Утром четвёрка приятелей чуть свет была уже в поле. Без конца и края тянулись спелые хлеба, перемежающиеся перелесками, коричневыми квадратами пара, делянками голубого овса и ярко-зелёной картофельной ботвы. Сейчас хлеба были волглые, сизо-дымчатые от росы, точно затянутые слюдяной плёнкой. Пока мальчики узкой полевой тропинкой пробирались к бригадному табору, их штаны и рубахи так намокли от холодной росы, будто ребята вброд перешли реку.

На углу делянки ребята заметили Марину Балашову. В том же белом платочке и голубой майке, что и вчера, она озабоченно оглядывалась по сторонам, то и дело трогала влажные колосья, и ребятам показалось, что бригадир со вчерашнего вечера так и не уходила домой.

- Переживает! - вполголоса заметил Алёша Прахов. - Наверное, всю ночь не спала.

- А ты как думал? Легко ли такой урожай убрать? - сказал Костя.

И правда, Марину многое беспокоило в это утро: подойдут ли вовремя колхозники, жатки, подводы, не запоздают ли комбайны из МТС? Особенно тревожила её обильная роса, выпавшая за ночь.

И мальчики, почувствовав душевное состояние бригадира, остановились поодаль.

Но Марина сама подошла к ним:

- Вы что это поднялись ни свет ни заря?.. Видали, росища какая, хоть купайся! Теперь жатву рано не начнем.

- Так и вы ни свет ни заря… - осторожно заметил Костя.

- Уж приметили… - усмехнулась Марина, потом вздохнула и задумалась. - А иначе и нельзя, ребята! За хлеб всегда душа болит.

Ветер за ночь утих. Колосья пшеницы стояли недвижимые, оцепеневшие и, казалось, совсем не замечали того оживления, что начиналось в поле. Тарахтя, проехали по дорогам жатки и лобогрейки и заняли свои боевые позиции по углам делянок. Около них, как орудийная прислуга, разместились вязальщицы снопов.

Подошли скирдовальщики с трезубыми вилами на плечах. Около полевого стана закурился синий дымок бригадной кухни.

И наконец со стороны МТС послышался рокот моторов.

- Комбайн, комбайн идёт! - восторженно завопил Алёша и полез на плечи Паше Кивачёву, чтобы первым увидеть машину. - Самоходный дали! Новенький!

- Пусти! Что я тебе - вышка, каланча?.. - Паша стряхнул Алёшу с плеч и деловито вгляделся в даль. - Сам ты самоходный! Самый настоящий «Сталинец». И не один, а два. На сцепе идут… А трактор гусеничный, «Челябинец».

Ребята помчались навстречу комбайнам. Окрашенные в голубоватый цвет, высоко вскинув коленчатые трубы для выгрузки зерна, они, точно корабли, величественно и неторопливо плыли в просторном пшеничном море.

Паша оказался прав: это действительно были два видавших виды комбайна «Сталинец», прицепленные один за другим. За комбайнами двигался полевой вагончик-общежитие, с дверью, с застеклёнными окнами, с койками, с радиоприёмником - комбайнёры любили жить прочно, домовито.

Комбайны и вагончик-общежитие тянул широкогрудый трактор «Челябинец», оставляя на полевой дороге ровные прямоугольники своих следов.

Сколько бы раз ни встречали ребята этот могучий гусеничный трактор, он всегда восхищал их своей богатырской силой. Гудела и сотрясалась земля, вой мотора заглушал голоса людей, и всем своим видом трактор, казалось, говорил: «А ну, попробуйте, остановите меня!» И высоковские мальчишки могли без конца бежать за трактором, слушать его свирепый рёв и кидать под светлые лязгающие гусеницы палки, ветки деревьев, фуражки.

- Ну, что я говорил! - с довольным видом кивнул Паша на трактор, словно тот прибыл к ним в колхоз, послушный его слову. - Теперь наши с «Челябинцем» не пропадут!

Но Алёшу посрамить было не так легко.

- А я самоходный комбайн всё равно видел! Третьего дня в Почаево шёл. Вот это техника! - И он, улучив момент, вспрыгнул на подножку комбайна и забрался на верхнюю площадку, где стоял знакомый ему штурвальный.

Вскоре комбайны остановились. Вагончик-общежитие оттянули в сторону, на заранее приготовленную площадку. Около комбайнов собрались колхозники.

Марина принялась договариваться со старшим комбайнёром Лычковым о порядке работ. Ребята крутились около взрослых, надеясь, что, быть может, и им перепадёт какая-нибудь работа у комбайна. Но Никита Кузьмич, заметив ребят, строго сказал, что комбайн - машина строптивая и, не ровен час, прищемит шестерёнкой чей-нибудь любопытный нос или палец.

- Ты бы их на тихое место определила, - заметил он Марине. - Скажем, колоски собирать. Ученики всё-таки, школяры!

- На колоски! - возмутился Костя. - Да что мы - третий класс, малолетки какие!

- Эге! - нахмурилась Марина. - Ты, я вижу, с норовом. А кто в поле хозяин?

- Ладно… - вздохнул Костя. - Как скажете, так и будет. На колоски так на колоски…

- Вот так-то лучше!

Но ребятам в этот раз неожиданно повезло. Старший комбайнёр Лычков сказал Марине, что ему на комбайн к соломокопнителю нужны два расторопных хлопца. Работа несложная: знай вовремя опрокидывай соломокопнитель и, главное, не заглядывайся на ворон.

- Это по мне… Я такую работу знаю, - выскочил вперёд Алёша.

Как ни хотелось Косте самому на комбайн, но, зная нрав Алёши, он скрепя сердце согласился:

- Ладно, занимай позицию. И Новосёлов с тобой.

- И ещё два хлопца требуются, - сказал Лычков: - воду подвозить к комбайнам.

Костя даже похолодел от обиды. Возить воду, да ещё на упрямых, ленивых быках! Он посмотрел на Пашу: тот, как и обычно, был спокоен и невозмутим. Потом, оглянувшись, поймал на себе взгляд Марины.

- Есть возить воду! - вспыхнув, откозырял Костя Лычкову.

Свежий утренний ветерок унёс за горизонт пелену облаков, восток заалел, неторопливо поднялось солнце, и порозовевшее пшеничное море покрылось лёгкой зыбью.

Роса мало-помалу спала.

Лычков в последний раз запустил руку в пшеницу - достаточно ли она просохла, - переглянулся с Мариной и подозвал к себе учётчика:

- Радируй в эмтээс! Начинаем!

Учётчик побежал в вагончик и, включив полевую радиостанцию, передал в усадьбу МТС, что комбайновый агрегат бригадира Лычкова в четыре тридцать начал уборку хлебов.

Комбайны тронулись.

Костя с Пашей, как заворожённые, шагали рядом с машинами.

Неуклюжие с виду ящики комбайнов вдруг ожили и удивительно преобразились. Пришли в движение все неподвижные, загадочные до сих пор шестерёнки, звёздочки, валики, цепи. Где-то в середине комбайна сердито взвыл стальной клыкастый барабан, нагоняя свистящий ветер; в хвосте машин запрыгали большие и маленькие решёта, словно непокорный и сильный зверёк бился в клетке и не мог вырваться на волю.

Но вот наступило и самое интересное. Стоящий на верхней площадке комбайна штурвальный, торжественный, как часовой на посту, опустил почти до самой земли длинный зубчатый стальной нож. Нож пришёл в движение, подрезал под корень стебли пшеницы, и бегущее брезентовое полотно понесло их к клыкастому барабану. Прошли секунды - и в огромную клетку соломокопнителя полетела лёгкая шелковистая солома, из коленчатой трубы в железный ящик - бункер - янтарной струёй потекло зерно.

Здравствуй, добрый урожай!..

- Вот это машина! - почтительно сказал Костя, провожая взглядом комбайны. - Прямо-таки за сто людей работает: и жнёт, и молотит, и веет…

- Ничего не скажешь, - согласился Паша. - Кто строил - с головой был человек…

Мальчики направились к полевому табору, получили волов, запрягли их в телеги и поехали за водой. Быки с таким царственным высокомерием и медлительностью тянули по пыльной дороге бочку с водой, что никакая сила в мире - ни хворостина, ни мольба, ни грозный окрик - не могла заставить их прибавить шагу.

К тому же они имели привычку частенько ложиться посреди дороги и отдыхать, сколько им вздумается.

Костя выходил из себя, орал на быков, но Паша был невозмутим и утешал приятеля:

- А ты плюнь, береги жизнь молодую… Быки, они и есть быки - у них такой режим дня: час поработали - десять минут передышки.

Прислонившись к бочке с водой, Паша даже ухитрялся немного подремать.

Кроме всего, путь водовозов пролегал как раз мимо полевого тока, где около сортировки работали девочки.

- Ребята, какой марки у вас машина? - фыркая, кричали они. - Не «Му-два»?

Паша, которому очень понравилась такая кличка, смеялся вместе с девочками, а Костя проезжал с каменным, неподвижным лицом и оставался глух и нем к шуткам.

Лычков был доволен ребятами: воду они всегда доставляли вовремя. Но зато беспокоила его выгрузка зерна из бункеров. Две подводы, запряженные лошадьми, с трудом успевали отвозить пшеницу от комбайнов к полевому току. То и дело над комбайнами взвивался красный флажок, сигналя возчикам, что бункеры полны зерном и их пора разгружать. Но подводы были ещё далеко, и комбайнам приходилось останавливаться и ждать. Лычков потребовал от Марины ещё одну подводу. Та пообещала, но свободной подводы всё не находилось.

- Большая машина, а простаивает из-за какой-то телеги. Паршивое дело! - обиделся Костя и с досадой заговорил о том, что их водовозная работа - не работа, а дом отдыха, и для доставки воды за глаза достаточно одной пары быков. - Надо что-то смекнуть, Паша!..

И ребята смекнули. Раздобыли у завхоза две пустые бочки, поставили их на концах делянки и наполнили водой. Пока расходовался этот водяной запас, успевали подвезти воду на одной паре быков, а вторая пара оказалась свободной.

Костя запряг её в телегу-бестарку и заявил Лычкову, что он будет помогать возить зерно. Однако нагрузить зерно на ходу никак не удавалось. Медлительные быки не поспевали за ходом «Сталинцев», приходилось останавливать машины и ждать, пока шла выгрузка пшеницы.

Лычкову это не понравилось:

- Так я за день с добрый час времени потеряю. Не пойдёт это дело!

Костя бросил на быков негодующий взгляд и погрозил им кулаком:

- Эх вы, лбы чугунные! Зачем только корм на вас тратят! Прицепить вас к комбайну за дышло да тягать, как на буксире…

- Как, как? - прищурившись, спросила Марина.

- На буксире, говорю! - с отчаянием принялся объяснять Костя. - Трактору, ему что… хоть десять таких тихоходов потянет.

- А ведь хитро! - засмеялась Марина. - Слушай, Лычков, подхватывай смекалку: цепляй быков к комбайну.

- Шутки шутишь, товарищ Балашова? - обиделся комбайнёр. - Что я, к вам в колхоз быков дрессировать приехал?

- Не выдумывай ты, Ручей, - шепнул приятелю Паша Кивачёв. - Не станет же комбайнёр из-за наших быков технику позорить.

- А может, с учителем посоветоваться или с Яковом Ефимовичем? - не сдавался Костя. - Они не меньше Лычкова понимают.

Разговор с комбайнёром ни к чему не привел, но Марина не успокоилась и в обеденный перерыв рассказала о Костиной выдумке Сергею и отцу.

Сергей от души расхохотался.

- Смех смехом, а догадка-то со смыслом, - заметил Яков Ефимович. - Пойдёмте-ка к Лычкову.

Все направились к комбайну.

Яков Ефимович осмотрел машину и объяснил Лычкову, что незачем таскать на буксире ленивых быков, а достаточно прицепить к комбайну пустую телегу.

- Это другое дело, это можно! - согласился комбайнёр.

За ночь Яков Ефимович приделал к телеге железный прут с крючком.

Утром, когда подали сигнал, что бункер пора разгружать от зерна, Костя заехал вперёд комбайна и выпряг из телеги быков. Поравнявшись с телегой, комбайн остановился. Мальчик быстро прицепил к нему телегу, и «Сталинец» вновь тронулся. Но теперь рядом с ним двигалась телега-бестарка, и в неё сильной, тяжёлой струёй текло из бункера зерно. Как только подвода наполнилась пшеницей, комбайн опять на минуту остановился. Костя немедленно отцепил телегу, запряг быков и отвез зерно на ток. За день он совершил более десяти таких рейсов.

Теперь комбайны не простаивали из-за разгрузки зерна, и Лычков был очень доволен. «Костюшкина сцепка», как назвала её Марина, многим пришлась по душе, и Сергей приказал оборудовать ею ещё несколько бычачьих упряжек.

Алёша Прахов всячески превозносил конструкторские способности Кости Ручьёва и переименовал бычачью упряжку из «Му-два» в «Торпедо-два».