Время жатвы ещё не наступило, но в колхозе все жили ожиданием радостных страдных дней. На пастбище нагуливали силы кони, в кузнице ремонтировали жатки и лобогрейки, в правлении колхоза до поздней ночи засиживались Сергей и бригадиры, обдумывая планы уборки.
Костя и его приятели стали удивительно предупредительными к Марине. Они сами напросились оформить бригадную доску соцсоревнования, переписали Марине её роль Катерины из «Грозы» Островского - постановку этой пьесы готовил клубный драмкружок.
Костя частенько забегал в избу к Балашовым, особенно в те часы, когда Вари не было дома.
У Балашовых было просторно и уютно. Домотканые дерюжные половички лежали на полу, стол был покрыт чистой скатертью, деревянные кровати украшены самодельной резьбой - в этом доме многое умели делать своими руками, и делали добротно, прочно, со вкусом.
За дощатой перегородкой помещался Варин и Петькин уголок: небольшой столик, две кровати, полка с книгами, на окне - горшки с цветами.
«Уголок школьника» в доме Балашовых считался священным местом. В нём занимались сначала старший брат Александр, потом Марина, теперь самые младшие в семье - Варя и Петька. В часы, когда дети сидели над учебниками и тетрадями, мать старалась поменьше греметь рогачами у печки, без стеснения выпроваживала за дверь словоохотливых соседок и с укором говорила мужу, большому любителю табака-самосада: «Стыдись, отец! Какое уж тут учение ребятам от твоего зелья!» И Яков Ефимович сконфуженно отходил к печке и докуривал цигарку, пуская дым в отдушину…
Вот и сегодня, узнав от Петьки, что девочка ушла к матери на молочную ферму, Костя заглянул к Балашовым.
В доме у печки хозяйничала Марина.
- А Вари нет? - невинным голосом спросил мальчик. - Я подожду чуток.
Но через несколько минут, будто томясь от безделья, он схватил ведро и побежал на колодец за водой. Потом нарубил хворосту и даже взялся сходить в сельпо за покупками.
Марина лукаво покосилась на мальчика и с притворным негодованием всплеснула руками:
- И куда это Варька запропастилась!.. Минуты дома не посидит!
- Так я ж подожду… время есть, - умоляюще заверил Костя.
Но, как только Варя показалась на крылечке, мальчик вспомнил, что дома у него уйма дел, и убежал.
Марина отвернулась в угол и засмеялась.
- Чего ты фыркаешь? - подозрительно спросила Варя.
- Да так… смешинка в рот попала. Каков Костя-то! Ждал, ждал тебя, дров нарубил, воды наносил - и вдруг бежать… С чего бы это, Варюша?
- Он мне не докладывает, - нахмурилась Варя.
- Так уж ты его делами и не интересуешься?
- Я и думать о нём не желаю! Воображала он и упрямый, как не знаю кто…
- Вот и плохо, что не думаешь. Взъелись на мальчишку… Из юннатов его почему-то грозитесь прогнать. Это вы зря! - заметила Марина. - Не так уж Костя и виноват.
…В полдень к Варе зашёл Витя Кораблёв и с таинственным видом вызвал её в сени.
- Понимаешь, какое дело… - замялся он. - Мне бы и в голову не пришло… Да девчонки-сороки… Трезвонят на весь белый свет!
- Да говори сразу, не ходи кругом да около!
- Про Ручьёва болтают… Прирос он к вашему дому. Теперь за тебя всю воду из колодца выкачает, все дрова перерубит…
Варя зло прикусила нижнюю губу, кинулась в дом, вырвала из тетради лист бумаги и написала:
«Всё это очень глупо и бессовестно. Я от тебя не ожидала. Воду за меня прошу не носить и дров не рубить - не нуждаюсь».
Витя покорно ожидал девочку в сенях.
- Отнесёшь Ручьёву… сейчас же! - Варя протянула ему записку.
Витя с большой охотой направился разыскивать Костю Ручьёва. По дороге он трижды перечитал записку, в четвёртый раз повторил её наизусть, и она ему так понравилась, что последние слова записки мальчик даже попробовал вполголоса пропеть: «Не нуждаюсь, не нуждаюсь!..»
Ручьёва он застал на «катере» вместе с Пашей, Васей и Алёшей Праховым. Приятели бурно о чём-то совещались.
Витя протянул Косте записку:
- Срочное письмо с нарочным.
- Какое письмо? От кого?
- От известного вам товарища.
Костя пробежал записку, вспыхнул, потом расхохотался:
- Варька может не беспокоиться! Это её не касается - ни вода, ни дрова…
- А кого касается? - полюбопытствовал Витя.
- Много будешь знать - скоро состаришься!
- Ага, понимаю… - ухмыльнулся Витя. - К Марине подлаживаешься? Ну, и как твоя заложенная голова поживает? Снимать не пора?
Костя побледнел, дёрнулся и почти под самым носом Вити загрёб ладонью воздух:
- Всё равно по-моему будет! Не отступлюсь! - И он показал на дверь: - А теперь топай!
Витя выскочил на улицу и с облегчением перевёл дыхание, радуясь, что его роль письмоносца закончилась так благополучно…
В эти дни, где бы ни работали молодые колхозники второй бригады - на расчистке ли полевого тока, на прополке ли конопли, - Костя с приятелями был тут как тут. Мальчики вежливо здоровались с девчатами, и не проходило пяти минут, как они уже выпалывали вместе с ними сорняки или орудовали лопатами, расчищая площадку для полевого тока.
Паша Кивачёв принялся за работу с большой жадностью, словно он долго сидел взаперти и страшно стосковался по живому делу. Он и Вася Новосёлов сразу завоевали доверие девчат и парней. Алёша Прахов, верный своим привычкам, частенько поглядывал на солнце, то и дело бегал к речке, и Косте не раз приходилось вести с ним серьёзный разговор.
Ребята, особенно Вася и Алёша, за словом в карман не лезли: они шутили, рассказывали потешные истории, отчего девчата покатывались со смеху.
Костя иногда заводил серьёзный разговор о газетных новостях, о прочитанных книгах. Три утра подряд он рассказывал девчатам «Таинственный остров» Жюля Верна и каждый раз обрывал на самом интересном месте:
- А продолжение потом, после дождичка в четверг!
Как-то раз девчата принялись уговаривать Марину:
- Нам бы таких хлопцев в бригаду! С ними работа веселее спорится… Да и трудодни им пора начислять, стараются ребята.
Марина встретила Костю в поле и, взглянув на его облупленный нос, спросила, что же теперь будет с домом Ручьёвых. Сергей занят председательскими делами, он, Костя, с утра до вечера в поле.
- Можешь проверить: на «катере» полный порядок, - ответил Костя.
- Значит, бабка Алёна хорошо хозяйничает. Доволен ты ею?
- Какая от неё помощь! - отмахнулся Костя. - Брюзжит да на ревматизм жалуется. Ей на печку пора.
- Где же тогда «порядок»? - Марина недоверчиво покачала головой. - И откуда у тебя прыть такая? Везде поспеваешь…
- Меня хватит!
С этого дня Косте и его приятелям стали начислять в бригаде трудодни.
По утрам ребята приходили на усадьбу второй бригады, получали наряд на работу, брали инвентарь и вместе с колхозниками, важные и довольные, шагали в поле.
Частенько Ручьёв и его приятели ходили с Мариной осматривать хлеба, массивы чёрных паров, семенники клевера и по дороге расспрашивали бригадира о земле, о семенах, об удобрениях.
- Неужто это вас так занимает? - удивлялась Марина и, как умела, принималась объяснять. Потом спохватывалась: - Потерпите до осени. Откроем в колхозе мичуринскую школу - вот и приходите туда.
- А нас запишут? - допытывался Костя. - Вы за нас словечко замолвите?
- Да уж придётся, - улыбалась Марина.
По вечерам девчата второй бригады, по обыкновению, возвращались домой с песнями.
Костя отдал своей команде строжайший приказ: петь всем на совесть, голосов не жалеть. Васе Новосёлову, первому школьному запевале, это пришлось по душе. Он быстро спелся с девчатами, обучил их новым песням, и в Высокове стали поговаривать, что Марина не иначе как готовит свою бригаду в хоровой колхозный кружок.
Алёша тоже пел с удовольствием, хотя девчата и зажимали порой уши от его пронзительного голоса. Только бедный Паша Кивачёв мучительно переживал Костин приказ.
- Опять молчишь? - сердился на него Костя.
- Так у меня голос ещё не народился…
- А ты подпевай!
- Песен не знаю…
- Учись! Ты понимаешь, это же тактика… нужно!
- Понимаю, - уныло соглашался Паша.
Как-то раз, когда вторая бригада возвращалась с работы, её встретили на краю деревни Фёдор Семёнович и Галина Никитична.
Подняв вверх лопаты, Костина компания отсалютовала учителям и с песней прошла дальше.
- А хорошо ребята с колхозниками спелись! - потирая щёку, сказал Фёдор Семёнович. - Ишь, как складно выводят.
- А вы знаете, кто у ребят запевала? - спросила Галина Никитична.
Фёдор Семёнович прислушался к пению:
- Как будто Вася Новосёлов. Да, да, он!
- Нет! Главный запевала Костя Ручьёв.
- Не спорь, Галина! Я голоса всех ребят отлично знаю..
- Я не о голосах…
Галина Никитична рассказала учителю о споре ребят на «школьной горе», о желании Кости Ручьёва работать и учиться в бригаде Марины Балашовой.
- Эге, - усмехнулся Фёдор Семёнович, - школьная-то жизнь тебя уже захватила!
- У меня Костины слова из головы не выходят, - призналась учительница. - И, наверное, не только в Высокове, а в любом селе такие разговоры услышишь. Ребята к жизни тянутся… Может, Костя в чём и неправ, а отмахнуться от его слов нельзя.
Фёдор Семёнович задумался.
Он вернулся из города полный сил и здоровья. Окрепшая рука твёрдо держала топор, пилу, лопату. Учитель целыми днями бродил около школы, придумывая всё новые и новые дела: здесь надо починить садовую скамейку, там выкопать яму или перестлать мостик…
Клавдия Львовна сердилась, требовала, чтобы муж берёг оперированную руку, но он был неумолим.
Затем Фёдор Семёнович решил пополнить запасы сена для козы. Жена сказала, что школьники ещё летом накосили сена вполне достаточно, но Фёдор Семёнович не послушался и, наточив косу, отправился в лес сенокосничать.
Клавдия Львовна пожаловалась Мите Епифанцеву, и вслед за учителем в лес пришло с десяток юных косарей.
Учитель попытался было прогнать их домой, но Митя твёрдо заявил, что ребята выполняют просьбу Клавдии Львовны и никуда отсюда не уйдут. За одно утро школьники вместе с учителем накосили на забытых лесных полянах столько травы, что Фёдору Семёновичу поневоле пришлось прекратить сенокос.
Истосковавшись за лето по школе, по ребятам, по земле, учитель ни минуты не мог сидеть без работы. Он закончил в школе ремонт, хлопотал о дровах на зиму, часто отлучался в колхоз. То бродил с землеустроителем по полям, то заглядывал в кузницу или на стройку электростанции, то до поздней ночи заседал в правлении колхоза.
Обычно утром из дому Фёдор Семёнович выходил в белой полотняной фуражке, в чистой рубахе, а возвращался к вечеру запылённый, в масляных пятнах или в известковых брызгах. Клавдия Львовна с досадой выговаривала мужу, что нельзя же в таком растерзанном виде показываться перед учениками, да и вообще он уже далеко не мальчишка, должен жить степенно, по строгому режиму и беречь своё здоровье.
Звучно фыркая под умывальником и посмеиваясь, Фёдор Семёнович отвечал, что за рабочий костюм ребята его не осудят, а лучшего режима дня ему не пропишет ни один врач.
После долгой разлуки со школой всё радовало Фёдора Семёновича: и плодовый сад, и пришкольный участок, и опытные делянки, и грядки. Учитель часами возился на пасеке, около ульев, осматривал посевы, беседовал со школьниками.
Внешне всё выглядело благополучно: сад полон плодов, на грядках вызревают опытные арбузы и дыни, дневники у юннатов в полном порядке.
Но день шёл за днём, и Фёдор Семёнович всё более настораживался. Целый ряд опытных делянок был запущен. Многие юннаты не показывались на пришкольном участке.
Учитель всё чаще и чаще встречал школьников в поле. Они работали в колхозных бригадах наравне со взрослыми, и кое-кто из ребят уже хвалился кругленьким числом заработанных трудодней.
Фёдор Семёнович встревожился и поделился своими сомнениями с Яковом Ефимовичем: не попросить ли им бригадиров, чтобы те не слишком соблазняли школьников трудоднями и не отрывали их от пришкольного участка?
- По-моему, школьников не трудодни манят, - сказал Яков Ефимович, - а дела наши… Значит, у ребят сил много накопилось, тесно им на пришкольном клочке земли… Да и то сказать, не всегда ребята довольны учением в школе. У нас на колхозном поле машинная техника, передовая агрономия, а ребята у вас на грядках с лопатой да цапкой копаются, никаких масштабов не видят. Вот их и тянет на простор…
Фёдор Семёнович не нашёл что возразить. Он и сам давно замечал, что школьное обучение отстаёт от запросов жизни.
Колхозу нужны были грамотные люди, мастера сельского хозяйства, а многие юноши и девушки, закончив десятилетку, спешили уйти в город и больше не возвращались в деревню.
Те же из выпускников, кто оставался работать в колхозе, порой очень слабо разбирались в земледелии, и им приходилось учиться заново у опытных хлеборобов.
«Наук превзошли много, а как хлеб да картошку выращивать, понятия не имеют», - нередко жаловались бригадиры на молодых колхозников.
Яков Ефимович лукаво взглянул на директора школы и усмехнулся:
- А вы слыхали, как на днях ваши десятиклассники оконфузились?
- Что такое? - насторожился Фёдор Семёнович.
- Послал бригадир трёх ребят на склад за минеральными удобрениями, а они и привезли вместо калийной соли две тонны суперфосфата. Ну, бригадир их и просмеял: чему, мол, вас только в школе учат?
- Это Марии Антоновны вина, нашей преподавательницы химии, - недовольно заметил Фёдор Семёнович. - Очень уж она колхозных дел сторонится…
Разговор с Яковом Ефимовичем ещё больше встревожил директора школы. Он понял, что учителям теперь придётся серьёзно подумать о том, как обучать ребят.
Встретив как-то раз на улице преподавательницу химии, Фёдор Семёнович не утерпел и рассказал ей, как оконфузились десятиклассники, не сумев отличить калийную соль от суперфосфата.
- Это уж на вашей совести, Мария Антоновна, учтите!
Преподавательница химии, высокая и сутулая женщина в очках, с недоумением пожала плечами и ответила, что она ведёт занятия строго по программе, которая, как известно, не рассчитана на подготовку специалистов по удобрению полей.
- Какие там специалисты! - махнул рукой Фёдор Семёнович. - Хоть бы школьники азы усвоили, как увязать химию с сельским хозяйством… - И он спросил, как думает Мария Антоновна в новом учебном году вести занятия.
- А что, разве есть какие-нибудь изменения в программе?
- Программа пока не меняется… Но жизнь требует внести кое-какие поправки. Очень уж порой книжно и оторванно от живой практики преподаём мы свои предметы. И вы, Мария Антоновна, в особенности…
Преподавательница химии вспыхнула и сухо заявила, что она девятый год преподаёт свой предмет, ребята у неё преуспевают и переучиваться ей уже поздно.
- А придётся, Мария Антоновна… Всем нам придётся переучиваться… Жизнь того требует.
* * *
Хлеба между тем поспевали.
- Завтра начинаем уборку! - предупредила Марина членов своей бригады.
Ребята переглянулись и подтолкнули Костю: почему же о них бригадир не сказал ни слова?
- Марина! - выступил вперёд Костя. - Можно, и мы в вашей бригаде будем работать?
Марина внимательно осмотрела подростков:
- Попробуйте, коли охота… Посмотрю, какие вы до настоящей работы жадные…
- Слышали, что Марина сказала? - озабоченно спросил Костя, когда ребята возвращались с поля. - Уборка для нас вроде экзамена. Покажем себя - примут нас в бригаду, а сорвёмся - лучше и носа в поле не казать.
- Само собой! - согласился Паша. - Взялись за гуж - тяни-вытягивай.
- А нырки, легкоходы бригаде не нужны! - Костя грозно посмотрел на Алёшу. - И мы тебя, Прахов, силой не держим: жарко в поле - сиди дома, в тенечке, или за рыбой ходи… Вольному воля…
- Слово даю, больше этого не будет! - заверил Прахов, смущённый строгим тоном Кости.
Ребята подошли к колхозу.
В кузнечном «цехе» гулко звенело железо - Яков Ефимович с подручными заканчивал ремонт уборочных машин. Неожиданно в тишину вечера ворвался протяжный, воющий звук - это проверяли новую молотилку. Заново покрашенные в сизую краску крылатые жатки и лобогрейки, как большие птицы, мирно прикорнули под навесом, готовые с первым проблеском зари сняться и полететь в поле.
Ребята шли по улице, а навстречу им тянулись бригадные кухни, бочки-водовозки, подводы с сортировками. И всё это двигалось за село, к полевым таборам.
- Это как на фронте! - восторженно заключил Прахов. - Идут, идут, а утром как бабахнут… как дадут жару!..
Около колхозного клуба ребята столкнулись с Варей и Митей Епифанцевым, и те сообщили им новость: правление обратилось ко всем учителям и школьникам с призывом помочь колхозу в уборке урожая. Восьмой класс выходит в поле почти в полном составе.
- Вы как? Согласны? - спросила Варя. - Вас куда записать? На возку зерна или к молотилке?
- Здравствуйте, с добрым утром вас!.. - поклонился Костя. - Как спалось, что виделось?
- Я же серьёзно спрашиваю, - обиделась Варя.
- Да мы уже включились! - развеселился Алёша. - Давным-давно во второй бригаде работаем.
- У сестры?
- Вот именно! Она нас к комбайну ставит… целиком и полностью доверяет.
- К комбайну вас и на сто шагов не подпустят, - не поверил Митя.
Варя со смешанным чувством удивления и любопытства вглядывалась в Костю.
А может быть, и в самом деле мальчик не только сгоряча сболтнул тогда, что будет работать в поле вместе со взрослыми? Он же упрямый, Ручьёв, от своего не отступится…
- А вы как у сестры в бригаде - на время или постоянно? - осторожно спросила она.
- Там видно будет… - уклончиво ответил Костя.
Варя покачала головой и кивнула Мите:
- Запиши там Костину группу… да пойдём по домам - надо всех наших ребят поднять на завтра.
Они зашагали вдоль улицы.
- «Птенчика» будем звать? - спросил Митя, остановившись около дома Кораблёвых.
- Как же, обязательно! - решительно сказала Варя. - И брось ты, пожалуйста, эту кличку… Какой он «птенчик»!
- Что верно, то верно! - усмехнулся Митя. - Скорей бычок выше средней упитанности…
Витя Кораблёв сидел в горнице и плёл из конского волоса леску для удочки.
Выслушав Варю, он долго рассматривал леску - видно, соображал, что же ему ответить.
- Я бы с моим удовольствием, да вот на рыбалку собрался. И сестра хочет поудить! - Мальчик кивнул на сидящую у окна Галину, потом посмотрел на Варю: - Пойдём и ты с нами… Я такие места знаю - богатый улов будет!
- Нет уж, спасибо! Желаю тебе удачи! - сухо ответила Варя и потянула Митю к двери.
- Варюша, обожди минутку! - Галина Никитична поднялась и обратилась к брату: - Витя, а может, рыба потерпит?
- Так самое же время…
- Ничего, ничего… Порыбачим в другой раз. Наша рыба не уйдёт… Варя, запиши и меня, пожалуйста, в вашу группу.
- Галина Никитична, и вы с нами? - воскликнула Варя, выхватывая у Мити тетрадь. - На какую работу вас записать?
- А на какую угодно, - улыбнулась Галина Никитична. - Где больше ребят, туда и запишите…