ГЛАВА 1

Мы проторчали на Леванте еще два с половиной месяца.

Не думал, что процесс, который Реннер обозвал «утрясением разных бюрократических формальностей», отнимет у нас так много времени.

Особенно если сравнить затраченное на официальные процедуры время с тем сроком, который мне потребовался для того, чтобы сместить Керима с места калифа и самому усесться на трон.

Пока я подписывал договоры, заключал союзы и присутствовал на официальных церемониях, которые нельзя было пропустить, посол Брэдшоу стоял за правым моим плечом, а Джелал — за левым. В то же время имперская разведка старалась нарыть как можно больше информации на потенциального регента, дабы определить, насколько можно ему доверять. Получалось, что можно.

В жизни он был тот еще хорек со слабостью к противоположному полу и азартным играм, но в политике он был сторонником начатого еще Асадом ад-Дином курса по сближению Калифата с Кленнонской Империей, а это для Реннера в данной ситуации являлось главным определяющим фактором.

Уже на втором месяце эйфория, овладевшая населением после моего первого появления в новостях, начала спадать, и люди все чаще вспоминали о моем инопланетном происхождении. Сначала это были простые перешептывания, потом об этом открыто заговорили местные традиционалисты, и со временем эти разговоры могли перерасти в серьезную проблему. Джелал оказался прав, даже явные выгоды от союза, заключенного с Империей, в глазах общественного мнения не могли перевесить тот факт, что для местных я был чужаком.

Когда получивший полный отчет о благонадежности Джелала Таррен Второй дал отмашку, мы с будущим регентом выступили в прямом эфире и объявили о готовящейся передаче власти. После этого недовольные разговоры если не прекратились совсем, то хотя бы стихли до такого уровня, на котором их можно было игнорировать.

По ночам мы с Риттером разрабатывали наш план по спасению человечества, как его основной ветви, так и побочной, от вторжения скаари.

Холден давал о себе знать все реже. То ли он уже рассказал мне все, что хотел рассказать, и не видел дальнейшего смысла в наших беседах, то ли старался дать напоследок побольше времени истинному владельцу того тела, которое он оказался вынужден делить с Риттером.

Не могу сказать, что я сильно по нему скучал.

Мы должны были покинуть Левант на следующий же день после того, как Джелал ад-Дин официально примет должность регента, и за неделю до этого срока я пригласил Реннера для серьезного разговора. Его помощь была нам необходима.

Точнее, нам необходима была помощь Империи, а Реннер, как самый авторитетный боевой офицер и придворный, справившийся со щекотливым заданием и находившийся в фаворе у императора, мог нам посодействовать в ее получении.

Поскольку я все еще был калифом, встречаться в имперском посольстве было некомильфо, и я пригласил адмирала во дворец. Впервые при встрече с сильными мира сего разговор должен был состояться на моей территории.

Риттер сразу же взял быка за рога.

— Адмирал, вы помните наш давний разговор о Гегемонии? — спросил он. — Скажите, вы все еще считаете, что, если устранить Кридона, кланы обрушатся в привычный для них хаос и будут уже не так опасны для нас?

— Да, — сказал Реннер. — Но я все еще не вижу способа добраться до Кридона.

— Я думаю, что могу с этим помочь, — заявил Риттер. — Мне известно, что мобильная база ВКС «Спектрум» заброшена, но все еще цела.

— Она не выходит на связь, — сказал Реннер. — Но физически она все на том же месте, там, где ее застиг гиперпространственный шторм, и выглядит не слишком поврежденной.

— Вы не пытались проникнуть внутрь?

— Мы не видели в этом необходимости, — сказал Реннер. — Там сейчас нет ничего, что могло бы представлять для нас хоть какой-то интерес.

— Кое-что есть, просто вы об этом не знаете, — сказал Джек. — По пути на Кленнон нам нужно будет сделать небольшой крюки посетить «Спектрум». Полагаю, что много времени это не займет.

— К чему такая спешка? Что вы рассчитываете там обнаружить?

— В свое время база ВКС «Спектрум» считалась самым защищенным объектом в дальнем космосе, и мы хранили там резервные копии своих архивов, — сказал Риттер. — И когда я говорю «мы», я подразумеваю СБА.

— Мы уже получили часть ваших архивов.

— Но вы не получили самого главного, — сказал Риттер. — В архивах «Спектрума» должны храниться звездные карты, в том числе и самая подробная звездная карта Гегемонии Скаари со всеми известными нам укреплениями, ловушками и полями бывших сражений, которые все еще представляют опасность.

— Эти данные устарели на двести лет, — сказал Реннер.

— Да, но если учесть, что скаари только начали восстанавливать прыжковый флот, как и все мы, едва ли за эти двести лет что-то существенно изменилось, — сказал Джек. — Глупо наращивать оборонительные сооружения, если у твоего противника нет флота, а сам ты намерен нанести упреждающий удар.

— Но к чему такая спешка? — спросил Реннер. — Император желает видеть меня и Алекса на Кленноне. Мы полетим туда, а за картами отправим кого-то еще.

— Во-первых, быстрее всего добраться до карт вы сможете при моей помощи, а я, как вы видите, далеко не вечен, — хмыкнул Риттер. — Во-вторых, надо действовать до того, как туда нагрянут наши марсианские друзья. Они уже объявили себя наследниками Альянса и наверняка заявят свои права на все, что осталось от былой мощи наших ВКС.

— И, в-третьих, я предпочел бы встретиться с императором, уже имея эти карты на руках, — сказал я. — Время дорого. Военный и промышленный союз, который мы тут заключили, это очень хорошо, но основной проблемы он все равно не решает.

— Я должен предупредить императора о том, что мы задержимся, — задумчиво сказал Реннер. — Как минимум.

По-моему, идея адмиралу понравилась. Планирование боевых операций привлекало его куда больше, чем политические игры, пусть даже политические игры на Леванте от боевых операций мало чем отличаются.

Если архив цел, с его помощью мы сможем проложить безопасный путь до Кридона. Препарированные воспоминания Визерса и мои собственные впечатления помогут нам ориентироваться в подземельях мертвой планеты. Осталось только придумать, как преодолеть орбитальную оборону, и план операции будет закончен.

Останется только самая малость — претворить его в жизнь.

— Я поговорю с императором, — сказал Реннер. — Поговорю завтра же. Но я ничего не могу обещать.

— Вы сейчас на подъеме, — сказал Риттер. — Используйте это.

— И вы можете сказать, что это и моя просьба, — сказал я. — В конце концов, после того, что я сделал, императорский дом мне немного задолжал.

— Я не могу откровенно давить на собственного монарха, — улыбнулся Реннер. — Но, поверьте, я использую все рычаги, которые только смогу найти.

Для спешки была еще одна причина, о которой я Реннеру не сказал.

У меня начали выпадать волосы. Однажды утром на подушке я обнаружил целый клок, после чего предпочел не появляться на публике без головного убора. Как только мы окажемся в космосе, я попрошу обрить меня наголо.

По вечерам, особенно если я проводил целый день на ногах, на меня начали накатывать волны слабости. Это была не приятная усталость после плодотворно проведенного дня, не свинцовое утомление, вызванное постоянным недосыпанием и напряженным рабочим графиком, а полное изнеможение, когда любое движение требовало огромных усилий, а разум словно погружался в замедляющий мысли свинцовый туман.

Я сравнил свои симптомы с ранней стадией состояния Риттера и нашел их весьма похожими, разве что без провалов памяти на моей стороне. Холден, проявившийся после первого же разговора с Риттером на эту тему, подтвердил мои догадки.

Тело Алексея Каменского вступило в фазу медленного умирания.

Холден дал мне от силы год, и, если судить по его собственному телу, активная жизнь займет лишь половину этого времени.

У Риттера уже начали выпадать зубы, он сильно похудел, кожа покрылась старческими пятнами. Полковник старался не делать лишних движений и предпочитал передвигаться в компенсирующем скафандре. Еще немного, и нам придется возить его на коляске.

Риттер принимал свою участь стоически и не жаловался. По его утверждению, он готов был распрощаться с этим миром еще на Веннту и каждый день, прожитый им после разморозки, расценивал как подарок.

Мне было тяжело. Периодически на меня накатывала тоска, и я впадал в пучины отчаяния, откуда вытаскивал себя только максимальным усилием воли. Чтобы меньше думать об этом, я старался занять себя работой, а когда работа на Леванте подошла к концу, я обеими руками схватился за предложение Риттера.

Я слишком многого в этой жизни не успел сделать и, видимо, теперь уже не успею. Не завел семью, не вырастил детей, не построил дом. Пару деревьев только посадил в молодости, на субботнике.

Когда я уйду, после меня практически ничего не останется. Так почему бы не спасти человечество финальным аккордом? Мой маленький вклад в наше общее дело…

— Если рассуждать глобально, то смысл жизни вовсе не в женах, не в детях и не в работе, — сказал Риттер, когда мы заговорили с ним на эту тему. — Смысл жизни в том, чтобы оставить после смерти условия существования лучшие, чем они были до тебя. Хоть чуточку, но изменить этот чертов мир. Я услышал эту фразу в юности, когда решал, чем мне заняться дальше, но тогда я не понимал, что она означает. Даже не так… тогда я не думал, что это касается и меня. Тысячи людей живут и умирают без всякого смысла, и мир после их смерти не становится ни лучше, ни хуже. Мир просто не замечает, что они вообще существовали. Когда я поступил на службу в СБА, это и был мой шанс что-то изменить, но боюсь, что тогда я его профукал. Теперь мне представился еще один, и я намерен вцепиться в него зубами. Когда-то я дал клятву служить человечеству, особо даже не вдумываясь в слова, которые произносил, зато сейчас, когда организация, которая требовала от меня этой клятвы, существует только в устаревших архивах, я намерен сдержать слово. Я понимаю, как пафосно это звучит со стороны, но иногда просто нет других слов.

Человечество наконец-то избавилось от влияния регрессоров, заплатив за это очень высокую цену, и перед ним возникла новая угроза, перед которой оно может не устоять. Все повисло на полоске.

Но если нам удастся избавить человечество от угрозы скаари, то Империя и остатки Альянса получат шанс на новую жизнь, которую они будут строить самостоятельно.

Не факт, что без влияния регрессоров у них получится лучше, но все следующие шишки, которые на них упадут, останутся целиком на их совести. В отличие от той же Войны Регресса, они будут заслужены самим человечеством, а не ниспосланы высшей силой, преследующей свои собственные интересы.

Чем больше я думал об истории Исследованного Сектора Космоса, тем труднее мне было выдать оценку той роли, которую сыграли в этой истории регрессоры. Цели, которые они преследовали, были чудовищны, и на фоне того, что они тысячелетиями творили с людьми и скаари, гиперпространственный шторм, вызванный Визерсом, уже не казался ужасным преступлением. Он сливался с фоном, становился всего лишь очередным эпизодом в длинном списке катастроф.

Вдобавок после откровений Холдена стало непонятно, как следует воспринимать фигуру самого Визерса. С одной стороны, он убил миллионы, возможно, миллиарды разумных существ, но с другой — он избавил галактику от влияния регрессоров.

Сам того не зная, он уничтожил четвертую расу, разнес вдребезги все их автоматизированные боевые станции, которые мы знали под именем Разрушителей, отомстил за все, что нам пришлось вытерпеть от экспериментов высшего разума, вернул, а точнее, подарил людям возможность самоопределения, которой у них никогда раньше не было.

И кто он после этого, преступник или праведник, злодей или спаситель?

Пожалуй, всего понемногу. Хорошо, если грядущие историки не узнают всей правды о свершениях генерала, иначе его биография и оценка его достижений станут предметами для ожесточенных научных споров.

Регрессоры поощряли агрессивность скаари, потому что она была им на руку. Вполне возможно, что они поощряли и человеческую агрессивность, ведь людям предстояло конкурировать с ящерами за право предоставить свои тела для сородичей Холдена и, вполне возможно, моих.

Неужели войны, которые человечество вело на протяжении всей своей истории, были навязаны нам в рамках этой конкуренции? Могли ли мы пойти по другому, менее кровавому пути? Обойтись без Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона, Гитлера? Или агрессия заложена в наших генах, как она заложена в генах скаари?

Вопросы, представляющие лишь академический интерес. История не знает сослагательного наклонения, и прошлое уже нельзя изменить, зато сегодняшнее противостояние переходит к своей решающей фазе. Мы или скаари? Регрессоры отсеялись по дороге, и нам придется играть финал уже без них.

Что касается вашего покорного слуги, то я себя представителем высшего разума не ощущал. Умом я понимал, что Холдену уже не было никакого смысла врать и он сказал правду, и эта правда объясняла многие мои способности, недоступные обычным людям, как объясняла оно и мое внезапное ухудшение здоровья, но почувствовать себя регрессором и представителем иной формы жизни на самом деле у меня не получалось.

Возможно, смерть моего тела расставит все по своим местам и подарит мне ответы на все вопросы, которые я бы хотел задать.

Холден говорит, что для существа в энергетической форме время не имело решающего значения. Еще он говорит, что, несмотря даже на то что для постороннего наблюдателя моя смерть будет очень быстрой, субъективно я могу прожить еще целую вечность после того, как тело Алекса Стоуна обретет покой. Конечно, тогда я уже не смогу действовать и оказывать влияние на этот мир, стану чистой энергией, разумом без оболочки, но… Я мыслю, следовательно, я существую.

Во всяком случае, времени разобраться в своей жизни мне должно хватить.

Это утешает, конечно. Обычному человеку такая возможность после смерти не предоставляется.

— Сканеры фиксируют на базе легкую энергетическую активность, — доложил капитан Мартин.

Хорошо быть Реннером. Капитаны супердредноутов стелются перед тобой, как молодые лейтенантики.

— Доложить о готовности штурмовой группы.

— Штурмовая группа готова.

— Я тоже готов, — подал голос Риттер.

Он был накачан лекарствами так, что они вот-вот начнут вытекать у него из ушей, зато это позволяло ему стоять без посторонней помощи.

Предоставить ему боевую броню Реннер отказался наотрез, да и не факт, что Риттер с ней бы управился одной рукой. Адмирал вообще возражал против участия Риттера в вылазке и был бы рад оставить его на борту «Таррена», но Риттер уверял, что без него путь к запасным архивам никто не найдет.

— Помните, кого бы вы ни обнаружили на базе, друзей у нас там нет, — сказал Реннер. — Без необходимости огонь на поражение не открывать, при необходимости — не раздумывать. Решения принимать по ситуации.

— Вас понял, сэр.

— Десантный катер отстыкован, — доложил капитан.

Мобильная база ВКС «Спектрум» напоминала статую танцующего брейк-данс осьминога. Гибкие щупальца ремонтных узлов застыли под разными углами, некоторые были и вовсе оторваны. Очевидно, это произошло, когда начали взрываться находящиеся на техобслуживании прыжковые суда. Огромные двери двух шлюзовых ангаров были вырваны или заклинены в открытом состоянии, отчего ангары напоминали распахнутые пасти гигантского космического чудовища.

Мобильную базу обслуживали двадцать шесть тысяч человек плюс экипажи производивших ремонт кораблей… Это значит, что до катастрофы на «Спектруме» было около тридцати тысяч человек. Сколько их осталось теперь и во что они превратились?

Запертые в космосе, без надежды на спасение, медленно сходящие с ума… Реннер в такой ситуации выжил, но он оказался одним из немногих. Кроме того, кленнонцы живут дольше людей, и вряд ли кто-то из первоначального состава мог продержаться почти два века. Если после гиперпространственной бури на базе кто-то уцелел, штурмовой группе придется иметь дело с их потомками.

Которые уже были рождены запертыми в космосе и без надежды на спасение.

— Десантный катер в пути. Ожидаемое время прибытия на место — шесть минут.

Реннер сидел в кресле командира корабля, я — на месте его почетного первого помощника. Сам капитан Мартин ютился в кресле второго пилота, но по нему было видно, что присутствие на мостике легендарного адмирала искупает все неудобства.

— Это авантюра, — сказал Реннер. — Мы понятия не имеем, что творится на борту и с чем столкнутся наши люди. Мы даже не знаем, уцелели ли эти архивы.

— Но если они уцелели, то это компенсирует любой риск, — заметил капитан Мартин. — Звездные карты внутреннего пространства Гегемонии… Я слышал, что в СБА свое дело знают, но не думал, что настолько.

— СБА — это лучшее, что было в Альянсе, — сказал Реннер. — Мы превзошли Альянс почти по всем параметрам, но никто лучше СБА не умел работать с информацией. Даже адмирал Трентон, глава имперской военной разведки, готов это признать.

Еще бы он не был готов это признать, если учесть, что кленнонцы до сих пор охотятся за остатками архивов СБА, содержащаяся в которых информация до сих пор является актуальной.

Капитан Мартин увеличил изображение «Спектрума» на главном тактическом дисплее, и мы увидели, как десантный катер кленнонцев исчезает в черном провале одного из шлюзовых ангаров.

— Штурмовая группа на связи. Катер зафиксирован, мы выходим.

Изображение на дисплее сменилось картинкой с камеры командира имперских штурмовиков. Если не считать катера, шлюзовой ангар был пуст. Очевидно, все оборудование вынесло в открытый космос вместе с испаряющимся воздухом.

— Камера перехода работает, — сообщил Риттер. — Судя по показаниям приборов, на большей части станции сохранилась внутренняя атмосфера.

Значит, там вполне может быть жизнь. Я думаю, кленнонцам было бы удобнее, если бы на базе в живых никого не осталось. Атмосфера штурмовой группе не нужна, а возможных помех было бы поменьше.

— Мои коды до сих пор работают, — без особого удивления отметил Риттер.

Впрочем, чему тут удивляться? За два века на базе должно было накопиться множество проблем, и смена кодов безопасности терялась в самом конце списка.

— Штурмовая группа внутри.

Длинный пустой коридор, освещенный тусклыми аварийными лампами, широкая спина кленнонца, идущего первым, — похоже, что большую часть времени нам придется любоваться именно таким зрелищем.

Меня на «Спектрум» Реннер не пустил, впрочем, я на этом и не настаивал. В отличие от Риттера, я никогда не посещал эту базу и пользы в вылазке принести бы не смог.

Страшно себе представить, как много мы потеряли, подумал я, глядя на пустынные коридоры базы. Если бы Империя и Альянс смогли бы договориться, вполне возможно, что Визерсу не пришлось бы пускать в ход свою адскую машину.

Тогда все было бы совсем иначе. Объединенное человечество против разобщенных скаари, а не единая Гегемония против остатков былого могущества двух человеческих государств.

Если скаари таки нас прикончат, то винить в этом стоит не Визерса, а наше неумение договариваться и идти на компромиссы. Вместо того чтобы объединиться перед лицом внешней угрозы, все продолжали решать собственные политические проблемы. Если даже после одной катастрофы и накануне катастрофы еще более страшной Керим ад-Дин не был готов заключить военный союз с сильным соседом…

Штурмовая группа, ведомая Риттером, продолжала движение. Они продвинулись на три уровня вверх и в общей сложности преодолели больше трех километров. Судя по схеме, это примерно четверть пути.

Риттер говорил, что резервный архив хранится не в административном секторе, как можно было бы подумать, а в арсенале одной из казарм десанта, до которой нашему штурмовому отряду еще идти и идти.

И хорошо бы, если бы ему и дальше никто не встретился.

На подходе к жилым секторам штурмовики наткнулись на первый завал, который не смогли обойти, и были вынуждены отправиться в обход через технические туннели. Теперь им приходилось продираться сквозь хитросплетения обесточенных проводов, баррикады из обвалившихся трубопроводов и прочие техногенные препятствия.

Если там кто-то и остался, поддержание порядка в этой части базы выживших не заботило.

— Оно и к лучшему, — сказал Реннер, когда я озвучил свои соображения. — Меньше всего нам нужно наткнуться на одну из их ремонтных команд.

Излюбленный сценарий для фильмов ужасов, которые снимали в двадцатом веке. Команда исследователей высаживается на заброшенный космический объект, и там на них непременно кто-нибудь нападает. Или мутировавший и превратившийся в зомби прежний экипаж корабля, или злобные пришельцы, рассматривающие исследователей в качестве еды, или опасный вирус, стремящийся уничтожить все живое…

Реальность оказалась намного прозаичнее. Едва датчики засекли впереди по курсу движение, как штурмовики дали предупредительный залп из огнемета, самого, пожалуй, эффектного и наименее эффективного оружия из их арсенала.

Активность вокруг отряда сразу же прекратилась. У местных, кем бы они ни были, хватило ума понять, что с кленнонским десантом лучше не связываться.

А через четыре минуты после залпа случилось то, чего мы вообще меньше всего ожидали.

— С нами пытаются выйти на связь на коротких волнах, — сказал капитан Мартин. — Сигнал идет со «Спектрума».

— Я хочу послушать, — сказал Реннер.

— Включаю, сэр.

Капитан Мартин щелкнул тумблером.

— Мобильная база ВКС Альянса «Спектрум» вызывает неопознанный корабль, — послышалось из динамиков. — Назовите себя, сообщите цель визита, ждите дальнейших распоряжений. Мобильная база ВКС Альянса…

Реннер покачал головой, и капитан Мартин обрубил звук.

— Автоответчик? — предположил я. — Допустим, они могут не знать, что Альянса больше нет, но их база уже двести лет не является мобильной.

— Риттер, сколько времени вам еще потребуется?

— Минимум час, — доложил Джек. — Если не возникнет дополнительных сложностей.

— Продолжайте движение. — Реннер посмотрел на очередной завал, сквозь который в данный момент продиралась штурмовая группа.

— Я думаю, надо ответить, — сказал я. — Нам тут еще не меньше часа висеть, а эта штука когда-то была одной из самых хорошо укрепленных космических станций Альянса. Если они сохранили хотя бы часть своей огневой мощи…

Конечно, супердредноут им не накрыть, но если меж ними и базой завяжется перестрелка, то у нашего десантного катера возникнут сложности с возвращением на материнский корабль. Во время космических перестрелок продолжительность жизни «москитного флота» измеряется даже не минутами, а десятками секунд.

— Я отвечу, — сказал Реннер. — Включите связь, капитан.

«…вызывает неопознанный корабль. Назовите себя, сообщите цель визита, ждите дальнейших распоряжений…» — Все-таки это запись, подумал я.

Компьютер гоняет одно и то же сообщение по кругу.

— Говорит неопознанный корабль, — сказал Реннер. — Вам известно, что в галактике произошла катастрофа?

На той стороне линии послышались непонятные шорохи, кто-то закашлялся, а потом в эфире прозвучал другой голос.

— Мы догадывались об этом, — сказал он с легким смешком. — И даже некоторое время считали себя единственными уцелевшими, но мы тут вроде как чтим устав, доставшийся нам от наших предков, а он обязывает нас соблюдать протокол. Я — майор ВКС Альянса Шарп. Вы готовы назвать себя?

— А что будет, если мы себя не назовем? — поинтересовался Реннер.

Судя по всему, Шарпу и его приятелям еще не доложили о высадившемся на базу десанте, и Реннер предпочитал тянуть время. Невозможно было предугадать, как поведут себя на «Спектруме» при известии о том, что они имеют дело с кленнонцами.

— Тогда мы вас атакуем, — сказал Шарп. — Согласно уставу.

— И вы считаете, что это будет разумно? — поинтересовался Реннер. — В сложившихся обстоятельствах?

— Я вижу, что у вас очень здоровая посудина, но не могу ее опознать, — пожаловался Шарп. — Похоже, тип судна не значится в наших каталогах. Парни, кем бы вы ни были, после стольких лет одиночества мне не хотелось бы открывать огонь, но устав предписывает обратное, и я не могу ему противиться. Где бы мы все были, если бы не устав?

Похоже, что устав заменил этим ребятам Святое Писание. Двести лет полной изоляции, второе, возможно, третье поколение тех, кто служил на «Спектруме» при катастрофе, эти люди выросли запертыми в космосе, они не видели других кораблей, они никогда не видели планет, они не знали другой жизни, но они были потомками военных, и основой для их выживания стала книга, по умолчанию считавшаяся главной для любого военного, — устав.

Или у меня просто слишком богатое воображение.

— Альянса больше нет, — сказал Реннер. — Если мы можем оказать вам какую-то помощь, то мы готовы. Провиант, запасные рециркуляторы, медикаменты…

— Щедрое предложение, — констатировал Шарп. — Однако я не мог не заметить, что вы все еще не сообщили, с кем я имею дело. Такая скрытность внушает мне определенные подозрения. Назовите свой корабль, или нам придется перенести нашу беседу в другую плоскость.

— Супердредноут «Таррен Первый», — сказал Реннер. — Порт приписки…

— Чертов кленнонец! — Этот голос принадлежал не Шарпу.

Связь оборвалась.

— У нас тут свет гаснет, — сообщил Риттер. — Не то чтобы для нас это было особенно важно, но я решил обратить на этот факт ваше внимание.

Копят энергию для залпа?

— Включить защитные поля, приготовиться к отражению атаки, — приказал Реннер.

Капитан Мартин отдал несколько отрывистых команд на кленнонском, и я в очередной раз отметил, что этот резкий и грубый язык хорошо подходит для армии. А вот сонеты на нем писать я бы точно не рискнул.

Нанести превентивный удар «Таррен Первый» не мог. «Спектрум» был слишком большой хреновиной, и мы точно не знали, из какой ее части исходит угроза. Кроме того, Реннер подозревал, что любой ущерб может оказаться для уже поврежденной базы фатальным, и не стремился обречь всех ее теперешних обитателей на верную смерть.

Спустя три наполненные тревожным ожиданием минуты связь с космической станцией снова заработала.

— У нас тут были технические неполадки, и мы не договорили, — заявил Шарп. — Итак, Альянса больше нет, а вы — кленнонцы. Значит, вы победили? Зачем вы прилетели сюда? Хотите добить оставшихся?

— Войны не было, — сказал Реннер.

— Разве не вы использовали оружие, уничтожившее все наши прыжковые корабли?

— Нет, катастрофа была вызвана иными причинами, и мы тоже стали ее жертвами, — сказал Реннер. — Альянс распался в результате социальных потрясений, которые спровоцировала катастрофа. Империи удалось выстоять.

— Зачем вы здесь? — поинтересовался Шарп.

— Наша экспедиция носит исключительно мирный характер, — сказал Реннер. — Мы пытаемся оценить потери и оказываем помощь выжившим.

— Вы хотите сказать, что о своих вы уже позаботились?

— Мы не враги, — сказал Реннер. — У нас подписаны мирные соглашения с марсианским военным правительством, которое объявило себя правопреемником Генеральной Ассамблеи Альянса.

— А что там с ящерами?

— С этим сложнее, — сказал Реннер. — Гегемония Скаари продолжает войну, но по техническим причинам нанесет свой удар не раньше, чем через несколько десятков лет.

— Откуда мне знать, что вы не лжете?

— А смысл? — поинтересовался Реннер. — Вы лишены мобильности, и, скорее всего, у вас на борту энергетические проблемы, а у меня тут целый супердредноут. Если бы я хотел разнести вас на атомы, я бы уже это сделал, и вы бы не смогли мне в этом помешать.

— Я на вашем месте не был бы в этом так уверен, — сказал Шарп. — У нас уцелело два реактора, и один способен выдавать полную мощность, а главный калибр и вовсе не пострадал.

Со своего места мне было видно, как на раскрытой перед ним схеме станции капитан Мартин пометил зону главного калибра как первоочередную цель и отправил соответствующую команду своим артиллерийским расчетам.

Шарп, скорее всего, блефует, подумал я. Хватит ли у «Спектрума» энергии, чтобы одновременно стрелять из своей главной пушки и поддерживать энергетические щиты? Даже если один реактор работает на полную мощность, долго в таком режиме им не продержаться.

— Мы прилетели сюда не для того, чтобы воевать, — сказал Реннер.

— Понимаю, — сказал Шарп. — Именно поэтому вы явились на супердредноуте.

— Космос небезопасен, — сказал Реннер. — За пределы Империи летают только военные корабли, таковы правила.

— И чего вы хотите?

— Скажите, в чем вы нуждаетесь, и мы окажем вам посильную помощь, — сказал Реннер. — Потом мы свяжемся с марсианским правительством и сообщим ему о вашем существовании.

— Если бы их это заботило, они бы сами сюда прилетели.

— Они вернулись в космос позже, чем мы, — сказал Реннер. — Как вы намерены поступить, майор Шарп?

— Я дам вам знать, — сказал он и отключился.

Реннер связался с командиром штурмового отряда и коротко обрисовал ему ситуацию, велев поторапливаться.

— Мы нашли работающий реактор, — сказал капитан Мартин, внося очередные коррективы в огневую схему. — Одна торпеда, и они останутся без энергии.

— Там могут быть тысячи людей, — заметил Реннер. — Я не хотел бы убивать их всех только потому, что нам потребовались древние архивы, о которых они даже не знают. Тем более что самих архивов мы пока не нашли.

— Но мы подвергаем опасности наш корабль, сэр. Со всем моим уважением, но…

— Мы подождем до следующего сеанса связи, — сказал Реннер.

— А если вместо этого они откроют огонь?

— Тогда мы их уничтожим.

— Но…

— Мы сглупили, капитан, — сказал Реннер. — Мы безрассудно полезли внутрь, не проведя предварительной разведки. Я не хочу, чтобы за нашу ошибку заплатили эти люди.

— Но вероятность того, что на базе осталась жизнь, была ничтожно мала.

— Тем не менее ею не стоило пренебрегать, — сказал Реннер.

— Почему они до сих пор не обнаружили наш десант? — спросил я.

— Возможно, они контролируют не всю базу, — сказал Реннер. — Те отсеки, через которые двигалась наша группа, выглядели заброшенными.

— Надо было выйти с ними на связь до того, как мы отправили катер, — сказал капитан Мартин.

— Нет, — сказал Реннер. — Я сомневаюсь, что они пошли бы нам навстречу и позволили вести поиски, так что мы бы только предупредили их о своем вторжении. Следовало или воздержаться от операции вообще, или действовать так, как сейчас.

Адмирал устало потер подбородок. Если здесь что-то произойдет, наверняка он будет винить в этом себя.

— Мы на месте, — сообщил командир штурмового отряда. — Казарма пуста, мы вскрыли арсенал, похоже, что его основательно почистили до нас.

— Сам арсенал нам и не нужен, — вмешался Риттер. — Тут есть тайный проход, и, судя по состоянию стенных панелей, до него так никто и не добрался.

— Работайте, — сказал Реннер.

Похоже, что паранойя была профессиональным заболеванием не только отдельных сотрудников СБА, но и всего ведомства в целом. Ребятам было мало хранить резервные архивы на самом защищенном объекте в дальнем космосе, им даже оказалось мало хранить их в арсенале, куда имел доступ только ограниченный круг лиц. Они еще и тайник устроили. Поговорка «Подальше положишь, поближе возьмешь», воплощенная эсбэшниками на практике, и практика показала, что они были правы.

Какие дальновидные парни.

— Здесь мои коды не работают, — сообщил Риттер. — Видимо, надо взрывать.

— Действуйте, — сказал Реннер. — А потом со всей скоростью на катер.

Направленный взрыв создает больше разрушений, чем шума, а станция очень большая, напомнил я себе. Если их не засекли до сих пор, возможно, их и дальше не обнаружат.

— Зафиксирован пуск торпеды, — сообщил капитан Мартин. — Мы ведем ее, ожидаемое время подлета — минута тридцать.

— Не похоже на серьезную угрозу, — сказал Реннер. — Скорее, они решили показать нам зубы.

— Они не отвечают на наши попытки с ними связаться.

— Еще ответят, — сказал Реннер.

— Торпеда уничтожена заградительным огнем, — бесстрастно доложил капитан. — Майор Шарп снова на связи.

— Что это значило, майор? — поинтересовался Реннер. — Я думал, мы играем честно.

— Да, я тоже так думал, — сказал Шарп. — Но наши датчики фиксируют активность в нежилых помещениях, и мне только что доложили, что наш патруль был обстрелян. Сколько человек вы высадили?

— Это всего лишь разведгруппа, — сказал Реннер. — Я уже отозвал их.

— Теперь я буду решать, когда они смогут вернуться на ваш корабль, — сказал Шарп.

— Как вы это себе представляете, майор? Вам не удастся их захватить.

— А мне и не надо их захватывать, — сказал Шарп. — Мы обнаружили их транспорт.

— Если мои люди не смогут беспрепятственно вернуться на корабль, я буду вынужден открыть огонь, — сказал Реннер. — Вы хотите крови?

— Я хочу понять, что происходит, — сказал Шарп.

— У вас есть собственный транспорт? Прилетайте сюда, поговорим.

— Хотите захватить заложников?

— Майор, посмотрите в глаза реальности. Вся ваша станция у меня в заложниках, а мои люди только ждут приказа открыть огонь. У меня новый супердредноут против вашей рухляди, как вы думаете, кто останется в живых после того, как закончится стрельба?

— И что вы предлагаете?

— Разойдемся мирно. Вы пропустите моих людей к катеру и составите список того, что вам нужно, и я пришлю вам это следующим транспортом.

— Я хочу знать, что ваши люди искали на станции.

— Ничего они не искали, — устало сказал Реннер.

Монитор, следящий за действиями штурмовой группы, показал направленный взрыв, который прожег дыру в стене арсенала. Риттер и двое кленнонцев не теряя времени нырнули в клубы дыма.

— Скажу вам начистоту, нас тут несколько, и наши мнения разделились, — сказал майор Шарп. — Я склонен вам поверить и согласиться на ваши условия, но кое-кто продолжает сомневаться. Все-таки вы кленнонцы, а кленнонцам не стоит верить на слово.

— Я не кленнонец, — сказал я. — Меня зовут Алекс Стоун, я служил в пехоте Альянса. Я родился на Земле. Моему слову вы тоже можете не верить, но вам следует знать, что часть орудий супердредноута направлены на ваш работающий реактор.

— Дайте нам минутку, — сказал Шарп и снова отключился.

— Приготовьте штурмовую роту, — неохотно приказал Реннер капитану. — Возможно, нам придется отбивать наш транспорт с боем.

Высаживать на станцию новую порцию десанта было весьма сомнительным решением. Во-первых, чем больше кленнонцев окажется на «Спектруме», тем выше вероятность, что кого-то из них зацепит «дружеским огнем». Во-вторых, противостояние с местными вояками на их территории, которую они изучили как свои пять пальцев, обычно чревато самыми нехорошими последствиями. Преимущество, которое даст кленнонская боевая броня, считающаяся лучшей в Исследованном Секторе Космоса, будет нивелировано численным преимуществом противника…

— Бинго! — раздался в динамиках торжествующий вопль Риттера. — Мы нашли.

— Оставайтесь на месте, — сказал Реннер. — Я сейчас решаю вопрос с вашим отходом.

— Нам уже занимать круговую оборону? — поинтересовался Джек.

— Просто не теряйте бдительность, — посоветовал Реннер.

— Попытка проникновения на наш катер, — сказал капитан Мартин. — Шесть человек, все в боевой броне ВКС Альянса. Майор Шарп на запросы не отвечает.

— Ждем две минуты, — решил Реннер. — Потом — предупредительный выстрел. Если не одумаются, будем атаковать.

— У нас тут нездоровая активность по периметру, — сообщил Риттер. — Как там ваши переговоры?

— Вступают в агрессивную стадию, — сказал я.

Ничего в этом дивном мире не дается нам легко и просто. Неужели и эту ситуацию невозможно разрулить без насилия?

Время утекало. Капитан Мартин продолжал вызывать майора Шарпа, а его команда готовилась к бою. Теперь на главный тактический дисплей была выведена схема станции, первоочередные цели подсвечены красным, предполагаемый путь отхода штурмовой группы — зеленым.

— Есть канал связи со станцией, — доложил капитан Мартин.

Несколько секунд мы слышали только треск помех, но потом его перекрыл знакомый голос майора Шарпа.

— Меня слышно?

— Да, — сказал Реннер. — Как вы намерены поступить?

— Знаете, мы тут посовещались и решили, что не стоит оно того, — сказал Шарп. — Наверное, глупо стрелять в первый же корабль, появившийся в окрестностях станции за последние десятилетия. Ваши люди могут свободно уйти, я уже распорядился открыть для них коридор.

— Оцепление у катера снято, — сообщил капитан Мартин.

— И мы будем совсем не против, если вы подкинете нам жратвы и медикаментов, — сказал Шарп. — Не то чтобы мы тут от голода загибались, но все же хочется некоторого разнообразия, знаете ли.

— Я сейчас же отдам приказ загрузить транспорт, — сказал Реннер. — Вы получите его, как только мои люди вернутся на борт. Еще что-нибудь?

— Да, — сказал майор Шарп. — Нам бы очень хотелось узнать последние новости.

 

ГЛАВА 2

Кленнон почему-то всегда казался мне мрачной планетой, с массивными приземистыми зданиями из серого бетона и маршировочными плацами, простирающимися от горизонта до горизонта, с низко висящими свинцовыми тучами и постоянным холодным ветром.

Когда смотришь на кленнонцев, сложно представить, что они могли вырасти где-то еще.

Стандартный космодром из стекла и бетона вроде бы подтвердил эту теорию, но как только наш флаер вылетел за его пределы, моему взору открылись зеленые луга и синие озера, а где-то на горизонте угадывалась линия леса. На лице Реннера поселилось выражение довольства, а мы с Риттером с интересом смотрели по сторонам.

Конечно, Джек знал о Кленноне куда больше, чем я, но бывать на столичной планете Империи ему тоже не доводилось.

Архитектурой летняя резиденция императора напоминала средневековый замок, а в ее внутреннем убранстве не было ни единого намека на аскетизм, к которому я успел привыкнуть, имея дело с кленнонцами. Пол в отведенных мне апартаментах устилали ковры, массивная мебель отделана не мешающими комфорту излишествами, на стенах висели полотна кленнонских мастеров, и я отметил, что здесь очень неплохо рисуют пейзажи.

Сам император должен был прибыть сюда со дня на день, а в его отсутствие нам было велено отдыхать и всячески наслаждаться жизнью. Чтобы повышенная сила тяжести не мешала нам отдыхать, набираться сил и всячески наслаждаться жизнью, нам с полковником Риттером вкололи по паре уколов и выдали легкие компенсирующие костюмы. Впрочем, Джеку это не помогло, и большую часть времени он проводил в противоперегрузочной кровати.

Копия архива, которую Джек вытащил со «Спектрума», оказалась неполной, но звездные карты внутреннего пространства Гегемонии, ради которых и была затеяна эта вылазка, там присутствовали. Конечно, они устарели почти на двести лет, но имперцы не могли похвастаться и такими, и их аналитики писали кипятком от восторга.

Юный энсин Бигс, которому доводилось бывать в летней императорской резиденции со школьной экскурсией, взял на себя роль моего гида, и следующий после прилета день мы провели, лазая по живописным окрестностям, осматривая императорскую конюшню, зверинец, демонстрирующий экспонаты с разных миров Империи, музей древнего оружия и прочие достопримечательности, представляющие интерес для туристов.

В иное время экскурсия показалась бы мне дико познавательной, но сейчас моя голова была занята другим, и я слушал юного энсина вполуха.

На «Спектруме» оставалось в живых чуть больше восьмисот человек, и это было внуки тех, кому довелось служить на этой базе во времена Альянса. Огромная станция без труда могла обеспечить небольшое число выживших всем необходимым, а люди, рожденные в таких суровых условиях и никогда не ступавшие ни на одну из планет, не склонны к клаустрофобии и космическому безумию.

Они были потомственными военными и получили соответствующее воспитание. Они выросли на уставе и смысл своего существования нашли в следовании записанным в нем правилам. Долгое время они считали, что от внешнего мира остались только осколки вроде того, на котором жили они сами, и они уже не ждали помощи извне.

Тот факт, что первыми на «Спектрум» наведались кленнонцы, оказался для них неприятным сюрпризом, но он же давал надежду, что для человечества еще не все кончено. Реннер сдержал свое обещание и отправил им посылку с гуманитарной помощью, а также несколько файлов, из которых они могли бы почерпнуть сведения о нынешнем состоянии дел в Исследованном Секторе Космоса, а когда мы оказались на Кленноне, он отдал приказ дипломатическим службам, чтобы они сообщили о «Спектруме» марсианскому военному правительству. Как сложилась их дальнейшая судьба, мне неизвестно.

Но чаще всего я вспоминал о своей встрече с Кридоном, который из главы старого и могущественного клана превратился в главу Гегемонии и стал нашим главным врагом. Кридон был мудр, дальновиден и жесток. Именно он стоял за спиной Визерса, и именно он больше всех выиграл от гиперпространственного шторма, который устроил мятежный генерал. Способен ли он поделиться своей властью хоть с кем-нибудь? Вряд ли.

Выиграем ли мы что-то от его смерти? Скорее всего, да. Но вот что именно мы можем выиграть — это вопрос открытый.

Если в Гегемонии наступит хаос, как это скажется на планах ящеров по уничтожению остальных разумных форм жизни?

Древний флот скаари, который летит к человеческим рубежам, принадлежит не только клану Кридона. Как поведут себя экипажи остальных кораблей при известии о смерти владыки? Продолжат ли они полет или будут ждать приказов от нового главнокомандующего? А если нового главнокомандующего, способного отдавать приказы всем кланам, больше не будет?

— Император прилетает завтра, — сказал Реннер.

Мы были на открытом стрельбище близ летнего дворца, в руках адмирал держал тяжелый кленнонский арбалет, нашедший свое применение в качестве охотничьего оружия имперской аристократии. Круглая мишень, стоявшая в пятидесяти шагах от нас, была утыкана стрелами так, что напоминала дикобраза.

Реннер объяснил, что легче всего ему думается на свежем воздухе и с оружием в руках.

— Он уже знает о нашем плане?

— В общих чертах, — сказал Реннер. — Подробности я сообщу ему при личной встрече.

— Как вы думаете, он согласится?

Реннер выпустил очередную стрелу, и она воткнулась в десятке сантиметров от центра мишени.

— Полагаю, что согласится, — сказал Реннер. — Должен согласиться. Наш план… я не назову его хорошим и стопроцентным решением проблемы, но, похоже, что оно единственное. У нас есть возможность выстоять против вторжения старого флота скаари, но это настолько нас ослабит, что мы не сможем оказать достойное сопротивление следующей волне. Союз с Левантом, которого мы достигли, может только отодвинуть неизбежный конец на пару десятков лет. В долговременной перспективе наши шансы стремятся к нулю.

— Сколько времени потребуется на подготовку?

— Не больше полугода, — сказал Реннер. — Нам ведь не нужно изобретать ничего нового. По большому счету, это обычная диверсионная операция, только без плана отхода, что значительно облегчает планирование.

— Это меня и беспокоит, — сказал я.

— Что именно?

— Наш план не подразумевает, что кто-то сможет остаться в живых. Наберете ли вы необходимое количество участников?

— Любой кленнонский военный по умолчанию готов отдать жизнь за Империю и сделать это в том месте и в том времени, на которое Империя укажет, — заявил Реннер.

— Теоретически, — сказал я. — Но при любом, даже самом опасном задании у исполнителей остается шанс уцелеть, а здесь этого шанса не будет. Меня беспокоит то, что команда, набранная из заведомых смертников, может не справиться с заданием.

Реннер взвел арбалет и положил в желоб новую стрелу.

— Вы не кленнонец, — сказал он. — Вы не понимаете.

— Возможно, — согласился я. — Все нормальные люди хотят жить, а это значит, что на участие в походе согласятся либо те, кому нечего терять, либо восторженные юнцы вроде энсина Бигса, либо те, кому тупо прикажут. В любом случае вряд ли это хорошо скажется на их боевом духе.

— Я все время забываю, что вы не военный, — улыбнулся Реннер. — Вы служили в армии и даже участвовали в боях, но вы не военный. Тем более вы не кленнонский военный. Я не собираюсь никому приказывать. В поход пойдут только проверенные бойцы и только добровольцы, и боевой дух их будет силен, как никогда.

— Вы правы, — сказал я. — Я не понимаю.

— Как вы думаете, почему я сам отрубил голову генералу Визерсу? — Риттер засадил арбалетную стрелу в центр мишени и отложил оружие в сторону. — У кленнонцев так принято, что, если ты приговариваешь кого-то к смерти, ты должен быть готов сам привести приговор в исполнение. Если ты принимаешь какое-то непопулярное решение, ты должен одним из первых столкнуться с его последствиями. Это придумано не вчера, многие поколения воспитывались на этих принципах. Каждый офицер, посылающий своих солдат на смерть, должен быть готов их возглавить. Не теоретически. Это на самом деле работает.

Легкий прохладный ветерок пробежался по стрельбищу и приласкал коротко подстриженную траву.

— Я — самый старый офицер Империи, и я сам возглавлю этот поход, — сказал Реннер. — Мои люди пойдут за мной. Мои люди пойдут за мной куда угодно, даже если мне вздумается отправиться в ад.

Я не стал уточнять, что именно туда им и предстоит отправиться. Это было слишком очевидно.

Киру тоже разместили на территории резиденции, и я пару раз издалека видел ее гуляющей по территории в сопровождении дуэньи из местных.

Подойти ближе я не решался. Да и зачем?

Сказать нечего, видеть ее в таком состоянии все еще больно…

Общение с Риттером тоже не доставляло мне удовольствия. Джек сильно сдал, и, глядя на него, я, вполне возможно, смотрел на собственное будущее, которого осталось не так уж много.

— Райское местечко, если бы не чертово тяготение, — заметил Риттер после первой и единственной вылазки в окрестности летнего императорского дворца. — Я мечтал, что после выхода в отставку смогу поселиться примерно в таком вот местечке где-нибудь на колониальных планетах. Разве что домик я бы построил поскромнее.

— У императора большая семья, — сказал я.

— О большой семье я тоже когда-то мечтал, — сказал Джек. — Но теперь понятно, что мне ей уже не обзавестись.

— Зато ты можешь считать, что вышел на пенсию и попал в райское местечко, — сказал я.

— Осталось только на рыбалку сходить, — ухмыльнулся он. — Как думаешь, мне удастся договориться с Реннером, чтобы меня отнесли к ближайшему ручью?

— Лучше на озеро с килограммом взрывчатки, — сказал я. — Так оно эффективнее. На нормальную рыбалку у меня никогда не хватало терпения.

— Я бы посидел с удочкой, — сказал Риттер. — Мне кажется, мне бы это понравилось. Тишина, спокойствие…

— Скука, — продолжил я. — Комары.

— Комары — это невысокая плата за удовольствие, — сказал Риттер. — А скука — это прекрасно. Хотя бы для разнообразия. Жаль, что мне осталось не так уж долго скучать.

— Что говорят местные медики?

— Ничего нового. Общая изношенность организма, я умираю, — он хмыкнул. — Сканирование мозга ничего необычного не выявило, если ты об этом.

— Если даже кленнонцы не могут найти следов пребывания Феникса…

— То их не сможет найти никто, — сказал Риттер. — Ты все еще сомневаешься?

— Иные формы жизни, энергетические существа, высший разум, влияющий на ход человеческой истории… Рассказ Феникса звучал слишком уж фантастически, и в то же время это сплошные шаблоны.

— Или он просто оперировал теми терминами, которые ты способен понять, — сказал Риттер. — Я вообще не понимаю, что тебя беспокоит, если после смерти ты все равно узнаешь правду. Я тебе даже немного завидую, потому как сам до конца этой истории явно не доживу.

— Я, знаешь ли, не очень рассчитываю на то, что произойдет после моей смерти.

— Тяжело быть атеистом, — вздохнул он. — Кленнонцы через одного верят в Бога, а человечество где-то растеряло свою веру.

— Моя ситуация имеет весьма опосредованное отношение к религии.

— Тогда наплюй на все, — посоветовал Риттер. — Расценивай эту возможность как потенциальный бонус, но особо на нее не рассчитывай.

— Ты умеешь вселять в людей бодрость, как никто другой.

— В меня бы кто бодрость вселил, — сказал Риттер. — Все происходит не так, как ты представлял? А ты думаешь, я мечтал, что пиком моей карьеры станет передача наших архивов потенциальному противнику номер один? Я родился в суровые времена, Алекс, но времена, которые пришли им на смену, оказались еще более суровыми. Каждому из нас остается делать то, что он может, и рассчитывать на лучшее.

Утром юный энсин Бигс выглядел серьезнее обычного, и поначалу мне показалось, что он чем-то озабочен, но я списал это на волнение накануне визита императора, который изъявил желание встретиться со всеми членами экипажа «Таррена Первого», пребывающими на планете. Энсин принес мне новый костюм, сшитый по моему размеру, и милитаристского вида ботинки с обилием железных набоек.

Наливая мне кофе и дежурно интересуясь, хорошо ли мне спалось, юный энсин выдал пару тягостных вздохов, и мне не осталось ничего другого, кроме как спросить его, в чем дело.

— Ходят слухи, что мы готовим военную экспедицию в пространство Гегемонии, — сказал он. — И что от этой экспедиции будет зависеть судьба Империи.

— Энсин, вы должны понимать, что я не могу подтвердить эти слухи, — сказал я. — Я — лицо гражданское, и даже если бы я что-то знал, я не уверен, что имею право это с вами обсуждать.

— Я понимаю, сэр, — сказал он. — Просто… если вдруг эти слухи подтвердятся, вы не могли бы замолвить за меня словечко перед императором?

Не знаю, чему мне стоило больше удивляться. Или тому, что, по мнению юного энсина Бигса, я обладаю каким-то влиянием при дворе, или слухам, которые уже поползли вокруг секретной, казалось бы, операции, или желанию молодого кленнонца отправиться на верную смерть. Или… о чем я там должен попросить Таррена?

— Включить меня в состав экспедиционного корпуса, — развеял мои сомнения юный энсин Бигс.

— Но зачем вам это?

— Этот поход будет определять ход истории в Исследованном Секторе Космоса, — сказал юный энсин Бигс.

— Допустим, — сказал я. — Но не кажется ли вам, что в двадцать четыре года вам стоит остаться здесь и посмотреть за развитием этой самой истории? Если вы хотите войти в учебники, у вас будет еще предостаточно шансов.

— Это мой долг, сэр.

— Энсин, вы тут не единственный военный, — сказал я. — Если бы такой поход состоялся, в него должны были бы отправиться лучшие солдаты Империи.

— Я был лучшим на своем курсе, сэр.

— Охотно верю. Но я не совсем это имел в виду. Вы ведь будущий офицер флота, не так ли?

— Да.

— Это не флотская операция, — сказал я, вспомнив слова Реннера. — Это диверсионная операция, основную роль в которой будет играть спецназ.

— Но там наверняка потребуются пилоты, сэр, — продолжал настаивать юный энсин Бигс.

— Почему вы сами не поговорите об этом с Реннером? — поинтересовался я.

— Он же герцог, сэр, — сказал юный энсин Бигс. — А это пока только слухи.

— Ладно, — сказал я. — Если в моем присутствии зайдет разговор о чем-то подобном, я постараюсь упомянуть ваше имя.

— Спасибо, сэр, — просиял он.

Хоть я и солгал будущему кленнонскому офицеру, никаких угрызений совести по этому поводу я не испытывал.

Суматоха подготовительных мероприятий царила в летней резиденции с самого утра и достигла своего апогея к полудню, когда императорский кортеж опустился на лужайку позади дворца. Из моего окна было хорошо видно, как император выходит из тяжелого бронированного флаера, здоровается с возглавляющим торжественный комитет по встрече Реннером, как они перекидываются несколькими репликами и идут в сторону дворца.

Я задернул занавеску и плюхнулся в кресло.

— Нервничаешь? — поинтересовался Риттер.

— Просто любопытно. Моя прошлая встреча с царственной особой закончилась тем, что мы пытались убить друг друга весьма старомодным способом.

— Не входи во вкус. Таррен тебя голыми руками на части разорвет. Он кленнонец.

— Плевать. Я регрессор.

— Ты в этом уверен?

— Нет, — сказал я. — Все, что у меня есть, это слова Феникса и косвенные подтверждения от Реннера, которые он нарыл в памяти генерала.

— Я думаю, если он и наврал, то только в деталях, — сказал Риттер. — Жаль, что у нас нет времени, чтобы отправить экспедицию в их родную систему. Это могло бы быть любопытно.

— Рано или поздно кто-то на нее наткнется, — сказал я. — Феникс сказал, что границы больше не под охраной.

— Я уверен, скаари будут этим фактом очень довольны.

— Ты не веришь в успех нашего предприятия? Тогда зачем рисковал жизнью, добывая карты на «Спектруме»?

— Моя жизнь настолько потеряла в цене, что это даже не риск, — хмыкнул Риттер. — Убить Кридона… Я верю в то, что это сильно ослабит Гегемонию, но сомневаюсь, что у вас получится. Для того чтобы убить лидера государства, обычно надо находиться внутри. Хотя бы внутри того самого государства, которым он управляет. Или хотя бы принадлежать к его биологическому виду.

— У нас есть план.

— Истории такие прецеденты неизвестны, — сказал Риттер.

— Значит, мы напишем новую историю.

— Иногда я думаю, а стоит ли оно того, — сказал Риттер. — Можем ли мы считаться разумными существами, если за века сосуществования в одной галактике так и не смогли договориться и нам до сих пор приходится решать проблемы с оружием в руках. Проще всего свалить это на влияние регрессоров, которым было выгодно такое положение дел, но… Вдруг это не так?

— И что ты предлагаешь? Сложить руки и плыть по течению?

— Это просто мысли умирающего, — сказал Джек. — Не обращай на меня внимания.

— Чертовски выгодная позиция, — сказал я.

— Хочешь поменяться местами?

— Мое место не намного лучше.

— Это да, — согласился Риттер. — В отличие от тебя, у меня есть шансы закончить свою жизнь в тишине и покое.

 

ГЛАВА 3

Таррену Второму было уже за двести, что является солидным возрастом даже для кленнонца. Солидным, но не преклонным.

На фоне Реннера император и вовсе выглядел кленнонцем средних лет. Он был одет в свободного покроя гражданский костюм, призванный подчеркнуть неофициальный характер нашей встречи, и принял нас в небольшом садике во внутреннем дворе резиденции.

Три массивных садовых кресла, наверняка сработанные из редких пород дерева, стол с напитками и легкими закусками, отпущенные слуги… Что называется, представьте, что это просто пикник.

В такой вот неформальной обстановке и решаются судьбы галактики…

Император встретил нас стоя, одарил меня крепким, но аккуратным рукопожатием и заявил, что вся Империя передо мной в неоплатном долгу.

— Чудесно, — сказал я. — Главное, не забудьте об этом, когда настанет время оплатить счет.

Реннер предупреждающе кашлянул, но император лишь расхохотался в ответ.

— Вы настоящий демократ, — заявил он. — Мне следовало знать, что вы не испытываете пиетета по отношению к нашим традициям.

— Я, скорее, аполитичен, ваше величество.

— Отбросим формальности, — император махнул рукой. — У нас неофициальная встреча, так что вы можете называть меня просто Тарреном.

— Тогда и вы зовите меня Алексом, — сказал я.

— Отлично, — император жестом пригласил нас сесть и обслужить себя, если мы чего-то хотим. Я воздержался, Реннер налил себе чаю. — Как вам наша планета, Алекс?

— Та ее часть, которую я видел, мне понравилась, — сказал я.

— Удивлены? Ожидали чего-то другого?

— Признаться, я полагал, что столичный мир расы лучших воинов галактики окажется чуть больше пропитан духом милитаризма, Таррен… — Надо же, а произнести его имя оказалось совсем не так сложно, как я думал.

— Когда-то Кленнон был более суровым миром, — сказал Таррен. — Но потом мы решили, что наша столица должна больше напоминать наш общий дом, которого мы когда-то лишились.

— Это совсем не похоже на Землю, — заметил я. — По крайней мере, на современную Землю.

— На Кленноне есть свои мегаполисы, да и бюрократический аппарат тоже присутствует, хотя нам удалось не раздуть его до таких размеров, как это сделал Альянс. А эта часть планеты похожа на пасторальный рай, потому что мой дед захотел, чтобы она была на него похожа. Этот замок тоже построил он, постаравшись сохранить эстетику земного средневековья.

— Ему удалось, — сказал я. — Когда мы приближались к вашей резиденции, я мог бы подумать, что мы попали в прошлое. Если бы мы не летели на флаере, конечно.

— Дед говорил, что эта резиденция помогает ему почувствовать связь времен, — сказал Таррен. — Не дает ему забывать, кто мы такие и откуда мы пришли. Не секрет, что однажды мы почти утратили эту память.

— Долгое время Альянс стремился об этом забыть, — сказал я.

Когда Визерс впервые рассказывал мне о положении дел в галактике, кленнонцы считались для Альянса врагами номер один, даже несмотря на то что имели с землянами общие корни. Или как раз поэтому.

— Но многие люди помнили, — сказал Таррен. — Ваш названый отец Асад ад-Дин помнил. Он стремился к сближению наших государств.

Полагаю, мы оба знали, что больше всего Асада интересовала не общая история, а выгодный для Калифата военный союз. Тогда в галактике были другие расклады, но с кленнонцами в любом случае выгоднее дружить, чем враждовать. Жаль, что Керим этого не понимал.

Но озвучивать эту мысль никто из нас не стал.

— Я еще раз хочу поблагодарить вас за ту услугу, которую вы оказали нам на Леванте, — продолжал Таррен. — Возможно, что именно с этого союза начнется объединение человечества. Я имею в виду, настоящее объединение.

— Если нам хватит времени, сир, — сказал Реннер.

— Во вселенной достаточно времени, адмирал, — улыбнулся Таррен. — Нужно лишь уметь правильно его использовать. Но я так понимаю, что вам не терпится поговорить о древнем флоте скаари и опасности, которую он несет.

— Скорее, я бы хотел поговорить о том, что поможет нам избежать этой опасности.

— Мои аналитики дают шестидесятипроцентную вероятность, что смерть Кридона может остановить вторжение, — сказал Таррен. — Я склонен им верить, и военная разведка тоже. Но я пока не видел ни одного достойного плана по ликвидации моего царствующего ящероподобного собрата.

— Специфика политической жизни Гегемонии такова, что внутри клана у Кридона нет достойного конкурента, который мог бы занять его место без потерь для влияния клана, — сказал Реннер. — Собственно, его и не может быть, иначе Кридон не удержался бы на вершине так долго.

— Следовательно, после смерти Кридона его клан потеряет власть над Гегемонией, — согласился Таррен. — А остальные влиятельные семьи начнут рвать друг другу глотки в борьбе за опустевший трон, и вполне возможно, это не лучшим образом отразиться на их военных планах. Поскольку древний флот скаари поддерживает связь с Гегемонией, на кораблях начнется разброд и шатание, также выяснение отношений, кто главный. Я хорошо знаю теорию, адмирал. Лучше расскажите мне о том, как вы предлагаете проверить эту теорию на практике.

— Мы добыли звездные карты внутреннего пространства Гегемонии, с помощью которых мы можем проложить безопасный курс до Кридона. Мы не сможем провести по нему большое количество кораблей, но несколько легких крейсеров имеют шанс подойти к планете незамеченными.

— Там они упрутся в орбитальную оборону Кридона, — сказал Таррен. — Нескольким легким крейсерам не взломать защиту столичной планеты.

— Не совсем так, сир, — сказал Реннер. — Конечно, мы не сможем доминировать на орбите, но пронзить щит одним мощным и быстрым ударом мы сумеем. Они очень быстро закроют брешь, но нам хватит и этого. Мы ведь не о полномасштабной высадке десанта говорим.

— А о чем именно мы говорим? — осведомился император.

— Эту задачу может выполнить один штурмовой батальон, — сказал Реннер. — Нам удалось раздобыть координаты точного местонахождения резиденции Кридона и ее примерную схему. Кроме того, у нас есть живой свидетель, которому довелось там побывать.

— Вы, Алекс…

— Да, — сказал я.

— Это было почти двести лет назад. И звездные карты, и схема внутренних коммуникаций, и ваши воспоминания — все это устарело почти на два века.

— Но это лучшее, что у нас есть, сир, — сказал Реннер.

— И вы полагаете, что этого хватит?

— При определенной доле везения, сир.

— Вы знаете, адмирал, больше всего меня пугают ситуации, когда мои военные начинают оперировать терминами вроде этого. «Определенная доля везения», — сказал Таррен. — Как правило, это означает, что четкого плана у них нет.

— Я теперь в отставке, сир, — сказал Реннер. — И у меня есть четкий план, который, вполне возможно, потребует внесения корректив на стадии реализации.

— И как же вы намерены вносить эти коррективы по ходу боя в чужой звездной системе?

— Очень просто, сир. Я надеюсь отправиться туда и руководить операцией на месте.

— Несмотря на свою отставку, о которой вы мне только что напомнили?

— В экстренной ситуации любой отставник может быть призван для продолжения службы Империи, — сказал Реннер. — И любой ветеран почтет это за особую честь.

— Вам не нравится служить Империи в качестве дипломата? У вас определенные успехи на этом поприще.

— Я военный и готов служить Империи там, где от меня больше всего пользы, — сказал Реннер.

— Это полет без обратного билета, адмирал.

— Да, сир.

— Не только для вас, но и для того штурмового батальона, что вам нужен, и для экипажей кораблей, которые вас туда доставят.

— Да, сир.

— Вы просите меня уплатить очень высокую цену.

— Империя превыше всего, сир. Кроме того, цена, которую нам придется уплатить за вторжение скаари, будет еще выше.

— Значит, вы утверждаете, что у вас есть четкий план?

— Да, сир.

— Я хочу с ним ознакомиться. Вы можете мне предоставить такую возможность сегодня вечером?

— Да, сир. — Реннер по военной привычке перешел на односложные ответы.

— Хорошо, я почитаю ваши выкладки и буду нам ними думать, — сказал Таррен. — Теперь вы, Алекс. Что я могу сделать лично для вас?

— Если вы примете положительное решение, я хотел бы отправиться вместе с адмиралом Реннером, — сказал я.

Император удивился.

— Надеюсь, вы шутите, — сказал он.

— Не шучу.

— Вы оказали нам услугу и в качестве награды за это просите отправить вас на верную смерть?

— Я понимаю, как странно это выглядит, но дела обстоят именно так.

— Зачем вам это?

— Я был на Кридоне и разговаривал с главой клана, — сказал я. — Я единственный, кто может таким похвастаться. Мое присутствие на месте может оказаться полезным.

— Я читал ваши показания, — заметил Таррен. — Не очень-то много вы там видели.

— У меня есть военный опыт, — сказал я, решив не вдаваться в подробности относительно моего визита на Кридон. — Я воевал со скаари, я участвовал в тайных операциях СБА Альянса…

— Я готов согласиться с тем, что вы можете принести определенную пользу, — сказал Таррен. — Но эти соображения не дают ответа на тот вопрос, который я задал. Зачем это лично вам?

— Скаари угрожают не только вашей Империи.

— Вот так просто? — спросил Таррен.

— Именно так.

— Нет, — сказал император. — Я не могу на это пойти.

— Потому что мое существование дает вам гарантию хорошего поведения нынешнего регента на Леванте?

— Отчасти. Я разговаривал с Джелалом и нахожу его надежным партнером, но в нашем положении лучше обойтись без риска там, где без него возможно обойтись.

— Значит, неоплатный долг является неоплатным только до тех пор, пока не вредит вашим политическим интересам? — уточнил я.

Император нахмурил лоб. Наверняка ему не понравилась моя резкость и прямота, но какого черта? Я устал быть пешкой в чужой игре и решил изменить правила.

Или хотя бы попробовать их изменить.

— Империя превыше всего, — повторил Таррен недавние слова Реннера.

Универсальная фраза, которую можно использовать в любой ситуации.

Особая ирония заключалась в том, что гарант из меня никакой. Независимо от того, разрешит ли мне Таррен отправиться на Кридон или не разрешит, я вряд ли протяну до вторжения древнего флота скаари. Но если я скажу об этом Таррену, вряд ли это поможет ему принять устраивающее меня решение.

Поэтому я буду лгать и дальше. Главное — найти те слова, которым император готов поверить.

— Это не мой мир, — сказал я. — Я не думаю, что сумею найти в нем место после всего, что уже было в моей истории. И я чувствую, что я должен отправиться на Кридон. Именно там я могу принести больше всего пользы.

— Но это военная экспедиция, а вы даже не являетесь моим подданным.

— Я уверен, эту формальность можно как-то обойти, — сказал я. — Назначив меня каким-нибудь техническим консультантом или что-то вроде того.

— А что вы на это скажете, адмирал?

— Алекс был там. — У Реннера свои резоны взять меня с собой. Пока он считает, что я могу оказаться новым воплощением Феникса, он предпочтет не выпускать меня из вида. — И я, как и все мы, наслышан о его партизанской войне на Новой Колумбии. Наверняка он может оказаться полезным. Я не смел бы просить его о таком, но если он сам настаивает, то возражать я не стану.

— Хорошо, я подумаю и над этим, — сказал император. — Хотя, должен сказать, мне не слишком нравится предоставленный мне выбор. Либо отправить вас на смерть, либо отказать вам в вашей просьбе после того, что вы сделали для Империи.

— Есть еще кое-что, в чем вы можете мне помочь.

— Девушка, потерявшая память, — угадал с первого раза Таррен.

— Именно.

— Мы позаботимся о достойной жизни для нее, — сказал император. — Или у вас есть какие-то особые пожелания?

— Нет. Просто я хотел бы знать, что за ней присматривают.

— За ней присмотрят, — уверил меня Таррен. — Еще что-нибудь? Ваш друг, полковник Риттер…

— Ему осталось немного, — сказал я. — Все, что ему нужно, это тишина и покой.

— Он их получит. Он может оставаться в моей резиденции до тех пор… — император осекся.

— Да, именно до этих пор, — сказал я.

— В такие минуты я понимаю, как ограничена императорская власть, — сказал Таррен. — Я хочу наградить вас, но мне практически нечего вам предложить. Я не могу вернуть память вашей подруге, я не могу продлить жизнь полковника Риттера, мне сложно отказать вам в вашей просьбе относительно похода на Кридон… Я все еще у вас в долгу, Алекс.

— Не отказывайте в моей просьбе, и я буду считать, что мы в расчете, — улыбнулся я.

— Как же я могу считать, что мы в расчете, если вы намерены отдать свою жизнь за мою Империю? — поинтересовался он.

— Не за Империю, — сказал я. — За нечто большее, чем Империя.

Император покачал головой.

— Мы так часто говорим о готовности отдать жизнь, что эти слова начинают превращаться в обычную формальность, — сказал он. — Поэтому ситуация, когда кто-то действительно готов пожертвовать своей жизнью, хотя от него этого и не требуют, зачастую становится для нас большой неожиданностью. Я был рад познакомиться с вами, Алекс.

— Я тоже был рад познакомиться с вами, Таррен. Вы возвращаете мне веру в монархию.

И в этот момент я почти не врал. Я лишь слегка преувеличил.

Император покинул свою летнюю резиденцию ранним утром. Реннер, заглянувший ко мне после завтрака, сказал, что им получено предварительное разрешение на проведение операции «Игла» и у нас есть неделя, чтобы разработать и предоставить на утверждение императора ее окончательный план.

— «Игла», — фыркнул Риттер, когда я рассказал ему новости. — Название символизирует. Скаари вот-вот ударят по нам кувалдой, а мы готовимся нанести упреждающий удар иголкой.

— Имеется в виду, что иголкой тоже можно убить, — сказал я. — Если нанести удар в самое сердце.

— Да, но когда у тебя в руках кувалда, ты вообще можешь забыть о точном прицеливании.

— Дай мне на минутку Холдена, — попросил я.

— Как будто я это контролирую, — вздохнул Риттер. — Зачем он тебе?

— Он террорист и регрессор, и мне интересно его профессиональное мнение.

— Потрясающе, — сказал Риттер. — Жизнь с каждым днем все больше напоминает мне сумасшедший дом.

— Есть желание подлечиться?

— Есть желание найти главврача и свернуть ему шею, — сказал Риттер.

— Есть мнение, что это уже сделал генерал Визерс.

— А, точно. И тут он меня опередил. До чего же пронырливый сукин с… — Риттер осекся, потому что за руль сел его темный попутчик. — Ну и чего тебе надобно, старче?

— Ты все слышал, — сказал я. — Я просто хочу знать, что ты думаешь.

— Я не знаю всех подробностей.

— Неважно, — сказал я. — Мне интересно, может ли это сработать в принципе.

— Я думаю, Кридон является ключевой фигурой нынешней структуры Гегемонии, — сказал Холден. — Его устранение имеет смысл. Я не знаю, остановит ли это корабли вторжения, но в самой Гегемонии точно начнется хаос, и что-то, скорее всего это мой богатый жизненный опыт, подсказывает мне: аналогов этого хаоса Гегемония еще не знала. Кридон должен был наступить на хвост многим влиятельным кланам, а эти ребята такого никому не прощают.

— Но не обернется ли их ярость против нас?

— Против людей и кленнонцев, ты имеешь в виду?

— Да.

— Конечно, обернется, — сказал Холден. — Но это не будет первоочередной задачей. Сначала они попытаются заполнить образовавшийся вакуум власти.

— Ты не можешь заглянуть в будущее и сказать, что из этого выйдет?

— В таком состоянии — нет, — сказал Холден. — А если я выйду из этого тела… Я уже не смогу вернуться в него, чтобы тебе рассказать.

— Сколько тебе осталось?

— Месяц, — сказал он. — Может быть, меньше.

— Жаль, — сказал я. — Мне пригодилась бы и твоя помощь, и помощь Риттера.

— Не будь таким эгоистом, — ухмыльнулся Холден. — И раз уж мы заговорили о сроках… Ты знаешь, что твоя энергия начала вытекать в никуда?

— Догадываюсь. Или я просто съел что-нибудь не то.

— Видимо, я ошибся, и последствия настигнут тебя раньше, чем я предполагал. Хотя и позже, чем всех остальных.

— Я все равно ничего не помню, — сказал я. — Так что не исключаю вариант, что ты просто ездишь мне по мозгам.

— Ну а смысл?

— Не знаю. Может, ты вовсе и не Феникс, а плод шизофренического расстройства Риттера, слетевшего с катушек после криостазиса и зациклившегося на твоей персоне.

— Хорошая версия, — одобрил Феникс. — На что только не готовы идти люди, чтобы не видеть правды.

— Таки люди?

— Ты пока еще человек, Алекс, — сказал он. — Продвинутый, проапргрейденный, но только человек.

— Насколько я понимаю, ты сейчас тоже связан ограничениями тела, в котором существуешь.

— Но я-то помню, кто я такой, и поиск смысла бытия меня совершенно не тяготит, — сказал он. — А ты, судя по всему, испытываешь комплекс вины величиной с галактику и намерен искупить причиненный человечеству вред своей героической гибелью на Кридоне. Хотя ты лично никакого вреда и не причинял.

— И в чем я не прав?

— В том, что продолжаешь думать как человек. Хотя я и должен признать, что это вынужденная ошибка. Ведь ты просто не мог научиться думать по-другому.

— Наша личность — это сумма наших воспоминаний, — напомнил я.

— Хочешь, я предскажу тебе будущее? — спросил он. — Никакой мистики, все основано на логике и знании.

— Попробуй.

— На Кридоне тебя убьют, — сказал Холден. — Собственно говоря, вас всех там убьют, независимо от того, сумеете вы ликвидировать Кридона или нет.

— Это тебе любой предскажет, — сказал я.

— Я еще не закончил. В тот миг, когда это твое тело перестанет существовать, ты обретешь другую память, — сказал Холден. — Соответственно, ты станешь совсем другой личностью. И ты перестанешь видеть смысл в последних своих действиях. Люди, кленнонцы, скаари… все это потеряет для тебя значение. После этого ты просуществуешь еще какое-то время в своей естественной форме.

— Как долго?

— Объективно? Доли секунды, может быть, чуть дольше. В материальном мире тебя не станет почти сразу.

— Ну а субъективно?

— Субъективно это может быть целая вечность. Время там не имеет особого значения, по крайней мере до тех пор, пока ты не пытаешься приложить силы к материальному миру. Для всего остального мира твоя смерть, а точнее, смерть этого твоего тела, будет очень быстрой. Для тебя настоящего этот период может затянуться очень надолго. Я, кстати, не уверен, что это намного лучше.

— И что?

— И ничего. Я просто готовлю тебя к тому, что произойдет. Хотя, конечно, к такому и нельзя подготовить.

— Еще какие-то советы?

— Не наделай глупостей.

— До смерти или после? — Со стороны этот вопрос наверняка кажется особенно идиотским.

— В обоих случаях, — ухмыльнулся он.

 

ГЛАВА 4

Полковник СБА Джек Риттер умер через три недели после этого разговора.

В собственной постели, ночью. Вероятнее всего, во сне.

По крайней мере, утром, когда мы нашли его мертвым, его лицо выражало только спокойствие.

Умиротворенность.

Мне казалось, что я буду готов к этому, но черта с два. Напился, даже не став дожидаться вечера.

Дело не в том, что за короткое время Риттер стал моим другом. Другом он так и не стал, скорее, приятным собеседником, с которым можно скоротать время.

И не в том, что Феникс, возможно, был последним представителем моего вида и я нуждался в его советах.

Просто это странное существо, на пороге смерти вместившее в себя целых два разума, было одной из последних ниточек, связывающих меня с прошлым. Сейчас их уже почти не осталось.

Друзья, враги, просто знакомые… Все они умерли. Мне не было нужды жечь за собой мосты, мосты уже сгорели сами.

Словно кто-то подталкивал меня в спину, вынуждая пройти по тому пути, который я уже выбрал для себя сам.

Не было у меня никакого комплекса вины, о котором говорил Холден. Да и откуда бы ему взяться, если я до сих пор не считал себя регрессором? А в чем виноват Алекс Стоун? В том, что не остановил Визерса? Так его невозможно было остановить. В смерти Азима, в криоамнезии Киры?

Нет, мы все были взрослыми людьми, мы знали, на что шли, знали о риске…

Тогда почему меня так тянуло отправиться на Кридон?

Наверное, я чувствовал, что так будет правильнее всего. Во время нашего единственного разговора Кридон сравнил меня с пылью. Мне хотелось показать ему, что не стоит недооценивать пыль.

Кленнонцы закапывали своих покойников в землю, и поскольку Риттер перед смертью не выказал особых предпочтений по этому поводу, его похоронили на одном из военных кладбищ Кленнона. Реннер сказал, что это честь для землянина.

Если не считать священника, в последний путь Джека проводили всего трое. Я, Реннер и юный энсин Бигс, который пришел сюда скорее из уважения к нам, а не потому, что он хорошо знал покойного.

Священник произнес подобающие случаю слова и поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь из нас что-нибудь добавить. Я покачал головой.

— Он был солдатом, — сказал Реннер. — Он заслужил покой.

К стоянке флаеров мы шли в полном молчании.

Мы с Реннером разместились в салоне, а юный энсин Бигс уселся за управляющие джойстики и плавно поднял машину в воздух. С высоты кладбище выглядело как одно большое зеленое поле, засеянное белыми прямоугольниками надгробий, и напоминало нестандартной расцветки шахматную доску.

Кленнонцы появляются на свет из пробирок, зато уходят из этого мира по всем правилам.

— Наши кладбища кажутся вам архаизмом? — поинтересовался Реннер, правильно интерпретировав мой взгляд.

— Отчасти.

— Мы чтим традиции, — сказал Реннер. — Солдаты должны знать, что о них будут помнить и после смерти. Даже если кто-то погиб в космосе и не осталось ничего, что можно положить в гроб, мы все равно сооружаем символическое надгробие.

— Так ваша планета со временем превратится в одно большое кладбище, — сказал я.

— На Кленноне хоронят не всех, — сказал Реннер. — Только самых достойных.

— Для тех, кто отправится к скаари, тоже соорудят символические надгробия?

— Вы передумали или желаете обсудить дизайн собственного памятника?

— Не передумал, — сказал я. — Что же касается памятника, то мне все равно, как он будет выглядеть и будет ли он вообще.

Реннер пожал плечами. Очевидно, ему тоже было плевать на собственный памятник.

— Вы знаете, что я лично занимаюсь набором участников экспедиции? — спросил он.

— Знаю. — Всю последнюю неделю Реннер пропадал в генеральном штабе Империи, проводя собеседования с потенциальными камикадзе.

— Я получил результаты вашего медицинского обследования.

— Я в порядке.

— Тесты говорят об обратном. Вы быстро утомляетесь и далеки от пика своей физической формы. Ваш организм изношен. Медики не могут понять, является ли это последствиями неудачного выхода из криостазиса или вызвано чем-то еще.

— Это проблема? — поинтересовался я.

— Возможно.

— Она не помешала вам использовать меня на Леванте.

— Это совсем другое, — сказал Реннер. — Сейчас мы планируем боевую акцию, успех которой может зависеть от любой мелочи.

— Вы хотите оставить меня здесь?

— Не хочу, — сказал Реннер.

— И с боевой акцией, которую мы планируем, это никак не связано, — сказал я. — Или я ошибаюсь?

— Я не хочу рисковать, — сказал Реннер. — Пока существует хотя бы ничтожная вероятность, что вы можете оказаться Фениксом… я предпочел бы не выпускать вас из поля зрения до…

— До конца, — подсказал я. — Вы с кем-то делились своими подозрениями?

— Вы — герой, который помог нам уладить проблему с Калифатом, — сказал Реннер. — Вы собираетесь вместе с нами отправиться спасать Империю от скаари. Я не хотел бы вас ни в чем обвинять, не располагая доказательствами, более весомыми, чем чья-то докладная записка, обнаруженная в памяти генерала Визерса.

— Вам не позавидуешь, — сказал я.

— Да, — согласился Реннер. — Я вот думаю, если вы на самом деле являетесь Фениксом, что будет опаснее для нас? Взять вас с собой и, возможно, поставить под угрозу нашу акцию или оставить вас здесь, на нашей столичной планете, рядом с нашим императором.

— Дилемма, — сказал я. — А как бы вы поступили, если бы точно знали, что я — не Феникс?

— Скорее всего, оставил бы здесь.

— Как хорошо, что наверняка вы этого не знаете, — хмыкнул я. — Полагаю, Феникс не имел бы ничего против нашей вылазки. Смерть Кридона породит хаос, а Фениксу хаос нравился.

— К сожалению, я не имею права принимать решения, основываясь на догадках, — сказал Реннер.

— И как же вы намерены поступить?

— Я пока никому не показал результаты вашего обследования, — сказал Реннер. — Интуиция говорит мне, что вы — тот, за кого себя выдаете, но я не имею права принимать решения, и основываясь на интуиции в том числе.

— Забудьте о моей быстрой утомляемости, — сказал я. — Боевой коктейль даст мне столько времени, сколько потребуется. И… поговорим начистоту. Вы знаете, от чего умер Риттер?

— От старости, — сказал адмирал. — Больше всего это похоже на синдром отложенной старости, как последствия некорректной криореабилитации. Это практически неизлечимо.

— У меня то же самое, — сказал я. — Только на более ранней стадии. Теперь подумайте еще раз, кто из нас мог быть Фениксом и стоит ли вам оставить меня на Кленноне. В качестве гарантии хорошего поведения Джелала я не гожусь, ибо не проживу так долго. Зато я могу принести пользу в походе. Я воевал со скаари, я был на Кридоне, у меня вообще богатый опыт подобных операций.

— Последняя ваша операция закончилась неудачно, — напомнил Реннер.

— Это был экспромт, вылазка, предпринятая без всякой подготовки, — сказал я. — И тем не менее я все еще жив.

Реннер снова покачал головой.

— Адмирал, сколько сейчас в вашей армии людей, обладающих реальным боевым опытом в столкновениях со скаари?

— Только ветераны, — сказал Реннер. — Такие, как я.

— И вы все еще считаете, что я вам не нужен?

— Расскажите мне правду, — сказал он. — Почему вы так хотите отправиться на Кридон?

— Визерс все это время носился со мной не просто так, — сказал я, решив открыть карты. Хотя бы частично. — Дело в том, что у меня есть… способности, проявляющиеся в экстренных ситуациях. Я чувствую опасность и могу ее избежать, а заодно предупредить о ней тех, кто находится рядом со мной. Это помогло нам всем выжить на Новой Колумбии, это помогло мне пережить космическую станцию «Гамма-74-К», это помогало мне во время работы на Визерса. И если уж мне суждено умереть, я предпочел бы, чтобы эта способность послужила на благо человечества. Вы возьмете меня с собой, и я помогу вам убить Кридона.

— И это все, что вами движет?

— Еще немного эгоизма, — признался я. — Мне не хотелось бы умирать от старости в тридцатилетнем возрасте. Я предпочел бы смерть в бою.

— Это я понимаю, — сказал Реннер. — Я вызвался командовать экспедицией, потому что это мой единственный шанс вернуться на службу. Я ведь потомственный военный, и эти дворцовые интриги не вызывают у меня ничего, кроме раздражения.

— Мертвый адмирал лучше живого герцога? — уточнил я.

— Я понимаю, в этом тоже есть немного эгоизма, — сказал Реннер. — Операция «Игла» — это шанс изменить историю. И… откровенность за откровенность… Надеюсь, что наш водитель этого не услышит, но я никогда не чувствовал себя соответствующим моей репутации. Легенда при жизни, жизнь при легенде. Я был лучшим в своем выпуске имперской академии, у меня безупречная репутация, я подавлял восстания, участвовал в нескольких локальных стычках, но самым значимым эпизодом, в котором я участвовал, осталась операция на Новой Колумбии. Да, мы провели ее идеально, с минимальными потерями, мы выбили скаари с планеты меньше чем за неделю, но… Для того чтобы стать великим адмиралом, нужна великая победа, а разгром клана Прадеша таковой не назовешь. Потом был гиперпространственный шторм и заточение на собственном корабле. Я выжил, но это и все, что можно сказать. Большой моей заслуги в том нет. Просто кому-то нужен был герой, эталон, на которого будут равняться другие, и меня выбрали на эту роль, потому что я подходил для нее больше всех остальных.

— Для великой победы нужна великая война, — сказал я.

— Да, — согласился Реннер. — Даже если я доживу до вторжения древнего флота скаари, я буду уже не в том возрасте, чтобы вернуть меня на службу. Черт побери, да я уже не в том возрасте… И великих побед в той войне не будет. Ящеры сомнут нас, как пресс.

— Если у нас ничего не получится на Кридоне, — сказал я.

— В случае нашей неудачи мне бы не хотелось видеть гибель Империи, — сказал Реннер. — Это трусость, конечно, но я служил ей слишком долго, чтобы смотреть, как ее планеты полыхают в огне. А если Империя устоит, если у нас все получится, то я хотел бы уйти как легенда. Как боевой офицер флота, выполнивший свой долг до конца. Это лучше, чем доживать свои годы дряхлеющим герцогом в месте вроде этого.

Реннер показал за окно, и я только сейчас заметил, что наш флаер уже стоит на посадочной площадке летней резиденции императора. Юный энсин Бигс посадил машину так плавно, что, занятый разговором, я прохлопал этот момент.

— Так какое решение вы примете? — поинтересовался я.

— Мы отправимся в наш последний поход вместе, — сказал Реннер. — Я решил поверить вам, Алекс.

— Вы не пожалеете об этом, адмирал.

— Надеюсь, — сказал Реннер. — А теперь давайте поторопимся. Не стоит заставлять нашего водителя ждать.

Каждое утро я начинал с зарядки, а после обеда старался гулять по окрестностям без компенсирующего костюма. Эти нагрузки если и не могли вернуть меня в прежнюю форму, но хотя бы поддерживали то, что от меня осталось.

Мое тело вырабатывало последние ресурсы.

Синдром отложенной старости, энергетический пробой или кармическое возмездие… Какая разница. Я чувствовал, что осталось мне недолго.

Через неделю мы должны были отправиться на орбиту, где для нас готовили два легких крейсера «Игла-1» и «Игла-2». Столичная планета Империи произвела на меня приятное впечатление, но она не была моим домом, и я знал, что покину ее без всяких сожалений.

Реннер большую часть времени проводил в генеральном штабе, контролируя подготовку к экспедиции, а я шатался по летней императорской резиденции и был предоставлен самому себе.

Юный энсин Бигс, который таки попытался заговорить с Реннером о своем участии в походе, получил категорический отказ и теперь дулся на весь мир вообще и на меня в частности. Похоже, он решил, что я собираюсь присвоить полагающуюся ему часть славы.

Никогда мне этих имперцев не понять.

Двадцать четыре года, до вторжения скаари еще добрых два десятка лет… Казалось бы, живи, пользуйся случаем, ведь неизвестно, что будет дальше, а этот мальчишка готов сложить голову прямо сейчас. Добровольно и во славу императора.

В свое время я тоже добровольно записался в пехоту Альянса, но только потому, что не видел другого выхода. Это был единственный способ распрощаться с «Вселенной неудачников», и я никогда бы им не воспользовался, если бы мне предоставили альтернативу.

Не уверен, что и сейчас подписался бы на полет в один конец, если бы мое собственное тело уже не вынесло мне смертный приговор.

Впрочем, черт его знает…

На Кленноне у меня осталось только одно незаконченное дело, и я оттягивал его до последнего вечера перед нашим отлетом на орбиту.

— Привет, Кира.

— Привет, Алекс. Ты давно меня не навещал.

— Извини. Я был очень занят.

— И, кроме того, я больше не тот человек, которого ты знал?

— Ты — тот человек. Просто чуть раньше… Я…

— Прости за то, что поставила тебя в неловкое положение. Наверное, и хорошо, что вокруг меня нет людей, с которыми я была знакома раньше, иначе им всем пришлось бы чувствовать себя неловко. Хотя я бы и не отказалась, если бы вокруг меня были люди, а не…

— Кленнонцы — это тоже люди.

— Я знаю, но… мне сложно к этому привыкнуть. Нас с детства приучали к образу врага.

— Это всего лишь пропаганда Альянса. На самом деле все гораздо сложнее.

— Я выросла на этой пропаганде. Я ведь когда-то даже записалась во флот именно благодаря ей.

— Ты записалась во флот, потому что тебе хотелось летать и у тебя к этому талант.

— Жаль, что я этого не помню. Моя мечта сбылась, а я позабыла об этом.

— Такое иногда случается.

— Я знаю, что должна быть благодарна судьбе за то, что я вообще жива, что у меня появился второй шанс, и надо радоваться каждому дню, или как там еще говорит психолог, но получается у меня плохо.

— Со временем будет получаться все лучше и лучше.

— Они здесь обращаются со мной, как с больной. А я ведь не больна, я всего лишь потеряла память.

— И это пройдет.

— Ты, наверное, важная птица, если нас поселили в личной резиденции императора.

— Просто у них тут плохо с гостиницами для землян.

— Что будет дальше, Алекс?

— Они проследят, чтобы с тобой все было хорошо. Их император сам пообещал мне.

— Мне предложили пройти модификацию тела, чтобы приспособить организм к здешним условиям. Говорят, что это очень дорогая операция, но для меня они готовы сделать ее бесплатно.

— Это хорошее предложение, над которым стоит подумать.

— Но ведь тогда я перестану быть человеком.

— Не перестанешь. Я думаю, что тебе нужно остаться на Кленноне.

— Потому что на Землю мне все равно не вернуться?

— Альянса больше нет, а в Солнечной системе сейчас небезопасно. Марсианам еще долго наводить порядок.

— И я для них абсолютно бесполезна, так что они не станут со мной возиться, да? Если бы я была пилотом, были бы другие расклады…

— Думать о том, что могло бы произойти при других раскладах, — едва ли не самое бесполезное занятие во вселенной. Надо играть с теми картами, что у тебя на руках.

— И во что намерен поиграть ты?

— В одну из самых старых игр. Собственно, я пришел попрощаться. Завтра я улетаю.

— Далеко?

— Сначала на орбиту, потом чуть подальше.

— Это опасно?

— Космос сейчас вообще небезопасен.

— Но ты вернешься?

— Наверняка.

— Куда вы летите?

— Я не могу этого сказать. Секретность, все такое.

— Но это военная операция?

— Это больше похоже на исследовательскую экспедицию. Мы прилетим, посмотрим и улетим.

— Почему-то мне кажется, что это не так.

— Ерунда. Я думаю, что это будет легкая прогулка.

— Или хочешь меня в этом убедить.

— Для шестнадцатилетней девушки ты чертовски подозрительна.

— Это не очень смешная шутка, Алекс.

— Да, прости.

— Может, когда-нибудь и я сама над ней посмеюсь, но не сейчас.

— Когда-нибудь мы вместе над ней посмеемся.

— Если я пройду модификацию тела, они говорят, что я смогу стать пилотом. Не военным, конечно, но я смогу вернуться в космос. Возить грузы или пассажиров…

— Ты вроде бы говорила, что не хочешь второй раз идти по этому пути.

— Другого пути я сейчас просто не вижу. Я никогда не мечтала ни о чем другом.

— У тебя еще есть время, чтобы подумать и помечтать.

— Не так уж его и много, этого времени. Я знаю, что на нас надвигается военный флот скаари.

— Еще не факт, что они сюда долетят. В любом случае, это произойдет не завтра.

— Но что может их остановить?

— Пока не знаю. Но это не повод для того, чтобы опускать руки.

— Мне кажется, ты мне чего-то не договариваешь, Алекс.

— У тебя все будет хорошо, Кира.

— А у тебя?

— И у меня тоже.

— Я хочу, чтобы ты вернулся, Алекс.

— Я вернусь.

— Целым и невредимым.

— Я постараюсь.

— Я буду ждать.

— А я никогда тебя не забуду.

 

ГЛАВА 5

Еще одно гребаное корабельное утро, будь оно проклято.

Моя каюта на «Игле-1» еще меньше, чем тот «стенной шкаф», в котором мне довелось жить на «Вселенной неудачников», но зато мне не приходится ни с кем ее делить. Собственно говоря, это единственное ее преимущество.

Лежа на кровати, можно дотронуться до любой из боковых стен. Чтобы появилось место для утренней зарядки, койку надо убрать в стену. Небольшой столик и стул тоже выдвижные.

Крейсеры, которые и так не являются самыми комфортными судами, модифицировали для выполнения необычной боевой задачи, поэтому жилого пространства здесь почти не осталось.

Радует только то, что обратно нам в таких условиях лететь не придется.

Я задвинул кровать в стену, сделал пару приседаний и поплелся в офицерскую столовую, пока не прошло время завтрака. У офицеров есть полтора часа, чтобы поесть. Это мы еще хорошо устроились. Рядовым на корабле приходится питаться в несколько смен.

Я взял поднос с завтраком, налил себе кофе и уселся на свободное место за ближайшим столиком. Моими соседями оказались капитаны Эндрюс и Криг из штурмового батальона и лейтенант Карсон из группы пилотов.

Лейтенант Карсон был самым молодым офицером из всех кленнонцев, ему было чуть за сорок, и его карьера застопорилась из-за неприятного случая, имевшего место еще в те времена, когда он был энсином. Молодой и горячий Карсон вызвал на дуэль того, кого ему не следовало вызывать, и, несмотря на все уговоры секундантов, не удовольствовался первой пущенной кровью, а уложил своего противника на месте. Поскольку убитый принадлежал к высшей имперской аристократии, Карсона попытались обвинить в незаконной дуэли, отдать под трибунал и выгнать из флота, но, так как все правила поединка были соблюдены, сделать это не удалось.

Зато на его карьере можно было поставить крест, несмотря на явный талант пилота и навигатора, который он демонстрировал еще в академии.

Его произвели в лейтенанты только потому, что человек не может до старости ходить в энсинах, но дальнейшее продвижение вверх по карьерной лестнице оказалось закрыто для него навсегда.

Наверное, это и заставило его ответить согласием, когда Реннер предложил ему стать добровольцем.

Реннер сам набирал людей в этот полет, изучая личные дела и слушая рекомендации других офицеров. Если Реннер считал, что человек ему подходит, он делал ему предложение стать добровольцем и сразу же рисовал перспективы. По его словам, отказавшихся было всего двое.

Этот отказ формально не грозил им никакими служебными последствиями, но репутация их была испорчена надолго. Возможно, навсегда.

В обществе с четко выстроенной военной иерархией это может оказаться настоящей проблемой.

— Плохой аппетит из-за тревоги? — поинтересовался Карсон, кивая на мой полупустой поднос.

Я уже неплохо понимал по-кленнонски, но из вежливости в моем присутствии все разговоры велись на общем языке Альянса.

— Нет, — сказал я. — Мы же пока на нейтральной территории, чему тут тревожиться?

— Через два дня мы войдем на территорию скаари, — сказал Карсон.

— Вы пилоты, вы и нервничайте, — сказал Эндрюс. — Вам положено.

— А вы когда начнете нервничать? — спросил Карсон.

— Когда от нас что-то будет зависеть, — сказал Эндрюс. — Зачем переживать из-за того, на что ты никак не можешь повлиять? Ну, напоремся мы на их сторожевик, и что дальше? На абордаж их брать или из ручного оружия обстреливать?

— Обычный сторожевик за нами не угонится.

— Тем более нет повода для беспокойства, — сказал Эндрюс, энергично двигая челюстями. — Вы, леталы, главное до места нас доставьте, а потом уж делайте, что хотите.

— Покрошим ящеров в собачий корм, — кивнул Крит. — После нашего визита Кридон станет по-настоящему мертвой планетой.

— Штурмовики всегда такие оптимисты?

— Пилоты всегда такие дерганые?

— А мне нравятся дерганые пилоты, — сказал Эндрюс. — Лучше в меру нервничающий пилот, чем полный отморозок, который вообще ничего не боится. Я летал с одним таким парнем. Он шел через заградительный огонь и выбросил десантные капсулы на полтора километра ниже установленного минимума. Мы даже затормозить толком не успели.

— И почему ж ты до сих пор жив? — поинтересовался Крит.

— Потому что выбросили нас над болотом, — сказал Эндрюс. — Пока добирались до твердой земли, крыли того пилота, на чем свет стоит.

— Это где ж такое было?

— На учениях, — сказал Эндрюс. — Учебный полигон «12-дельта» на Жемчужине.

— Надо хорошо постараться, чтобы найти на Жемчужине болота.

— В экваториальной зоне их полно, — сказал Эндрюс.

— Нас держали ближе к южному полюсу, — сказал Криг. — Мерзкое местечко. Неделями из скафандров не вылезали.

— Зато бесценный боевой опыт.

— Это у Алекса бесценный боевой опыт, — сказал Криг.

— Мы дрались со скаари в джунглях, — сказал я. — На Кридоне джунглей нет, так что…

— И что ты можешь рассказать о ящерах такого, чего мы не знаем?

— Они быстры. Но не быстрее импульса из винтовки.

— Кто вообще может быть быстрее импульса из винтовки? — поинтересовался Эндрюс. Он думал, что задал риторический вопрос.

— Я могу, — сказал я.

— Я буду присматривать за тобой в бою, — сказал Эндрюс. — Там и покажешь мне, насколько ты быстр.

— Это если ты успеешь уследить, — сказал я.

Криг усмехнулся.

— Говорят, что ты настоящий спец, — сказал он. — Выполнял грязную работу для СБА и всякое такое.

— Случалось.

— Много всего видел, да? Ты должен быть очень хорош, если летишь с нами.

Это верно.

Кленнонские штурмовики считались лучшими бойцами галактики, а те, что сидели со мной за одним столиком или летели со мной на одном корабле, были не просто элитой, они были элитой элит, пусть им и предстояло стать пушечным мясом.

Вероятно, я должен был чувствовать гордость за то, что меня удостоили такой чести, но я ее не чувствовал. Я слишком устал для всего этого, а бравада, которую демонстрировали остальные участники нашей экспедиции, начинала меня раздражать.

— Эти ребята — гордость Империи, — сказал Реннер.

— Я понимаю. Соль земли, все такое. Брызжут тестостероном во все стороны.

— Это их последний поход. Будьте снисходительнее.

— Они ведут себя так, как будто этого не понимают.

— А что они должны делать? Писать прощальные письма? Исповедоваться? Смотреть перед собой стеклянным взглядом?

— Не знаю, — признался я.

— Война — это их работа, — сказал Реннер. — Вероятность того, что им придется отдать свою жизнь за Империю, всегда была прописана в их профессиональном контракте.

— Полагаю, это прописано в контракте любого военного, — сказал я. — Но обычно все-таки существуют шансы, что этого пункта удастся избежать.

Реннер покачал головой.

— Только не надо начинать про то, что экстренные ситуации требуют экстренных мер, — попросил я.

— Вы не кленнонец, — сказал он.

— Это универсальный ответ на многие вопросы, — согласился я.

Я не кленнонец, я не монархист, я не понимаю.

А если учесть, что я еще и из другой эпохи, то пропасть непонимания между нами и вовсе никого не должна удивлять.

Так уж случилось, что я никому не доверял и не было для меня ни одной идеи, за которую я был бы готов умереть, если бы мне предоставили такой выбор.

Когда мы оказались на территории скаари, траектория нашего полета стала напоминать путь удирающего от охотничьих собак зайца, столь она оказалась замысловата и слабопредсказуема. Либо карты почти двухвековой давности оказались точны, либо нам просто везло, но за неделю мы преодолели добрую треть пути и умудрились так и не нарваться на неприятности.

Слабое утешение, если вспомнить, что главная неприятность ожидает нас в самом конце пути. Впрочем, для кленнонцев это вовсе и не было неприятностью. Судя по царящим на корабле настроениям, они воспринимали это как великую честь.

Странно, что, когда император произносил официальное напутственное «бла-бла-бла», он забыл об этом упомянуть. Все больше рассуждал о будущем Империи, о великой доблести тех, кто отправляется в поход, и о том, что победы без жертв не бывает, и еще наговорил много слов в таком же роде. Даже фон Клаузевица процитировал.

Чтобы одержать победу, бейте в самое сердце врага.

А дерево Империи тоже время от времени нужно поливать кровью патриотов. Просто беда с этими деревьями.

— Я далеко не мальчик и не питаю разного рода иллюзий, — сказал Реннер, когда я заговорил с ним об этом. — Глупо было бы утверждать, что это — последняя война и после нее других войн уже не будет. Но это — самая важная война, и у нас просто нет права ее проигрывать.

— Смерть Кридона не гарантирует, что вторжение будет остановлено, — напомнил я.

— Но вероятность этого достаточно велика, — сказал Реннер. — Империя в любом случае продолжит готовиться к обороне, и если у нас получится, то мы дадим ей дополнительные шансы.

— Вот так люди и попадают в историю, — сказал я.

— Так люди пишут историю, — поправил он. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — сказал я. — На один бой меня хватит.

— Это может быть очень долгий бой.

— Тем веселее, — сказал я.

— Война — это невесело.

— Расскажите об этом ребятам снаружи, — сказал я. — Шутки в офицерской кают-компании не смолкают ни на минуту.

— Вы не жалеете, что отправились с нами?

— Ни за что бы не пропустил этого цирка.

Реннер покачал головой.

На Кленноне нас провожали как героев, но, судя по царящим на корабле настроениям, героем тут себя никто особо не чувствовал.

Это были солдаты, и у них была работа, и они собирались выполнить эту работу так хорошо, как они смогут. Пафосные речи, разговоры о долге и прочие разглагольствования остались позади, на корабле царила атмосфера собранности, свойственная любому военному походу.

И, что самое удивительное, никаких мрачных настроений среди экипажа. Похоже, меня тут одного терзают невеселые мысли.

По мере приближения к Кридону я все меньше думал о нашей миссии и все больше — о Холдене и регрессорах.

Конечно, он не рассказал мне всего. Даже если бы он хотел и если бы у нас было больше времени, вряд ли он смог бы подобрать слова, чтобы описать мне то, что меня, возможно, ожидало в конце пути.

Ответы.

Как минимум меня там ждали ответы. Как максимум… кто знает.

Миг, растянутый до бесконечности. Всемогущество и ничегонежелание. Я пытался это себе представить и не мог.

Цивилизация регрессоров зашла в тупик, и вполне вероятно, скоро мне доведется попасть в этот тупик и самому узнать, как это происходит.

Или же все это просто чушь и бред умирающего, чей мозг повредился во время неправильно проведенной криореанимации.

Даже не знаю, какой вариант оказался бы для меня предпочтительнее.

День следовал за днем, и я предпочитал их проводить в своей тесной каюте, стараясь не раздражать кленнонских штурмовиков своим присутствием, лишь изредка появляясь в офицерской столовой или беседуя с Реннером, последним человеком, известным мне по моей прошлой жизни. А потом мы ушли в последний, самый длинный прыжок, который должен был вывести нас к Кридону.

 

ГЛАВА 6

Как известно любому мало-мальски разбирающемуся в своей профессии полководцу, первым при начале сражения гибнет его план, поэтому кленнонцы не стали заморачиваться на детальную проработку операции, ограничившись несколькими общими набросками и оставив простор для импровизации. Лишь первая фаза «Иглы» была просчитана четко, ибо от нее зависело все остальное.

«Игла-2» вынырнула из гипера первой и сразу же ринулась к планете, даже не предпринимая попыток торможения. Естественно, скаари ее сразу засекли. Естественно, они открыли заградительный огонь. Естественно, пару раз они попали.

Но никакого значения это уже не имело.

Легкий крейсер не маневрировал и не пытался уклониться. Силовые щиты принимали первые разряды на себя, а он двигался на релятивистских скоростях и стремительно рвал дистанцию.

Он не успел бы затормозить при входе в атмосферу, он не успел бы выбросить десант или выстрелить по какой-то цели на поверхности планеты, но от него этого и не требовалось.

Это был брандер. Наш таран, при помощи которого мы должны были взломать орбитальный щит столичной планеты Гегемонии.

Его пилот был настоящим камикадзе, и он должен был умереть первым.

Это был варварский способ, и Реннер заверял меня, что обычно Империя так не воюет.

В нормальных условиях это был бы крайне неэффективный метод. Десант на планету высаживают уже тогда, когда сопротивления на орбите практически не осталось, иначе высадка обходится слишком дорого. Десантные транспорты плохо защищены и неповоротливы, брешь, проделанная брандером, оказалась бы для них слишком мала и закрылась бы слишком быстро, и даже если бы гениальному пилоту удалось сбросить десантные катера, они оказались бы на планете без всякой поддержки, а десант, выброшенный на чужую планету без огневой поддержки, живет не дольше нескольких минут, и это уже считается большим везением.

Но наш случай нельзя было назвать нормальным.

«Игла-2» получила критические повреждения уже на двадцать второй секунде после выхода из гиперпространства, но за это время ей удалось подобраться к дальней орбите Кридона.

В это время «Игла-1» с главными ударными силами на борту только выходила из гиперпространства.

«Игла-2» была наспех построенным кораблем. Голый корпус, внутрь которого наспех засунули реактор и гиперпривод, смонтировали силовые щиты, которые позволили бы кораблю продержаться несколько секунд под огнем противника. Вооружения — ноль, дополнительной полезной нагрузки — ноль, экипаж, который обслуживал все это удовольствие, состоял из нескольких человек, которым пришлось провести весь полет в поистине спартанских условиях.

Зато все высвобожденные помещения были набиты взрывчаткой. И когда я говорю о взрывчатке, я имею в виду отнюдь не динамит.

Стратегическое термоядерное оружие.

Когда крейсер взорвался внутри оборонительных порядков скаари, это было похоже на вспышку небольшой сверхновой. Ослепительный свет на мгновение заполнил весь космос от края до края, ближайшие орбитальные станции скаари просто снесло… Дальше в ход пошла цепная детонация, которая выбила еще добрый десяток военных спутников, радиомагнитный импульс, вырубивший все не экранированное оборудование на десятки километров вокруг, и поражающая радиация, последствия которой с нашего наблюдательного пункта были не видны.

— Работаем. — Несмотря на то что наш корабль направлялся прямо в центр этого рукотворного ада, голос Реннера, донесшийся из динамиков внутренней связи, был абсолютно спокоен.

Первая редакция предложенного нами плана по ликвидации Кридона была гораздо проще. Один корабль взрывается на орбите, пробивая брешь, сквозь которую второй корабль проникает внутрь защитных укреплений скаари. Второй корабль, несущий на себе такой же заряд, взрывается на поверхности планеты, и резиденции Кридона вместе со всеми ее обитателями приходит конец.

Никакой операции «Игла». Вместо нее прекрасно подошла бы операция «Кувалда».

Увы, экспериментальная модель показала, что это не сработает.

Большая часть подземных сооружений скаари находилась на глубине больше десяти километров, защищенная от удара сверху не только тоннами скальной породы и архитектурными излишествами, но и несколькими силовыми щитами, которые могут если не полностью отвести угрозу, то смягчить удар и направить его в другую сторону, и не было никакой гарантии, что одним мощным взрывом нам удастся убить всех.

Для этого потребовалось бы такое количество взрывчатки, что вместо крейсера нам пришлось бы расколотить о поверхность планеты пару супердредноутов, но проблема в том, что супердредноуты на расстояние удара незамеченными бы просто не подошли.

Военные спецы Империи долго ломали голову над вопросом, как бы всунуть в корпус крейсера большее количество взрывчатки, но самые оптимистичные прогнозы давали не более сорока процентов на успех, и в конце концов было решено действовать по старинке и отправить на Кридон десант. Тем более что под землей скаари тяжелого вооружения не держали, и шансы мобильной штурмовой группы решить проблему Кридона оценивались процентов в шестьдесят-семьдесят, а при таких раскладах это совсем немало.

— Бомба неуправляема, а потому ненадежна, — сказал тогда Реннер. — Ты посылаешь бомбу, она взрывается, и ты уже ни на что не можешь повлиять. В то время как штурмовой отряд способен принимать решения на месте и действовать по ситуации. Мы знаем, как выглядит Кридон, примерно знаем, где его искать. Лучшее, что мы можем сделать, это удавить поганца своими собственными руками.

— Это звучит глупо, но это на самом деле самый надежный вариант, — вторил ему Риттер. — В условиях боя человеческий мозг является самым надежным компьютером, и мы еще долго не сможем его ничем заменить. Там, где надо принять нестандартное решение, вывернуться из ситуации, которую невозможно предсказать и смоделировать в условиях штаба, идеальным оружием до сих пор является десантник.

— Я бы действовал иначе, — сказал опрошенный мною Холден. — Но мое время прошло, а вы может воевать с ящерами, как хотите.

— Но это может сработать? — допытывался я.

— Вполне, — сказал он. — А может и не сработать. Но если вы просто швырнете туда бомбу, и она не взорвется, или взорвется, но не там, или взорвется там, где надо, но не убьет того, кого надо, у вас не будет способа повторить попытку. Второй раз этот трюк вам не провернуть, поэтому, если вы как-то можете повысить свои шансы, вам следует сделать это сейчас. Впрочем, мне это абсолютно безразлично, да и тебе тоже.

— Мне небезразлично, — сказал я.

— Значит, скоро будет, — он пожал плечами. — Ты бьешься за человечество, исходя из ошибочной посылки, что сам являешься человеком. Как только ты перестанешь им быть, тебе станет наплевать на то, кто победит в этой войне.

— Как вы это делаете? — спросил я. — Как вы замещаете личность человека и овладеваете его телом?

— Через синапсы, — хмыкнул он. — Это не такой сложный трюк, когда ты являешься сгустком мыслящей энергии, но объяснить тебе это человеческим языком я не могу. У вас нет нужных слов для описания сего процесса, а показывать на пальцах бесполезно. Да и не очень хочется, честно говоря. Тем более что ты скоро сам должен вспомнить, как это делается.

— Знаешь, для представителя высшего разума, стоящего на самой вершине эволюционной лестницы, ты изъясняешься слишком…

— Человекоподобно? — попробовал угадать он.

— Что-то вроде того.

— Это неудивительно, — сказал он. — Поскольку сейчас я в довольно значительной степени являюсь человеком. Конечно, не в той степени, в которой человеком являешься ты. Ведь ты не помнишь альтернативы, а я помню.

— Знаешь, я все еще до конца не понимаю проблемы, из-за которой вы устроили этот сыр-бор с новыми телами, — сказал я.

— Это тоже довольно сложно объяснить.

— Попробуй показать на пальцах.

Холден вытянул вперед правую руку и показал мне оттопыренный средний палец. Вот она, наглядная иллюстрация торжества высшего разума над низшим.

В обычных условиях легкий крейсер способен нести на себе от одного до трех десантных катеров, и их количество зависит только от поставленной перед ним конкретной боевой задачи. Поскольку наша боевая задача была уникальная, на «Иглу-1» конструкторы умудрились впихнуть двенадцать штук.

Именно этим и был обусловлен дефицит жилого пространства, из-за которого нам пришлось лететь в жуткой тесноте.

Еще до того, как наш корабль вынырнул из гиперпространства, мы упаковались в новенькие боевые скафандры и заняли свои места на десантных катерах. В рубке управления остался только пилот, который должен был отправить наш крейсер в его последний маневр.

Дублирующая система связи была выведена в один из десантных транспортов, и теоретически кораблем можно было управлять оттуда, но Реннер решил не рисковать. Чем сложнее система, тем выше вероятность сбоя. Несмотря на то что время прохождения команд по электронной сети корабля исчислялось миллисекундами, адмирал чувствовал себя увереннее, когда кресло первого пилота было занято согласно штатному расписанию.

Пилот конечно же был обречен. Даже прояви он чудеса проворства и ловкости, он не успел бы добраться до катеров или спасательных капсул за то время, что ему оставалось после ввода последней команды. Но большого значения это не имело.

Если нам и суждено пережить пилота, то ненадолго.

В лучшем случае — на пару часов, в худшем — на пару секунд.

— Говоря по чести, мне не очень нравится то, что вы задумали, — сказал Риттер в одном из наших последних разговоров. — Возможно, на данный момент это и оптимальный вариант, но такие решения в любом случае принимаются не от хорошей жизни.

— Войны вообще редко начинаются от хорошей жизни, — сказал я.

— Мы такие неудачники, что даже повоевать нормально не сумели, — невесело ухмыльнулся Риттер. — Визерс и единая Гегемония лишили нас этого шанса.

— Не факт, что без Визерса расклад был бы намного лучше, — сказал я. — Все-таки он выиграл время.

— Но большую часть времени он выиграл для скаари, — сказал Риттер. — А вот заплатили за это все, причем заплатили сполна.

— Альянс заплатил больше прочих.

— Не факт, — возразил Риттер. — Возможно, Империя еще просто не закрыла свой счет.

«Игла-1» вонзилась в проделанную брешь, тормозя с тройными перегрузками и стреляя во все стороны, внося посильную лепту в царящий вокруг хаос. Боезапас на корабле был небольшой, и крейсер расстрелял девяносто процентов его меньше чем за полминуты. Наверное, мы даже во что-то попали. Об этом было трудно судить, ибо половина приборов не работала, а телеметрия торпед исчезала спустя несколько секунд после старта.

Умный скафандр впрыснул мне в кровь первую порцию боевого коктейля, а я вцепился в подлокотники своего кресла. Сейчас «Игла-1» войдет в верхние слои атмосферы и начнется самое веселье.

— Готовьтесь, девочки, — прошипел командир нашей штурмовой группы капитан Эндрюс. — Сейчас нас немного встряхнет.

Если бы немного. Тройную перегрузку кленнонцы спокойно выдерживают и без скафандров, шестикратная доставляет им небольшое беспокойство, но в принципе они могут выдержать и гораздо больше.

В отличие от людей или тех, кто временно занимает человеческие тела.

Перегрузки мгновенно выросли до шести G, и мой желудок провалился куда-то в район коленей. Перед глазами поплыл розовый туман, в голове зашумело.

— Двадцать секунд до отстыковки, — спокойно сказал Реннер.

Адмирал находился в первом десантном катере. Я — в третьем.

Крейсер шел через верхние слои атмосферы и продолжал стрелять из носовых орудий, подавляя наземные цели. На тактический дисплей катера выводилась какая-то информация, но я оказался не способен за ней уследить.

Не очень-то и хотелось. Если скаари в нас попадут, я в любом случае узнаю это одним из первых.

— Десять секунд. — Голос Реннера с трудом пробивался через гул в ушах.

— Нервничаешь, летала? — поинтересовался Эндрюс у Карсона, сидевшего за джойстиками нашего катера.

— Абсолютно спокоен, — ответил пилот. — А ты еще в штаны не наложил, пехтура?

— Я бы с радостью, но мне ж потом во всем этом воевать.

— Это ничего, злее будешь.

— Пять секунд, — предупредил Реннер.

Можно подумать, у каждого пилота перед глазами нет таймера, ведущего обратный отсчет.

— Довольно плотный заградительный огонь, — сообщил Карсон. — Придется маневрировать, и маневрировать жестко.

Крейсер идет прямо на цель, но у него есть щиты. Десантные катера же такой роскоши лишены. Одно прямое попадание или парочка ракет в режиме преследования, и нам всем кранты.

— Поехали, — сказал Реннер.

Сразу за этим последовал рывок такой силы, что меня едва не выдернуло из кресла, несмотря даже на фиксирующие ремни. Катер вибрировал, и от этой вибрации возникало ощущение, будто мои внутренности перемешиваются друг с другом и размазываются в кашу. К горлу подкатила тошнота.

Сбросив все двенадцать десантных катеров, крейсер прекратил тормозить и на всех парах устремился к выжженной поверхности Кридона. Согласно плану, он должен был опередить нас примерно на полминуты.

— Что такое разум? — спросил меня Холден во время нашего последнего с ним разговора.

— Способность понимания и осмысления, — сказал я.

— Так об этом написано в словарях, — согласился он. — А как ты сам думаешь, зачем человеку нужна способность понимания и осмысления чего бы то ни было?

— Ты вдруг решил пофилософствовать?

— Перед смертью принято философствовать, по крайней мере среди людей, — ухмыльнулся Холден. На его обтянутом кожей лысом черепе ухмылка выглядела весьма зловеще. — Я всего лишь следую традиции, а заодно отвечаю на один твой вопрос.

— На который?

— Зачем мы затеяли весь этот сыр-бор, из-за которого галактика оказалась в том положении, в каком она оказалась.

— Если ты и вправду на него отвечаешь, я должен заметить, что зашел ты издалека.

— Вовсе нет, — сказал Холден. — Сначала разум был нужен человеку как инструмент в конкурентной борьбе. Без осмысления, понимания и правильной организации человечество бы просто не выжило. Не сумело бы развиться как вид. Посмотри сам, люди зависят от климата, не предприми они определенных усилий, они просто не пережили бы зимы. На земле водились сотни хищников, которые могли бы дать людям фору в схватке один на один. Любой катаклизм мог поставить человечество на грань выживания, а то и выдавить его за эту грань. Животные не могут приспосабливаться к этому миру. Они или выживают, или нет. Человек может приспособиться, человек может изменить этот мир под себя. Развести огонь холодной ночью, построить теплое жилище к наступлению зимы. Без понимания проблемы эти действия были бы невозможными.

— Ты со мной как с умственно отсталым разговариваешь, — заметил я.

— Это я еще сдерживаюсь, — сказал Холден. — С каждой минутой во мне остается все меньше человеческого. Откуда разум получает свое содержание?

— Из опыта.

— А что есть опыт?

— Память о том, что уже было сделано.

— Бинго, — сказал Холден. — Прекрати получать новый опыт, и твой разум перестанет развиваться.

— Ты хочешь сказать, что именно это с вами и случилось?

— С нами, — сказал он. — Правильно говорить — с нами.

— Во мне слишком много человеческого, — сказал я. — Так много, что больше ни для чего и места не осталось.

— Опыт вытекает из действий, — сказал Холден. — Действия продолжаются до тех пор, пока в них есть потребность. Убери потребность, что ты получишь в итоге? Застой и стагнацию. Тупик. Рано или поздно в этот тупик заходят все мыслящие существа, просто у нашей расы это случилось на последней стадии развития.

— Ты уверен, что она последняя?

— Да.

— И ты считаешь, что такое могло случиться и раньше?

— Оно случается сплошь и рядом, — сказал Холден.

Внизу, на поверхности, к которой мы стремились, что-то капитально бахнуло. Отблеск взрыва на миг ослепил наши обзорные экраны, после чего наш катер изрядно тряхнуло взрывной волной. Пилот крейсера только что поступил так, как никогда не должны поступать пилоты кораблей, стоящих миллионы в валюте Кленнонской Империи, — даже не пытаясь тормозить, он расколотил свое судно о поверхность.

Мы все с самого начала знали, что это было путешествие в один конец, и вот он, последний сожженный мост.

Теперь только вперед.

Взрыва ходового реактора было достаточно для того, чтобы проделать в поверхности планеты воронку в несколько километров в диаметре и унести с собой жизни тысяч скаари. Жаль только, что это не гарантировало смерти самого Кридона.

— Тук-тук, — сказал Карсон. — Как думаете, ящеры уже поняли, что мы настроены весьма серьезно?

Центр гигантской воронки должен был находиться над резиденцией главы клана. Мы не знали точно, насколько разрушительным стал этот взрыв, но зато теперь нашим десантным отрядам не придется искать вход под землю.

Через помехи в эфире донесся голос кленнонского пилота.

— Говорит шестой. Потерял управление, до точки сбора не дотяну. Не ждите.

— Понял тебя, шестой, — голос Реннера был спокоен. — Постарайтесь устроить побольше шума после приземления.

— Сделаем все, что сможем, адмирал. Удачи.

— И тебе, сынок.

Связь прервалась. Оба катера вышли из эфира.

— А по нам больше не стреляют, — заметил Карсон. — Похоже, последние минуты полета мы проведем в полном спокойствии.

— Видимо, им просто больше не из чего стрелять, — сказан Эндрюс. — Взрыв крейсера по сносил все батареи.

— Может, и под землей никого не осталось, — предположил пилот. — Тебе будет обидно, если окажется, что мы проделали такой путь впустую, пехтура? Наверняка тебе хотелось бы пострелять напоследок.

— Что-то мне подсказывает, что там осталось до хрена мишеней, — сказал Эндрюс. — Сколько еще до цели?

— Две с половиной минуты, девочки.

— Разум развивается, когда для него есть вызов, — сказал Холден. — Самый примитивный вызов бросает природа. Разумные существа обращаются с природой как с врагом, они изначально поднимают мятеж против окружающего их мира. В благоприятной среде разум не выживает, он перестает развиваться в культурах, охваченных верой в естественную гармонию вещей. Если ты живешь в мире с природой, если окружающая тебя среда вполне благоприятна и не бросает тебе вызов каждый день, то зачем тебе разум? Индейцы Белиза, негритянские племена в Африке и в твоем любимом двадцатом веке недалеко ушли от каменных топоров.

— Ты говоришь о технологиях, — сказал я. — Бобры тоже строят плотины, так при чем же тут разум?

— Они слишком рано остановились. На раннем этапе развития цивилизации именно технологии являются показателем разумности той или иной расы, — сказал Холден. — Кому нужно изобретать электричество, если климат прекрасен, а добывание пищи не доставляет никаких проблем? Зачем возводить стены, если нет врагов? Кому нужны космические полеты через гиперпространство, если все необходимое можно найти в пределах своей родной системы? Чем меньше угроз, чем меньше вызовов, тем меньше стимулов для дальнейшего развития. Рано или поздно вызовы заканчиваются, рано или поздно, но останавливаются все. Кто-то замирает на сельском хозяйстве, кто-то остается в средневековье, кто-то строит термоядерные реакторы и космические города, кто-то колонизирует галактику, не в силах решить проблему перенаселения другим способом. Но рано или поздно это закончится. Для нас это закончилось поздно. Технологии перестали иметь значение, время перестало иметь значение, смерть перестала иметь значение. И вместе с этим перестала иметь значение и сама наша жизнь. Мы ответили на все вызовы и застыли, как мухи в янтаре. Бессмертные, почти всемогущие, знающие ответы на все старые вопросы и неспособные задать ни одного нового.

— И тогда вы решили поиграть в солдатиков, — сказал я.

— Это была многообещающая идея, которая могла направить наше развитие по новому пути. Новые вызовы, новые вопросы. Мы сознательно были готовы отказаться от нашего бессмертия в обмен на новые горизонты.

— А потом игрушечные солдатики собрали настоящую бомбу, да и поубивали вас всех к чертовой матери, — сказал я. — Какая ирония.

— Да, — согласился Холден. — Жизнь безумна. Даже мы не могли предположить, что она настолько безумна.

— Знаешь, мне ничуть не жаль вас… нас, — сказал я. — Я всегда предполагал, что высший разум должен быть более… гуманным, что ли. Ценящим жизнь во всех ее проявлениях.

— А может быть, во всем этом есть какой-то высший смысл, — сказал Холден. — Мы нарушили естественный ход вещей, вмешались в историю, не дав скаари уничтожить человечество, и теперь все просто возвращается на исходные позиции. Мы уходим, скаари уничтожают людей и кленнонцев и остаются единственной разумной расой в этой части галактики. Так, как оно и должно было быть много тысяч лет назад.

— Ты не веришь в успех нашей затеи?

— Десант на Кридон? Что тебе до моей веры, если ты уже все для себя решил?

— Мне интересно мнение со стороны. Ты знаешь ситуацию так хорошо, как никто ее не знает.

— Скаари — очень интересная раса, — сказал Холден. — Они еще долго не подойдут к тому пределу, за который мы шагнули. Они обуздали все вызовы, которые бросала им природа, но сама структура их общества является для них отдельным вызовом. Эти их постоянные клановые войны, эта внутренняя грызня, которая тысячи лет мешает им обзавестись единым правительством, сплотить свой народ…

— Сейчас у них есть единое правительство, — напомнил я.

— Да. Они стали на шаг ближе к пределу. Если Кридон удержится, если удержится его преемник, если они смогут обуздать свою натуру… то через десять тысяч лет в этой галактике появятся новые всемогущие существа, не знающие, что им со всем этим добром делать.

— Иного варианта нет?

— Разум — как газ. Со временем он заполняет весь предоставленный ему объем, но в новое качество он не переходит. Когда ты покорил пространство и время, что ты будешь делать дальше?

— Не знаю.

— Никто не знает, — сказал Холден. — Это тупик, который подстерегает всех. Лестница эволюции не бесконечна, и за верхней ступенькой уже ничего нет. И вот ты стоишь, обдуваемый всеми ветрами, на вожделенной вершине, к которой полз миллионы лет, и тебе некуда больше идти. У тебя всего два варианта: или ты будешь стоять там вечно, или спустишься вниз по склону и попробуешь штурмовать эту высоту с другой стороны. Или ты можешь поселиться у подножия горы и мирно доживать свой век, дожидаясь рокового часа.

— От этого веет безысходностью.

— А от самой жизни тебе безысходностью не веет? — поинтересовался Холден. — Как ни крути, конец-то все равно один.

— Да, но цивилизация…

— Путь цивилизации повторяет путь отдельного индивида, — сказал Холден. — Нет высшего смысла, нет высшей цели, нет света в конце этого длинного темного туннеля. Ты или перестаешь идти, или продолжаешь движение, пока не упираешься в стену. Немногие доходят до этой стены, немногие вообще знают о ее существовании.

— Знают только те, кто дошел, — сказал я.

— Именно. Ибо, если ты узнаешь об этом раньше, ты просто перестанешь идти.

— Это все очень интересно и познавательно, — сказал я. — Но я ведь спрашивал о другом. Кридон…

— Кридон — это символ порядка, а скаари всегда стремились к хаосу, — сказал Холден. — Я полагаю, устранение Кридона может ввергнуть Гегемонию в естественное для нее состояние.

— Это поможет?

— Может быть, на какое-то время, — сказал Холден. — Но вряд ли это станет окончательным решением данного вопроса. Скаари представляют угрозу для самих себя, а заодно и для всех остальных. Я не удивлюсь, если через пять сотен или через тысячу лет вся эта галактика сгинет в огне их очередной межклановой разборки.

— Мы не планируем так далеко. Если Кридон останется у власти, конец человечеству и кленнонцам настанет гораздо раньше.

— Скорее всего, — согласился Холден. — Только мне на это…

— Начхать, — сказал я. — Я знаю.

Десантный катер влетел в облако пламени и пыли. По внешней обшивке застучали мелкие обломки.

— Иду по приборам, то есть практически на ощупь, — сообщил Карсон. — Посадка будет жесткой, девочки. Не завидую я этой посудине.

— Плевать, — сказал Эндрюс. — Главное, доставь нас на планету, а там можешь делать со своим катером все, что хочешь.

Логично, назад нам все равно на нем не лететь. Нам вообще обратно лететь не придется.

Идея о том, чтобы захватить на Кридоне корабль скаари и после выполнения миссии попытаться уйти на нем, была рассмотрена на одном из совещаний и отвергнута как слишком фантастическая. Даже если кто-то из пилотов и доживет до того момента, как надо будет оторвать корабль от земли, вряд ли скаари выпустят его с планеты. А уж для того чтобы покинуть территорию Гегемонии, когда за ним будет гнаться весь боевой флот жаждущего мести клана Кридона, нужно немыслимое везение.

Не «практически невероятное», а просто невероятное, такое, какого никогда не бывает.

Впрочем, военные вообще не должны оперировать такими понятиями, как «везение», а в этой операции и так слишком много зависело именно от него.

— «Телесность» для нас — это не клетка, — сказал Холден. — Ты отказываешься от одних способностей, но взамен приобретаешь другие. Это как компьютерная ролевая игра, ты ведь должен помнить, что это такое. У тебя есть персонаж, ты им управляешь, прокачиваешь умения, вживаешься в окружающую среду, решаешь задачи, которые она подкидывает, одновременно с этим помня, что у тебя есть какая-то глобальная цель…

— Да, я помню, что такое ролевые игры. Как это происходит? Как вы обретаете эту вашу «телесность»?

— В своем нормальном состоянии мы воспринимаем этот мир по-другому. Я не смогу тебе объяснить. Да и смысла большого в этом не вижу.

— И как долго могло существовать это тело?

— Как видишь, недолго, — ухмыльнулся он.

— Это сейчас, а до того, как Визерс вас переиграл?

— Он не переиграл нас, — сказал Холден. — Это получилось случайно. Он не знал, что именно он делает, он не мог этого знать. Просто обезьяна случайно забралась в командный бункер и нажала на красную кнопку. Случайно.

— Не суть, — сказал я. — Ответь на вопрос.

— Как долго? Да практически бесконечно. Тело потребляет много ресурсов и постепенно изнашивается, но у нас был почти бесконечный их запас. Просто на каком-то этапе поддержание прежнего тела становится слишком неудобным по многим показателям. Проще обзавестись новым.

— Но я ничего не делал… Ничего не поддерживал.

Я жил как человек, но был в такой же превосходной физической форме, как и ты.

— Ты — эксперимент, — сказал он. — Твои способности и память закапсулированы, и доступ к ним ты получишь только после физической гибели своего носителя. Что-то прорывалось, особенно в минуты опасности, и вполне может быть, что подсознательно ты контролировал процессы своего организма. Хочешь знать больше и прямо сейчас — пусти себе пулю в лоб или прыгни на меч.

— И тогда я узнаю, как занять новое тело?

— Да.

— И смогу воспользоваться этим знанием?

— Возможно, но очень ненадолго, — сказал Холден. — В этом теле ты проживешь еще месяцы. В новом, после невосполнимых затрат энергии, которые потребует переход, в твоем распоряжении будут дни. И вряд ли они станут самыми веселыми в твоей жизни. Человеческий организм хрупок перед таким воздействием и без подпитки разрушится очень быстро. После чего ты перестанешь существовать уже в любом виде.

— Почему ты ничего не сказал мне до того, как Визерс запустил свое устройство?

— А зачем? И что бы ты сделал?

— Не знаю, — сказал я. — Что-нибудь. Всегда лучше знать, чем не знать.

— Не уверен, — сказал Холден. — Многие знания — многие печали.

— И все же я считаю, было бы лучше, если бы ты рассказал мне все с самого начала.

— Может быть, — сказал Холден. — А может быть, и нет. Все уже произошло, какой смысл разговаривать об упущенных возможностях? Утешься тем, что, в отличие от всех остальных людей, у тебя будет хоть какая-то загробная жизнь.

 

ГЛАВА 7

Посадка, как и предупреждал Карсон, была жесткой. Если бы не усиленная конструкция десантного катера и наши компенсирующие скафандры, после такой посадки воевать было бы уже некому. И нам еще повезло, два катера нарвались на заградительный огонь скаари и до поверхности так и не добрались.

Карсон открыл люк. Внутрь катера ворвалось бушующее вокруг него пламя, кленнонские штурмовики принялись бодро прыгать прямо в огонь. При царящих снаружи температурах выжить без защитного скафандра было невозможно даже для скаари, а потому сопротивления нам пока никто не оказывал.

Ключевое слово — пока.

Костюм впрыснул мне в кровь очередную порцию боевого коктейля, и я поднялся со своего кресла. Катер я покинул предпоследним, после меня оставался только пилот.

На дне воронки, образовавшейся после взрыва нашего крейсера, царил форменный ад в классическом его исполнении. Размытые от жара фигуры штурмовиков вполне могли сойти за местных обитателей, ревущее пламя заглушало все наружные звуки. Разве что котлов с грешниками не хватало для полного комплекта.

— За мной, — коротко бросил Эндрюс и включил встроенные в боевой костюм двигатели.

Я отдал команду, и скафандр занял свое место в боевом порядке. Держать курс за ведущим командиром он может и без моей помощи.

Температура внутри медленно повышалась, система охлаждения работала на полную мощность, но полностью компенсировать разницу температур не могла. По лицу начали стекать капли пота.

Мы поднялись на двести метров и добрались до стенки кратера, в намеченной точке сбора, где нас уже ждали другие отряды. Взвод, прибывший на место первым, расчищал завалы, мешающие нам пробраться внутрь подземного обиталища скаари.

Если верить планам Визерса двухсотлетней давности, отсюда до резиденции Кридона всего десяток километров, большая часть которых приходится на спуск.

Совсем немного для обычного марш-броска, но с учетом того, что двигаться придется под землей и скаари наверняка окажут сопротивление, добраться до пункта назначения будет совсем непросто.

Все аналитики, имевшие специализацию на Гегемонии, сходились на том, что при возникновении угрозы любого уровня Кридон не побежит. Не только не покинет планету, но даже не попробует покинуть свой подземный город и выбраться из-под удара и отправиться куда-нибудь подальше. В другое полушарие, например.

Эту удивительную негибкость в отношении собственной безопасности кленнонцы объясняли тем, что глава клана имеет с планетой какую-то мистическую связь, хотя, скорее всего, это было обычное вранье, которое нам скормили кланы.

Объяснение типа «слишком горд, чтобы бегать» нравилось мне куда больше.

Но все же на всякий случай главный удар мы нанесли именно по наземной стоянке флаеров и высадились в воронке, которая когда-то была этой самой стоянкой.

Десантные группы разделились. Поскольку выкладкам аналитиков штурмовики все же не очень доверяли, две группы должны были отрезать Кридону возможные пути отступления, создавая как можно больше шума и отвлекая основное внимание на себя, а после начать продвижение к бункеру, в котором жил Кридон. Третья группа, в состав которой входил и я, должна была прямиком и по возможности скрытно отправиться к месту проживания Кридона, и именно нам первым выпадет честь попробовать отправить его на встречу с предками.

Если же у нас ничего не выйдет, наше дело продолжат остальные отряды.

После ликвидации Кридона все, кому посчастливится дожить до этого радостного момента, будут вольны действовать по ситуации. Общая стратегия звучала так: продать свои жизни как можно дороже.

Полагаю, много времени это не займет.

Температура внутри скафандра медленно поднималась, и я чувствовал себя так, будто нахожусь в сауне. В небольшой радиоактивной сауне. Мое шестое чувство подсказывало мне, что надо убираться отсюда как можно быстрее, но это был как раз тот случай, когда я мог бы обойтись и без подсказок.

Кленнонцам тоже приходилось нелегко. В эфире то и дело разносились сдержанные ругательства. Еще полчаса, и наш штурмовой отряд утонет в собственном поту.

Удивительно, подумал я, можно ли было представить, что в свой последний час мне доведется драться плечом к плечу со своими генномодифицированными потомками против расы Чужих, которые и вовсе произошли от динозавров. Впрочем, еще более удивителен тот факт, что сам я, вполне возможно, тоже не являюсь человеком.

Группа «раз», которой командовал сам Реннер, вышла на связь и сообщила об обнаружении первых выживших ящеров. Судя по всему, это был отряд техников, слишком ошеломленных нашим вторжением, чтобы оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление.

Группа «два» столкнулась с теми же проблемами, что и мы, и пока не могла проникнуть в туннели.

— Пилоты отработали на «отлично», — заметил Карсон, которому, как и мне, пока нечего было делать. На данной стадии его услуги нам уже не требовались и он числился по категории балласта. Похоже, что я числился в этой категории с самого начала. — Я знал, что самым слабым звеном в этой операции станут штурмовики.

Медленно свирепеющий Эндрюс прорычал в ответ нечто невразумительное и посоветовал нам не действовать ему на нервы и потратить время на что-нибудь более полезное. Например, еще раз изучить план туннелей, по которым нам предстоит идти.

— Это если вы таки найдете вход, — сказал Карсон, после чего все-таки заткнулся.

Судя по его дальнейшим манипуляциям, он действительно вывел на внутренний дисплей выуженные из памяти генерала Визерса схемы.

Я и так помнил все достаточно хорошо. Если… когда ребята расчистят вход, нам предстоит пройти два с половиной километра на север, после чего нужно будет спуститься на четыре уровня, где находится бункер в бункере, наиболее укрепленное место во всем этом подземном городе, где и обитает глава клана.

Ядерным взрывом с поверхности, даже кумулятивным, нам эту хреновину разрушить бы точно не удалось. Сверху бункер прикрыт скальной породой, несколькими слоями бронепластин и силовым полем. Чтобы повредить этот сейф, нам пришлось бы разнести на куски всю планету. Не сомневаюсь, что кленнонское командование именно так бы и поступило, будь у Империи соответствующие технические возможности и, что не менее важно, средства их доставки в самое сердце Гегемонии.

Группа «два» отрапортовала, что она уже внутри. Мы оставались последними, кто не мог приступить к финальной части операции, что было особенно досадно, так как именно наш отряд являлся главной ударной силой.

Реннер уже развернул своих людей и двинул к бункеру Кридона, но из-за архитектурных особенностей подземного города скаари им предстояло одолеть втрое большее расстояние, чем нам.

Воздух внутренней атмосферы скафандра уже обжигал легкие, а Эндрюс был почти готов отдать приказ об использовании ядерных зарядов, при помощи которых мы намеревались прорубить дорогу в бункер, как занимающаяся расчисткой группа сообщила, что путь свободен.

— Хвала Императору, — буркнул Карсон.

Мы наконец-то попали в туннели.

Наш отряд нарвался на сопротивление скаари уже за третьим изгибом туннеля.

Насколько я мог судить из арьергарда, в который Эндрюс определил нас с Карсоном, мы встретили небольшой отряд ящеров, занимающийся разведкой территории после взрыва. Они явно не ожидали вторжения на этом участке, и имперские штурмовики быстро разнесли их в клочья. Однако, учитывая, что с момента нашей высадки и сопутствующего ей хаоса прошло не больше десяти минут, ребята организовывались очень быстро, и впереди нас могли ждать проблемы посерьезнее.

Реннер, по-прежнему двигающийся в сторону бункера, сообщил, что подземный город сильно пострадал от взрыва и его отряд наткнулся на завал, пробиться через который он не сможет. Альтернативный маршрут потребует еще больше времени.

Впрочем, никто и не ожидал, что финальная часть операции будет похожа на легкую прогулку.

Командир второй группы бодрым голосом доложил, что пока все идет по плану, скаари под землей есть, но они не слишком организованы и серьезного отпора пока ждать не приходится.

Через пять минут все тем же бодрым голосом он сообщил, что отряд добрался до энергоотсека, где нарвался на плотный заградительный огонь автоматических охранных систем. Еще через две минуты он рассказал, что защитные системы подавлены, однако за это время к энергоотсеку успело подойти подкрепление. Группа «два» укрылась среди работающих реакторов и яростно отстреливается, а значит, в ближайшее время продолжить движение по маршруту она не сможет.

К этому моменту мы столкнулись с собственными проблемами.

Прямо по курсу нашего движения обрушилось перекрытие, и проход был завален тоннами горной породы, перемешанной с фрагментами какого-то тяжелого оборудования. В полу образовалась трехметровой ширины трещина, ведущая на нижние уровни.

Эндрюс сверился со схемами и решил, что выгоднее будет воспользоваться этим недавно образовавшимся ходом, нежели разворачиваться и двигаться по обходному пути. Разведгруппа из трех человек спустилась в пролом и обнаружила просторное помещение, используемое как инкубатор.

— Внизу фиксируется слабое движение, — сообщил нам Эндрюс. — Возможно, техники и пара охранников. Спускаемся, вырубаем их и двигаемся по туннелю А-47.

Я сверился со схемой, запечатленной в моем мозгу. В трещину одновременно могло поместиться не более пяти штурмовиков, так что спуск отряда будет далеко не мгновенным, но если все пройдет гладко, мы не только не проиграем во времени, но и можем срезать изрядный кусок пути.

Первая группа в два щелчка зачистила помещение, очередь на спуск таяла, и передо мной остался всего десяток штурмовиков, когда сканеры скафандра засекли движение за спиной.

Не меньше двадцати мишеней, судя по энергоснаряжению — легкая пехота. Легкая добыча для штурмовиков в тяжелых штурмовых костюмах.

Мы развернули свои бортовые орудия в направлении угрозы, когда ящеры вывернули из-за угла, повторяя наш маршрут, их встретил огненный шквал. Перед смертью они успели выстрелить всего по паре раз, наша броня без проблем рассеяла и поглотила импульсы.

Но появление этих ребят означало, что нас обнаружили. То ли первый встреченный нами отряд успел поднять тревогу, то ли она поднялась, когда он не вышел на связь, в любом случае дальше будет только хуже.

Эндрюс приказал троим штурмовикам остаться наверху и обрушить туннели, чтобы обезопасить наш отряд хотя бы с этого направления.

Под инкубаторы было отведено просторное помещение с высокими потолками. От стоящих параллельными рядами массивных агрегатов исходил тусклый мерцающий свет и доносилось еле слышное гудение. В проходах валялись трупы местных техников.

Все выходы из помещения оказались запечатаны, и саперы как раз ковырялись, чтобы открыть двери в нужный нам туннель.

— Должен сказать, я думал, что под землей будет куда хуже, — заметил опять оказавшийся рядом со мной Карсон. — Мне кажется, штурмовики жутко преувеличивают трудности, чтобы поднять свою значи…

И вот тут стало хуже.

К удивлению наших инженерных войск, двери в проход А-47 открылись без их вмешательства, а вместе с ними открылись еще несколько соседних туннелей, и в помещение инкубаторов хлынула толпа скаари.

Саперов, возившихся с дверью, просто смело.

Эндрюс отдал приказ, и штурмовая группа бросилась в туннель А-47, заливая пространство перед собой потоками плазмы. На ящерах все еще не было тяжелых скафандров, поэтому продвигались мы достаточно быстро. В зале с инкубаторами осталось лишь несколько кленнонцев, которые всадили по несколько ракет в соседние тоннели, пытаясь спровоцировать их обрушение.

Связь с отставшими прервалась через тридцать секунд.

Нас никто не преследовал, но Эндрюс все равно распорядился заминировать проход.

Если верить планам, вытащенным из памяти Визерса, а пока они нас не подводили, перед входом в бункер Кридона находилась просторная церемониальная площадь. Высота потолков в этом месте достигала пятидесяти метров, две боковые стены занимают огромные, как на футбольном стадионе, высеченные из камня трибуны.

Когда я был здесь в прошлый раз, все это великолепие мне не показывали.

Сомневаюсь, что и в этот раз мне удастся хорошенько осмотреть местные достопримечательности. Мы двигались быстро, и большую часть моего обзора закрывала спина шедшего впереди Карсона.

До площади, которая оказалась там, где она и должна была быть, мы добрались без проблем, но это только потому, что проблемы ждали нас там.

Вход в бункер главы Гегемонии прикрывал целый батальон ящеров в тяжелой боевой броне. Стрелки разместились на боковых трибунах, а перед воротами были установлены тяжелые орудия.

Шедшие впереди штурмовики развернули силовые щиты, которые приняли на себя первый удар скаари. Почти одновременно с этим два десятка кленнонцев включили ранцевые двигатели и взвились над нашими боевыми порядками, атакуя противника сверху. Это был отработанный и прекрасно себя зарекомендовавший прием. Наш арьергард еще не добрался до площади, а там уже воцарился форменный ад.

Отработанный сценарий столкновения пока не требовал нашего непосредственного участия в боевых действиях. Замыкающие колонну штурмовики заняли оборонительные позиции в туннеле и приготовились отражать атаку с тыла.

Тем временем на площади летали обломки скальной породы и плавилась броня.

Командир второй группы снова вышел на связь и сообщил, что его отряд влип по самые уши. Они уже потеряли половину личного состава и последние шансы выбраться из западни, в которую угодили, в связи с чем командиром было принято решение взорвать реакторы и разнести всех нападающих к чертовой матери.

Командир интересовался, не помешает ли это нашим текущим занятиям.

Реннер ответил ему первым и сообщил, что ничего против такого решения не имеет, поскольку в настоящий момент ничем таким важным не занят.

Эндрюс на мгновение оторвался от координации боевых действий и заявил, что он в принципе тоже не возражает, однако предпочел бы, чтобы сие событие случилось не прямо сейчас, а хотя бы на пару минут позже, когда наш отряд проникнет внутрь бункера, потому что мало ли, как там все обернется.

Командир второй группы ответил, что может выждать некоторое время, но не гарантирует, что этого времени будет очень уж много.

На том и порешили.

Внезапно в потолке прямо у нас над головами разверзлись замаскированные технические люки, и отряд легкой пехоты ящеров свалился прямо на наш арьергард. Малое расстояние не позволяло использовать серьезное оружие, и мы вступили в рукопашный бой. В ход пошли бронированные кулаки и сервомоторы, железо против железа. Сверхчеловеческая мощь против нечеловеческой.

Я приложил ближайшего ящера кулаком, и щиток его костюма покрылся мелкой сетью трещинок. Скаари попытался подсечь меня хвостом, я подпрыгнул, и дополнительная конечность подмела пол под моими ногами. Опускаясь, я снова нанес удар в голову, скаари рухнул. Следующего я угостил пинком в живот, а когда он впечатался в стену, добил двумя хуками. Бокс в скафандре напоминает компьютерную игру — ты управляешь своим персонажем, крушишь врагов и видишь, какое воздействие оказывают на него удары, но сами удары ты не ощущаешь. Тот момент, когда ты почувствуешь кулак своего противника, пробивающийся сквозь твою броню, станет для тебя последним.

От третьего скаари меня отделяло изрядное расстояние, и я пришиб его из бластера. Легкая броня ящеров давала им физическую силу, сравнимую с силой кленнонских костюмов, но защита от оружия у них была на порядок хуже. А в тяжелой броне, я полагаю, они бы просто не смогли пробраться по техническим туннелям, чтобы свалиться на нас сверху.

Четвертый был вооружен силовым мечом, и ему почти удалось меня достать. Только мгновенно включившееся шестое чувство позволило мне уклониться от его выпада, и невидимое лезвие лишь чиркнуло по нагрудной пластине, оставив в ней царапину глубиной около сантиметра. Пока он заносил оружие для очередного удара, я пристрелил его из бластера, а потом подхватил меч, вывалившийся из его мертвой руки.

Пятого и шестого я зарубил, напав на них со спины. Седьмой отразил мой первый выпад своим силовым мечом, но в следующую секунду его прикончил кто-то из кленнонцев.

После восьмого, которого я свалил с ног и пинал бронированным ботинком в голову, я сбился со счета.

В тот момент я не испытывал ни страха, ни гнева, ни возбуждения. Резня стала для меня просто работой, может быть, грязной и неблагодарной, но ведь кто-то должен браться и за такую.

Я забыл, кто я, забыл, зачем мы сюда прилетели, глобальные цели отошли на второй план. Сейчас мне просто надо убить этого ящера. А теперь вот этого. А сейчас вот его…

И лишь когда я обнаружил, что убивать больше некого и капитан Эндрюс приказывает всем собраться на площади, я вспомнил, ради чего мы все это затеяли.

Если вы видели одно поле боя, вы видели их все.

Независимо от эпохи, независимо от того, какими именно средствами собравшиеся в одной точке пространства люди пытались отправить друг друга на тот свет.

Изуродованные мертвые тела, искореженное железо, кровь и гарь. Именно это оставляют за собой победители. Пусть над площадью, находившейся в глубинах чужой планеты, не кружили вороны, пусть скафандр защищал ноздри от запаха горелого мяса, этого оказалось недостаточно, чтобы я не испытал ощущения дежавю.

Я видел такое уже много раз, и далеко не всегда я был на стороне победителей.

На этот раз поле боя осталось за нами. Или за кленнонцами, как хотите.

Среди павших их тоже было достаточно. Каждый третий труп был одет в имперскую тяжелую броню, штурмовой отряд потерял примерно треть своего состава.

— Выдвигаемся, — сказал Эндрюс, с левой руки которого капал расплавленный металл.

Один из стационарных плазмометов скаари был разрушен, но кленнонцам удалось развернуть второе оружие и направить его на ворота, отделяющие бункер Кридона от остальных подземных территорий. Теперь ворот просто не было, а стены туннеля, начинающегося сразу за ними, оказались оплавлены.

— К ним шло подкрепление, — сказал Карсон. Надо же, пилоту до сих пор удавалось выжить в мясорубке, где сложили свои головы многие штурмовики. — Они сняли силовое поле, чтобы пропустить ребят сюда, тогда наши и ударили по открывающимся створкам ворот.

Это здорово облегчило нам задачу по проникновению внутрь бункера, сообразил я. Уцелевшие штурмовики уже втягивались во внутренние помещения бункера. Нам следовало поторапливаться, пока сюда не нагрянула очередная порция боевиков скаари.

Мы уже были внутри, когда командир второй штурмовой группы в последний раз вышел на связь.

— Извините, но это все, — сказал он. — Таймер запущен. Кто не спрятался, я не виноват.

Спустя пять секунд прогремел взрыв и земля содрогнулась.

 

ГЛАВА 8

Стены бункера выдержали, даже трещинами не пошли.

Туннель, по которому мы пришли, схлопнулся, площадь завалило обломками, вход в бункер заволокло каменной пылью, но сам бункер выстоял, еще раз доказывая, что мы избрали правильную стратегию. Если эта хреновина так запросто пережила подземный ядерный взрыв, долбить ее с поверхности и вовсе никакого смысла не имело.

А толчок был сильный. Мы повалились на пол, как кегли в боулинге, даже кленнонцы в боевых скафандрах с отменной системой стабилизации не смогли устоять на ногах.

Страйк, как говорится.

— Неслабо, — сказал Эндрюс. — Группа «раз», как слышите меня? Кто-то уцелел?

— Мы живы, — ответил ему Реннер. — Но есть кое-какие проблемы. Вам удалось войти в бункер?

— Да, адмирал.

— Мы к вам не пробьемся, — сказал Реннер. — Поторопитесь, пока они не пришли в себя после взрыва. Удачи, сынки.

— И вам удачи, адмирал.

Нас осталось сорок шесть человек, и мы уже почти подошли на расстояние удара к тому единственному ящеру, которого нам необходимо было прикончить.

— Пошли, девочки, — сказал Эндрюс. — Кажется, мы выбили миллион очков и получили шанс на суперигру.

Коридор, по которому мы двигались, был около десяти метров в ширину, с абсолютно гладкими стенами, без выступов, ниш и ответвлений.

И когда мы нарвались на очередной отряд скаари, прятаться от их огня нам было негде.

Поэтому мы просто рванули им навстречу.

Этот рывок на сто с небольшим метров стоил нам двенадцати человек, а потом мы ворвались в ряды скаари и учинили там настоящий террор. Проблема ящеров в том, что они слишком уверены в своем физическом превосходстве, как над людьми, так и над кленнонцами, и им до сих пор не удалось осознать, что в ближней схватке современные боевые костюмы уравнивают всех. Скаари толком не умеют драться с людьми врукопашную. Друг с другом умеют, а с людьми — нет.

Кленнонцы же разработали специальную систему боя против противника, обладающего лишней конечностью, и с большим успехом применили ее на практике.

Когда все кончилось, скаари остались лежать на земле, а двадцать восемь кленнонцев продолжили свой путь.

Еще двоих мы потеряли на следующей развилке. Под потолком была установлена автоматическая турель, и, поскольку наши скафандры не ответили на запросы системы определения «свой-чужой», она открыла по нашей группе огонь.

Шедшего первым штурмовика просто разорвало на части очередью крупнокалиберных бронебойных снарядов. Второй не смог вовремя среагировать и схлопотал прямо в лицо. Третий успел выпустить ракету, перед тем как следующий выстрел оторвал ему правую руку.

— Такое до свадьбы точно не заживет, — сказал ему Эндрюс.

— Я разведен, кэп, — ухмыльнулся тот.

Система жизнеобеспечения скафандра уже остановила кровотечение и ввела ему болеутоляющее. Пока человек жив, он является боевой единицей. Боль обычно приходит после сражения.

К этому парню она уже не придет.

— Тогда тебе повезло, — сказал Эндрюс и указал на правый коридор. — Нам туда.

Выбор направления уже не имел принципиального значения. Из плана помещений было понятно, что до апартаментов Кридона можно добраться практически из любого места бункера. Правый коридор вел мимо тактического штаба и церемониальных помещений клана. Если бы мы рискнули повернуть налево, нам пришлось бы пройти мимо казарм личной гвардии Кридона.

Я свернул направо последним, вслед за Карсоном, и тут же появилось ощущение, что я поступаю неправильно. Я сделал шаг назад, и чувство, что я совершаю ошибку, сразу же пропало.

Забавно.

Я слишком привык доверять своим предчувствиям, но понимал, что кленнонцев на основании показаний своего шестого чувства мне не развернуть. Поэтому я просто стоял на развилке и смотрел, как они уходят.

Когда Карсон посмотрел назад, нас разделяло уже двадцать с лишним метров. Увидев, что я не следую за всеми, пилот остановился.

Я покачал головой, постаравшись, чтобы это движение передалось и шлему скафандра.

Какое-то мгновение Карсон стоял неподвижно и просто смотрел на меня, потом махнул правой рукой, развернулся и последовал за остальными.

Больше я его никогда не видел.

Я продолжал слушать общий эфир.

Реннер на связь больше не выходил. Группа Эндрюса продолжала движение, изредка постреливая, но не встречая организованного сопротивления.

Лежащий передо мной коридор был пуст. Датчики боевого костюма ничего не улавливали, шестое чувство, заставившее меня выбрать этот поворот, тоже молчало.

Так спокойно и просто, без единого выстрела, я добрался до казарм личных гвардейцев главы Гегемонии. Часовой потянулся за оружием, но я успел первым. Пока он падал, на шум из казармы выбежали еще двое. Моя броня поглотила один импульс, ответным выстрелом из плазмомета я убил обоих.

Больше никого.

Я заглянул в казарму, она оказалась пуста. Или мы уже поубивали всех на площади, или, что более вероятно, ребята ждут нас где-то на подходе к цели. Либо они где-то пасут группу Эндрюса… Масса привлекательных возможностей, прямо не знаю, какую выбрать, но, как бы там ни было, мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться.

За казармами обнаружилась анфилада технических и подсобных помещений. Ящеры в них были, но не военные.

Их когти скребли по броне, не в состоянии ей повредить. Они стреляли из легкого ручного оружия, бросались на меня, пытаясь сбить с ног, но все было бесполезно. Остановить тонну высокотехнологичного боевого металла они не могли.

Некоторых я убивал, некоторых просто отшвыривал в сторону, чтобы освободить дорогу.

Потом стали появляться военные, и снова включилось мое шестое чувство, и я поддался ему, позволяя инстинктам управлять моим телом и работать вместо меня. Я уклонялся от выстрелов еще до того, как они были сделаны, я посылал смертоносные импульсы туда, где только должны были появляться враги, я стал богом войны, и ящеры, которые были всего лишь ее демонами, не могли меня остановить.

Не знаю, сколько я убил тогда.

Наверное, много.

Радио продолжало работать, и из эфира я узнал, что отряд Эндрюса угодил в западню, что его взяли в клещи и шансов выбраться у ребят нет. Кленнонцы умирали в прямом эфире, и я слышал, как это происходит, сокрушая ящеров на пути к своей цели.

Я шел вперед и остановился только у двери, над которой была выбита личная эмблема главы клана. Не думал, что это окажется так легко.

Распахнув дверь пинком бронированного ботинка, я обнаружил, что легко это не окажется.

Меня ждали четверо скаари в тяжелых боевых скафандрах личной гвардии Кридона, и в руках они держали виброножи.

— Ребята, не обращайте на меня внимания, — попросил я. — Я просто дверью ошибся.

Вибронож редко используется в качестве оружия ближнего боя, потому что ребята, носящие тяжелые боевые скафандры, редко подпускают кого-то на такое расстояние. Тяжелые костюмы вообще создали не для того, чтобы драться в небольших замкнутых помещениях, поэтому виброножами их не комплектуют.

Видимо, зря.

Такой штуковиной всего за десяток секунд можно прорезать дыру в обшивке космического корабля, а уж обычный скафандр она вскроет, как консервный нож жестяную банку.

Я выпустил свою последнюю ракету с расстояния меньше десяти метров. Попавшего под удар скаари разорвало на части, остальных отбросило в сторону, но всего мгновением позже они бросились на меня. Я уклонился от первого удара, перехватил руку с ножом, всадил три импульса в набегающего ящера, но это его только раззадорило. Третий обрушился на меня слева, его нож пропорол глубокую борозду в скафандре, выведя из строя часть сервоприводов на левой руке. Я шагнул в сторону, разворачивая того ящера, руку которого держал, и следующий удар своего коллеги он принял на себя.

Нож выпал из его руки, я поймал его, не дав упасть на пол. Двое оставшихся скаари заходили на меня с флангов.

Двое на одного.

Это все же лучше, чем четверо на одного, и теперь у меня было оружие.

Выпад. Лезвие виброножа пропороло бок скафандра на уровне моего бедра. Второго я попытался встретить ударом в живот, он уклонился, попытавшись зайти еще правее, где и напоролся на заблаговременно выставленное мной лезвие. Шестое чувство продолжало отрабатывать за меня.

Правда, это стоило мне еще одного пропущенного удара от последнего ящера. До меня лезвие не добралось, но левая половина скафандра оказалась повреждена и полностью обездвижена. Я даже не мог поднять руку, чтобы блокировать следующий удар. Тонна металла, до сих пор сохранявшая мне жизнь, превратилась в ловушку.

Пока правая рука действовала, я швырнул в скаари виброножом. Он легко увернулся от броска и занес свое оружие, намереваясь ударить мне в левую сторону груди. Когда он начал движение, которое, по его мнению, должно было положить конец нашей схватке, а заодно и моей жизни, я включил ранцевый двигатель.

Потолок оказался куда ближе, чем я думал.

Вибронож рассек пустоту там, где я стоял всего мгновением раньше, и вонзился в стену. Ящер рванул его на себя, спеша высвободить оружие, и тут я рухнул на него.

Мы сплелись в один клубок — человек и скаари, а вибронож выступил в качестве вязальной спицы. Или в качестве меча, который в конце концов разрубил этот гордиев узел.

Когда все кончилось, у меня работала только правая рука, и та вполсилы. Этого хватило только на то, чтобы сбросить с себя распиленный надвое труп ящера.

Вот и все, ребята.

Мне никогда не встать на ноги, оперируя только одной рукой. В двигателе кончились заряды, боезапас костюма практически исчерпан, сам костюм обездвижен. Осталось только одно.

— Аварийный сброс, — сказал я и произнес короткое кодовое слово.

Эту систему повредить труднее всего. Точнее, когда она уже повреждена, человек, находящийся внутри, уже не в состоянии отдать приказ об аварийном снятии скафандра.

Находящиеся в ключевых местах пиропатроны взорвались, и костюм распался на несколько десятков элементов, а грудная пластина отлетела в сторону. Небезопасная процедура, к которой рекомендуют прибегать только в самом крайнем случае. В большинстве ситуаций человек, находящийся внутри обездвиженного скафандра, просто дожидается эвакуации, но сейчас был явно не тот случай.

В комнате было жарко и душно, как в сауне, вдобавок еще и горячим мясом воняло. Я выбрался из-под большей части железа, стряхнул с себя мелкие детали и попытался оценить ситуацию.

Это было несложно.

Мне кранты.

В помещении оказалось гораздо темнее, чем при виде из скафандра, и еще в нем практически отсутствовало оружие, которым я мог бы воспользоваться без своего костюма. Разве что вибронож, но много ли навоюешь с одним ножом?

Рассудив, что это все же лучше, чем быть совсем безоружным, я взял в руки одну такую хреновину и толкнул следующую дверь, понятия не имея, что мне за ней встретится.

Дверь оказалась не заперта.

И встретился мне за ней новоиспеченный глава единой Гегемонии.

Собственной персоной.

Во плоти.

Он стоял в центре просторного помещения и смотрел прямо на меня. Я помахал ему свободной рукой.

Все могло быть куда хуже. Например, здесь мог бы расположиться очередной отряд его личной гвардии.

Неужели они все кончились и мне на самом деле удалось подобраться к главе клана на расстояние выстрела? Жаль только, что стрелять мне больше не из чего.

Ящер был без брони, как и я, но это отнюдь не уравнивало наши шансы, даже несмотря на вибронож в моих руках. На моей памяти только один человек был способен справиться со скаари в схватке один на один без применения спецсредств, но этот человек был мертв уже около двух веков.

Надеюсь, у Реннера и его ребят получится лучше, чем у меня. Часть дороги я им точно освободил…

— Я все ждал, кто же войдет в эту дверь, — сказал Кридон, и его слова разнеслись по всему залу. Автопереводчик висел у ящера на плече. Предусмотрительный, гад. — Не думал, что это будешь ты.

— Удивлен?

— Немного. Не ожидал снова увидеть тебя после стольких лет.

— Похоже, когда я был здесь в прошлый раз, то обронил монетку.

— Не понимаю.

— Неудивительно, — сказал я.

С тех пор как я снял скафандр, вибронож превратился для меня в вибромеч. Эта штуковина весила как хороший топор-колун, и мне приходилось держать ее перед собой обеими руками. Ударить им я смогу, может быть, даже больше одного раза, но вот драться — вряд ли.

Впрочем, если не считать за оружие его собственное тело, Кридон был безоружен.

Когда он поднялся с кресла, нас разделяло около двадцати шагов.

— Прошло столько лет, а ты ничуть не изменился, — сказал Кридон.

— Ты тоже, — сказал я.

— Видимо, я ошибся в тебе. — Кридон медленно пошел мне навстречу. — Или нет? В конце концов, из всех штурмовиков, которые высадились на моей планете, именно ты вошел в эту дверь.

Осталось пятнадцать шагов. Это если считать в моих шагах.

В его — меньше.

Он был на целый метр вышел меня. Его хвост выписывал плавные движения за спиной. Руки он держал перед собой, и я отчетливо видел его когти, каждый из которых был длиннее моего указательного пальца. Даже без оружия он одним ударом может отправить меня на тот свет.

Как же досадно, что мне пришлось снять боевой костюм.

— Больше никого? — поинтересовался Кридон.

— Ага, — сказал я. — Только мы с тобой, один на один, лицом к лицу, как в старом добром кино. Это такой штамп, знаешь ли.

— Не понимаю.

— Шаблонная ситуация, — помимо воли у меня вырвалось хихиканье, и оно показалось мне несколько истерическим. Я постарался справиться с нервозностью и перехватил поудобнее рукоятку вибромеча. — Ты вроде бы как злодей, задумавший недоброе, а я обязан тебя остановить, на что у меня есть один-единственный шанс. Другие дорого заплатили, чтобы предоставить мне такую возможность, и теперь я не могу обмануть их ожиданий и всякое такое.

Десять шагов. Большими пальцами я щупал на рукоятке меча кнопку, активирующую мое последнее оружие.

Если Кридон собирается следовать придуманному мной сценарию, то сейчас ему стоит умереть.

Пять шагов.

Кридон остановился.

— Неужели вы на самом деле думали, что все будет так просто? — поинтересовался он.

— Да, — сказал я. — В какой-то момент я и сам так думал.

— Тогда бей.

Древний ящер развел руки, открывая грудь для удара. Не теряя времени на размышления о том, чем вызван его суицидальный порыв, я нажал кнопку активации, почувствовав низкую вибрацию меча, сделал два шага вперед и ударил Кридона, метя в сердце.

По идее, этого удара должно было хватить, чтобы разорвать тело ящера надвое, и я инстинктивно зажмурил глаза, опасаясь фонтана крови, но…

Ничего не произошло.

В том месте, где лезвие меча соприкоснулось с кожей ящера, промелькнуло несколько голубых искр. И все.

Кридон продолжал стоять, несмотря на то что лезвие вибромеча упиралось ему в грудь.

— Почему ты не падаешь и не истекаешь кровью? — поинтересовался я.

Вместо ответа Кридон обнажил клыки и положил свою когтистую лапу на лезвие, способное разрезать броню космических кораблей, и его пальцы почему-то не попадали на пол. Ящер обхватил меч и дернул его в сторону. Чтобы не упасть, я выпустил рукоять оружия из рук, и Кридон отшвырнул меч в сторону.

Оставив глубокую борозду в покрытии пола, меч ударился о стену.

— Мономолекулярная активная броня, — сказал Кридон. — Человечек, мы позабыли больше технологий, чем вы успели открыть.

— Что ж ты своим солдатикам такую не выдал?

— Ты не понимаешь природы власти, — сказал Кридон. — Логики власти. Вождь должен быть лучше во всем…

Я ударил его в голову правым хуком, и у меня создалось впечатление, будто мой кулак врезался в кирпичную стену. И эффект от удара был такой же, ящер даже не покачнулся. Впрочем, после неудачи с виброножом я уже ничего другого не ожидал. Удар кулаком носил чисто символический характер.

— Однажды ты уже был здесь, и я позволил тебе уйти, — сказал Кридон. — Теперь этого не будет.

Хук слева возымел примерно такой же эффект, как и предыдущий, нанесенный справа. Кридон оскалил клыки, сделал шаг назад и, разворачиваясь, ударил меня хвостом в грудь.

Меня никогда не сбивало поездом, поэтому мне не с чем сравнивать полученные ощущения.

Я отлетел к стене и изрядно приложился об нее затылком, по шее потекла струйка крови. В голове шумело, дышать было трудно и больно, а когда я попытался встать, боль вспышкой пронзила правую сторону груди. Любопытно, сколько же ребер он мне сломал?

— Зачем ты поднимаешься? — поинтересовался Кридон.

— Ты не поймешь.

— Человек…

Кридон подошел ко мне, посмотрел сверху вниз. Жаль, я не умею читать по взглядам скаари.

Когтистая лапа впилась в плечо и прижала меня к стене. Второй рукой Кридон помахал у меня перед лицом.

Какая ирония, подумал я. Разумный динозавр. Меня прикончит разумный динозавр. Вождь племени разумных динозавров.

А ведь когда-то я был уверен, что они вымерли…

— Я ошибался, — сказал Кридон. — Ты — всего лишь человек.

— Так бывает, — сказал я.

— Люди слабы. Вы умрете. Все.

— Главное, чтобы ты сам в это верил, — сказал я.

Он ударил меня свободной рукой, когти располосовали кожу от плеча до живота. Боли я уже не чувствовал, страха тоже. Лишь усталость. Больше всего мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось.

Кридон положил руку с окровавленными когтями мне на шею. Один коготь был как раз напротив сонной артерии.

— Больше ничего не говори, — попросил я. — Надоело.

Он оскалил клыки и сжал пальцы.

Я умер.

…я возродился.

Там, где нет пространства и времени.

Говорят, что, когда человек умирает, перед его глазами проносится вся его жизнь.

Вранье. Ничего у меня не пронеслось.

Или я все же недостаточно человек.

Когда Алекс Стоун умер, блоки памяти разрушились, но, вопреки ожиданиям, обретенные воспоминания не рухнули на меня водопадом. Скорее, это был мгновенный переход из одного состояния в другое, словно в какой-то момент я ничего не знал, а через десятую долю секунды я узнал все.

Все о прожитых мной человеческих жизнях, все о том, что было до этого. Я знал, где находится моя родная планета, я знал, как она выглядит, я увидел истинный облик регрессоров, который они имели до того, как отказались от тел.

Я знал о планах моего создателя, о той дискуссии, которую он вел на протяжении нескольких веков, о том, чего он хотел добиться в итоге. Я понял, как именно генерал Визерс уничтожил нашу расу, я увидел черную дыру, в которую утекала моя собственная жизненная энергия. Я был солнцем, а пробоина была тенью, темным пятном, существующим в недоступном мне ранее измерении, и когда я окинул галактику своим новообретенным взором, я увидел еще два таких солнца, находящихся на поздней стадии умирания.

Я поприветствовал их протуберанцами своего разума. Один из регрессоров ответил мне, второй не обратил внимания. Он уже почти перешагнул порог, за которым его ожидало небытие, и его разум был обращен внутрь, отказываясь реагировать на внешние раздражители.

Это все, что осталось от моего народа.

Я стал размером с галактику, видел одновременно Кленнон и Землю, без труда нашел древний флот скаари, надвигающийся на Кленнонскую Империю, и то, что осталось от человеческих планет, и зрелище это не вызвало во мне никаких эмоций.

Я видел то, что произошло, и то, что должно было произойти, и в будущем не было места для человечества, как не было его и для скаари. Всего через пару тысячелетий Гегемония пожрет сама себя, уничтожив все кланы в междоусобной войне, и следующих ростков разумной жизни галактике придется ждать еще очень и очень долго.

И это знание тоже не вызвало у меня никаких эмоций.

Я узнал все, что хотел знать, постиг все, что был в состоянии постичь. Я слышал музыку сингулярностей и наблюдал хаотические танцы молекул. Я обнаружил ошибку в теории относительности и узнал о новых способах путешествовать сквозь пространство и время, и все это случилось одновременно. Я не смог раздвинуть горизонты, но постиг природу всего, что находилось в моем поле зрения.

Я сделался спокоен и удовлетворен.

Почти удовлетворен.

Где-то на периферии моего существа я обнаружил источник беспокойства, и, обратившись к нему, я увидел обезглавленное человеческое тело и ящера, стоящего над ним. Я не сразу понял, что именно вызывало мою тревогу, но как только сообразил, что это тело было когда-то вместилищем моего разума, все встало на свои места.

Ящер освободил меня. Я был бы благодарен ему, если бы вообще мог испытывать благодарность.

Я обратил свой взор внутрь и обнаружил остатки сознания того, кем я был, до конца не растворившегося в том, чем я стал. Это был Алексей Каменский, человек, родившийся в двадцатом веке на маленькой далекой планете, и он чего-то от меня хотел, и это не давало мне полностью успокоиться и отдаться музыке сфер.

Его сознание было полно гнева и ярости, оно мешало мне, нарушало гармонию, и чем больше я обращал на это внимание, тем больше оно ее нарушало.

Я понял, что мне не будет покоя, пока это находится там, и, впервые за бесконечность своего существования в новом качестве, я принял решение. Я решил разобраться с причиной беспокойства.

Я прислушался к его голосу и понял, чего он хотел.

Я стал размером с планету, я обозрел ее и понял, что группа штурмовиков, которых возглавляет адмирал Реннер, угодила в ловушку или вот-вот в нее угодит, и сейчас они умирают или уже умерли, и они не смогут сделать то, зачем они явились сюда, и если я хочу решить свою проблему, то мне придется решать ее самому.

Я сконцентрировался на этом желании и сразу же нашел разум Кридона, переполненного властью и силой, упивающегося своей победой.

Я стал размером с Кридона и дотронулся до его разума, и в симфонию его чувств вплелись первые нотки страха.

И я умер.