Вскоре грузовик остановился у колхозного рынка. Ульяна выгрузила из трёхтонки свои корзины.

— Счастливой тебе расторговли, хозяйка, — ухмыльнулся Пыжов и кивнул на Никитку. — Молодые кадры, значит, готовишь? Ну-ну…

И он повёл машину дальше. Но за углом, у первой же чайной, затормозил и отправился обедать.

И тут Гошка с Елькой наконец-то выбрались из-под брезента и спрыгнули на мостовую. Посмотрели друг на друга и фыркнули — оба они были потные, красные, пропылённые.

— Вот так прокатились с ветерком! — пожаловалась Елька. — я чуть не задохнулась под этим брезентом. И пыль на зубах скрипит.

— Всё равно не зря ехали… узнали кое-что, — заметил Гошка. — А ты ещё говорила: хворая Ульяна, лекарства ей надо носить, грядки полоть. А она вон какая!

— Где же она справку-то о болезни достала? — растерянно спросила Елька. — Ей же тогда в правлении поверили все.

— Такая достанет. Из земли выроет, если надо.

— Что ж теперь с Никиткой-то станет? Так он и будет по базарам с матерью таскаться? Лук продавать, редиску. Потом клубника пойдёт, малина. Как это шофёр тётке Ульяне-то сказал: «Молодые кадры готовишь»?

— Она подготовит, — нахмурился Гошка. — А знаешь — пошли-ка на базар. Скажем этому «кадру» что надо.

Никитку Гошка с Елькой отыскали в овощном ряду. Длинные дощатые столы были заставлены корзинами с ранними овощами, ящиками с томатной и цветочной рассадой.

Продавцы наперебой расхваливали свой товар, совали покупателям в руки пучки зелёного лука и бело-розовой, чисто вымытой редиски.

Зажатый справа и слева двумя дородными молодухами в белых фартуках, Никитка стоял за высоким столом и еле слышным голосом лепетал:

— А вот лук, редиска. Кому лук, редиску? Покупайте лук, редиску…

— Вот он, торгаш, цветик лазоревый! — сжимая кулаки, зашептал Гошка. — И галстук пионерский спрятал, и голосок. такой медовый.

— Да где там медовый, — сказала Елька. — Он и торговать-то как следует не умеет. Лепечет чего-то себе под нос. Никто к нему и не подходит.

Придерживая Гошку за локоть, Елька протолкалась вместе с ним к Никитке и невинным голосом спросила:

— Мальчик, почём редиска?

— Ну, купец-делец, какие доходы за утро? — фыркнул Гошка.

— Ой, ребята! — растерялся Никитка. Голос у него совсем пропал. — Это вы? Откуда? Как сюда попали?

— Да уж вот так… — многозначительно ответил Гошка, окидывая презрительным взглядом корзины с луком и редиской. — Мы теперь о тебе с матерью всё знаем… насквозь.

— Знаете? — задохнулся Никитка.

— Да-да! И никакая она не больная, твоя мамаша, а просто притворщица. И со справкой всех обманула. Не хочется ей в колхозе работать, торговлей занялась, деньги гребёт. А ты у неё первым помощником заделался. Кадр ты торговый, агент — вот ты кто! — выпалил Гошка.

— Я — агент?! — Лицо у Никитки пошло пятнами. — Да я ж не сам по себе. Меня мамка заставила.

— «Заставила, заставила»! — передразнил Гошка. — Да я бы на твоём месте… — И он сделал решительный жест, словно хотел опрокинуть все корзины.

— Ладно тебе, — остановила его Елька. — Сам знаешь, какая мать у Никитки.

— Ладно, купец, торгуй-шуруй, наживай денежки, — бросил Гошка в лицо Никитке и махнул Ельке рукой — пошли, мол, отсюда, нам здесь делать больше нечего.

Никитка обмер.

Вот сейчас его дружки уйдут, вернутся в колхоз и всем расскажут, кто такая его мать. И про него, Никитку, тоже расскажут. И тогда уж ему ни на улицу не показаться, ни в клуб, ни в школу. Все будут показывать на него пальцем и говорить: «А это молодой торгаш Никитка Краюхин».

У мальчика перехватило горло. Он подлез под стол и, догнав Гошку с Елькой, схватил их за руки.

— Ребята, куда вы? Зачем? — сбивчиво забормотал он. — Ну хотите, я чего-нибудь такое сделаю? Хотите?

Гошка с Елькой обернулись.

— Что ты сделаешь? — спросила девочка.

— Ну вот… всю редиску разбросаю. И лук тоже. Или за так раздам. Без денег. — И Никитка вдруг сипло выкрикнул: — А вот редиска, лук! Всем бесплатно. — Он выхватил из корзины несколько пучков и принялся совать их в руки прохожих. — Бери, налетай! Денег не надо!

— Зачем же за так? — усмехнулась Елька. — Просто пусти свой товар подешевле.

— Вот-вот, — обрадовался Гошка, прислушиваясь к ценам, которые называли соседки. — Продавай пучок не по рублю, как эти выжиги, а по двадцать копеек. И дело с концом.

Через минуту трое друзей стояли у прилавка и, размахивая пучками редиски и лука, наперебой выкрикивали:

— А вот дешёвые лук, редиска! Двадцать копеек пучок! Двадцать копеек!

Торговки за столами зароптали — как это такие малявки смеют сбивать базарную цену! Видно, дело нечисто — уж не ворованные ли у ребятишек лук и редиска.

Но Елька объясняла покупателям, что эта зелень с пришкольного участка, и те охотно вставали к ребятам в очередь.

Через какой-нибудь час все корзины с редиской и луком были пусты.

— Что ж ты теперь матери скажешь? — спросила Елька у Никитки. — Она, поди, наказывала, чтобы ты подороже всё продал.

— Наказывала.

— А что ж теперь будет?

— Взбучка, наверное, — признался Никитка. — Как уж полагается.

— Так она тебя бьёт?

— Бить вроде не бьёт, а то за ухо прихватит, то ремнём опояшет.

— А ты скажи матери, что это мы тебя научили по дешёвке торговать, — посоветовала Елька. — Я и Гошка.

— Всё равно взбучки не миновать.

— А почему ты с Митяем так сошёлся? — ревниво спросил Гошка.

— Да не сходился я, — вздохнув, пояснил Никитка. — Мамка его траву нанимает таскать. И меня с ним посылает.

Ребята задумались.

— А я, пожалуй, к тятьке схожу, — помолчав, сказал Никитка. — Он уже три воскресенья дома не был. Про маму расскажу, про всё…

Гошка встрепенулся — в самом деле, почему бы Никитке не навестить отца. Человек он сознательный, работает на заводе и, уж конечно, сумеет защитить Никитку и пристыдить тётю Ульяну за её торговые дела.

— А ты знаешь, где твой отец работает? — спросил Гошка.

— А как же? На заводе «Красный металлист». Только я не помню, на какой это улице.

— Это на Кузнецкой, — подсказала Елька. — Пойдёмте, покажу.