Защита жертв преступлений

Мусаев Мурад Алаудинович

Глава шестая

Возмещения вреда потерпевшему в порядке гражданского иска в судопроизводстве РФ

 

 

§ 1. Соотношение средств защиты исковых интересов потерпевшего в уголовном и гражданском судопроизводстве

В предшествующей главе мы затронули общие проблемы, связанные с предъявлением гражданского иска в уголовном судопроизводстве в качестве одной из прерогатив потерпевшего и средства защиты его имущественных интересов. Однако возникает необходимость рассмотрения общих проблем исковой формы защиты интересов жертв преступлений с учетом возможностей, предоставляемых различными процессуальными отраслями видов судопроизводства – уголовного и гражданского.

Для жертв преступлений, независимо от факта признания их потерпевшими, основным, а чаще всего и единственным способом возмещения ущерба является исковая форма, гарантированная Конституцией РФ как право судебной защиты. В случаях, когда ущерб, обусловленный совершенным преступлением, и виновный установлен, право на его возмещение реализуется путем предъявления гражданского иска в уголовном деле либо в общеисковом порядке гражданского судопроизводства. Лицо, понесшее в результате преступления вред, становится гражданским истцом в уголовном деле не автоматически, а лишь после подачи искового заявления и признания его таковым соответствующим решением. Время подачи гражданского иска в уголовном процессе определяется самим лицом, пострадавшим от преступления. Никто, однако, не лишает права потерпевшего по уголовному делу заявить свои требования в гражданском, а не в уголовном процессе на общих основаниях в соответствии ст. 22 ГПК. Здесь проявляются диспозитивные начала в реализации процессуальных прав, хотя в целом в уголовно-процессуальном праве действует начало публичности, социально-правовое значение которого заключается в том, что интересы государства обязывают принимать меры по охране прав и свобод человека и гражданина.

Альтернативой предъявления гражданского иска в уголовном процессе, как видим, является право отказаться от предъявления иска в уголовном деле и воспользоваться защитой своих интересов средствами гражданского процесса. Такой способ защиты имущественных интересов жертвы преступления может быть вынужденным в случаях, когда отказано в возбуждении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям либо при невыполнении обвиняемым принятых на себя обязательств по возмещению ущерба в ходе производства по уголовному делу. Возможен и случай непредъявления потерпевшим гражданского иска в уголовном деле по причинам субъективного характера либо длительной волокиты расследования и рассмотрения дела. В соответствии с правилами гражданского судопроизводства «заинтересованное лицо вправе в порядке, установленном законодательством о гражданском судопроизводстве, обратиться в суд за защитой нарушенных либо оспариваемых прав, свобод или законных интересов» (из ст. 3 ГПК РФ). При обращении в суд с иском в порядке гражданского судопроизводства потерпевшему приходится доказывать факт причинения вреда ответчиком. Если же обращение с иском имеет место после рассмотрения уголовного дела, истец (потерпевший) имеет возможность сослаться на обстоятельства, уже установленные приговором как бесспорные, что прямо предусмотрено ст. 61 ГПК РФ: «Обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным постановлением по ранее рассмотренному делу, обязательны для суда. Указанные обстоятельства не доказываются вновь и не подлежат оспариванию при рассмотрении другого дела, в котором участвуют те же лица. …Вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действий лица, в отношении которого вынесен приговор суда, по вопросам, имели ли место эти действия и совершены ли они данным лицом».

Истцы по искам о возмещении имущественного и (или) морального вреда, причиненного преступлением, при обращении в суды общей юрисдикции, а также к мировым судьям освобождаются от уплаты государственной пошлины.

Рассмотрение гражданского иска в уголовном деле имеет для потерпевшего существенные преимущества перед рассмотрением его в гражданском процессе. Касается это, прежде всего, условий доказывания правовых оснований и обоснования размера исковых требований. В условиях гражданского судопроизводства доказательства представляются сторонами (истцом и ответчиком) и другими лицами, участвующими в деле. При этом каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений (статья 56 ч.1 ГПК РФ). Таким образом, истец (в нашем случае – жертва неправомерных действий), заявивший исковые притязания, вытекающие из причинения вреда (Глава 59 ГК РФ), принимает на себя бремя доказывания всех юридически значимых обстоятельств. В некоторых случаях, но далеко не всегда, ему может прийти на помощь прокурор. В частности, прокурор может обратиться в суд с иском в защиту прав, свобод и законных интересов гражданина в случае, если гражданин по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не может сам обратиться в суд. Кроме того, прокурор вправе вступить в процесс и давать заключение по делам о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью (ст. 45 ГПК РФ). Однако в этом последнем случае он не обязан собирать доказательства и обосновывать исковые требования.

Деятельность гражданского истца в уголовном процессе существенно облегчается, ибо доказывание обвинения, определяющего связь причиненного ущерба с действиями виновного, составляет обязанность обвинителя (прокурора), с истца снимается бремя поиска ответчика, сокращаются сроки разрешения исковых претензий. Крайне облегчает положение гражданского истца и то, что в предмет доказывания по уголовному делу входит установление характера и размера вреда, причиненного преступлением (ст. 73, ч.1, п. 4 УПК РФ). Эти данные являются уголовно релевантными, могут влиять на квалификацию действий обвиняемого и меру наказания. Доказывание их возложено на обвинителя. Всё это должен знать будущий истец (потерпевший), и было бы целесообразно предусмотреть в законе обязанность должностных лиц органов расследования и суда не только разъяснять пострадавшему его право на предъявление гражданского иска в уголовном процессе, но и последствия непредъявления гражданского иска, а также отказа от иска.

Гражданский иск в уголовном процессе – это комплексный уголовно-процессуальный правовой институт, который представляет собой совокупность норм, регулирующих общественные отношения по поводу имущественных последствий преступления в сфере уголовного судопроизводства, и включает в себя, в силу единства материальных гражданско-правовых отношений в уголовном и гражданских процессах, элементы гражданско-процессуального метода регулирования. Вместе с тем – это заявленное при производстве по уголовному делу требование гражданина или юридического лица о возмещении имущественного и морального вреда, причиненного преступлением, к обвиняемому или лицам, несущим материальную ответственность за действия обвиняемого.

Лицо, виновное в моральном или материальном ущербе, несет юридическую ответственность. Считается, что юридическая ответственность является формой государственного принуждения. Так, С.С. Алексеев определяет ответственность как государственное принуждение, выраженное в праве, и выступает как внешнее воздействие на поведение, основанное на организованной силе государства и наличии у него «вещественных» орудий власти и направленное на внешне безусловное (непреклонное) утверждение государственной воли.

Как полагают другие авторы, юридическая ответственность – это государственное принуждение к исполнению требований права, содержащее осуждение деяний правонарушителя государством и обществом.

Юридическая ответственность – государственное принуждение к исполнению требований права, правоотношение, каждая из сторон которого обязана отвечать за свои поступки перед другой стороной, государством и обществом. В этом определении фактически объединены две концепции понимания юридической ответственности: как принуждения и как правоотношения. Отсюда вывод: потерпевший – это физическое либо юридическое лицо, которому преступлением причинен тот или иной вред, обладающее процессуальным правом использования правовой формы государственного принуждения для восстановления нарушенных прав.

В УК РФ в качестве результата посягательства, наряду с категорией «вред», употребляются такие понятия, как «ущерб», «нарушения прав законных интересов» и разного рода нежелательные «последствия».

Кроме того, следуя смыслу ч. 1 ст. 42 УПК РФ, речь в ней ведется о потерпевшем, которому вред реально причинен. Однако уголовное законодательство берет под защиту не только лицо, в отношении которого было совершено оконченное преступление, но и лицо, в отношении которого было совершено покушение, поскольку в данном случае причинение вреда не исключается. То есть уголовно-правовое понятие потерпевшего предусматривает реальное и потенциальное причинение вреда.

Гражданский иск может предъявляться как потерпевшим, так и иным лицом (физическим или юридическим), понесшим имущественный вред от преступления, а равно другими лицами, действующими в их интересах (законные представители, управомоченные государственные органы и др.). Закон также предоставил право предъявления и поддержания гражданского иска прокурору в интересах государства или в интересах отдельных граждан, в частности, – несовершеннолетних, а также лиц, признанных в установленном порядке недееспособными, – которые не могут сами защищать свои права и законные интересы (ч. 3 ст.44 УПК РФ).

Что касается исков о возмещении вреда, причиненного в результате гибели кормильца, причиненного повреждением здоровья, возмещении причиненного материального ущерба, если определение ущерба требует заключений специалистов, экспертов и т. д., такие иски, как правило, в уголовном судопроизводстве не рассматриваются.

Действующее законодательство не требует обязательного рассмотрения иска, вытекающего из уголовного дела, совместно с последним. Он может быть рассмотрен в порядке гражданского судопроизводства и до рассмотрения уголовного дела. Лицо, признанное потерпевшим, при таких обстоятельствах не вправе вновь заявлять иск в уголовном процессе. Отказ в иске в порядке гражданского судопроизводства лишает истца права вторично предъявлять тот же иск по уголовному делу.

Гражданский иск как средство защиты права и законных интересов потерпевшего недостаточно эффективен в силу многих причин, в том числе и по причине низкой раскрываемости преступлений, и в силу недостаточной платежеспособности виновного, и в силу трудностей исполнения приговора в части имущественных взысканий. Данная проблема обсуждалась на 5 Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Женева, 1-12, сентября 1975 г.), который в своих рекомендациях отметил: «…символическое возмещение вреда вряд ли сможет хотя бы частично компенсировать боль и страдания, перенесенные потерпевшими и их семьями».

Если преступление осталось нераскрытым, преступники не найдены и не наказаны, иск о возмещении вреда предъявлять некому. Практически невозможно получить возмещение ущерба и во многих случаях, когда преступники установлены и осуждены. Даже в тех условиях, когда преступник отбывает срок лишения свободы, нет никаких гарантий того, что нанесенный им ущерб будет возмещен. На протяжении последних десяти лет около половины осужденных не работают в местах лишения свободы из-за отсутствия таковой. Если же осужденный работает, то заработанные им деньги распределяются не в интересах потерпевшего. Согласно ст. 107 УИК РФ из заработка осужденного вначале удерживает налоги государство, затем удерживаются алименты на детей осужденного, следом идет покрытие государству его расходов по содержанию осужденного (стоимость питания, одежды, обуви и т. д.). Кроме того, осужденному закон гарантирует зачисление на лицевой счет 25 % его заработка, в колониях-поселениях – 50 %. В итоге на возмещение ущерба жертвам преступления практически ничего не остается. Представляется, что такой подход к возмещению вреда потерпевшему не отвечает ни конституционному принципу защиты потерпевших, ни задачам уголовного судопроизводства, указанным в ст. 6 УПК РФ. Виновное лицо должно нести материальное взыскание прежде всего в пользу потерпевшего, а не в пользу государства в виде штрафов. Работа правоохранительных органов и суда уже оплачена из бюджета государства, который формируется, в частности, и из налогов, выплачиваемых потерпевшими.

Материальная ответственность – наиболее эффективная мера наказания и должна появиться в уголовном законодательстве как форма ответственности за преступление перед потерпевшим, наряду с иными мерами наказания виновного, которые для его исправления и предупреждения совершения новых преступлений применяет государство. В этой связи весьма уместным является не раз высказанное в литературе предложение о возвращении в число наказаний Уголовного кодекса РФ обязанность осужденного загладить причиненный вред (ст. ст. 21 и 32 УК РСФСР, действовавшим до конца 1996 г.).

Проблемы, относящиеся к определению надлежащего истца, размера вреда и лиц, ответственных за его возмещение, представляются достаточно сложными, требующими детального рассмотрения.

При рассмотрении правового положения гражданского истца обращают на себя внимание различия формулировок ч. 1 ст. 44 УПК РФ и ч. 1 ст. 54 УПК РСФСР относительно круга лиц, имеющих право на предъявление иска. УПК РФ применительно к гражданам вводит более полную формулировку, т. к. по УПК РСФСР лица без гражданства формально не имели права на предъявление иска в уголовном процессе, хотя при практическом применении закона никто не сомневался в том, что такое право у них существует. В отношении же юридических лиц новый закон использует более компактную формулировку, обобщающую их организационно-правовой статус и учитывающую положения главы 4 ГК РФ «Юридические лица». Круг лиц, имеющих право быть гражданскими истцами, более рационально, точно и компактно, чем прежде, изложен в ч. 1 ст. 44 УПК РФ.

Касаясь проблемы возмещения морального вреда, необходимо отметить, что формулировка закона (ч. 1 ст. 44 УПК РФ) неудачна. При буквальном понимании получается, что правом на предъявление требования о возмещении морального вреда обладают лишь лица, признанные гражданскими истцами, т. е. уже заявившие требования о компенсации имущественного вреда. Стало быть, если преступлением причинён только моральный вред, то участие гражданского истца в деле может быть поставлено под сомнение. Однако целый ряд преступных деяний причиняет не столько материальный, сколько моральный или только моральный вред.

В бланке постановления о признании гражданским истцом (приложение 115 к ст. 476 УПК РФ) отсутствует упоминание о компенсации морального вреда. Нелогичность подобной ситуации совершенно очевидна, а чтобы неудачная формулировка закона и пробелы бланка постановления о признании гражданским истцом не создавали практических последствий, их следовало бы изменить, приведя в соответствие с ч. 1 статьи 44 УПК РФ (в ред. Федерального закона от 05.06.2007 N 87-ФЗ): «Гражданским истцом является физическое или юридическое лицо, предъявившее требование о возмещении имущественного вреда, при наличии оснований полагать, что данный вред причинен ему непосредственно преступлением. Решение о признании гражданским истцом оформляется определением суда или постановлением судьи, следователя, дознавателя. Гражданский истец может предъявить гражданский иск и для имущественной компенсации морального вреда».

Упоминание о требовании компенсировать моральный вред, причиненный преступлением, должно содержаться и во вводной части постановления о признании гражданским истцом.

Автор соглашается с высказанной в литературе критической оценкой ст. 74 УПК РФ, которая не предусматривает возможности использования показаний гражданского истца и ответчика в качестве доказательств по уголовному делу.

В числе субъектов, которые могут нести гражданско-правовую ответственность по гражданским искам о компенсации вреда, могут быть физические и юридические лица, ответственность может быть как индивидуальной, так и коллективной (ст. 1068–1079 ГК РФ):

Действующее гражданское законодательство выделяет особые случаи возможных взысканий за вред: компенсации за моральный вред независимо от вины причинителя вреда (ст. 1100 ГК РФ) и взыскание компенсации за вред не с причинителя вреда, а с лиц, несущих по закону материальную ответственность за его действия (ответственность за причинение вреда несовершеннолетними, лицами, признанными недееспособными и ограниченно дееспособными и др. (ст. 1073–1079 ГК РФ).

Особыми случаями является ответственность:

а) лечебного или иного учреждения, обязанного осуществлять надзор за малолетним, либо лиц, осуществляющих такой надзор на основании договора, если малолетний причинил вред в то время, когда находился под вышеуказанным надзором (п. 3 ст. 1073 ГК РФ);

б) лечебного или другого учреждения, в котором находился несовершеннолетний в возрасте до 18 лет, нуждающийся в опеке или попечении, и которое в силу закона является опекуном или попечителем такого несовершеннолетнего, причинившего вред (п. 2 ст. 1073, п. 2 ст. 1074 ГК РФ);

в) юридического лица или гражданина – в случае причинения вреда его работником при исполнении трудовых (служебных, должностных) обязанностей (ст. 1068 ГК РФ).

Исследуя процессуальное положение гражданского ответчика , необходимо остановиться на следующих проблемах.

По общему правилу вред, причинённый личности или имуществу гражданина, а также вред, причинённый имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объёме лицом, причинившим вред (п.1 ст. 1064 ГК РФ). Однако абзац 2 п. 1 ст. 1064 ГК РФ предусматривает возложение законом обязанности возмещения вреда и на лицо, не являющееся причинителем вреда, что нами было отмечено выше. Это положение закона не всегда учитывается на практике, что приводит к судебным ошибкам, примеры которых и рассматриваются автором.

В соответствии со ст. 54 УПК РФ в качестве гражданского ответчика привлекается тот, кто несёт ответственность за вред, причинённый преступлением. Научная дискуссия по этому вопросу привела к обоснованию мнения, что действующий уголовно-процессуальный закон даёт основания полагать, что не только обвиняемый, но даже и подозреваемый вполне может быть привлечен в качестве гражданского ответчика по уголовному делу. Такой вывод, который мы разделяем, вытекает из того, что закон предоставляет право привлекать физическое или юридическое лицо в качестве гражданского ответчика дознавателю. Между тем дознание производится по уголовным делам, указанным в ч.3 ст. 150 УПК РФ, возбуждаемым в отношении конкретных лиц (ч. 2 ст. 223 УПК РФ). Такие лица имеют статус подозреваемого (п. 1 ч. 1 ст. 46 УПК РФ), а обвиняемый при данной форме расследования преступлений появляется только после вынесения в отношении него обвинительного акта (п. 2 ч. 1 ст. 47 УПК РФ).

УПК РФ, считая подозреваемым и лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело по основаниям и в порядке, установленным главой 20 УПК РФ (п. 1 ч. 1 ст. 46 УПК РФ), не определяет периода времени, в течение которого это лицо может иметь статус подозреваемого.

Федеральным законом от 27 апреля 2004 года «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» статья 100 УПК РФ дополнена частью второй, которая устанавливает, что обвинение в совершении хотя бы одного из преступлений, предусмотренных статьями 205, 205-1, 206, 208, 209, 277, 278, 279, 281 и 360 УК РФ, должно быть предъявлено подозреваемому, в отношении которого избрана мера пресечения, не позднее 30 суток с момента применения меры пресечения, а если подозреваемый был задержан, а затем заключён под стражу– в тот же срок с момента задержания.

Таким образом, в развитии российского уголовно-процессуального законодательства в последние годы обнаруживается своеобразная тенденция к увеличению срока нахождения лица в статусе подозреваемого, либо даже к неустановлению такого срока. Было бы ошибкой не учитывать это обстоятельство и игнорировать применительно к гражданскому иску в уголовном деле. К тому же для обеспечения исполнения приговора в части гражданского иска закон допускает наложение ареста на имущество подозреваемого, обвиняемого или лиц, несущих по закону материальную ответственность за их действия (ч. 1 ст. 115 УПК РФ), т. е. гражданских ответчиков.

Лицо становится гражданским ответчиком после принятия соответствующего процессуального решения, бланк которого для стадии предварительного расследования содержится в приложении 116 к ст. 476 УПК РФ. Недостаток этого бланка, точно так же как бланка постановления о признании гражданским истцом, видится в том, что он не содержит перечня процессуальных прав гражданского ответчика. Этот недостаток вполне устраним путём дополнения указанного приложения перечнем процессуальных прав гражданского ответчика.

Делая общий вывод о процессуальном положении гражданского истца и ответчика, можно прийти к заключению, что некоторые положения уголовно-процессуального закона ущемляют в одинаковых правах то гражданского истца, то гражданского ответчика. Есть все основания полагать, что гражданский истец и гражданский ответчик, исходя из принципа состязательности сторон, должны быть равны в своих правах, а текст закона в этой части должен быть унифицирован и не содержать противоречий и разночтений.

Если гражданский иск не был заявлен в ходе предварительного расследования, то он может быть предъявлен в стадии назначения судебного заседания. Закон обязывает судью выяснить по поступившему в суд уголовному делу, приняты ли меры по обеспечению возмещения вреда, причинённого преступлением (п.5 ст. 228 УПК РФ). Это, естественно, предполагает и право суда признать то или иное лицо гражданским истцом по делу. Кроме того, в этой стадии уголовного судопроизводства судья по ходатайству потерпевшего, гражданского истца или их представителей либо прокурора вправе вынести постановление о принятии мер по обеспечению возмещения вреда, причинённого преступлением. Исполнение такого постановления возлагается на судебных приставов-исполнителей (ст. 230 УПК РФ).

Закон допускает предъявление гражданского иска и после назначения судебного заседания на стадии судебного разбирательства, но только до окончания судебного следствия в суде первой инстанции (ч.2 ст.44 УПК РФ).

В последнее время в сфере полемики оказались не только привычные для многих процессуалистов проблемы, но и уголовно-процессуальные институты, которые в течение многих лет казались незыблемыми. Именно такая ситуация сложилась с весьма неоднозначной, современной практикой рассмотрения гражданских исков в уголовном процессе и разноречивыми попытками ее объяснения.

На страницах юридических изданий стали появляться высказывания, авторы которых выступают за ликвидацию этого института. Аргументы авторов, возражающих против института гражданского иска в уголовном процессе, сводятся в основном к тому, что:

– производство по гражданскому иску не соответствует природе, сущности уголовного процесса, направленного на реализацию уголовной ответственности или освобождение от нее в установленных законом случаях;

– такое производство, как и любое другое рассмотрение гражданско-правового спора, должно основываться на презумпции виновности, при которой каждая из сторон обязана доказывать те обстоятельства, на которые ссылается, в то время как уголовное судопроизводство базируется на презумпции невиновности обвиняемого и органы уголовного судопроизводства не вправе перелагать на него обязанность доказывания;

– процедура рассмотрения гражданского иска вместе с уголовным делом требует более полной правовой регламентации (что затруднительно с точки зрения законодательной техники) либо вынуждает суд использовать по аналогии нормы гражданского процессуального права (что недопустимо или по крайней мере нежелательно).

В подтверждение данной позиции ее сторонниками приводятся многочисленные статистические данные о рассмотрении гражданских исков в уголовных делах, характеризующиеся невысоким процентом рассмотренных исков и большим количеством исков, переданных для рассмотрения в порядке гражданского судопроизводства, и т. д.

На наш взгляд, гражданский иск в уголовном процессе приемлем не только с учетом традиционной практики и оснований, изложенных нами выше (в частности, в силу совпадения элементов предмета доказывания), но и потому, что деяние подозреваемого, обвиняемого, подсудимого или гражданского ответчика противоречит нормам как уголовного, так и гражданского права, является основанием как уголовно-правовой, так и гражданско-правовой ответственности. Одно только единство этих оснований свидетельствует о допустимости рассмотрения гражданского иска в уголовном процессе.

Значительные сложности возникают с определением источников средств для компенсации ущерба жертвам преступления в случаях, когда их невозможно взыскать с виновного. Частично эта проблема может быть решена при условии ратификации Европейской Конвенции по возмещению ущерба жертвам насильственных преступлений (Страсбург, 24 ноября 1983 г.). Необходим отдельный федеральный закон, объединяющий ратификацию конвенции, методики расчета вреда и механизмы применения конвенции. Так, по правилам Европейской Конвенции возмещение ущерба осуществляется государством, если преступник не может быть подвергнут уголовному преследованию, например, не установлен. Государство берет на себя возмещение вреда и в случае, если в отношении виновного применено освобождение от наказания в связи с актами амнистии или помилования, тяжелой болезнью и т. п. В России же возмещение ущерба, причиненного преступлением, производится, как правило, только при наличии приговора суда, что при низком уровне раскрываемости преступлений и высокой её латентности лишает потерпевших возможности возмещения вреда, поскольку виновные в их совершении лица не установлены.

В современной России удовлетворение судом исковых требований жертвы преступления, независимо от того, произошло это в рамках гражданского или уголовного судопроизводства, вовсе не означает, что истец реально получит присужденные компенсации. Известно, что до 40 % судебных решений не исполняется или исполняется в результате длительной волокиты. Это касается и решений по искам потерпевших. В связи с этим в праве появилось понятие разумных сроков , касающихся и отправления правосудия, и исполнения решений судов.

Пунктом 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод закреплено право каждого в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.

Право на судебную защиту, включающее право на исполнение судебного акта, гарантировано статьей 46 Конституции РФ. 4 мая 2010 г. вступили в силу Федеральный закон от 30 апреля 2010 г. N 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» и Федеральный закон от 30 апреля 2010 г. N 69-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок».

Есть основание надеяться, что этими возможностями воспользуются и лица, пострадавшие от преступных посягательств. При рассмотрении дел о присуждении компенсации за нарушение права на исполнение судебного акта в разумный срок следует принимать во внимание, что в соответствии с Федеральным законом от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений» с 1 января 2011 г. вводится новое регулирование в части порядка исполнения судебных актов, предусматривающих обращение взыскания на средства бюджета. В этих случаях применяются положения, установленные главой 24.1 БК РФ.

 

§ 2. Понятие имущественного и морального вреда и вопросы их денежного возмещения

Вред как социальное явление выражается в нарушении любых общественных отношений, препятствует их нормальному осуществлению. Социальный вред всегда посягает на нравственные устои общества, охраняемые нормами права, нормами морали, традиций, обычаев, обрядов. Имущественный вред , причиненный преступлением, нередко кажется более или менее очевидным, и споры чаще ведутся не о его наличии, а о денежной оценке, редко составляющей непреодолимые трудности. Но это не совсем так. Выше, рассматривая проблему оценки жизни, мы видели трудности, возникшие и в отечественной и зарубежной практике, которые преодолеваются далеко не всегда убедительно. При утрате трудоспособности в случае причинения жертве вреда здоровью также возникают сложности, связанные с определением прямого ущерба и упущенной выгоды. Пожалуй, еще сложнее решаются вопросы компенсаций ущерба, связанного с утратой имущества, идёт ли речь о теракте или традиционной краже. Мы видели сложности, возникшие с применением ст. 30 ч. 3 Закона РСФСР «О собственности в РСФСР» (24 декабря 1990 г.), которой несколько опрометчиво устанавливалось: «Ущерб, нанесенный собственнику преступлением, возмещается государством по решению суда». Отделить ущерб, причиненный собственнику преступлением (чаще всего кражей), от имитаций ущерба самим собственником оказалось делом малоперспективным. К тому же неизбежно возникали непреодолимые трудности при доказывании реального наличия вещи на момент похищения и её стоимости. Эта норма при последующем реформировании законодательства была игнорирована.

Правда, Гражданским кодексом РФ при определении общих оснований ответственности за причинение вреда (статья 1064 ч. 1) установлено правило, охватывающие любые случаи его противоправного причинения: «Вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред». Но это касается ответственности причинителя вреда, а не государства. Хотя в той же статье указано, что законом обязанность возмещения вреда может быть возложена на лицо, не являющееся причинителем вреда, ответственность государства должна определяться и определяется специальными нормами, выходящими за пределы Гражданского кодекса. Исключением является ответственность за вред, причиненный самими государственными органами, органами местного самоуправления, а также их должностными лицами, и ответственность за вред, причиненный незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда (статьи 1069 и 1070 ГК РФ).

В тех случаях, когда способом защиты имущественных прав жертвы преступления является гражданский иск, независимо от того, заявлен он в уголовном процессе или в порядке гражданского судопроизводства, доказывание самого факта похищения именно данного имущества со всеми его индивидуальными особенностями и определением стоимости лежит на истце. На доказательствах, представленных в этой части истцом, основывается реституция . Институт реституции в уголовно-процессуальном законодательстве РФ специально не выделен, а в учебной литературе поглощается понятиями «восстановления» прав, возмещения вреда, реабилитации. В специальной юридической литературе понятие реституции раскрывается как возмещение и/или заглаживание вреда при активном участии потерпевшего, общественности и государства, за счет средств виновного: (1) имущественного вреда, причиненного преступлением, путем возврата собственности или возмещения ущерба и расходов, в случае если возврат невозможен; (2) морального вреда, эмоциональных страданий; а также (3) восстановление существенно ущемленных прав потерпевших от преступлений.

Государство, как правило, освобождается от заглаживания такого рода имущественного вреда, и это нашло отражение в некоторых международных пактах. Вместе с тем имущественный вред, причиненный лицу в результате теракта, антитеррористической операции, а также и при совершении иного преступления, если он выразился в уничтожении недвижимости – жилья в виде квартиры, дома, дачи и служебных построек, офисных и производственных помещений и т. п., по нашему мнению, должен возмещаться государством в случае невозможности получения компенсаций за счет виновного. Вред в этих случаях бесспорен и очевиден. Мы полагаем, что при решении вопросов государственной компенсации имущественный ущерб, причиненный преступлением, должен быть разделен на очевидный и неочевидный (скрытый, латентный). Очевидный ущерб – это ущерб, связанный с уничтожением либо повреждением объектов недвижимости. Он легко обнаруживается и оценивается с учетом рыночной конъюнктуры и может быть возмещен государством без обращения жертвы за судебной защитой.

Неочевидный ущерб обычно связан с кражами (тайным похищением имущества), но может сопровождать и другие преступные посягательства. Вопрос о том, было ли действительно это имущество и какова его подлинная стоимость, требует специального выяснения, что может быть с определенной степенью надежности установлено лишь с применением судебных процедур. В этом случае жертве преступления должна быть предложена исковая форма защиты интересов с перенесением на истца бремени доказывания выдвигаемых требований. В качестве пресечения недобросовестных исков со стороны квази-потерпевших может быть предложена система мер. Так, при заявлении иска для его обоснования может быть потребована справка органа дознания, следователя или прокурора о причинении вреда здоровью соответствующей степени тяжести, о гибели гражданина в результате преступного деяния, об уничтожении (повреждении) жилища и (или) имущества в результате совершения преступления и о возбуждении по этим фактам уголовного дела либо в отказе от возбуждения дела по нереабилитирующим основаниям (в связи с амнистией, смертью посягателя и др.). В справке также должно быть указано, не возмещен ли причиненный гражданину ущерб самим виновным лицом либо органами социального обеспечения и страхования. Иски потерпевших, как это уже установлено законом, освобождаются от государственной пошлины. Однако в случаях отказа в иске и установления факта злоупотребления правами со стороны такого истца на него могут быть возложены судебные издержки.

То же можно сказать и о проблемах, связанных с компенсациями т. н. упущенной выгоды.

Общие правовые основания возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина, объем и характер возмещения вреда, причиненного повреждением здоровья, определение заработка (дохода), утраченного в результате повреждения здоровья, возмещение вреда лицам, понесшим ущерб в результате смерти кормильца и др., регулируются статьями 1084–1092 ГК РФ. В статьях УПК РФ, определяющих статус потерпевшего и гражданского истца, речь о размерах компенсаций не идёт. По нашему мнению, для решения этих вопросов было бы целесообразно ввести специальный раздел о реституциях.

(Представляет интерес, как вопрос о возмещении вреда потерпевшему – реституциях – решался в дошедших до нас древних правовых памятниках. Перед нами «Уголовно-судебное уложение Священной Римской империи, Императора Карла Пятого» 1532 г. В статье «о наиболее ничтожной (мелкой) краже, совершенной тайно» читаем: судья должен приговорить его – вора – «уплатить потерпевшему двойную стоимость покражи. Если же вор не в состоянии уплатить подобный денежный штраф, он должен быть наказан заключением в тюрьму на некоторый срок. И если вор не имеет или не может достать ничего большего, он должен, по крайней мере, возвратить украденное потерпевшему или же оплатить или возместить его стоимость».

В статье о более тяжкой краже предусматривается: вор должен быть выставлен к позорному столбу, высечен розгами и изгнан из страны. «Прежде всего, однако, вор должен возвратить потерпевшему украденное или возместить его стоимость». Если вор будет признан знатным лицом, судья может подвергнуть его гражданско-правовому наказанию: «таким образом он должен заплатить потерпевшему в четырёхкратном размере…» (статья CLVIII). В статье CLX о наказании за кражу более серьезную – в пять гульденов и выше – суду предлагается при назначении наказания учитывать «звание и положение лица, которое совершило кражу, и то, насколько могла повредить кража потерпевшему, и в зависимости от того назначить телесные наказания или смертную казнь»).

Здесь для законодателей XXI века содержатся несколько полезных уроков. Во-первых, защита потерпевшего ставится на первое место в сравнении с государственной карой. Во-вторых, двукратное и даже четырехкратное возмещение имущественного ущерба потерпевшему вполне означает и компенсацию морального вреда, понятие которого тогда еще не было достаточно отчетливо сформировано. В-третьих, преступник, будучи «лицом знатным» (уровень, надо полагать, наших чиновников и депутатов), несет повышенную ответственность и при определении наказания, и при взысканиях в пользу потерпевшего. Таково было состояние общественной морали, поддерживаемой правом, о которой ныне если и вспоминают законодатель и правоприменители, то не без сарказма).

В целях единообразного определения сумм, подлежащих выплате потерпевшим вследствие причинения физического вреда, было бы целесообразно поручить Минфину совместно с Министерством здравоохранения и социального развития РФ разработать и включить в законодательство «Компенсационные таблицы» о размере выплат средств в зависимости от тяжести причиненных телесных или психических повреждений, времени лечения, степени утраты трудоспособности, последующего восстановительного периода (в том числе затрат на медикаменты, усиленное питание, физиотерапию и т. д.), не ограничивая эти выплаты размером заработной платы потерпевшего.

Значительно большие сложности связаны с компенсациями морального вреда . Понятие «моральный вред» с точки зрения юриспруденции представляет собой институт защиты «нравственного интереса» лица и понимается как страдания и лишения физические и нравственные, причиненные лицу неправомерной деятельностью правонарушителя. И хотя само понятие появилось сравнительно недавно, аналогию этого института можно найти в самых ранних эпохах. Это «идеальный вред», «обида», «бесчестье» и др. Так, по Судебнику 1497 г. компенсация морального вреда имела место в случае посягательства как на личные, так и на имущественные права, а по Своду законов Российской империи в редакции 1899 г. «должник, умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший обязательство, может быть присужден и к возмещению иных убытков, хотя бы они заключались не в имущественном, а в нравственном вреде и не подлежали точной оценке». В современной России нормативная база по данному вопросу соответствует мировым стандартам, но отсутствует единообразие в судебной практике по методике расчета морального вреда. Расходы на юридическую помощь и потраченное время в суде зачастую превышают взысканные суммы.

Права человека защищаются только теми способами, которые предусмотрены в законе. Согласно гражданскому законодательству (ст. 12 ГК РФ) компенсация морального вреда – один из способов защиты гражданских прав. Возмещение морального вреда – это денежная компенсация физических и нравственных страданий (ст. 1101 ч. 2 ГК РФ), независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда, поэтому такой способ применим только для защиты прав гражданина (физического лица). Закон не устанавливает ни минимального, ни максимального размера компенсации морального вреда, передавая решение этого вопроса всецело на усмотрение суда. Моральный вред признается законом вредом неимущественным.

Под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причинённые действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т. п.) или нарушающими его личные неимущественные права (на пользование своим именем, авторства и другие в соответствии с законами об охране результатов интеллектуальной деятельности) либо нарушающими имущественные права (см. п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» от 20 декабря 1994 г. № 10).

В отношении охраны прав и законных интересов юридических лиц нормы ГК о компенсации морального вреда не применяются. Юридическое лицо может воспользоваться таким средством, как предъявление иска о защите деловой репутации (чаще всего такой иск заявляется в арбитражном суде – ст. 152 ГК и п. 1 ч. 1 ст. 33 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации 2002 г.).

Ряд случаев, предусмотренных законом, когда возможно избрать в качестве способа защиты имущественных прав граждан компенсацию морального вреда, невелик.

Например, право на жилое помещение (в том числе и право титульных пользователей жилым помещением) является имущественным. Однако это важное и одно из наиболее ценных имущественных прав граждан, нуждающееся во всесторонней и полной защите. Необходимость использовать весь арсенал способов защиты субъективных гражданских прав применительно к праву пользования жилым помещением не является преувеличенной.

По мнению С.Ф. Мазура и Н.В. Куркина, сущность морального вреда – это не просто страдания и переживания того или иного человека, а «зло», вызванное неправомерными действиями в отношении любого представителя общества, и именно такое «зло», которое, говоря юридическими терминами, причиняет ему физические или нравственные страдания. Если толковать понятие «моральный», то это означает «внутренний, душевный», то есть «моральный вред» – это «душевный ущерб», относящийся к внутренней жизни человека. Если же толковать буквально понятие «моральный вред», то получится, что вред или ущерб причиняются самой морали как таковой. При всей, казалось бы, очевидности грани между моральным и аморальным, вся сложность как раз и состоит в том, чтобы разделить эти два понятия (ведь то, что представляется добром для одних, кажется злом для других). Действующая в обществе система моральных норм не носит жестко фиксированного характера, более того, сами нормы очень размыто и широко определяют границу между дозволенным и недозволенным. По этому поводу есть хорошая поговорка: «Чужая душа – потемки».

В статье 151 ГК РФ моральный вред определяется как «физические или нравственные страдания». В пункте 2 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» дается более широкая трактовка понятия морального вреда. Под таковым предлагается понимать: «нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т. п.) или нарушающими его личные неимущественные права (право на пользование своим именем, право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности) либо нарушающими имущественные права гражданина».

Ключевым в определении понятия морального вреда, является термин «страдания», которые реализуется через «действия лица, причиняющего вред», которые обязательно должны найти отражение в сознании потерпевшего, вызвать определенную «психическую реакцию». При этом неблагоприятные изменения в охраняемых законом благах отражаются в сознании человека в форме негативных ощущений (физические страдания) и негативных представлений или переживаний (нравственные страдания). Содержанием переживаний может являться страх, стыд, унижение или иное неблагоприятное в психологическом аспекте состояние. В Толковом словаре русского языка страдание определяется как «физическая или нравственная боль, мучение», а боль, в свою очередь, связывается с «ощущением страдания».

Подтверждением морального вреда являются характерные признаки страдания, которые, в частности, могут быть установлены и использованы в суде. Например, по мнению Е.Н. Гриценко, ими являются поведенческие признаки и психическое состояние человека. Страдающий человек внешне выглядит печальным, отрешенным от происходящих событий, он испытывает одиночество, изолированность, особенно от тех, кто заботится о нем, чувствует себя неудачником, несчастным, потерпевшим поражение, неспособность к достижению прежних успехов. Уныние, упадок духа, мысли о своей профессиональной некомпетентности, об утрате смысла жизни все чаще посещают его. Понижается и общий физический тонус. Появляются соответствующие этому различного рода функциональные расстройства, нарушается сон, аппетит.

Понятие «нравственность» и производное от него прилагательное «нравственный» имеют несколько смысловых оттенков. Нравственность – это правила, определяющие поведение человека в обществе, но, кроме этого, в понятие нравственности вкладываются «духовные, душевные качества, необходимые человеку в обществе, а также выполнение этих правил поведения». Наконец, понятие «нравственный» употребляется не только по отношению к человеку, соблюдающему требования нравственности, но и как прилагательное, характеризующее то или иное явление, «относящееся к внутренней, духовной жизни человека».

Другие авторы, рассматривая «вред» в широком понимании, включали в него имущественный и неимущественный (моральный) вред и полагали, что поскольку случаи возмещения имущественного вреда прямо определены законом, постольку для компенсации морального вреда достаточно предусмотреть в составе норм, регулирующих деликтные обязательства, наряду с нормами, определяющими способы возмещения имущественного вреда, статьи, посвященные способам компенсации морального вреда, подчеркивая тем самым равные основания для возмещения имущественного и неимущественного вреда.

Некоторые авторы не согласны с применением термина «моральный вред», так как установленное законодателем содержание данного термина включает физические и нравственные страдания личности, а понятие «мораль» применительно к личности означает совокупность представлений об идеале, добре и зле, справедливости и несправедливости. В российском законодательстве, как отмечает М.М. Громзин, определение термина «моральный вред» дано через его синоним, ибо мораль и нравственность – одно и то же. В связи с этим он выделяет новый, одноименный вид морального (нравственного) вреда – стрессовый.

Зарубежный опыт разрешает этот вопрос несколько по-иному. В Англии и США аналогом термина «моральный вред», использующегося в российском законодательстве, является, в частности, «психологический вред», который определяется как «физические и психические страдания». Причем под психическими страданиями в англо-американской судебной практике понимаются негативные эмоциональные реакции.

Наиболее интересным с практической точки зрения представляется вопрос об оценке морального вреда с точки зрения трудовых отношений. Нормативная база на этот счет весьма скудна. В силу ст. 237 ТК РФ моральный вред, причиненный работнику неправомерными действиями или бездействием работодателя, возмещается в денежной форме. Размер компенсации устанавливается соглашением сторон. В случае возникновения спора факт причинения работнику морального вреда и размер его возмещения определяются судом. Пункт 2 данной статьи указывает, что факт причинения работнику морального вреда и размер его денежной компенсации устанавливаются судом независимо от возмещения работнику материального ущерба, причиненного в результате незаконного лишения его возможности трудиться. Размер компенсации морального вреда определяется судом исходя из конкретных обстоятельств каждого дела, с учетом объема и характера причиненных работнику нравственных или физических страданий, степени вины работодателя, иных заслуживающих внимания обстоятельств, а также требований разумности и справедливости.

Таким образом, если вопрос о принципиальной возможности возмещения морального вреда законодательством урегулирован, то четких критериев оценки морального вреда не существует, что, на наш взгляд, значительно усложняет становление единообразной судебной практики по спорам о возмещении работодателем морального вреда, причиненного работникам.

Любое преступление, нарушающее нематериальные блага потерпевшего, совершается помимо его воли. В момент совершения преступления и наступления преступных последствий человек реагирует на происшедшее, о чем свидетельствуют страх, учащение сердцебиения, повышение артериального давления и т. д. Указанные признаки не что иное, как ответная реакция организма человека на преступные действия, и представляют собой проявление морального вреда, вызывающего у потерпевшего негативное эмоциональное состояние, связанное с его нравственными или физическими страданиями, которые причиняются в результате совершения преступления. При этом негативное эмоциональное состояние наступает как в момент совершения преступного деяния при осуществлении преступных действий (бездействия), так и после их окончания в виде возникшей раны, болезни или появления чувства утраты, например, в случае кражи. По совершении преступления потерпевший продолжительное время испытывает последствия морального вреда в виде негативного эмоционального состояния, вызванного случившимся и сопровождающегося возникновением чувства мести, незащищенности, страха за свою жизнь и т. п.

Таким образом, моральный вред как негативное эмоциональное или дискомфортное состояние потерпевшего присутствует и в момент реализации преступных действий (бездействия), и при появлении преступных последствий, и в ходе их развития.

Говоря о моральном вреде, российский законодатель должен разграничивать нравственные и физические страдания, поскольку любое причинение вреда здоровью вызывает у потерпевшего нравственные страдания. При этом в уголовном, уголовно-процессуальном и гражданском законодательстве необходимо наличие правовых норм, которые бы расшифровали термины «нравственные» и «физические» страдания и содержали четкие критерии их установления. В этой связи интересен подход к рассматриваемой проблеме С.В. Нарижного, который считает, что нравственные страдания включают следующие компоненты – обиду, страх, возмущение, горе, чувство утраты; физические страдания – боль, удушье, головокружение, тошноту, зуд, жжение. Однако перечень названных компонентов является далеко не полным.

Законодатель отвел суду роль эксперта, определяющего размер возмещения, при отсутствии внятных методик расчета. «Размер компенсации морального вреда определяется судом в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, а также степени вины причинителя вреда в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда. При определении размера компенсации вреда должны учитываться требования разумности и справедливости.

Характер физических и нравственных страданий оценивается судом с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего» (статья 1101 ч. 2 ГК РФ).

Наибольшие сложности возникают с определением размера возмещения морального вреда, связанного с гибелью либо причинением физического вреда. Верховный Суд РФ не взял на себя смелость систематизировать и обобщить практику с целью определения размера компенсации, не получилось даже определить конкретные критерии, которые должны учитывать суды. Пленум Верховного Суда РФ от 29.09.1994 г. (с изменениями и дополнениями) «О практике рассмотрения судами дел о защите прав потребителей» в п. 25 указал, что при решении вопроса о компенсации морального вреда, учитывают следующие обстоятельства: характер нарушения прав потребителей, отношение к сложившейся ситуации причинителя вреда, его готовность разрешить возникший конфликт, характер негативных последствий, возникших в результате неисполнения обязательств изготовителем (исполнителем, продавцом), поведение самого потребителя, материальное положение потребителя и причинителя вреда.

Компенсация морального вреда осуществляется независимо от возмещения имущественного вреда и понесенных потребителем убытков. Вместе с тем и до сих пор суды испытывают значительные трудности при определении денежной оценки морального вреда, причиненного потерпевшему.

При оценке морального вреда необходимо учитывать не только общие соображения, изложенные в ст. 1101 ГК, но и требования, предусмотренные ст. 1083 ГК РФ: это степень вины потерпевшего и имущественное положение гражданина, причинившего вред. При грубой неосторожности потерпевшего, содействовавшей возникновению или увеличению вреда (проблема виктимности), размер компенсации должен быть уменьшен (п. 3 ст. 1083 ГК РФ).

В США при решении вопросов возмещения вреда в связи с терактом 11 сентября использовались способы калькуляции расчетного экономического убытка и сам закон разрабатывала группа ученых юристов, экономистов, социологов. В Великобритании по вопросам компенсации морального вреда создана и функционирует Комиссия, применяющая в настоящее время Тарифную схему 1994 г., в которой подробно описаны условия и суммы выплат компенсаций в зависимости от особенностей случая. В Германии при исчислении компенсации морального вреда принимаются во внимание суммы компенсации, определенные ранее вынесенными решениями судов по аналогичным правонарушениям. Выписки из таких решений систематизируются и публикуются, легализируя прецеденты. Этот опыт имеет значение для нас в свете совершенствования методик соответствующих расчетов, разработка которых требует участия специалистов – медиков, психологов, экономистов, экспертов. Принятие решений, соответствующих мировым стандартам защиты прав и свобод человека, с учетом экономических реалий нашей страны, и последующая публикация этих судебных решений, может стать ориентиром для будущих судебных решений по аналогичным делам, способствовать развитию судебной практики как источника гражданского права.

В законодательной и судебной практике России случаи возложения на государство возмещения морального вреда пока не отмечены. Выше, в связи с попытками жертв теракта на Дубровке получить компенсации морального вреда, мы отметили, что вопрос перенесен в Европейский Суд по правам человека, решение которого пока не последовало. Есть основание рассчитывать на положительный результат, учитывая практику ряда государств Европы и США.

 

§ 3. Судебное представительство потерпевшего в гражданском процессе

Институт представительства – один из традиционных институтов гражданского процессуального права. Используется этот институт и в уголовном судопроизводстве. В судебной практике нередки случаи нарушения процессуальных норм, определяющих объем полномочий представителя, его процессуальное положение, что не может не привлекать внимания юридической науки к проблемам представительства, и, прежде всего – представительства профессионального.

Общие положения о судебном представительстве содержат отрасли процессуального законодательства. Представительство в гражданском процессе предусмотрено ст. 48–50 ГПК РФ: «Граждане вправе вести свои дела в суде лично или через представителей. Личное участие в деле гражданина не лишает его права иметь по этому делу представителя».

Представителями в суде могут быть дееспособные лица, имеющие надлежащим образом оформленные полномочия на ведение дела. Права, свободы и законные интересы недееспособных или не обладающих полной дееспособностью граждан защищают в суде их родители, усыновители, опекуны, попечители или иные лица, которым это право предоставлено федеральным законом.

ГПК РФ предусмотрел случаи назначения судом представителя в случае отсутствия представителя у ответчика, место жительства которого неизвестно, а также в других предусмотренных федеральным законом случаях. В этих случаях в качестве представителя назначается адвокат, способный на профессиональном уровне обеспечить защиту интересов представляемого.

Представительство гражданского истца в уголовном судопроизводстве регламентировано в основном ст. 45 УПК РФ:

«1. Представителями потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя могут быть адвокаты, а представителями гражданского истца, являющегося юридическим лицом, также иные лица, правомочные в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации представлять его интересы. По постановлению мирового судьи в качестве представителя потерпевшего или гражданского истца могут быть также допущены один из близких родственников потерпевшего или гражданского истца либо иное лицо, о допуске которого ходатайствует потерпевший или гражданский истец.

2. Для защиты прав и законных интересов потерпевших, являющихся несовершеннолетними или по своему физическому или психическому состоянию лишенных возможности самостоятельно защищать свои права и законные интересы, к обязательному участию в уголовном деле привлекаются их законные представители или представители.

3. Законные представители и представители потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя имеют те же процессуальные права, что и представляемые ими лица.

4. Личное участие в уголовном деле потерпевшего, гражданского истца или частного обвинителя не лишает его права иметь по этому уголовному делу представителя».

Наибольшее внимание в научных исследованиях уделялось участию адвоката в качестве профессионального представителя потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Однако и в оценке роли адвоката-представителя в уголовном процессе не все теоретики придерживались единых критериев оценки. Высказывалось мнение о том, что институт профессионального представительства в уголовном судопроизводстве вступает в противоречие с принципом права на защиту обвиняемого. Так, по мнению С. Фликера, «защита адвокатом интересов потерпевшего ухудшает положение обвиняемого, а поэтому противоречит задачам, стоящим перед адвокатурой». Его мнение поддерживает Воронов А.А. «Если вдуматься, это звучит достаточно странно: адвокат (защитник по определению), представляя потерпевшего, поддерживает обвинение». И до сих пор некоторые представители адвокатского сословия видят в представительстве потерпевшего нравственную проблему, ставящую под сомнение устоявшееся представление о профессиональном долге адвоката как защитника обвиняемого. Это отражается на практике представительства в уголовном процессе – она крайне ограниченна.

В истории адвокатуры известны примеры, когда выдающиеся русские адвокаты, такие как Ф.Н. Плевако, В.Д. Спасович, А.И. Урусов, выступали в судах не только в защиту обвиняемых, но и представляли интересы потерпевших (гражданских истцов) по уголовным делам. В.Д. Спасович при произнесении речи по делу Овсянникова кратко охарактеризовал специфику защиты потерпевших по уголовным делам: «…кроме этой главной обвиняющей стороны, могут быть обвинители второстепенные, случайные, гражданские истцы, лица, потерпевшие от преступления, действующие ввиду своих особенных интересов и только в границах этих интересов. Эти интересы очерчивают около каждого из них круг, за который выходить ему не следует».

Эту характеристику дополнил А.И. Урусов, выступавший в качестве представителя гражданского истца по делу Мироновича. Дело слушалось с участием присяжных заседателей, подсудимого защищали Н.П. Карабчевский, С.А. Андреевский. В своей судебной речи А.И. Урусов сказал: «…по закону, программа прокурора и гражданского истца в сущности одна и та же; разница только в том, что представитель государственного обвинения предъявляет требование о наказании, а гражданский истец – об убытках. Деятельность же на суде у того и другого идет в одном и том же направлении, как вы могли убедиться по ходу судебного следствия… Мне приходится вслед за обвинением, на ходу, так сказать, подбирать оброненные им или оставленные без внимания факты».

Однако и в тех случаях, когда адвокат выступает в своём привычном амплуа – защитника обвиняемого, – он не может избежать конфликтных ситуаций, ставящих его в положение обвинителя, как бы ни противоречила эта роль его нравственному чувству. Это неизбежно, когда речь идет о соотношении вины соучастников преступления либо когда подлинный преступник маскируется ролью разоблачителя.

Выступая в защиту Н. Кострубо-Карицкого, Ф.Н. Плевако вынужден был с чувством явного сожаления изобличать некую особу, оговаривавшую обвиняемого. Приведём фрагменты его речи. «Обвинение в краже колеблется меж двух лиц: между Карицким и Дмитриевой…Как защитник Карицкого, я обязан выставить перед вами некоторые факты, может быть, и не совсем выгодные для Дмитриевой.

Из тех двух лиц, между которыми колеблется обвинение, одно было за триста верст от места кражи в момент совершения ее, другое присутствовало на этом месте, в обоих вероятных пунктах, т. е. в деревне и в Липецке; у одного никто не видал краденой копейки в руках, другое разъезжает и разменивает краденые билеты; у одного не видно ни малейших признаков перемены денежного положения, у другого и рассказы о выигрышах, и завещание, и сверхсметные расходы – на тарантас, на мебель, на отделку чужого дома…

Но кто возьмет на себя смелость, на основании одного оговора, обвинять человека, против которого нет ни одной существенной улики, в то же самое время, когда целая масса улик против оговаривающего подрывает значение этого оговора? Неужели ничего не значит то обстоятельство, что Дмитриева вскоре после кражи созналась в ней отцу, дяде, тетке …

Вы видели, что отец ее, вызванный в суд в качестве свидетеля, отказался дать показание… Но что означает отказ отца Дмитриевой? Неужели он уклонился бы свидетельствовать перед судом ее невиновность, если бы только был убежден в этой невиновности?..

Нет! Он отказался быть свидетелем, вероятно, потому, что знал о невозможности оправдывать ее и верил, и до сих пор верит тому ее признанию в краже, которое слышал от нее три года назад…».

Такого рода приёмы защиты кажутся вполне естественными и чувства протеста не вызывают, если они убедительны и доказательны.

В настоящее время право участия адвоката в качестве представителя потерпевшего ставится в несколько иной плоскости: обсуждаются этические пределы его участия в качестве представителя потерпевшего. Так, некоторые авторы полагают, что адвокат, выступая в судебных прениях, не должен заканчивать свою речь выводом о согласии с наказанием, которое предложил назначить государственный обвинитель, поскольку это «значило бы служить чувству мести своего доверителя, а не домогаться восстановления нарушенной против доверителя справедливости», и, кроме того, такое согласие противоречит природе адвокатской профессии.

На наш взгляд, в этих суждениях есть некое рациональное зерно: адвокат-представитель не должен без нужды брать на себя функцию обвинителя. Его задача – участие в проверке доказательств вины привлеченного к ответственности лица, установления причинной связи между действиями обвиняемого и причиненным вредом потерпевшему, определением и обоснованием денежного размера видов вреда, подлежащих компенсации. Но и полностью отрешиться от оценки тяжести вины адвокат не может, поскольку от характера обвинения и его доказанности зависит судьба гражданского иска, а размер и вид наказания нередко связан с оценкой морального вреда и должен отвечать требованию справедливости. Следует согласиться с мнением профессора Л.Д. Кокорева, полагавшего, что «восстановление нарушенных прав одних участников процесса несправедливо рассматривать как нарушение интересов других участников процесса».

Защита – это не только уголовно-процессуальная функция, ориентированная на обеспечение интересов обвиняемого. Конституция Российской Федерации (ст. 45, 46 и 48) и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации используют категорию защиты и в более широком значении. Так, ст. 6 ч. 1, п.1. УПК РФ в числе принципов уголовного судопроизводства указывает на «защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений». Да и согласно ч. 1 ст. 1 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» адвокатская деятельность осуществляется в целях защиты прав, свобод и интересов, а также обеспечения доступа к правосудию физических и юридических лиц.

Задача адвоката – представителя потерпевшего – защита прав, свобод и интересов своего доверителя, а не вообще защита. Интересы сторон в судебном процессе почти всегда противоположны, и, защищая одного, адвокат не может не усложнять положения другой стороны. Так, не вызывает сомнения ситуация, когда истец вместе со своим представителем доказывают вину ответчика в совершении гражданско-правового деликта и требуют применения к нему мер гражданской ответственности. Хотя гражданское правонарушение может дистанцироваться от уголовного преступления лишь несущественной материальной разницей. С точки зрения профессиональной этики адвоката эти две ситуации ничем не отличаются друг от друга. И в первом, и во втором случаях адвокат помогает восстановить нарушенные права своего доверителя путем применения к правонарушителю мер разных видов юридической ответственности – гражданской и уголовной соответственно.

Условием справедливого судебного разбирательства дела, подчиненного принципу состязательности, является равно предоставляемая сторонам возможность довести свою позицию относительно всех аспектов дела до сведения суда. Об этом напоминает и Конституционный Суд: «Интересы потерпевшего в уголовном судопроизводстве не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного ему вреда – они в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания, тем более что во многих случаях от решения по этим вопросам зависят реальность и конкретные размеры возмещения вреда».

Деятельность, осуществляемая потерпевшим и его представителем в уголовном судопроизводстве, является одним из способов реализации права на судебную защиту. Деятельность обвиняемого и его адвоката, заключающаяся в защите от обвинения, является второй формой этого конституционного права. Уголовное судопроизводство как раз и имеет своим назначением реализацию этих двух форм права на судебную защиту. Еще в Декрете о суде № 1 в ст. 24 предусматривалось, что «при Советах рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов создается коллегия лиц, посвящающих себя правозаступничеству в форме как общественного обвинения, так и общественной защиты».

Все это является свидетельством того, что деятельность адвоката, в каком бы процессуальном статусе он ни выступал, является правозаступнической по сути своей. Высказывания адвоката-представителя о применении к подсудимому уголовного наказания не противоречат нормам морали, поскольку имеют своей целью способствование вынесению судом справедливого решения, которое поможет восстановить нарушенные права и интересы потерпевшего.

Другое дело, что обвинительная позиция адвоката должна отвечать, как и обвинительная речь прокурора требованиям умеренности и здравого смысла. То, что писал А.Ф. Кони об отношении прокурора к обвиняемому, в не меньшей степени относится к адвокату: «Прокурор не должен превращать судебные прения в «запальчивую травлю подсудимого», возбуждать к нему неприязненные чувства… преувеличивать значение доказательств или важность преступления. Прокурор, исполняя свой тяжелый долг, служит обществу. Но это служение только тогда будет полезно, когда в него будет внесена строгая нравственная дисциплина и когда интерес общества и человеческое достоинство личности будет ограждаться с одинаковой чуткостью и усердием».

Весь комплекс предоставленных законом полномочий адвокат-представитель реализует в процессуальной форме, установленной законодательством и непременно в рамках её. Однако это не исключает права адвоката-представителя, как и адвоката-защитника использовать и непроцессуальную форму оказания юридической помощи, включая в нее консультации доверителя, советы, беседы. Непроцессуальная форма оказания юридической помощи по отношению к процессуальной форме носит вспомогательный характер, может предшествовать либо сопутствовать процессуальным формам, причем её объем может быть намного значительней и содержательнее. Хотя непроцессуальные формы осуществления представительской деятельности в гражданском судопроизводстве для адвоката носят производный характер, но и они в конечном счете тоже урегулированы законодательством. Основным источником, предусматривающим непроцессуальные меры и средства осуществления адвокатом-представителем своих полномочий на досудебном этапе гражданского судопроизводства, является Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».

Характер взаимоотношений адвоката с потерпевшим, интересы которого он представляет, обусловливаются процессуальным положением адвоката, обладающего полномочиями самостоятельного участника процесса. Вместе с тем остаётся спорым вопрос о пределах независимости адвоката-представителя от позиции потерпевшего. Адвокат – представитель потерпевшего не должен быть связан волей потерпевшего в оценке тех вопросов, которые относятся к компетентности в сфере права. В решении иных вопросов, выходящих за рамки чисто правовых, необходимо руководствоваться принципом солидарности адвоката – представителя с потерпевшим. В юридической литературе этот принцип рассматривается обычно применительно к защите адвокатом интересов обвиняемого. При этом подчеркивается, что исходным положением защиты является принцип позиционной солидарности защитника – адвоката с обвиняемым (подсудимым). Сказанное, однако, в полной мере относится и к адвокату – представителю потерпевшего, который рассчитывает на действенную помощь своего представителя и уж во всяком случае вправе ожидать, что представитель своими действиями не причинит ему вреда. Решение этого вопроса содержится в прямой либо косвенной форме в законодательстве. Так Закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», содержит запрет адвокату занимать по делу позицию вопреки воле доверителя (ст. 6, ч. 3, пункт 3). Гражданско-процессуальное законодательство решает эти вопросы путем оформления представительства и полномочий представителя. В соответствии со ст., ст. 53 и 54 ГПК РФ полномочия представителя должны быть выражены в доверенности, выданной и оформленной в соответствии с законом. «Представитель вправе совершать от имени представляемого все процессуальные действия. Однако право представителя на подписание искового заявления, предъявление его в суд, передачу спора на рассмотрение третейского суда, предъявление встречного иска, полный или частичный отказ от исковых требований, уменьшение их размера, признание иска, изменение предмета или основания иска, заключение мирового соглашения, передачу полномочий другому лицу (передоверие), обжалование судебного постановления, предъявление исполнительного документа к взысканию, получение присужденного имущества или денег должно быть специально оговорено в доверенности, выданной представляемым лицом».

Если предпринятые адвокатом усилия по выработке общей позиции с представляемым не привели к единству, соглашение о представительстве может быть расторгнуто. Инициатива в данном вопросе может исходить как с одной, так и с другой стороны. Правда, это правило не вызывает возражений только применительно к представительству, но не к защите. В широком плане адвокат, выступающий в роли защитника, тоже выполняет представительские функции. Но он, в отличие от представителя потерпевшего, не вправе отказаться от принятой на себя защиты обвиняемого.

Из сказанного вытекает и решение вопроса о допустимости использования адвокатом – представителем потерпевшего – определенных средств защиты интересов потерпевшего и возможности защиты тех или иных его интересов. То обстоятельство, что адвокат представляет и защищает интересы потерпевшего в процессе, отнюдь не делает его защитником любых интересов последнего и не дает ему права на использование для этого приемов и средств, противоречащих закону.

Адвокат выполняет свои обязанности по представительству интересов потерпевшего на основе договора поручения. Согласно ст. 973 ГК РФ поверенный обязан исполнять данное ему поручение в соответствии с указаниями доверителя, но при том условии, что указания доверителя «должны быть правомерными, осуществимыми и конкретными». Вопрос о том, какие средства и способы защиты интересов потерпевшего являются законными, на наш взгляд должен решаться так, как он решается применительно к деятельности адвоката-защитника. Адвокат вправе использовать самые разнообразные средства для защиты интересов доверителя, независимо от того, прямо они предусмотрены законом или лишь вытекают из общих правовых принципов. Важно лишь, чтобы используемые средства не вступали в противоречие с законом.

Применительно к деятельности адвоката, по нашему мнению, в отличие от требований к органам и лицам, ведущим процесс, должно применяться правило «разрешено все, что не запрещено законом». И если согласно ст. 45 Конституции РФ «каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом», то аналогичное право в защите этих же прав и свобод должно быть у адвоката.

К условиям, обеспечивающим доверительный характер отношений адвоката и лица, интересы которого он призван представлять, следует отнести также положения, вытекающие из Кодекса профессиональной этики адвоката. В частности, это касается адвокатской тайны и свидетельского иммунитета адвоката как гарантии обеспечения этой тайны. Суть положений, закрепляющих адвокатскую тайну, состоит в том, что адвокат не вправе разглашать сведения, сообщенные ему доверителем в связи с оказанием юридической помощи. За разглашение этих сведений адвокат несет дисциплинарную ответственность. Потерпевший должен быть уверен, что все обсуждаемые им со своим адвокатом вопросы, в числе которых могут быть и достаточно деликатные, не станут известны не только третьим лицам, но также органам и лицам, ведущим процесс. Если бы адвокат был обязан давать показания об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с выполнением своей профессиональной функции, это неизбежно привело бы к дискредитации института представительства и подрыву доверия граждан к адвокатам. Однако недостаточно одной лишь уверенности в том, что адвокат сам по своей инициативе не будет распространять сведения, полученные от потерпевшего.

Учитывая это, «Основные положения о роли адвокатов» требуют от правительств признания и соблюдения конфиденциальности коммуникаций между адвокатом и клиентом в рамках их отношений, связанных с выполнением адвокатом своих профессиональных обязанностей. Данное общее требование международного права в российском национальном законодательстве применительно к уголовному судопроизводству трансформируется в запрет допроса адвоката в качестве свидетеля об обстоятельствах, которые стали известны ему в связи с исполнением им обязанностей представителя. Так закрепляется свидетельский иммунитет адвоката – представителя потерпевшего.

Обычно под свидетельским иммунитетом понимается право участника процесса в определенных случаях отказаться от дачи показаний. Данный подход безусловно справедлив, однако не полностью выражает сущность этого института. В литературе верно замечено, что проблема свидетельского иммунитета входит также в круг вопросов, сказанных с допустимостью доказательств в уголовном процессе. Это положение нашло отражение в ст. 75 УПК РФ о недопустимости доказательств. «Доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных статьей 73 настоящего Кодекса».

При рассмотрении свидетельского иммунитета под таким углом зрения он предстает как совокупность правил, не позволяющих допрашивать лицо под угрозой утраты доказательственного значения его показаний. Таким образом, недопустимость показаний выступает как процессуальная санкция за нарушение государственными органами, ведущими процесс, установленного запрета на допрос тех или иных участников процесса, в том числе и адвоката – представителя потерпевшего.

Такова общая характеристика правовых и нравственных отношений между потерпевшим и представляющим его интересы адвокатом. В отличие от внутренних отношений в сфере представительства адвокат, представляющий интересы потерпевшего, вступает с судом в процессуальные отношения, регламентируемые нормами уголовно-процессуального и гражданско-процессуального права. Характерная особенность этих отношений заключается в том, что со стороны суда они носят властный характер, поскольку именно суд управляет всем ходом судебного разбирательства. Председательствующий направляет деятельность всех участников процесса, обеспечивая строгое соблюдение ими требований процессуального закона. Адвокат-представитель, как и адвокат-защитник, выполняет правозащитную функцию, лишенную властных начал. Однако любые её ущемления со стороны должностных лиц государства, осуществляющих уголовное преследование либо правосудие, вступают в противоречие с правовыми гарантиями участников судопроизводства и входят в число оснований обжалования незаконных правоприменительных актов, их отмены или изменения.