Утром Никитка забежал к Гошке и сообщил, что ему удалось уговорить отца пойти на рыбалку.

— Втроем пойдем, да? — спросил Гошка.

— Тятька сказал, что и других ребят можно позвать. Рыбы на всех хватит.

Мальчишки накопали червяков, отыскали Ельку, Таню, Борьку и, дождавшись дядю Васю, отправились на реку Чернушку.

Но путь к речке сегодня оказался необычным. Дядя Вася не пошел вдоль деревни, а свернул в переулок и направился в поле.

Шел он неторопливо, щурясь от яркого солнца и глубоко вдыхая теплый, настоенный на разогретых травах воздух.

По сторонам дороги росла кукуруза. Огромный массив уходил далеко к перелескам. Статные крепкие стебли с изумрудными шелковистыми листьями стояли ровными шеренгами и еле слышно шелестели по ветру.

Дядя Вася вошел в посевы, словно в озеро, примерился к стеблям кукурузы — они доходили ему до пояса, — прошел с сотню шагов вдоль участка, потом зашагал поперек.

— Ладная кукуруза, — похвалил он. — И посеяна аккуратно, квадратами. Удобно будет культиватором ее обрабатывать.

За кукурузой начиналось гречишное поле. Невысокие прямые строчки посевов тянулись далеко к горизонту, красноватые стебли были усеяны нежно-розовыми бутонами — еще день-другой, и бело-розовыми соцветиями покроется поле, запахнет медом, привлечет к себе армию тружениц-пчел.

Похвалил дядя Вася и гречиху. Еще бы: уже столько лет не сеяли ее на колхозной земле и вот наконец-то вспомнили. Дальше пошли посевы гороха, бобов, люцерны, сахарной свеклы.

Дядя Вася давно сошел с полевой дороги, шагал межниками, поворачивая то направо, то налево, иногда обходил делянки кругом и часто забредал в посевы.

Ребята сообразили, что они ни на шаг не приблизились к речке, и вопросительно посмотрели на Никитку.

— Тятька, — напомнил тот отцу, — опоздаем мы на рыбалку! Никакого клева не будет.

— Ничего, наша рыба от нас не уйдет, — успокоил дядя Вася, нетерпеливо окидывая взглядом посевы. — Очень уж я по земле стосковался. Давайте-ка еще на пшеницу посмотрим.

Он вошел в заколосившуюся пшеницу, нагнулся к усатым колосьям, осторожно провел по ним ладонью. Потом сделал несколько шагов вперед и, наклонившись еще ниже, принялся вырывать сорную траву.

— А вот это уже непорядок, — с досадой заговорил дядя Вася. — Гляньте только, здесь полный набор этой пакости. И осот, и лебеда, и васильки. То ли землю плохо обработали, то ли засоренным зерном посеяли. Чего же бригадиры-то смотрят?

Елька, достав из кармана лыжных штанов карандаш и тетрадку, быстро что-то записала и, заметив недоуменный взгляд дяди Васи, пояснила:

— Мы тут следим за всем... наблюдаем. А потом правлению сигналы подаем, по радио рассказываем.

— Придется, наверное, всем пионерам на прополку выходить, — заметила Таня. — Вон их, сорняков, сколько! Тьма-тьмущая.

— Куда там! — сказал дядя Вася. — Это вам не полоска единоличная, а целое поле, море разливанное. Никаких сил на прополку не хватит.

— Самолет надо заказать, — сказал Борька. — Побрызжет сверху на посевы, и все сорняки повянут. Я видел в совхозе.

Дядя Вася согласился, что без техники здесь не обойтись, и посоветовал ребятам сегодня же сообщить Николаю Ивановичу о сорняках.

После пшеницы дядя Вася стал более настороженно присматриваться к посевам: то обнаруживал незасеянное место, то большие комья земли, то борону, забытую на краю участка, должно быть, еще с весеннего сева.

— Пиши, пиши, бери на заметку, — говорил он Ельке. — Пусть бригадирам жару дадут.

Но больше всего обеспокоили дядю Васю пустующие участки земли.

На одном из концов загона, густо заросшем травой, он увидел Митьку Кузяева и Ваню Вьюркова. Мальчишки серпами срезали траву и набивали ею мешки.

— Это что за мешочники такие? — спросил их дядя Вася. — Зачем вам трава, ребята? У вас, Митя, кажется, и коровы-то нет?

— А они на продажу, — вполголоса пояснил отцу Никитка. — Наша мамка первая у них покупает.

— Опять вы на колхозном поле пасетесь? — строго спросил Митяя Гошка. — Сказано же вам — нельзя!

— А почему нельзя? — с вызовом спросил Митька. — Смотри, сколько травы пропадает на концах загонов. Ее только серпом и жать, сенокосилку сюда не пустишь. Все равно пропадет.

— А мы... мы для летнего лагеря будем ее косить, для поросят, — сказал Гошка, вспомнив жалобы матери на недостаток зеленых кормов.

— Ну и косили бы, — фыркнул Митька. — Травы на всех хватит. А то твердят, как попугаи: «Нельзя, нельзя...»

— Беда не велика, что Митя траву жнет, — вмешался в разговор дядя Вася. — Вы, ребята, лучше о другом подумайте: почему такой большой конец загона оставлен невспаханным и незасеянным? Значит, трактористы забыли. А сюда посмотрите. Вот одна полевая дорога, вот другая, и обе в одном направлении. Вон и третья накатана — наискось, через поле. И это только в одном месте.

— Да я таких мест хоть десяток вам покажу, — заметил Митяй и принялся перечислять незапаханные участки земли.

— Вот-вот, — поддержал его дядя Вася. — Если все поля обойти, немало потерянной земли можно будет обнаружить. А ведь наверняка все эти концы загонов и дороги числятся в колхозе как посевы. Нет, не по-хозяйски еще в колхозе живут. Расточительствуют, разбрасывают добрую землю.

Ребята переглянулись. Сколько раз они бывали в поле, ходили по этим дорогам, видели нераспаханные концы участков, а им и в голову не приходило, что это расточительство.

Елька вновь достала свою тетрадочку.

— Чего там строчить прежде времени? — остановил ее дядя Вася. — Коль вы дозорные да разведчики, обойдите-ка поля, замерьте все ненужные дороги, незапаханные концы загонов, ложбины, овраги, подсчитайте, а потом доложите правлению.

Ребята согласились, что обязательно займутся поисками «потерянной» земли.

Кивнув приятелю, Митяй вскинул на плечо мешок с травой и направился на другой конец загона.

— Что ж, ретивые, а Митька-то, выходит, опередил вас, — усмехнулся дядя Вася. — Вы все еще собираетесь да раскачиваетесь, а он уже все поля знает.

— Надо Митю с собой позвать, — предложила Елька. — Пусть он у нас за проводника будет, когда в поле пойдем.

Мальчишки неловко потоптались на месте.

— А что? И возьмем! Он много чего знает, — поддержала подругу Таня и сказала, что напрасно они сторонятся Митьки Кузяева.

— Да ну его! — отмахнулся Борька — Шарага он, ловчило. Всю компанию нам испортит. Помните, что он с Гошкой сделал? А с Никиткой?

— Ох и чистюля ты, Борька! — вспыхнув, набросилась на брата Таня. — Тебе бы только и водиться с теми, кто без сучка, без задоринки. А знаешь, как Митьке живется, как ему дома плохо?

— Чего ты кричишь на меня? — оторопев, попятился Борька и кивнул на Гошку с Никиткой. — Лучше вон ребят спроси. Митька им больше всех насолил.

Таня с Елькой вопросительно посмотрели на Гошку с Никиткой.

— Чего там старое поминать, — махнул рукой Никитка. — Принять Митяя к себе — и делу конец.

— Я с ним драться тоже не собираюсь, — насупившись, сказал Гошка, — но и ручки жать ему не буду.

— Ну и ну! — покачал головой дядя Вася. — Туго у вас тут узелок затянулся. — Он кинул взгляд на солнце и заторопил всех на рыбалку.

В этот день Митяй притащил с поля более двух десятков мешков с травой и продал их Ульяне Краюхиной. Но заплатила она мало, денег почти не дала, сказав, что потом рассчитается с отцом или Полиной, которые брали у нее какие-то продукты.

Поздно вечером, злой и усталый, Митяй вернулся домой.

Прошел темными сенями, нащупав скобу, осторожно приоткрыл дверь в избу. В доме никого не было. Митька облегченно вздохнул и почувствовал, что он голоден. Заглянул в печь, но там ничего горячего не нашлось. Поев холодной картошки, Митька забрался на печку и задремал.

Проснулся он от приглушенных голосов за дощатой перегородкой в кухне. Разговаривали Митькин отец и мачеха.

— Ну что ж, пригожий мой, — насмешливо говорила Полина, — когда сходился, золотые горы сулил, жизнь райскую. А тебя даже из поросячьего начальства выгнали, в рядовые, черновые затуркали. Хоть бы в кладовщики устроился.

— Не сошлись взглядами с новым председателем, — отозвался отец. — Карасев моих дельных советов слушать не желает, всех своих помощников перешерстил. А так он далеко не уедет. Ну, да председатель еще пожалеет обо мне, спохватится!

— Как бы нам с тобой раньше не спохватиться. У меня в сельпо недостача обнаружилась. Как мы ее с тобой покрывать будем? — Полина назвала сумму недостачи, и отец невольно ахнул:

— Многовато накапало!

— А ты не ахай! — рассердилась Полина — Не на себя извела, с тобой вместе тратили. Пили-ели сытно, твоих дружков угощали, дом вот обставили. Митьку обрядили — тоже в копеечку влетело, дочке твоей в город деньги посылали.

Митька поежился и теснее прижался к мешкам с теплой пшеницей.

«Тоже мне обрядили, — с неприязнью подумал он. — Уцененные штиблеты купили да костюм из старья перешили».

— Что же ты молчишь? — не скрывая раздражения, вновь заговорила Полина. — Думать надо, пошевеливаться. Не покрою недостачу завтра — на ревизора напорюсь. В суд потянут, статью подберут.

— Что же я могу, Поля? — тяжко вздохнул Ефим.

— А где дружки твои? — продолжала Полина. — Пить-гулять— так они тут как тут. Вот иди потряси их. А там как-нибудь выкрутимся, расплатимся с ними.

— Так ведь сумма какая!

— Хорош суженый, нареченный! Как до беды — так он в кусты! — Полина зло всхлипнула. — Тогда считай, что меня уже засудили. Можешь передачи мне готовить. Только знай: потом я в Клинцы и носа не покажу.

Ефим принялся утешать Полину.

Митька зажал уши. Раз мачеха пустила слезу, теперь отец для нее все сделает. И верно: вскоре он ушел, вернулся через час и вручил Полине сверток с деньгами.

Утром, когда Полина ушла на работу, отец разбудил Митьку и, пряча глаза в сторону, хмуро сказал ему:

— Слыхал, поди, вчерашний наш разговор? Так вот знай. В долгах мы сейчас по самую маковку. И пока не расплатимся, ремешок придется затянуть потуже. Деньги копить будем. Так что промышляй как только умеешь. Маху не давай, лопухом не будь.