умельцев запихивать бюллетени в урны пачками – этих пачек, по лично моим наблюдениям, все равно больше трети не впихнешь, даже чисто технически. А тут надо было 50 процентов плюс один голос. Ну нереально.

Однако в тот день Бай (таково было погоняло премьера) прилюдно загнал Бабая в угол – ну что, мол, отец нации, признаешь, что в белую не в состоянии убедить свой народ тебя поддержать?

Снова повисла мхатовская пауза.

У меня по спине бежали ручьи – в этом месте карьеры младореформаторов могли запросто оборваться на взлете. Радий в президиуме яростно буравил взглядом листок с повесткой дня, с трудом удерживая себя от вполне обоснованного желания одеть Баю на уши корзину с цветами.

Если сильно нахмурить брови и наморщить лоб – можно и в 25 быть похожим на Великих Вождей

Но Бабай нас тогда ценил и понимал, что, если политикой, правом и идеологией в республике снова начнут рулить Бай и ему подобные – результаты будут те же, что в 2003-ем.

Он добродушно-примиряюще улыбнулся Баю и Радию, сказав:

– Юуууук, Рафаэль Ибрагимовищ, это же не против нас, это же молодежь у нас придумала, как сохранить ыстабылнст в руководстве администраций. Там же Совет Европы требует, что демократия была. Демократия – есть демократия, так? Радий Фаритовищ, объясни им.

Радий ожил, распрямил спину и радостно принял предложенные Бабаем правила игры.

– Уважаемые коллеги, должен перед Вами извиниться, что где-то недоговаривали о планируемых направленных на сохранение стабильной системы муниципальной власти действиях, которые мы в последние недели производим. Дело в том, что, как совершенно справедливо заметил сейчас наш с вами руководитель, Россия приняла определенные обязательства перед Советом Европы. В связи с этим мы должны были либо ввести прямую выборность глав, либо провести в каждом районе референдумы. Соответственно, уважаемые коллеги, после того, что мы с вами прошли в 2003 году, думаю, никакого желания повторить все это у вас не было. Поэтому президентом республики было принято решение о проведении референдумов, на которых, в соответствии с требованиями Совета Европы, не мы с вами, а жители республики принимают соответствующие решения. Уважаемые коллеги, администрация президента РФ и европейцы внимательно наблюдают, насколько тщательно Россия выполняет взятые на себя обязательства по реформированию местной власти. В этой связи, полагаю, больше не должно возникать вопросов, почему риторика референдумов была столь демократичной?

Ответ был блестящим. Ну, теперь все понятно. Всюду шпионы Евросоюза, которые так и хотят поймать нас на желании назначать глав в Хайбуллах и Бижбуляке, что ж тут непонятного.

Но мы, естественно, не позволим тут насадить у нас демократию!

И правильно, что Радий Фаритович по мудрому наставлению президента сделал вид, что это все оппозиция делает. Какие теперь к нам вопросы? Народ так решил.

Авторитет Бабая не пострадал.

Референдумы в итоге прошли на ура. Народ республики радостно проголосовал за лишение себя отвоеванных для него далеким Евросоюзом прав. Демократия была благополучно задушена. А мы не то чтобы были очень этому рады… Просто работа была такая.

 

Капитуляция демократии по всей стране

После грандиозного успеха наших референдумов Москва перестала пытаться насадить во всех регионах страны выборность глав.

Рецепт был понятен, и было очевидно, что каждый регион может сделать все по нашим лекалам – референдум, комиссия по назначению глав и т. п. Одним словом – стало понятно, что не готова еще Россия к выборности местного руководства. Да и если бы все-таки таковое стало избираемым – это превратилось бы в вечную войну муниципалитетов с губернаторами.

Мэры говорили бы, что я избран народом и не лезь в мои дела. А губернатор логично бы отвечал, что если ты такой умный – содержи город/район на свои деньги. А денег для мэра как раз новая система не предполагала. И зарабатывать их главы не умели.

Поэтому, думаю, и было в итоге после нашего прецедента принято решение, что то, что мы провернули с помощью референдумов, теперь можно делать и без таковых. Полагаю, логика тех, кто принял это решение, была проста – если не дать губернаторам такой возможности, они бросят к чертовой матери все дела и будут заниматься только этими референдумами и муниципальными выборами, чтобы не растерять свою власть. Пусть лучше уж хоть чем-то еще занимаются…

Так или иначе – по стране не началось массовое развитие местного самоуправления, губернаторы по-прежнему руководят главами и по-прежнему не пускают в интимность своих отношений с ними электорат.

А электорат… Он не возмущается, были бы соль и спички…

 

Вся власть – Бабаю!

После референдума Бабай понял, что пока мы молоды, сильны, бодры – надо нам не останавливаясь поручать делать для него добро.

Еще недавно дед спокойно относился к тому, что его хоть и понарошку, но мочили в ходе нашего потешного плебисцита, а тут вдруг распушил губы, что, оказывается, республиканские партии, кроме Единой России – сплошная оппозиция, а мы не мычим – не телимся. Тем более что эти партии после зурабовской монетизации льгот хорошо пошумели на митингах 2005 года в городах республики, собирая десятки тысяч весьма активных участников, ходивших маршами по столице и требовавших отставки Бабая.

Радий снова собрал совещание молодежной ОПГ.

Основные партии, исключая, разумеется, «Единую Россию», являющуюся не партией, а пресловутым лесником государства, действительно с веременковско-савинских времен вели весьма активную антибабайскую работу.

Разумеется, мы вели с ними диалог и постепенно начинали душить партийцев в своих объятиях, потому как кроме нас им все равно не к кому было прижаться. И активисты один за другим ходили «на горку» (Белый дом стоял на холме) принимать присягу верности Бабаю.

Однако дед такой долгой затяжной войны никогда не любил, а всегда любил стремительные кинжальные атаки а-ля референдум.

Поэтому однажды, выслушав очередной наш доклад о ходе работы с партиями, он обиженно пробубнил:

– Ну вот эшту хэз бук сайнаб ёризес с этими партиями? Нельзя эштули их руководство паминят?

Гм. Можно, так-то.

Каждая партия в регионах управляется, как правило, коллективным руководящим органом – бюро или советом или вроде того. Этот орган избирается, как правило, на съезде руководителями районных парторганизаций.

Вклиниться в весь этот внутрипартийный заговор сионских мудрецов было на первый взгляд сложно. Но можно. Потому что Бабай хорошо знал, что все эти партийные активисты – обычные люди, которые по каким-то причинам поругались с главой и ушли в оппозицию. После окончания кампании-2003 рассчитывать им на чью-то помощь уже не приходится, а «жить-то надо» (известная присказка Бабая).

В теории – объехать все районы и переговорить со всеми партийцами можно. Надо только подумать, что им всем сказать и как убедить проголосовать за отставку нынешнего партначальника и проголосовать за вновь предлагаемого – такого же товарища по партии, ну и что, что он дружит с Ростиславом или с Уралом Х. из Белого дома?

То есть нужно-то было всего лишь найти такого Чичикова, который проедет по республике и скупит партийные души. Идеальным кандидатом на роль Чичикова, естественно, был уже упоминавшийся Саша С..

Начать мы решили с самой нелюбимой Бабаем партии. Называть ее мы не будем, хотя намекнем, что Бабай когда-то у этой партии был на весьма хорошем счету.

Мы дали Саше мой служебный минивэн Киа Карнивал, немного черного нала наскребли по сусекам, перекрестили и отправили в путь.

Несмотря на морозы до -45, сопровождавшие огненную колесницу Саши, миссию свою он исполнил великолепно.

В назначенный день и час партийцы начали собираться на конференцию. Их всех совершенно случайно подвезли до столицы хорошие автомобили иностранного производства, разместились они в очень недурном санатории, в каждом номере которого уже были заготовлены и разостланы скатерти-самобранки. Наутро в актовом зале санатория и случился рейдерский захват партии.

Лица партийцев были хмуры и красны, как кумачовое знамя СССР. В ответ на неожиданное внесение одним из членов бюро в повестку дня вопроса о вынесении недоверия действующему руководителю большинство партийцев, потупя очи долу, предложение решили поддержать. Там же, чтобы два раза не собираться, было избрано новое руководство – все как на подбор опытные хозяйственники, грамотные специалисты, политически нейтральные бизнесмены и руководители предприятий.

Уже экс-руководитель бился как рыба об лед. Он довольно быстро понял, что произошло, и очень расстроился, потому как ничего больше в жизни делать не умел и шансов снова стать политической фигурой больше не имел. Он быстро настрочил доклад московскому руководителю партии, что бабаевские сатрапы режима отобрали у него власть и теперь каждое 7-е ноября будут на митингах петь аллилуйя Бабаю.

Московский партруководитель насторожился, потому как не хотел отдавать свою власть губернаторам, даже таким авторитетным, как Бабай, и прислал в республику проверку в главе со своим верным соратником и соруководителем, чтобы точно узнать, что ж за съезд такой неожиданно у нас приключился.

Проверяющего мы встретили хорошо.

Партийного актива он толком так и не увидел, а вот отдельных сочувствующих партии веселых и щедрых людей встречал постоянно.

Несмотря на почтенный возраст – проверяющему было хорошо за 60 – не обделил он вниманием и представительниц женской ячейки Кировского района столицы. Также внимательно изучил качество продукции республиканского спиртопрома.

Глубоким вечером последнего дня проверки прикрепленный нами к партбонзе понятный нам бизнесмен А. торжественно зашел в кабинет к Радию и слегка (вот что значит закалка) заплетающимся языком объявил:

– Еще один пал жертвой нашего гостеприимства!

Ему было торжественно налито из радиевых запасников самого вкусного и старого шотландского скотча, также обещано место в списке свежезахваченной партии, если удастся ее отстоять.

Утром проверяющего загрузили в бизнес-класс и он, не приходя в сознание, улетел в Москву. К слову говоря, от нас процентов 95 проверяющих из Москвы возвращались таким вот макаром.

Руководитель партии, удрученный докладом проверяющего, что гады все сделали – не прикопаться, понял, что Бабай и его команда его переиграли и предложил переговоры.

Назовем партлидера условно, например, простым русским именем Владимир Ильич.

Владимир Ильич вручил Радию в своем московском офисе с видом на Кремль значок, ручку и свою книжку о неизбежном скором мировом торжестве идей своей партии и сразил его наповал своим обаянием и деловой хваткой:

– Да, старик, красиво вы нас, конечно, молодцы. И где дед вас нашел таких?

Прихлебнув все того же немолодого скотча немолодой уже зубр российской политики вышел на чисто конкретный базар:

– Слушай, мне с вами бодаться – что свинью стричь. Визгу много, а шерсти мало. На выборах вы мне как давали с гулькин х…, так и даете. Давай 50 на 50, а? Ну накидайте хоть процентов 12, два моих красавца пройдут, два ваших. Согласовываем фамилии вместе. Что скажешь?

На следующий день Радий сидел в кабинете шефа и докладывал предложенную схему бизнес-взаимодействия. Бабай довольно ухмылялся, напоминая собравшимся свою любимую политическую методу:

– Ну вот, я же вам говорил, что сначала надо ё..нуть, а потом и договариваться лехше.

Он взял правительственную трубку и набрал по справочнику прямой номер Владимира Ильича:

– Владимир Ильич, привет, дорогой! Как ты?

Само собой, это был разговор двух близких друзей. Они вспомнили, как хорошо было раньше, пока не пришли питерские, обложили самым отборным четырехэтажным русским матом все руководство «Единой России», исключая, правда, верховного ее руководителя, о котором оба говорили с исключительным пиететом.

Потом Бабай с искренним изумлением и нескрываемым возмущением узнал, что, оказывается, от единственной в России, да что там – в мире – приличной партии, возглавляемой Владимиром Ильичем, подумать только, не прошло от республики в Думу ни одного депутата!!! Бабай рвал и метал, обещал наказать виновных и сказал, что больше никогда, по крайней мере, пока он сидит в своем кресле, такого «бизабразия» не допустит и сказал, что уже поручил своему молодому дарованию Радию заниматься этим вопросом и ежедневно докладывать о прогрессе.

Короче говоря, сделка состоялась.

А на ее результаты вы можете посмотреть в списке прошедших-таки партийцев на следующих выборах. Там, может, и не 12%, но серьезно прибавилось по сравнению с предыдущими жалкими цифрами.

А вот некоторые партии оказались не такими сговорчивыми. Ну и получили баранку. Один партлидер, не такой серьезный человек, как Владимир Ильич, вообще предложил банально выкупить у него региональную партячейку, назвал ценник с кучей нулей, вы же, говорит, там не бедные все, нефтяники.

Мы возражали, говорили, что конкретно мы-то как раз не нефтяники и что такие цифры нам и не снились. Но человек искренне не понимал, как можно сидеть на таких денежных потоках и не отвести себе хотя бы маленький ручеек.

В общем, пришлось с его партией провернуть вышеописанную операцию, только без финальных успешных переговоров, а с погружением партячейки в состояние летаргического сна.

С еще одной парторганизацией получилось ни то ни се – вроде руководителей по принципу «двух ключей» согласовали, обо всем договорились, но… В общем, неудобно перед ребятами получилось. Бабай, уже под конец нашей на него работы, сделал вид, что никаких договоренностей нет, и партии нормально провести кампанию в республике не дали.

Но так или иначе – к 2006-му году это поле тоже было зачищено, мы принесли хозяину очередную мышку. Партийные выступления, представлявшие реальную угрозу власти Бабая, отгремели.

Правда, в тишине деду стало скучно. И параллельно с нашим боданием с партийцами он устроил войну с собственным сыном, речь о которой пойдет в следующей главе.

 

Нефть, отцы и дети

Я миллион раз отвечал на вопросы миллиона знакомых о том, действительно ли Бабай с сыном ссорились не понарошку после того, как Урал хотел захватить власть в Госсобрании республики, и действительно ли они вели друг с другом даже не брато- а отце-сыноубийственную политическую войну не на шутку?

Отвечаю в очередной раз – правда.

Это у вас, дорогой читатель, отношения с сыном или отцом строятся на общечеловеческих принципах. А отношения Бабая с сыном можно было описать коротко бабаевой же фразой, сказанной в разгар нашего пересказа драмы «Отцы и дети»:

– Я ему не отец! Я ему президент!

Вместе с тем, правда, Бабай все же не смог до конца вытравить в себе все человеческое – он любил своего сына звериной, безудержной и всепрощающей любовью. Эта любовь отчасти и была причиной их той самой, известной всей стране ссоры не на жизнь, а на смерть. Бабай страшно переживал от того, что сын ведет себя как капризный барчук в отцовском поместье, и пытался всеми силами привести его в чувство. Когда он отчаялся сделать это как родитель – стал делать это как президент, переместив конфликт в публичное пространство.

24 февраля 2005 года ваш покорный слуга по окончании заседания Госсобрания был отправлен своим руководителем на верную погибель. Мне было велено в самых жестких словах и выражениях рассказать о том, какие жесткие попрания морали и законности были вдруг обнаружены Бабаем в деятельности его собственного сына.

Зафиксировать для истории этот театр абсурда должны были около полусотни наших и федеральных СМИ, включая основные центральные телеканалы.

Выйдя под прицел двух десятков телекамер я сказал приблизительно вот что:

– В начале 90-ых созданный трудом нескольких поколений жителей республики топливно-энергетический комплекс необходимо было защищать от попыток недружественных поглощений, которые предпринимались чуть ли не ежемесячно. Для этого был предпринят ряд действий, которые получили название «закольцованная приватизация», то есть, заводы были якобы приватизированы, но принадлежали они в реальности сами себе. Наш ТЭК развивался, модернизировался, эффективно работал, давая огромные прибыли республиканскому бюджету, а не кошельку олигарха. Но времена изменились. Сейчас мы защищены от недружественных поглощений финансово-промышленными группировками. И президент принял совершенно логичное решение – вернуть предприятия под полный государственный контроль. Но менеджеры, работающие в ТЭКе, совместно с некоторыми (на данный момент уже бывшими) членами республиканского правительства решили вести какую-то свою игру, руководствуясь, вероятно, своими частными интересами. Реакция президента на это, как вы знаете, была крайне жесткой. Он ещё раз напомнил тем, кто этого не понимает, что ТЭК – это достояние всего народа республики, а не тех менеджеров, которые им управляют. На данный момент уже подписан ряд указов, в соответствии с которыми заменены руководители топливной компании, и нет никаких сомнений в том, что этот процесс в ближайшее время будет доведен до логического завершения.

Журналисты знали, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее, но даже не представляли себе, что им подготовлен настолько сенсационный материал.

Сообщаю, что он ему не отец, а президент

Отец-президент, поймавший собственного ребенка на чуть ранее собственным указом одобренных экономических махинациях ценой в миллиарды долларов и узурпации власти в своем же регионе – такого, думаю, не было даже в странах типа Уганды, Либерии и тому подобных.

В той речи на Госсобрании Бабай сказал дословно следующее:

«Сегодня мне обидно и по человечески больно, что и в Государственном Собрании нашлись люди, которые фактически встали на позиции тех сил, которые хотели бы превратить нашу республику из островка стабильности и благополучия в раздираемый противоречиями, политическими склоками и дрязгами регион страны.

На мой взгляд, задача у них одна – воспользовавшись моментом, попытаться раскачать лодку для достижения своих узкокорыстных целей. Хочу предупредить тех, кто за моей спиной, прикрываясь моим именем и якобы моими поручениями, пытается внести раскол между ветвями власти – вы затеяли опасную игру.

Речь идет о группе депутатов, представляющих в основном топливно-энергетический комплекс, которые кулуарно, используя шантаж, обман и ложь ставят вопрос о смещении Председателя Парламента и назначении на эту должность представителя ТЭК.

В стране хватает дурных примеров, когда в некоторых регионах к власти приходят представители финансовых, криминальных групп. Совсем недавно мы сами были свидетелями того, как к власти в республике, не жалея средств и ресурсов, не брезгуя никакими грязными методами, рвались олигархические группировки.

Поэтому мы не должны допустить, чтобы во главе органов исполнительной или законодательной власти стояли люди, выражающие корпоративные интересы отдельных финансовых, промышленных сообществ или других элитных слоев общества. Как показывает опыт, такого рода «назначенцы» начинают лоббировать свои собственные интересы.

Рыночные отношения, благоприятная экономическая конъюнктура позволили некоторым руководителям предприятий ТЭК стать состоятельными людьми. Причем руководителями они стали не без поддержки Правительства республики, моих рекомендаций. Только благодаря авторитету руководства республики они стали заметными фигурами российского бизнеса, были избраны депутатами Государственного Собрания. К сожалению – это, наверное, особенность нашего российского менталитета – получив в руки финансовые ресурсы, многие стремятся приобрести и политическую власть.

Топливно-энергетический комплекс республики создавался трудом нескольких поколений. В самые трудные годы реформ мы сохранили его как основу нашей экономики, дающей 40% поступлений в республиканский бюджет. Надо отдать должное – благодаря эффективному менеджменту сегодня ТЭК республики – это один из лидеров российской экономики. Но ТЭК – это национальное достояние республики, а не группы людей, которые им руководят. В свое время мы сделали все возможное, чтобы предприятия ТЭК остались в собственности республики, трудовых коллективов, а не ушли за бесценок к олигархам. Сегодня же руководители, которым мы доверили судьбу предприятий, благополучие многих десятков тысяч работающих там людей, выступили против руководства республики.

Обращаюсь к тем, кто затеял закулисную, «мышиную» возню – вы занялись не тем, чем обязаны заниматься, стали на опасную и скользкую тропу. Отдельные депутаты возомнили себя вершителями судеб, почувствовали себя непогрешимыми и забыли про интересы простого народа, который избрал их своими защитниками. Вместо активного, созидательного законотворческого процесса они начали заниматься политическими интригами с использованием шантажа, угроз, подкупа и запугивания. Дошли до того, что фактически создали «теневой кабинет», начали приглашать руководителей предприятий и городов. Политика так не делается. Грязными методами нельзя завоевать уважение.

Занавес…

В переводе с чиновничье-бумажечного языка на русский получается вот что:

– Дорогая элита республики! Как вы знаете, я решил несколько лет назад дать руководить основным достоянием республики своему сыну Уралу, надеясь, что хотя бы он не будет пытаться стащить нефтянку у государства. Так ведь нет, стащил-таки, сорванец! Утром открываю тумбочку – нету ТЭКа! Я ему сразу – улым, ты ТЭК брал? А он еще врет, да так правдоподобно – взял, атай, но ведь только для того, чтоб сосед дядя Вася не стащил, че-то он повадился к нам ходить. Я думаю – ну молодец. А он, оказывается, уже вовсю кусочки ТЭКа себе на игрушки выменивает, да еще и всем двором хочет командовать! Ну я ему ремня врежу, хулигану!

Республиканский политбомонд слушал эту речь обескураженно, да и даже видавшие всякое журналисты, которые в зал допущены не были, а узнавали обо всем в моем изложении, первым делом, казалось, хотели спросить, здоров ли я, не курил ли сегодня чего, не нюхал ли?

Нет, не курил. Как не курил и Радий, которому дед поручил возглавить комиссию по «бизабразиям Урала». Мы прекрасно понимали, что отец и сын рано или поздно помирятся, а нас вот уже не простят за хорошо выполненные поручения.

Но работу свою, осмелюсь вам доложить, мы делали неплохо. Отец решил дать понять сыну, что тот в республике не хозяин – и Урал очень быстро это понял.

Для того чтобы объяснить суть происходящего, предлагаю вам очередной исторический экскурс.

В 1961 году в семье Бабая родился сын Урал.

Бабай, тогда еще совсем молодой, семимильными шагами увлеченно ковал карьеру на нефтезаводах, находясь примерно в середине того самого пути «от оператора до директора».

Рождению сына отец обрадовался и продолжил пропадать на заводе со своими крекинг-установками от зари до зари.

Это продолжалось довольно долго, пока отец на заметил, что сынок, оказывается, подрос.

Причем вырос эксцентричным, эгоистичным, не в меру избалованным мамой, которая все душевные силы вкладывала в принца.

Бабай подумал, что хорошо бы парню учиться не только в республике, где в нефтяном институте ему могли бы поставить за нефтеаристократическое происхождение все «шестерки» за все сессии прямо в первый же день учебы, а где-то подальше. Бабай всегда с огромным уважением относился к западному миру, понимая, что все россказни КПСС про загнивающий капитализм – в основном от зависти.

Бабай как раз очень дружил с французами, которые поставляли для нефтепрома оборудование и были крайне благодарны ему за конструктивность в подходах. Несмотря на сложности советского времени, мальчика удалось пристроить на учебу нефтяному ремеслу в соответствующий ВУЗ на родине Козетты и божоле.

Злые языки говорят, что в Париже – городе любви, мальчик постигал не только нефтяное ремесло, но и многочисленные пороки из числа присущих этому городу. Утверждать, что все эти россказни – правда, не берусь, постольку поскольку сам свечку не держал, а говорить про великих и их детей у нас любят всякое. Факты говорят только о том, что в свои полсотни лет Урал все еще не женат, но в то же время лично мне известны рассказы некоторых девушек об имевших место в прошлом близких отношениях с принцем. Такие же рассказы юношей слышать не доводилось.

Впрочем, оставим эту тему, как сугубо личное дело каждого индивидуума, и перейдем к тому, что касается непосредственно каждого жителя региона, так как нефтянка – это две третьих доходов республики.

Отучившись во Франции, а потом еще и в Штатах, Урал вернулся в отчий дом, причем, как говорят профессионалы – учеба прошла недаром, поскольку лучшие европейские и американские профессора зарплату получают не зря. Принц стал крупным специалистом в нефтепереработке.

Беда была только в одном – принц был уверен, да и сейчас тоже продолжает пребывать в этом счастливом для себя убеждении, что он лучший специалист также в финансах, менеджменте, социологии, политологии, психологии, лингвистике, пиаре, джиаре, айаре, ботанике, почвоведении, ракетостроении, короче – тупо во всем.

В этом возвышенном состоянии приехал он на темную родину из просвещенной Европы. И разумеется, приехал, будучи уверенным, что должен в самое ближайшее время получить по заслугам за то, что не счел за западло приехать, будучи помазанником божьим, в колхоз коровам хвосты крутить.

Устраивало его только одно вознаграждение за свой героизм – стать полноценным и полновластным хозяином данного колхоза. Во всех смыслах.

Начать, естественно, следовало с освоения ключевых в республиканских экономике и политике нефтяных угодий вверенных его семье владений.

Справедливости ради нужно сказать, что папа вовсе не спешил отдать Уралу все, что тому требуется. Бабай как мантру чуть ли не ежедневно повторял, что сын – не сын, а должен жить как все, работать как все и никаких привилегий ни в чем не иметь.

Но Урал и, что самое страшное, жена и теща Бабая вовсе не думали отступать от планов принца, которые они абсолютно приветствовали и считали не подлежащими никаким сомнениям.

Вода начала точить глыбу.

Для начала его уговорили просто взять сына на работу на один из башнефтезаводов. Бабай взял, и при этом внимательно смотрел за его работой. Бабай, разумеется, сына любил и был крайне горд тем, что тот в свои двадцать с копейками знает нефтяные процессы не хуже большинства убеленных сединами ветеранов. Потому карьера давалась Уралу легко, уже к 95-му году он дорос до замдиректора «Нефтехима». Вскоре после этого все поняли, что кем бы тут ни значился Урал – он полновластный и единоначальный начальник нефтянки, полномочный представитель Бабая.

Потом началась вторая часть марлезонского балета.

Урал начал обрабатывать папу на предмет «надо провести реорганизацию управления ТЭКа, иначе его рэйдерским способом захватят москвичи».

Про москвичей, желающих приобрести ТЭК, как мы убедились с ходом истории, ни слова неправды не было. Другое дело, что Бабай никогда не согласился бы, если бы к нему пришел Урал и сказал, «пап, тут такое дело, я решил забрать ТЭК себе».

А цель была именно такова.

Так или иначе, заводы были раз и навсегда отданы в управление ураловским структурам. Назывались они в разное время по-разному. Иногда названия были серьезные, например, «Республиканская топливная компания». А иногда все было гораздо веселей, например, на одном из этапов управлял нефтянкой чудесный фрукт под названием «Институт региональной экономики и права». Урал значился в этом институте юристом-консультантом. Такая башкирская скромность – да, мы отдали достояние республики в управление пустышке, но мой сын там всего лишь консультант, так что тут никакого семейного распила – только улучшение управленческой эффективности.

Потом папе объяснили, что управление управлением, но враг-то не дремлет, а потому надо бы каким-то грамотным людям продать нефтянку.

Папе идея сразу не понравилась, он с детства был воспитан, что наш ТЭК – всесоюзная стройка, народное достояние и что он должен быть государственным и работать на благо жителей республики.

Потому после нескольких раундов переговоров с разными олигархами Бабай прогнозируемо от идеи пускать козлов в свой любимый огород отказался.

Сын очень сокрушался, говоря, что отстоять государственную структуру от рейдерского захвата крайне тяжело, что достаточно долга в три копейки и продажного решения какого-нибудь Усть-Пердищенского райсуда, чтобы ввести внешний арбитраж, который отдаст достояние республики в чьи надо руки, а мы будет потом ходить к разбойникам с протянутой рукой.

Страшилка была – лучше не придумаешь.

Бабай когда представлял себе эту страшную картину – был готов на все, чтобы только не допустить разграбления своего детища, не менее любимого, чем Урал.

Урал продолжал спасть «брата» от москвичей.

Помогали ему в этом верные сподвижники. Среди них постоянных, правда, партнеров было очень немного – фавориты у принцев меняются быстро.

Причем, некоторые из фаворитов закончили жизнь сильно до срока и от пули наемного убийцы. В прессе до сих пор мелькают имена Салавата Г., Валерия С. и других погибших в ходе реорганизации республиканской нефтянки.

Кто их убивал – не знаю.

Было ли это выгодно Уралу – также открытый вопрос.

Некоторые убийства сейчас приписываются одному из бывших фаворитов принца – Игорю И.. Но, честно говоря, даже после решения суда, что так оно и есть – позволю себе и дальше в этом сомневаться. Как-то слишком удачно подвернулся бывший наш сенатор под руку и оказался заказчиком всех преступлений вокруг раздела ТЭКа. Почему-то вспоминается избитое словосочетание «козел отпущения».

Об И. знаю точно несколько фактов, постольку поскольку пересекался с ним по работе. Первый – он был «лесником» Бабая в ходе кампании-2003. Это означает, что был абсолютно управляемым семьей Бабая доверенным человеком, от которого точно не стоит ждать никаких сюрпризов или самостоятельной игры. Второй – Игорь у Урала был кем-то вроде бухгалтера, финансиста. Он был автором так называемой «байконурской схемы», когда Урал решил, что отдает в Москву слишком много денег в виде налогов, а тут еще и отец достает тратами на свои дурацкие сельские дома культуры, сдадим-ка мы нефтезаводы в аренду байконурскому ООО «Свисток». Байконур тогда был оффшорной зоной. И И. с Бабаем-младшим считали, что эта схема позволяет легально не платить налоги.

Суд потом присудил ураловские структуры за эту авантюру к выплате многомиллиардного штрафа. Но факт остается фактом – И. был партнером Урала, причем определенно младшим партнером, менеджером и может быть, именно поэтому попытка изобразить его мощным воротилой, бандитом-единоличником не вызывает у меня доверия.

Окончательно республиканский ТЭК перестал быть государственным непосредственно перед выборами 2003-го года, когда семья Бабая не была на сто процентов уверена в позитивном для себя результате, и поэтому Урал справедливо рассудил, что сейчас самое время для того, чтобы убедить папу припрятать ТЭК поглубже.

Отцу Урал представил дело приблизительно следующим образом (воспроизвожу по обрывочным рассказам Бабая):

– Мы проведем закольцованную приватизацию. Формально, только на бумаге, ТЭК будет продан. Но естественно, у нас нет таких денег, чтобы заплатить за него хотя бы что-то похожее на рыночную стоимость, а это, разумеется, будет проверяться. Поэтому за акции ТЭКа предприятия, их приобретающие, заплатят… самими же акциями ТЭКа. А учредителями фирм, «купивших» нефтезаводы, будут наши же сотрудники, представители трудовых коллективов, никак не связанные с руководством республики.

Волшебные слова «представители трудовых коллективов» подействовали на деда убедительно.

«Это остальные горе-губернаторы, расхитители социалистической собственности, раздали все за бесценок стервятникам-олигархам, которые наживаются на слабости государства и незаслуженно, за счет народа жируют, покупают футбольные клубы, яхты, самолеты и вертолеты.

А я вот – отдал все трудовым коллективам!

И руководители ТЭКа у нас не «олигархи», а обычные современные менеджеры, которые хоть и сами получают неплохую зарплату, но и заботятся о трудовых коллективах, и каждый рабочий тоже доволен своим благосостоянием. А прибыль с нефтянки работает на благо республики!»

Поверьте мне, закавыченное сверху – не маниловщина и не кусок бредового интервью «Сельскому следопыту». Бабай правда был уверен, что дело обстоит именно так. В какой-то момент он понял, что его развели, но прозрение было недолгим, развязку этой истории вы также найдете в этой книжке…

А пока – нефтянка перешла в руки прекрасных семи ООО с поэтическими названиями «Таймас», «Соцсервис», «Щит» (это гордое имя особенно подходит подобной фирме, если перевести его с английского) и т.п.. Как и планировалось, расплатились эти фирмешки с заводами самими же заводами. И вроде все бы неплохо, да федералы все никак не хотели смириться с блестяще проведенной операцией.

Урал, разумеется, объяснял все папе тем, что это продолжаются козни рейдеров – несостоявшихся захватчиков ТЭКа. Может, на какую-то долю это мнение и было справедливым, но схема увода заводов была как-то уж очень простовата.

Эдак я бы, пожалуй, завтра же не отказался купить Газпром. А что – у них нормальная фирма, у меня нормальная схема. Семь ооошек сделаю – на раз. Западных рейдеров я потом тоже сдержу. Среди читателей знакомых Миллера с Сечиным случайно нет? Если кто может – передайте им, пожалуйста, книжку в качестве оферты.

Но – шутки прочь. Понеслись на ТЭК проверки.

Нарушений нашли – на десяток бессрочных сроков без сроков давности. Аудитор счетной палаты Игнатьев (говорят, хороший знакомый Сергея Веременко) в запале-2003 заявил, что раскрыл чуть не самый крупный факт хищения в новейшей российской истории.

Ну, раскрыл и раскрыл.

Все равно решения принимались не в пыли серых следовательских коридоров, а в той самой долгой беседе, состоявшейся между первым и вторым турами в 2003 году.

И среди решений на тот момент отсутствовало, вероятно, приструнить нарушителей и вернуть все государству. Все должно было максимально безболезненно перейти в руки новых владельцев.

Возможно, именно поэтому под крики правоохранителей «украли!» Урал в дальнейшем спокойно перекладывал ТЭК из кармана в карман, то в благотворительные Фонды с названиями великих рек, то в новые ОООшки, тоже с названиями «Инзер», «Урал», «Агидель» и «Юрюзань».

А потом, как нам всем известно, появился совсем уж добросовестный приобретатель, прекрасная российская компания АФК, которая как раз пару лет назад подумала – а не диверсифицировать ли ей бизнес, не приобрести ли какой-нибудь нефтяной актив? Ну и выяснилось, что тут как раз на рынке Урал сидит на грузовике, нефтепром продает. АФК смотрит – товар-то свежий, и цена хорошая, в разы ниже рыночной (Уралу просто срочно деньги были нужны – зарплату хоккейному клубу как раз пора подошла платить, а нечем было).

Ну, то есть не Урал продавал, конечно, а те самые безвестные и беззаветно преданные ему «представители трудовых коллективов», владевшие и «Таймасами» с «Соцсервисами», и благотворительными реками. Вот уж кого потом обязательно со временем надо будет разыскать и торжественно вручить медали за веру и верность. Это ж надо, на реально светящие сотни лет заключения подмахивать бумажки только потому, что уважаемый человек сказал, что так надо. Вот это по-нашему, по-нацменски! Восток-дело-тонкое как он есть!

Так что теперь с ТЭКом, слава богу, все в порядке.

Добросовестно приобретшая его АФК весь свой блестящий менеджерский опыт бросила на то, чтобы развивать далее неплохой потенциал своей покупки.

После этого, как Вы знаете, деньги, заплаченные АФК, были аккумулированы в тех самых благотворительных фондах, в которые ранее перекладывалась нефтянка.

Народ съел новость о том, что ТЭК продан весьма спокойно. Ни у кого так и не возникло вопросов – а кто, собственно, и почему стал счастливым обладателем двух с половиной миллиардов долларов бывших государственных денег.

Такими были завязка, кульминация и финал драмы под названием «Приватизация республиканской нефтянки».

А теперь снова вернемся к кульминации.

После объявления Бабаем войны собственному сыну публика не без интереса ждала – в чем, собственно, война будет выражаться.

Как вы уже знаете – многие считали, что все это – потешные бои, организованные для того, чтобы спутать карты будущим приобретателям заводов. Мол, у нас форс-мажор, дед задурил и вернул все государству. Теперь давайте заново приватизировать.

Признаться, мы, когда получали от Бабая команды «мочить» Урала, тоже не были уверены, что дело не обстоит именно так.

Но по прошествии времени поняли, что драка была настоящей. Потому что слишком уж чувствительными были удары сторон друг по другу и слишком нефальшивыми были реакции.

Чистка «ураловских» отовсюду была самой что ни на есть настоящей.

Достаточно было подтвержденного факта работы на Урала – и летели головы министров, глав администраций, руководителей предприятий.

Министры, читая о себе Указы об увольнении с формулировкой, именуемой в чиновном люде волчьим билетом, сходили с ума от абсурдности происходящего, кто бы из них мог подумать, что когда-нибудь последует столь жесткое наказание за верное служение сановному отпрыску?

Особенно недоумевали министры имущества и экономики Тимербулатов и Власов, которых погнали как помойных котов не за что иное, как за исполнение поступившего им на бумаге (!) указания Бабая о приватизации нефтянки.

Элита жужжала как разоренный башкирский улей. Происходящее решительно отказывалось укладываться у нее в голове, однако общее настроение можно было передать одним словом – ликование.

Несмотря на всегдашнюю покорность регионального чиновничества и бизнеса, никто не был в восторге от столь неприкрытой ползучей передачи власти от Бабая к Уралу, каковая фактически свершилась к 2005-му году.

И дело было, пожалуй, не в том, что бюрократы и бизнесмены были рьяными поборниками республиканской конституции, где, разумеется, не было зафиксировано престолонаследие.

Просто все за полтора десятка лет привыкли к бабайскому единоначалию и знали, за какие веревочки надо подергать, чтобы какой результат получить.

И при том, что Бабая многие несведущие люди упрекают к авторитаризме, это не совсем так. Он, разумеется, финальную подпись ставил в одиночестве, однако со своими верными сатрапами режима по относящимся к их компетенции вопросам всегда советовался. Здесь был подробно описан соответствующий пример из чиновной жизни автора этой книжки, точно так же происходило и с другими прорвавшимися в» зур нащалники».

Как-то, например, перед увольнением очередного министра образования республики у Бабая в кабинете побывали не только куча подчиненных увольняемого по министерству, но и целая толпа самых обыкновенных преподавателей, говоривших деду, что они думают о министре, которого тот надумал погнать.

К Уралу же – ни от простых, ни от непростых жителей республики никакие веревочки не шли.

Он всегда принимал все решения уж совсем в одиночку. Фавориты менялись слишком часто и были слишком пугливы, чтобы пытаться лоббировать перед Уралом хоть что-нибудь пусть даже совсем для него безобидное или даже выгодное – Урал всегда подозревал всех во всем и во всем видел только измену.

К Уралу можно было прорваться на встречу, обладая достаточным чином и авторитетом у его отца, однако встречи эти, как правило, обескураживали посетителей принца, поскольку часто он вел себя с посетителями просто неадекватно.

Например, однажды к Бабаю пришли люди от одного федерального министра и попросили выслушать их о чем-то на темы взаимодействия по нефтянке. Бабай направил их к Уралу, попросив сына принять гостей.

Встречу ту они до сих пор пересказывают знакомым в сакральном ужасе. Они зашли в солидное здание в центре столицы за глухим четырехметровым забором, всюду их сопровождали молчаливые провожатые, которые показывали направление движения, а приведя в приемную с молчаливой девушкой за стойкой, жестом пригласили подождать.

После часа ожидания их пригласили к принцу.

Тот поздоровался в ответ на длинное приветствие коротким кивком.

Далее последовала традиционная длинная преамбула к беседе, говорившая о том, как посетители всей душой любят республику и ценят ее потенциал в нефтяной промышленности, которой в республике рулят столь одаренные люди, как их собеседник.

Принц молчал.

Посетители подумали, что это такая народная местная традиция гостеприимства – не перебивать гостя, даже если он уже сам ждет, что ему что-то скажут. Поэтому посетители продолжали. Так мол и так, у нас есть вот такая оооочень необходимая вашим заводам вещь, поэтому предлагаем взаимодействие, бла-бла-бла…

Принц молчал.

Посетители начали нервничать.

– Мы, тут, собственно… Только что после плодотворнейшей беседы с вашим батюшкой… Мы как бы это, крутые коммерсы… Мы вообще-то в Москве от Такойто Такойтовича работаем… И к Самому, в общем, вхожи…

Принц продолжал безмолвствовать.

Посетители помялись еще, попрощались, попятились в приемную к молчаливой девушке, постоянно оборачиваясь, в надежде услышать хотя бы дежурно-вежливое «засылайте коммерческое предложение» или «давайте вернемся к обсуждению позже»…

Напрасно. Их сопровождало только оглушительное тиканье часов. Принц уже смотрел в какие-то свои бумаги.

Он ведь обещал папе только принять их, а что-то говорить не обещал.

У меня тоже был похожий опыт.

В начале работы у Бабая, когда, как вы уже знаете, я думал, что мне можно пытаться обращать внимание шефа на любые недостатки в его пиаре, я написал ему топ-секретную служебку про недостатки в имидже его сына.

Там было написано то, что было известно любому, кто хоть раз пересекался в делах с семьей Бабая – образ Урала слишком демонизирован, он слишком закрыт, что вызывает кривотолки – ну и обычный суповой набор для решения подобных проблем, которые возникли не у Урала первого и не у него последнего, все это в книжках по пиару описано уже сотни раз.

Бабай прочитал записку с воодушевлением, мы горячо поговорили о том, как неприятно, когда обижают детей, особенно, когда это настолько незаслуженно:

– Воооот, диствитылно, все же говорят – сын его мафиозник! Это же все пиарство! Он же нормальный человек. Скромный. Он образование ведь хорошее получил. Он процессинг ведь лучше меня знает. А они – все захвати-ил, то, сё… Х..йнёй занимаются!

Особенно после знакомства с принцем меня умиляло мнение Бабая о неимоверной скромности Урала.

Знакомство, собственно, состоялось довольно скоро. Бабай, прочтя мою бумажку, позвонил одному из своих помощников, которым в обязанности входило общение с принцем, и поручил организовать мне встречу с сыном.

Встреча состоялась через пару дней в офисе одного товарища Урала (имя называть не буду, не думаю, что товарищ сейчас на всех углах рассказывает о тогдашнем плотном взаимодействии с сыном республики).

Я поздоровался, демонстрируя максимальное дружелюбие. Руку мне в ответ протянули, что, говорят, уже было всегда большим успехом.

– А, здравствуйте, наслышан.

Тут я совсем воспрял и подумал, что, если он наслышан – может быть, и согласится выйти из тени, которую я считал и сейчас считаю главной имиджевой проблемой тогдашнего моего работодателя, на которого я пытался работать максимально качественно.

Я увлеченно пересказал суть своего разговора с шефом о демонизированном образе, о недостатке информации, порождающем кривотолки и т.п.. В завершении спича протянул ту самую «умную бумажку», как назвал ее Бабай.

Урал же пока больше не говорил ничего, кроме того, что я уже гордо процитировал вам. Читал бумажку он долго, правда, лицо его не выражало никаких эмоций.

Наконец он дочитал, бросил текст на стол и устало-раздраженно обронил:

– Кто это все понаписал?

Развернувшись, он вышел. Аудиенция была закончена, моим пиар-подопечным Урал не стал.

А может, оно и к лучшему?

 

Битва за столицу

Итак, элита относилась к политическому детоубийству со злорадным ликованием, надеясь, что Бабай окажется не менее серьезно настроенным, чем на известной картине его старший коллега Иоанн Васильевич, завоевавший полтысячи лет назад без боя башкирские земли.

Компромат на Урала все несли чрезвычайно охотно.

Папка Радия под страшным кодовым названием «У.М.Р» пухла как гангрена и скоро доросла до размера огромного шкафа, занимавшего у него полкомнаты отдыха.

Тот указ о приватизации ТЭКа, за исполнение которого выгнали с волчьим билетом Тимербулатова и Власова, сразу же был отменен, и было всенародно объявлено, что ТЭК снова будет государственным, а случайных людей из управления им выгонят к чертовой матери, не взирая на происхождение.

К раскручиванию приватизации нефтянки в обратную сторону были привлечены и МВД, и прокуратура, и налоговая, и все остальные, кто надеялся, что таким образом исключат капризного и взбалмошного посредника, который все увереннее встает между ними и Бабаем.

Урал пытался огрызаться. Наиболее серьезную ставку от сделал после неудачного захвата власти во всей республике на попытку захватить власть в столице региона.

Возможностью для этого был все тот же козаковский ФЗ№131, надругательство над которым было подробно описано чуть выше.

Да, выборы мэра это надругательство отменило, однако оставались выборы депутатов городского совета. В столице, правда, нужно было в этом случае провести 35 кампаний, по числу избирательных округов, это означало серьезные траты сил и средств, но Урал был к этому готов, выписал пиарщиков из Москвы, и началась знаменитая в республиканском политбомонде Битва с «ураловскими» за столицу.

Ставка Урала была правильной, и шансы его на победу были весьма велики.

Если бы он действительно провел в Горсовет про-своё большинство – он назначил бы мэром себя или своего человека. Эту должность он мог бы удерживать сколько угодно времени, причем абсолютно не завися от федералов ни в политическом смысле (все ведь зависит только от выборов, помните нашу «правдивую» агитацию?), ни в материальном – нефтезаводы дадут средства на функционирование миллионника легко, и еще сто раз по столько останется.

Столица, один из 10-ти крупнейших городов России – альфа и омега экономики республики. Все остальные районы и города, за исключением единиц – это лишняя нагрузка, хомут, который несли все те же нефтезаводы. Сбросить этот хомут, но обладать преимуществами хозяйничанья в сердце республики – мечта олигарха, да и только. Поэтому Урал не скупился на кампанию по выборам в Горсовет. В итоге мы снова пережили в столице 2003 год.

Урал время от времени все-таки восприимчив к информации. Уроки Веременко и Савина послужили ему впрок. Он четко следовал их лекалам.

На горожан хлынули потоки информации о том, какие идиоты и воры ими сейчас управляют. Мэр – мудрец Павел К., считавшийся республиканской элитой странноватым, потому как сидел на безумных деньгах и не крал ни копейки, отказываясь от любых предложений, от которых сложно отказаться, – изображался лютым коррупционером и дураком.

Бабая по имени ураловские агитки не поминали, но в целом республиканские власти полоскали тоже на чем свет стоит.

Республиканские элиты разделились на два лагеря – мы были «бабаевцы», а оппоненты получили название «тэковцы».

Среди последних были сотрудники всех нефтяных и околонефтяных предприятий республики, а также те, кто зависел от них по бизнесу.

«Бабаевцами» были все остальные. Их было гораздо больше, но у тэковцев было много кэша для кампании, а мы были на их фоне нищими, как церковные мыши.

Однако у нас был кураж, а также простое и понятное задание от Бабая:

– Если не дай бог хотя бы один тэковец (он тоже использовал этот термин) пройдет в Горсовет – значит, толку от вас никакого.

А это не сулило никаких карьерных перспектив, и такая перспектива нас не радовала.

Затевать эту войну нам было тяжко. Было понятно, что Урал поражения в ней нам не простит, потому что для него победа сулила бы слишком много плюсов и возможность впервые в жизни разговаривать с отцом с позиции силы, обладая собственным политическим ресурсом, а не выпрашивая у него как всегда политические и экономические подачки.

Также мы не были слишком наивными и понимали, что горячо любящий единственного сына отец рано или поздно успокоится, Урал извинится и все вернется, пусть и не в стопроцентной точности, но на круги-таки своя.

При этом, разумеется, видеть каждый день свидетелей, а тем более активных участников своего разлада им не захочется – это мы тоже хорошо понимали. И тогда-то точно наши карьеры на текущих должностях закончатся.

Но – двум политическим смертям не бывать, одной не миновать, решили мы (может, потом за честную службу Бабай чего подкинет на пенсию) и сели чесать затылки, думать, как нам супостата лютого Урала победить.

Самым структурированным из нас всегда был бывший студент Радия и тоже Урал, только Х., начальник Управления внутренней политики.

Он, как всегда, сделал таблицу – «План мероприятий», заполнил в ней часть со своими привычными всевозможными относительно честными правовыми технологиями и предложил нам думать над остальным.

Ну, допустим, план-то мы составили лихо. Но у нас не было ни копейки на его реализацию. Потому что на все предыдущие кампании, да вообще на все незапланированные расходы раньше как раз тэковцы и давали. Кто-то смешно пошутил – мол, давайте ураловским позвоним, может, они дадут по привычке.

А кампания сулила быть не дешевой – тэковцы на расходы не скупились, и мы за рубль двадцать им эффективно противостоять бы не смогли.

В этом месте читающим этот текст прокурорам-милиционерам еще раз напоминаю, что книжка эта – не мемуары (до коих автору еще, надеюсь, далеко) и не публицистика, а самый настоящий, пусть и основанный на реальных событиях роман, т.е. плод моего больного воображения.

Потому что дальше был фаундрэйзинг по-русски, наша пора чубайсов с коробками нала в Белом Доме.

Мы собрали «пул инвесторов» – людей, которые были не самыми плохо обеспеченными жителями столицы, и сказали им, что отовсюду мы слышим стоны, а им предоставлена большая честь – погибнуть за святое дело, мочилово между отцом и сыном. В награду вам, товарищи, будет место в списке избранных в новый Горсовет новых отцов города. Ну и естественно, строгий секрет, полнейшая тайна вкладов, союз меча и орала.

Коммерсанты в республике, как и везде, наверное, народ совсем не глупый, и может, им бы и стоило призадуматься – лезть ли между жерновов. Но и неглупым людям очень уж хотелось помечтать о том, как здорово будет вести бизнес в их родном миллионнике без строгого надзора за наиболее сладкими темами сановного отпрыска. В общем, владельцы магазинов, автосалонов и гостиниц решили, что пара десятков тысяч у.е. на мечту – ерунда. Тем более, дело было в тучные докризисные годы. Так мы нашли финансирование для кампании.

Началась «война компроматов».

Тэковцы обливали дерьмом нас, мы отвечали тем же. Мы с Радием были крайне удивлены тем, что стали настоящими участниками публичного политического процесса – в тэковских газетках печатались даже карикатуры на злобных негодяев-коррупционеров, в основном на какого-то страшного-престрашного «Циркония», также встречались на некоего «Простислава Муртазагулова». Электорат опять сходил с ума, не понимая, кто с кем и за что воюет. Но интерес к выборам был большой, люди, разогретые выборами-2003 и референдумом, чувствовали, что их голоса кому-то нужны, и реагировали на происходящее с любопытством.

Иные вопросы лучше обсуждать, отъехав в лесочек

Понимая, что столица в то время была довольно оппозиционно настроенным городом, мы не позиционировали наших кандидатов как представителей партии власти. Если у кого был единороссовский бэкграунд – мы это тщательно скрывали. Наши кандидаты были такими маленькими Веременко, правдорубами и своими парнями. Разгул демократии, одним словом, был полнейший. Все обсуждали с избирателями самые острые проблемы, все обещали их решить. Для республики, привыкшей десятки лет голосовать, как начальство велит, а то с работы выгонят – это и было еще одно, свое собственное начало 90-ых, начало перестройки.

Однажды тэковцы даже решили организовать «многотысячный митинг», о чем гордо сообщили накануне СМИ. Он поставили перед зданием Горсовета грузовик, взгромоздили на него пару оппозиционных завсегдатаев-одиночек с верными двумя десятками активных старушек, а для придания митингу массовости привезли на автобусах работников нефтепрома.

Было очень забавно смотреть, как они стояли поцехово, стройными рядами, совершенно не понимая, зачем они здесь находятся и слушают чьи-то бредни на предмет того, что на выборах в Горсовет надо выбирать таких-то и не надо таких-то. Журналисты, придя на обещанный тэковцами «многотысячный митинг», очень хохотали над этой нелепицей.

А кампания закончилась, как и велел Бабай. Ни один тэковец депутатом не стал. В день подсчета голосов дед сиял как намазанный блин:

– Инэн-сэккан, сищас все блят намэляр поняли наверно апят, кто в республике хозяин?

А мы после подсчета с чувством выполненного долга напились как поросята и стали с тоской думать, что же будет с родиной, а главное с нами, когда случится возвращение блудного сына.

 

Возвращение блудного сына

Возвращение не заставило себя долго ждать.

Урал, несмотря на излишнюю самонадеянность, все же глупым человеком никогда не был. После поражения при Горсовете и других чувствительных щелчков по носу он понял, что в свободное политическое плавание у него уйти пока не получается и нужно по-прежнему работать в тени своего великого отца.

А потому однажды мы с Уралом Х. мирно пили чай из кружек с мишками в моем кабинете и думали, что бы еще такого сделать плохого, как вдруг в селекторе послышался злобный крик Радия:

– Ну че, б…, чем там занимаетесь?

– Дык работаем, шеф, а че?

– Че… Котомки собрали уже? Я вот собираю сижу.

Зайцами взбежали мы с нашего третьего этажа с прекрасным видом на белую реку на бабайский шестой с еще более прекрасным видом и, тяжело дыша, затребовали рассказать, что стряслось.

Выяснилось, что сегодня Радий зашел утром к Бабаю и нашел его чуть ли не в слезах и в самом сентиментальном расположении духа:

– Радий, а ведь мне Урал сейчас позвонил!

Ну и так далее – извинился, осознал, бла-бла-бла.

По настроению деда было понятно, что он заключит сына-бузотера в объятия ровно через столько минут, сколько потребуется для ураловского членовоза с мигалками и двумя машинами охраны для расталкивания горожан по дороге с Карла Маркса до Тукаева.

Мы смотрели с шестого этажа, как эта огненная колесница примчалась к порогу Белого дома. Проговорили они несколько часов. Наши судьбы в том момент были решены, несмотря на то, что еще пару лет мы служили.

Сразу после примирения Радий задал деду сакраментальный вопрос – не стоит ли нам в связи со всем произошедшим прямо сейчас и собрать манатки? Разумеется, в ответ он получил всевозможные заверения на предмет «да как ты мог придумать такое», что шеф страшно ценит нас как преданных бойцов, решающих любые сложные проблемы и т. д. и т.п..

Но нам было понятно, что вот закончится еще пара-тройка политических кампаний, ниточки которых мы пока крепко держим в своих руках, потом Бабай с Уралом станут думать, кто же будет-таки здесь следующим президентом, чтобы власть никуда не отдавать из семьи, и начнут операцию «Преемник» на свой лад. Разумеется, нам проведение этой операции доверить Урал после всего, что было между нами, не мог. И оставшееся время мы провели, отмахиваясь от вечных подозрений Урала, которые он навязывал деду, о том, что мы, мол, «легли под федералов» и плетем заговоры против их семьи. Бабай долго слушал это спокойно, понимая, что говорит это не разум, а оскорбленное самолюбие. Однако однажды и на деда случилась проруха… Но это будет позже, а пока нас еще продолжали использовать по прямому назначению.

Радий при этом часто в сердцах говорил, что это самое назначение наше все больше походило на роль того небольшого резинового предмета, который предохраняет людей от разных интимных болезней.

В принципе, сравнение имело право на существование.

 

Оранжевая революция

В 2005 году в республике чуть было не свершилась «Оранжевая революция».

Если помните, мода на цветные революции пошла именно тогда и началась с Украины, где однажды народ вышел на майдан и сказал, что он вот не уйдет до тех пор, пока ненавистный режим не сдаст ключи от коридоров власти.

У нас, как и у всей страны, как раз в то время случилась монетизация льгот. Это когда министры российского правительства подсчитали, какие колоссальные убытки государству приносят розданные всем и вся, начиная, естественно, с пенсионеров, льготы не бесплатный проезд, проход, пронос, провоз, проживание и т. п., и решили это безобразие немедленно прекратить, а вместо ковровых льготометаний дать конкретно денег конкретным бедным россиянам.

Идея, разумеется, не новая и правильная, но воплощена она была в лучших традициях шоковой терапии. Просто в один прекрасный день пенсионерам сказали, что теперь за проезд надо платить, так решил министр Зурабов.

Пенсионеры, естественно, решили, что караул-грабят, и стали громко возмущаться на остановках. В республике, разумеется, митинги были обращены против Бабая, хотя справедливости ради надо отметить, что он яростно ругался на монетизаторов и всячески пытался сохранить какие возможно льготы во вверенном ему регионе.

Тем не менее, руководитель нашей оппозиции, мой добрый товарищ Рамиль Б. решил использовать такой шикарный повод, чтобы потрепать своего старинного сначала друга, а потом недруга Бабая.

Рамилю Агзамовичу, который раньше был настолько близким соратником деда, что в девяностые годы даже как-то возглавлял его предвыборный штаб, помогали некоторые другие бывшие друзья Бабая, ныне его недолюбливавшие и находящиеся, в частности, в Татарстане, а также в здании в самом центре Москвы, которое в переписке по скайпу все приличные люди обозначают вот так:

М_М_М_М_М_М_М

Правда, похоже? Мы, кстати, потом довольно близко познакомились с теми людьми из-за этой изгороди.

Эти люди из Татарстана и Москвы не только просили Рамиля Агзамовича быть оппозиционером и держать Бабая в тонусе, но еще и помогали оппозиционеру в его непростом положении заниматься бизнесом и довольно уверенно держаться на плаву и быть официально весьма небедным человеком.

В общем, Рамиль Агзамович был не брызжущим слюной одиночкой, а умным и вполне себе циничным, весьма солидным человеком, с которым и воевать-то было приятно.

Бабай почему-то сильно не любил Рамиля Агзамовича, как и всех тех друзей, которые стали потом врагами, но мы понимали, что иметь единственным представляющим реальную силу оппозиционером умного человека гораздо лучше, чем если бы в его отсутствие на это свято место прорвался бы какой-то идиот.

Могу ответственно заявить, что если бы оппозицией во времена монетизации льгот управлял не Рамиль Агзамович, а кто-то из удерживаемых им отморозков, то в 2005 году Белый дом возмущенная толпа сравняла бы с землей.

Дело было так. Монетизация льгот выпустила джинна из бутылки – народ захотел на улицы, шуметь и требовать отобранное обратно. В республике это движение возглавил Рамиль Б.. Его целью было, как всегда, подергать деда, чтобы он понимал, что большой брат смотрит за ним, в покое не оставляет и при случае может устроить ему большую козу даже у него на родине. Разумеется, реально жечь Белый дом и поднимать чиновников на вилы Рамиль Агзамович не собирался.

Прошли несколько митингов. Монетизация продолжалась, количество недовольных быстро росло, как и количество участников митингов.

Людям хотелось экшна, хотелось что-то делать, чтобы их услышали, но Бабай и нам запрещал вступать с митингующими в переговоры, и сам категорически отказывался выходить к людям и объяснять, что это за монетизация такая и как при ней выжить пенсионеру. Бабай был по-детски обижен на тех, кто митинговал, считая, что верный его народ, раздразненный веременковщиной и нашим псевдолиберализмом, стал крайне неблагодарным, не понимающим своего счастья, заключающегося в том, что Бабай, в отличие от большинства коллег, о нем, о народе, думает.

Он ведь действительно, честно говоря, постоянно делал что-то, как ему казалось, нужное для народа – строил газопроводы, школы, больницы, клубы и так далее, выкручивая руки сыну, чтобы он профинансировал то один объект, то другой. А тут вдруг тысячи людей на улицах, которые требуют отставки Бабая, да еще и обвиняют его в том, чего он на самом деле не совершал. Бабай очень обижался и во время каждого митинга уезжал куда-нибудь подальше по районам. А митингующие были уверены, что Бабай уезжает потому, что их боится и не хочет с ними разговаривать.

В конце концов митингующие назначили шествие к Белому дому через весь город, обещая, что к президенту придут 10 тысяч человек и потребуют ответа по всем пунктам повестки дня.

Бабай снова собрался по районам, в худших выражениях обругав министра внутренних дел и Радия за неумение, как он говорил, «справиться с горсткой отщепенцев».

Толпа, узнав, что дед опять уехал, была преисполнена злости и решимости. Б. шел во главе. В толпе появились призывы повторить в республике оранжевую революцию.

Милиционеры перекрыли подходы к Белому дому автобусами и грузовиками, а также выставили оцепление численностью в несколько тысяч бойцов.

Однако после налета Веременко и Савина среди этих бойцов не было ни малейшей уверенности в том, что они сделают правильную ставку, если будут активно участвовать в жестком подавлении антирахимовского митинга, случись таковое. У нас было полное понимание того, что многие под напором толпы просто разбежались бы, а потом примкнули к победителям. Поэтому Белый дом, выглядевший тогда как осажденная крепость, был, на самом деле, гол как сокол.

Толпа, остановившись у автобусов, начала требовать к себе Бабая или кого-то из других высших руководителей.

Под теми или иными предлогами в командировки, правда, разъехались, пожалуй, все столоначальники, кроме членов нашей молодежной ОПГ.

Радий Х., понимая, что, если к людям никто не выйдет – дело запахнет керосином, принял единственно возможное решение и залез на грузовик-трибуну.

Митингующие были поражены тем, что впервые второе лицо (по факту тогда это было так, не спорьте те, кто был формально выше!) в политической иерархии республики вышло к толпе недовольных. Власти региона раньше всегда говорили только с послушными и счастливыми китайскими болванчиками, преисполненными благодарности руководству за заботу о них, недостойных.

Радий начал говорить в полной тишине:

– Уважаемые товарищи! То, в чем вы сейчас участвуете – политическая провокация!

Текст дурацкий, согласен. Но у нас не было времени его продумывать, все было спонтанно.

Естественно, слова Радия были заулюлюканы первыми рядами, состоявшими из наиболее активных протестующих.

Однако сам факт появления такого большого начальника перед простыми людьми сделал свое умиротворяющее дело. Попытки обратить выход Радия в катализатор разгрома Белого дома пресек уже Рамиль Б.. Отобрав микрофон у упомянутых выше активных маргинальных коллег, он назвал выход Радия, с которым, кстати, они уже сто лет как были хорошо знакомы, мужественным поступком и попросил соблюдать спокойствие и на провокации действительно не поддаваться.

Люди, в принципе, были согласны с тем, что поступок был мужественным – я могу это говорить, потому что сам все время находился в толпе и понимал, чем она дышит. Так, слово за слово, митинг выдохся, и люди разошлись.

С этого дня столь массовых выступлений уже не было.

И можно, конечно, говорить о том, что оранжевую революцию разогнал идиотский «контрмитинг», который по жесткому настоянию Бабая был организован в апреле 2005 года. Туда по разнарядке главам районов были свезены тысячи жителей республиканских окраин. Им были розданы дурацкие плакаты типа «Отстоим Бабая», а для солидности вокруг гусарили в камуфляже «бойцы» потешных войск великого и ужасного «Союза молодежи» – особенно патриотично настроенные студенты ВУЗов; но в реальности просто обиженные люди выпустили пар, увидели, что начальство их точно услышало и перестали митинговать, начав заниматься своими делами.

Тем более что, как я уже говорил, Бабай все возможные меры по борьбе с монетизацией льгот принимал, и люди это видели.

А с Рамилем Агзамычем, как мы тогда поняли, можно спокойно иметь дело. Бабай кричал, топал ногами и требовал разнести по кирпичику все, что принадлежит Б., и мы брали под козырек. Но линия обороны у него была организована грамотно и зацепить его можно было только «по беспределу», а нам совсем уж отморозками быть не хотелось, потому как жизнь длинная, шарик круглый и чересчур злые действия всегда и обязательно рано или поздно обратно вернутся.

Только однажды у офиса Рамиль Агзамыча на проспекте Октября вдруг ни с того ни с сего собралась тысяча пенсионеров, которые требовали заплатить им дивиденды с акций созданного им в девяностые инвестфонда навроде МММ. Фонд этот Рамиль Б. действительно грешным делом создавал и дивиденды, как и все тогда, платить обещал, но не особо платил, разумеется. Моя мама, отнесшая все наши четыре семейных ваучера в этот ЧИФ, получила процентов на пару буханок хлеба, как она подсчитала.

Ну какой-то хулиган и дал в «Комсомольской правде» объявление, что, мол, завтра в том самом офисе Б. на проспекте Октября всем платят обещанные дивиденды. Народ и собрался. А там уже поджидает случайно проходивший мимо лидер республиканского отделения одной из как бы оппозиционных партий, упоминавшийся выше Саша С.. Помитинговали мы, правда, тоже, не вламываясь в офис. Азгамыч, по-моему, шутку заценил, а Бабаю это был так совсем бальзам на раны, мол, ты мне митинг – и я тебе митинг, он и успокоился немного по этой теме.

А Б. потом всегда можно было спокойно позвонить, увидеться и обо всем договориться. Давай, мол, мы тебя вот как мочканем, а ты нам вот так вот жестко ответишь. Как-то раз я его даже попросил вынести выговор за вмешательство в личную жизнь противника какого-то его сисадмина, который всякой фигни понаписал на моей страничке в соцсетях. Рамиль Агзамыч был возмущен не меньше моего и виновных наказал.

На том и разошлись.

 

Поездки по районам

Поездки Бабая по районам заслуживают отдельного о них рассказа. Дед искренне считал, что езда по городам и весям республики является одной из главных причин социально-экономических успехов республики.

Для начала опишу, как все это выглядело, благо выглядело это всегда одинаково. Да и пункты посещений, честно говоря, тоже всегда были одни и те же. Вот вам для общего развития один из реально существовавших планов ничем не примечательной поездки одного руководителя, довольно похожего на нашего Бабая.

Такая программа писалась перед каждой поездкой по районам, коих бывало в среднем около двух в неделю, хотя бывало, и всю неделю приходилось гробить свои пошитые на меня забесплатно еще в бытность ведущим новостей на Первом канале итальянские костюмы от Зеньи в Бурзяне и Хайбуллах. Знал бы старина Эрменеджильдо, как я обращаюсь с его товаром!

…Итак, часов 6, 7 или максимум 8, если поездка короткая, утра. На улице Тукаева рядом с Белым домом стоят два «лендкрузера». Один – «сигнал», там сидят два специально обученных сотрудника ГИБДД, которые гениально и без нервов умеют слегка распихивать машины в столице и районах, чтобы Бабай успел на все открытия-закрытия, но при этом умудряясь избежать перекрытий трасс, если едет только Бабай, без высоких московских гостей. Эти ребята за свою небольшую зарплату делали свою работу виртуозно, и мне всегда обидно, если кто-то из горожан жалуется на пробки, якобы возникшие из-за проезда деда, – полковник Юра и его бойцы, по крайней мере, в те годы никогда простых водителей не обижали.

Другой джип, такой же зеленый и потрепанный – мой, где, кроме меня, еще телеоператор, звукорежиссер, корреспондент госТВ и журналист Башинформа – мы будем фиксировать очередные трудовые подвиги тружеников республики и ее главного труженика. Везет нас надежнейший и профессиональнейший, совминовской закалки мой водитель и друг Гена. Сменщиков у него нет – другие с погоней за Бабаем справлялись с трудом.

Прямо рядом с подъездом стоит джип «лексус 470» Бабая (скромная весьма машинка, кстати, у каждого второго уважающего себя местного коммерсанта такая же или покруче). Чуть дальше – снова зеленый крузер, он называется «центр», это охрана Бабая, сотрудники знаменитого (и печально, и так) Управления охраны особо важных лиц МВД республики всегда только во главе с лично начальником управления.

Мы с журналистами сквозь утреннюю дрему долго рассказываем друг другу последние сплетни и анекдоты. Мне приходилось собирать их заранее, потому что Бабай иногда мог выехать, не глядя на часы, и на полчаса раньше запланированного, тогда догонять его приходилось на сверхзвуковых скоростях, а помирать нам все-таки было рановато.

Наконец из подъезда решительной походкой выходит Бабай. За ним семенит помощник. Сначала это был великий и ужасный старший по возрасту товарищ Бабая Урал (да, уже третий Урал в этой книжке, что поделаешь!) Насырович, а потом, когда Бабай справедливо заподозрил помощника в подмене президентских решений своими и прогнал, они стали часто меняться – такого же родного человека на замену привередливый дед так и не нашел. Помощник садится в «центр». В «лексус» на пассажирское сиденье за водителем спортивным шагом пробегает кто-то из вице-премьеров, больше относящийся к профилю поездки, как правило, строительный Хамит М. или сельскохозяйственный дядя Шома В.. На переднее пассажирское, закрыв за Бабаем дверь, падает охранник – «личник» бабая – Ришат, Арсений или Андрей.

Мы швыряем бычки на дорогу и прыгаем в машину, через мгновение японский автопром с педалями в пол и характерным ревом уносит нас по долинам и по взгорьям под окрики Юры в матюгальник типа «водитель „нексии“, прими вправо, пропусти колонну». Водители «нексий», бывает, спросонья тупят и мечутся посередине дороги, тогда Юра им мигает мигалкой и крякает крякалкой.

Доезжаем до границы первого района, значащегося в программе.

На границе стоят машины главного гаишника района и главы, у которого, в зависимости от уровня дотационности и любви/нелюбви Бабая – от шеви-нивы до редких крузеров. «Лексусов», как у Бабая, разумеется, нет ни у кого.

Глава мерзнет у дороги во-фрунт в любую погоду. Это ритуал, который соблюдается неукоснительно.

Профильный вице-премьер выходит из машины и пересаживается на переднее пассажирское сиденье, с которого личник уже соскочил, чтобы пересесть в «центр».

Глава, имеющий при этом, независимо от умственных способностей, вид, в полном соответствии с Указом Петра I и заведенным Уралом Насыровичем негласным распорядком – «придурковатый и лихой», подбегает к открытой Бабаем двери, суетливо здоровается с ним и не менее суетливо перебегает на покинутое вице-премьером кресло. Вся процедура занимает секунд 10—15, не больше.

Забивать колышки и резать ленточки руководителям бабаевского типа очень по душе

Глава будет рассказывать в дороге о ходе социально-экономического развития района. И не дай бог в каком-то месте не сможет вспомнить с лету, «а у какого это хозяйства козлятник так херово взошел» или «кто это такой шустрый у тебя тут такой здоровенный склад построил». Вице-премьер будет ехать, свернув голову назад, он должен так же быстро отвечать, если строительный – про склад, а аграрный про козлятник. Сам Бабай знает каждое встречающееся на его обычных маршрутах поле козлятника в республике, не говоря уже о полях рапса, ржи, гречихи, подсолнечника и кукурузы. Каждый склад в часто посещаемых местах он тоже знает. Что, тем более, не дает главе и вице-премьеру повода расслабиться.

Первый пункт маршрута. Как правило, если дело происходит летом – то это какое-нибудь поле. По полю красиво идут шикарные импортные комбайны «Нью-Холланд», «Джон Дир» или «Кейс». Если подъехать минут на 5 раньше Бабая, как я часто делал, то можно увидеть замглавы района по сельскому хозяйству, который, завидев вдали кортеж Бабая, орет на все поле: «Пааааашли!». Ходят ли вообще комбайны по полям, если мимо не едет Бабай – я, честно говоря, не знаю, без Бабая по полям проехаться идей не возникало.

Комбайны Бабай постоянно закупает для ГУПа, который сдает их потом в аренду колхозам и совхозам, которые называются «сельхозпредприятиями», но суть от этого не меняется.

Колхозники, правда, считают, что за комбайны приходится платить бешеные деньги, и норовят к весне опять попытаться оживить латаный-перелатаный «Ростсельмаш», созданный еще до исторического материализма. Но Бабая от этой информации оберегают.

Каждый раз, когда в миллионный раз за лето останавливаемся возле ряда «Нью-Холландов», происходит примерно одна и та же мизансцена:

– Сколько центнер с гектара нюхолландтар йийяляр?

Бабаю заученно выпаливают умопомрачительную цифру.

– Ну а твои развалюхалар сколько собирали? На разницу же и платишь аренду за них. Вот видишь же, выгоднее же так?

Колхозники прячут глаза и мычат, что даа, так-то оно так…

Бабай воодушевленно продолжает:

– Зато комбайнер же, раньше в комбайне сидит – вся рожа в саже, а тут у него кондиционе-ер, музыка уйнай.

С этим собравшиеся соглашаются воодушевленно, а когда Бабай уедет, они обязательно сфоткаются на фоне чудо-агрегатов и каждый залезет в кабину.

На поле мы пробыли недолго, минут 5 максимум. Естественно, первым делом сорвали все по колоску, растерли. Зачем мы их терли так каждый раз – представления не имею, для меня это было что-то вроде четок.

Священнодействие растирания колосков

Пока мы терли колоски – у журналистов был самый сенокос. Они должны на каждом таком пункте успеть расчехлить оборудование, снять любимые Бабаем планы комбайна, будто заезжающего прямо в камеру, снять самого деда, расспрашивающего крестьян о том, как инда взопрели озимые, затем отвести за пуговицу перепуганного бригадира и выдавить из него синхрон про небывалую в этом году урожайность зерновых, а потом лихорадочно на бегу смотать свои удочки и успеть погрузиться в мой джип за 7 секунд. Такой у нас с Геной был для них полу в шутку полу всерьез норматив, чтобы потом не давить селян на проселках. Опоздавшего Гена обещал заставить мыть покрываемый после поездок лавой грязи джип, а я грозил выгнать из президентского пула в детскую редакцию, но никто никогда не опаздывал, команда была дружной, молодой и гордой званием «пуловца».

Вздыбливая эйяфлатлайокюдли пыли, колонна продолжала бешеное ралли. Следующая остановка, допустим, открытие школы на сто ученических мест в селе Бушкильды Каймакского района (название условное, чтобы никого не обижать).

Бабай год-два тому назад заложил первый камень в строительство этой школы, заставив своего сына дать денег на стройку, потому что, когда он проезжал мимо, к нему подошли ряженые ветераны и на литературном башкирском сказали, что если школу не построить – деревня ведь умрет, а вся молодежь уедет в город спиваться и забывать традиции.

Потом Бабай приезжал смотреть на фундамент, потом на поднятый первый этаж, потом на убранную под крышу школу, потом на отсыпку бруствера, потом на засыпку канав, потом на благоустройство территории – строители сходили с ума от семи шкур, снимаемых с них ежедневно за эту дурацкую одноэтажку на печном отоплении.

И вот – огненная колесница примчалась в очередной раз. Школа сильно пахнет краской. Народ расставлен в два ряда, отдельно выстроена шеренга с детьми. Бабай, ну и мы все с ним, идет сквозь строй. Навстречу выбегают дети – мальчик и девочка. Подбежав к растроганному деду, они на башкирском и русском читают ему свежесочиненные короткие панегирики цветущему краю в целом и Каймакскому району с деревней Бушкильды в частности, а также мудрому руководству республики, затем берут деда за руки и ведут его к трибуне. Первым на трибуну взгромождается глава и читает всенепременно по бумажке, как пономарь – без чувства, без толку, без расстановки.

Речь у них у всех всегда одинаковая, под копирку, примерно такая:

«Уважаемый президент!

Уважаемый вице-премьер!

Уважаемые жители района!

Сегодня у нас с вами знаменательный день. Сегодня для детей деревни Бушкильды распахнет свои двери современное просторное и светлое здание средней школы. Этот храм знаний в кратчайшие сроки и с высоким качеством был возведен только благодаря неустанной заботе о жителях нашего района нашего уважаемого президента. Мудрая политика руководства республики и правительства республики позволила нашему району за последние два года значительно улучшить показатели по зерновым, а также поголовью КРС*…»

…далее еще на пару минут перечисление статистических подтверждений мудрости политики Бабая и в завершении еще раз про его неустанный труд, благодаря которому не только наш район, но и вся республика очень сильно цветет и пахнет, внося огромный вклад в экономику России, ведь по основным социально-экономическим показателям республика уверенно лидирует и является регионом-донором…

Потом с ответной речью выступает Бабай. Если он читает по бумажке, то собравшимся слушать длинный свод статданных о достижениях республики на фоне обнищавшей остальной России довольно утомительно. Но если, как обычно, поморщившись, Бабай бумажку вместе с очками решительно сует обратно в карман – то может быть и что-то поинтересней, например:

– Ну, что, уважаемые каймакцы, в целом район развивается неплохо, так? Но есть и проблемы. Главное – это низкая рождаемость! Я всегда вашего главу ругаю, говорю, ты вот молодой, красивый, а эти вопросом плохо занимаешься!

Бабай радостно хохочет, глава краснеет и обещает исправиться…

Потом происходит священнодействие с красной ленточкой. Режут ее в трое ножниц – дед, глава и вице-премьер. Свой кусочек ленты Бабай всегда запихивает в карман директору школы.

Потом мы быстро проходим по классам школы, там уже сидят дети, особенно интересно было бы узнать, что они там делают в июле, например. Но они сидят, у доски стоит учитель и делает вид, что что-то им преподает. На доске написаны слоганы о величии республики.

В последнем классе или в школьной столовой, как правило, накрыт совсем недетский стол – с водкой, любимым Бабаем скотчем и любимыми им простыми деревенскими закусками. Но, увидев стол, он почти всегда отказывается поднять бокал за новую школу:

– Ю-ук, у нас еще двадцать пунктов впереди!

Обед будет потом, после еще десятка таких полей и пятка строек, ближе к середине дня и летом всегда на лоне природы. Доверенный глава одного из районов уже поставил шатер в одном из таких мест, которые Бабай и я считаем значительно более красивыми, чем альпийские луга, тропические острова или американские каньоны вместе взятые, варит там баранину с картошкой и еще вчера привез из столицы «этот самый, как его – вискас». Выпивает дед охотно, не одну рюмку и даже не две, но никогда и нисколько не хмелеет. Его здоровенный деревенский организм перерабатывает этанол в любую жару не хуже лучшего в Европе уфимского нефтехимического комплекса. Говорят, организмы жителей Азии не вырабатывают какой-то там фермент, сопротивляющийся вредному влиянию алкоголя, значит наш Бабай – не азиат, а стопроцентный европеец. Затряхивает как за себя – и никаких видимых вредных последствий.

Мне по должности положено обедать вместе с випами, но продолжать работать и за едой мне вовсе не нравится, а еда все равно одна и та же, поэтому я предпочитаю компанию своих веселых «пуловцев», если, конечно, Бабай не вертит головой в поисках меня: «А щава ты не с нами? Айда!» В этом случае надо целый час шутить, говорить красивые тосты, поддерживать умные беседы о показателях по зерновым и КРС, а также, что самое неприятное, все время напарываться на какие-нибудь поручения.

Например, как-то раз один районный глава пожаловался Бабаю на какого-то местечкового оппозиционера, от которого житья нет, и, получив емкое, но содержательное поручение от деда «смешать его с говном», я, собственно, и смешивал по возвращению. Надеюсь, что оппозиционер не был на самом деле кристальной души человеком, который просто чем-то не угодил главе, хотя такое, полагаю, вполне могло иметь место.

Еще однажды после такого вот обеда мне пришлось переквалифицироваться в кинопродюсеры. Беседа зашла о современном российском телевидении и о дурацких пристрастиях современного зрителя, которые Бабай был не прочь искоренить:

– Вот щас у нас народ с утра до вечера смотрит этот бандитский Питербурэк! Ведь лучше бы они смотрели про село, как люди работают, как живут. Там ведь – все есть! Так? И любовь, и подраться могут когда. Нет – с утра до вечера один бандитский Питербурэк! Вон, смотри, как красиво комбайны идут (дело было напротив поля)!

Нет, чтобы мне просто покивать и посокрушаться. Надо было мне напроситься на поручение:

– Народ ведь сам не выбирает, что смотреть. А ему показывают именно «Бандитский Петербург». Если бы показывали интересное кино про комбайнеров – народ бы смотрел такое кино.

– Ну почему вот не показывают? Почему никто такое не снимает? Вот ты знаешь же вопрос – почему не снимешь такое?

Мне была брошена перчатка, и ее нужно было ловить. Бабай построил фразу таки образом не для того, чтобы услышать, что у нас есть киностудия и телеканал, что я сейчас же им передам его поручение и т. п.

– Сделаем, Муртазулэч!

– Вот и сделай. И про рейдеров туда надо вставить! – усложнил мне задачу шеф своей любимой темой того периода (при нем даже состояла Комиссия по противодействию рейдерским захватам госпредприятий).

Вернувшись в столицу и еще не стряхнув пыль с Зеньи, я собрал у себя известного нашего режиссера Искандера А. и еще кучу людей, знающих, как делать кино, и торжественно объявил им, что через две недели мы приступаем к съемкам, потому как потом уборка закончится и снимать трудовые подвиги будет негде.

Киношники удивились и спросили, где взять сценарий. Это был хороший вопрос. Так как кроме меня никто не знал, что хотел бы увидеть Бабай в своем личном сериале, то сценарий в итоге две недели писали вечерами вдвоем я и Искандер. Написали. Потом стало понятно, что для кино нужны деньги, а в госструктурах мы их уже не найдем, с учетом того, что нам надо, чтобы они были сегодня.

Пришлось попросить профинансировать нашу нетленку одних знакомых крупных химических бизнесменов. Узнав о том, как я напросился на поручение, они сжалились надо мной и выделили мильен рублей, которого хватило на запланированные четыре серии.

Придя к Бабаю через пару месяцев с трейлером минут на 7, я изрядно его удивил оперативностью и тем, что не просил денег:

– О, да у тебя тут прям… кино! Маладис!

Для того и работаем, подумал я в ответ и отдал нетленку на ТВ. Мои городские друзья посмотрели, поржали над колхозной тематикой и посочувствовали фермерской нелегкой доле – рейдеры угодья отбирают, подлые чиновники душат, с городскими девчонками дружить не получается.

Поездки по районам были для Бабая отдушиной. Тут он видел, как ему казалось, те самые конкретные плоды своего труда, которых ему поначалу так не хватало в политике, а также, как он думал, – благодарных жителей вверенной ему республики.

Откуда ему было знать, что школьников для открываемой школы свозили, бывало, из десятка окрестных деревень, потому как в своей первоклассников – 2 человека, пятиклассников – 6, девятиклассников и учителей – 0, а необходимость ее строительства была продиктована в основном необходимостью ряда товарищей дружно распилить бабло на ее возведении, а после открытия в половине школы сядет сельская администрация, а в другой половине откроют магазинчик. Так было, конечно, не всегда, но уж очень часто.

Да и кто бы рассказал ему, что ликующие старушки и благообразные старички на выходе из школы, как бы случайно всегда поджидающие его, чтобы заговорить о том, как расцвел в последние 15 лет родной край, – это тщательно спродюсированная и насквозь фальшивая инсценировка. Ввел это «общение с народом» вечный помощник бабая Урал Насырович, который еще КПСС в республике подсказывал правильные идеологические решения и Бабаю постоянно организовывал потемкинские деревни, чтобы тот открывал себе спокойно школы, радовался жизни и не совал свой нос куда не следует, не мешал Уралу Насыровичу решать серьезные вопросы. А вопросы Урал Насырович решал настолько ловко, что в башполитэлите его называли просто – «второй Бабай».

Бабушки и дедушки на поверку всегда оказывались ближайшей родней районного начальства, и именно поэтому их брызжащие слюной спичи о том, как конкретно им хорошо живется при Бабае, выглядели весьма правдиво.

Настоящий народ собирался чуть поодаль и говорил совсем другие слова. Я всегда прогуливался в глубине толпы, которой охрана не позволяла смешиваться со специально обученными бабками-дедками и слушал «че за туфту они несут» и «на кой х.. тут школа на полтора ученика». Из этой части на разговор с Бабаем на моей памяти человеку удалось прорваться лишь однажды. Прорвавшийся долго и зло говорил деду, что все это благообразие – фальшивка, а на самом деле жить на селе невероятно тяжело, а помощи от власти – никакой. Бабай был потрясен этим разговором, для него это было действительно шоком. Я видел, что на всех следующих объектах он, морщась, вглядывается в толпу, пытаясь понять, где больше правды, в речах старушек из первого ряда или в неподготовленном резком спиче. Думаю, он понимал, что ездит не по реальной республике, а по потемкинским деревням, но успокаивал себя тем, что как минимум здесь ликование – неподдельное, а он как раз и работает для того, чтобы так стало по всей республике.

А тем временем особенно жестко толпа всегда комментировала отчеты о великих подвигах районах властей. Однажды на открытии проведенного в село газопровода я узнал в толпе, что никакой газопровод в село еще не проведен, а что факел, который торжественно поджигает Бабай, образовался не от газа, пришедшего в село из трубы, а из газового баллона, закопанного рядом с муляжом этой самой трубы. Отзывы о мероприятии были соответствующими происходящему фарсу.

Могу вам ответственно заявить, дорогой читатель, что если бы не вся эта дурость с преувеличениями заслуг Бабая, то и самих, собственно, заслуг, было бы достаточно на перманентный уровень поддержки деда населением процентов в 90, вместо имевшегося…

Бабай, выступая с трибуны, время от времени поглядывал в народ, а потому видел, что я пасусь там. И первое время после выборов он задавал мне вопросы – вот ходишь там, что народ-то говорит?

Я не рассказывал ему всего, потому что говорить всю такую правду великому вождю нельзя, выгонит к чертовой бабушке. Но и той половины правды ему было достаточно, чтобы хмуриться и скрипеть зубами. Сначала он, видимо, понимал, что народу есть на что злиться, но со временем, когда поствыборные раны зажили, подобные доклады приводили только к ухудшению его отношения к докладчику.

 

Обеденные и вечерние рабочие мероприятия

Поездки в районы были единственной причиной для того, чтобы Бабай дважды в день, в строгом соответствии с заведенным распорядком, не принял пищу в Белом доме в 13:00 и 19:00, после чего дважды не сыграл несколько партий на бильярде. Все мероприятия мы планировали так, чтобы не нарушать график приема пищи, который был на самом деле своеобразной формой рабочего совещания, где решались многие ключевые вопросы.

Обедал-ужинал Бабай обычно в компании со своим главой администрации, председателем Конституционного суда, секретарем Совета безопасности, помощником и советником.

Играли на бильярде пара на пару – бабай с Радием против секретаря Совбеза с председателем суда. Урал Насырович сидел в уголке, дремал, Советник подавал шары. Для Бабая, скорее всего, будет весьма интересно узнать, что все четыре ежедневных партнера этот бильярд ненавидели всей душой. Весьма утомительно делать вид, что развлекаешься, когда на самом деле два раза в день участвуешь в одном из самых сложных рабочих мероприятий – играх и еде с начальником. Я поучаствовал в этих рабочих мероприятиях поначалу, но при первом же переходе от стола с едой к бильярдному соврал деду, что бильярд терпеть не могу и никогда не играю, вызвав округление глаз окружающих, опешивших от этого вроде бы безобидного отказа поиграть.

На самом деле люблю и играю, но памятуя о том, что близко к солнцу сгореть легко, просто интуитивно понял, что не дорос до того, чтобы общаться с вождем в неформальной обстановке два раза в день по часу с лишним.

Думаю, что правильно решил.

 

Как Бабай «включал тупку»

Еще одним часто встречающимся мероприятием в графике президента были встречи с московскими гостями.

В небольшом (метров 30, чуть больше моего) кабинете деда, разумеется, был стол для совещаний. С одной его стороны всегда усаживались гости, с другой – Бабай и профильный чиновник – вице-премьер, министр или руководитель предприятия.

На приставном стульчике у двери всегда тихо дремал Урал Насырович. Его главной задачей было, когда Бабай рассказывает о чем-то и что-то вылетает у него из головы, проснуться и вспомнить за деда то, что он забыл, благо Урал Насырович был попросту везде, где был шеф, имел хорошую память, а потому вспоминал абсолютно все.

Заступив на работу, я сразу понял, что лучше брать пример с Урала Насыровича, а не с часто меняющихся молодцеватых и важных людей помоложе за столом. А потому поставил себе второй приставной стульчик у двери и на всех переговорах сидел там. А когда Бабай, узнав откуда-то (не прошло и 15 лет), что помощник стал по уровню влияния «вторым Бабаем», выгнал Урала Насыровича, он по инерции все же разворачивался во время встреч к приставному стульчику:

– Урал… Ээээ… Ростислав, нэй, как там… Это… Колбасники-то, хитрили… шул… налоги не платить…

– Фирма «Сава», Муртазулэч, Туймазы.

Кабинет Бабая, как и кабинет М. Рахимова, 30 лет не ремонтировался. Настоящему вождю гламур не нужен

Это означало, что Бабай хотел привести в пример гостям небольшое республиканское предприятие, которое, чтобы уменьшить налогооблагаемую базу, разбило свой бизнес на несколько совсем маленьких, платя налоги по ставкам малых предприятий. Из бабаевской шарады нужно было понять не только, что он имеет в виду, но и уловить в чем, собственно, вопрос, и дать мгновенный ответ.

Я старался не ударить в грязь лицом и пытался разгадывать все ребусы, чтобы быть полноценной заменой Уралу Насыровичу. Но, разумеется, полноценно заменить незаменимого было нельзя, а потому иногда в ответ на его междометия все-таки возникала неловкая пауза. В таких случаях Бабай морщился и, видимо, с тоской вспоминал Урала Насыровича.

Гости из Москвы приезжали разные, дорогие и не очень.

С дорогими дед вел себя радушно. Делами собеседников не утомлял, все больше говоря о том, что близко и дорого гостю. Например, если это был сотрудник силовых структур – тепло отзывался о нелегкой службе, вспоминал новости о каких-нибудь задержаниях опасных преступников или о других героических подвигах собеседника или его подчиненных. Память у него была странной – с одной стороны, он все время просил ему напомнить какие-то простые и хорошо ему известные факты, но при этом легко жонглировал обходившими вроде его стороной событиями многолетней давности, чем приводил собеседников в полный восторг. Особенно умилялись генералы, видя, что человек так хорошо знает и так сильно уважает нелегкую и неблагодарную их службу. Думаю, именно поэтому Бабай столько лет имел настолько хорошие отношения с силовыми структурами, что те даже прощали до поры до времени командование их региональными сотрудниками через головы московских командиров.

Если человек был ему приятен – то у него находились приятные слова и общие темы для разговоров с каждым, будь он казначеем или биатлонистом.

Но часто гости приезжали не особенно званые.

Бывали ситуации, когда Бабаю звонил кто-то важный из Москвы и говорил, мол, подъедут ребята от меня по вопросам развития сотрудничества с вашей республикой, прими, пожалуйста.

Бабай, разумеется, не отказывал. Но при этом он всегда довольно хорошо представлял себе, что за сотрудничество хотят развивать процентов 80 таких гонцов: «Здравствуйте, мы представители фирмы „Свисток“, и мы хотели бы перерабатывать нефть на ваших заводах, чем больше – тем лучше, только скажите, пожалуйста, заодно, где эту самую нефть берут и зачем перерабатывать, потому как мы вообще-то фирму открыли вчера и про нефть не знаем, мы однокашники звонившего Вам министра по институту культуры, но слышали, что тема супер».

Бабай считал таких деятелей «халявщиками» и по приезду встречал их развеселым спектаклем, который я видел, наверное, не менее полсотни раз. Вот его сценарий.

Занавес открывается. Гостей заводят из приемной в кабинет, а там уже сидят журналисты. Оператор фиксирует момент рукопожатия, а потом ставит камеру на штатив, с которого она будет работать всю встречу.

Бабай демонстрирует такую щенячью радость от встречи, как будто к нему Урал снова вернулся после ссоры. Гости рады и обнадежены, правда, боязливо поглядывают на журналистов, ловящих каждое их слово, надеясь, что съемка будет протокольной, а потом можно будет мутки мутить и тёрки тереть.

Бабай усаживает гостей напротив себя:

– Ну, как долетели?

Сложности начинались уже на моменте произношения имени-отчества Бабая. Правильно выговаривать его получалось только у половины, остальные затыкались и выдавливали что-то типа «Мур-таз Губейдулыч», «Мурза Губайдулиевич», молодые москвичи пару раз говорили на английский манер «Гудбайдуллович», один высокий и всем известный гость почему-то усложнял все до «Губада-алиевича». Бабая это слегка подбешивало, но вида он не подавал. Тем более что для умасливания хозяина гостей уже обучили, что нужно сказать первым делом:

– Ну, Муртаз Губадулиевич, вот раньше мы в вашем дивном крае не бывали, но уже на подлете видно, насколько у вас в республике ухоженные поля, какие прекрасные дороги и дома!

В ответ начиналась знаменитое бабаевское «включение тупки». Привожу его речугу тезисно, но имейте в виду – длилась она минут сорок, не меньше, и всегда, абсолютно всегда произносилась практически без изменений:

«Мы ведь не бросили село. Когда Борис Николаевич подписал указ о роспуске колхозов – мы решили это решение преодолеть. Ведь село – это родник. Из него ведь выходят все: и художники, и поэты и музыканты. У кого ни спросишь – каждый из деревни. Я вот, кстати, не понимаю, когда на селе говорят слово „безработица“. Что значит, нет работы на селе? Ведь в каждом селе бондарь должен быть, плотник должен быть, шорник должен быть. А они говорят – в магазине купим. Как так? Поэтому мы возрождаем ремесла. Вот недавно я смотрел шорное производство в Белокатайском районе – прекрасное производство. А там у них смешно, кстати, в Белокатайском районе, как-то я приехал – колокола звонят. Я говорю: „Че звоните?“ А они в ответ – „так всего второй раз у нас такой крупный руководитель побывал.“ Я говорю: „А кто первый был, неужели Шакиров до вас добирался?“ Нет, говорят, Емельян Пугачев. С нашим же Салаватом они вместе воевали против царя. А сейчас вот мы не воюем. Только в хоккей у нас команда „Салават Юлаев“ играет. У нас только с Татарстаном, будем так говорить, дружеское соцсоревнование идет. У кого то больше, у кого сё больше. Они, правда, большие мастера рассказывать, конечно. Средняя зарплата, говорят, такая и такая. А как ты вот у нас подсчитаешь среднюю зарплату, если 40 процентов населения – село? У него там лошадь, а то и две, коровы, трактор у каждого. Как ты вот подсчитаешь, какая зарплата у него? Нет, все жалуются. А у нас бензин, между прочим, стоит уже как в Америке. Но ведь все ездят! О чем это говорит? Скрытые доходы, значит, имеются. У нас сейчас ведь все стали нефтяниками. Все с утра до вечера про стоимость барреля. Я вот сто лет проработал директором завода – никогда про баррель ничего не слышал. А щас у нас каждый бабка с утра до вечера только про баррель, опускается там или поднимается, так? Баррель – это бочка вообще-то переводится. А мы вот раньше бочка не знали, знали только кружка! Вообще, все самое хорошее – на „к“! Коньяк, кумыс, кыззар!»

Гости сидят, кивают как китайские болванчики или собачки на торпедах машин, иногда успевают посмеяться в такт, но вставить больше междометия у них нет ни малейшего шанса. Бабай напорист, как Кину Ривз в роли адвоката дьявола.

Гости поглядывают на часы, понимая, что время аудиенции тает, а болтливый дед все никак не закончит, как они думали, приветственных пару слов ни о чем.

К тому же журналисты не выходят, потому как, если бы надо было, чтобы они вышли, Бабай посмотрел бы в мою сторону условленным способом, а я бы точно так же посмотрел на наших понятливых пуловцев, и они быстро смотали бы свои удочки. Но шеф не смотрит, да я и сам понимаю, что мы тут будем сидеть до конца, прямо до прощания.

Некоторые гости, бывает, набираются наглости и показывают хозяину кабинета на журналистов жестами или даже вставляют два слова на тему, может быть прессу уже… того?… На что Бабай благородно говорит: «Не-ет, нам с вами от людей скрывать нечего»… И рассказывает про то, что у нас самое большое число СМИ на душу населения, более 700, что демократия, мол, есть демократия…

Так проходит час, иногда даже больше. После чего Бабай вскакивает и говорит:

– Ладно, я в район сейчас выезжаю, всех благ!

И с наиприветливейшей улыбкой пожав всем руки, удаляется в комнату отдыха.

Гости в шоке. С одной стороны они вроде бы целый час проговорили с великим и ужасным тяжеловесом, но с другой – не продвинулись в своем вопросе ни на сантиметр.

Гости идут дальше, к какому-нибудь профильному вице-премьеру или министру, но тому Бабай уже позвонил по селектору и строгим голосом на хорошем русском матерном объяснил, кто это такие и что с ними надо делать, но не прямо. Дурка продолжится и в следующем кабинете. Охота ездить в республику у этих людей пройдет навсегда. А если их московский покровитель позвонит и спросит, была ли встреча, Бабай самым ласковым тоном скажет, что конечно, приходили, целый час общались – отличные ребята!

А в газетах на следующий день выйдут заметки, что президент встретился с руководством московской компании «Свисток». Обсуждалась социально-экономическая ситуация в республике и развитие сотрудничества…

 

Осликом по троянскому коню

Федералы прекрасно понимали, что Бабай никогда послушным не станет, и часто, особенно в его последние годы у власти, присылали на ключевые управления федеральных структур в республику не согласованных с ним людей.

Бабай понимал, что время сейчас не то, чтобы просто, например, заварить несогласованному федералу дверь квартиры или вывезти его в багажнике в Москву, как, говорят, бывало в девяностые. Однако мириться с засильем несогласованных чиновников в его вотчине он не собирался, о чем и давал соответствующие поручения «молодежи», особо акцентируя внимание на то, что каким-то образом выпихнуть человека из региона надо, но желательно как-нибудь ласково и весело, чтобы в Москве не очень обиделись.

Особенным оскорблением для себя счел Бабай назначение главным налоговиком республики Айнура А. – перспективного сотрудника налоговых органов из соседнего региона. Все бы ничего, да соседний регион был Республикой Татарстан.

С Татарстаном у Бабая были отдельные счеты. В начале девяностых Бабай и Шаймиев жили душа в душу, вместе составляли наиболее грозную региональную фронду. Это они вместе ввели в обиход невероятное с точки зрения не только права, но и русского языка понятие о «суверенных государствах в составе России». Однако потом тучи стали сгущаться. Сначала в 2002-ом году в ходе переписи в бабаевской республике вдруг выяснилось, что татар в республике стало процентов на 20 меньше, а соплеменников Бабая столь же значительно прибавилось. Многие, в том числе и руководители Татарстана заявили, что татар попросту записали не-татарами для того, чтобы титульных жителей в стало побольше. Надо сказать, что замечания-то в целом были не с потолка взяты, а татарстанское руководство в ходе той переписи как раз хотело показать, насколько многочисленный (многочисленнее – только русские) и могущественный это народ – татары. А тут сосед портит, понимаешь, статистику.

В итоге на выборах 2003 года популярный соседский президент Шаймиев не стал оказывать поддержку нашему Бабаю, а, говорят, вовсе даже симпатизировал конкуренту Ралифу Савину. На инаугурации Бабая я своими ушами потом слышал поздравление Минтимера Шариповича, от которого зал обмер – в поздравлении большой лис Шаймиев (которого некоторые татарстанцы тоже, кстати, часто зовут Бабаем) окатил соседа помоями с ног до головы, смешал с дерьмом, ни одного, правда, грубого слова не сказав.

В этот момент «дружеское соцсоревнование» превратилось в ревнивое и злое соперничество, по крайней мере, со стороны Бабая, в соседней республике я не работал.

И тут – такое назначение. Бабай, разумеется, тут же решил, что Шаймиев прислал ему своего шпиона, который сейчас заберет у него все деньги и сдаст соседям все его финансовые тайны. Была разработана «операция Ы».

Айнур оказался нормальным современным менеджером, который делал хорошую карьеру и, вполне возможно, был бы хорошим руководителем республиканской налоговой службы. Но по приезду ему был организован весьма своеобразный прием. Каждый раз, приходя на работу, ему приходилось буквально протискиваться сквозь строй пикетчиков, которые привели ко входу в налоговую живую лошадь и скандировали «Айнур – троянский конь». Айнур походил, походил сквозь строй, а потом сказал своему московскому начальству, что эта клоунада ему надоела, и уехал домой в Казань.

Бабай воспрял духом и велел пикетчикам и дальше ходить за «несогласованными». Следующий несогласованный был назначенный московскими генералами директором оборонного предприятия «У» Александр Г.. Бабай был уверен, что этот человек – партнер по бизнесу Сергея Веременко, а завод в хорошем районе столицы им нужен, чтобы приватизировать его и сделать на его месте торговый центр или что-то вроде того.

Возле завода организовали митинг, на котором рабочим рассказали о коварных планах нового руководства. На митинг привели не лошадь, а на этот раз ослика, написали на нем имя директора и сказали, что такой вот сейчас руководитель на «У». «Комсомольская правда» была счастлива такому веселому пикету, потому как летом писать как раз было нечего.

Г., правда, к клоунаде отнесся спокойно и заявление «по собственному» писать не стал. Да и пикетное движение постепенно сошло на нет вместе с дальнейшим ростом уверенности в себе федерального центра. Посмотрел бы я на кого-то, кто привел бы ослика встречать несогласованных с региональными главами руководителей УФСБ и МВД, думаю, таких отчаянных искать пришлось бы долго и безуспешно.

Правда, митинги у здания УФСБ республики, пусть номинально ослов на них и не присутствовало, были, но уже после ухода из республиканской власти молодежи призыва-2003. Это были последние два года у власти Бабая, которые, к сожалению, прошли под скандальный аккомпанемент бессмысленной и беспощадной политической междоусобицы, которая в итоге и привела его к досрочной и довольно бесславной отставке.

 

Операция «преемник», провинциальное издание

В 2007-ом году республика громко праздновала 450-летие добровольного присоединения к России. Для нас это был праздник, если не со слезами на глазах, то уж точно с пониманием того, что это последнее крупное мероприятие, которое нам предстоит провести в своих должностях.

До празднования нас, пожалуй, выгонять было нельзя, потому как многие оргвопросы тащил на себе Радий, ну и остальные помогали. Я назывался, кажется, замом руководителя оргкомитета празднования по информационным делам. Последние политические дни доживал и премьер-министр по прозвищу Бай.

Бабай готовил операцию «преемник».

Готовил он ее, разумеется, в строжайшем секрете. Но так как мы уже четыре года как помогали ему во всех делах и обросли всеми возможными коммуникационными каналами в его окружении, то нам волей-неволей были известны все мельчайшие детали будущей операции.

Суть была в том, что дед понимал – давление федералов постоянно усиливается, с годами он сильнее не становится и нужно будет через пару лет уходить.

Также он понимал, что, укрывая республиканскую нефтянку от подлых рейдеров и олигархов, они с Уралом чего-то там не совсем по закону наворотили, а значит, нужно каким-то образом защитить сына от возможных преследований в будущем. Разумеется, идеальным вариантом в этом случае была бы прямая передача власти от отца к сыну. Но Бабай понимал, что это невозможно в силу той самой одиозности и демонизированного образа сына, от которой он так и не избавился, несмотря на настойчивые рекомендации моей умной бумажки. Поэтому следующим президентом нужно было бы оставить того, кто сына не обидит и будет его во всем слушаться.

Таким человеком на семейном совете определили Раиля С., который на момент проведения заседания этого верховного органа власти в республике был всего лишь главой небольшого города С..

Насчет верховного органа, кстати, не шучу. После примирения с сыном в 2006 году дед действительно многие самые ответственные решения принимал коллегиально, с участием сына, жены и – не смейтесь, пожалуйста! – тещи, которая в свои лет 90—100 была в абсолютно здравом уме, жила одна в маленькой квартирке обычной пятиэтажки и реально влияла на республиканскую политику! Я бы не утверждал этого, если бы сам не выполнял прилетевшие через нее поручения.

Так вот, семейный госсовет решил, что преемником будет Раиль С. Только ли деловые качества этого человека брались в расчет, или было что-то, что позволяло быть членам семьи уверенными, что этот избранник не соскочит? Нельзя сказать наверняка.

С. начали сознательно подращивать к новому предназначению. Сначала его перевели в столицу, где он возглавил территориальное управление Россельхознадзора, потом назначили министром имущества, потом отдали в его ведение еще и земельные отношения, ну, а когда в мае 2008-го он стал премьер-министром, об «операции преемник» уже знали, по-моему, все стенографистки в Белом доме.

Так вот, осенью 2007-го мы поняли, что надо готовить запасные аэродромы. Было понятно, что на хоть сколько-нибудь приличных позициях в республике при новой власти остаться мы не сможем, поскольку, как говорят в гангстерских фильмах – «мы слишком много знали». Я бы еще добавил, что мы и умели явно лишнего, вызывая ревность и боязнь новой «бригады Ух», набранной по принципу «кто с моей деревни – тот и начальник».

А потому стало понятно, что нам уготована участь многих бывших управленцев республик, похожих на нашу – а именно политэмиграция. Обижаться за это на Бабая было глупо, мы знали правила игры и прекрасно понимали, что преемник деду нужен, а Радия он таковым не смог бы избрать ни в коем случае в силу выше упоминавшихся битв с Уралом.

В Москве мы бывали часто, людьми были общительными, а потому новые места работы подобрали довольно быстро и довольно неплохие.

Радию предложили высоченную, чуть ниже российского министра должность в Администрации Президента России.

Я, не откладывая в долгий ящик, пошел согласовывать отставку с Бабаем. Так, мол и так, Муртазулэч, приглашают туда-то. Бабай сначала нахмурился, поскольку не любил, когда от него уходили без его на то распоряжения. Я объяснил, что крайне благодарен ему за «путевку в жизнь» и науку, что просто предлагаемая должность для меня новый виток карьеры, новый вызов, что здесь у меня все отстроено и мой заместитель Азамат прекрасно меня заменит, что на новом месте буду помогать республике всеми силами.

Дед согласился, благословил и пообещал даже дополнительно отрекомендовать меня возглавлявшему набсовет позвавшей меня госкорпорации российскому вице-премьеру. Бабай, обычно скупой на похвалы (больше, чем «хорошо» ничего я раньше от него не слышал), сказал, что был очень мной доволен все эти годы и что, если мне в дальнейшем понадобиться его помощь или захочу вернуться – телефон, мол, знаешь (знал я всегда, кстати, только номер его городского телефона, мобильного у него просто не было).

Оба собеседника прекрасно понимали, что обсуждаемое имеет мало отношения к реальности. Бабаю из наших задушевных бесед было хорошо известно, что Москву с ее суетой, грязью и пробками я терпеть не могу и что эвакуировать свою семью из любимой и ласковой к нам республики ради каких-то мифических карьерных успехов никогда не стал бы. Но Бабай был благодарен мне, во-первых – за то, что освобождаю место для будущего пиарщика будущего преемника, а во-вторых – за то, что делаю это без обид, явно демонстрируя, что никаких палок в колеса процессу будущего перехода власти вставлять не собираюсь. Мол, шеф, ты имеешь право на любые решения, а я тебе все равно по гроб жизни буду благодарен.

Одним словом, расстались мы лучшими друзьями. Бабай действительно впоследствии давал всем московским руководителям, которые имели отношение к моему новому полю деятельности, только самые хорошие мои характеристики, а я действительно всем, чем мог, помогал республике получать все возможные блага из федерального центра.

Гораздо хуже получилось «соскочить» у Радия. Предложение о переходе на новое место работы он получил еще в конце 2007-го года, но еще полгода все никак не решался попрощаться с начальником, видимо, втайне надеясь, что, может быть, тот еще передумает насчет преемника.

Он не передумал.

Операция «преемник» началась по расписанию. В начале мая 2008 года Раиль С. был назначен премьер-министром. Газеты запестрели красочными рассказами о том, как денно и нощно новый премьер заботится о республике. Особенно мне понравилась заметка в «Комсомольской правде», в которой рассказывалось о великих трудовых подвигах С., а на фотографии старый и немощный Бабай, умиляясь, смотрел, в какие надежные руки он передает республику.

В это время уже не только стенографистки Белого дома, но и все остальные 4 миллиона жителей республики были в курсе, кто будет в регионе следующим руководителем. Премьер ездил по республике, тер колоски, осматривал стройки, покрикивал на нерадивых чиновников и пачками увольнял руководителей, замеченных в порочащих связях с Радием.

Но Радий продолжал зачем-то руководить администрацией Бабая. Я, как мог, упрашивал его перестать, наконец, дразнить гусей, объясняя, что давление будет усиливаться до бесконечности, а перейдя на высокую федеральную должность, он обезопасит и себя, и многочисленных людей из своего окружения. Но он продолжал упорствовать еще целый месяц.

В конце концов ему все-таки стало понятно, что точка невозврата пройдена и с каждым днем он все больше рискует не просто расстаться с должностью, но еще и получить за несговорчивость отравленную стрелу зауральского кочевника в спину. Он зашел к шефу и сказал, что в новой конфигурации власти ему делать нечего и он хочет уйти. Как раз ему, мол, предлагают пойти на работу в администрацию президента России. В этом же разговоре он сказал деду, что к нему никаких претензий, просто не сработались с С..

Но было уже поздно. Бабай всем своим видом демонстрировал благодушие и понимание. Очень благодарил Радия за великолепную работу, вспомнив каждое из значительных его достижений. Он десять раз переспросил, окончательно ли решение Радия уйти и нельзя ли все-таки попробовать сработаться с новым премьером?

А ключевой вопрос, который задал Бабай, был о том, что же это Радий хочет уехать в такую даль, да ведь если он хочет уйти, неужели Бабай не подберет ему достойную должность в родной республике? Вот, например, работой ректора Госуниверситета дед был крайне недоволен и собирался найти кого-то молодого и умного, кто сможет вдохнуть новую жизнь в республиканскую кузницу кадров. Но Радий сказал, что на почетную пенсию ему рано, что хочется еще поработать, хочется новых вызовов, а работать под руководством одного из идеологов российского государства Владислава Суркова – почетно и интересно. Бабай с доводами согласился и в ту же минуту набрал по спецсвязи Владислава Юрьевича:

– Владислав! Ты забираешь, что ли, Радия у меня? Ну, хоть я и осиротею без него, но должен сказать тебе правду – он будет лучшим твоим сотрудником.

Радий млел, слушая сладкие речи коварного босса. Он растроганно сказал, что даже не ожидал, что получит такую поддержку и понимание в таком непростом решении. Он благодарил за доверие и за ту науку, которой Бабай щедро поделился с молодым и неопытным сотрудником.

Радий и представления не имел, что еще больший опыт и закалку дед только планирует ему передать.

Говорили они долго, как обычно, перейдя на вопросы жизни и семьи, разговор был теплым, похожим на прощание отца и сына. Уже собираясь уходить, Радий достал из папки уже написанное заявление на имя Бабая с просьбой освободить его от занимаемой должности по собственному желанию.

Бабай заявление взял, но попросил Радия дать ему еще буквально две недели, чтобы определиться с заменой:

– Ты пока в отпуск сходи, отдохни перед работой в Москве, а я подберу кого-то на твое место. Ты, кстати, кого сам рекомендуешь?

Радий назвал пару имен, уже совершенно пребывая в экстазе от мудрости и величия своего начальника, способного на столь великодушные поступки, несмотря на весь мой ор о том, что сваливать ему надо быстро, чуть ли не ночью и не огородами, пока дед не заподозрил, что Радий из Москвы будет мешать местной операции «преемник».

Но, к сожалению, я оказался прав.

Радий беспечно уехал в отпуск. Через пару дней после его отъезда какой-то его большой друг слил во влиятельную федеральную газету сенсационную историю о том, что «Кремль забирает Радия на стажировку, чтобы через полгода вернуть его в республику преемником Бабая».

Бабаевский семейный совет проголосовал – «мочить».

И появились какие-то безумные заявления на имя Бабая, в милицию, в «Единую Россию», в которых всевозможные представители «общественности» писали, какой Радий негодяй, коррупционер, врун, болтун и хохотун и как ни в коем случае нельзя допустить, чтобы такой «нихароший щилавек» представлял республику в такой уважаемой организации, как администрация президента России. Писали все – начиная с депутатов Госдумы от республики и заканчивая ткачихами, швецами, жнецами, на курае игрецами, причем – все одинаково, как под копирку. Журналисты потом показывали мне, как в некоторых подобных разоблачительных письмах, присланных в их редакции, авторы не удосуживались потереть свойства файла, в которых черным по белому было написано, что сварганили их в здании бабаевской администрации чиновником таким-то.

Не остались, разумеется, в стороне и самые демократичные в мире республиканские СМИ. Увидев, что пишут в своих письмах представители общественности, они коршунами налетели на гадкого и нехорошего Радия, который мало того, что оказался таким негодяем, так еще и чуть вероломно не уговорил взять себя на работу в организацию, которая оказывает столь серьезное влияние на жизнь страны, ее регионов, в том числе и на кадровые вопросы.

Депутаты парламента республики обратились к Президенту России с конкретным предложением по противодействию коррупции

Как уже сообщалось, на сегодняшнем, завершающем заседании весенней сессии депутаты Государственного Собрания – Курултая Республики приняли обращение к Президенту России Дмитрию Медведеву, посвященное «планомерной, широкомасштабной борьбе с коррупцией, построению общества, свободного от этого негативного явления» как одним из важнейших задач современного этапа развития России. Депутаты всецело поддерживают усилия и инициативы Президента РФ, «направленные на искоренение этого зла, подрывающего доверие граждан к государству».

Парламент республики считает, что борьба с коррупцией должна принять системный характер, стать одним из приоритетных направлений государственной политики, в основе которой лежит повышение требований к каждому должностному лицу. В качестве примера реальных мер по противодействию коррупции, которые предпринимаются в республике, в обращении сообщается: «В результате проводимых антикоррупционных мероприятий вскрыты вопиющие факты грубых должностных нарушений бывшим руководителем Администрации Президента Республики Радием Х., явившиеся основанием освобождения его от занимаемой должности. Речь идет о предоставлении им неполных сведений об объектах недвижимого имущества, находящихся в пользовании, незаконном предоставлении жилья и субсидий на его приобретение, махинациях с нежилыми помещениями».

В своем послании депутаты парламента отдали должное принципиальности Президента Республики, «с которой он всегда решительно пресекает любые проявления попыток использования отдельными чиновниками своего служебного положения в корыстных целях», и сообщили о решении Регионального политического совета регионального отделения Всероссийской политической партии «Единая Россия» исключить Радия Х. из ее рядов за действия, наносящие ущерб политическим интересам партии.

Напомнив Президенту РФ о выдвинутой им на Совете законодателей при Совете Федерации инициативе о запрете на прием на правоохранительную службу граждан, уволенных с государственной службы по дискредитирующим обстоятельствам, депутаты Государственного Собрания – Курултая Республики выступили за скорейшее законодательное закрепление на федеральном уровне этого требования и предложили распространить его на всех лиц, претендующих на должности в органах государственной власти и местного самоуправления.

«Мы считаем, что сегодня основным приоритетом в работе государственных и муниципальных органов является всестороннее укрепление доверия народа к власти и лицам, представляющим эту власть», – говорится в обращении.

В конце концов и сам Бабай, увидев, какие безобразия описывают СМИ и представители общественности, понял, какую змеюку он грел все эти годы на груди. Не стесняясь исправлять свои ошибки, глава региона решительно организовал целую комиссию по расследованию порочной деятельности Радия, в которую не погнушались войти все силовики республики. Созвали специальное заседание Госсобрания республики, которое несколько часов обсуждало преступную деятельность понятно чью.

Контрольно-счетная палата республики бросила все дела, занимаясь с утра до вечера только расследованием троцкистско-бухаринско-радиевского заговора.

Радий, вернувшись из отпуска и увидев все это, находился без преувеличения в шоковом состоянии. В его системе координат никак не просчитывалось – зачем Бабаю нужно было так поступать?

Ответ же был очень прост. Семейный совет решил, что Радий на своей новой должности может быть опасен для семьи. Потому что слишком много знает и умеет. Потому что вдруг начнут губернаторов выбирать по деловым качествам и без оглядки на региональных политических динозавров, а тут как раз под рукой Радий? Будущее семьи нельзя ставить под угрозу, даже незначительную, решили на совете и запустили разоблачительную истерию.

В ходе этой истерии одним из наиболее неприятных для Радия моментов был выданный ему Бабаем «волчий билет» – указ о его увольнении «за систематические нарушения закона». Разумеется, перейти на работу в администрацию президента России с таким шлейфом в трудовой книжке было чем-то из области фантастики.

Радий, понимая это, находился в ступоре, он не знал, что делают обычно люди в таких ситуациях, потому что слишком уж ситуация была необычной.

Он сидел в республике и ждал, когда ему отдадут трудовую книжку, чтобы уехать в Москву. Я сорвал голос в криках, что дождется он только тюрьмы и довольно скоро, что нужно немедленно уезжать и объяснять новым работодателям, что случилось.

Объяснять, что случилось, в итоге пришлось мне в Москве и через своих многочисленных друзей в СМИ. За это и счел меня Бабай предателем и одним из инициаторов его неудачи в операции «преемник».

Вместе с несколькими коллегами мы провели небольшую пиар-кампанию в защиту Радия. Мы показали журналистам все причинно-следственные связи, инициировали максимально правдивые комментарии информированных людей, и пресса охотно подхватила тему войны Бабая и Радия.

Раиль С. часто рассказывал всем, кто желал его слушать, о баснословных деньгах, которые мы потратили на ту кампанию, поэтому спешу его разочаровать и расстроить, потому как сам он действительно потратил на антирадиевскую «заказуху» немало‒ наша кампания стоила 0 рублей 00 копеек.

Манипуляции правдой и никакого мошенничества.

Итак, в Москве узнали о том, что происходит в республике. Я не был, разумеется, свидетелем того, как в Кремле читали первую статью в «Коммерсанте» о том, как Бабай решил указать, кого брать на работу, а кого нет, но думаю, что в восторге от такого поведения младшего по званию кремлевские обитатели не были. Мне известно, что Бабая попросили сначала по-хорошему прекратить заниматься ерундой, на что тот отвечал – да я-то что, но ведь народ же недоволен, вон какой Радий плохой оказался!

На такую чушь развести Суркова, понятно, не получилось. В итоге Радий, пусть и через паузу в пару месяцев, но приступил к работе в администрации Медведева, а инициаторы этого идиотизма явно подпортили карму и Бабаю, и его семье, и преемнику, и другим верным соратникам семьи, в особенности занимающих федеральные должности, головы которых, начиная с главы МВД РБ Рафаила Д. полетели сразу вслед за назначением Радия. А новых силовиков с дедом уже никто не согласовывал, чтобы в республике опять не попробовали устроить 37-ой год.

Впрочем, мира в республиканской политике так и не наступило. Пока собирали компромат на Радия и «радиевских» – в кабинете у С. побывали, пожалуй, все более или менее влиятельные фигуранты республиканской политики и экономики. Всем задавался один и тот же вопрос – ты с нами или против нас? Если с нами, вот листок, вот бумага, пиши заявление о том, как Радий что-нибудь украл или кого-нибудь обидел. К чести местной элиты нужно сказать, что согласились что-то насочинять лишь единицы. Даже те, кто зависел в своей работе от республиканских властей, как правило, отказывались пачкать себя доносами. Того же, что все-таки понаписали, хватило, прямо скажем, ненамного. В финальном заключении антирадиевской комиссии содержались смехотворные данные о том, что всем силовикам республики удалось уличить Радия в наличии не указанных в налоговой декларации гаража и участка в 6 соток и недоплаченном налоге в размере около трех тысяч рублей.

Но республика снова оказалась разделенной на «премьеровских» и «радиевских». Премьер, который ставил вопрос ребром, видимо, не понимал, что тем самым он дает всей республиканской элите понять, что в республике будет жесткая политическая война до окончательного разгрома одного из лагерей. И все, кто не хотел попасть в жернова этой войны, целых два года предпочитали «не высовываться» и не помогать ни одной из сторон до тех пор, пока война не закончится, понимая, что можно сделать и ошибочную ставку. То есть, таким образом С. сам лишал себя поддержки наиболее продвинутых земляков и сам приостановил весьма потенциально для него полезную деятельность самых активных людей.

Нужно признать, что другая сторона, оправившись от первого шока, после все же свершившегося трудоустройства Радия и антибабаевской зачистки республиканских силовиков тоже и не помышляла о завершении бессмысленной и беспощадной политической разборки.

Стороны выливали друг на друга все новые ушаты дерьма, не понимая, что чище от этого не становятся ни те, ни другие. В какой-то момент я начал активно общаться и с теми, и с другими, настойчиво объясняя им нехитрый тезис о том, что вы сейчас будете продолжать валяться в грязи, то потом по вам пройдет кто-то весь в белом. Но миссия эта была неблагодарной, потому что оба «полководца» не желали соглашаться с тем, что любая война должна кончаться миром, а меня, судя по всему, оба считали трусом и предателем. В один прекрасный день это мнение мне надоело, и всякое общение с обеими сторонами конфликта я свел к минимуму.

Все то время, что меня считали главным идеологом кампании в защиту Радия, мне было неловко перед Бабаем, которому я дал слово не мешать его делам после переезда в Москву. Действительно, обещания своего, получается, я не сдержал. Отчасти и пишу я сейчас эту книгу, чтобы объяснить ему и всем интересующимся, что я никогда и никого не предавал, а помощь Радию была единственно возможным мужским поступком.

В оправдание напомню, что договоренности были обоюдными и Бабай тоже брал на себя обязательства отпустить нас с миром. Это обещание он не сдержал первым, благословив старт безумной кампании, затрагивавшей не только Радия, но и его товарищей.

Да и трудно было поступить по-другому, когда я встретил в Москве Радия, который на чужой машине второстепенными трассами выбрался с трудом из республики, где уже созрело решение упрятать его в КПЗ и вынуть из него по сфабрикованному делу все, что он делал и чего не делал.

Молчал как рыба его телефон, который еще месяц назад разрывался от сотен звонков, и каждый звонящий был преисполнен гордостью, если с ним поговорил сам Радий. После начала травли Радий несколько дней провел в абсолютном вакууме, потому что все в республике были уверены, что против такой атаки выстоять даже этому молодому, неглупому и амбициозному самцу не удастся, как не удавалось никому до сих пор. Сопереживали ему многие, украдкой передавали приветы даже те, чьими руками было организовано преследование, но открыто выступить в его поддержку, как считалось, было равноценно увольнению со всех постов без шансов когда-либо их снова занять. А без постов жизнь чиновника теряет всякий смысл.

Разговаривать с ним не хотел никто.

Мы встретились с ним в летнем кафе рядом с моим офисом. Он не был сломлен, достоинства не терял и ничего не просил. Но было видно, что даже он сам считает маловероятным выстоять перед безумной машиной, которая должна была его раздавить только за то, что он, безоружный и одинокий, в самой теоретической вероятности, мог ей, бронированной, тяжеленной и оснащенной ядерными боеголовками, чем-то навредить.

Это было несправедливо.

Мы поговорили о том, что вешать нос ему нечего, потому что в Кремле сейчас сидят не те люди, которые позволят какому-то взбалмошному деду указывать, как им вести кадровую политику во вверенных подразделениях. И что все, что нам нужно сделать – это довести до Суркова информацию о том, что и почему происходит вокруг Радия.

Дальше вы знаете.

После того, как «радиевские» возродились (то есть их стало двое, собственно, Радий и я), люди стали выходить из состояния «грогги» и телефон бывшего главного нукера Бабая начал оживать. Сначала самые принципиальные стали понимать, что вовсе не обязательно погибнут сразу же, после того, как поднимут голову. Позвонил депутат Госдумы, наш ветеран Афгана и Чечни полковник Иршат Ф., по-военному доложивший, что из окопа в окоп бегать не собирается и попросивший дать указания, в кого и из каких орудий стрелять. Позвонил другой депутат Думы, который тоже был не в восторге от возможности получить «билет на войну», но сказал, что если позволить так раздавить Радия, то за ним раздавят любого, кто не примет заведомо шулерские правила игры.

Мы были уверены и оказались правы, что не станет перебежчиком ни один из наших товарищей-«младореформаторов». Урал Х. и Саша С. после отъезда лидера оставались еще какое-то время в республике и говорили, что никуда оттуда не поедут. Пришлось вытаскивать их в Москву почти силой, потому что там в их адрес уже полетели первые «ласточки»… Самым гнусным поступком того лета было, например, чье-то выдающееся политическое решение отчислить сына-первоклассника одного из нас из школы за пару дней до начала учебного года. Я не атеист и искренне желаю гореть в аду тому, кто это придумал. Как и, например, тому крупному государственнику-маккиавеллисту, который поймал на мелком правонарушении одного из бывших студентов Радия и заставил его написать в милицию заявление о том, что якобы он сдавал экзамены за деньги.

По большому счету разочарование было только одно – когда увидели новость о том, что некогда уважаемый нами председатель избиркома Барый К. понаписал небылиц в заявлении в милицию, мол, такой нехороший Радий, заставлял меня отдать голоса от «Единой России» в пользу коммунистов. Читатели этой книжки уже в курсе, кто, как и зачем регулировал уровень популярности партий в республике. Нравились нам такие подходы или нет – никто не спрашивал.

Так или иначе – все эти доносы благополучно осели в архивах. Однако при всей абсурдности их содержимого у меня нет однозначного ответа на вопрос, каковы были бы перспективы сфабрикованных уголовных дел, если бы Кремль не проявил принципиальность и дал в обиду своего даже еще не назначенного сотрудника. Возможно, Радий и некоторые из его друзей проживали бы сейчас в колонии-поселении.

Интересно, а нынешние обитатели Кремля тоже «зададут Бабая», если просидят у власти с его срок? – думал я тогда…

Трудно не «задать Бабая», когда вокруг созданный лично дорогим тобой дивный мир

 

А что не так?

А что не так? Этот вопрос Бабай часто задавал, когда его упрекали в чем-либо. Ну, то есть в лицо, конечно, его упрекали в чем-то крайне редко, только через оппозиционные выступления или СМИ, а так – даже при увольнении президент России под камеры вот говорил только о выдающихся заслугах главы республики.

Действительно, а что в действиях деда было неправильно?

Я знаю точно, что к руководству регионом он относился совсем не как многие менеджеры современной формации, стремящиеся выжать из госслужбы возможность освоить максимальное количество госсредств, максимально быстро их вывести за пределы Российской Федерации и там осваивать их уже в личных нуждах, обставляя свой быт настолько роскошно, насколько это возможно.

Бабая роскошь не интересовала вообще. Он жил в центре столицы в весьма скромном государственном двухэтажном доме, который по уровню отделки и оборудования не дотягивал даже до жилищ республиканских бизнесменов средней руки. Его кабинет своей аскетичностью сражал любых посетителей наповал. Более облезлого кабинета лично я не видел ни у одного губернатора из приблизительно двадцати, в которых довелось побывать. Полагаю, что ни у кого из них мебель в кабинетах точно не стоит с 70-ых годов. Это знакомый многим моим сверстникам по родительским гостиным лакированный гарнитур, в котором лак местами облупился, но Бабай лакировать его заново не разрешал, не мотивируя это никак:

– Зачем? Не надо.

Для передвижения по городу Бабай использовал положенный ему по статусу «мерседес» с-класса, но совершенно «пустую», а не топ-версию, естественную для всех его коллег по губернаторству или большому бизнесу. Когда ехать нужно было по столице республики большим десантом чиновников, чтобы не пугать народ длинными кортежами, Бабай велел всем садиться в обычный большой автобус, или микроавтобус «Фольксваген», или «Форд» – тоже, в общем, не элитарные членовозы. Также в президентском гараже имелась вазовская «десятка» – это если нужно куда-то приехать, чтобы никто не понял, что это приехал хозяин республики.

Однажды мы с двумя друзьями беседовали о том – о сем недалеко от крылечка Белого дома. Вдруг друзей постиг культурный шок:

– О, смотри, какой-то му..ак подъехал на «десятке» прямо ко входу!

Обычно машины останавливались у «кирпича» метрах в пятидесяти от центрального подъезда, но на «десятке» был тот, кому можно было и прямо к двери:

– Ребят, этого му..ака все тут зовут Бабаем вообще-то, он просто ездил на «десятке», проверял, что происходит где-нибудь, когда там его нет.

Например, рассказывает какой-нибудь министр о героической стройке века, которая не останавливается ни на минуту, и Бабай, в ходе плановой поездки, действительно видит, что объект кишит как муравейник. А потом приезжает он на «десятке» и видит только Ровшана и Джамшута, которые мирно курят на лавочке, где только что был героический оперативный штаб. Потом министру взбивают холку, а еще раз шутить с Бабаем охота у него пропадает. Жаль только, что не все время ездил дед на «жигулях».

В районы, как я уже писал, он ездил на «лексусе», который тоже не был каким-то космическом агрегатом. Сам Бабай в районах объяснял свои транспортные предпочтения так:

– Я вот к вам сегодня проехал 450 километров, и у меня в программе 20 объектов, и все потому, что у меня не наша машина – дерьмо, а нормальная, на которой и быстро, и комфортабельно.

То есть в машинах он ценил исключительно практические свойства, а не качество обивки, отделку деревом или тюнинг от «Гимбалла».

Отдыхал Бабай в выходные на государственной даче, где тоже сусальное золото не струилось с потолков. Ну дача себе и дача. Баня есть. Бильярд тоже – как же без единственного хобби. Опять-таки бывали мы на дачках раз в десять покруче у глав регионов раз в десять победнее. Отпуск, как правило, проводил в простеньком государственном санатории в республике, а не на Бора-Бора. Был я в его тамошнем номере, который на время отпуска просто становился его офисом, номер как номер, ничего выдающегося.

Летал президент, как известно, рейсовыми самолетами. На обычном кресле бизнес-класса. Правда, как-то раз кто-то из окружения деда «перебдел» – отправил купившего себе на горе билет в бизнесе на один рейс с Бабаем коммерсанта от греха подальше в эконом-класс к народу, а когда он попытался возразить, объяснил, что может и вообще с рейса снять, но это уже, так сказать, «перегибы на местах». Свита в желании угодить патрону обычно заходит куда более далеко, чем он сам, да и не слышал я, чтобы это было обычной практикой. Когда мне приходилось летать рядом с Бабаем – он ни разу никого от себя не отселял.

Питался Муртаза Губайдуллович (да и сейчас явно на мишленовскую кухню не перешел) всегда обычной деревенской едой с легким национальным колоритом – отварное мясо, беляши, кумыс. На приеме у президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, где соседей встречали с межгосударственным размахом и подавали скрипачей, арфистов и фуа-гра, Бабай, сидя рядом с Нурсултаном Абишевичем, все хихикал и спрашивал:

– Нурсултан Абишевич, мы же с тобой оба кочевники, с каких это пор у нас в казане вот эта фуа-гра завелась?

Нурсултан Абишевич охотно развивал тему, он действительно считал, что народы их – почти один народ, и к Бабаю относился как к родному брату.

Не раз и не два дед обедал совсем не фуа-грой прямо на полевом стане с трактористами. Выглядел он при этом абсолютно счастливым человеком.

Ну, видимо, я уже уговорил читателя, что мой бывший шеф – крайне аскетичен и неприхотлив. Теперь предстоит задачка посложнее – попробовать убедить вас в том, что он действительно искренне считал своим предназначением в жизни работу на благо, так сказать, простых людей, населения респеблики.

Это действительно было так, об этом прямо говорила вся логика управленческих решений.

Всякий раз, подготавливая что-либо на рассмотрение начальника, его подчиненные пытались заранее просчитать его реакцию. Мне нередко приходилось слышать в диалогах министров и вице-премьеров что-то вроде:

– Блин, ну приди в себя! Эту реструктуризацию Бабай никогда не разрешит – тут же триста человек без работы останется.

Или:

– Нет, непроходной вариант. Бабай, как всегда, начнет говорить, что население не должно страдать.

Бабай увлеченно занимался тем, что он считал реальным решением проблем людей, ему приносило удовольствие строительство всех этих дорог, газопроводов, школ и больниц.

Есть только одно «но». Он расценивал все эти объекты как подарки от себя лично населению республики и требовал соответствующего к ним отношения, что это добрый дедушка о нас заботится, от себя оторвал и им отдал.

В силу своего восточного менталитета для Бабая никогда не было разделения на «моё» и «государственное». Раз он тут президент – значит тут все его, он может распоряжаться всеми без исключения процессами. Он считал себя эдаким главой семьи, где родни – четыре миллиона человек. Среди которых есть близкие родственники, в первую очередь жена, с которой надо совет держать, потому как «с давних времен бабы многое лучше мужиков понимали»; есть братья, которым он доверяет как себе; есть шустрые племянники, которых можно по разным поручениям назначать; много кто еще есть, включая «седьмую воду на киселе», огромную аморфную и временами неблагодарную массу, о которой, тем не менее, тоже положено заботиться главе семьи.

В семье есть разделение и по географическому принципу. Есть зауральцы, соседи по району. Они «голубая кровь», самые надежные и честные, с точки зрения деда, люди. Таких можно уверенно назначать на какие угодно должности, они не подведут. Недостаток образования они компенсируют крестьянским усердием и смекалкой. Есть хитроватые члены семьи с северо-запада, упорно считающие себя татарами, а не соплеменниками Бабая. За ними нужен глаз да глаз. Есть жители нашего миллионника, одного из десятка крупнейших в России, особенно нелюбимые Бабаем «фраера», столичные штучки, которым сколько ни дай – все мало. Есть представители малых городов, которые непонятно зачем бросили родные деревни и теперь мучаются там без коровы, без хозяйства, отрываются от корней и пьют горькую с утра до вечера.

Алкоголизм Бабая тревожил чрезвычайно. Особенно обострилась ситуация, когда, одновременно с ростом акцизов, водка сильно подорожала и шустрые дельцы начали продавать по всей России восхитительные напитки с романтическими названиями «Трояр», «Лана», «Максимка» и тому подобное. Эти жидкости назывались «стеклоочистительными» или «антисептическими», акцизов на них не требовалось никаких вообще, поэтому стоили они дешевле любого самогона – по паре десятков рублей за пятилитровую бутыль. В бутыли при этом, естественно, разливали спирт. Если повезет – этиловый, пусть и самого дрянного качества. А если нет – метиловый, со всеми ужасающими последствиями, мучительной смертью или полной слепоты, что, возможно, и похуже смерти для деревенского безработного, который и зрячим-то жил не слишком хорошо.

Бабай каждое утро начинал со сводки статистических данных – родилось, женилось, умерло и так далее. Однажды он ознакомился со статистикой смертей от стеклоочистительных жидкостей и потребовал любыми средствами остановить этот ползучий геноцид населения.

Продажа «Трояра» и ему подобных, приносившая те самые прибыли, в погоне за которыми капитал не остановится ни перед каким преступлением, процветала в то время по всей стране. И нигде победить ее не удавалось то ли потому, что на то не было законных оснований, то ли потому, что вводить соответствующие законные основания не хотелось кому-то, с кем кто-то делился этими самыми сверхприбылями. Возможно, делились и в нашем регионе, потому что логистика продаж бормотухи по всей республике была выстроена молниеносно и практически идеально. «Трояр» можно было купить в любом сельпо.

Бабай действительно переживал за людей, травившихся этой дрянью, провел сто совещаний по этой теме, созвал комиссию по борьбе с «Трояром» во главе с Радием, которому поручал все безнадежные проекты, открыто требовал остановить это безобразие любыми, законными или незаконными способами. В республике, как водится, прошла шумная кампания по борьбе с пойлом, шефу доложили, что все стало в порядке, и он переключился на что-то еще. А пьет ли народ и по сей день стеклоочистители – не знаю. Скорее всего, да.

Он постоянно увлекался чем-то, что, как он считал, может улучшить жизнь народа. После войны с «Трояром» он стал культивировать патронатное воспитание детей, суть которого сводилась к тому, чтобы детей из детских домой отдавать в семьи на патронатное воспитание вместе с небольшим финансированием и без усыновления, что сложно с правовой точки зрения, да и на что нелегко решиться с моральной. Мы написали и реализовали целый медиаплан по этой теме, и патронатное воспитание начало постепенно прививаться. Бабай смотрел статистику и искренне, по-мальчишески радовался:

– Вот же, смотри! Сколько детей в семьях будут расти, а не в детдоме!

…Глядя на этого искреннего и порядочного человека, хотелось служить ему беззаветно и преданно всю оставшуюся жизнь.

Можно до бесконечности приводить примеры человеческого отношения деда к людям и доказывать его бескорыстное служение государству.

Но у выданного деду на прощание Ордена «За заслуги перед Отечеством I степени» есть и другая сторона.

Каждому, кто хоть иногда читает газеты или не пропустил соответствующую главу этой книжки, известна история башкирского ТЭКа. Сам Бабай говорит, что он просто прятал нефтянку от недружественного поглощения, чтобы она и дальше служила «на благо жителей республики». Когда заводы были проданы, он продолжал рассказывать окружающим, что деньги от продажи, сложенные в упоминавшихся здесь четырех благотворительных фондах, будут работать на благо людей. После отставки он позиционировал себя эдаким «добрым волшебником», который, как и раньше, по собственному разумению будет делать добрые дела на нефтяные деньги республики. Почему два миллиарда долларов за продажу достояния республики при этом заплатили именно ему – история умалчивает.

Также на оборотной стороне заслуг перед Отечеством отношения Бабая с людьми, которые позволили себе ему перечить в тех вопросах, в которых он считал себя крупнейшим специалистом.

Несколько таких историй взаимоотношений вы видели в этой книжке. Некоторые из них неизвестны или уже забыты.

Среди таковых – предание анафеме и вышвыривание на обочину жизни десятков достойных людей, которые, как считал Бабай, в чем-то перед ним провинились. Злые языки говорят, причем, весьма небезосновательно, что чаще всего виной политика была его слишком прогрессирующая популярность в народе и в элите. В других случаях нередки были проявления простого самодурства.

Известнейший и уважаемый академик Марат А. был с позором изгнан с должности директора Института глазных болезней всего лишь потому, что Бабай решил, что он назначил себе слишком высокую зарплату, тысяч 100, если правильно помню. Но если А. от этого менее уважаемым и успешным человеком не стал, то были случаи, когда жизнь отверженного дедом человека заканчивалась в физическом смысле.

Популярный среди татарского населения республики певец Венер М. имел неосторожность участвовать в предвыборной кампании Ралифа Савина. После подведения итогов выборов и опубликования инициированного нами громкого заявления Бабая о недопустимости сведения счетов с политическими оппонентами увольнять М. с работы в государственной филармонии его не стали. Но концертная деятельность артиста вдруг перестала ладиться, а когда ему удавалось где-то выступить – неизвестные молодчики в первых рядах свистели и улюлюкали. В итоге все закончилось трагично – певец повесился на рояле.

Допускаю, что Бабай не был в курсе травли М., но если бы он действительно хотел, чтобы таких случаев не было – он бы за считанные часы довел до своей системы, что так делать не надо, а не просто ограничился пиаром, к которому система не прислушивалась никогда, повинуясь только привычным разнарядкам сверху. Что-то мне подсказывает, что тогдашний министр культуры лихой зауралец И. был в курсе мельчайших подробностей операции возмездия политически неграмотному артисту.

Однажды Бабай неожиданно изгнал с работы главу одного из районов. Хороший был парень, совестливый. Уж не знаю, что ему на прощание сказал президент, но после этого, в присутствии в доме жены и детей, экс-глава закрылся в одной из комнат своего дома и повесился.

И если бы перечень неблаговидных дел республиканской власти эпохи Бабая на этом заканчивался – не было бы никогда ни недовольных жителей республики, ни досрочного увольнения.

 

Эпилог

Слишком толстой эту книжку я делать не хотел, а потому рано или поздно нужно все-таки заканчивать повествование о черном и белом в личности уже успевшего за время моего стучания по клавиатуре стать бывшим президентом республики человека.

Пора приступать к выводам – чего же в нем все-таки больше, плохого или хорошего? И хорошо ли, что именно он руководил республикой? А хорошо ли, что так долго?

Подмывает, конечно, уйти в демагогию и попробовать понравиться всем: «С одной стороны… С другой стороны…» Но это вряд ли кому-то интересно, и вряд ли это была бы честная позиция. Я знаю о Бабае слишком много, чтобы не иметь четкого мнения – положительный он герой или отрицательный. И мой ответ – положительный, каким бы парадоксальным это мнение кому-то ни казалось, особенно после всего вышеописанного.

Давайте пофантазируем на тему, что было бы по-другому для жителей республики, если бы в начале 90-ых к власти в республике пришел не наш опытный хозяйственник и грамотный специалист со странноватым миксом из советских и западных ценностей в голове, а либерального толка руководитель, какими были большинство губернаторов тех времен?

Итак, добро пожаловать в альтернативное прошлое республики.

В первый год правления молодого симпатичного губернатора были разрозненно приватизированы предприятия ТЭКа. В ходе приватизации было много стрельбы и разборок, владельцы сменялись несколько раз, перед тем как уже в двухтысячные вся республиканская нефтянка, в весьма потрепанном состоянии, перешла одной из существующих ныне солидных олигархических структур. Структура, кстати, имеет головной офис в одной из двух российских столиц и платит налоги там.

Свежезахватившие в 90-е каждый из заводов временные владельцы, понимая, что завтра их могут погнать бойцы пошустрее, выжимали из заводов последние соки, и близко не помышляя ни о модернизации, ни об экологических проблемах. В результате в середине 90-ых на одном из заводов произошел взрыв, экологические последствия которого не ликвидированы до сих пор. В столице до сих пор трудно дышать, порог связанных с плохим экологическим фоном заболеваний – один из самых высоких по стране.

Зато с демократией в республике все двадцать лет был полный порядок! Губернаторы менялись уже 6 раз, каждый из которых привозил всегда с собой новую команду управленцев, каждый из которых уезжал потом из республики на ПМЖ куда-то в район Женевского озера. Жестокими были схватки за кресло мэра столицы, двух кандидатов убили, один из бывших мэров сейчас находится в международном розыске по подозрению в заказе одного из этих убийств. Примерно то же самое, только в миниатюре, происходило во власти других городов и районов.

Власть в республике принадлежала народу! В том смысле, что руководителей ни республики, ни городов, ни предприятий никто даже и не думал слушать. Все приказы и распоряжения благополучно отправлялись в игнор, каждый был сам себе начальник, и каждый вертелся как мог. Программы всякого государственного строительства, в конце концов, просто перестали принимать, ввиду полного отсутствия смысла марать бумагу.

Аэропорт столицы региона развалился почти полностью, потому что в республиканском бюджете гулял ветер, а появлявшиеся на горизонте пара инвесторов так и не смогли договориться о размерах откатов ни с одним уровнем власти, так как каждый уровень говорил, что его решение – основное и ему надо отдать больше всех. Остальные государственные и полугосударственные здания тоже развалились почти полностью. Пышным убранством сверкают только кабинеты президента, министров и других руководителей. Также ярко, стильно и современно выглядят многочисленные увеселительные заведения, где, как в любом продвинутом городе страны, всегда почти открыто продавался кокаин.

Активна была жизнь криминального мира республики. Бандитские группировки с большим успехом выиграли соревнование у милиции за право контролировать жизнь республиканских сел и городов. Единственная проблема – они все 90-е не могли договориться между собой о четком взаимном делегировании полномочий, а потому были вынуждены собирать на площадях по 20—30 «девяток» и «бумеров» цвета «мокрый асфальт» для снятия острых вопросов, что являлось заметной графой в разделе молодежной смертности статистических сводок. Были надежды на перемирие в связи с избранием в 1993 году на пост мэра столицы Коли Ржавого, но они не оправдались, ввиду чрезмерных амбиций г-на Ржавого и его скорого отъезда на постоянное место жительства в неизвестном направлении….

Здесь я заканчиваю свое гротескное повествование, потому что, вероятно, все уже поняли, что я этим хотел сказать. О том, что хорошего было бы при демократии вместо порядков Бабая – тоже необходимо упомянуть. Были бы гражданские свободы. Была бы рыночная экономика, которая, безусловно, давала бы больше возможностей для активной части населения и в долгосрочной перспективе дала бы более хороший результат, чем административно-командная экономика. Были бы независимые СМИ, вместо наших ужасающе совковых газет и телевидения. У моих молодых и наглых друзей, которые голосовали за Сергея Веременко, потому что устали от стабильности, безусловно, жизнь была бы веселее и наверняка с более значительными шансами заработать миллион.

А при Бабае проще жилось моей маме-учительнице. Она и остальное большинство жителей республики осознанно в девяностые выбрали пусть старомодную и аморфную, но предсказуемую, не криминальную, хоть как-то о них заботящуюся власть.

Да, Бабай, случалось, поступал с людьми, как с Радием. Но, к сожалению, при долгом нахождении у власти у большинства нормальных ранее людей развивается одна на всех болезнь – смещение системы нравственных координат. Больной перестает мыслить категориями «честно» или «подло», он принимает все решения только исходя из политической целесообразности.

На начальных стадиях заболевания больной, как правило, беспокоится о прогрессирующей потере человеческого облика и пытается противостоять недугу. Он переживает, не спит ночами, спрашивает старых друзей, не стал ли он похож на козла, общается с так называемыми «простыми людьми» (нравятся мне люди, придумавшие этот термин, признающий существующее в нашей стране разделение людей на «простых» и «непростых»).

Честно признаю, что даже у меня, за пару лет на не бог весть какой должностишке кое-какие симптомы начали проявляться вовсю. К счастью, близкие пресекли болезнь жестко и эффективно. Но побеждают этот недуг не все.

Бабай под закат карьеры все-таки сдался на милость победившей болезни Великого Вождя, окончательно поверив в свою непогрешимость и верховенство политической целесообразности над моралью и над семейными ценностями.

Вокруг были только те, кто убеждал его каждую секунду в том, что он идеален и все, что он делает – делается на благо республики, прямо как в книжке Дюма. И если раньше, пока он был еще упертым и цепким, он пытался хоть иногда прислушиваться к кому-то, то в последние пару лет у власти автоматически записывал в негодяи и предатели всех, кто хоть в чем-то с ним не соглашался.

Именно в эти годы деда уговорили на все решения, которые в учебниках по истории республики будут приводиться в качестве примеров «политических просчетов руководства республики». И это снова и снова возвращает нас к избитой истине. Уходить любому Великому Вождю нужно вовремя, не дожидаясь «осени патриарха».

Этой осенью – все становятся одинаковыми.

Именно все. Абсолютно все. И даже тот, о ком вы подумали.

Продолжение – следует.