Герман

Температура в офисе подскочила на несколько градусов. И это точно, мне не показалось: висящий на стене термометр тоже зафиксировал изменение. Запахло озоном, воздух между направленными друг на друга посохами приобрел плотность и стал не только осязаемым, но и видимым.

Гэндальф Бета не выдержал первым. С конца его посоха сорвалась молния и, отклоненная Гэндальфом Альфа, влепилась в стену прямо под портретом Мерлина. Отвалился килограмм штукатурки.

«Нет, – подумал я, – никаких больше евроремонтов руками гастарбайтеров. И заземление по всему периметру».

Гэндальф Альфа начал читать заклинание, и Гэндальфа Бета бросило на Серегин стол. Посох, монитор и принтер полетели на пол. Волшебник, соответственно, тоже, но чуть позже. Нет, ну что за наглость – устраивать свои разборки на чужой территории.

Вот и решай после этого проблемы Серегиными методами.

Гэндальф Бета очухался быстро, и следующее заклинание его противника размазало в лепешку не его, а системный блок Серегиного агрегата. Старичок вовремя сориентировался, не стал отвечать магией, а со всей силы вломил Гэндальфу Альфа посохом по ногам.

А на магическом посохе нехилый набалдашник.

Гэндальф Альфа полетел на пол.

Теперь они оба на полу. Паркету точно хана.

Нет, надо было мне в пророки записываться. Хотя учителя мои такого дара в юном гении и не усмотрели.

Фаербол летел так низко, что казалось, он катится по паркету. Паркету тоже так казалось, потому как он чернел и обугливался на глазах.

Я внимательнее посмотрел на шарик огня, летящий от Гэндальфа Альфа к Гэндальфу Бета. Нет, не похож, текстура не та. Фаерболы, влетевшие в окно моей квартиры, были пущены другой рукой. Этим гаврикам следует предъявлять счет только за ремонт офиса.

Отбитый Гэндальфом Бета сгусток огня чуть не прожег меня насквозь. Пришлось ставить защиту, и рикошет угодил прямиком в большой сейф. Защита на сейфе присутствовала неслабая, фирменная, что придало фаерболу еще большую скорость, на коей он и впечатался в потолок, погасив два светильника из трех.

Пора вмешиваться.

– Немолодые люди! – крикнул я. – Не будете ли вы так любезны…

Не будут.

В комнате встретились два потока силы. Центр равновесия находился аккурат над моим столом, поэтому я предпринял необходимые меры безопасности и попытался воззвать к голосу разума уже из-за кожаного дивана:

– Товарищи Гэндальфы, прекратите громить нашу контору!

Если центр равновесия сместится вниз, то все мы окажемся на первом этаже. Вместе с полом.

А если они и дальше будут так продолжать, то всему зданию хана.

Великие маги снизошли до того, чтобы обмениваться ударами голой энергии. Таланта для этого много не нужно. Для этого нужна только мощь.

Прием, который я применил, можно назвать магическим айкидо. Наименьшие затраты для достижения результата. По сравнению с двумя реками силы, мое вступление выглядело почти пересохшим ручейком, однако вонзившись в центр равновесия, оно задало потокам другой вектор.

Вертикальный.

Перед тем как эта лавина едва не вынесла потолок мне удалось уменьшить толщину потока до толщины иглы, что, соответственно, увеличило его плотность. Удар пробил дыру в перекрытии, крыше, атмосфере и улетел в космос, по ходу дела сбив с орбиты американский спутник-шпион.

– Ага, – сказал Гэндальф Бета, глядя на меня исподлобья. – Кажется, мы забыли, что нас здесь трое. Ты на чьей стороне, камрад?

– А вы кто?

– Гэндальф.

– Это я – Гэндальф, – сказал Гэндальф Альфа. – А ты – Саруман, сауроновкий прихвостень.

– Сам ты Саруман!

Поскольку схватка была готова разразиться снова, я предложил обоим заткнуться.

– Кто из вас может доказать, что он Гэндальф?

– Слово мага, – сказали они хором.

Интересная ситуация. А что мы знаем о внешности Сарумана? Примерно то же самое, что мы знаем о внешности Гэндальфа.

Высокий старик с бородой и посохом. Оба они в свое время носили белые одежды, но, судя по их историям, оба имели резоны переодеться.

Ловить их на несоответствии фактов биографии тоже не представлялось возможным. «Властелин Колец» – не исторический факт, а художественное произведение, по заявлению Гэндальфа Альфа, он же потенциальный Саруман Альфа, навеянное одним из участников сегодняшней дуэли. Чего ему было надо, то он и навеял.

Сарумана в книге вообще прирезали. То ли кто-то ошибся, то ли Толкин под конец отсебятину понес. Тоже не факт.

– Между прочим, – сказал я, – у меня есть информация, что Саруман Бывший Белый был убит в Шире одним из своих сторонников. Как же он тогда может быть здесь?

– Ну и что? – возразил Гэндальф Альфа. – Меня тоже как-то раз убили, мне же это не мешает здесь быть.

– Что? – возмутился Гэндальф Бета. – Ты о чем говоришь?

– О моей эпической битве с Балрогом.

– Я Балрога завалил. Ты ж трус, ты на километр бы к нему не подошел. Ты знаешь вообще, как этот Балрог выглядит?

– БАЛьшой и РОГатый, – сказал я.

Оба презрительно фыркнули. Видать, Питер Джексон к Балрогу тоже на километр не подходил.

– Джентльмены, – сказал я, – хватит уже на сегодня разрушений. Давайте успокоимся.

– Я не могу успокоиться, пока это самозванец выдает себя за меня и порочит мое честное имя! – Это они тоже хором сказали.

И посохи в их руках снова начали подозрительные движения.

– Решил интерьер поменять? – поинтересовался веселый молодой голос, и из-за спины Гэндальфа Бета возник Гермес. – Дизайнеры, конечно, староваты, но дело свое знают крепко. Контора твоя здорово изменилась.

– Это еще кто? – спросил Гэндальф Бета. Появление новых свидетелей его явно не устраивало.

– Бог, – сказал я.

– Нет бога, кроме Эру, и Илуватар велик! – возопил Гэндальф Альфа, а Гэндальф Бета насупился.

– С этим сугубо частным мнением нашего гостя я спорить не буду, – сказал Гермес. – Тем более что я на пенсии.

– Гермес, – воззвал я. – А ты можешь сказать, который из них врет?

– Оба они врут, – сказал Гермес. – Только не вижу, в чем врут. Я ж не всеведущий, помнишь.

Змеи на его кадуцее громко шипели и тянулись в стороны посохов неугомонных старцев.

– Я не намерен более терпеть эти оскорбления, – заявил Гэндальф Альфа, убедившись, что теперь уж подраться точно не удастся. – Молодой человек, – это он мне, – я в вас сильно разочаровался. Забудьте, о чем я вас просил. И прощайте.

– Я тоже пойду, – сказал Гэндальф Бета.

– Минут через десять, – запротестовал я. – Потому как если вы намерены продолжить дискуссию, будет лучше, если сделаете это подальше отсюда.

Гэндальф Бета зашипел. Змеи на кадуцее Гермеса зашипели еще громче.

– Впрочем, если вы настаиваете, – сказал Гэндальф Бета, – то я вполне могу подождать.

Все десять минут, что он провел в нашей с Гермесом компании, он не промолвил и слова.

– Какой все-таки богатой и насыщенной жизнью живут маги, – сказал Гермес, закрывая окно за удалившимся Генадльфом-Саруманом-Бетой.

– Не говори, – мрачно подтвердил я. – С утра день не задался. То фаерболом в окно пуляют, то великие маги дуэль прямо в офисе устроят, а тут еще трупы разгуливают и партнеры пропадают. Не жизнь, а развлечение сплошное.

– Боюсь, что я тебе еще веселья подкину, – сказал Гермес. – Причем полные карманы.

– Разговор долгий будет?

– Ага. Поэтому я предложил бы нам перебазироваться в место, не носящее следов твоих экспериментов с интерьером.

– Например?

– В бильярдную, – предложил Гермес. – Ничто так не стимулирует мозговую деятельность, как решение элементарных геометрических задач.

– Первый удар – слабейшему, – провозгласил Гермес.

Я не стал возражать. Вечно молодой престарелый пройдоха пристрастился к бильярду фактически с момента его изобретения, и посему тягаться с ним не мог никто. Ни лично я, ни Серега еще ни разу не выиграли у него ни одной партии, если разбивал он. Гермес просто не дает своему противнику коснуться шара.

Я не большой поклонник бильярда, но можно же сделать че… богу приятное.

Помелил кий, прицелился, ударил. Шары раскатились по зеленому сукну, сталкиваясь друг с другом и с бортами. Пятнадцатый залетел в лузу.

– Заказывай.

– Третий в центральную нижнюю.

– Не пойдет.

– Тогда в левую нижнюю.

– Попробуй.

И в левую нижнюю не пошел. Все, можно бросать кий и закуривать. Дальше игра пойдет без моего участия.

– Четырнадцатый в верхнюю правую, – заявил Гермес и положил его так точно, как будто вложил шар в лузу рукой. – Закажи нам коньяк, и мы будем разговаривать.

Коньяк он пил только греческий, «метаксу», очевидно из патриотических чувств. Зато вино предпочитал французское.

– Так вот, друг мой Герман, – он сделал глоток из бокала, поставил его на край стола и положил второй в центральную нижнюю. Биток при этом откатился в идеальное положение для удара по восьмому, – скажите, что вам известно о природе богов?

– Что именно тебя интересует?

А коньяк неплох. Впрочем, Гермес никогда не привел бы меня в заведение, где не было бы хорошего греческого коньяка.

– Знаешь ли ты, откуда берутся боги?

– Это овеществление абстрактных идей.

– Верно, но знаешь ли ты, что провоцирует этот процесс?

– Люди.

– Снова в точку, – сказал Гермес, кладя сразу два шара. – Скажем, люди увидели молнию. У них не было совершенно никакого представления о физике, поэтому они подумали, что существует на небесах – а где еще, ведь молнии берутся оттуда – такой парень, который способен создавать молнии и швырять их в своих врагов. Сказка получилась достаточно красивая, и другие люди, тоже не имеющие никакого представления о физике, стали в нее верить. Со временем число верящих достигло некоей критической отметки и… опля… Появился мой папа.

– А люди, у которых не было никакого представления о сейсмологии, придумали твоего дядю, колебателя тверди Посейдона, чтобы дать красивое объяснение землетрясениям. А заодно спихнули на него и штормы.

– Снова верно, – сказал Гермес.

– Я это в школе проходил.

– Хорошие у тебя педагоги. – Еще один точный удар. – Партия. Еще разок?

– Ты продолжай, продолжай.

– Ага. – Гермес составил шары в пирамиду. – Теперь немного той самой физики, о которой древние люди не имели представления. Закон сохранения энергии. Ничего не может взяться ниоткуда, просто так.

– Несколько упрощенная формулировка.

– Следовательно, мой папа, мой дядя и я сам были где-то и до того, как воцарились на Олимпе. Вопрос очень простой: где?

– Где?

– Совсем недалеко. – С разбивки он положил сразу четыре шара. – На Земле. Скажем, в мире наличествуют некие нематериальные сущности, способные стать богами при условии благоприятствующей внешней среды. То есть они способны подстраивать свой облик и свои возможности под то, во что верят люди.

– Это прописные истины, – сказал я. – Ты решил прочитать курс лекций по боговедению?

– Теология никогда не была моим коньком, – парировал Гермес. – Так вот, вернемся к нашим сущностям, назовем их, для примера, призраками богов. Среди них есть более и менее активные элементы. Менее активный элемент готов ждать, пока число верующих достигнет той точки, когда он сможет проявиться в вашем мире во всей красе. Более активный элемент, едва осознав себя призраком бога, будет добиваться увеличения числа верующих в него, тем самым являясь катализатором процесса собственного рождения.

– То есть ты хочешь сказать, что сознание бога формируется до его материального воплощения?

– Точно. Для того чтобы призрак осознал себя конкретной личностью, достаточно даже одного верующего, лишь бы вера его была сильна. Но для того чтобы стать настоящим богом во плоти, нужны массы. Возьми пример с Аллахом. Исламская религия, насчитывающая сейчас многие миллионы верующих, началась с одного жалкого пастуха. Впоследствии он стал известен как пророк Мухаммед.

– Я все еще не понимаю, какое эта, вне всякого сомнения, интересная теория имеет отношения к обсуждаемой нами проблеме.

– Сейчас поймешь. Боги вовсе не бессмертны, как полагали древние. Их жизнь конечна, просто умирание несколько отлично от вашего. Жизнь богов напрямую зависит от веры смертных, именно их вера является для нас пищей. Проходит время, люди выдумывают себе новых богов и перестают верить в старых. И старые умирают. Жертвоприношения, принятые в Греции в наши времена, были актами проявления веры. Нам было все равно, что или кто именно приносится в жертву. Человек, овца, свинья или пучок травы. Мы питались верой жрецов, а не тем, что возлагали они на алтари. Лично я всегда был против человеческих жертв, хотя некоторые мои родственники тешили ими свое тщеславие.

Он бросил кий и уселся на стол.

– Нам, греческому пантеону, в какой-то степени повезло. Среди наших подданных было много поэтов, художников, скульпторов и драматургов, поэтому о нас знают до сих пор. Поэтому до сих пор мы живы, хотя уже и не так сильны, как раньше. Немногим из богов древности так повезло. Бесчисленное количество культов и религий сгинули в Лету.

– О вас знают, – сказал я. – Но ведь в вас больше не верят. Так почему вы до сих пор живы?

– Это интересный вопрос, – сказал Гермес. – Мы растеряли былое могущество, знаешь ли. Я помню, как несколько лет назад папа пытался создать молнию. Получилась искорка, которой можно было бы прихлопнуть только комара.

Я представил себе эту картину. Престарелый бог сидит на Олимпе, окруженный стаями мошкары, и отбивается от нее миниатюрными молниями.

– Мне повезло больше остальных, – сказал Гермес. – Мне поклонялись средневековые алхимики, со мной поддерживают контакты некоторые маги, которые хоть и не верят в меня, но приносят жертвы. А жертва, как я уже говорил, все равно является актом веры, пусть даже неосознанной. Источник жизни остальных – ваши дети.

– В смысле?

– Мифы и Легенды Древней Греции авторства Куна, – сказал Гермес. – Сказки о подвигах Геракла, Персея или история с походом за золотым руном. Книги и мультфильмы, предназначенные для детской аудитории. В детстве человек верит во все. Ребенок читает книгу и верит, что все написанное в ней – правда.

– Потом он взрослеет.

– Но ему на смену приходит другой. Пока о нас будут писать книги и снимать фильмы, пусть даже детские и дрянные, мы будем жить. Понимаешь?

– Понимаю. Но при чем тут…

– Ты тороплив, как и все смертные.

– Есть у нас такой недостаток.

– Поэтому перехожу к интересующей нас проблеме. Ваша страна семьдесят лет была под пятой одного бога, но совсем недавно, по нашим меркам конечно, его трон пошатнулся. И теперь вы готовы принять новый пантеон.

– Подожди, – сказал я. – Семьдесят лет? Ты о коммунизме говоришь, что ли?

– Да.

– Но это же бред. Коммунизм – это не религия.

– А что же тогда? Только верующий человек может позволить поместить себя в такие жизненные условия. Только верующий человек может пролить столько крови своих соплеменников. А вера в светлое будущее? Это ли не обещанный другими религиями рай? Но вера пошатнулась. Любая религия обрастает ритуалами, количество жрецов растет, и рано или поздно ритуал подменяет собой веру. Так бывает со всеми религиями, однако Красный пробыл у власти очень мало.

– Но ведь коммунисты сохранились…

– И потому бог не умер. Он просто теряет силу, отдавая ее идущему на смену пантеону.

– Кто они?

– Не знаю, – сказал Гермес. – Спроси об этом у своих соплеменников, потому что именно их вера породила новых богов.

– А при чем здесь Юрик?

– Юрик здесь совершенно ни при чем. Юрик – это лишь эксперимент.

– Эксперимент? Кто-то попробовал оживить мертвеца, чтобы посмотреть, удастся ли ему это?

– Да. Юрик был выбран случайно. Основная цель операции – не он.

– Кто?

– Сам подумай, – сказал Гермес. – Могу только сказать, что одновременно с Юриком царство моего дяди покинула еще одна душа. И что боги очень не любят уступать свои позиции без борьбы.

Ага, это он мне не зря про коммунизм рассказывал. Красный, как его называет Гермес, или Призрак Коммунизма, как назову его я, не хочет уступать свое место под солнцем новым парням, призванным из небытия обитателями нашей необъятной родины.

Что он делает для этого? Возвращает в мертвое тело душу убитого киллерами бандита?

Гермес сказал, что это эксперимент.

Боги питаются верой людей. Что может вернуть утраченную веру? Что может заставить поверить тех, кто не верил до сих пор?

Чудо.

Для того чтобы процесс возвращения души в прежнее тело прошел удачно, нужно, чтобы от этого тела осталось хотя бы десять процентов.

Кто у нас самый известный коммунист, и при этом еще и покойник? И сколько процентов тела осталось у забальзамированного вождя мирового пролетариата, лежащего по всем известному адресу?

– Ты хочешь сказать, что на ближайшее время планируется возвращение Ленина?

– Я бы сказал: второе пришествие.

Вот это да! В кошмарном сне самого либерального демократа такого не увидишь.

Ленин и впрямь живее всех живых. То-то обрадуются бабки и дедки разбросанных по всей России деревень. А вот товарищи Зюганов и Анпилов обрадуются вряд ли. Для них это будет весьма неприятный сюрприз.

Вообще, это будет довольно неприятно. К чему это может привести?

– Ни к чему хорошему, будь уверен, – сказал Гермес. Очевидно, последнюю мысль я произнес вслух. – Вы стоите на пороге хаоса.

– Красный все еще настолько силен, что способен похитить тело бандита из морга и Ленина из Мавзолея?

– Нет, не думаю. Такого количества верующих у него уже нет. Думаю, что ему помогал кто-то из ваших.

– Из смертных?

– Из магов.

Сторожа морга вырубили заклятием, а боги заклятиями не пользуются. И впрямь кто-то из наших.

– Приход к власти нового пантеона сам по себе чреват большой кровью, – сказал Гермес. – Вспомни, ни одна религия не обошлась без войны. Мои предки воевали с титанами, боги Египта грызлись друг с другом. Красный начинал с революции и гражданской войны.

– Может быть, это будет миролюбивая религия, – сказал я. Хотя и понимал, что навряд ли мои современники способны породить на свет нечто миролюбивое. Это после всего того, что происходит на улицах, что показывают по телевизору и пишут в газетах.

– Миролюбивых религий нет, – сказал Гермес. – Посмотри, теоретически все они призывают к миру и добру, а на практике всегда льется кровь. Ваша кровь. Подставь вторую щеку, говорит христианство, учиняет инквизицию, сжигает людей на кострах и устраивает крестовые походы. Возлюби ближнего своего – и миллионы иноверцев приносятся в жертву. Нет бога, кроме Аллаха, говорят миролюбивые мусульмане и объявляют неверным джихад до полного уничтожения. Разве только Будда сумел избежать большой крови, но это скорее исключение, чем правило. Ваша ситуация гораздо хуже. В вашей стране грядет не просто обновление пантеона, а столкновение новых богов со старыми. В битвах богов гибнут смертные.

– Значит, нельзя допустить, чтобы Ленин был воскрешен. Тогда старый бог уйдет на покой и нам придется иметь дело только с новым поколением.

– Да, Ленин – это козырная карта Красного, его самая большая надежда. Он решил действовать сейчас, потому что поколение верящих в него стареет, оно уже готово уйти со сцены – еще несколько лет – и шанс будет утерян навсегда. Для молодежи второе пришествие Ленина будет лишь фарсом, а не призывом к борьбе, поводом скорее почесать языком, нежели побряцать оружием.

– Гермес, – сказал я, – ты – лучший из богов.

– Не льсти мне, старому мошеннику. Мне просто небезразлично, что происходит здесь. Я – худший из богов. Никого из нас не должна волновать такая мелочь, как смертные.

– Душа Ленина покинула царство твоего дяди?

– Да, Красный забрал ее. А по пути прихватил душу этого Юрика.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Я был у дяди. Царство Аида по-прежнему существует и функционирует, потому что оно почти идеально соответствует христианскому представлению об аде. Конечно, дядя далек от того, чтобы провозгласить себя Сатаной, однако его сила почти вся осталась при нем. Он могущественнее многих из нас. Но он не будет нам помогать. Дела живых совершенно не волнуют его.

– Нам? Смею ли я надеяться…

– На мою поддержку? Она будет слабой, я могу лишь подсказывать и узнавать новости. Действовать придется тебе.