Утром школьники вышли чинить сараи. Строителей набралось человек двадцать — все ученики старших классов. Летом вместе с учителем физики Петром Акимовичем они ремонтировали школу. Кроме того, пришло с топорами и пилами ещё немало других мальчишек, «рядовых, необученных», как они себя называли, но уверенных, что чинить сарай — дело пустяковое.

Прохор Михайлович вместе с Федей и Сашей наладил школьный трактор, и ребята принялись подвозить к сараям с колхозного склада брёвна, доски, кирпич.

— Та-ак… — усмехнулся Пётр Акимович, оглядев мальчишек. — В топорики поиграть собрались.

— А что? Не боги горшки обжигают, — заявил Улька. — Я с батей сколько раз сараи чинил. Были бы доски да гвозди.

— Хочешь сказать, тяп-тяп — и готово. Нет, так не пойдёт. А ну-ка, други мои, давай на сортировку.

Пётр Акимович разбил ребят на группы. Понимающих толк в строительном деле поставил тесать брёвна, менее опытных — выгребать из сараев мусор, жечь костры, а ребятишек из младших классов за ненадобностью отослал домой.

Вскоре подвезли доски, тёс, брёвна, кирпич, ящики с гвоздями.

Ребята заменяли в сараях подгнившие брёвна, настилали полы, потолки, крыли крыши, утепляли соломой стены.

Сначала многое не ладилось. Не так просто оказалось затёсывать брёвна.

— А ну-ка, делай, как я! — Пётр Акимович без лишних слов показывал, как нужно правильно держать топор.

Феде и Саше учитель поручил изготовить ворота для утятника. Ворота должны быть одинарные, с обвязкой, средником и подкосом из брусьев.

Ребята смастерили их довольно быстро, но, когда ворота навесили на петли, они никак не хотели входить в дверной проём.

— Перекос, брат… На глазок ничего не получается. Будем переделывать, — со вздохом признался Саша и, вооружившись метром и угольником, долго определял размеры и вёл расчёты.

Дней через пять дряхлые сараи было не узнать — получились вполне приличные помещения для утят. Но теперь предстояло самое сложное: в утятниках надо было класть печи.

Колхозный завхоз привёл откуда-то печника — приземистого, румянощёкого старичка с окладистой бородкой. Печник ласково сказал: «Бог на помощь трудовому люду», осмотрел утятник, спросил, какая требуется печка, и, пошептав что-то про себя, заломил такую бешеную цену, что у завхоза перекосилось лицо.

— Не имею такого бюджета. Обязан председателю доложить. — И он направился в правление колхоза.

— Да он же хапуга, этот печник! — вполголоса вырвалось у Феди.

— Не греши, отрок, не оскверняй себя такими словами. По закону беру, как есть я первостатейный мастер на всю округу и, можно сказать, академик по печному делу.

Ребята вопросительно посмотрели на Петра Акимовича — кто-кто, а он-то действительно мастер на все руки. И электропроводку может провести, и радиоприёмник собрать, и мотор починить. А когда надо было построить помещение для школьных мастерских, Пётр Акимович всё взял на себя. Сам составил проект, смету, научил ребят выкладывать из кирпича стены, готовить раствор, возводить стропила. Кажется, он и печки умеет перекладывать.

И учитель всё понял.

— Пётр Акимович, можно этого рвача в шею выгнать? — шёпотом спросил Федя.

— Пожалуй, стоит. Хотя будем дипломатами. — Пётр Акимович подошёл к печнику. — Уходите с миром, божий человек… Как-нибудь сами управимся.

Добрых пять дней длилась кладка печей. Ребята месили глину, подавали учителю раствор, кирпичи, а сами зорко вглядывались, как мелькали руки Петра Акимовича, как он выводил печной свод, боров…

А в это время в школе Варвара Степановна проводила занятия с молодыми утководами. В звено записались почти все девочки девятого класса и несколько мальчишек. Они изучали анатомию и физиологию птицы, узнавали, как ухаживать за утками, как и чем их кормить, как добиваться высоких привесов.

Занятия занятиями, но Варвара Степановна понимала, что молодым утководам нужен умелый руководитель.

Евдокия Стрешнева посоветовала ей пригласить бабушку Фёклу Фонарёву, которая когда-то считалась в Родниках первостатейной птичницей. Теперь она перешла на пенсию, но колхозных дел всё же не сторонится.

— А совет, пожалуй, дельный, — согласилась Варвара Степановна. — Попробую воспользоваться.

Пригласив с собою девчат, записавшихся в звено утководов, она отправилась к бабушке Фёкле.

На пороге их встретила Таня.

— Вы ко мне? — растерялась она.

— И к тебе, и к бабушке, — сказала Настя. — Мы к ней целой делегацией.

Таня позвала с кухни бабушку. Люба Конькова сообщила бабушке Фёкле, что девчата пришли к ней с большой просьбой от имени школьной бригады, и принялась подробно излагать историю с «утиным фронтом».

— Знаю, знаю… — остановила её бабушка, кивая на снующих по полу утят. — Каждый день через этот фронт спотыкаюсь.

Тогда Люба попросила бабушку прийти к девчатам на вновь отстроенную ферму.

— Да вы что, — поразилась Таня, — бабушке уже за шестьдесят, она своё отработала… У неё законный отдых…

— А ты моим отдыхом не распоряжайся, — с досадой сказала бабушка. — Я хоть и не молодушка, а от дела не бегаю… Раз такую кашу с утятами заварили, надо её кому-то и расхлёбывать. — И она спросила у школьниц, кто из молодых утятниц будет у них за старшую.

— Пока ещё не избрали, — переглянувшись с учительницей, ответила Люба.

— Предлагали одной девочке взяться за это дело, но та всё ещё раздумывает… — сказала Варвара Степановна, покосившись на Таню.

— Что ж так? — полюбопытствовала бабушка Фёкла. — Осторожная, значит, девочка или работа не по нраву?

— Видимо, то и другое. Но мы ещё подождём, пусть подумает.

— А вы бы нашу Татьяну к утятам приставили, — посоветовала бабушка. — А то она нашумела на слёте, наобещала, а как до дела — так у неё всё из рук валится.

— Ну, при чём тут слёт? — покраснев, вспылила Таня. — Надо было — вот и обещала…

— Обещать-то оно легче лёгкого, — вздохнула бабушка и, оглядев школьниц, принялась расспрашивать, как они собираются на новой ферме кормить утят да ухаживать за ними. И что будут делать, если начнутся заболевания.

— Вот вам, девочки, и вступительный экзамен, — кивнула им Варвара Степановна. — Смотрите не подкачайте.

Узнав о том, что мать согласилась поработать на ферме птичницей, Кузьма Егорович был немало удивлён.

— Куда ты, старая?.. Пусть молодые управляются.

— А молодые, они тоже не все к утятам тянутся, — заметила Фёкла, — Вот хотя бы Татьяна наша…

— Откуда ты знаешь? — встрепенулась Таня.

— Земля слухом полнится. Вчера мальчишки на улице частушки о тебе горланили…

— Опять частушки?.. — насторожился Кузьма Егорович. — Погоди же, доберусь я до этих сочинителей! — И он заговорил о том, что Татьяне и в самом деле несподручно вожжаться с утятами. Она же бригадир в школе, выборное лицо, у неё и других дел полно.

— «Выборное лицо»! — усмехнулась бабушка. — Вот ты как судишь… Был бы почин объявлен, а остальное, мол, само покатится как по маслу. А ведь дело-то кому-то делать надо.

* * *

В школе только и разговоров было что о будущей утиной ферме. Дима Клепиков по этому поводу даже сочинил стихи и прочитал их Тане:

Таня сказала, что стишки так себе, хотя в стенной газете их, конечно, можно напечатать. Потом спросила: будет ли сам Дима работать птицеводом?

Пожав плечами, тот рассмеялся:

— Талантов не имею с утятами вожжаться. Вот если учётчик на ферме понадобится — это, пожалуй, мне подойдёт.

— А тогда зачем такие стихи сочиняешь?

— А я обо всём могу, — похвалился Дима. — У меня воображение такое. Поэты или там корреспонденты — они тоже ничего сами не выращивают, а пишут себе и пишут. Каждому своё…

«Нырок ты, ловчила», — с досадой подумала Таня и тут же спохватилась. А сама она как себя ведёт? Занятия по птицеводству посещает исправно, но своего согласия быть звеньевой до сих пор так и не дала. Неужели она боится утят, дежурств на ферме, черновой работы? Неужели у неё не хватит сил, чтобы доказать ребятам, что не такая уж она белоручка?

— А ты ведь тоже неплохо устроилась, — не унимался Димка. — Сагитировала бабушку пойти вместо себя на ферму — и будь здорова. Ребята об этом даже частушку сложили. Хочешь послушать? — И он вполголоса напел: — «Мы об утках говорим, речи произносим, а на ферму не хотим, бабушку попросим!»

— Да это же всё враньё! — возмутилась Таня. — И совсем я бабушку не упрашивала… она сама…

— Понимаю, всё это, конечно, ребячьи выдумки, — поспешил согласиться Димка. — Вот и надо по ним ударить. Может, мои стихи в районную газету послать? И в прозе ещё дописать, так, мол, и так, родниковская школа своими силами построила птицеферму и будет выращивать уток. Знаешь, как учителям будет приятно! И Кузьма Егорович будет очень доволен. Давай-ка вместе сочиним.

— Что, опять рапорт? — с опаской посмотрев на него спросила Таня.

— Да нет, просто заметку в газету. Голос с мест…

Таня искоса поглядела на Димку. Она знала, что тот частенько посылал свои заметки в районную газету, описывая в них то школьные дела, то успехи ученической бригады, то новости колхозной жизни. Подписывался Дима псевдонимом «Селькор Зоркий». Многим в деревне нравилось, что у них завёлся свой корреспондент. Директор школы одобрял старания Димы, а Кузьма Егорович нередко даже поручал ему по горячим следам написать в газету о колхозных успехах: о том, что они досрочно выполнили план сдачи молока, что раньше других вывезли удобрения на поля.

И Дима старался.

— Ну как, сварганим заметочку? — допытывался он сейчас. — Мы без всякой похвальбы… Напишем, как оно есть на самом деле. Ты, как бригадир, подкинь мне материальчик, а я оформлю. И подпишемся вместе.

— Нет уж, уволь, — отказалась Таня. — Хватит мне и одного рапорта на слёте…

Она не успела договорить, как в дом вошли девчата. С ними была и бабушка Фёкла.

— Там ферму открывают, — сообщила Люба Конькова. — Надо срочно утят по домам собирать.

Бабушка отвела Таню в сторону:

— Девчата сказывали, что они тебя за старшую в звене прочат. Так ты как — надумала или нет?

— Да, да… был такой разговор, — растерянно кивнула Таня. — Только я…

— Ну, думай, думай… А утята к тому времени уже взрослыми утками станут. — Отвернувшись, бабушка взяла корзину и принялась укладывать в неё утят.

— Давай, Таня, приступай, — сказала Люба. — Сегодня нам на дежурство выходить.

Таня бросилась помогать бабушке. Потом, кинув беглый взгляд на Клепикова, усмехнулась:

— К нам ещё Димка в звено просится. Он даже стихи сочинил. Попросим прочесть!

Но Дима, прихватив стихи, поспешил выскользнуть за дверь.