Как известно, большая часть разговоров на тему «как нам обустроить страну» происходит на кухнях. В комнатах обычно спят дети или разговаривают о своем женщины, а серьезные мужчины собираются на кухнях, пьют что-нибудь алкогольное, курят в форточку и решают вселенской важности вопросы.

Алкогольного было достаточно — Гусев купил бутылку армянского коньяка, Гена принес бутылку французского, а Тунец прихватил вискаря — но пили все равно кофе. Во избежание совсем уж футуристических и нереальных прожектов.

Да и курил из присутствующих один Гусев.

Зато разговор на самом деле состоялся серьезный и обстоятельный.

— Я все понимаю, — заявил Гена-Геноцид. — У одного из вас наблюдается резкая неудовлетворенность миром, у второго есть идея фикс, но мне-то с какой радости во все это лезть?

— А ты не можешь сам себе причину придумать? — спросил Гусев. Этим вечером они по обоюдному согласию перешли на «ты». — Зачем-то же ты сюда пришел?

— Из любопытства, — сказал Гена.

— Значит, поэтому и влезешь, — сказал Гусев. — Тоже из любопытства. А я тебя потом министром юстиции назначу.

— Лучше уж сельского хозяйства, — сказал лучший криминальный адвокат города. — Буду ездить по стране и селянок тискать.

— Портфели потом поделите, — сказал Тунец. — Давайте к делу. Нам нужна партия. Нам нужны программы. Политическая и экономическая.

— Программы — это не к спеху, — отмахнулся Гена. — Их все равно практически никто не читает. Попросим экономистов и политологов, они нам накатают пару томов за мелкий прайс. Народ у нас голосует не за программы, народ голосует за персонажей. А с этим у нас все в порядке.

— Это долго не продлится, — сказал Гусев.

— Поэтому и надо ковать железо, не отходя от кассы, — сказал Гена. — Надо партию делать.

— Как сейчас делаются партии?

— Через интернет, — сказал Гена. — Нам нужно, как минимум, пятьдесят тысяч сторонников, которые изъявят желание в нашу партию вступить. Тут, я думаю, проблем не будет. Сделаем сайт, объявим призыв и будем сидеть ровно, пока они все не нарисуются…

— Как приглашать людей в партию без программы? — спросил Гусев.

— Ой, ну напишем, что мы за все хорошее и против всего плохого, — сказал Гена. — Пока твое лицо в каждом утюге страны показывают, этот вопрос меня не беспокоит ни разу.

— Но что-то, видимо, тебя все же беспокоит, — заметил Гусев.

— Меня беспокоить ваша несгибаемость в позиции относительно Черной Лотереи, — сказал Гена. Тунец нахмурился. — Нет, я сам от нее не в восторге, но большинству она нравится. Народ хочет хлеба и зрелищ. С хлебом у нас проблем вроде бы нет, а Черная Лотерея — это очень увлекательное зрелище, заменить которое не на что.

— И?

— Смысл существования любой партии заключается в выборах, — сказал Гена. — Если партия не участвует в выборах, то она попросту никому не нужна. Но идти на выборы в темную нам никак нельзя. Особенно тебе, Антон. Потому что если мы озвучим свою позицию по Лотерее уже после выборов, нас вынесут наши же собственные избиратели. Часть твоей нынешней популярности базируется на людях, которые считают тебя героем последней охоты, и отказа от нее они тебе не простят.

— Таких нужно отсеять на раннем этапе, — заявил Тунец.

— Об этом я и говорю, — согласился Гена. — Сделаем сайт, на главной странице набросаем наши позиции по самым принципиальным вопросам. У нас есть еще какие-нибудь позиции, кроме этой?

— Придумаем, — сказал Гусев.

— Не сомневаюсь, ты ж у нас идеолог и главный оратор, — сказал Гена. — Когда наберется достаточное количество участников, я привлеку своих коллег и мы оформим все документы для регистрации партии. Времени у нас полно, следующие выборы в местную думу — через два года, в парламент — через три. Тогда же и президентские, если никакого форс-мажора не произойдет.

— Я, кстати, не особо уверен, что хочу быть президентом, — заметил Гусев.

— Никому за пределами этой комнаты такого не говори, — посоветовал адвокат. — Нет смысла ввязываться в гонку, если тебе не нужен главный приз.

— Жениться тебе придется, — заметил Тунец. — Бывали у нас президенты-вдовцы, бывали разведенные, но холостым никто на выборы не приходил.

В смехе Марины, донесшимся из комнаты, Гусеву послышались истерические нотки.

— Женюсь, — решил Гусев и повысил голос. — Дорогая, ты не против?

— А где мое кольцо?

— В магазине, — честно сказал Гусев.

— Принеси, тогда и поговорим.

— Похоже, и вправду женится, — констатировал Гена в сторону, а потом повернулся к Гусеву. — Одной проблемой меньше. Образование у тебя высшее, в армии служил, язык подвешен. Чем не президент? Чего не хватает-то?

— Может быть, понимания, как оно вообще происходит? — уточнил Гусев.

— Ты не дурак, в процессе разберешься, — сказал адвокат.

— А если не разберусь?

— Тогда все будет очень печально.

Гусев вздохнул.

— Как там с денежным вопросом? — поинтересовался Тунец.

— Пока деньги нужны на сайт и небольшой штат, — сказал Гена. — Юристов будем оплачивать из членских взносов, когда уже люди подтянутся.

— А люди, которые будут писать нам программы?

— В принципе, их можно уже сейчас озадачить, — согласился Гена. — Выдать небольшой аванс и все такое. Как у нас с финансами?

Тунец положил на стол банковскую карту.

— Тут полмиллиона на предъявителя, пин-код на обороте, — сказал он. — Как кончатся, скажите.

— Ты нам настолько доверяешь? — удивился Гена.

— Да, — просто сказал Тунец.

— Думаю, этого хватит, — сказал Гена. — В дальнейшем партия должна выйти на самоокупаемость. Прибыли мы, конечно, никакой с этого не получим, но в ноль должны выйти.

— Если бы мы хотели прибыли, проще были бы новую религию организовать, — сказал Гусев.

— Не самая плохая мысль, — сказал Гена. — Этакий дзен-гусизм… Нет бога, кроме Гусева, и Гусев сам себе пророк.

— Вообще не смешно, — сказал Гусев.

— Как знаешь. Ну, что? Коньяк уже откупоривать можно?

— Есть еще кое-что, о чем я хотел бы вас предупредить прежде, чем море нам станет по колено, — сказал Гусев. — У меня есть враги.

— Значит, ты все правильно делаешь, — ухмыльнулся Гена.

— Я вполне серьезно, — сказал Гусев. — Враги мои многочисленны, технически оснащены и хорошо финансируются. Я подумал, вам стоит об этом знать, прежде чем мы все это начнем. Может, вы подумаете и решите, что и начинать-то не стоит.

— Что за враги? — напрягся Тунец. — Чего они хотят?

— Главная проблема в том, что я этого не знаю, чего они хотят, — сказал Гусев. — Смерти моей они, вроде бы, не желают, по крайней мере, на данный момент.

— Тогда почему ты считаешь их врагами?

— Есть причины, — сказал Гусев.

— И ты даже не знаешь, кто они?

— Я знаю, кто, — сказал Гусев. — Но я понятия не имею, зачем.

— Излагай, — потребовал Тунец. — Это будет наш вопрос номер два.

И Гусев изложил.

Разговоры на обычных московских кухнях порою оказываются эффективнее, чем беседы в закрытых кремлевских кабинетах.

Через два дня сайт партии Гусева уже заработал, и за первые двенадцать часов существования на нем зарегистрировалось двадцать тысяч человек. Гусев находил этот результат сногсшибательным, а Гена-Геноцид — посредственным. Тунец же сохранял загадочное молчание.

Гусев встретился с политологами и экономистами и вместе с ними засел за разработку программ. Это отнимало почти все его время, но он все же выбрал момент, чтобы зайти в ювелирный, купить кольцо и сделать Марине предложение. Марина предложение приняла.

Свадьбу решили сыграть в начале лета.

Гусев никогда не понимал, зачем женщинам требуется столько времени на подготовку, но спорить не стал.

Через три дня число сторонников партии перевалило за пятидесятитысячный барьер и Гена-Геноцид с коллегами подготовили документы для Регистрационной палаты.

Еще через день партию официально зарегистрировали.

С названием они париться не стали, так и назвали «партией Гусева». В обществе, где царила личная ответственность, это показалось Гусеву единственно правильным решением.

Никто, в принципе, и не возражал.

В первый раз в жизни бесконечная московская зима показалась Гусеву даже слишком короткой.

Они разработали программу и опубликовали ее в интернете, спровоцировав многомесячные дискуссии, за которыми Гусев наблюдал с вялотекущим интересом. Они открыли региональные отделения партии в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Новосибирске и еще трех крупных городах. Гусев произносил речи, перерезал ленточки и даже поцеловал одного младенца.

Его начали звать не только в развлекательные, но и в политические программы, даже те, серьезные, которые идут воскресными вечерами. Он поучаствовал в дебатах с представителем коммунистов, который почему-то обозвал Гусева западным наймитом, но, даже несмотря на помощь секундантов, обосновать свое мнение так и не сумел.

Каждое публичное выступление Гусев заканчивал фразой: «А также я считаю, что Черная Лотерея должна быть закрыта».

Новогодние каникулы Гусев с Мариной провели в подмосковном пансионате. Вдвоем, с отключенными телефонами.

Потом снова началась работа. Встречи, выступления, договоренности.

Под нужны партии они сняли офис в бизнес-центре, а потом, по настоянию Тунца, блестяще проведшего переговоры с арендодателями, арендовали целый этаж. В штабе стало шумно и многолюдно.

Партия выиграла региональные выборы на Дальнем Востоке. Именно тогда, на фоне первого реального успеха, в голову Гусева пришла мысль, что от президентского кресла он может и не отвертеться. Не так поймут.

Потом они победили на выборах еще в двух регионах. Гусева пригласили в Кремль и американское посольство для неофициального разговора, но он никуда не пошел, так как не видел в этом смысла. Сторонники его решение одобрили.

На исходе зимы машину Гусева забросали яйцами. Гусев посмеялся, но Тунец сказал: «А что, если бы это были гранаты?» и приставил к нему круглосуточную охрану на черном-черном джипе. Сначала охрана Гусева раздражала, но потом он привык. А Марине телохранители помогали носить сумки, когда Гусев был занят. То есть, почти всегда.

К весне скорость прироста новых членов партии изрядно снизилась, но их количество все равно перевалило за миллион.

Несмотря на суету и рутину, Гусев был…

Счастлив — неправильное и слишком громкое слово.

Он был спокоен и умиротворен.

Тунец же тем временем занимался проблемой номер два.

В марте Гусева попытались убить.

Тунец назвал эту попытку дилетантской.

Его машину попытались обстрелять на дороге. Гусев этот момент «зевнул», но охрана отработала нормально. Едва оценив ситуацию, шедший сзади джин ускорился, перестроился в левый ряд и толкнул машину с уже изготовившимися стрелками. Автоматные очереди ушли в «молоко», гусевскому БМВ досталась лишь одна пуля, да и та только краску поцарапала.

Гусев, держа в уме данные ему на этот случай инструкции, продолжил движение, а охранники разобрались с нападавшими. Причем, даже трупы закапывать не пришлось, всех взяли живыми. Тунец лично участвовал в расследовании и заверил, что никакие силы за этими отморозками не стоял. Чистая самодеятельность.

Один из нападавших оказался очередным родственником павшего во время охоты на Гусева игрока, и это дало Гусеву повод официально начать кампанию по запрету Черной Лотереи.

Тунец, разумеется, не возражал.

Гена, разумеется, тут же выказал определенные сомнения.

— Ты уверен, что время пришло? — спросил он. — Наши позиции еще недостаточно сильны.

— Но у нас есть чудесный повод поговорить об этом, — сказал Гусев.

— Как лидер партии, пусть пока не представленной в парламенте, ты можешь вынести этот вопрос на всеобщее голосование, — сказал Гена. — Но нам нужно пятьдесят процентов голосов. Мы их не получим.

— Если мы не получим их сейчас, мы не получим их вообще, — сказал Гусев. — Надо действовать, пока воспоминания о прошлом розыгрыше еще свежи. Протянем еще год, и что дальше? Новая Лотерея будет проведена по всем правилам, я не сомневаюсь. Не будет никаких нарушений, я даже уверен, что не будет никаких спорных участников. Они же там тоже не идиоты. И свежее зрелище и свежая кровь отвратят людей от нашей точки зрения.

— Не всех, — сказал Гена.

— Не всех, — согласился Гусев. — Но я боюсь, что времени лучше, чем сейчас, у нас уже не будет.

Адвокат пожал плечами.

— Делай, как знаешь, — сказал он.

— Если мы закроем этот вопрос до выборов…

— Это пойдет нам только на пользу, — согласился Гена. — Но я боюсь, что если мы проиграем это голосование, то никаких выборов для нас уже не будет.

— Кто не рискует…

— Тот живет долго и счастливо.

Начал Гусев, как обычно, с эпистолярного послания. На этот раз оно появилось не только на его личной страничке в социальной сети, но и на главной странице партийного сайта.

Гусев вопрошал и обвинял.

«Доколе?

Доколе, я вас спрашиваю?

Игра закончилась больше трех месяцев назад, а ее отголоски слышны до сих пор. Сегодня меня попытались убить, и сделали это родственники одного из охотников, павших во время игры.

Их мотив — месть — вполне можно понять. Но тому ли человеку они мстят? Правильного ли человека они обвиняют?

Я ли вложил пистолет в его руку, я ли выгнал его на улицу и принудил убивать людей?

Нет.

Это сделали вы. Вашими ставками. Вашей жаждой зрелищ, вашей жаждой крови.

Вашим азартом и вашим равнодушием. Вашим интересом и вашим безразличием.

Впрочем, я не призываю их мстить вам всем. Я вообще не призываю их мстить.

Месть — это блюдо, которое пожирает самого повара.

Вам не кажется, что вокруг нас и так слишком много смертей?

Стоит кому-то заговорить о Черной Лотерее, как в ответ он сразу же слышит выкладки статистики. В автомобильных авариях гибнет больше людей.

Ну и что?

Это разве повод для того, чтобы довериться случайному выбору и убить еще больше?

Я не выступаю против оружия. Оружие нужно для самообороны.

Я не выступаю против дуэлей. Пусть каждый думает, что он говорит или делает.

Но я выступаю против слепого случая, когда человек, купивший оружие для своей защиты, превращается в жертву всеобщей травли, в зверя, которого загоняют всей толпой. А потом, в подавляющем большинстве случаев, он превращается в покойника.

Дело же не только в том, что в год умирает десять невинных людей. Дело в том, что они умирают при вашем попустительстве, а иногда и при полном вашем одобрении.

И это ожесточает сердца.

Оно вам надо? А если надо, то зачем?

Не отвечайте на этот вопрос мне. Просто подумайте об этом.

Найдите ответ хотя бы для себя.

Мне говорят, что это бесполезно. Мне говорят, что вы хотите хлеба и зрелищ. А вы знаете, что это выражение появилось еще до нашей эры? А вы знаете, что таким способом патриции Древнего Рима управляли презираемым или плебсом? Неужели мы так недалеко ушли от тех времен? Неужели мы ничем не отличаемся от дикарей? Поколения, мечтавшие о звездах, выродились в поколения, мечтающие о гладиаторских боях?

Я думаю, что все это не так.

Как лидер официально зарегистрированной партии, я выношу этот вопрос для всеобщего голосования.

Поддержите меня или проголосуйте против. Но пусть ваш выбор будет осмыслен. Представьте себе, что в следующем розыгрыше Черная Метка может выпасть вам, вашему мужу, вашему брату, вашему отцу или сыну.

Нужны ли вам зрелища такой ценой?

Расскажите мне об этом.

Ну, а мое мнение вы знаете.

Я считаю, что Черная Лотерея должна быть закрыта».

— Хорошо, — сказал Тунец.

— Пафос зашкаливает, — сказал Гена.

— Так надо, — сказал Гусев.

— Мне готовить заявку?

— Да.

— Реакции на послание дожидаться не будем? А то, может, ну его…

— Готовь заявку, — сказал Гусев.

— А ты готовь зонтик, — посоветовал Гена. — Ибо сейчас над тобой разверзнуться хляби небесные и прольется дождь, и будет он отнюдь не розовым и конфетным.

И стало так по слову его.

Хляби разверзлись, дождь пролился, и был он далеко не розовым и совсем не конфетным.

Радикальные противники обвинили Гусева в том, что он слаб, мягкотел, продался американцам, китайцам и добивается развала страны посредством отрицания истинных мужских ценностей.

Гусев смеялся. Больше ему ничего не оставалось.

Люди же умеренные говорили, что Гусев, конечно, молодец и, может быть, даже голова. В принципе. Но вот в данном случае он немного погорячился.

На следующий день на сайте правительства появилось инициированное им голосование. В первые несколько часов позиция Гусева получила поддержку десяти процентов голосов. А потом все заглохло. Цифры на экране сменялись, но слишком медленно. За сутки вышло еще около процента.

Гусев всерьез начал размышлять о выборе между запоем и депрессией.

Но публичные дела требовали его присутствия, поэтому ему не удалось впасть ни в то, ни в другое.

— Мы проиграли, — сказал Гена.

Гусев налил себе на три пальца коньяка, глотнул и закинул ноги на офисный стол. Несмотря на поздний вечер, штаб продолжал трудиться. Там, за закрытыми дверями гусевского кабинета.

— Мы проиграли, — повторил Гена. — Обычно прошедшие законопроекты в первые сутки получали от тридцати пяти до сорока процентов голосов, и потом пару месяцев добирали остальные. Одиннадцать с половиной процентов в первые сутки, когда голосуют убежденные сторонники идеи — это провал. Это значит, что все остальные — сомневающиеся и противники, и еще сорок процентов нам не убедить от слова «никогда».

— Голосование бессрочное, — напомнил Тунец.

— А толку-то? — спросил адвокат. — Сколько их таких бессрочных на том же сайте висит? С замершими счетчиками на позабытых страницах?

— И что ты предлагаешь? Поднять лапки кверху и сдаться?

— Можно еще одно покушение устроить, — мечтательно предложил Гена. — Привязать его к игре, и чтоб попутного ущерба было… Поднимем резонанс.

— Нет, — сказал Тунец.

— Ни за что, — сказал Гусев. — И никакого попутного ущерба.

— Так что же делать?

— Работать дальше, — сказал Гусев.

— Без каких-то решительных ходов мы эту ситуацию не переломим.

— Вот только революцию мне тут не надо предлагать, — сказал Гусев. — Мы пойдем медленно, но верно.

— В светлое будущее? — скептически осведомился адвокат.

— Просто в будущее, — сказал Гусев.

— И осветим его сиянием наших сердец?

— Знаешь, за цинизм в нашей компании отвечаю я, — сказал Гусев. — А ты выбери себе какую-нибудь другую роль, потому что двух меня эта партия просто не выдержит.

И они продолжали работать. Спорить, убеждать и агитировать. Цифры на счетчике росли, но очень медленно.

А рейтинг действующего президента так же медленно падал.