Весна была в самом разгаре. Всё кругом зеленело, цвело. Чёрные, как угли, скворцы давно уже поселились в скворечне на высокой берёзе, справили новоселье и теперь домовито занимались своими птичьими делами.

Не отставали от них и ласточки. Они, как молнии, прочерчивали воздух и исчезали под застрехой, где у них из комочков глины были слеплены гнёзда.

Кот Шмяка, драный, кривой, в жёлтых подпалинах, уже несколько раз пытался забраться на берёзу или под застреху, но Гошка всегда был начеку. В кота летели комья земли, палки, камни. Шмяка мгновенно спускался на землю и очертя голову исчезал за углом дома.

С наступлением весны Митька Кузяев со своим дружком Ваней Вьюрковым развернули бурную деятельность.

Мальчишки обламывали в лесу ветки цветущей черёмухи и, набив ею корзины, шли на станцию, где продавали по рублю букет.

Потом они принялись таскать из леса мешки с травой для коров и поросят, резали гибкие прутья для корзин или обдирали сочную кору с лозняка, с лип, с дубков и сушили её на солнце. Кора подсыхала, сжималась, темнела, и густой пряный запах прочно держался на улице.

— А мы что ж с тобой? — донимал Гошку Никитка. — Сидим, как калеки какие. Мамка говорит, что можно и корьё драть, и черёмуху ломать, и лечебные травы собирать для аптеки. Глядишь, и подзаработаем малость.

— «Подзаработаем»! — передразнил Гошка. — И ты туда же, как Митяй.

— А что ж такого? — принялся оправдываться Никитка. — Весной все черёмухой торгуют. Уж так заведено. Видал, сколько ребят в лес ходит?

И верно: в лес тянулись почти все клинцовские мальчишки, они драли корьё, таскали охапками цветущую черёмуху, и со стороны казалось, что им удалось поймать белоснежное облако и поделить его на части.

«А может, и в самом деле в этом нет ничего особенного? — раздумывал Гошка. — Черёмухой густо заросли все овраги, цветёт она каждую весну буйно и пышно, и никому её не жалко. А мальчишкам от продажи черёмухи всё же небольшой приработок — кому на обновку, кому на билет в кино».

— Ладно, сходим и мы, — согласился Гошка. Да и как было не сходить!

Всю зиму, с самой грибной осени, не заглядывали они в лес. Как-то там поживает белоствольная берёзовая роща, частый, непроходимый осинник, сумрачные, разлапистые ели, пол которыми, как в палатке, можно переждать любой дождь, и, наконец, великаны дубы — поднимайся по ним, как по лестнице многоэтажного дома, и осматривай всю округу.

А что там выросло навстречу солнцу на весёлых лесных полянах, какие цветы и травы появились на опушках, что натворили в оврагах озорные весенние ручьи? А птицы? Кто из них вернулся в родные места? Поселился ли опять за оврагом соловей?

Особенно радовался походу в лес Никитка. Никто лучше его не умел мастерить из ивы и рябины голосистые свистки выслеживать птиц, находить съедобные травы и корни.

«Со мной можно хоть месяц в лесу плутать, — хвастал обычно он, — а всё равно сыты будем. Я все травы знаю».

Сборы были недолги.

Гошка с Никиткой наточили ножи, взяли по мотку верёвок, набили карманы хлебом, варёной картошкой, солёными огурцами — вот они и готовы.

В путь вышли рано утром.

Не успели мальчишки пройти мимо дома Покатиловых, как из второй его половины выскочила Елька Карасёва. За её спиной висел добротный брезентовый рюкзак с жёлтыми кожаными ремнями и множеством металлических пряжек. В руках она держала палку от лыж, а на шее висел бинокль. И хотя он был в чёрном кожаном футляре, ребята сразу поняли, что бинокль всамделишный, командирский, и в него можно увидеть чуть ли не самый край земли.

— Вы куда собрались? В поход? По какому маршруту? — быстро заговорила Елька, догнав мальчишек. — А почему без обуви, почему без снаряжения?

— Ну и вырядилась! — засмеялся Никитка. — Думаешь, мы за сотню вёрст собрались?

— И никакой это не поход, — недовольно сказал Гошка. — Просто мы в лес идём за черёмухой, за корьём. Кому что надо.

— Тогда и я с вами, — решительно заявила Елька, поправив на груди бинокль. — Будем изучать родную природу. Только надо побольше ребят созвать. Ну вот хотя бы всё наше третье звено. Пошли по домам!

— Мы уже ходили, — недовольно сказал Гошка. — Только никого дома нет, все разбрелись куда-то.

— Тогда пошли втроём, — махнула рукой Елька.

Гошка нерешительно потоптался на месте. Елька неплохая девчонка, смелая, честная, справедливая, с ней никогда не заскучаешь, но сегодня она заявилась совсем некстати.

Толкнув в бок Никитку, Гошка вдруг запрыгал на одной ноге:

— Ой! Ногу занозил. Колючка какая-то. — Он опустился на бревно и сделал вид, что вытаскивает из пятки занозу.

— Я ж говорила, что без обуви в поход нельзя! — встревожилась Елька. — Может, тебе ногу йодом смазать? У меня походная аптечка есть. Я в городе всегда санитаркой была.

— Ничего, обойдётся, — буркнул Гошка и подмигнул Никитке. — Раз санитарка говорит, значит, надо обуться. Пошли-ка по домам, а ты нас здесь поджидай, — сказал он Ельке.

Девочка присела на бревно, а мальчишки направились по домам.

Но как только они дошли до Гошкиной избы, так сразу юркнули в проулок и через усадьбы побежали к лесу.

— А как же Елька? — спросил Никитка.

Гошка нахмурился.

— Ей сегодня лучше не ходить с нами. Мы черёмуху ломать будем. А Елька ж городская, не поймёт.

— Это пожалуй, — согласился Никитка и завистливо вздохнул: — Вот только бинокль у неё что надо!

— А зачем нам бинокль? Мы и так видим.

Вскоре Гошка с Никиткой вступили в лес. За последние дни он волшебно изменился. Совсем недавно кусты и деревья были в красноватых почках, в серёжках-соцветиях, а сегодня всё покрылось молодой нежной листвой. Она просвечивала на солнце и переливалась десятками самых разнообразных зелёных оттенков, каких, пожалуй, даже не нарисуешь на бумаге.

Благодатные волны тёплого пахучего воздуха обмывали каждое деревце, затопляли весь лес, и он шумел радушно, приветливо, призывно, словно звал мальчишек поглубже забраться в зелёное царство.

— А ты знаешь, как это время называется, когда всё вот, так зеленеет? — неожиданно спросил Никитка, весь превратившись в слух и внимание.

— Кто же не знает? — ответил Гошка. — Весна.

— А по-другому? Помнишь, мы в книжке читали:

Радуясь солнцу, свету, молодой зелени, мальчишки принялись прыгать, скакать, валяться на траве. Находили съедобные корешки, листочки, очищали от кожицы стебли дудок и лакомились ими до того, что язык стало пощипывать. Нарвали по охапке цветов и тут же разбросали их, потому что на других полянках цветы оказались ещё красивее.

Потом ребята затеяли игру в войну. Они выслеживали друг друга, по-пластунски переползая в густой траве, маскировались в кустах; вооружившись рогатыми палками, разрушали «неприятельские крепости» — сбивали старые, трухлявые пни, раскидывали кучи валежника.

— Ой, Гошка, — спохватился Никитка, — а про черёмуху-то мы и забыли!

Они направились к оврагу, густо заросшему цветущей белокипенной черёмухой. Здесь вовсю орудовали клинцовские мальчишки.

На земле уже лежали большие охапки веток, но мальчишки старались наломать их ещё. Они по-кошачьи забирались на высокие деревца, отчаянно раскачивали их, пригибали к земле и с лихорадочной поспешностью обрывали ветки. Оголённые деревца, наиболее сильные и гибкие, пружинисто выпрямлялись, другие, надломившись, так и оставались лежать на земле.

А мальчишки словно ошалели. Чтобы не отстать друг от друга, каждый старался забраться на деревце повыше, раскачаться посильнее и приземлиться с победным торжествующим воплем.

Казалось, что по лесу прошёл свирепый ветер-бурелом.

— Зачем они так ломают? — жалостливо сказал Никитка, потянув Гошку за руку.

Из кустов вылез Митька Кузяев.

— А-а, дружки закадычные, — ухмыльнулся он. — Тоже на промысел вышли! А ну, давай не зевай — шуруй, пока не поздно!

Митька вытащил из-за пояса маленький топорик и принялся подрубать высокую стройную черёмуху в руку толщиной. Сжав кулаки, Гошка бросился к Митяю:

— Очумел ты! Зачем дерево губишь?

— Ещё чего!.. — удивился Митька. Он не договорил и насторожился. — Слышь, ребята, а за нами вроде следят.

Все прислушались. И верно: через лесную чащу кто-то пробирался.

Митяй подал команду отходить.

«Черёмушники», захватив охапки веток, побежали вдоль оврага. Гошка с Никиткой решили не отставать от них.

Запахло сыростью, прелым листом, появились заросли крапивы.

Вскоре мальчишки выбрались к родничку. Тихий и неприметный, он выбивался из склона крутого оврага и был обнесён невысоким срубом из замшелых старых брёвен.

Прозрачная студёная вода доверху наполняла сруб.

Мальчишки, как по команде, припали к родничку. Сначала пили воду перегнувшись через брёвна, потом зачерпывали её ладошками, потом тянули через тоненькие дудочки. Пили до того, что у всех заломило зубы и заболело в висках.

— Ну, браты черёмуховые, — сказал Митька, вытирая мокрый подбородок, — на сегодня хватит. Расходись по одному.

— А ты всё-таки жлоб, Митька, — заговорил Гошка. — Зачем с топором по лесу ходишь? Ну, рвал бы себе ветки черёмухи и рвал, а зачем деревья губить? Да ещё ребят подбиваешь.

— Тоже мне лесник-объездчик нашёлся! — фыркнул Митяй. — Да ты что, садил черёмуху, ухаживал за ней? Кому она нужна-то!

— А липы в лесу кто обдирает? А дубки? — наступал на него Гошка. — Тоже твоя работа?

— Ладно тебе, святая душа! Охолонись вот! — отмахнулся Митька и брызнул на Гошку водой из родника.

Но Гошка в долгу не остался и ответил тем же.

Забыв обо всём на свете, мальчишки схватили палки, стали бить ими по воде и брызгать друг на друга. Главное тут — занять боевую позицию и ударить по воде так, чтобы брызги разлетались широким веером и обливали противника с головы до ног. Лучше всего это удавалось Гошке. Но и Митька ему не уступал. Так они и «обстреливали» друг друга до тех пор, пока вода в срубе не стала мутной, будто в неё вылили чернила.

И вдруг «черёмушники» заметили девочку. С рюкзаком за плечами она стояла на обрывистом берегу оврага и, подавшись вперёд, рассматривала мальчишек в бинокль.

Стёкла бинокля блестели тусклым оловянным блеском.

— Это Елька! — вскрикнул Борька. — Как сова смотрит.

Гошка с Митькой опустили палки.

— Так вот вы зачем в лес ходите! Черёмуху ломать да воду мутить, — сказала сверху Елька и, опустив бинокль, стала спускаться к родничку.

Будто холодный ветер потянул вдоль оврага. Не глядя друг на друга, мальчишки метнулись за кусты и бросились бежать. Бежали так, словно за ними кто-то гнался. Крапива обстрекала мальчишкам руки и ноги, ветки деревьев поцарапали лица.

Опомнились мальчишки только на залитой солнцем лесной поляне.

Всем было не по себе — так позорно, по-заячьи, убежать от девчонки.

— И чего ей нужно, председателевой дочке? — с досадой сказал Борька. — Чего она ходит за нами?

— А всё равно Елька нас выследила, — вздохнул Ванька Вьюрков. — Видал, какой у неё бинокль! Она теперь всем, всем расскажет.

— Ясно, расскажет, — согласился Борька. — Вот теперь разговоров будет! — И он покосился на Гошку. — Это ты её в лес позвал?

Гошка нахмурился.

— Ладно, — пообещал он. — Я с ней поговорю… По-своему. Она и не пикнет никому.

Он приказал мальчишкам ждать его на поляне, а сам направился обратно к оврагу. Наверное, Елька ещё где-нибудь там.

И верно, девочка была у родника. Но не одна. Рядом с ней стоял дед Афанасий. В эти весенние дни он работал у трактористов водовозом. Сняв широкополую соломенную шляпу, он смотрел на взбаламученную чёрную воду в родничке и яростно тряс лысой головой.

— Ах басурмане! Ах пакостники! Всю воду испоганили. Так ты говоришь, это мальчишки назловредничали?

Присев за кустом лозняка, Гошка прислушался.

— Да, мальчишки. Целая компания, — еле слышно ответила Елька. — Я только подошла сюда, а они врассыпную.

— А чьи мальчишки, откуда? Наши, клинцовские?

— Нет, дедушка. Я бы клинцовских узнала… Какие-то чужие.

И хотя в зарослях лозняка, где сидел Гошка, было прохладно и даже сыро, но ему вдруг стало жарко.

— Эх, попадись они мне в руки… Я бы им, пакостникам, прописал ижицу! — погрозил старик. — Ну чем же я теперь трактористов поить буду?

— А вы, дедушка, подождите. Я сейчас канавку сделаю. Мутная вода стечёт, а свежая наберётся. — Елька схватила палку и принялась прокапывать от родника канавку.

— Э, милая, — махнул рукой возчик, — мне ждать некогда. День жаркий, парни пить хотят. И кухарке вода требуется. Придётся, видно, на речку ехать.

Он отошёл от родничка, сел на водовозку и, тронув коня, поехал вдоль оврага.

— Дедушка, а я здесь побуду! — крикнула ему вслед Елька. — Как вода отстоится, я скажу вам. — Она присела на колени, и палка ещё быстрее замелькала в её руках.

«Да так ей копать не перекопать», — подумал Гошка, чувствуя, как у него затекают ноги.

Осторожно выбравшись из лозняка, он вернулся на поляну, где его поджидали мальчишки. Митяя и Вани Вьюркова с ними уже не было.

— Ну как? Поговорил? — нетерпеливо спросил его Борька.

— Всё в порядке, — кивнул головой Гошка. — Айда за мной!

Он привёл мальчишек к родничку и, показав на работающую Ельку, сказал:

— Трактористам чистая вода нужна. Будем копать канаву. Кто чем может.

В дело пошли перочинные ножи, палки, острые камни. Елька, вытерев рукавом взмокшее лицо, с удивлением посмотрела на неожиданных помощников и, кажется, всё поняла.